Лицедей. Мрачный дебют

/3 апреля 2022 года, Санкт-Петербург, Васильевский остров/ — Какое прекрасное утро... — без особой радости пробормотал я, выйдя на балкон и закурив. Открываю окно и впускаю внутрь свежий воздух. Утро выдалось прохладное, но солнечное. Вспоминаются, почему-то, деньки из детства, когда надо было ходить в сельскую школу, вот в такие утра, прохладные, свежие. Очень не хотелось вылезать из тёплой постели, умываться, одеваться, собирать портфель — тогда это казалось обременительным времяпровождением, а сейчас я готов отдать всё, что имею, чтобы всё это оказалось обычным детским кошмаром, после которого ты просыпаешься и помнишь его несколько дней... Но это не сон. Не дают покоя сведения, полученные из ролика Энигмы-G. Аномалии — это очень странное явление, наблюдаемое по всему миру. Я потом пробежался по ссылкам, оставленным блогером для удостоверения в том, что он это всё не придумал и это не CGI и не монтаж. Было видео из Варшавы — покрытый копотью танк «Тигр» возник прямо посреди центрального района города. Судя по пробоинам, его долбили из чего-то крупнокалиберного и мощного. Оператор, записавший ролик, экспрессивно вещал что-то типа «О-о-о, кур-р-р-р-рва!» и тыкал пальцем в танк, который не производил впечатления макета. Сразу как-то понятно, что это боевая машина, прямо с поля ожесточённого сражения. Но больше всего меня поразил обрезанный круг асфальта, на котором стоял «Тигр» — асфальт сильно отличался от того, из которого состояло дорожное покрытие городской улицы. Адский ад... Не так удивительно, как полчища зомби, но, всё равно, это ненормально и пугающе. Впрочем, хитом в трендах Ютуба было видео из Лондона — Биг-Бен вдруг украсился красным флагом с серпом и молотом. В комментариях под видео был знатный срач, потому что англичане искренне недоумевали, как это возможно и вообще, почему он до сих пор висит. Основная масса комментариев содержала требования убрать флаг, потому что это противоречит линии партии. Увы, но флагу там висеть ещё очень долго, потому что тот район потерян и живых там, судя по всему, нет. А если и есть, то они, раз флаг ещё там, придерживаются коммунистической идеологии или им сейчас не до этого. Ещё один танк, только советский, был в видео из Анкориджа, что на Аляске. Танк этот тоже был подбит, но смущало всех то, что он был в снегу и обледенел, хотя сейчас весна. Формы он был странной: корпус напоминал летающую тарелку, у него было четыре гусеницы, а ещё у него была здоровенная длинноствольная пушка с дульным тормозом. Я подумал, что это нечто из фантастического фильма, но в комментариях написали, что это некий «Объект 279», реально существовавший танк 50-х годов XX-го века. Также примечательным был рухнувший в окрестностях Минска реактивный истребитель Мессершмитт, обломки которого засняли военные, оборонявшие пригород. И таких случаев странных происшествий полным полно. Иногда посреди улиц городов возникают фрагменты примитивных зданий, а в Риме рухнул Колизей, основание которого, как говорят, внезапно «изменилось». «Покуда Колизей неколебим, великий Рим стоит неколебимо, но рухни Колизей — и рухнет Рим, и рухнет мир, когда не станет Рима», — вспомнил я когда-то слышанные слова. — «И Колизей пал, а в падении Рима уже почти никто не сомневается». Грустно это всё. Интернет позволил нам всем с выпученными от ужаса глазами наблюдать за разрушением нашей цивилизации. Все панически вопят, но никто ничего не делает. Ладно, хватит об этом думать. Что там за окном? А за окном балкона вид на Шкиперский проток, здание напротив имеет большую надпись «АПТЕКА». И это одно из тех мест, которые я должен посетить. У бабушки есть серьёзные запасы медикаментов, но нет ничего против радиации. В интернете пишут, что нужен Б-190, также известный как индралин, который нужно