Your blueberry eyes

      Родители Гарри и Луи всегда дружили, поэтому, если кто-то спросит парней, как они познакомились, верно будет сказать — «В роддоме», потому что Луи исполнилось 4 года за месяц до того, как у Энн и Деса родился второй малыш — Гарри.       Естественно, Томлинсон не очень хорошо помнит тот день, но, судя по рассказам, он был рад, что теперь он будет дружить не только с Джеммой. Но чем старше мальчики становились, тем страннее становилась их дружба.       Когда Луи было пять лет Джоанна и Марк узнали, что он — альфа, хотя с его-то характером никакие анализы были не нужны, всё и так было ясно как день. А когда пять исполнилось Гарри, стало ясно, что он омега, и Луи тогда было уже девять.       Всё закрутилось слишком быстро, потому что в шестнадцать Томлинсон понял, что ему очень сильно нравится Гарри, и это казалось неправильным по целому ряду причин: 1. Они почти как братья; 2. Родители Гарри почти как вторые родители для Луи; 3. Гарри было лишь 12 лет…       Но сейчас всё изменилось.       — Луи, намажешь мне спину? — протягивая лучшему другу крем от загара, просит Джемма, и тот согласно кивает, забирая его. — Боже, где носит Гарри?       — Не знаю, я сам его ещё не видел.       — Ну, ладно. А как у тебя дела на личном фронте? Ты совсем ничего об этом не рассказывешь, это нечестно, — проговаривает девушка, ложась животом на шезлонг.       — Да не о чем рассказывать в общем-то, — улыбнувшись, признаётся Луи. — Нет того, кто смог бы заинтересовать меня чем-то, кроме внешности, а я стараюсь на это не вестись.       — Ой, да брось, Лу! — не веря ему, смеётся Джемма. — Ты такой красивый и интересный альфа, я в жизни не поверю, что в университете в тебя совершенно никто не влюблён и не пытался влюбить тебя в себя! Рассказывай!       — Говорю же, не о чем рассказывать, Джемс. У меня много друзей среди омег, некоторые влюблены в меня, но они — пустышки, а мне такие омеги не особенно интересны.       — Всё с тобой ясно, мистер избирательность! — явно закатывая глаза, фыркает девушка. — Так и помрёшь девственником.       — Так я и не девственник! — в ответ смеётся Луи, и Джемма резко поворачивается к нему, открывая рот от удивления. — Что?       — Когда? — воодушевлённо спрашивает она, смотря ему в глаза взглядом, полным гордости. — Ты совсем ничего о своей жизни не рассказываешь, оказывается!       — Боже, Джемс… — он открывает крем от загара, кивая обратно на шезлонг, и Стайлс ложится на своё место, умоляя рассказать все подробности. — Пару-тройку лет назад, ещё на первом курсе.       — Пару-тройку?! Луи, ты переходишь на четвертый курс! Как у тебя совести хватило молчать об этом так долго?! — негодует Джемма, вновь разворачиваясь, чтобы толкнуть друга в плечо, и тот закатывает глаза. — Эй! Не делай так! Я серьёзно! Я всё тебе рассказываю, а ты!..       — Боже, да не кипитись ты! В этом не было ничего особенного, просто секс по пьяни с какой-то милой омежкой, чьё имя я забыл через пару дней. Мы даже не пересекались после этого, так что мне не о чем было рассказать, кроме того, что это было отстойно.       — Отстойно? — удивляется девушка, уже спокойнее ложась на свой шезлонг, чтобы Луи наконец-то смог намазать её кремом. — Рассказывай. Что там такого могло случиться, что мой самый лучший друг стал асексуалом.       — Я не стал асексуалом, — спорит Томлинсон, выдавливая крем себе на ладонь и защёлкивая тюбик, прикасаясь к спине подруги и размазывая защитный крем. — Это просто было очень плохо. Мне было всего восемнадцать, это был мой первый раз, я нервничал так сильно, что у меня чуть не упал, а потом я кончил очень быстро. Это было плохо, так что я не хотел делиться этим позором.       — Боже, Лу, милый, я тоже когда-то была девственницей, и я тоже кончила очень быстро, насколько я помню. Но моя омега не была девственницей, так что она с пониманием отнеслась к этому. Уверена, что та омежка, с которой ты переспал… ну или недоспал… либо забыла об этом, протрезвев, либо тоже отнеслась к этом спокойно, так что…       — Либо она получила психотравму от разочарования и стала асексуалкой… да уж.       