Лицедей. Мрачный дебют

/3 апреля 2022 года, Санкт-Петербург, Петроградский остров, Ленинградский зоопарк/ — И снова здр̀авствуйте! — вышел я к ополченцам. Но никто не успел и слова сказать, как где-то за мной раздался громкий скрежет жести. Звук доносился сверху. Я резко обернулся, после чего в ужасе выпучил глаза и попятился. На крыше, прямо над аркой входа, стоял здоровенный тигр, скалящийся окровавленной пастью. — Ох, твою мать... — прошептал я, после чего замер. Слышал когда-то, что, если не двигаться, то хищное животное не атакует, но что-то у меня нет особой уверенности на этот счёт. Медленно, чтобы не создавать лишних звуков, извлекаю шпагу из ножен. Шансов против мощного тигра у меня мало, но есть люди с автоматами, правда, ошеломлённые и оцепеневшие. — Стр̀еляйте по нему, — тихо произнёс я. Тигр смотрел прямо на меня, а я смотрел прямо на него. Не знаю, что он сделал у своего вольера, но это было нечто крайне кровавое и жестокое, потому что кровь покрывала не только его морду, но и лапы, а также переднюю половину туловища. И эта тварь, решив, что банкет надо продолжать, прыгнула на меня. Страшно? Да, страшно. Только вот не на того напала, скотина шерстяная! Прыжок был длинным, с выставленными вперёд когтистыми лапами, чтобы прижать меня к брусчатке тротуара и растерзать. Когда мне стало понятно, что тигр уже точно не может сильно изменить траекторию падения, я сделал рывок влево и начал извлекать из кармана «Макарыч». Тигр, ещё в полёте осознавший, что сокрушительный удар лапами безнадёжно провален, а я задумал что-то нехорошее, приземлился и совершил кувырок, чтобы погасить инерцию и уйти от возможной атаки. — Жр̀и р̀езину, ле кон! — воскликнул я, отстреливая последние четыре патрона в туловище тигра. Животное зарычало с нотками гнева и болезненности, после чего резко развернулось и кинулось на меня. Прыжок мощный, в чём-то пафосный, но я был к нему готов. — Н-на! — вложил я в укол вес собственного тела. Шпага вошла в грудь тигра по самую гарду, но иначе и быть не могло, ведь произошло сочетание двух противонаправленных импульсов — одна тигриная сила против одной человеческой. И я не удержался на ногах, ведь это чудовище весило килограмм триста или около того, поэтому рухнул на спину. Правда, тигр ещё со мной не закончил, поэтому я ощутил, как мои плечи рвёт на лоскуты когтями. — А-а-а-а, пютэ!!! А-а-а!!! — завопил я против своей воли, после чего оказался погребён под обмякшей тушей тигра. Из лёгких выбило весь воздух, а вдохнуть я уже не мог. Грудь сдавило так, словно на неё положили гриф штанги с тремя сотнями килограмм чугунных блинов. Тигр, к счастью, всё-таки умер, поэтому не пытался порвать меня на британский флаг, но всё равно хорошего в этой ситуации было мало. Я чувствовал, как моя кровь пропитывает рубашку и сюртук, а руки жжёт ослепительно болезненным огнём. Внезапно, тягучую вечность спустя, груз с груди сняли, а я, наконец-то, сумел сделать вдох. — Врача сюда, живо! — донеслось до меня. Мир словно в тумане, вокруг смутные силуэты, всё болит, становится холодно, а затем сознание меня покинуло. /Неизвестное время спустя/ Повторное «включение» сознания происходило постепенно. Первое ощущение — будто меня высушили в промышленной сушилке для древесины. Жутко хотелось пить. Глаза я сумел открыть только со второй попытки. Пришёл в себя я в комнате с побеленным потолком и выкрашенными в светло-серое стенами. Большое окно делает эту комнату очень светлой и какой-то, так сказать, умиротворённой. Правда, я не могу насладиться аурой умиротворения, царящей в этом помещении, потому что при попытке сглотнуть слюну я ощутил, будто по глотке от души прошлись