Гарак был прав

Джулиан долго готовился к предстоящему разговору. Несколько недель он потратил на глубокое изучение кардассианской культуры, уделив особенное внимание семейным аспектам, хотя, казалось бы, за последние пять лет успел узнать Кардассию достаточно, чтобы ориентироваться в тонкостях местного этикета. Он подобрал несокрушимые доводы, нашёл слова, способные поразить сердце и разум точно в цель… И всё же теперь удерживал в руках чашку с чаем из красных листьев и молчал, не в силах выбрать первую фразу. Молчание затягивалось, и Джулиан снова чувствовал себя всего лишь впервые получившим назначение шефом медицинской службы, напротив которого за стол опустился единственный на всей станции кардассианец. К счастью, Гарак заметил его замешательство и, чуть приподняв надбровный гребень, задал вопрос: — Мой дорогой, о чём вы так задумались? Разве у вас появился проект, который отнимает всё ваше внимание, даже пока мы завтракаем? — осталось невысказанным «И я о нём ничего ещё не слышал?». Гарак был всего лишь послом, состоял на дипломатической службе, но при этом его осведомлённость сделала бы честь любому шпиону. Всё же привычки оперативника Обсидианового ордена и после стольких лет никуда не исчезли, если не сказать, что усугубились. Впрочем, сам Гарак отмечал, что информированность — необходимость для любого дипломата, и в этом с ним вряд ли кто-то не согласился бы. Джулиан мягко улыбнулся — в другой раз он не преминул бы поддеть супруга, но не теперь, когда был по-настоящему взволнован: — На самом деле, Элим, я хотел кое-что предложить вам, и именно это предложение занимает все мои мысли. — И что же это такое? — глаза Гарака блеснули, но голос прозвучал совершенно ровно, будто бы они вели разговор о погоде и только ради того, чтобы не повисала тишина. Джулиану всегда нравилось подмечать этот тщательно скрываемый интерес. В прошлом он немало обманывался голосом, но теперь, когда они были вместе не первый год, его было не обмануть напускным безразличием. И всё же сейчас не время было отвлекаться, оборачиваться на совместный путь и умиляться тому, насколько они стали ближе друг к другу. То, что хотел сказать Джулиан, буквально жгло его изнутри. Сколько бы он ни размышлял, а всё равно не видел ни одного варианта развития ситуации, в котором можно было миновать жестокого спора. — Отчего бы нам не завести ребёнка? — сказал он и тут же прикусил губу. Когда он высказал это вслух, прозвучало совершенно не так, как он себе представлял! — Понимаете, Элим, — поспешил он исправить почудившуюся ему оплошность, — я больше не подданный Федерации, здесь у меня гораздо больше возможностей… И я подумал, что могу соединить наши ДНК и… У нас может быть ребёнок, свой ребёнок. Без суррогатной матери, без необходимости выбирать малыша из сиротского дома… Он задержал дыхание, ожидая услышать первые возражения и перебирая варианты ответов. Он знал, что сказать. Он готов был вдохнуть глубже и начать спорить, убеждать, чтобы в итоге — он был абсолютно уверен — всё равно убедить Гарака. Но тот вдруг сказал, не сводя с Джулиана пронзительного взгляда: — Это бы положительно сказалось на нашей репутации. Хорошая идея, мой дорогой, действуйте. — Действуйте? — ошеломлённо повторил Джулиан, и сотни отобранных фраз в его голове разлетелись вдребезги. Но растерялся он только на мгновение, тут же продолжая: — Счастлив это услышать! В таком случае я займусь проектом немедленно. — Вы даже не закончили свой завтрак, — укоризненно заметил Гарак. — Поверьте, Джулиан, ещё не рождённые дети отличаются значительно большим терпением, чем те, что уже появились на свет. Гарак, как обычно, был совершенно прав. *** Джулиан получил в своё распоряжение современную лабораторию — как главный лечащий врач посла он пользовался определёнными привилегиями. Но только теперь он мог оценить оборудование в полной мере. Следующие недели смазались едва ли не в один день. Работа требовала ювелирной точности. Джулиану предстояло слить воедино ДНК человека и кардассианца. Честно говоря, прежде он не слышал, чтобы где-либо уже появился хотя бы один ребёнок, который мог бы похвастаться подобным комплектом генов. Меньше всего Джулиан хотел ошибиться, потому каждое свое действие он проверял множество раз, пока не посчитал, что наконец пришёл к успеху. Группа клеток, помещённая в инкубатор, начала деление, как и полагалось. Впервые с того дня, как состоялся столь важный разговор с Гараком, Джулиан нормально спал. *** Следить за развитием новой жизни было невероятно интересно. Джулиан никогда ещё не испытывал столько воодушевления от наблюдения