Танго вдвоём

      Уже месяц Лена жила у Чимина — он сумел-таки уговорить её, пустив в ход все способы от поцелуев и умопомрачительного секса до откровенного шантажа. Он пригрозил выложить в своих аккаунтах фотографии, которые вполне однозначно расскажут всем о том, что известный айдол находится в отношениях. Он, конечно, смеялся и шутил, но женщина уже знала, на что он способен, если не получает желаемого. Она и сама хотела быть ближе к нему, но не смела признаться в этом даже себе самой, отгоняя крамольные мысли.       Всё было так, как она и предсказывала: она часто ждала его подолгу в одиночестве, а он пропадал в студии, на съёмках, возвращаясь домой глубокой ночью вымотанный, уставший, но неизменно жадный до любви своей Лены. Бывало, на трансах в лившихся сплошным потоком сообщениях он выискивал лишь единственное «я здесь», и тут же счастливая улыбка озаряла его лицо. В эти моменты он смущённо отворачивался от камеры или, наоборот, пальцами касался экрана телефона, словно хотел дотронуться до лениного лица.       Но когда Чимин открывал дверь в пентхауз, Лена неизменно сидела на том самом месте у панорамного окна с видом на фонтаны, где они любили друг друга после памятных съёмок. Он обнимал её и, уткнувшись носом в волосы, отогревался душой. Он не пропустил ни одной ночи за этот месяц, возвращаясь домой порой под утро. Для него это стало необходимым как воздух, которым он дышал. И Чимин гнал прочь все мысли о том, что рано или поздно этот воздух для него закончится.       Приближался их последний концерт в составе группы, хотя они уверяли всех арми, что это не так. Выступление должно было состояться пятнадцатого октября в родном городе Чимина и Чонгука. Группа снова пахала как проклятая, целыми днями пропадая в тренировочных залах, а ведь работа над сольными проектами тоже никуда не делась. И бантаны выбивались из сил, буквально разрываясь на части. Чимину, возможно, было чуть легче, чем всем остальным, потому что у него была отдушина — его Лена. Он каждую ночь прятался в её объятьях, в её аромате, погружался в неё во всех смыслах и… спокойно спал, не мучаясь от бесконечных дум.       За два дня до концерта бантаны приехали в Пусан, но Чимин и Лена уехали туда чуть раньше, чтобы побыть одним до того, как начнётся вся подготовительная суета. И ещё впереди был день рождения Чимина, который он совсем не хотел отмечать. В его планах были встреча с родителями и бесконечные репетиции. Хотя парни беззлобно подтрунивали над ним, предлагая день рождения как удобный повод знакомства Лены и родителей Чимина, прекрасно понимая, что этого не случится никогда, даже если парень будет желать этого больше всего на свете. Чимин морщился, как от боли, но терпеливо сносил шутки мемберов, а они ободряюще хлопали его по плечам.       Лена видела, что молодой человек сильно переживает, и пыталась снять напряжение любыми способами. Именно поэтому они уехали раньше всей группы, чтобы пару дней провести в ставшем родным маленьком домике в рыбацкой деревушке. Эти два дня они провели, гуляя по пустынному берегу, катаясь на сап-бордах в отдалённом кампе и бесконечно занимаясь любовью, не в силах насытиться друг другом.       Им всё же пришлось незадолго до полуночи тринадцатого октября вернуться в Пусан, чтобы Чимин провёл традиционную трансляцию для арми по поводу дня рождения. А рано утром, ещё затемно, Чимин уехал в родительский дом, оставив любимую женщину одну, но взяв с неё обещание быть на тестовом прогоне на стадионе вечером. Впрочем, Лена не скучала — она готовила подарок для Чимина. Он, конечно же, давно был придуман и сделан, но Лена хотела вручить его так, чтобы парень это запомнил. Всё было предельно просто, но несло в себе особый смысл. У Чимина было не так уж мало сольных треков и коллабов, и ни одного альбома. Лена считала это ужасно несправедливым и хотела исправить такое досадное упущение. Не без помощи бантанов, разумеется. Ей помогали Шуга, Хоби и Намджун.       Лидер бантанов особенно часто общался с Еленой, приглашая её на выставки и прогулки по Сеулу, порой вызывая недовольство у Чимина. Но никогда не позволял себе ничего, что могло выйти за рамки дружеского общения. Он даже навещал её в Пусане, и они долго беседовали, сидя на берегу, о новом альбоме Намджуна с необычным названием Индиго, о том, как ему стало одиноко и он почти потерял себя в этом мире. Лена чаще молчала, давая Намджуну выговориться. Больше ничем помочь она ему не могла. Джун иногда прятал её небольшую руку в своих сильных ладонях, когда видел, что женщина уходит куда-то далеко, куда ему хода не было. Такая вот безмолвная поддержка. Когда Лена возвращалась, она мягко освобождала пальчики и дарила Намджуну грустную улыбку. А ещё он много поведал ей о самом Чимине, о его пути, становлении как артиста. Благодаря лидеру Лена ещё лучше стала понимать своего ангельского демона.       