наждачной бумагой. Лежу я в кровати, застеленной белой простынёй, а слева от меня серая тумбочка, совсем как в армейском госпитале, расположенном в далёком-предалёком Семипалатинске... Одет я в шерстяную пижаму коричневого цвета. На тумбочке графин и стакан, а ещё ваза с весенними цветами. Больше в помещении ничего нет, кроме деревянной двери и окна, занавешенного полупрозрачным тюлем. С кряхтением поворачиваюсь на левый бок и хватаю стакан, наполовину заполненный водой. Глядел я на него, как Голлум на кольцо, так сильно мне хотелось пить. — Ах, каеф... — прохрипел я, опорожнив стакан. Живительная влага оросила мой пищевод и придала сил, чтобы сесть на кровати и наполнить стакан из графина. Только на четвёртом стакане, когда графин показал сухое дно, я остановился. Так бы и пил, будь ещё. Я даже начал серьёзно поглядывать на вазу с цветами. Нет, пока достаточно воды. Ощупываю себя — вроде бы, насколько я помню, у меня была схватка с тигром, где я, кажется, выиграл. Нет, точно выиграл! Иначе не объяснить, почему я не в сырой могиле или не труп, лежащий в отвале, постепенно превращающийся в перегной. Самочувствие, после утоления жажды, просто отличное, хотя плечи зудят так, будто их стекловатой обтёрли. Встаю с кровати и обнаруживаю тёплые тапочки с эмблемами «Boss». Шикарно... Погружаю ноги в тапки и встаю с кровати — надо выяснить, какого, собственно, произошло и что делать дальше. Выхожу в коридор — а там люди. Люди в белых одеждах, не особо спешащие по своим делам. — Он проснулся, — флегматичным тоном констатировала пожилая женщина, сидящая за школьной партой. На парте аккуратно разложены папки с номерными делами, а также стоит графин с водой и стакан. Женщина была полновата, а одета она была в гражданскую одежду, поверх которой был надет белый халат, местами заляпанный кровью, уже давно засохшей. Жизнеутверждающая картина — окровавленный медицинский халат. — Дмитрий Верещагин, — произнёс другой врач, мужчина лет сорока, носитель короткой бородки. — Собственной персоной, — кивнул я. — С кем имею честь? — Григорий Модестович Негуляев, — представился он. — Я ваш лечащий врач. Спешу сообщить, что вы подверглись экспериментальному лечению, завершившемуся полным успехом — ваши травмы устранены, и вы возвращены к исходному состоянию, то есть вашему состоянию до встречи с тигром. — Что за «экспериментальное лечение»? — спросил я настороженно. — Вы сами обладаете сверхспособностью, правда, мы так и не поняли, в чём именно она заключается, поэтому вы не должны быть сильно удивлены тому, что сверхспособностями обладает кто-то ещё, — сообщил мне Негуляев. — У нас есть Семён, обладающий магией исцеления, с необычным потенциалом. Вот, кстати, он. Это он о приближающемся к нам парне, одетом в хирургический костюм. И я его знаю. — О, это ведь тот самый Семён! — радостно помахал я ему. — Привет! Рад тебя видеть! Да, это был один из стихийно собравшихся дружинников, решивших «зачистить» подъезды нашего двора. Правда, неизвестно, как он относится к тому, что я «зачистил» его напарников, решивших, что меня можно просто так ограбить... — Привет, — пожал мне руку Семён. Апокалипсис пошёл ему на пользу, потому что он заметно посвежел и, наконец-то, побрился — в прошлую нашу встречу он выглядел как человек, который уверенно движется к статусу эталонного питерского алкоголика. — Спасибо за то, что спас, — поблагодарил я его. Благодарить людей — это нетрудно, особенно, когда искренне благодарен. Организм не сломается, если озвучить слова благодарности, но некоторые гордые особы пренебрегают этой вежливостью, за что считаются окружающими мудаками. — Да я, как бы, не спасал, — ответил