Когда с нами была Сесиль

Скрип мела по доске был настолько громким, что по коже присутствующих поминутно ползли мурашки, но профессор Гибсон была старой, глуховатой и очень целеустремлённой, поэтому аудитория терпеливо ждала, пока она закончит писать число и тему лекции. — Поговорим о любви, как о психофилософской концепции, — произнесла она, откашлявшись и повернувшись к студентам лицом, и для большей убедительности постучала указкой по надписи на доске. На утреннюю лекцию приходило едва ли человек двадцать, но преподавательница сохраняла некую долю оптимизма. — Кто и что может мне об этом рассказать? В аудитории раздался сдержанный кашель, но поднять руку никто не решился. Профессор Гибсон вздохнула. — Ладно, — обреченно вздохнула она. — Что такое любовь, в вашем понимании? Студенты несколько оживились, по рядам прошел возбуждённый шёпот и сдавленное хихиканье. — Мистер Гридвери? — профессор подняла руку, призвав к тишине, заметив, что один из ее студентов сидит, самодовольно улыбнувшись, и указала на него кивком. Его сосед — тихий и стеснительный, но вежливый мальчик по фамилии Флетчер — по обыкновению молчал, что-то исправляя в блокноте. — Может быть вы хотите поделиться с нами мыслями? Эрнест закинул ногу на ногу и, облокотившись на спинку скамьи, во всеуслышанье сказал: — Любовь — это осознание, профессор Гибсон. Она медленно кивнула. — Осознание чего? — Того, что… — Гридвери повертел головой по сторонам и дернул уголком губ. — Того, что стоило купить брюки на размер больше. По аудитории вновь прошлась волна сдержанных смешков, кто-то откровенно расхохотался, но успел прикрыть лицо рукой. Соседи Гридвери — стеснительный студент с блокнотом и опрятная девушка, сидевшие с разных сторон от него, даже не улыбнулись — лишь почти синхронно закатили глаза. Профессор Гибсон снисходительно покачала головой. — Может, кто-то из ваших друзей окажется более многословным? — спокойно спросила она, и, переведя взгляд, чуть вскинула голову. — Мисс Мартен? Сесиль сдержанно улыбнулась, постучала карандашом по поверхности парты и мечтательно положила подбородок на руку. Присутствующие поутихли. Сесиль Мартен была из тех людей, которые нравились многим. Она неплохо училась, умела петь и играть на бас-гитаре, ничего не боялась, вдобавок, обладала приятной внешностью и бойкой манерой речи. Такая просто не могла не нравиться. — Ну, — протянула она, — полагаю, любовь — это нечто иррациональное. Конечно, — она закусила губу и опустила глаза, обдумывая ответ, а Флетчер наконец оторвался от своего блокнота и заинтересованно посмотрел на соседку, — мы можем потратить бесконечно много времени, пытаясь её анализировать с точки зрения психологии, философии, химии или биологии, но… полагаю, мы всё равно не подберёмся близко к истине. Знаете, думаю, Эрнест, — он выгнул бровь, когда она упомянула его имя, — был ближе к истине, чем я. Мы можем понять это чувство, только испытав его. Она замолчала, внимательно глядя на преподавательницу. Профессор Гибсон удовлетворённо кивнула, и вновь повернулась к доске, взяв в руки мел. — Итак, впервые любовь, как философская