пить за 15-20 минут до того, как окажешься под облучением. В случае бабули это самое оно, так как только она решает, когда применять свою способность. Ещё нужны какие-нибудь средства измерения, чтобы понять безопасность моего нахождения рядом с ней. Лучевая болезнь — это не то, с чем я хотел бы провести остаток Конца Света. А вообще, с острой лучевой болезнью, вызванной гамма-излучением, медицина ничего особенного сделать не может, насколько я понял из интернет-статей. Просядет иммунитет, начнётся малокровие, токсины, инфекции, а потом смерть. Переливание крови оттянет неизбежное, но это не выход. Если бабуля захочет активно применять свою сверхспособность, то ей нужен противорадиоактивный костюм или некий человек со сверхспособностью, который может лечить лучевую болезнь. Первый вариант видится более реалистичным. Докурив сигарету и вдавив окурок в чёрную пепельницу, я вышел со своего небольшого балкона обратно в гостиную. Работает телевизор, где показывают какого-то дядьку в костюме, сидящего на фоне флага России. — Бабуль, я тогда, наверное... — начал я, закрывая балконную дверь. — Тихо ты! — прервала меня бабушка. — Слушай! Дядька, которого я где-то видел, кажется, это кто-то из администрации города, выглядел очень неуверенным и усталым. Ну да, управлять городом, когда происходит настоящий кризис, смертельно опасный и с каждым часом набирающий всё более серьёзные обороты, это тебе не в картишки на интерес играть... «... напряжённой обстановкой, вынужден сообщить, что предпринятые меры не возымели должного эффекта. Эпидемия неизвестного науке заболевания продолжает распространяться на всё большее и большее число людей, поэтому нами было принято решение полностью передать контроль над городом командующему Западным военным округом генерал-лейтенанту Грозникину». — Всё это время они телились и не могли передать дела военным?! — воскликнул я в изумлении. — Ох, бабуль, я, несмотря ни на что, был лучшего мнения о правительстве! — Буржуи... — пренебрежительно хмыкнула Агата Петровна. Лысый мужчина в генеральской форме дождался, пока дядька в костюме уступит ему место перед камерой, после чего сел в кресло и поправил китель. Уставившись прямо в камеру, он заговорил: «С сегодняшнего дня всё будет иначе. Наши учёные установили, что нет и не может быть средств для исцеления заражённых, потому что невозможно исцелить мёртвого. С этого дня, моим приказом по военному округу, считать всех заражённых боевой единицей противника. До командиров подразделений доведено, что запрещается предпринимать попытки нелетального задержания заражённых или захвата их в плен. Гражданскому населению, как глава военной администрации Ленинградской области и города федерального значения Санкт-Петербург, приказываю оставаться в безопасных помещениях, вплоть до окончания зачистки города. Эвакуация в безопасные места определённых районов будет проводиться в отдельных случаях. Самостоятельное бегство из города строго запрещено — мы потеряли Кировский район только потому, что беженцы из других районов города погибли в пробках и присоединились к силам противника. На этом у меня всё. О любых изменениях статуса операции будет сообщено отдельно, через этот же канал вещания». — Почему-то, я ему доверяю, — произнесла бабушка. — Настоящий военный. — Они потратили слишком много времени впустую, — вздохнул я. — Возьмись военные за дело сразу, можно было бы спасти целую прорву живых людей. — Может и так, но теперь я думаю, что всё будет в порядке, — сказала бабушка. — Удержат Ленинград — будем жить. Не так, как раньше, но будем. Но если город падёт... Нам не жить, если город падёт. Мертвецы заполонят улицы, а голодающие граждане будут биться за остатки съестного, которое кончится очень быстро. И всё это на фоне отключения электричества, воды и средств