Тень в моём пламени

      Эймонд верхом на Вхагар показался над Королевским лесом. Хоть шторм и не бушевал над вотчиной Таргариенов, самого принца обуревала тысяча мыслей. Он разрывался между радостью от победы и необходимостью вступать в брак с кем бы то ни было, между чувством отмщения и сожалением от смерти племянника. Последнее было скорее отголоском совести или человечности, чем полноценным чувством. Больше Эймонду хотелось позлорадствовать, взглянуть в глаза своей единокровной шлюхи-сестрицы. Ещё благодарить его должна, что избавил её от бастарда.       Над заливом сияло солнце, птицы разлетались, завидя Вхагар. Яркие лучи заставили Эймонда закрыть единственный глаз и ослепнуть на несколько мгновений. Дракон будто почувствовал слабость всадника и хотел было повернуть к Глотке, но принц вовремя его остановил. Ему не нравилось летать на Вхагар в этом месте, она постоянно норовила полетать над Драконьим Камнем или Дрифтмарком, будто туда тянула неведомая сила.       Вдалеке, там, где заканчивался Черноводный Залив и начиналась Глотка, виднелись десятки кораблей, проходивших через Острый Мыс. Принц не придал этому значения, решив, что это торговые галеи.       Когда Вхагар отвели в подвалы Драконьего Логова, а служители вывели бурого коня, Эймонд со всех ног помчался к Красному замку. Ему не терпелось увидеть Хелейну, матушку, племянников, увидеть лица Совета, когда он сообщит им последние новости. В тронном зале не было никого, кроме четверых королевских гвардейцев, и принц проследовал в зал малого совета. На счастье, заседание было в самом разгаре. Эйгон развалился, как пентошийский лорд на подушках софы, его кубок стоял почти пустой. По правую руку от короля сидел Отто Хайтауэр. Его холодный взгляд как раз пронзал чашника, мол, повременим с вином. Алисента рядом с отцом была поглощена тревожными мыслями, её руки лежали на столе, и пальцы раздирали кожу вокруг ногтей. Остальные тоже были тут. Правда, надменность на их лицах сменилась теперь некоторой обеспокоенностью.       Как только Эймонд показался в дверях, матушка подскочила со своего места, уронив наполненный до краёв кубок. Она и не заметила, что залила вином рукав. В объятиях матери было так тепло и уютно. Алисента отступила, она почувствовала, что сын её промок насквозь. Она взяла в руки лицо Эймонда и с хорошо знакомой ему жалостью посмотрела на него. — Матушка, — принц скривил губы, нежно, но настойчиво убрал руки матери со своего лица. Он ненавидел этот её взгляд. — Мой принц! — сир Кристон поклонился Эйгону. Остальные члены малого совета последовали его примеру. — Братец! Вот ты где! — еле разделяя слова воскликнул король. — Может ты принёс нам хорошие вести? — Мой король, — сквозь зубы Эймонд поклонился и сел напротив старшего брата. — Сын, не томи же! — почти с мольбой проговорила Алисента, занимая своё обычное место. — Лорд Боррос и Штормовые земли поддержат нас. — Торжествующе произнёс принц. — Хвала Семерым! — королева выдохнула, будто с её плеч упала непосильная ноша. — Шлюха-сестрица уже знает о коронации. — Продолжил Эймонд. — И посмела прислать своего щенка Люцериса на переговоры. Хорошо, что он более не угроза. — О чём ты? — Сир Отто медленно перевёл взгляд на принца. — Старушка Вхагар сожрала его с потрохами и его мелким дракончиком.       Если Эймонд и ждал реакции на свои слова, то точно не такой. Алисента побледнела и воскликнула: «Матерь, смилуйся над нами!». Остальные за столом стали переглядываться. Ларис Стронг отвёл глаза, пытаясь скрыть улыбку. Отто и вовсе соскочил со своего места и прокричал: «Ты лишь один глаз потерял! Как ты мог быть настолько слеп?».       Только один Эйгон не разделял всеобщего порицания. Он захохотал, подлетел к брату, положил ему руку на плечо и провозгласил завтрашний пир в честь принца. Ни у кого не хватило духу противиться велению короля. На том и порешили. Эйгон, уже беспробудно пьяный, потребовал отвести его в покои. Совет был окончен, и Эймонд покинул его первым. Он яростно пронёсся по коридорам. Вся его радость улетучилась. Мало того, что его старания никто не оценил, так и единственным, кто одобрял его, стал ненавистный брат.       