Джемма искренне смеётся, и Луи улыбается. Ему нравятся их отношения, потому что таким откровенным он не может быть даже с Зейном и Лиамом — со своими соседями по комнате в универе.       Ему нравится, что Стайлс поддерживает его, нравится, что она смеётся над его шутками, смеётся тогда, когда нужно посмеяться. И, Боже, ему нравится то, как спокойно они могут сосуществовать рядом друг с другом, будучи альфами.       Наверное, это из-за того, что они почти как брат и сестра, ведь они выросли вместе. Буквально ходили на один горшок и купались в одной ванне. А ещё Джемма иногда носила его вещи, а Луи донашивал её вещи — всё, как в многодетных семьях. Это и неудивительно, ведь их мамы сами как сёстры, а отцы максимум очень хорошие друзья (у них не было выбора не быть ими).       — А сейчас ты?.. — она намекает на продолжение темы, и Луи вздыхает.       — Я не в отношениях, говорю же. Иногда я сплю с омегами, но это не то же самое, как если бы я спал с тем, кого люблю.       Ему становится неуютно, но всего на мгновение, потому что в голове от этих слов появляется лишь один омега — Гарри Стайлс, которого он ждёт не дождётся увидеть. Они давно не виделись в живую, но почти каждый день созванивались по фейстайму или по обычному аудиозвонку, много переписывались, как с Джеммой. У них даже есть общий чат, который не умолкает ни на один день, даже если все трое находятся в одной комнате, скидывая друг другу мемы.       — Понимаю… До сих пор не могу получить того удовольствия, которое получала с Майей. Она знала, как меня удовлетворить, и её прикосновения отличались от прикосновений других омег…       — Так почему же вы расстались? Я так и не понял, что у вас произошло.       — Она встретила своего истинного, — вздохнув, говорит Джемма и смотрит на Луи грустным взглядом. — Я надеюсь, что она счастлива. Но не искренне надеюсь.       Теперь смеётся уже Луи, согласно кивая. Если бы Гарри сказал, что встретил своего истинного, Томлинсон бы сказал то же самое, потому что ему было бы больно признать, что кто-то способен сделать его счастливее, чем сам Луи.       Но они с Гарри и не встречаются, это просто односторонняя любовь, о которой Томлинсон не может никому рассказать, потому что Стайлсы для него как брат и сестра.       По крайней мере Джемма точно ему как сестра, а вот Гарри… если бы Луи считал его своим братом, то вряд ли стал бы дрочить на его фото и голосовые сообщения. Ему даже почти стыдно за это, но лишь почти.       — И где его носит… — вновь произносит Джемма, когда Томмо заканчивает натирать ей спину кремом. — Неужели нельзя вернуться домой пораньше, зная, что мы возвращаемся…       — Не ворчи, Джемс, он наверняка несётся домой на всех порах, чтобы обнять свою сестру, — успокаивает её Луи, откидываясь спиной на спинку шезлонга и надевая солнечные очки, чтобы свет не слепил его так сильно.       — Ой, да знаю я этих подростков! Наверняка обжимается где-нибудь с каким-нибудь футболистом.       — Ты же знаешь, что Гарри не из тех, кто делает это, — вздыхая, говорит Томлинсон, не совсем уверенный в том, кого именно он хочет в этом убедить.       Интересно, если бы Гарри лишился девственности, он бы рассказал им? Или молчал бы так же, как и Луи? Наверное, он сказал об этом вслух, потому что Джемма уверенно говорит:       — О, он бы вряд ли смолчал об этом. Ты же знаешь, как он любит делиться всем. Даже когда ему делают комплименты, он сразу рассказывает об этом нам. Или когда его обижают. Он бы рассказал нам. О первом поцелуе же рассказал.       — Рассказал…       Луи на удивление хорошо помнит вечер, когда он собирался пойти на вечеринку и увидел новое сообщение от Гарри в групповом чате о том, что он поцеловался с альфой во время игры в бутылочку. Луи тогда не пошёл на вечеринку, провалявшись в постели всю ночь без сна.       — Но омеги, наверное, более стеснительные, да? Я имею в виду, наверное, он бы не рассказал нам о том, что кто-то… ну, трахнул его? — Джемма с непониманием смотрит на него, словно спрашивая, почему он так думает. — О своей течке он нам не сказал, насколько ты помнишь. Я узнал о том, что она началась, от Энн, когда мы собирались приехать в прошлом году, помнишь? Она сказала, что это не лучшая идея, и нам пришлось провести почти неделю дома у моих родителей.       — Ну да… но это, наверное, другое? Не знаю, мне не хочется верить, что мой брат может утаить от меня такие важные вещи. Мне бы хотелось знать, когда он начнёт половую жизнь, чтобы быть уверенной в том, что его первый альфа достоин его внимания, что его первый альфа не будет каким-нибудь редкостным гадом, который потом разобьёт ему сердце. Так что, если Гарри что-то скрывает от нас, то я на стену от ужаса полезу.       Луи тихо смеётся, но соглашается с ней. Он по-настоящему сильно любит Гарри, он уже давно понял это. В шестнадцать это было простой подростковой влюблённостью, он думал лишь о том, какой Гарри красивый, о том, какой Гарри красивый, и о том, какой Гарри красивый.       Когда Стайлсу стукнуло шестнадцать, в двадцатилетнем Луи проснулись любовь и влечение; он уже меньше думал о его бесспорной красоте, больше — о достоинствах и недостатках его характера, испытывая невероятный прилив дофамина от этих мыслей, о его расцветающей сексуальности…       — А если его первым альфой станет кто-то, кто старше него? — вдруг интересуется Луи, посмотрев на подругу сквозь очки. — Думаешь, это будет лучше или хуже, чем если он начнёт отношения со сверстником, который ничего в этом не смыслит?       — Это о двух сторонах одной медали, ты же понимаешь, — Джемма снова пожимает плечами, когда переворачивается с живота на спину. — Если этот альфа будет адекватным и знающим, чего он хочет, то я не вижу в этом ничего плохого, а если ему нужен только секс и ничего, кроме этого, то я ему член оторву. А ты что думаешь?       — Не знаю… я ничего об этом не думаю. Просто хочу, чтобы он был в порядке. Я бы оторвал голову любому, кто причинит ему боль, и не важно, сколько этому альфе лет. Гарри заслуживает лучшего, чем какого-то альфача, смотрящего только на его тело.       — Звучит так, будто на самом деле ты много что об этом думаешь, Лу, — усмехается девушка, посмотрев на него. — Я могу спросить тебя прямо и получить честный ответ, Лу?       — Джемма, — понимая, к чему она клонит, он чуть заметно хмурится и качает головой, прежде чем поссмотреть в ясное небо. — Здесь не о чем спрашивать.       — Нет, есть о чём, Лу, — мягко уверяет его Джемма, поэтому ему приходится посмотреть на неё. — Мы о моём младшем брате говорим, о нашем лучшем друге, а ты иногда говоришь вещи, которые мог бы сказать только в отношении омеги.       — Он омега, Джемма.       — Ты понимаешь, о чём я. Поэтому я и спрашиваю: получу ли я честный ответ, если спрошу тебя. — Луи молчит, всё ещё глядя на её взволнованное лицо сквозь тёмное стекло очков. — Лу, Гарри нравится тебе, да? Как омега…       — Джемма, — тихо, как будто бы даже устало, произносит Томлинсон и сводит брови к переносице.       — Ты думаешь, что меня это возмутит, но это не так, потому что я люблю вас обоих и хочу, чтобы и ты, и он были счастливы. И я вижу, я слышу, как ты смотришь на него, как ты отзываешься о нём. Если другие этого не замечают, потому что не знают тебя так хорошо, то я замечаю, потому что знаю тебя как облупленного.       — Ему семнадцать, Джемс, — также тихо, но уже более увренно проговаривает Луи.       — Я знаю… но я хочу знать ответ. Лу, ты думаешь о нём как об омеге?       — …да. Прости, я не знаю, что делать с этим, это не проходит уже несколько лет, я правда пытался остановить себя. Но я бы никогда не сделал ему больно, я никогда не… я не домогался до него, правда.       — Я знаю, Лу, я знаю. Всё хорошо, я никому ничего не скажу. Но, если что-то произойдёт… между вами… ты расскажешь мне? Ты расскажешь мне, даже если это будет что-то, что причинило ему боль? Потому что я не хочу, чтобы мой брат держал всё в себе, а он будет, ведь ты — человек, очень приближённый к нашей семье, он может чувствовать давление из-за этого, если ты сделаешь ему больно.       — Я не сделаю ему больно. Никогда не сделаю… но если сделаю, я скажу тебе, чтобы ты оторвала мне член, — тихо обещает Томлинсон.