за этим процессом. Может, в нём подняло голову самодовольство генно-улучшенных, но он на самом деле гордился каждым своим действием. Их ребёнок должен был оказаться не просто уникальным, но идеальным. И конечно, это был отличный повод для восхищения собственными идеями. Возможно, Джулиан был даже слишком самодовольным в эти дни — он не мог контролировать это в полной мере. Однако старая земная мудрость гласила, что чем выше оказывается взлёт, тем болезненнее может стать и падение. Теперь, рассматривая голографическое отображение происходящего в инкубаторе, Джулиан чувствовал себя не просто упавшим, но разлетевшимся на мельчайшие кровоточащие кусочки. Шла восьмая неделя. У эмбриона начали формироваться черты лица, проступили первые гребни. Джулиан ждал отличий от стандартного развития кардассианского ребёнка, но он совершенно не понимал, как могло случиться то, что случилось. На лбу их ребёнка появилась вовсе не кардассианская капля. И он не остался по-человечески чистым. Джулиан прекрасно помнил Зиял, наполовину баджорку, у которой капля на лбу соседствовала с милыми особенностями баджорского носа. Но он мог бы поклясться, что голограмма сейчас отображала лоб, подходящий больше типичному клингонскому отпрыску. Джулиан немедленно начал глубокое тестирование. Слишком вдохновлённый своей удачей, он наблюдал лишь за показателями жизнедеятельности, и только теперь снова взглянул на структуру ДНК, пристально отследил, каким становится внутреннее строение будущего малыша. Но он был на треть клингон. — Откуда могло появиться вкрапление клингонских генов? Как это могло случиться?! — спросил Джулиан вслух, хоть никто и не мог дать ему ответа. Он был совершенно один в этой части лаборатории. Он единственный имел доступ сюда! В тот вечер он вернулся домой в подавленном настроении, и Гарак, безусловно, не мог этого не заметить. Но Джулиан точно не собирался объяснять ему, что именно так его расстроило. Он в принципе не представлял, как теперь объяснить, что его великолепная идея на грани крушения. Однако отмолчаться не получилось. — Что-то случилось с нашим ребёнком? — догадался Гарак, тут же откладывая падд. Джулиан едва не сдался пронзительному взгляду. Но нашёл в себе силы покачать головой: — Это самый здоровый нерождённый младенец из всех, каких мне доводилось наблюдать. Не обращайте внимания, Элим, я всего лишь… устал. И действительно, жизненные показатели ребёнка были замечательными. Всё же клингонская жизнестойкость поражала воображение. Но Джулиан никак не мог признать, что способен быть настолько небрежным. Клингонская ДНК… Как, как она могла попасть в тщательно выверенный генетический коктейль?! *** Джулиану потребовалась неделя, прежде чем он сумел найти подходящие слова. Он решился на разговор за завтраком, когда солнечный свет был особенно нежен и приятен, и даже чувствительные глаза кардассианцев могли счесть его исключительно мягким. — Элим, — начал Джулиан, и голос его звучал вкрадчиво и нерешительно, — боюсь, я не знаю точно, как это произошло и в чём был мой просчёт… но… наш ребёнок… — и оказалось, что подобранные слова вовсе не хотят так просто складываться в предложения. Джулиан замер, чрезвычайно взволнованный. — Он здоров?! — Гарак, прежде пребывавший в хорошем настроении, заметно встревожился. — Джулиан, вы говорили, что… Неужели вы его потеряли? — Он здоров и сможет вдохнуть воздух в положенный срок, — подтвердил Джулиан. Жизненные показатели плода действительно были впечатляющи, — но… помимо наших ДНК у него есть и часть клингонской, — признание далось нелегко. Но ещё тяжелее было смотреть Гараку в лицо. — Простите? — взгляд Гарака стремительно переменился. Он смотрел теперь с такой отчуждённостью и холодностью, будто бы Джулиан глубоко разочаровал его. — Я заметил только сейчас, — продолжал закапывать себя Джулиан, — когда начали формироваться черты лица, — добавил он. — Специфические черты навели меня на мысль, что в процесс закралась ошибка… и… это никак не скажется на его здоровье, даже напротив, сделает его сильнее прочих, но… — Хотите сказать, я буду вынужден представить кардассианскому обществу ребёнка, который будет кардассианцем только на треть? И ещё треть — что окажется очевидным любому — окажется клингонской? Вы издеваетесь надо мной, Джулиан? Джулиан не знал, что ответить на это. Кажется, он совершенно потерял свой запал и теперь почувствовал себя беспомощным. Действительно, что могут подумать кардассианцы, с большой неохотой принимающие саму возможность существования полукровок? — Это будет моим личным позором, наша репутация погибнет, — с нажимом