Семён. — Ты бы не умер, если верить Григорию Модестовичу, но пролежал бы у нас пару-тройку недель. — А сколько времени прошло? — спросил я. — Около четырнадцати часов, — ответил Григорий Модестович. — Мы вас прооперировали, очистили раны, после чего Семён зарастил их своей сверхспособностью. А-а-а, теперь я понимаю, почему они никуда не спешат и откровенно скучают — если раненых обрабатывают по такой схеме, то надолго тут люди не задерживаются. — Ваши одежда и оружие находятся в моём кабинете, — сообщил мой лечащий врач. — Ещё, насколько я знаю, вас ждёт торжественное вручение медали за ваш подвиг. Весьма заслуженное, как я считаю. — А в фильме такого подонка играл... — заметила женщина за партой. — Это льстит, — произнёс я. — Где я могу поговорить с полковником Краснодубовым? — Явитесь в террариум, — сказал врач. — Вас ожидают. Пройдёмте за мной, я покажу, где лежат ваши вещи. С благодарностью кивнув, я направился за Негуляевым. В кабинете, на тележке, лежала российская военная форма, а поверх неё моя маска. На полу стояли берцы, даже на вид дорогие. Не пожалели, ценят. — Ваша одежда пришла в негодность, поэтому мы решили запросить у военных комплект формы, — сообщил Григорий Модестович. — Вы же не передумали вступать в ополчение? — Нет, не передумал, — ответил я. — Переодеться можете за ширмой, — указал врач на медицинскую ширму, скрывающую кушетку, обшитую искусственной кожей. Переоделся я быстро, но берцами доволен не был. Вообще, никогда не встречал берцы, которые можно просто так взять и надеть сразу. Надо их долго разнашивать, подвергать хитрым и нудным манипуляциям... А когда речь идёт об армейских берцах, то это не они разнашиваются, а нога носителя. Если не знать всех «приколов», то можно на неделю или две выйти из строя, потому что мозоли. Когда служил в казахстанской армии, ребята, плохо говорящие на русском, жаловались контрабасам на «мазёл». Я тоже жаловался на «мазёл», потому что в душе даже не представлял обо всех этих армейских хитростях, предусматривающих особую подготовку обуви. Как всегда, есть два способа: правильный и через жопу. Способ «через жопу» я уже испытывал, поэтому буду всё делать по науке. Но дома. Недовольно поморщившись от давления на ступни в неожиданных местах, я поправил поясной ремень, пожал руку лечащему врачу и покинул больничку. Как оказалось, это была ветеринарная клиника при зоопарке, поэтому далеко меня не увозили. Столкнулся с тигром у арки, потерпел сокрушительную победу, после чего был перенесён на сто пятьдесят метров южнее и оказался в ветклинике. С грустью посмотрев на не работающие карусели, направился к террариуму. — О, Наполеон! — помахал мне рукой один из ополченцев. А, это тот самый Илья, с которым мы познакомились вчера. Вот вроде меньше пятнадцати часов назад всё было, а ощущение, будто два-три дня прошло... Ополченцы сидят на лавках у входа в террариум. Их пятнадцать часов не могут куда-то определить или распустили вчера по домам, в связи с ЧП? Кстати, надо выяснить, что же, всё-таки, произошло. — Здоров, — помахал я ему рукой. — Как тут обстановка? — Здоров! — приветствовал меня Илья. — Да нормально всё, пока что. Из-за вчерашнего нас в казарме решили придержать. Слышал, да? Подошли остальные ополченцы, все при оружии, но с неуверенными взглядами и слегка уставшие. Естественно, каждому надо было пожать мне руку, ха-ха. Хорошо, что автографы не просили. — О чём я не слышал? — не понял я. — Да этот тигр, Амадеем его звали, шесть человек порвал, — ответил Илья. — Если бы ты его не встретил, нам бы тоже амба. Я вот остолбенел, когда увидел эту махину на крыше... — А как эта тварь вообще выбралась? — недоуменно спросил