коммуникации. Каменный век, конечно, не настанет, но сладко не будет никому. И мой долг, как жителя этого города, отвратить или задержать наступление коллапса. — Надо вербоваться, — произнёс я. — Но сначала съезжу кое-куда и достану для тебя всё необходимое из медикаментов и экипировки. — Хорошо, — кивнула бабушка. — А с водой что делать будем? — Найду нормальный грузовичок, куплю или достану бочки для воды, — ответил я. — Но всё это будет неважно, если город падёт быстро. — Не должен, — не очень уверенно произнесла бабушка. — Раз военные взялись, то какое-то время у всех нас есть. Иди уже, я буду следить за новостями и, если будет что-то важное, позвоню тебе или напишу. — Ладно, счастливо оставаться, — усмехнулся я, надевая маску. — А мне пор̀а на пр̀огулку. /3 апреля 2022 года, Санкт-Петербург, Васильевский остров/ Моя потрёпанная ласточка рыкнула двигателем и повезла меня в направлении Покровской больницы. Сразу проявились разительные отличия от вчерашнего дня: в городе военные, которые ходят отрядами по дворам и отстреливают мертвецов, которых, к слову, стало ещё больше. Но так только у нас, судя по всему, а в остальном городе происходит форменный бардак, который никто, абсолютно никто, не контролирует. В Центральном это началось ещё в первый день, потому что концентрация мертвецов выросла очень резко, что не вывезли власти, тогда вообще не понимавшие, что делать. В итоге у нас больше нет Центрального, Красногвардейского и Фрунзенского районов. Остальные городские районы под очень условным контролем властей, но может сложиться и так, что их, постепенно, отобьют обратно. Вряд ли, конечно. Пять миллионов населения, стремительно обращающегося в зомби — это фактор, делающий неэффективным любые попытки удержать город. Печальные мысли начали меня «грузить», поэтому я включил радио, чтобы заполнить тишину хоть чем-то. ♫ На Заре-е-е-е! ♫ ♫ Голоса зовут меня! ♫ Оригинал. Божественно. — Солнца свет и сер̀дца звук!!! — начал я подпевать. — Р̀обкий взгляд и сила р̀ук!!! Звездный час, моей мечты... в небеса-а-а-ах! ♫ На Заре-е-е-е! ♫ ♫ Голоса зову-у-у-ут меня! ♫ — Ох, мьер̀де! — увидел я скопление мертвецов, стоящих за оградой больницы. На калитке из стальных прутьев, обмотанной цепью с замком, висит табличка с планом-схемой больницы, на которой кто-то написал чёрным маркером: «Внутри заражённые, вход воспрещён». Ну, да, очень оптимистично было надеяться, что место, куда первым делом тащили всех укушенных и где так много беззащитных людей, не станет опасной зоной. — Эй, ты что там делаешь?! — окликнули меня с крыши противоположного здания. Поворачиваюсь и смотрю на неуместный источник шума. Мертвецы, привлечённые звуком, увидели меня и прильнули к ограде, пытаясь дотянуться до вожделенной плоти своими потрёпанными и посиневшими культяпками. — В больничку пр̀иехал! — ответил я. — А ты что там делаешь?! На крыше стоял дядька лет пятидесяти, вооружённый двуствольным ружьём и одетый в камышовый камуфляж. На седой голове его была камуфляжная кепка, только расцветки давно уже неиспользуемого армией паттерна «Флора». Усат, но безбород, ростом около метра семидесяти, комплекции чуть полноватой. Видимо, охотник, раз у него есть ружьё. — Я больницу охраняю и предупреждаю всех, чтобы не лезли туда — там тысячи заражённых, — сообщил охотник. — Их медики сюда сами доставляли, когда только началось, а потом менты свозили сюда отловленных задержанных. — Но зачем? — удивлённо спросил я. — А не знал никто, что это не буйные, а мёртвые, — объяснил дядька-охотник. — Не ходи туда, заклинаю, там только смерть. Толпой навалятся и сожрут. Кости только останутся, как вон от того. Он указал куда-то за ограду, я развернулся и увидел большое пятно запёкшейся крови на чёрной земле, в котором лежали обрывки одежды, кости, а также что-то