/7 апреля 2022 года, Санкт-Петербург, Ленинградский зоопарк/
В конференц-зале, где администрация зоопарка когда-то проводила брифинги и прочие собрания, скопилась вся наша артиллерийская камарилья и почти все представители штаба. Вопрос обсуждался крайне важный, потому что от наших орудий зависела мобильность всех действующих подразделений. — РАВ склады опустели, а те, что не опустели — подорваны диверсантами контры, — огорошил нас полковник Краснодубов. — У вас есть то, что осталось, больше ничего не будет. — Да как так-то?! — возмутился я. — Контр̀а совсем охр̀енела! Они совсем охренели! Как можно быть такими неблагодарными скотами?! — Что у вас по боекомплекту? — спросил полковник, проигнорировавший мой спич. — Привезли шрапнель, её хватит на пару часов обстрела, — ответил старлей Грабов. — Потом автоматы и штыки. Полковник прошёл к проектору и сдвинул его шторку. На белом полотне проявилась картинка с видом с высоты птичьего полёта: я, за последние дни, вдоволь насмотрелся на карту города, поэтому легко узнал Обводный канал. И то, что я видел, меня совсем не радовало. Более того, это меня пугало. — Вчера ночью мы подорвали мосты и изолировали всё к северу от Обводного от потока мертвецов, — сообщил полковник. — Но теперь мы столкнулись с проблемой, решения которой я не вижу. И никто не видит. Дрон, транслирующий вид с неба, позволял нам в деталях разглядеть орды мертвецов, заполонившие канал и перебирающиеся на северный берег. Столько людей погибло, чтобы взорвать эти мосты... — Канал оказался слишком узким, чтобы остановить передвижение противника, — продолжал Краснодубов. — Есть надежда, что Неву они форсировать не смогут, но вот за Фонтанку я ручаться не берусь. Нам не хватает времени на эвакуацию всех гражданских, поэтому вы идёте на зачистку Летнего. Там ещё много людей. — А куда гр̀ажданских? — спросил я. — Баржами везём в Кронштадт, — ответил полковник. — Оттуда, если всё получится, морем повезём в Готланд. — Готланд? — недоуменно спросил я. — Это крупный остров в Балтийском море, — ответил Краснодубов. — Там, если верить сведениям от авиаразведки, полно местных, но они будут вынуждены потесниться. Первая хорошая новость за всё время — нам есть, куда бежать. Правда, я понятия не имею, что делать на острове, население которого настолько резко увеличится. Еды там, однозначно, мало, а организацией снабжения будут заниматься военные, которых обстоятельства заставят часто высаживаться на континент и вступать в бой с ордами зомби. Перспектива, честно сказать, так себе. Впрочем, если сравнивать с нынешней ситуацией, то перспективы Готланда выглядят даже как-то обнадёживающе. — Два расчёта, Грабов, держи на острове, — продолжал полковник. — Сколько сможете поддерживать контратаки? — Если только два расчёта, то бэка хватит до конца дня, — ответил старлей Грабов, а затем оглядел всех подчинённых. — Татаринов, Бурин — ваши расчёты остаются, остальные — за мной. Значит, шрапнелью пострелять мне не суждено. Впрочем, не сильно-то и хотелось, потому что мы уже надёжно установили её низкую эффективность против мертвецов. Шанс на то, что чугунная стрелка попадёт в голову зомби, как ни крути, довольно низок, а основной ущерб мертвецы получают от бризантного действия близко взрывающихся снарядов, которые взбивают мозги мертвецов в заготовку для омлета. Нет, бывает, что осколки срезают немёртвые головы, но, в основном, они либо повреждают конечности, либо бессмысленно застревают в туловищах. Последнее вообще никак не сказывается на боевой эффективности мертвецов. Хотя нет, иногда у них вываливаются кишки и бедолаги спотыкаются о собственную требуху, падая под ноги равнодушных попутчиков по орде. В общем, шрапнель делалась против живых и эффективна она именно против них. Вообще, концепция готовых поражающих элементов призвана увеличить итоговый ущерб жертве, чтобы она точно сдохла на месте от болевого шока или истекла кровью — мертвецы таких недостатков лишены. Мертвецов