продолжал Гаарак. Он так подчеркнул «наша», что Джулиану стало невыносимо стыдно за собственный просчёт. — Представляете, что скажут в обществе? — Гарак драматично поднялся из-за стола. Может быть, он и хотел что-то добавить, но вместо того лишь гордо развернул плечи и вышел из столовой прежде, чем Джулиан успел найти хоть какое-то оправдание. Солнечный свет тоже померк — лёгкие облака скрыли чистоту небес. Казалось, даже погода была солидарна с этим не высказанным прямо, но продемонстрированном осуждением. Впрочем, Джулиан не нуждался в этом, он достаточно ненавидел себя. *** Гарак не прибыл домой на ланч, хотя они привыкли делить его на двоих ещё на DC9, и осуждающе молчал за ужином, одним взглядом уничтожая любые попытки Джулиана завести беседу. Позднее, когда Гарак демонстративно отправился в гостевую спальню, Джулиан, оставшись в одиночестве, осознал, что не может оставить всё это просто так. Он обязан найти просчёт, разобраться, в чём была его ошибка! Конечно, он не мог сейчас оборвать хрупкую жизнь, которую буквально сам создал. Так или иначе, он привязался к этому ребёнку, какой бы генетический код тот ни нёс. Но и не узнать, когда он совершил роковой просчёт, было неправильно. И потому он отправился в лабораторию, несмотря на то, что было уже слишком поздно. Он тщательно перепроверил все свои действия, все расчёты, все материалы несколько раз и к утру убедился, что если и ошибся, то только потому, что сошёл с ума и теперь не может вспомнить собственных действий в точности. Всё, что он делал, выглядело безупречным и никак не могло привести к тому результату, который прятался от его вопрошающего взгляда за стенкой инкубатора. Пребывая в полном отчаянии, Джулиан решил просмотреть записи с камер. Это был последний жест отчаяния. Он не ожидал действительно что-то найти. Но был мизерный шанс, что он заметит хотя бы, когда именно допустил удручающую ошибку. Наблюдая за собой со стороны, за тем, каким он представал равнодушным камерам системы безопасности, Джулиан ощутил лёгкий укол стыда. Он был слишком самодовольным! Буквально источал вокруг ауру самодовольства! Никому бы не понравилось находиться с ним в одном помещении. Тем неприятнее было сознавать, что он, такой беспечный и самонадеянный, теперь должен расплачиваться за это. Он не хотел разрушать отношения с Гараком, он слишком любил его. И на самом деле не так легко оказалось убедить его действительно заключить брак. Помимо этого, Джулиан прекрасно видел и ещё одну проблему. Несмотря на то, что кардассианское общество постепенно менялось к лучшему, всё же оно оставалось слишком замкнуто на чистоте крови. Их ребёнку и без того пришлось бы сложно, ведь он должен был родиться кардассианцем только наполовину. Но треть клингонской крови?! Это обрекало его на трудности в общении со сверстниками и пренебрежение со стороны старших. Родившись таким, он непременно окажется изгоем. Этого ли Джулиан желал, когда был так воодушевлён своей идеей? Конечно же, нет! Мучительная вина и стыд терзали его столь сильно, что он едва не упустил, что просматриваемая запись изменилась. Остановив быструю перемотку, Джулиан моргнул, но картинка на экране была неумолима. Запись доказывала, что в его лабораторию проник злоумышленник. А это значило, что вся чудовищная ситуация — не результат ошибки, а злой умысел. Вовсе не Джулиан собственными руками создал эмбрион, сочетающий ДНК трёх рас. Но легче отчего-то не стало. Глядя на экран, Джулиан испытал настоящую ярость! — Гарак?! — произнёс он вслух, будто бы так то, что он видел на экране, могло уложиться у него в голове. — Да как вы могли? Как вы посмели?! В другое время Джулиан, быть может, оценил бы по достоинству таланты и познания супруга. Не каждый сумел бы вмешаться в его работу столь ювелирно, чтобы результат стал заметен тогда, когда уже было слишком поздно. Но прямо сейчас Джулиан был вне себя от гнева. *** — Гарак, вы ни о чём не собирались мне сказать? — заговорил Джулиан за ужином. Они оба вернулись поздно и даже предпочли гостиную столовой. Гарак, всё это время демонстративно не замечавший Джулиан, на миг поднял взгляд от падда. — О чём вы? — он словно был вовсе даже не заинтересован в разговоре. — Это были вы, Гарак, вы! — Джулиан вскочил, не в силах сдержать своих эмоций. Он опустил прямо Гараку на колени падд, где была запись преступления. — Это вы! Вы включили третий набор ДНК. Вы могли погубить ребёнка! А после ещё смели… смели высказывать мне, что это я совершил ошибку и поставил вашу репутацию под угрозу. Да вы… — Джулиан замолк, подбирая подходящий эпитет. В этот момент Гарак