Вот и сегодня, едва позволили приличия, Шуга, Хоби и Джун приехали в дом, прячущийся за резным заборчиком. Они привезли Лене тот самый подарок, единственный в своём роде, который позже станет практически единственной связующей ниточкой между Еленой из далёкой чужой России и Чимином, знаменитым на весь мир корейским айдолом. Чуть позже к ним присоединились Джин и Тэхён, а Чонгук навещал родителей.       Пятеро парней до отказа заполнили небольшую гостиную. Они листали два фотоальбома: первый, подаренный Лене на Фиджи, и второй, что был составлен ею из снимков, которые она делала сама на протяжении последних месяцев. Эти фотографии не видел ещё никто, кроме сотрудника типографии. Парни притихли, понимая, что слишком сильно погрузились в личное пространство Лены и Чимина — настолько интимными были кадры. Нет, там не было откровенных снимков. Но все они были сделаны так, словно их подсмотрели, сделали тайком, чтобы запечатлеть нечто мимолётное и сокровенное. Спящий Чимин с невинной улыбкой на приоткрытых губах, босые ступни и острые коленки, выглядывающие из драных стареньких джинсов, в которых он тусовался в танцевальном классе, руки с проступающими венами, держащие открытый пластиковый цилиндр со слайдом из фотокабинки, завёрнутый в полотенце ниже пояса и с мокрыми после душа волосами, сморщенный нос и кривая мордашка, когда он ел слишком острый рамён… Такие там были снимки. Говорящие. Из их жизни вдвоём.       Молчание, воцарившееся в комнате, никто не торопился нарушать. Казалось, парни пытались осмыслить, как они не замечали раньше такого Чимина, хотя он прожил бок о бок с бантанами целых десять лет, а появившаяся из ниоткуда Лена видела именно этого Чимина. Это было… странно. Более того, парни ему немного завидовали. Но это была та зависть, что заставляла двигаться вперёд, не стоять на месте.       Каждый из них за это лето не раз приезжал к Елене, прикрываясь желанием отвлечь её, пока Чимин работал. Каждый из них на самом деле искал что-то своё. И каждому из них Лена дарила душевное тепло и понимание. Чонгук и вовсе стал относиться к ней как старшей сестре или любимой тёте и звал её не иначе как нуна. На что женщина неизменно смеялась. Однажды он явился в квартиру Чимина, и они с Леной устроили пивной ужин и разозлили хёна тем, что начали без него.       Джин же умудрился вытащить Елену на рыбалку и потом целую неделю отпускал по этому поводу шуточки. Он арендовал в той же деревне, где жила Лена, катерок и разбудил женщину на рассвете, заставив спешно одеться, и, не посвящая в подробности, притащил на причал. Они отправились навстречу поднимающемуся из воды солнцу, и старый рыбак, посмотрев на небо и словно попробовав на зуб воздух, объявил, что они точно поймают сегодня тунца. Джин счастливо рассмеялся и попытался растормошить зевающую спутницу. Та сидела на носу катера перед микроскопической рубкой и клевала носом. Парень уселся рядом, уложил её голову себе на плечо и решил просто дождаться, пока она окончательно проснётся.       Старик лукаво усмехался: он с самого отъезда своих беспокойных соседей приглядывал по их просьбе за этой иностранкой и очень многое замечал и мотал себе на ус. Он понял, что женщина влюбилась не на шутку в молодого парня, красивого и богатого, да и тот не отходил от неё ни на шаг. А если рядом не было его, то её обязательно опекал кто-нибудь из друзей. Он, грешным делом, подумал было, что иностранка — особа весьма лёгкого поведения, но быстро понял, что это не так. Вот и сейчас она была с очередным опекуном, который скорее сам развлекался, нежели пытался развеселить женщину. Парень больше смахивал на заботливого брата, придерживая у себя на плече её голову в ожидании, когда она откроет глаза.       Тунца в тот день они не поймали, хотя Джин и приложил для этого массу усилий. Зато поводов для бесконечных шуток он получил предостаточно и не упускал потом случая посмеяться над Еленой. Впрочем, она и сама с удовольствием шутила вместе с ним.       