я. — Никто точно не знает, — пожал Илья плечами. — Я видел клетку — её будто тараном долбанули. Некоторые говорят, что диверсия. — В натуре диверсия, я говорю, — вступил в разговор низкорослый парень с АКМ. — Вова. Пожал ему руку, в связи со знакомством. У нас такие ритуалы, ведь мы люди... — Да кому надо сейчас диверсии устраивать? — скептически вопросил я, посмотрев на него. — Нет, я заметил, что некоторые животные сходят с ума. Одна псина, накануне, чуть не загрызла меня — пришлось зарезать. — Не ты один это заметил, — хмыкнул Илья. — Военные уже пристрелили всех крупных хищников. Львов, тигрицу, бегемота, белого медведя — они все, кстати, тоже чокнулись и пытались продолбить решётки. Видимо, дичи с зомби и аномалиями с нас недостаточно... — Ладно, пойду я, поговорю с начальством, — решил я не задерживаться. — Да давай покурим, — предложил Илья. — Вован, дай сигарет. — Угощайтесь, конечно, — заулыбался тот и вытащил упаковку с сигарами. Не какая-то там китайская подделка, а настоящий «Боливар», старая марка, высокое качество. Курил такие лишь единожды — угощал мой менеджер, Владимир Пахомович. Дорогие, заразы. — Ого, — под впечатлением, произнёс я. — Откуда богатство? — Не знаю, — пожал плечами Вован. — Вместе с ужином выдали. Сказали, что вернули табачное довольствие, поэтому нам положено. Что-то это не очень похоже на армию. Сигары, стоящие около сорока штук рублей за упаковку, выдают бесплатно, потому что солдату положено? Как там говорил Станиславский? — Я знаю, откуда это, — вступил в разговор ещё один ополченец. — Тут рядом с зоопарком пять табачных магазинов — скорее всего, добровольно поддерживают армию сигаретами. Или недобровольно. — Да говно эти сигары, — недовольно пробурчал Илья. — Не курятся, а если раскуришь, то взатяг горло дерёт... — Ты просто не умеешь их курить, — произнёс я. — Есть нож у кого? В общем, как учили компетентные люди, надо аккуратно срезать кончик, ведь от ширины разреза зависит, насколько интенсивно будет исходить дым. Аккуратно срезаю самый кончик сигары, после чего принимаю зажигалку и начинаю подкуривать табак, причём это сделать не так просто, как в кино — надо крутить сигару и медленно тянуть дым, чтобы поджиг проходил равномерно. Непростой ритуал, но технологию его я знаю. Раскуриваю сигару, после чего начинаю мерно её курить. — Вот так это и делается, товарищи, — сообщил я внимательно следящим за моими действиями ополченцам. — Взатяг курить сигары нельзя, потому что это, со временем, прикончит ваши лёгкие, а ещё вы будете страдать при каждом затяге. И привыкнуть к этому нельзя. Фишка сигары — аромат. Но я предпочитаю нормальные сигареты. — А-а-а, значит, остальным военным эти сигары не в себя пришлись, поэтому их можно ополченцам отдать, пусть давятся? — возмутился Илья. На фоне произошёл слитный залп, минимум, шести пушек. Слышно отчётливо, но орудия незнакомые. Не знаю, что именно, но точно не «Акация». Разберёмся по ходу. — Илья, мы теперь тоже военные, — вздохнул я. — Одно дело делаем. Ладно, пошёл я. — Ты погоди! — придержал меня Илья. — Покажи ещё разок, как там надо сигару-то... Пришлось задержаться на полтора десятка минут. Зато теперь они будут знать, как правильно курить сигары. Будет отличительной чертой ленинградских ополченцев, ха-ха! Вошёл в террариум с сигарой в зубах. — Ещё вчера полуубитого в лазарет относили, а сейчас, поглядите-ка, с сигарой в зубах рассекает! — увидел меня полковник Краснодубов. — Дмитрий, давай сюда подходи, по-быстрому оформим тебя, а потом на награждение. — Доброго дня, — улыбнулся я. — А что за награждение? — На «боевые отличия» тебя представили, — ответил полковник. — Ты давай