усмехнулся. — Вы были чересчур самодовольным, и я решил усложнить вам задачу, — отозвался он, как будто бы только и ждал, когда же Джулиан поймает его на совершённом злодеянии. Наверняка именно для этого он оставил записи. Джулиан осознал, что Гарак просто не мог оставить их случайно. — Что? Усложнить задачу? Считаете, что подобный проект сам по себе недостаточно сложный? Да вы просто старый отвратительный напыщенный кардассианский… — Джулиан вновь сделал паузу, пытаясь найти сокрушающее слово, которое при том сочеталось бы со всеми остальными, и в этот момент Гарак, чуть приподняв надбровные гребни, добавил: — Хотите сказать, что не понимаете, какой потенциал скрывается в этом? Я был о вас лучшего мнения, — он обратился к собственному падду, словно разговор с Джулианом не касался сколько-нибудь серьёзных тем. Демонстративно углубился в документы, как будто бы Джулиан только что провалил важный экзамен, а Гарак был его разочарованным этим профессором. — Потенциал? — потерянно повторил Джулиан. Ярость, что он так тщательно лелеял, осыпалась пеплом. — Вы же сами утверждали, — спокойным голосом продолжал Гарак, не отрывая взгляда от падда, — что на Кардассии у вас развязаны руки. Вы больше не подданный Федерации, вы — мой супруг. И можете доказать если не тем, кому раньше служили, то обществу, что приняло вас, полезность и ценность генетических изменений и улучшений. Не думал, что это придётся разжёвывать. — Генетических улучшений, — Джулиан точно превратился в эхо. Но слова Гарака мгновенно нашли в нём отклик. Он прежде не подумал о таком решении исключительно потому, что всё ещё привык заключать собственные исследования в рамки федеральных правил. Но теперь он был подданным Кардассии. Он шагнул к выходу, намереваясь тут же отправиться в лабораторию. — Мой дорогой, — раздалось вслед, — вы не закончили ужин и не были дома почти сутки. Нерождённые дети вполне могут подождать, помните?.. Ничего не случится, если вы приступите к своему проекту завтра с утра. Джулиан пристыженно вернулся на своё место. Гарак был прав. *** Новорождённый Элим Джулиан Гарак мало отличался от других кардассианских младенцев внешне, лишь тон его кожи был несколько теплее — как и температура крови. Во всём остальном он являл собой произведение генетического искусства. Его иммунитет уже при рождении был столь крепким, что ни одно известное заболевание не сумело бы причинить ему вреда. Впечатляющими были и другие показатели. Одним из частых аргументов кардассианцев, настроенных радикально против расового смешения, являлась слабость иных рас. Элим Джулиан убедительно доказывал самим своим существованием, что подобное мнение ущербно и не отражает реальной действительности. Будучи полукровкой, он во многом превосходил самых здоровых кардассианских детей. Но вместе с рождением долгожданного сына родилась и не имеющая аналогов научная работа о генетических улучшениях, которые можно внести на стадии формирования плода и по мере его развития. Если на планетах Федерации подобное было целиком и полностью запрещено, то на Кардассии исследование приняли со всем возможным вниманием. Некоторые члены научного совета Кардассии рукоплескали, когда Джулиан представил презентацию, а это само по себе было удивительным фактом. Не прошло и месяца, как Джулиан начал получать весьма привлекательные предложения… В то время как Гарак стал воплощать собой новую Кардассию — осторожную, но открытую иным расам настолько, чтобы вобрать всё лучшее на разумных условиях. *** Утренний свет заливал столовую. Гарак просматривал последние новости, а Джулиан как раз дочитал последнее из утренних писем. С очередным предложением возглавить научный проект. Отложив падд и согрев ладони о чашку чая из красных листьев, Джулиан посмотрел на Гарака и чуть улыбнулся. — Должен сказать вам, Элим… Вы были правы. Правы во всём. Я и не предполагал, что ваша… шалость с ДНК окажется для меня столь головокружительным карьерным взлётом. — Рад, что вы наконец оценили, — отозвался Гарак, и в голосе его слышались слегка самодовольные нотки. — То есть вы на самом деле всё это просчитали? — не то чтобы Джулиан мог сейчас рассердиться, но отголосок былой обиды всё ещё ощущался где-то внутри. — Вы не станете меня за это осуждать, — с абсолютной уверенностью заметил Гарак. — Да вы… совершенно невыносимы, — начал Джулиан, пусть и больше в шутку, но тут раздался громкий плач. Элим Джулиан Гарак мог похвастаться мощью и объёмом своих лёгких. И Джулиан, и Гарак мгновенно вскочили из-за стола. Новорождённые отличались одним существенным минусом — ждать они совершенно не умели.