С Шугой Лена часто переписывалась. После памятного дня рождения Юнги стало очень легко общаться с женщиной. Он больше не чувствовал той тяги, которая его так смущала и мучила поначалу. Они, вполне ожидаемо, много говорили о пережитых ими депрессиях, о том, как боролись за нормальную жизнь, и о тех, кто им помогал. Шуга всё-таки рассказал Лене о том влечении, что завладело им после их знакомства, и о чувстве стыда за ту ночь, когда он стал невольным свидетелем столь откровенной страсти и не нашёл в себе сил отвести взгляд. И прислал Лене сделанное им фото, сказав, что теперь у неё единственный экземпляр, потому что свою копию он уничтожил. С его стороны это был невероятный акт доверия, и он с волнением ожидал реакции женщины. Она смотрела на него с экрана планшета очень серьёзно, и было понятно, что Юнги её не удивил.       — Я всё знала, Шуга, почти с самого начала, — Лена чуть отвела взгляд и машинально почесала бровь. — Чимин сказал мне, что ты видел нас, поэтому утром я и высказала открыто всё, что меня тогда возмущало. Ты же помнишь?       — О да, — Шуга откинулся на спинку кресла и смущённо прикрыл лицо ладонями, — ты умеешь вогнать в краску даже таких толстокожих баранов, как мы. Как я тогда колой не захлебнулся, не понимаю, — Юнги засмеялся, но быстро снова стал серьёзным. — Ты же не держишь на меня зла?       — Нет, не держу. И не держала. Ты хороший друг Чимину. Настоящий, — Лена немного помолчала, что-то подвигала на столе и снова пристально посмотрела на собеседника. — Юнги, могу я надеяться, что ты стал и моим другом тоже?       — Нет, — после короткой паузы ответил Шуга, — не надо надеяться. Просто знай: я твой друг.       С Хоби всё было просто. Сначала он с любопытством изучал их новую знакомую, которая вовсе не стремилась к тесному общению, но и не избегала его. Он видел, насколько она поглощена лишь одним из них, и был рад за Чимина. Он каждый раз лукаво улыбался, когда заставал, случайно или нет, их целующимися или тискающими друг друга в объятиях, и смущённо отводил взгляд, если вдруг становился свидетелем их вырвавшегося из-под контроля влечения. Он чуть было не спалил Чимина на Lollapalooza, спросив на трансе, как тот сумел прилететь в Штаты при такой занятости. А тот сделал большие глаза, фыркнув, словно поперхнулся, и натянуто рассмеялся, закрывая рот ладонью. В общем, Хос был счастлив за друга и принял его выбор.       …Бантаны забрали Лену с собой в Пусан, чтобы, пообедав в закрытом по частному заказу ресторанчике, отправиться на огромный стадион, где через день должен был пройти их последний концерт. Чимин с Чонгуком ждали их внутри, нетерпеливо поглядывая в окно и листая ленты в телефонах. Чимин первым увидел огромный чёрный автомобиль, остановившийся у входа в ресторан, и привстал со стула, пытаясь разглядеть знакомый силуэт среди выходящих из тёмной глубины салона. Его глаза нашли ту, что занимала его мысли, и он плюхнулся на своё место, впервые за несколько месяцев чуть не промахнувшись мимо стула.       Компания зашла в зал, что-то шумно обсуждая, но, подойдя к столу, все дружно умолкли. Чимин почему-то выглядел расстроенным, и Лена тут же на это отреагировала беспокойным взглядом. Она села рядом с парнем, прислонилась к нему боком и под столом переплела их пальцы, этими простыми действиями успокаивая его. Чимин до боли сжал её ладонь и, спохватившись, прошептал «прости». Лена гадала, что могло произойти всего за полдня, что они были не вместе, но ответа не находила. Разгадка же была проста — до родителей Чимина дошли слухи о его романе с иностранкой, да ещё и годящейся ему в матери. Он сам с досадой рассказал женщине об этом, пока бантаны заказывали еду. Лена тоже расстроилась от такой новости, но вида постаралась не показывать. Сегодня был день рождения Чимина, и она готова была на всё, лишь бы парень стал хоть на йоту счастливее.       Лена не знала, как Чимину удалось объяснить её присутствие на прогоне, но на стадион она попала беспрепятственно. Никто из стаффа не интересовался ею, по крайней мере открыто, никто не задавал вопросов, не мешал ей сидеть на раскладном стульчике сбоку от сцены и внимательно следить за происходящим. Она смотрела, как бантаны время от времени дурачатся, подкалывают друг друга и через мгновение уже выкладываются изо всех сил, доводя движения до невероятной синхронности и чёткости, а пением вводя своих почитателей в состояние восторженной эйфории.       