Lovesick girl

Колени неприятно ныли, как и спина, которая была выгнута дугой. Дженни была достаточно гибкой чтобы находиться в подобной позе. Её руки едва дотягивались до матраца, поэтому она хвасталась ими за чужие, удерживающие её косы, для устойчивости. Язык Джису так глубоко был в ней, распирая и трахая изнутри её тесную дырочку, пока она сама задыхалась откидываю голову. Волосы были плотно сплетены, голова болела и ей казалось что Джису действительно может вырвать ей их с корнем, удерживая два кончика кос словно какой-то своеобразный поводок. Соски онемели. Зажимы оттягивающие их, привязанные к изголовью кровати, сжимали горошины в тисках уже более двадцати минут. Пальцы рук приливами немели, поза действительно была слишком неудобной, но всё что она могла это поддаваться к языку, удерживая ощущение. От этих действий тело ещё более сильно выгибалось, а натяжение цепочки, удерживающей зажимы на сосках, отдавало вспышками боли от груди, по телу, к дырочке. Джису с ней играла. Дженни кожей ощущала её улыбку, больше похожую на оскал, на своих половых губах. Руки то и дело мяли или шлёпали её ягодицы, раскрывая оба входа сильнее для языка. Девушку накрывали сухие оргазмы, хотя её влагалище сильно сочилось, удовольствие ей не разрешено было познать. Тело билось в судорогах, что ощущалось болью и напряжением. Стенки судорожно сжимались вокруг чужого языка или пальцев, стараясь ухватить момент, задержать их в себе. Почти физически ощутимый груз не падал с плеч, Джису после каждого сухого, была ещё более яростной. Её действия становились хаотичными и грубыми, рука всё более тяжёлой, а синяки от пальцев всё более цветущими. Старшая доводила её до пика из раза в раз, выжидала момент пока из неё начнёт буквально капать влага, а после бросала её трепыхаться от очередной упущенной возможности. Дженни не слышит свой голос давно, едва ощущая реальность, больше похожую на вакуум. Звуки выходящие из неё сейчас напоминают жуткий собачий скулёж или же жалкие попытки вдохнуть больше воздуха. Иногда она вскрикивает, протяжно пища после, пока Джису позволяет ей немного отойти, а после снова возвращается к своему занятию. Это могло продолжаться часами. Порой Дженни отключается и Джису отпускает её в этот раз, но после отыгрывается в следующий. Когда старшая собирается, она просто неподвижно лежит уставившись в потолок, нет сил даже повернуть голову или сказать хоть слово. Возбуждение буквально давит на её промежность, между ног липко и горячо, Дженни всё ещё чувствует как кожу сжимают и шлёпают. Около получаса она просто пытается собраться с мыслями, научиться заново дышать, а после идёт в душевую отмыться. Её терзают мысли, будто ангел и демон борются за её сознание и она толком не может понять кто из них её настоящее желание. Дженни корит себя за то что снова позволила, чуть шире открыла дверь, а после думает что увидев её/ она была готова не только позволить, но и молить. Это дико и мерзко, то как с ней поступают и то, что она себе позволяет это терпеть. Она плачет ночами, от осознания своего положения, от осознания что она готова опуститься ещё ниже лишь бы мочь снова увидеть Джису. Когда та снова приходит, Дженни хочет выбить ей зубы, хочет просто сделать больно, выместить всё что копит в себе, но вместо этого, она снова шире раскрывает дверь. А после того, как она уходит, Дженни вымещает боль на себе. Она знает что синяки будут едва заметны среди других ещё более ярких, по этому просто бьёт себя, вещи вокруг, её разрывает от истерики. Севшим голосом она не может закричать достаточно сильно, поэтому просто глухо хрипит, надеясь выплюнуть любовь к ней из себя. Она не может уйти пока это не закончится само по себе. Она не может простить ей эти шрамы, она не сможет не испытывать ненависть. Это кажется правильным, нормальным, что ты ненавидишь человека, который делал это с тобой, но для Дженни это больно, больнее чем чувство брошенности после каждой ночи. Её любовь это особый вид мазохизма, замкнутый круг, который она не может покинуть. Осознавая своё одиночество, привыкая к нему, она всегда искала тепла в ком-то, эта любовь была для неё причиной жить. Рождённая одинокой, она как цветок, тянулась к солнцу и какими бы ни были эти чувства, без них она была ни кем.