вроде рюкзака. Ошмётков плоти нет - мертвецы всё подмели, даже землю руками изрыли, стремясь извлечь из обеда максимум пользы. — Наркоман какой-то, — сообщил охотник. — Я его предупреждал, что сожрут, но он всё равно хотел быстренько добраться до больничной аптеки. Теперь даже не восстанет. — И вообще медиков не осталось? — спросил я у дядьки-охотника. — Тебя как звать? — спросил он. — Дмитр̀ием, — представился я. — Меня Геной можешь звать, — разрешил охотник. — Тебе врачи зачем нужны? Нет, надо было предвидеть, что на медучреждения все забьют, но надежда оставалась. Да и ничего я не потерял от этой поездки, просто потратил несколько минут. — Хочу найти что-нибудь, что сможет экр̀анировать от гамма-излучения, — не стал я врать. — Думаю, должно же быть что-то такое у медиков. — Думаешь, ракеты пускать будут? — уточнил дядя Гена. — Так не помогут тогда никакие экраны. Лучше простынёй сразу накрывайся и ползи в сторону кладбища. — Ясно, — вздохнул я. — Ладно, поеду по аптекам пр̀ошвыр̀нусь... — Закрыты все аптеки, — сообщил мне дядя Гена. — Телевизор не смотришь, что ли? — А как медикаменты получать? — удивился я. — Никак, — ответил охотник. — А что делать-то? — вопросил я. — Сидеть дома и терпеть, — сказал дядя Гена, после чего нахмурился и начал цитировать чьи-то слова. — Общественные учреждения, включая относящиеся к учреждениям первичной важности, закрываются. Всем гражданам обязательно находиться в безопасных местах и не издавать шум. До тех пор, пока обстановка не стабилизируется. — А добр̀овольцем вер̀боваться как? — задал я следующий вопрос. — Добровольцам, желающим вступить в ополчение, перемещаться по городу разрешено, но по разрешённым военной администрацией маршрутам, а также на личном транспорте, — ответил охотник. — Вообще телевизор не смотришь, да? — Нет, — честно ответил я. — А вы как телевизор̀ смотр̀еть успеваете? — А он у меня с собой, — усмехнулся дядя Гена. — Портативный. — Пор̀тативный... — пробормотал я. — Ладно, поехал я. Счастливо оставаться! Значит, Покровская больница — это памятник первым ошибкам правительства. Пытались изолировать заражённых, полагая, что от заразы будет разработано лекарство и убийство заражённого будет равно убийству обычного гражданина. Я бы, будь на месте правительства, тоже колебался. Но военные, как выяснилось, таким гуманизмом не страдают и открывают огонь на поражение. Большой проспект, судя по всему, зачистили, но каждая проклятая многоэтажка может служить источником новой вспышки эпидемии. Сколько там людей сидит в квартирах? Да никто не знает! — Тогда едем в зоопар̀к, ласточка моя! — завёл я машину. /3 апреля 2022 года, Санкт-Петербург, Петроградский остров/ Оставил машину припаркованной на Кронверкском проспекте. Любопытно, что в городе осталось очень мало машин — все, кто был на колёсах, когда власти бездействовали, уже уехали. — Давненько я не бывал в зоопар̀ке, — пробормотал я и двинулся к арке с вывеской «Террариум». У входа стояла группа вооружённых людей в сияющей новизной военной форме, имеющей раскраску паттерна «Цифра». Оружие у них, правда, не новое — АК74 и АК74М. Когда служил, за мной закрепили АК74. Даже до сих пор помню серийный номер: 62568557, восемьдесят восьмого года выпуска. Союза нет давно, а его автоматы продолжают верно нести свою службу. — Пр̀ивет служивым! — помахал я рукой этим ребятам. — О, здоров, Наполеон! — помахал мне рослый рыжеволосый парень с избыточным весом, окладистой бородой и носом-картошкой. — Где здесь можно записаться в р̀яды доблестного ополчения гор̀ода-гер̀оя Ленингр̀ада? — поинтересовался я, вытаскивая из кармана пачку сигарет. Вот вечно забываю, что надо закупить курева на месяцы вперёд, самого качественного и герметично запакованного. — В террариум заходи, — сказал мне этот упитанный парень. — Там комбат