Еще одна из рода Блэк

Летний, напоенный ароматами асфальта, выхлопных газов и редких цветов, воздух еще только начал остывать, когда на тихую площадь въехал ничем не примечательный черный кэб, остановившись точно напротив домов 11 и 13. Улица была тихой и уединенной, старинные дома возвышались над полукруглой площадью в четыре, и пять этажей. С темно-серыми фасадами украшенными лепниной, они одновременно казались величественными и мрачными, только окна, отражающие еще не яркий свет фонарей, немного разбавляли строгую атмосферу. Сложно было поверить, что это тихое место скрывается аккурат за Вестминстерским дворцом, а за углом шумит оживленная, в любое время дня и ночи, парламент-стрит. Водитель кэба, невысокий седовласый старичок ловко выскочил из машины и, практически обежав ее, открыл пассажирскую дверцу. Сначала на мостовую ступил черный лакированный ботинок, ярко сверкнув в свете фонарей, а затем и его обладательница показалась полностью. Эта была высокая, ростом около семидесяти дюймов, стройная девушка, одетая в классический мужской костюм тройку светло-серого цвета. Белоснежная рубашка с расширенными рукавами была заправлена в брюки, а сверху надет приталенный жилет, из нагрудного кармана которого свисала серебристая цепочка. Пиджак был сложен, и небрежно перекинут через локоть левой руки, правая же сжимала небольшой саквояж из мягкой кожи. Серая кепи, слегка сдвинутая набок, сидела на смоляных кудрях, достававших до плеч. Незнакомка повернула голову и из-под козырька сверкнули холодные серо-стальные глаза. Она слегка склонила подбородок, обозначив легкий кивок, и снова пристально посмотрела на стену, разделяющую дома одиннадцать и тринадцать. Кебман замер на месте и растерянно моргнул, но уже через секунду пришел в себя, и вскоре послышалось, как машина тронулась с места. Вздохнув, будто только этого и ждала, девушка сделала шаг к дому и положила руку на чугунную ограду. - Площадь Гриммо 12,- негромко произнесла она низким приятным голосом. В то же мгновение земля едва уловимо задрожала, а дома 11 и 13 стали торопливо раздвигаться. Девушка едва успела убрать руку, как на ее месте резко выдвинулись пики новой чугунной ограды. Следом за ними, с оглушительным металлическим скрежетом воздвиглась калитка. Дом номер 12 словно выдавливал себя из постепенно увеличивающегося пространства между соседними домами. Серый облицовочный гранит ловкими перемещениями вставал на место, балконы и эркеры до этого казавшиеся двумерными выдвигались из фасада, поднимая небольшие облачка пыли. Наконец, появилась черная массивная деревянная дверь, с серебряным тяжелым молотком в виде свернувшейся змеи, вместо глаз которой сверкали бордовые камушки. Площадь замерла, а 12 номер предстал мрачным, весомым сооружением, но как будто не живым. Незнакомка поудобнее перехватила саквояж, и уже увереннее взявшись за калитку, распахнула ее. Дорожку до входной двери она пересекла за три широких шага, а затем, достав волшебную палочку из пристегнутой к талии кобуры, коснулась ею змейки. Красные глаза рептилии вспыхнули светом, и могло показаться, что она пошевелила хвостом, но сразу же за этим раздался множественный приглушенный звук отпираемых замков, и спустя несколько секунд створка отворилась внутрь. Девушка шагнула за порог, прямо в темноту. Она щелкнула пальцами, и в тот же миг на стенах под потолком загорелся ряд старинных газовых светильников. Коридор простирался далеко вперед и заканчивался причудливой изогнутой лестницей, на стене, рядом с которой висела картина закрытая тяжелыми бархатными портьерами. Она сделала еще один шаг вперед, подняв при этом облачко пыли из ковровой дорожки, рядом валялась перевернутая подставка для зонтов в виде ноги троля. Дом выглядел так, словно в нем никто не жил уже, по крайней мере, лет десять. Она уже хотела двинуться дальше, как раздался громкий хлопок, и прямо перед ней возник старый домовой эльф. Его кожа, казалось, была на несколько размеров больше, чем было нужно для его тела, и свисала уродливыми складками. Его большие уши грустно свисали вниз, а под выпученными мутными глазами набрякли мешки. Но тут его глаза расширились, казалось, еще больше, и он с громким воем кинулся девушке в ноги, хватаясь худенькими ручками за ее штанины и причитая, - Хозяйка Вальбурга! Вы вернулись, наконец-то вы вернулись домой! Старый Кричер знал, знал, что вы не покинули его навсегда! Гостья аккуратно сделала шаг назад, выпутывая свои брюки из удивительно крепкой хватки домовика. Она посмотрела на него сверху вниз, и когда существо подняло голову, заглянула ему прямо в глаза. - Я не Вальбурга, я не моя мать, Кричер. Я - Дорея. Старый эльф сморщил и без того покрытое глубокими складками лицо, силясь что-то припомнить. - Но мисс Дорея была девочкой, да, Кричер помнит. Была маленькой девочкой, и Кричер приносил ей и мастеру Регулусу сладости, когда хозяйка их наказывала, – произнес эльф дрожащим, но полным уверенности голосом. - Да, я тоже помню это, ты хорошо заботился о нас, Кричер. Но мы не виделись больше тринадцати лет. Я приезжала домой летом перед седьмым курсом, ты помнишь? – Дорея старалась сохранять голос спокойным, чтобы не напугать явно наполовину безумного эльфа. Глаза домовика на секунду расфокусировались, а затем он встряхнул