лучше всего сжигать, но ничего зажигательного у нас нет. Были зажигательные бомбы, но лётчики уже своё отвоевали, израсходовав вообще всё, что было доступно. Страшно подумать, сколько гражданских было убито случайно... И мной, и остальными... Выходим из террариума и движемся вслед за старлеем Грабовым. Так и не узнал, как его зовут по имени, потому что обращался к нему исключительно «товарищ старший лейтенант». Иду и чувствую атмосферу отчаяния, царящую вокруг. Три-четыре дня назад были хоть какие-то смутные надежды на то, что мы пересилим и одолеем, но теперь ничем таким и близко не пахнет. Склад размещён в здании кружка юных зоологов, а выдача осуществляется из киоска с мороженым. Мороженое там больше не продают, зато можно бесплатно получить оружие и боеприпасы... — Чем порадуешь? — Грабов обратился к интенданту, старшине Воробьёву Г.Л. Это был крупный дядя, годов сорока, в выгоревшей и потрёпанной форме, с красными лицом и руками — скорее всего, проводил много времени под солнцем. Только где он нашёл солнце в Питере? Видимо, с юга прислали. Кепка у него висит набекрень, а ремень почти на яйцах, но сейчас всем плевать на соответствие формы уставу. — Боекомплектом загружу так, что ходить не сможете, — ответил старшина Воробьёв. — Но из серьёзного есть только РПГ-7, три штуки, двадцать «карандашей» к ним, а также четыре ПГ-7В. Если не ошибаюсь, «карандаш» — это осколочная граната для РПГ-7, прозванная так за характерную форму, отдалённо напоминающую писчую принадлежность. Но мне непонятно, почему противопехотные гранаты лежат у интенданта невостребованными, тогда как кумулятивных гранат осталось всего четыре. — Вижу немой вопрос на твоём лице, старлей, — невесело улыбнулся Воробьёв. — Но не советую брать «карандаши», потому что ребята на них очень громко и матерно жалуются. — Бракованная партия? — поинтересовался Грабов. — Если бы... — вздохнул старшина. — «Карандаши» плохо убивают заражённых, даже если бить прямо в толпу. Оказалось, что кумулятивные гранаты эффективнее, поэтому спрос основной на них. — Совсем плохо? — спросил старлей. — Не совсем, но плохо, — ответил Воробьёв. — Я сам не видел, но говорят, что если попадает в толщу и детонирует, то убивает максимум двадцать-тридцать, а это вообще ни о чём, не думаешь? — Тогда в топку эти РПГ, — махнул рукой Грабов. — Есть что-то ещё? — Пока вы там снаряды метали, у меня тут проходила ярмарка оружия, — произнёс старшина Воробьёв. — АГСы разобрали за полчаса, за боеприпасы к ним чуть ли не дрались, за старый КПВ времён Сталина тут два майора чуть дуэль не устроили. Офицерский корпус, мать его ети... Пулемётов нет, гранатомётов нет, о реактивных огнемётах я и не говорю даже. Зенитные снаряды 23×152 мэмэ должны были привезти вчера, но по дороге всё спёрли. Подпол мотострелковый приходил с утра, говорит, чтобы я рожал его заказ — а где я их возьму теперь?! Ворьё кругом сраное... — То есть мы можем рассчитывать только на бэка к личному оружию? — спросил старлей. — Чем богаты... — развёл руками интендант. — Зато их порядочно, по десять магазинов и по тысяче патронов в пачках на брата. — Неси, — сказал Грабов. — И РДшки сразу примете, — добавил Воробьёв, посчитав нас пальцем и скрывшись в киоске. У него были заранее заготовлены рюкзаки десантников, набитые патронами. Принимаю свой рюкзак и закидываю его на спину. Тяжёлый, но эту тяжесть с лихвой компенсировало осознание, что патронов у меня теперь навалом. — Идём на карусель, — приказал старлей, когда все члены подразделения получили боекомплект. На деревянной платформе, среди выкрашенных в яркие цвета коняшек и фиалок, не так давно катавших детей, мы расселись и начали набивать магазины патронами. Когда остальные заряжали без разбора, лишь бы побыстрее расправиться с задачей, я подошёл к делу со всей ответственностью — первыми заложил пять трассирующих подряд, а дальше каждый третий патрон трассирующий. В неразберихе боя так будет легче корректировать