поживее, у нас работы непочатый край, ещё журналисты будут. — А я бабуле своей... — вспомнил я, нащупав телефон в кармане. — Да мы уже позвонили и всё рассказали, — махнул рукой Краснодубов. — Знает она, что ты в порядке, не переживай. Давай-давай, репортёры скоро приедут! — Какие репортёры? — удивился я. — Нет времени, — поторопил полковник. — Вот здесь и здесь подпиши, потом иди фото делать. — А зачем эти формальности? — не понял я. — Если погибнешь, не дай Бог, потом родственники как пенсии и пособия получать будут? — резонно вопросил полковник. Ну, логично. Только вот сильно сомневаюсь я, что надо думать настолько далеко... Впрочем, по барабану. Подписал документы в нужных местах и пошёл фотографироваться. — Сигару отложите, — попросил фотограф, когда я сел на стул. — А, да, — спохватился я и опустил сигару. — Хотя с сигарой пафоснее как-то. — Не по регламенту, — покачал головой фотограф. — Замрите и лицо посерьёзнее. Вышел я уже с распечатанными фотографиями, 3×4, три штуки. Сигара дымила одуряющим ароматом, прямо чувствовал, как мою одежду пропитывает запахом Кубы. На фоне слышна приглушённая стенами здания канонада. Артиллеристы вкалывают как проклятые. — Всё, оформлен и сегодня же будешь занесён в картотеку, — заулыбался полковник, лично вклеив мою фотографию в личный лист. — После обеда будь готов — поедешь на артиллерийский остров, там у нас «Коалиции» стоят. И держи своё оружие. АК74М, подсумок с четырьмя магазинами. — А сейчас куда? — спросил я, принимая своё оружие. Чёрный автомат прислонил к стенке, а затем снял ремень. Вдеваю ремень в петли подсумка, с которого уже сорвали пластилиновую печать и наполнили боеприпасами, после чего надеваю изрядно потяжелевшую конструкцию обратно на пояс. — Как куда? — удивился полковник. — На обед! По дороге в кафе, где развернули столовую, я позвонил бабушке. Сказал, что всё в порядке. Она отреагировала сдержанно, хотя посетовала, что зря уговорила меня идти к военным — теперь, после моего противостояния с тигром, эта идея уже не казалась ей выигрышной. Но я ответил, что сам принял это решение и ни о чём не жалею. Тут как-то побезопаснее, чем шастать по городу в одиночку. Женщина на раздаче блюд посмотрела на меня как-то странно и недоверчиво, но выдала тарелку с тремя котлетами и пюре. — Эй, это же он! — воскликнул некий женский голос, когда я уже пошёл к ближайшему столу. Опять эти последствия известности... — Дмитрий! — окликнули меня. Поворачиваюсь в сторону раздаточной. За соседними столами сидят военные, мужчины и женщины, они тоже удивлены нештатной ситуацией. Источником звука была та самая женщина на раздаче. Рядом с ней стоит девушка в поварской униформе. — Да? — спрашиваю я, отрезав ложкой кусок котлеты и погрузив его в рот. Котлеты, если быть честным, приготовлены недурственно. — Вы же Дмитрий Верещагин, да? — спросила девушка-повар. Ростом она около метра шестидесяти, стройная, я бы даже сказал, что спортивная, с карими глазами, маленьким прямым носом, чёрными волосами, закрытыми сеткой, а также с этаким вечно удивлённым выражением лица. Или она сейчас реально удивлена меня увидеть. По глазам её вижу, что она меня узнала, но, видимо, ей трудно поверить, что таких как я можно просто так встретить во время зомби-апокалипсиса. Творческие личности умирают первыми, ибо не приспособлены ни к чему... За редким исключением. — Он самый, — прикрыв глаза, кивнул я. — Можете дать автограф? — умоляюще уставилась на меня девушка. — Да, конечно, — ответил я и со вздохом встал из-за стола. Вновь подхожу к раздаче и ожидающе смотрю на фанатку. Та быстро сбегала на кухню и принесла дневник с красной обложкой и чёрный