Лишь объятия сестры могли исцелить задетую гордость. Покои королевы располагались под комнатами короля и напротив его собственных. В башне Мейгора уже затопили комнаты, слуги принесли свечи. Эймонд распахнул массивные двери. Джейхейрис и Джейхейра отбросили игрушки и подбежали к дяде. Принц обнял племянников и нашёл взглядом Мейлора. Тот продолжал играть деревянным рыцарем, как ни в чём ни бывало. Но по личику было видно, что маленький принц чем-то расстроен. Дядя опустил близнецов на землю, подошёл к младшему племяннику и тот, наконец, отложил игрушку в сторону. Мальчуган всегда был так задумчив, так погружен в себя. Близнецы, конечно, хорошо относились к брату, но его меланхоличность всегда выводила из себя. Только Эймонд мог заставить Мейлора носиться по коридорам замка, заливисто смеясь. — Дядя! — Эймонд без слов обнял младшего племянника, попытался заглянуть ему в глаза, но тот только отворачивался, хоть и крепче сжимал ладошками плечи дяди. — Он злится, что тебя долго не было. — Мягко отозвалась Хелейна. Она сидела на софе перед камином и вышивала. — Вот в чём дело! Теперь я здесь, мой принц! — Мейлор спрятал лицо, уткнувшись в плечо Эймонда, а потом и вовсе задрыгал ножками, чтобы его опустили.       Дверь отворилась и с поклоном вошла Диана, служанка королевы. — Диана, матушка готова принять нас? — Ваше Величество, вдовствующая королева прилегла и попросила пару капель настойки беладонны. Мой принц, — увидев Эймонда, Диана нервно поклонилась. — Тогда уведи детей, Диана, им пора спать. Кто сегодня на страже?       Диана назвала имена, и Хелейна облегченно вздохнула. Эти двое болтают всю ночь у основания винтовой лестницы и никогда не поднимаются выше, так что Эймонд сможет задержаться чуть дольше.       Служанка закрыла за собой дверь, ещё раз поклонившись, и в покоях остались лишь двое. Эймонд, наконец, разжал кулаки за спиной, а с лица Хелейны исчезла маска безразличия, ткань с вышивкой полетела в дальний угол. Королева подлетела к Эймонду, по обыкновению покрыла поцелуями его лицо и в ярости, которая граничила с одержимостью, разорвала влажную ткань на груди брата. Его не пришлось уговаривать. Он ловко расстегнул все пуговицы на верхнем платье, прижал сестру к себе и начал целовать, будто в последний раз. Когда вся одежда оказалась разорвана на полу, Эймонд подхватил Хелейну на руки и, как хрупкую вазу, опустил на постель. Ему не хотелось быть с ней грубым, хоть вожделение и горело в нём диким огнём.       Даже в секунды наивысшего наслаждения Хелейна не кричала. Она шептала его имя. Эймонд смотрел на её прикрытые веки, продолжая двигаться всё быстрее и быстрее. Лишь, когда с ее губ сорвался тихий-тихий стон, принц позволил себе закончить.       Горячее, почти обжигающее семя разлилось по бёдрам королевы. Она тяжело дышала, прижимая к груди голову своего брата. Пальцы перебирали серебристые волосы. Его руки лежали на её бёдрах, а губы прижимались к коже живота.       Через несколько часов, когда солнце еле показалось над горизонтом, Хелейна всё ещё не спала. Она водила кончиками пальцев по спине брата. Между лопатками Эймонда красовалось еле различимое родимое пятно, похожее на пламя свечи. Его королева не касалась, будто, если делать вид, что его нет, она забудет, что у младшего сына точно такая же отметина. Она тяжело вздохнула.       Эймонд проснулся от резкого звука, прижал сестру ближе и встал в поисках уцелевшей одежды, пока слуги не проснулись. Хелейна села в постели, закрывшись простынёй. Затем встала, пошевелила угли в камине и стремительно отвела взгляд, когда поднялись языки пламени. — Эймонд. — Шёпотом проговорила она. — Чудовища под досками совсем близко.       Внизу послышались звуки шагов, и ему ничего не оставалось, как в спешке покинуть покои сестры.