прицел, а ещё я точно не пропущу момент, когда магазин покажет дно. — Закончили? — оглядел нас старлей. — В колонну по двое, становись! Всего нас тридцать четыре человека, все измотанные, половина вообще не до конца даёт себе отчёт в том, что происходит вокруг, но других людей нет. Как-то подходил к нам с Ильёй сержант Бусин, просил показать технологию курения сигар. От него-то я и услышал, что у военных была своя история встречи зомби-апокалипсиса, сильно отличающаяся от той, которую пришлось пережить мне. Началось всё у них во время четвёртого часа теоретических занятий, то есть в помещениях был максимум личного состава. Вот тогда-то и погибла основная масса военнослужащих. Даже если ты военный, ты не можешь быть готов к тому, что твои сослуживцы, которых ты уже неплохо знаешь, вдруг резко превратятся в чудовищ, алчущих плоти. Сценарии дальнейшего развития событий несколько отличались, но везде приводили к одному итогу — личного состава оставалось мало. Кто-то бежал, кого-то убивали случайно, а кто-то напрасно гиб, пытаясь образумить или остановить ходячих мертвецов. Там, где сразу начинали стрелять, как правило, удавалось сохранить больше боеспособных солдат. Бусин утверждал, что были части, которые погибли почти в полном составе и на связь больше не выходили — это была работа для специальных групп, задачей которых было вывезти максимум оружия и техники из потерянных частей. Может показаться, что уж военных никак не должно было так потрепать, но потрепало, потому что их не учили противостоять чему-то подобному. — «Карамба-1» на связи, «Зоопарк», — нажал на тангенту рации старлей Грабов. — Поездом выдвигаемся на «Теплоту». Приём. «Поездом» — условное обозначение «в полном составе», а «Теплота» — это остров Летний сад. Контры точно слушают эфир, поэтому пусть думают, что всё это значит. «Это „Зоопарк“, „Карамба-4“, приняли», — сообщил динамик рации. И мы пошли. По Мытнинской набережной, мимо деревянного корабля. — Как думаешь, можно свалить отсюда на этой штуке? — спросил у меня Илья. — Это р̀естор̀ан, — вздохнул я устало. — Там можно только поесть, но уже несвежее. — Ха-ха, — хохотнул Илья, после чего вытащил из кармана пачку сигарет. — Будешь? — Спр̀ашиваешь, — усмехнулся я, принимая пачку и зажигалку. Пересекли Биржевой мост. Удивительно было идти по проезжей части пешком. Брошенные тут автомобили были сдвинуты по сторонам, чтобы не мешали проезду бронетехники. На дороге валяются раздавленные гусеницами чемоданы, одежда, обувь — грустно видеть такое... Прошли мимо здания Биржи. — Голодай, чтоб они пир̀овали, — пробормотал я. — Голодай, чтоб в игре бир̀жевой, они совесть и честь пр̀одавали, чтоб глумились они над тобой... — Чего говоришь? — не расслышал Илья. — Да так, ничего, — ответил я, затягиваясь сигаретой. Через дворцовый мост на дворцовую площадь, где находится Зимний, в котором Эрмитаж. Правда, Зимний, судя по предупреждающим табличкам, ещё не освобождён от мертвецов. Полагаю, командование не увидело смысла зачищать общественное здание, где нет никаких условий для долговременного нахождения людей. На дворцовой площади некогда был развёрнут палаточный лагерь для личного состава, обнесённый колючей проволокой и уставленный баррикадами. Отсюда оперативно отправляли группы для зачистки ключевых объектов и улиц, а потом, когда территорию севернее Мойки полностью зачистили, лагерь был разобран и заброшен. — Бывал там? — спросил у меня Илья. — Конечно, — ответил я. — А я вот всё никак... — вздохнул он с сожалением. — Ты что, не питер̀ский? — удивился я. — Питерский, — покачал головой ополченец. — Просто в Новом Девяткино жил. Стоит отметить, что он сильно похудел с момента нашего знакомства. Прошло меньше недели, а он уже мало напоминает того упитанного добряка, которого я встретил в зоопарке. Резкое похудение, конечно, не очень хорошо, но зато задыхаться при беге будет меньше. И чувствую я, что побегать нам придётся немало... Когда пошли по Миллионной