Когда с нами была Сесиль

От редактора пахло дешёвым пивом и стиральным порошком, и Ноа рефлекторно морщился каждый раз, когда тот наклонялся к его лицу. — Едва ли твои черновики тут кому-то, кроме меня, были нужны, мистер Флетчер. Ещё раз, для ясности: не устраивают правила издательства — катись и ищи себе другое. — Но вы просите вычеркнуть почти половину, — пытался возразить Ноа. — Это же убьёт главную идею романа! — Было бы о чём печалиться, — фыркнул редактор, откинувшись на спинку кресла и достав сигареты из верхнего ящика стола. Маленький кабинет, освещённый лишь тусклым светом настольной лампы, будто бы сжимался вокруг них в подобие коробки. За годы посещения издательства Ноа успел возненавидеть эти обклеенные безвкусными обоями стены, низкие обшарпанные потолки, и более всего — вечно недовольного редактора, от сотрудничества с которым, если честно, было куда больше вреда, чем пользы. — Но хоть гонорар за последний опубликованный рассказ вы мне выплатите? — попытался он. — Гуляй. Дерьмо. Когда он вышел из издательского дома, стояла глубокая ночь, и пустынные улицы Бингемтона медленно, но верно засыпал мягкий влажный снег. Его искрящиеся хлопья, грациозно лавировав, опускались на землю в свете редких фонарей, глуша все звуки вокруг. Ноа выдохнул в ночной воздух облачко пара и обречённо пошарил в карманах пальто. Можно было бы огорчиться отсутствию денег на такси, если бы рядом стоял хоть один автомобиль, готовый довезти Флетчера до дома в эту холодную безрадостную январскую ночь. Смирившись с перспективой схватить воспаление, Ноа намотал повыше старый шарф и, сунув руки поглубже в карманы, развернулся и двинулся в сторону дома. Подумать только, он весь день проторчал в издательстве и добился только того, что его редактор решил прекратить сотрудничество. Блеск. «Ну, зато хотя бы один из твоих романов не пустили под нож редактора и не превратили в дешёвое бульварное чтиво» К своим сорока двум годам Ноа Флетчер мало чего добился. У его пути было неплохое начало — высшее образование и опыт работы в качестве адвоката могли бы обеспечить ему неплохую судебную карьеру, но три года бюрократического ада, скучного бормотания присяжных и деревянного стука молоточком отбили у него абсолютно всё желание хоть как-то связывать свою жизнь с этой сферой. Поэтому, на тридцатом году жизни он сделал себе подарок — уволился из суда и решил всецело посвятить себя писательству — ремеслу, которое удавалось ему лучше, чем что бы то ни было. И поначалу всё шло действительно хорошо — его первые рассказы удачно публиковались в журналах, посетители библиотек и книжных магазинов стали узнавать его, и наконец, гонорара с первого опубликованного им романа хватило на то, чтобы переехать из квартиры в одной из высоток грязного и шумного Нью-Йорка в маленький Бингемтон, в котором он рассчитывал найти вдохновение. Но нашел лишь ворчливого редактора и навязчивое ощущение оставленности. Ноа действительно пытался с этим бороться, но стоило признать, что жизнь после переезда стала тоскливее, мотивы его книг — мрачнее, и все закончилось тем, что на столе у Флетчера поселились бело-зеленые ребята, насмешливо глядевшие на него по утрам из своих пластиковых прозрачных домов. А теперь еще и издательство… похоже, нужно было все бросать и возвращаться в Нью-Йорк, там он хотя бы чувствовал себя более живым. Он свернул за угол, пряча замерзавший нос в складки плаща. Тёмные кудри намокли и потяжелели от снега, и теперь неприятно липли на лоб, глаза под полуприкрытыми веками едва различали дорогу. Ноа сделал ещё пару шагов и остановился на переходе. Машин в это время не было, но он все равно стоял, терпеливо ожидая, пока светофор загорится зелёным, как вдруг карман его пальто завибрировал, заставив Флетчера вынырнуть из полудремы. Надежды на то, что редактор звонит с целью извиниться и загладить вину разбились о надпись «Незнакомый номер» на экране новенького Fly B400. С минуту Ноа опустошенно пялился на дисплей, после чего, наконец спохватившись, нажал на кнопку