***
Хао проходит сквозь пламя ровно через одиннадцать часов после того, как объявил об уходе своим последователям. Сверхдуша Духа Огня испаряется из тела, ноги касаются старого паркета. Дом пуст, внутри ни души, и, пожалуй, это к лучшему. Хотя здесь ему не нужны маски, не нужно притворятся… Между Хао, лидером Хошигуми, и Асакура Хао, сыном и братом, есть огромная разница. И ему определённо нужно немного времени, чтобы переключиться после долгого отсутствия в семье. Особенно с учётом нового дома. Больше десяти лет он называл своим домом только две квартиры. В тех стенах выросло его тело, его близнец стал самим собой, а мать, Кейко, проявила себя. Прошло уже столько времени, а он всё ещё не мог точно сказать, как именно она это сделала. Или что она доказала ему. Хотя результаты бесспорны. Рейши больше не заполняет его голову. Мысли других больше не вторгаются в его разум, стоит ему открыть утром глаза, он больше не может посмотреть на человека и мгновенно понять, говорят ему правду или ложь. С одной стороны, осознавать потерю способности всё ещё страшно, а с другой… никогда прежде он не знал такой покой. Один из призраков, обитающих в доме, высовывает голову из стены, чтобы посмотреть на него, Хао смотрит в ответ. Если Кейко не изгнала его, значит, о нём не стоит беспокоиться. К тому же, их новое жилище было так доступно именно из-за населяющих его духов. Никто не хочет жить с ними по соседству, ну, кроме шаманов, конечно. Это лишний раз доказывает, насколько глубоко чума денег поразила этот мир. Но Хао не хочет думать об этом сейчас. Сам он может отмахнуться от денег, плюнуть на правила приличия и жить в дикой природе, но Кейко и Йо сейчас привязаны к обществу. И Хао уступает им, даже если никогда не собирается ни владеть деньгами, ни пользоваться ими. Поставив сумку в коридоре, Хао идёт на кухню. Оттуда по дому разносится соблазнительный аромат ванили и шоколада. На столе стоит широкое блюдо с аппетитным печеньем. Только подойдя ближе, Хао замечает, что печенье на блюде разное. Некоторое имеет обычную круглую форму, другое – форму музыкальных нот. И есть печенье в виде звёзд – Кейко, конечно, ждала его прибытия со дня на день. Приподняв сетку, защищающую печенье от насекомых, Хао берёт одно печенье. Оно мягкое и крошится под его пальцами. Ещё тёплое. Должно быть, его вынули из духовки минут десять назад. Значит, Кейко только что ушла. А Йо… ну, Йо, наверное, занят обычными подростковыми делами. Или валяется под деревом и слушает своего ужасного музыканта. Хао не уверен, что из этого хуже, и совсем не собирается в этом разбираться. Хао откусывает печенье и направляется к лестнице. Ему не трудно перемещаться между странами, но смена часовых поясов… к этому ещё предстоит привыкнуть.***
Спустя какое-то время, чувствуя себя гораздо более свежим и отдохнувшим, Хао поднимается с футона. Он поленился собрать волосы в хвост перед сном, и теперь они наверняка спутались. Чтобы распутать, придётся идти в душ или в ванну. Он займётся этим позже, после того, как встретится с людьми, чьи голоса доносятся с первого этажа. Они наверняка знают, что он вернулся… по крайней мере, Кейко точно должна была заметить его сумку в коридоре и догадаться, что он здесь. А вот заметил ли Йо – вопрос. Шансов, впрочем, пятьдесят на пятьдесят. Младший брат не отличается особой внимательностью. Схватив юкату и обернув её вокруг талии, Хао выходит из комнаты и окидывает взглядом коридор, на который накануне едва обратил внимание. В первый день после переезда (до того, как Хао уехал на лето) коридор был безликим и пустым, но теперь стал больше похож на «традиционный дом». Тут появились фотографии Кейко, Йо, Микихисы и самого Хао, они висят на стенах и стоят на маленьких столиках и выступах мебели. На большинстве фото изображены Хао и Йо в разных возрастах: походы на пляж, экскурсии в замок, парк, их первый день в школе и дальше по списку. В прошлых жизнях у него не было таких видимых свидетельств роста, и эти фото раздражают. – Хао-нии! Маленькая девочка мчится к нему. Наклонив голову набок, Хао улыбается и приседает, чтобы поймать её. Опачо врезается в него с такой силой, что непременно опрокинула бы его, если бы он не опирался о стену. Он заключает её в объятия и поднимается, перенося её вес на своё бедро. – Здравствуй, Опачо. Как дела? – Отлично! Каа-чан испекла печенье! Она хлопает в ладоши, широко и радостно улыбаясь. Щёчки по-детски пухлые и круглые, а глаза сияют. А когда он нашёл её несколько лет назад, она умирала от голода. Кейко стала именно тем, в чём эта малышка нуждалась. И почему он не удивлён? На самом деле, Хао с удовольствием воспитал бы её сам, но он обещал матери учиться и ходить в школу. К тому же, перед глазами был блестящий опыт Кейко по воспитанию самого Хао и Йо (учитывая, что в его личных недостатках, таких как лень, её винить нельзя), и он мог без тени сомнений доверить ей Опачо. Его ноги мягко ступают по полу, когда он спускается по лестнице, Опачо что-то болтает ему на ухо, а он послушно слушает, хотя она использует всего одно существующее слово на три придуманных. И тем не менее, её японский заметно улучшился, раньше она с трудом произносила имя, которое он ей дал. Имя Опачо ей идёт. Ему придётся проконтролировать, как Йо влияет на их младшую сестру. Оранжевая рубашка, которую она носит, явно раньше принадлежала Йо. Кейко предпочитает спокойные кремовые и мягкие коричневые оттенки. Но даже этот оранжевый куда лучше того жуткого оттенка розового, которым заполнен город. Хао останавливается на пороге кухни и ставит Опачо на ноги. Кейко, с распущенными волосами и в фартуке, стоит у плиты и посыпает солью шипящее на сковороде мясо. Она уже не та молодая мать, которая произвела его на свет. Прошло больше десяти лет, об этом напоминают мелочи вроде тонких морщинок в уголках глаз и губ. И всё же, разменяв четвёртый десяток, она до сих пор выглядит потрясающе. Он провёл третье лето за пределами страны. Фраза «Я дома» мягко слетает с языка. Кейко роняет солонку. – Хао! Кейко мгновенно обвивает его плечи руками, прижимает его голову к своей ключице, хотя с каждым днём разница в их росте всё больше сокращается. Её запах, тепло её объятий ему до умопомрачения знакомы. Наполняют уютом. Несмотря на все объятия, которые она подарила ему за эту жизнь, ему всё ещё требуется мгновение, чтобы обхватить её в ответ и полностью погрузиться в ощущение матери и дома. Они стоят так какое-то время, возможно, всего несколько секунд, но ему кажется, что проходят годы. Он мог бы стоять так часами и был бы счастлив. Однако, в конце концов, Кейко отстраняется, держа руки на его плечах, и окидывает его взглядом с головы до ног. На её лице появляется хмурое выражение. – Надеюсь, ты хорошо питался? Будет неловко, если Йо вырастет выше тебя на голову. – С моим питанием всё было в порядке, – возражает Хао и уже чувствует, что вечером стол будет завален едой. Кейко непременно постарается компенсировать ему то время, что он провёл вне дома. Неважно, что он ел достаточно и даже больше. Неважно, что он величайший из шаманов. Заботу Кейко ничто не остановит, и, по правде, Хао вовсе не хочет, чтобы она останавливалась. Прошло десять с лишним лет, а он всё ещё не привык, хотя ему нравится. Кейко проводит пальцами по всей длине его рук и сжимает его ладони, прежде чем вернуться к плите. Хао идёт за ней, замечая множество наполовину приготовленных блюд из овощей, мяса и риса. Он давно подозревал, что молитва Кейко той богине много лет назад обеспечила её шестым чувством по отношению ко всему, что имеет отношение к её детям. Вся эта еда… её слишком много для одной Кейко и Йо. И Опачо, конечно. – Ты пропустил первую неделю в школе. Я сказала, что ты путешествуешь с отцом по его работе, но не думаю, что директор купился на это. Конечно, мужчина, принявший объяснение Кейко, не имеет значения. Хао тысяча лет, и если он не справится со школьной программой даже во сне, то может сдаваться прямо сейчас. В какой бы школе он ни учился, он всегда намного опережал своих одноклассников. И никто не знал истинной причины. Ну, кроме Йо, но тот понимал, насколько