Сокровище дома Феанора

Тьелпэ очнулся от каких-то лишённых конкретики мечтаний, когда отец легонько ткнул его в плечо. Он вопросительно взглянул на Куруфинвэ, тот едва заметно кивнул в сторону Руссандола. В голове зазвучал голос Атаринкэ, мягкий и наполненный тёплой хитрецой: «Хоть бы поговорил с родным дядей. Майтимо скоро уснёт от скуки.» «Ему ведь и велели отдыхать. Лекари.» «Тьелпэринквар, прекрати вести себя как маленький, пойди и развлеки Нельо хоть чем-то.» — Курво усмехнулся, смазанно и ласково поцеловал его прямо в губы. Тьелпэ чуть не сгорел на месте. «Atar, ты чего? Все же видят…» «Право слово, будто кому-то очень интересно. — Куруфин совсем не придал значения тому, что напугало его сына. — Даже на семейном вечере, знаешь ли, всем есть, чем заняться, кроме нас. И Нельо. Вот поэтому пойди и займи его чем-то сам, а я пока дочитаю.» Тьелпэринквар не совсем знал, кто придумал эти периодически случавшиеся собрания всей их семьи, но идея была в целом неплохая, наверное. Конечно, это было очень далеко от счастья в Тирионе и даже от омрачённой раздорами и тёмными слухами их сплочённости в Форменосе. Но тем не менее — это было приятно и важно. Он поднялся, оглядываясь. Казалось, что очень заметную вовсе не отеческую нежность Куруфина и впрямь не видел никто из остальных феанорингов: Макалаурэ сосредоточенно вчитывался в бумаги, которые ему показывал Морьо; Тьелкормо в одиночестве распивал вторую кряду бутылку вина у камина — отсветы огня превращали его пепельного оттенка волосы в струящееся белое золото, от тепла на щеках прекраснейшего из детей Пламенного выступал румянец; Амбаруссар шептались, с ногами забравшись на широкий подоконник заставленного по холодному зимнему времени окна и за окном этим, Тьелпэ знал, ревела снежная метель — они с отцом приехали в Химринг позже остальных и первые порывы ветра застали их в нескольких милях от крепости. А в этой небольшой зале было тепло, уютно и трещал огонь… Но Нельо — Нельо смотрел прямо на них, он понял это, когда наконец обратил взгляд на старшего из родственников. Тьелпэ внутренне похолодел, но вернуться к отцу заставить себя не смог: это правда превратило бы его в ребёнка. Чего доброго, Куруфин бы ещё разочаровался в нём. Представить такое он не мог бы и в худших кошмарах. — Здравствуй, дядя… — он замялся, не зная, стоять ему или, например, сесть на огромную шкуру чёрного медведя, которая была небрежно брошена на каменный пол возле неширокой софы, которую Майтимо и занимал. Занять место рядом с ним без приглашения почему-то казалось неверным. — Привет, малыш. — тот улыбнулся уголком рта, через который наискось шёл узкий белый шрам. — У вас дома, я думаю, всё неплохо? — В Аглоне? — Тьелпэринквар чуть-чуть наклонился, положив ладонь на подлокотник софы. Майтимо на мгновение опустил взгляд, потом накрыл её своей. Стало как-то уютно. — Да, там хорошо… Теплее, чем у тебя здесь. — Ты мёрзнешь? — взгляд Нельяфинвэ блеснул лёгкой тревогой. — Садись. — Я не… Хорошо-хорошо. — Тьелпэ присел рядом, положив руки на колени. Неуверенно взглянул в сторону отца. Тот весь, казалось, погрузился в чтение, но как-то ощутил его неуверенность и поднял взгляд. Улыбнулся и подмигнул. «Не бойся, мой серебряный. Нельо же тебя не ранит.» — Какие новости в Химладе? — Нельяфинвэ опять перевёл всё внимание племянника на себя. — Или Курво пока не даёт тебе сильно влезать в нашу политику? — Уже вполне. Но, если честно, мне самому ещё интереснее в кузнице, чем в кабинете за ворохом писем и указов. Интриги не для меня. Обычно если я и там, то только в помощь отцу. — Вот как? Ничего, вникнешь однажды. — Нельо шумно вздохнул. — Проще находить в этом удовольствие, Тьелпэ, чем считать, что это твой долг или обязанность и только за это ты заслуживаешь чего-то хорошего. — Ты находишь много удовольствия в дипломатии, дядя? — Тьелпэ улыбнулся ясно и прямо. Старший родич опять коснулся его ладони, хотя для этого ему пришлось сесть по-другому. Племянник же оказался от него по правую руку, которая, отрубленная, заменялась протезом. А вот здоровой всё получилось ладно. — Я во многом ныне нахожу огромное удовольствие, Тьелпэринквар. Потому что это всё обыденно, просто и привычно. Даже в том, чтобы ополоснуть лицо водой. Где-то и воды не дадут. — Прости… — он мигом понял, что имеет в виду Майтимо. Плен свой, разумеется. — Прости, дядя. Я