сидит с писарем, запишут тебя и оружие дадут. — Угощайтесь, товар̀ищи, — предложил я. Открой пачку сигарет, и люди к тебе потянутся. Пачка стала полной только наполовину, после чего я подкурил свою сигарету и сделал глубокую затяжку. Эх, хорошо! — Что говор̀ят о снабжении? — поинтересовался я у рыжего. Некурящих было всего трое, хотя один из них, судя по лицу, колебался. Видимо, бросил недавно. — Да пока ничего, — пожал плечами рыжий здоровяк, после чего протянул руку. — Илья. — Дмитр̀ий, — пожал я его руку. — Сам здесь сколько? — Часа полтора, — ответил Илья. — Кое-как прорвался сюда из Калининского. Пришлось вплавь похерачить, потому что мертвяки почти на спине у меня сидели... Калининский район — это на северо-восток отсюда. Выходит, его тоже потеряли? — Как там? — спросил я. — Жопа, — ответил Илья. — Слишком долго я сидел у себя в квартире, боялся выйти. А надо было сразу, тогда бы без проблем здесь оказался. Чуть не сдох там, на Гренадерской. Гренадерская улица ведёт к Гренадерскому мосту, одному из самых заурядных питерских мостов. — И там поплыл? — поинтересовался я. — Ага, его ведь развели в самом начале, — покивал Илья. — Хорошо, что плавать умею. Ты сам откуда? О маске и наряде он не спрашивал, что удивительно. Или мышление людей уже настолько изменилось, что всем уже плевать, кто во что одет? — С Васильевского, — ответил я. — Ладно, пойду я вер̀боваться. — У нас и половины батальона нет, поэтому к нам вернёшься, монопенисуально, — усмехнулся Илья. Всегда поражался, как питерцы умеют придавать даже ругательствам высокопарные звучание и форму. Пребывая в задумчивости, я прошёл через арку и пластиковую дверь с остеклением. Рекламные брошюры плотно облепляют стекло, зазывая людей посмотреть на жирафов, тигров, львов, белых медведей и прочих зверей-невольников. А что будет с ними, когда мы все вымрем? В террариуме куча мужиков в форме. Ха-ха, невольно вспоминается знаменитый и резонансный обзор от Евгения. Я ведь мог сыграть в этом фильме, менеджер ведь даже начал договариваться с продюсерами о роли лейтенанта Арбузова, но роль уже была забита неким подающим надежды и талантливым актёром, а у меня ещё не было признания критиков, ведь я ещё не снялся в «Бесе». Тогда я ещё не считался талантливым актёром, но это сыграло мне на руку. Да, там были какие-то деньги, но на таких, кхм-кхм, продуктах, очень сложно сделать карьеру. Фильм ведь облили все, кроме тех, кому заплатили деньги, чтобы они похвалили. Можно сказать, что мне повезло быть никому не известным актёром. — Где я могу записаться в добр̀овольцы? — поинтересовался я у ближайшего военного. Военный пристально смотрел в террариум с тарантулом или тварью, похожей на тарантула. — Ты кто такой? — спросил военный, развернувшись ко мне. Лычки полевой формы говорят мне, что это целый майор. Высокий, крепкий мужик, но с выдающимся вперёд брюшком, видимо, натёртым о письменный стол. Лицо суровое, карие глаза смотрят на меня с неудовольствием и подозрением. — Гр̀ажданский, котор̀ый желает записаться в ополчение, — ответил я. — Дмитр̀ий Вер̀ещагин. — Иди к тому столу, там тебе скажут, что подписывать, — указал военный на группу людей, стоящих у стола. Прохожу в указанном направлении и вижу развернувшегося ко мне полковника, одетого в повседневную форму. Похоже на какой-то бардак: каждый ходит в том, в чём хочет, что создаёт ощущение отчаянья и тревоги. Военные должны держать форму в порядке и в точности соответствовать уставу. Если этого нет, то у них явно что-то не в порядке. — Дмитр̀ий Вер̀ещагин, — представился я. — Полковник Краснодубов, — представился в ответ полковник. — Доброволец? Этот точно провёл последнюю часть жизни за бумагами, потому что по нему видно, что он не сдаст даже свои возрастные нормативы — избыточная масса тела, голос хриплый и с