маркер. — Кому? — спросил я. — Даше, — пискнула повар. — Даше, от Дмитрия Верещагина, с наилучшими пожеланиями... — написал я, проговаривая слова вслух. — Котлеты — полный улёт. В конце нарисовал сердечко. — Спасибо большое! — счастливо заулыбалась повар Даша. — Я смотрела все ваши постановки! Ваша игра безукоризненна! О, а вот это было очень приятно. Не за насквозь коммерческий «Бес», а за театр — нет большего признания для актёра. Кино — это работа огромной команды, а в театре — лично твоя. — Я признателен вам за столь высокую оценку моей работы, — изобразил я полупоклон. — К сожалению, временно не выступаю. — Будет ещё спокойное время! — уверенно произнесла Даша. — Приятного аппетита! — Спасибо, Дарья, — улыбнулся я и пошёл обратно к столу. Санкт-Петербург — это особый город. Здесь театр на равных конкурирует с футболом. Сажусь за стол и начинаю, наконец-то, есть. Но не успел скушать и половины пюрешки, как вновь подошла Дарья. — Мы совсем забыли, — произнесла она. — Положено сигареты выдавать как табачное довольствие. Но сигарет не осталось, поэтому только сигары, вот. Она положила на стол упаковку «Монтекристо Эспешл». Мир решительно сошёл с ума. Пятьдесят штук рублей за упаковку — я покупал такие на день рождения своего менеджера. Он очень их хвалил. И я до сих пор считаю, что курить такие сигары — это беситься с жиру. — И много у вас этого добра? — поинтересовался я, подвигая упаковку к себе. Двадцать пять сигар, в деревянной коробке. И они выдают их упаковками, мать их жена Рокфеллера... — Да, КамАЗ целый отгрузили, — ответила Даша. — На складе нашли, говорят, пока южная окраина города ещё была нашей... Бросать было жалко, поэтому вывезли всё, что там было. — Ясно, — вздохнул я. — Чтобы тебе веселее жилось: вот за такую коробку, ещё четыре дня назад, Даша, пришлось бы отдать пятьдесят тысяч рублей. Вновь я сумел вызвать её удивление. — Сколько?! — воскликнула она. Окружающие люди и так без стеснения слушали наш разговор, поэтому её восклицание не вызвало никакой реакции. Но, как я заметил, мои слова вызвали нешуточное удивление вообще у всех. — Вот за это? — она ткнула пальцем в упаковку сигар. — Их же курить невозможно! — Уметь надо, — усмехнулся я, посмотрев на тлеющую сигару в пепельнице. — Ох, жаль, но мне надо работать, — вздохнула Даша. — Увидимся на завтраке, — улыбнулся я ей. Но дообедать мне, всё равно, не дали. Появились некие журналисты, с оператором. И они сразу увидели меня, начав съёмки сходу. — Дмитрий, здравствуйте! — заговорила со мной девушка в военной форме, но явно гражданская. — Здравствуйте... И понеслась. Оператор и журналистка неотрывно следовали за мной вплоть до момента торжественного награждения. Стране отчаянно нужны герои, а тут я очень удачно подвернулся, вместе со своим подвигом. Вручение происходило торжественно, но без оркестра — нет больше никакого оркестра, все под ружьём. На сцене, где раньше проходили культурно-массовые мероприятия, мне на грудь повесили медаль «За боевые отличия», старшие офицеры, включая полковника Краснодубова, пожали мне руку и поочерёдно толкнули вдохновляющие речи перед личным составом и ополченцами, после чего был организован короткий фуршет. Без изысков, но очень трогательный, потому что напомнил мне уже фактически утраченный образ жизни. Всего три дня, но они изменили абсолютно всё. А после фуршета, когда журналисты уехали, мне дали УАЗик и отправили на Артиллерийский остров. Тут идти-то было меньше шестисот метров, но у армии свои порядки. Сказано пешком — идёшь. Сказано на машине — едешь. А на Артиллерийском острове была своя атмосфера. Сюда ехали полные грузовики, а уезжали пустые. Снаряды и порох, порох и снаряды. — Ты кто такой? — спросил меня измазанный пылью старший лейтенант Грабов А.