важно хранить тайну. – Люди, – кривится Хао, пренебрежительно махнув рукой. Опачо снова кидается к его ноге, и он поднимает её на единственное место столешницы, не занятое едой. Затем он берёт нож и принимается резать морковь на кубики. – Они настолько заняты тем, что происходит в их собственном крохотном мирке, что не замечают ничего вокруг. Не видят вреда, который причиняют им, или спихивают свои проблемы на окружающих. Кейко хмурится, но не спорит. Вместо этого она переворачивает куски говядины и посыпает сковороду розмарином. – В новостях сообщалось, что этим летом многие браконьеры и незаконные лесозаготовители потеряли в пожарах свои дома и имущество. Эксперты подсчитали, что в результате было спасено около трёх процентов тропических лесов Амазонии. Хао хмыкает и молчит. Ему и не нужно ничего говорить – за него всё сказала улыбка, скользнувшая по его губам. Они это заслужили. Они уничтожали природу только ради денег и из чувства собственной безнаказанности. Большей причины не требуется. Он ещё не Король-шаман, но это не значит, что он будет сидеть сложа руки, в то время как может наказать ублюдков, разрушающих мир. – А ещё мы взяли кошку из приюта. – Вы… что? Хао отводит взгляд и прикусывает губу. Жар и краска разливаются по его щекам с совершенно неприемлемой для величайшего шамана скоростью. Кейко отвлекается от перемешивания очередного блюда и кладёт руку на его макушку. Она гладит его по затылку, пропуская сквозь пальцы длинные каштановые пряди. – Ага. Я обещала, что когда у нас появятся деньги, я подумаю о том, чтобы завести кота. И когда этим летом нам на голову буквально упала гора наличных… – Кейко делает паузу, с намёком глядя на него. Хао отвечает ей кристально честным взглядом. – Я знаю, что это ты материализовал эти деньги. Не знаю, как, и не собираюсь спрашивать. Так что мы завели кота. И мне жаль, что Йо назвал его, пока ты отсутствовал. – И какой пародией на имя он удостоил бедного кота? – Боб. Хао смотрит на Кейко, ища в её лице намёки на шутку, но – нет. Она выглядит извиняющейся. Да ради духов… – Он сказал, что Душа-Боб будет слишком очевидным, учитывая, что мы шаманы, так что он сократил имя. Хао не спрашивает, почему он не назвал кота Душой. Несомненно, его брат привёл Кейко какое-то запутанное объяснение того, почему кота обязательно должны звать Бобом. А бедняга, в отличие от Опачо, не может сообщить им о том, на какое имя предпочёл бы откликаться. Значит, Боб… Закончив с овощами, Хао осторожно кладёт нож в раковину. Там беспокойные детские руки до него не доберутся. Затем он переводит взгляд в окно, в сад, и пытается найти там кота. Ему требуется время, чтобы заметить рыжую полосатую фигурку, растянувшуюся под розами в свете солнца. По крайней мере, внешность Боба компенсирует его ужасное имя. – Иди, познакомься с котом. Я позову тебя, когда Йо вернётся домой.***
– А это Тао Рен? Женщина, встретившая их у входной двери, в ожидании ответа смотрит на Асакура Йо, его противника, против которого он бился вничью. У неё те же черты лица, что и у Йо, только линия подбородка мягче, а за волосами больше ухаживают. Йо не похож на того, кто пользуется кондиционером. Варвар. – Ага! Это он! – Я рада, что ты смог присоединиться к нам за ужином. Я Асакура Кейко, мать Йо. Поздравляю с прохождением в следующий раунд! Конечно, следовало ожидать, что у такого идиота будет такая мягкая мать. Тем не менее, Рен не настолько глуп, чтобы говорить, не подумав. Так что он молча надевает гостевые тапочки. У дверей стоят несколько пар белых и одна – красная с золотыми звёздами. Безвкусица. – Давай же, Рен! Рю помогал маме готовить, так что всё будет отлично! А затем Йо уходит, исчезнув в том коридоре, из которого исходит аромат еды. Рен задыхается от гнева (потому что каждый тупица знает: когда приглашаешь гостей на ужин, нужно проводить их к столу!), но через несколько секунд он справляется с собой и следует за ним. Из комнаты слышны голоса, как только Рен переступает порог, он сразу замечает одного из бывших соперников Йо, сидящего рядом с