В какой-то момент Тэхён подал условный знак, прислав ей в Kakaotalk «Сейчас!», и под Butterfly на огромном экране замелькали кадры с Чимином. Бантаны на сцене запели «С днём рождения тебя», захлопали громко, навалились на парня, шлёпая его по плечам, спине и по заднице, отпуская добрые шутки и слегка подначивая, а Чимин, озираясь по сторонам, искал взглядом ещё одного человека, так нужного ему сейчас. Лена подняла руку, обозначая присутствие, и тут же отступила назад, в тень. Она не могла подойти к парням — всё снималось на камеры — и терпеливо ждала окончания репетиции, чтобы вручить свой подарок. Спустя ещё час, когда на всём стадионе остались только члены группы, а стафф практически весь уехал, она смогла наконец без опаски подняться на сцену к бантанам. Парни молча расступились, образовав полукруг, внутри которого остались Чимин и Лена. Она держала в руках совсем небольшой плоский пакет, упакованный в матово блестевшую серебром бумагу.       — 생일 내 사랑! — женщина, смущаясь своего ломаного корейского, протянула парню свёрток.       Чимин стоял, не шевелясь. Он даже забыл протянуть руку, чтобы взять подарок. Он, конечно, знал, что Лена была всё время рядом, и видел её. Но знать — это одно, а вот смотреть на неё, такую смущённую, держащую подрагивающими пальцами сюрприз, которого он точно не ждал, на сцене огромного стадиона, где их может увидеть кто угодно, — это совсем другое. Чимин встрепенулся и забрал коробку у Лены, немного потряс, прислушиваясь к приглушённому шороху внутри, и оглянулся на мемберов. Они одобрительно закивали, и стали требовать открыть подарок — всем не терпелось увидеть его реакцию.       Парень, наконец, вскрыл бумажную обёртку, и в руках у него оказался пластиковый футляр, однозначно говорящий о содержимом. Под ним был фотоальбом, на обложке которого была простая надпись «Remember…», а листы были скреплены пружиной. Он с любопытством открыл первую страницу — на него смотрел он сам, сонный, со встрёпанными волосами, с отпечатком от подушки на щеке, вытянувший вперёд ладонь в попытке закрыться от камеры. Бесконечно прекрасный и земной. Чимин переворачивал страницы альбома, а его глаза наполнялись слезами, которых он не стыдился и не скрывал. Когда дошла очередь до диска, он на секунду застыл, рассматривая вкладыш-обложку, и понимание накрыло его, словно волной. Он быстро заговорил на корейском, от волнения позабыв все английские слова, и, сунув диск и альбом в чьи-то руки, подхватил Лену за талию и закружился с ней на этой последней их с бантанами общей сцене. Отпустив её, отбивающуюся, он, забыв обо всём, приник к ней всем телом, целуя глаза, щёки, лоб, волосы, бесконечно повторяя одно на всех языках: я буду помнить тебя всегда. Они словно прощались в этот миг, но оставались вместе навсегда.       Бантаны окружили их, погребли под своими телами, роняя слёзы и успокаивая друг друга. Они говорили все разом и так громко, что кто-то из стаффа, не успевшего уехать, вернулся к сцене, чтобы узнать, что происходит. Но увидев привычную картину тискающих друг друга мемберов, посмеялся и свалил в темноту спустившейся ночи. Компания же, успокоившись, так же разъехалась, кто в отель, кто в родительский дом, а кто в деревушку на берегу моря.       Чимин вёл машину, внимательно следя за дорогой, но его рука постоянно тянулась к женщине, чтобы хоть кончиком пальца коснуться её.       — Лена…       — Чимин…       Они рассмеялись от того, что заговорили вместе и сразу. Лена кивнула, давая Чимину первым начать разговор. Но он вместо ответа резко затормозил, остановив автомобиль на обочине безлюдной дороги, и заглушил мотор. Он отстегнул ремни безопасности, отодвинул кресло и потянул женщину на себя.       — Иди сюда, чагия, — его голос стал низким и тягучим, словно сладкая патока, он обволакивал и гипнотизировал Лену и самого Чимина заодно.       Она медленно, словно во сне, уселась сверху на его бёдра и послушно склонила голову, подставляя мужчине свои губы. Его руки тут же устремились под худи, нащупали застёжку бюстика и освободили тяжёлую грудь из его плена. Пальцы играли с плотными сосками, оглаживали соблазнительные полушария. Язык хозяйничал во рту, исследуя и лаская, бёдра подавались вверх, упирая стоящий член в жаркую промежность. Он не заметил, когда стащил с Лены всю одежду и стянул свои штаны. Он только видел перед собой прыгающую вверх-вниз грудь, прикусывал дерзко торчащие соски, слышал их сливающиеся в один стоны и вбивался, как голодный до смерти, в горячую, засасывающую и поглощающую его без остатка вагину. Он в последний раз приподнял и опустил Лену на уже пульсирующий член и кончил с утробным рычанием. Женщина в изнеможении упала на него, хрипло и жарко дыша ему в шею. А на регистраторе всё это время мигал красный глазок записи…