головой, от чего его уши хлопнули. - Кричер помнит, мисс Дорея уехала в Хогвартс, после того как хозяйку Вальбургу забрали из дома. И с тех пор Кричер один, да, совсем один. Девушка поставила саквояж на пол и присев на корточки перед эльфом, ласково спросила, - почему ты был один, Кричер? Разве хозяин Сириус не приходил к тебе? – она не могла поверить, что ее брат не удосужился даже заглядывать в родовой особняк, чтобы поддерживать в нем порядок. Она знала, что Сириус никогда не был привержен семье, но надеялась, что он как старший законный наследник Блэк, возьмет на себя хотя бы минимальные обязанности. Они не общались в течение многих лет, перестав сразу после его жестокого письма. Тогда шестнадцатилетняя Дорея вернулась домой на летние каникулы и обнаружила, что ее мать стала по настоящему безумной. Вальбурга Блэк всегда была холодной и жесткой женщиной, наказывая детей за любое поведение, по ее мнению не достойное ее наследников, как и положено потомственной аристократке. Но тогда, по возвращению из школы, девушка была по-настоящему напугана. Вальбурга металась по Блэк-холлу, зовя покойных мужа и сына и что-то невнятно причитая. Ее волосы были всклочены, а одежда была неопрятной и даже не до конца застегнутой. Ее мать никогда не позволявшая себе даже легкой небрежности во внешнем виде, была похожа на сумасшедшую деревенскую ведьму, а не на сиятельную леди Блэк. Когда начались неконтролируемые магические выбросы, которые у волшебников прекращаются с получением волшебной палочки, Дорея забила тревогу. Она написала письмо брату, в котором просила о помощи. В ответ ей пришла записка всего с одной строчкой, написанной знакомым косым стремительным подчерком: «У Вальбурги Блэк только двое детей, взгляни на гобелен». Их мать, в порыве ярости, выжгла сына с родового гобелена, когда тот сбежал из дома в дом Поттеров в шестнадцать лет (Дорее тогда было тринадцать). Сириус не простил свою семью, и не был готов помочь младшей сестре. После особенно сильной истерики, во время которой Вальбурга чуть не снесла выбросом половину четвертого этажа, только хорошая реакция и мощные щитовые чары помогли тогда избежать катострофы, потому что даже маглы заметили бы взлетающую наверх крышу, а сама Дорея могла бы быть покалеченной или просто убитой, неконтролируемой магией своей матери. После этого были вызваны колдомедики из Святого Мунго, которые подтвердили, что не только разум, но и магическое ядро леди было повреждено. Ее психика не выдержала потрясения, в связи с потерей мужа и любимого сына, и теперь она была опасна для окружающих и для самой себя. Ее забрали в отделение для душевнобольных Святого Мунго, где она и провела остаток жизни. Сова из Англии нашла Дорею, через четыре года после окончания Хогвартса и начала ее путешествия, в Норвегии. Администрация больницы сообщала о смерти леди Блэк, и сухо выражала соболезнования. А так же интересовалась, когда родственники смогут забрать тело, для проведения похоронного ритуала. Тогда Дорея вернулась в Ангию всего на два дня, она похоронила мать в семейном склепе на территории Блэк-менора, но не заходила в особняк и не возвращалась на площадь Гриммо. Ритуал она проводила в одиночестве, брат не посчитал нужным попрощаться с матерью, и сразу же после этого отправилась на восток. После почти минутной заминки эльф, наконец, заговорил, - негодный мальчишка, разбивший сердце моей бедной хозяйки, заходил один раз. Да, - эльф в волнении заламывал руки, - он был сумасшедшим, совсем плохим, говорил что-то о предательстве. А потом Кричер узнал, что и его забрали, в плохое место, в самое плохое место, в Азкабан. Дорея ахнула и, отшатнувшись, упала прямо на пыльный ковер. - Что это значит, Кричер? – спросила она неожиданно дрожащим голосом, - почему они отправили Сириуса в тюрьму? – она знала, что оттуда не возвращаются. - Мальчишка – убийца, да, он убил много грязных маглов, - проскрипел эльф. Дорея подняла руки и, сбив кепи на пол, впилась дрожащими пальцами в волосы. Она была совсем одна: ее отец был мертв, ее близнец пропал без вести, и, судя по выцветшему рисунку на гобелене, тоже был мертв, ее мать была сумасшедшей и мертвой, а единственный оставшийся в живых брат был в тюрьме. У нее больше никого не осталось… Даже за тысячи километров от дома, знание, что где-то есть еще один Блэк, служило ей якорем, но теперь она чувствовала себя щепкой посреди бушующего моря. Она просидела несколько минут в оцепенении, а домовой эльф стоял напротив нее, не произнося не звука, и легонько раскачивался из стороны в сторону. - Теперь остались только мы Кричер, - произнесла Дорея хриплым голосом. Эльф взволнованно шевельнул ушами, - хозяйка останется? Старый Кричер снова может служить благороднейшему роду Блэк? - Да, пока он не прервется, - добавила девушка мрачно. Она поднялась на непослушные от потрясения ноги и, оставив саквояж валяться на полу, направилась в сторону лестницы. По пути она щелкнула пальцами и призвала откуда-то из недр дома запыленную бутылку древнего огневиски. Поднявшись на четвертый этаж, она распахнула обе двери в комнаты братьев и, прислонившись к стене, сползла на пол на площадке между ними. До рассвета она пила виски по плебейски прямо из горла, вперившись не видящим взглядом в противоположную стену.