девушкой, так похожей на него, что не остаётся сомнений – она его сестра. Волосы этих двоих – не единственное светлое пятно в комнате. Есть ещё светловолосая девушка с суровым лицом, есть мальчик-коротышка, который уже болтает с Йо, и девушка с розовыми волосами, постриженными под короткий боб. И на кухне виднеется тот парень со странной причёской. – Рен, приятель! Рад, что ты смог прийти! Первый противник Йо (его ледяные атаки были впечатляющими ровно до того момента, пока он не проиграл идиоту Асакура) мычит на него через стол и хлопает по подушке рядом с собой, приглашая Рена сесть с ним. Рен игнорирует его и смотрит на мать Йо. Она улыбается его, от мягкого изгиба её губ его щёки становятся горячими. – Просто садись, где захочешь, Тао-кун. Мы почти закончили. Асакура Кейко разворачивается на каблуках и уходит на кухню, присоединяясь к высокому подростку. Рен замечает, что они отлично работают вместе, должно быть, у них было много практики. – Это неправильно. – Анна! Пожалуйста, не начинай сейчас. Рен перестаёт слушать остальных и устраивается через одно место от Йо, оставляя подушку между ними свободной. Он может… терпеть другого, но, чёрт возьми, не хочет, чтобы кто-то подумал, что этот другой ему нравится. Это было бы глупо. Некоторое время он рассматривает угрюмую блондинку, которая, кажется, разрывается между желанием ругать Йо и необходимостью придержать язык. Он понятия не имеет, кто эта властная девушка, но очень сомневается, что мать Йо оценит, если она возьмётся воспитывать её сына. В конце концов, это дела семейные. Следующие несколько минут Рен пребывает в состоянии напускного покоя, не позволяя никому вытянуть его из состояния полумедитации. Он игнорирует разговор Басона с духом самурая, игнорирует шум и гам, которые издают остальные. Он открывает глаза, когда на стол ставят еду. Кейко занимает место рядом с Йо, а длинный парень, который готовил с ней, садится рядом с блондинкой. На мгновение наступает пауза, два Асакура смотрят друг на друга. Лицо матери медленно становится грустным. – Ну, я думаю, он не придёт… – Нет, он придёт, – убеждённо говорит Йо, улыбаясь, и точно в подтверждение его слов входная дверь открывается. Мгновение спустя из-за угла появляется маленькая девочка и бросается к Йо с воплем «старший братик!» У неё точно не японская внешность, и Рен предполагает, что её удочерили. Однако эта девочка – явно не та, кого все ждали, потому что по коридору разносится тихий приближающийся звук шагов в домашних тапочках. Рен успевает заметить недовольный взгляд блондинки (Анны?), прежде чем его внимание полностью переключается на вновь прибывшего. Сначала ему кажется, что его подводят глаза, потому что у него лицо Йо. Все остальные за столом, кажется, заметили это одновременно с ним, синий мальчик бьёт кулаком по столу, указывая на Йо: – У тебя есть брат-близнец?! И Йо, и его близнец моргают. Улыбка последнего гораздо спокойнее, чем робкая улыбка Йо. Рен рассматривает другого Асакура, отмечает длинные каштановые волосы (больше похожие на волосы его матери, чем на волосы Йо), большие серьги со звёздами и длинное белое пончо. На нём тапочки с красной звездой, от которых Рен кривил нос. Близнец Асакура усаживается на последнюю подушку между Йо и Реном, и маленькая девочка быстро забирается к нему на колени, жадно разглядывая множество блюд на столе. – Хорошо, теперь, когда все собрались, мы можем начинать. Сними перчатки за столом, Хао. – Да, мама. – Мальчик, Хао, снимает толстые перчатки (на каждой выбито его имя, ну надо же, какой самовлюблённый), убирает их за спину и обращает внимание на блондинку. – Анна, выглядишь очаровательно, как всегда. Анна сжимает кулаки и щёлкает палочками. Может, у Асакура Хао проблемы со зрением? Потому что лицу Анны больше подошёл эпитет «демоническое», чем «очаровательное». Асакура Хао. До Рена доходит полное имя близнеца Йо. Все предупреждения, которыми полнился мир шаманов последние несколько лет, обрушились на его голову. Асакура Хао, переродившийся тиран, угроза всему миру – вот этот парень?!