концепция, была рассмотрена еще древними греками, — продиктовала она, начертив на доске схему, — и поделена ими на семь основных видов, каждый из которых мы с вами сегодня подробно рассмотрим. Начнем, пожалуй, с Эроса, — она отчертила заголовок двумя быстрыми штрихами, — как наиболее известного. Гридвери присвистнул. Ноа смущенно улыбнулся, бросил на него мимолетный взгляд и перевернул страницу блокнота. Раздавшийся звонок выгнал едва успевших записать домашнее задание студентов из аудиторий, и коридоры и внутренний двор наполнились шумом голосов. — Перекусим? — предложила Сесиль, на ходу убрав учебник в наплечную сумку. — С радостью, — потягиваясь, ответил Эрнест. — Не буду лгать, хоть предмет у профессора Гибсон наискучнейший, аппетит от него просыпается ещё какой. С этими словами он повернул голову к идущему рядом Ноа и притворно клацнул в его сторону зубами. — Он не скучный, — возразил Флетчер, рефлекторно отшатнувшись. — Она очень интересно рассказывает. — Ага, и поэтому половину лекции ты провёл за своими почеркушками, — Гридвери фыркнул и завел руки за голову, проигнорировав неодобрительный взгляд Сесиль. — К слову, закончил хоть? — Почти, — Ноа пожал плечами. — Остался эпилог. Ноа начал писать еще в средней школе, поэтому не было ничего удивительного в том, что к выпускному курсу он оказался в университетской литературной ассоциации, периодически посылав свои работы на различные конкурсы в надежде, что однажды его заметит какое-нибудь издательство. Пока особо не везло, но Флетчер не сдавался. Студенческое кафе в восточной части кампуса по каким-то причинам не пользовалось популярностью, поэтому там всегда были свободные места. Они частенько ходили сюда втроем — почитать комиксы, пообедать, посидеть над групповым проектом или просто выпить кофе и поболтать. Цветастый интерьер и раздававшаяся из динамиков музыка создавали уютную дружелюбную атмосферу. — Эрос, как же, — продолжил ворчать Гридвери, отодвинув стул. Каким-то образом ему удавалось одновременно возмущаться и подпевать тихо игравшей в помещении «Under pressure» — похоже, сегодняшний эфир был занят Hot Space. — Зачем это преподавать? Мы же будущие юристы, а не философы, разве нет? К тому же, всё, что нужно знать о любви, мне и без того уже известно. Он скривил наигранно соблазнительную гримасу сидевшей перед ним Сесиль, но Мартен лишь закинула ногу на ногу и с самым бесстрастным видом продолжила листать комикс, который взяла со стоявшего в углу столика. — И много у тебя было девчонок, Великий обольститель? — снисходительно поинтересовался Ноа, придвинув к столу третий стул и поставив перед собой тарелку с сэндвичем. Сесиль, не сдержавшись, фыркнула. — О, от кого я это слышу, — саркастично протянул Гридвери. — У меня хотя бы был секс где-то кроме страниц романов. — Это были самые счастливые две с половиной минуты в твоей жизни. — Боже, Ноа, просто заткнись уже. Мартен достала вилку из стаканчика с приборами, насадила на нее ломтик картошки со своей тарелки, и посмотрела на них двоих таким взглядом, что сдерживать смех дальше никому уже не представлялось возможным.