одышкой, нос сизый, а под усталыми серыми глазами тяжёлые мешки. Стрижка короткая, но небрит уже несколько дней, как минимум. — Так точно, — ответил я. — Служил? — заинтересовался Краснодубов. — Служил ср̀очную в Воор̀ужённых Силах Р̀еспублики Казахстан, — сообщил я. — Наводчик самоходной артиллер̀ийской установки 2С3 «Акация». Боевого опыта не имею. — Нам бы хоть кого-то, кто умеет обращаться с техникой! — процедил полковник. — Стрелял из орудия хоть раз? — Стр̀елял, — ответил я. — Пр̀актика богатая, но, исключительно, полигонная. — Тогда ты нам очень нужен, — заулыбался Краснодубов. — А что за маска и наряд? — Свер̀хспособность, — ответил я. — Та-а-ак... — напрягся полковник, медленно опуская руку к кобуре. Все остальные тоже сильно напряглись, а кто-то уже вскинул оружие. — Да что пр̀оисходит? — удивлённо огляделся я. — Что не так? — Мыслишки у тебя уже появлялись? — спросил полковник. — Какие мыслишки? — искренне спросил я, не понимая, о чём он толкует. — Ну, что ты теперь не просто человек, а одарённый богом или чем-то ещё, поэтому остальные — это жалкие твари, не достойные человеческого обращения? — уточнил формулировку Краснодубов. Вот это интересно. — Нет, конечно! — ответил я. — А должны? Полковник пристально смотрел мне в глаза, то есть в затемнённые прорези маски, за которыми не видно моих глаз. — Сними свою маску, — потребовал он. Мне крышка, если они решат открыть огонь. Да и я не хотел бы портить отношения с военными, поэтому лучше подчинюсь. — Ох ты ж... — увидел метаморфозы моей экипировки полковник. — Это что за?.. — Так работает моя сверхспособность, — сообщил я ему. — Могу воплощать образы персонажей театральных постановок. В этом случае Наполеон Бонапарт. Но с чем связано ваше напряжение? Почему вы все хотите меня пристрелить? — Уже был ряд эксцессов с нашими людьми, получившими сверхспособности из сфер, — поделился Краснодубов. — Они не перенесли психоэмоциональное воздействие, как мы понимаем, поэтому сошли с ума и начали действовать необдуманно. Один раз это привело к жертвам среди личного состава. — Ясно, — вздохнул я с сожалением. — У меня с головой всё в порядке, насколько я знаю, поэтому не думаю, что создам проблемы. — Это мы ещё увидим, — произнёс полковник. — Игорь, оформляй. — Может, ну его? — спросил подполковник у стола, на нагрудном шевроне которого было написано «Бирючинин». — Супер, ещё и не нашенский... — У меня девять «Коалиций», но расчётов только на три! — вдруг вскипел Краснодубов. — Грозникин сказал, чтобы хоть рожали, но нашли — вот перед тобой стоит артиллерист! Когда служил, боец? Он уставился на меня так, словно у меня в кармане лежит шесть артиллерийских расчётов. — С тринадцатого по четырнадцатый год, — ответил я. — Забыл, наверное, уже всё... — вздохнул полковник. — Ладно, по ходу наверстаешь! Ты, главное, с ума не сходи. Зашипела рация на его поясе. — «Седьмой», у нас ЧП, я «Капкан», приём. — «Седьмой» на связи, «Капкан», приём, — откликнулся майор, стоявший у тарантула. — Нужен вооружённый отряд у вольера с тигром, — запросил «Капкан». — У нас тут нападение... Жёсткий замес, «Седьмой»! На фоне слышался рык и крики людей. — «Эскадрон», живо к вольеру с тигром, это «Седьмой»! Приём! — приказал кому-то майор у тарантула. — Понял вас, «Седьмой», — раздался из рации чуть прокуренный голос. — Выдвигаемся. — Я могу помочь, — предложил я, надевая маску. — Нет, дуй к остальным ополченцам, — покачал головой полковник Краснодубов. — А он ведь супер... — вдруг произнёс Бирючинин. — Он артиллерист, поэтому остаётся с остальными ополченцами, - сказал полковник. - Иди на улицу. Кивнув, направился на выход, а военные продолжили напряжённые переговоры по радиосвязи. — Узнаю р̀одную ар̀мию, — усмехнулся я, выйдя на улицу. — Не успел вер̀нуться, а уже какие-то пр̀иключения!