ответа — кажется, в последний момент перед тем, как звонящий сбросил бы вызов. — Алло? — он прислонил телефон к уху, мерно покачиваясь. — Мистер Флетчер? — раздалось в динамике вместо приветствия. — Простите, с кем имею честь… — Департамент полиции штата Нью-Йорк, — произнесли в трубке. — Детектив Гридвери. Ноа слишком глубоко вдохнул колючий морозный воздух — в горле моментально засаднило. — Гридвери… Эрнест, это ты? — Оставьте имена, мистер Флетчер, — сказал человек на том конце провода. — Можете звать меня просто детектив Гридвери. Я звоню по поводу Сесиль Мартен. Вы помните её? Ноа сжал пальцами переносицу. Конечно, он помнил. О, разумеется, он помнил. Далекая весна восемьдесят шестого была, пожалуй, самым чудесным периодом в его жизни. Они были близки, как никогда прежде и никогда позже. Эрнест, Ноа и Сесиль. Их всегда было трое, во всем они держались вместе. Ничто больше так не наполняло его студенческие годы, как их дружба. А Сесиль… всё было значительно проще, когда между ними стояла Сесиль. Можно было не придавать значения всем этим поминутным взглядам, неловким шуткам, якобы случайным прикосновениям. Она делала всё таким простым и определённым. Ноа искренне сожалел о том, что случилось между ним и Эрнестом, но о том, что это повлекло разрыв еще и с ней, он сожалел в три раза сильнее. Количество недосказанного, тянувшегося за ним вот уже долгие двадцать два года, ранило, но если быть до конца честным, Ноа не горел желанием в этом разбираться. Он был взрослым человеком, живущим совершенно другой жизнью, и в ней не было больше места переживаниям юности. Вдобавок, попытка всё исправить наверняка ранила бы его куда сильнее. — …стер Флетчер? Мистер Флетчер? — голос в динамике оторвал Ноа от воспоминаний. — А? Да, да, конечно. Я помню, — пробормотал он. — Почему Вы звоните мне сейчас? — Только что нашли тело мисс Мартен. Флетчер рефлекторно поднес руку ко рту, борясь с внезапным приступом тошноты. Это явно не то, как он планировал завершить вечер. Покачнувшись, он тяжело сглотнул, подбирая слова, лихорадочно водя взглядом по заснеженному асфальту под ногами, будто на нем был написан ответ. — Вы уверены? — наконец выдавил он. — Абсолютно. Ноа зачем-то кивнул. — Но зачем вы… зачем вы звоните мне, если уже опознали её? — Нам нужно допросить всех потенциальных свидетелей. — Я не видел Сесиль больше двадцати лет, — холодно процедил Флетчер. — И это отчасти твоя вина, Эрнест. Какое-то время собеседник молчал. — В любом случае, вы нужны мне в участке, — наконец произнес Гридвери. — Так что я жду, имейте это в виду. Флетчер нервно закусил губу. Пальцы, держащие телефон, замёрзли и начали неметь, желудок настойчиво бунтовал, требуя горячего ужина, голова гудела от напряжения. Мимолетно глянув на наручные часы, Ноа понял, что пропустил время приёма лекарств. — Я не поеду, — выдохнул он. — В этом нет смысла. Мы не виделись с выпускного в университете, и я понятия не имею, где она была и чем занималась последние двадцать лет. — Мистер Флетчер, вы не понимаете всей серьёзности ситуации, — строго произнёс Гридвери. — Вы потенциальный свидетель. Ваше присутствие необходимо. Он внутренне сжался. Мысль о том, что придётся увидеться с Эрнестом после всего, что произошло, была невыносимой. Немного помолчав, он зачем-то снова посмотрел на часы, после чего сделал пару вздохов. Отсутствие прозака в организме давало о себе знать. Ладно, подумал он. Ладно, к черту. Сесиль заслуживает хотя бы того, чтобы он поинтересовался обстоятельствами её смерти. — Какой адрес? — сдавленно спросил Ноа, прекрасно понимая, что обрекает себя на несколько дней крайне неприятного взаимодействия с полицейскими и до кучи — с Эрнестом. — О, Ноа, адрес ты знаешь, — в голосе детектива, кажется, сквозила какая-то толика злорадства. — Корнелл, главный корпус университета. Твою мать. Когда он смог отмереть, то понял, что светофор вновь горит красным, а сам он стоит в одиночестве посреди ночной улицы с замерзшими руками и остывающими мокрыми дорожками на коже щёк.