улице, сразу стали видны признаки зачистки. Тела никто не хоронил и не убирал, поэтому мертвецы вповалку лежали на тротуарах, куда их сдвинули бульдозером. Улицы были залиты кровью, засыпаны подсохшими ошмётками плоти и гильзами. Гильз было так много, что они забили перфорированные канализационные люки, куда их смыло позавчерашним дождём. Через два перекрёстка к группе зачистки Миллионной улицы присоединилась скорострельная зенитка. Я поднял снарядную гильзу — 23×152 миллиметра, точно такие же, какие спёрли у интенданта. Только предполагаю, что это была ЗСУ «Шилка». Интенсивность обстрела была лютой, потому что ошмётками плоти и кровью забрызгало стены зданий, а ещё видны легковые машины, изрешечённые и сгоревшие. Тела оттолкали бульдозером в сквер между Мраморным дворцом и давно закрытым Техническим университетом, к конному памятнику императору Александру III. Мужик в папахе, сидящий на коне, едва виден за горой из гниющих тел. Мрак. Дальше было Марсово поле, где располагался полевой штаб командования мотострелков и танкистов. Офицеров тут порядочно, как и бронетехники. Вокруг танков снуют механики, пытающиеся устранить неисправности и хоть как-то смыть кровь и кишки. — Мы пришли, — сообщил Грабов, до этого говоривший с кем-то по мобильнику. — Слушайте боевую задачу. Собираемся вокруг него. — Выдвигаемся в сквер Ломоносова, — заговорил Грабов, закурив. — Там есть длинный жилой комплекс, в котором могут быть мирные жители. Наша задача — найти их и вывести сюда, на Марсово поле. Оружие проверить, морально приготовиться к тому, что придётся много стрелять. В колонну по трое, становись!/7 апреля 2022 года, Санкт-Петербург, Ломоносовский сквер/
— ... сука! — выкрикнул Илья. Раздалась длинная очередь, после чего до меня донеслись звуки падения тела. — Ты как там?! — спросил я, вдавливая лезвие шпаги в череп некой немёртвой старушки. Чувствую крошечный прилив могущества, уже привычный и почти незаметный, после чего отступаю назад по коридору и выхожу к кухне. Илья лежит на спине в узком коридоре и пытается оттолкнуть от себя немёртвого старика, пытающегося прогрызть казённую часть АК74 и добраться до глотки паникующего ополченца. — Дер̀жи его, — спокойно произнёс я. — Сейчас р̀азбер̀ёмся... Кровь пускать нельзя, потому что она зальёт лицо Ильи, а там слизистые, что чревато заражением и смертью минут через десять. Я бы не хотел такого для своего боевого товарища, поэтому хватаю мертвеца за плечи и отпихиваю обратно на кухню. Перепрыгнув через Илью, падаю на грудь мертвеца и тут же вбиваю шпагу в левый глаз противника. — Мьер̀де, я пр̀осил тебя быть внимательнее! — недовольно высказал я Илье, заходя на кухню. — Я запаниковал, — начал оправдываться ополченец, вставая на ноги. — Не повторится. — Будем надеяться, — вздохнул я. — Мне нужен надёжный человек за спиной, а не паникёр̀. — Не повторится, — Илья встал и отряхнулся. — Укусов нет? — оглядел я его внимательно. — Нет, я ему автомат в зубы упёр, — ответил ополченец. — Всё нормально. — Эй, двое! — позвал я подносчиков снарядов, Вадима и Игоря. — Идите сюда! — Всё чисто? — спросил заглянувший через дверь Вадим. — Стал бы я тебя звать? — усмехнулся я. — В этой квар̀тир̀е пусто, как в голове у Геор̀га Тр̀етьего! Поищите пр̀ипасы и ор̀ужие — ничего не пр̀икар̀манивать, всё сдаём интенданту. Илья, идём в следующую квар̀тир̀у. Этот подъезд исключительно наш, то есть, зачищаем его мы вчетвером. В подмогу нам только болгарка и длинный кабель, тянущийся с первого этажа. — Ах да, сгоняйте за кабелем и пер̀еподключите его в этой квар̀тир̀е, — приказал я заряжающим. За всё время, с начала работ, нам удалось вытащить лишь двоих — парня и девушку, голодных, ослабленных, но зато живых. Хоть в подъезде было всего восемь мертвецов, с которыми я легко расправился, причём без применения огнестрела, не нашлось человека, который смог бы расправиться с угрозой и открыть для остальных путь к спасению. Впрочем, это для меня восемь