А. — Рядовой Верещагин, — представился я. — ВУС — наводчик САУ 2С3 «Акация». — С «Коалицией» работал когда-нибудь? — спросил старлей. — Никогда, — ответил я. — Тогда будешь по ходу действия учиться, — ничуть не расстроился Грабов. — Стрелял из орудия когда-нибудь? — Так точно, — ответил я. — Значит, ещё лучше, — хмыкнул старлей. — Идёшь в распоряжение сержанту Бусину. Ты один? — Так точно, — ответил я. — Вот же... — процедил Грабов с остервенением. — Мне десять надо, а не один. У нас тут пи... Остаток слов он договаривал, уже возвращаясь к своей батарее. — Да уж, — произнёс я и пошёл вслед за ним. Орудия хреначили почти непрерывно, но я не вижу горки из гильз. — Ага, картузное заряжание, — догадался я, увидев ящики с полыми тубусами. Картуз — это артиллерийский метательный заряд, отправляющий снаряд адресату, полностью сгорая в процессе. Смутно припоминаю теорию, данную мне в армейской учебке: придумали, вроде бы, ещё во времена дульнозарядной артиллерии, использующей чёрный порох, потом сменили это дело на гильзы, а теперь опять возвращаются к истокам. — Кто здесь сержант Бусин?! — спросил я, подойдя к ближайшей САУ. — Последняя машина, — ответил изнемождённый артиллерист, выглянувший из боевого отделения. — Понял, спасибо! — козырнул я и побежал к краю батареи. Эти штуки, как я понимаю, «Коалиции-СВ», то есть самые новые и передовые артиллерийские системы. Я о них только слышал, но слышал, в основном, хорошее. Что они максимально автоматизированные и фактически являют собой артиллерию будущего, что там надо только три человека, которые почти никак не участвуют в процессе перезарядки, а сидят в корпусе от танка Т-90, переоборудованном под комфортную среду для ведения огня, без пороховых газов, духоты и тесноты. — Ты тот самый новичок? — вылез из рубки САУ сержант с шевроном «Бусин Д.Д.». Лет ему, если на вид, что-то около двадцати пяти, форма потрёпана. — Так точно, — ответил я. — Нормально разговаривай, — попросил сержант. — Как звать тебя? — Дмитрий, — представился я. — А меня Денисом зови, — назвал своё имя сержант. — И всю эту уставню даже не вспоминай — заманало меня уже. — Понял, — кивнул я. — Ты же Наполеон, типа? — поинтересовался Бусин. — А ещё в фильме каком-то играл, так? — Да, — не стал я скрывать. — Автограф-сессия по окончанию инструктажа. — Короче, — сержант достал из кармана пачку «Бонда». — На чём работал? — «Акация», — ответил я ему. — Значит, вообще в душу не рубишь, что за «Коалиция-СВ»? — спросил он, закуривая. — Только слышал, — вздохнул я. — Ну, нам не в контрбатарейку играть, а отрабатывать по предсказуемым и малоподвижным мишеням, — махнул рукой сержант. — Но работа предстоит тяжёлая, больше, чем ты можешь вывезти, поверь. У нас, как раз, затишье, поэтому есть время для инструктажа. Айда за мной. Мы направились к отдельной батарее САУ, рядом с которыми крутилась пара военных. — Это Трофим, такой же, как ты, доброволец и служил непонятно где, — представил Бусин усатого парня в кепке набекрень. Одет Трофим был в «цифру», но из-под кителя выглядывала полосатая футболка. Наблюдался в нём лишний вес, но мужиком он был крепким, судя по тому, как легко он тягал немаленькие снаряды, передаваемые из КамАЗа. Лицо простоватое, усы чёрные, а на голове нет волос — выбрит наголо. Видимо, плешь одолевала, поэтому Трофим решил применить тактику «выжженной земли». — Не непонятно где, а в ВДВ! — возмутился он, помещая снаряд в приёмную люльку орудия. — Неважно, — сказал на это Денис Бусин. — Трофим уже усвоил, что да как у нас устроено, поэтому работать будешь с ним. Сейчас