***

Холодный сырой воздух забрался под пальто, стоило Флетчеру выйти из автобуса. Сонный после долгой дороги, со всё ещё опухшими после вчерашней ночи глазами, Ноа медленно оглядел знакомый пейзаж и поднял плечи, стараясь защитить лицо и шею от колючей снежной крошки, летевшей с неба. Итака была чудесным, искренне и горячо любимым им городом, но климат здесь, как и во всем Нью-Йорке оставлял желать лучшего. Редкие пассажиры, ожидавшие свой автобус на станции, обвели Ноа скучающими взглядами и вновь вернулись в своё сонное, ко всему безразличное состояние. Флетчер достал из кармана телефон, в очередной раз зашёл в меню сообщений и перечитал ночное послание. «Завтра в 7:20 утра. Автовокзал в Итаке. Вас встретят» Он беспомощно оглянулся, как раз вовремя, чтобы заметить медленно подкатывавшую к станции полицейскую машину. Кучка ожидавших транспорт беспокойно загудела и двинулась в сторону от Ноа. Тот равнодушно проводил их взглядом и повернулся к автомобилю. Водитель по ту сторону лобового стекла активно, совсем не так, как подобает полицейскому, махал ему рукой. — Доброе утро, — подавив зевок, поздоровался Ноа, устраиваясь на пассажирском сиденье. В салоне было тепло, и это грозило ему, только что выбравшемуся из уютного автобуса на холод, ещё большей сонливостью. Полицейский, видимо, все же сумел взять себя в руки, потому что коротко, со всей подобающей сдержанностью, кивнул. Впрочем, в следующую же секунду образ сурового стража порядка оказался разрушен, потому что водитель, которому, к слову, нельзя было дать больше двадцати пяти, неожиданно спросил: — Заехать за кофе, мистер Флетчер? От такой неожиданной формулировки Ноа даже перестал клевать носом и, удивлённо моргая, уставился на полицейского. Потом вдруг невесело рассмеялся. — И давно в Итаке такие дружелюбные копы? Или это ваше кредо по жизни — предлагать кофе каждому встречному? Перед глазами проплыли картинки из юности, славной осени восемьдесят четвертого, когда они с Эрнестом, додумавшись запить травку банкой Пеппера, провели незабываемые восемь часов в полицейском участке после не слишком удачной попытки обнести продуктовый магазин. И те полицейские, очевидно, ничего общего не имели с парнишкой на водительском сиденье. А может, Ноа просто повзрослел. Полицейский замялся, неловко потёр шею рукой, постаравшись не отводить взгляда от дороги, как-то обречённо вздохнул и ответил: — Простите, мистер Флетчер. Лейтенант Гридвери не допускает меня до каких-то серьёзных дел. Вы не подумайте, я бы справился! Просто всё, что он мне разрешает делать — носить ему кофе, будто я секретарша какая-нибудь. А я… а впрочем, неважно. Простите, наверное, это не очень красиво с моей стороны, вот так сразу жаловаться на старшего по званию. Вдобавок, он ваш друг, верно? Теперь у меня будут неприятности? Парнишка спросил это больше с любопытством, нежели со страхом, но Ноа не обратил внимания. Он посильнее обнял лежавший на коленях рюкзак и уставился в одну точку. Лейтенант Гридвери… лейтенант? Позвонив вчера, он представился как детектив. Почему? К чему было занижать звание? Какая-то бессмыслица. Ноа мысленно пообещал себе разобраться с этим позже, когда прочих вопросов станет поменьше. Или не разбираться вовсе. — Как вас зовут? — он заставил себя вынырнуть из беспокойных размышлений, почувствовав, что его собеседник зевал за рулем. — Итан, сэр. — Так к вам и обращаться? Итан? Тот спохватился. — Простите, сэр. Офицер Перри, сэр. — Отлично, — выдохнул Ноа, мысленно поблагодарив вселенную за то, что вокруг становится чуть больше конкретики. В кармане успокаивающе нащупывалась пластиковая баночка с таблетками. Пока в них не было необходимости, но само их присутствие придавало какой-то уверенности, поэтому откуда-то даже появился аппетит — редкий гость для Флетчера последние несколько лет. — Сэр? — обеспокоенно позвал Итан, заметив, что пассажир вновь ушёл в себя. — Да, знаешь, что, Итан, заедем за кофе, — откликнулся Ноа. — И, может, даже позавтракаем. И, ради всего святого, прекрати звать меня «сэр». — Но, мистер Флетчер, — осторожно возразил Перри, притормозив на светофоре. — Лейтенант Гридвери ждет вас. Вдобавок… — Он ждал двадцать два года, — перебил Ноа. — Подождет ещё полчаса. Офицер, безмолвно повиновавшись, мягко надавил на педаль газа и направил автомобиль туда, где в предрассветных зимних сумерках неоново светилось название какой-то закусочной. «Что до Сесиль… — ускользающе подумал Ноа, прислонившись лбом к холодному стеклу. — Она всегда прощала меня, когда я опаздывал»