мертвецов не представляют особой проблемы, а вот для обычных гражданских это непреодолимая преграда. Пока Вадим и Игорь переставляли удлинитель, мы с Ильёй перекуривали и стучали в дверь. Инструкции, доведённые до нас старлеем Грабовым, требовали, чтобы мы стучали и звонили, чтобы избегать неловких ситуаций, когда в квартире кто-то жив, а мы начинаем взлом двери. — Не, тут точно нет никого, — вздохнул Илья, бросая окурок в пепельницу из банки консервированной кукурузы. — Тогда начинаем... — взялся я за болгарку. Срезать надо петли, чтобы не возиться долго с замком, но петли доступны не на всех дверях, поэтому иногда мы возимся слишком долго. В этот раз, дверь была старой, поэтому я начал резать выпирающие петли, изготовленные из не самой прочной стали. Пять минут — убираю болгарку и рывком выламываю дверь. Замок оказался крепким, достойно сопротивлялся, но не выдержал напора и треснул. И из образовавшегося проёма на меня уставилась воронённая двухстволка. — Ты зачем это сделал, дебил? — спросил меня дед лет восьмидесяти. — Спасаю людей, — пожал я плечами. — Вы не отвечали на наш стук. — И кто тебе сказал, что меня надо спасать? — спросил дед. — Я действую по пр̀иказу командования, — ответил я. — Какого командования? — спросил дед. — Нет никакого командования! Старик был в синих трениках и серой майке, которая, когда-то, была белоснежной. Но он не похож на члена сообщества хронических алкоголиков, в чьих цветах сейчас ходит. Борода у него полностью седая, длинная, но ухоженная, а сам он причёсан и свеж. Удивительно и необычно в наши смутные времена... — Опустите р̀ужьё, — попросил я его. — Дверь мне почини! — потребовал старик. — Нет смысла, — покачал я головой. — Пр̀оисходит эвакуация гр̀ажданских лиц с остр̀ова Летний сад. Р̀еки не являются достаточно сер̀ьёзной пр̀егр̀адой для мер̀твецов, поэтому нужно спешить. — Я никуда не пойду, — заявил дед. — Как пожелаете, — хмыкнул я и направился к двери следующей квартиры. — Ты куда? — удивился дед. — Вскрывать квартиры дальше, — ответил я ему и нажал на звонок. — А я? — спросил старик. — Вы только что сказали, что никуда не пойдёте, — повернулся я к нему. — Эвакуация — дело добр̀овольное. Хотите идти — идёте. Не хотите идти... — Какие у вас гарантии для меня? — перебил меня дед. Я задумался. — Место на барже, которая идёт в Балтику, на Готланд, — произнёс я. — Может даже на яхте, если повезёт. Но, думаю, не повезёт, потому что там депутаты и бизнесмены уже в таких концентрациях, что невольно пропитываешься аурой власти и важности всех этих выдающихся персон. — Почему Готланд? — спросил старик. — Командование, — пожал я плечами. — Не мне обсуждать их р̀ешения и пр̀иказы. Сказали в Готланд — значит в Готланд. Дед крепко задумался. Настолько крепко, что аж начал поглаживать бороду. — Как мне попасть в порт? — спросил он. — Сначала на Марсово поле, там транспорт, — ответил я. — Вы приняли какое-нибудь решение? — Да, я согласен, — кивнул старик. — Вадим, отведи этого товарища в пункт эвакуации, — сказал я заряжающему, после чего вновь повернул голову к старику. — А вы, думаю, больше не нуждаетесь в ружье. — Я не отдам, — сразу понял, к чему я веду. — Меняю на пять банок тушёнки, — сделал я предложение. — Десять! — назвал свою цену старик. — Идёт, — кивнул я. — Илья, выдай этому товарищу требуемое. Илья не стал спорить и сходил за нашим общим рюкзаком, куда мы сложили все свои нехитрые пожитки, в основном провизию. — Ох, хорошая... — обрадованно прошептал старик, подслеповато прищурившись и разглядывая этикетку. — Держи ружьё. Странный дед. Подозреваю, что у него начинается деменция, а ещё он очень голоден. — Благодар̀ю, мсье, — изобразил я полупоклон и принял ружьё. Вадим повёл деда по лестнице, а я ещё раз позвонил в дверь. Когда я уже собирался браться за болгарку, звякнул замок и приоткрылась дверь. — У вас есть еда? — спросил женский голос. — Есть, — ответил я. — Вам нечего опасаться, мы пр̀ишли, чтобы помочь, мадам.