введу тебя в курс дела. Сержант запрыгнул на борт САУ. — «Коалиция-СВ», — указал он на машину. — Калибр 152 миллиметра, знакомый тебе габарит. Но дальше идут отличия. Перезарядка условно автоматическая, но это не совсем так, хотя это я позже объясню... Перезарядка, как я только что сказал, условно автоматическая, наведение по координатам, то есть целиться не надо: вбиваешь координаты и долбишь до победного. Это значит, что все твои навыки прицеливания из орудия здесь никому нафиг не сдались... — Так поставили бы случайных людей, — удивлённо предложил я. — По координатам, думаю, любой дурак сможет. — Дурак-то сможет, — не стал спорить Бусин. — Но оперативно принять координаты и скорректировать то, что не сможет мозг «Коалиции» — вот это и есть твоя работа. Ты же писю не теребил во время подготовки? — Не теребил, — усмехнулся я. — Кое-что помню. — Значит, останешься с нами надолго, — заключил сержант. — Когда пехота возбудится, начнётся жара — всякий раз, когда они лезут на землю мертвяков, начинается наша работа. Вчера, например, долбили по сотням координат с утра до ночи. Здоровый сон — забудь. Перерывы — забудь. Перекуры — только без отрыва от производства. — А сейчас что за затишье? — поинтересовался я. — Снаряды везут, — пожал плечами Денис Бусин. — Как приедут первые грузовички, начнём работать, поэтому давай-ка полезай в боевое отделение — буду просвещать тебя, нести светлое, нефильтрованное. Юморист, значит. — Я маску надену, — сообщил я. — Мне так удобнее. Надеваю маску и военная форма на мне преобразуется в привычный наряд Наполеона Бонапарта. Правда, шпаги 18 брюмера нет. Непорядок. Надо будет найти какой-нибудь аналог, чтобы не быть совсем безоружным. Инструктаж занял около тридцати минут. Правильно говорят, что технологии нас изнеживают. Допплеровские радары позволяют «Коалиции-СВ» производить выстрелы без пристрелки, так называемым огневым налётом, то есть корректировкой следующих выстрелов ещё в процессе полёта первого снаряда. И этот метод позволяет накрыть цели почти одновременным падением снарядов. А на «Акации» мы пристреливались, считали траектории... Скорострельность у этой штуки около шестнадцати выстрелов в минуту, что вообще форменное безумие. Сокрушительное оружие, предназначенное для ультимативного подавления вражеской артиллерии и живой силы. Фугасы «Коалиция» отправляет на сорок километров, а ведь есть ещё управляемые снаряды, летящие на все семьдесят. Но мы только фугасами можем достать до любого уголка Петербурга, потому что Артиллерийский остров выбран командованием не просто так. Но самое интересное: в боевом отделении у наводчика есть монитор с картой, на которой надо просто нажать на нужные координаты и «мозг» САУ сам произведёт все расчёты и тебе останется только открыть огонь. И перезарядится орудие само... Зачем я здесь? — Теперь о том, почему эта машинка условно автоматическая, — вспомнил Бусин. — Потому что боекомплект тут всего семьдесят снарядов, больше аппарат не принимает. И когда заканчивается бэка, вот тогда-то и начинается секс. Грузовиков с автоподачей на всех не хватает, а боевые задачи выполнять надо, поэтому приходится грузиться вручную. Мой тебе совет: спину держи прямо, иначе отправишься в лазарет, а тамошний кудесник не умеет лечить повреждения позвоночника. — Буду помнить твой совет, — кивнул я. — Да, не этого я ожидал, когда подписывался на ар̀тиллерию. — Ещё не раз пожалеешь, что не пошёл в пехоту, — усмехнулся Трофим. — Бэка на подходе, — донеслось из рации сообщение от старлея Грабова. — Пять минут, ориентировочно. Всем приготовиться к физкультминутке. — Ох, ядрёна вошь... — пробурчал сержант, разминая руки.