Эндрю не должен знать

Аарон не продержался долго. Он пытался перейти на более легкие наркотики, но это почти не помогло. Он пытался учить биологию и химию, но это едва ли давало результат. Но он запретил себе выходить из дома без надобности. Теперь, закидываясь дозой, он запирал дверь в комнату и прятал ключ, чтобы не искать чужих касаний. Он пытался бороться с самим собой, но едва справлялся. Помощь пришла, откуда не ждал: от Лютера Аарон узнал, что Эндрю оказался в колонии. Он с трудом признавался в этом самому себе, но, услышав об этом, он почувствовал облегчение. Значит, его братец такой же чокнутый, как и он сам. Может, он не наркоман и не шлюха, но он хотя бы преступник. Это было уже хоть что-то. Аарон убедил Лютера, что ему необходимо увидеться с Эндрю: Аарон уверял, что сможет повлиять на брата, сможет «наставить его на путь истинный». Все это было ложью, на которую Лютер купился. Сам Аарон хотел любой ценой попасть к брату. Он боялся, что Эндрю не захочет его видеть и даже не выйдет в зал свиданий. Но, когда они приехали к нему в колонию, Эндрю вышел к ним. Тогда Аарон снова понял, что ему, черт возьми, было за что бороться. Эндрю был таким же, как он. Аарон помнил это головокружительное ощущение того, что в этом мире у него не просто есть брат — у него есть брат, который безумно на него похож. Смотреть на Эндрю было все равно что смотреться в зеркало. Нет, смотреть на Эндрю было все равно что смотреть на улучшенную версию самого себя. Эндрю был тем, кем Аарон хотел бы стать. У Эндрю не дрожали руки; его взгляд был злым и смелым. Аарон знал, что никто не посмеет обидеть Эндрю. Он знал, что Эндрю был цельным, Эндрю был единым. Эндрю не разваливался на куски, как сам Аарон. Эндрю был лучше. Когда Эндрю подошел ближе, Лютер поднялся. — Оставлю вас наедине, — сказал он и отошел в сторону. Аарон не мог оторвать взгляд от брата. Он даже задержал дыхание. На лице Эндрю не было эмоций — и Аарон жалел, что его собственное лицо не может быть таким же безразличным. Он чувствовал, что Эндрю внимательно его осматривает, и поежился. На улице было жаркое лето, но Аарон носил толстовку с длинным рукавом и широкие джинсы. На щеке у него был пластырь — Тильда недавно вновь его избила — но все остальные побои и шрамы были скрыты под одеждой, поэтому никто ничего не должен был узнать. Их первая встреча началась с вопроса Эндрю: — Шрамы или игла? — спросил он. И Аарон сразу понял, о чем тот говорил. — Да, — ответил он сразу на оба вопроса. И знал, что Эндрю его поймет. Эндрю поднялся. — Возвращайся, когда будешь чист. И ушел из зала. Лютер что-то пытался сказать, но Аарон его не слышал. Он знал, что должен был чувствовать разочарование — ведь Эндрю ушел. Эндрю бросил его, хотя Аарон проделал долгий путь, чтобы приехать сюда. Эндрю ушел, не желая разговаривать с братом. Эндрю ушел, считая его грязным. Эндрю ушел. Но Эндрю сказал: Возвращайся. И это было все, что имело значение.