понимаю. — Не извиняйся, малыш. — Нельо от ладони вверх погладил его по руке, приоткрытой продольным разрезом на красивой рубашке. На несколько вычурной для вроде бы домашних посиделок одежде настоял Атаринкэ, когда они располагались в гостевых покоях Химринга, что им выделили. Тьелпэ не вполне понял, чего ради, но для чего бы ему было отказывать любимому отцу? — Как ты красиво одет. Расскажешь что-то о своей жизни, если политика тебя утомляет? — Хм… Конечно! Некоторые синдар присягают отцу и дяде Туркафинвэ на верность. Они переделывают на свой лад наши имена. — И что же они сотворили с твоим? — Нельо едва видно с любопытством наклонил голову набок. — Сделали из него «Келебримбор». Звучит совсем не как на квэнья. — Как-то громоздко. Слишком много тяжести и твёрдости для тебя. Как чугун, а не серебро. — Мне понравилось. Но я привык к своему, новое… Редко слышу. Остальные-то тоже привыкли. Это всё больше забавы. — он пожал плечами. Чуть-чуть прохладные пальцы Майтимо задержались на его приоткрытом предплечье, потом он согнул их и костяшками снова легко провёл по коже. — Ты растёшь безумно красивым. Как Курво когда-то, я помню это ясно, хотя был помоложе тебя. Отец гордился им, а он должен гордиться тобой. — он продолжил касаться, теперь подушечками пальцев, еле ощутимо. Это было чуть-чуть прохладно и очень приятно. — Спасибо… — Тьелпэринквар зарделся. — Да, он нередко говорит мне такое. — Это славно. Он очень прав, что достаточно ласкает тебя, ты заслуживаешь этого. Внук Феанора покраснел ещё сильнее. Дядя, конечно, не имел в виду ничего такого, но… Нельо повернул голову, переглянулся с Курво, который опять приподнял на пару секунд голову от книги. Тонко улыбнулся. Снова взглянул на Тьелпэ. — А… — тот задумался, судорожно перебирая темы для разговора: начать он бы хотел, но не знал, о чём. В голову ничего не шло. — А тебе не одиноко тут, когда все разъезжаются? Ближе всех к тебе Кано и тому пути почти двое суток… И то в хорошую погоду в горах. — Чуть-чуть. Но сейчас же ты рядом со мной? — Нельо снова вздёрнул кверху уголок рта. Тьелпэ отчего-то задержал взгляд на его тонких и довольно широких губах. Этой частью лица Майтимо несомненно был похож на Нерданэль. — Конечно. Мы все тут с тобой. «Если Нельо попросит что-то или скажет сделать, то не расстраивай его. Он просто тоскует по вниманию.» — заговорил с ним по осанвэ Куруфин. «Что..?» — едва спросил он, а Руссандол тихо шепнул ему: — Ты не боишься того, что я некрасив? — О чём ты, дядя? — искренне удивился Тьелпэринквар. — Ты ведь красивый. Или ты о..? — Да, шрамы. Да и к тому же… — он приподнял искалеченную руку. Протез на ней, изготовленный бесконечно искусными руками Куруфина, хоть и был совершенен для механизма такого редко применяемого сорта, но всё же не был живой рукой. — Ещё и калека. — Ты думаешь, я могу бояться или не любить тебя за это, дядя? Вовсе нет! — поспешно и искренне заверил его юноша. — Это славно, малыш. — Майтимо наклонился к его лицу, притронулся губами к щеке. И ещё. — Эти твои веснушки… Даже северное солнце Химлада целует тебя. — Дядя, ты… — Тише, малыш. — дядя успокаивающе посмотрел на него. — Я не раню тебя. Никогда. Я обещаю. Потом поцеловал в губы. Тьелпэринквар от неожиданности поддался, приоткрыл их и старший феаноринг языком скользнул внутрь. Тьелпэ был знаком с такими поцелуями лишь с отцом и… Он скосил глаза в его сторону. Куруфин читал. Словно ничего не происходило. — Погоди, я… — он вздрогнул, когда Нельяфинвэ легчайше подтолкнул его, чтобы племянник полулёжа оказался под ним. — Дядя, ты что, я… — Если ты скажешь мне прекратить, я даже пальцем тебя не трону с того же мгновения, Тьелпэ. — Майтимо прошелестел это, выцеловывая его не прикрытую воротом рубашки или камзола шею и расстёгивая пуговицы на камзоле же. Тьелпэ почти испугался. В недавних словах отца, адресованных ему, словно бы нашлось второе дно, как в сундуке с тайником. Мог ли Атаринкэ иметь в виду..? — Я… Я… — Нельо уже расправился с пуговицами и целовал его ключицы и приоткрытую грудь, гладил живот стальными пальцами. Живой рукой упирался сбоку от него. Предательское напряжение начало узлом собираться внизу живота, но Тьелпэ нашёл сил пискнуть: — Ведь… Во имя Эру… Это папа тебе что-то сказал?.. Вспомни стыд, ведь тут все собрались, видят, а ты… — Мне твой отец сказал, а тебе нет? — Нельяфинвэ улыбнулся совсем не как два раза раньше. — Хоть бы сообщал… Я тебя действительно напугал, малыш, прости меня. Но мы все тебя очень любим, Тьелпэ. Никто не будет недоволен, если увидит, что тебе хорошо. Ты заслуживаешь всей нашей любви. Жаркий узел стал ещё туже. Тьелпэринквар поверить не в силах был, что отец привёз его, чтобы… Что? Чтобы он лёг под каждого из его братьев? А как же слова о том, что Тьелпэ его и… Он бы и не подумал обижаться, но был ужасно удивлён и смущён. Часть его хотела подчиниться и не разочаровать Куруфинвэ, часть — убежать из этой уютной залы. — Я не… Я не боюсь. — он покраснел, едва выговорив это. Нельо спокойно кивнул, потом его чуть-чуть нагревшаяся о кожу Тьелпэринквара стальная рука скользнула под пояс штанов. Вопреки всякому страху, боли касания металла не несли даже в столь нежном месте. — Позволишь мне больше, милый? — бережно спросил его родич. Поменял опорную руку. Тьелпэ робко кивнул… Сейчас бы он мог вырваться, потому что больше рука Майтимо не ограждала его с края софы. Мог бы… И не стал. — Приподними бёдра чуть-чуть, малыш, я сниму… Вот так. Всё хорошо, не бойся. — тихо-тихо говорил с ним дядя. — Ты такой красивый. Не бойся. Он снова прижался губами к его, Тьелпэ полуневольно так же снова послушно позволил делать что угодно. И тихо простонал в чужой рот, когда Майтимо проник в его тело пальцем. — Больно? — беспокойно уточнил Нельо. — Курво сказал, что уже… Что ты не неподготовлен. Если больно, я закончу. — Не больно. — выдохнул Тьелпэ, прикрыв глаза. От этого перед мысленным взором сразу возникло то, как за полчаса до прихода сюда отец велел ему самому себя подготовить, дав сладко пахнущее масло. Он думал, что после завершения встречи Атаринкэ хочет сам использовать это, но всё повернулось иначе. От воспоминаний о том, как он, сжимая зубы, погружал в себя свои пальцы, стало ещё жарче. — Не больно, правда… Я… Чуть-чуть поверни руку. Сверху вниз. Нельяфинвэ послушался, сделал так и тихонько двинул рукой. Тьелпэринквар приоткрыл рот в немом удовольствии. Он давно знал, как в каком положении его тело реагирует острее, давно умел попросить у отца, но дядя… С ним было странно. И страшно от того, насколько неожиданно. И от того, что все могли видеть. Он даже не знал, многие ли отвлеклись и смотрят на них. — Как ты прекрасен, милый. — Нельо продолжил движения, медленные и плавные, и от каждого из них хотелось выгибаться, кричать, насадиться, принять глубже, быстрее… Он не сильно был привычен к промедлениям. — Спасибо, что сказал, как тебе лучше. Если ты скажешь ещё, я так и сделаю. Тьелпэ кивнул, хотя почти не понял, о чём речь. Потом дядя наклонился, целуя его в шею. Спросил: — Я могу овладеть тобой? Тебе не будет неприятно? Ты бы хотел? — Ты можешь не спрашивать… — не без удивления сказал Тьелпэринквар ему. Тот с сожалением улыбнулся. — Меня часто не спрашивали там, где я был очень долго. Лучше я лишний раз сделаю это сам, малыш. Я не принесу тебе ни мгновения боли, лучше умереть. — Ох Эру… Конечно. Я понял. Конечно, да, ты… Ты можешь. Сделай это. Он был уже достаточно распалён и трудно было соврать себе, что он не хочет ощутить в себе больше чем пальцы. Он и не пытался врать. Майтимо встал ненадолго, чтобы тоже освободиться от одежды. Он остался в камзоле, но снял штаны. Тьелпэ с удивлением посмотрел на него и вопрос понят был раньше, чем высказан. — Я бы всё же не сказал, что мои шрамы красивы. Кроме того… Если тебя смущает, что братья видят, милый, то так… — Как тебе лучше. — Тьелпэ взглянул ему в глаза. Позволил коленом развести пошире свои ноги. Прикрыл глаза… Нельо ласково погладил его лицо. — Не бойся. Я не раню тебя. — повторил он, словно молитву или клятву, прежде чем плавно толкнуться в тело племянника. Каждое его движение было нежным до невозможности, аккуратным, ласковым — ни единой грубости, ни одного укуса, ни разу Нельо не сжал его горло, не удержал руки, не шлёпнул. Тьелпэ почти почувствовал, что сейчас дойдёт до разрядки, и тут в его смешанные мысли опять проник голос отца. «Тьелпэ, я попрошу тебя помнить о твоей выдержке. Будь сильнее. Я запрещаю тебе кончить прежде, чем будут удовлетворены все мои братья и я. Если ты ослушаешься, то будут последствия.» «Но atar…» — беспомощно взмолился Тьелпэ. Майтимо взглянул на него, всё ещё двигаясь, однако между его красивых бровей пролегла складка, а по лицу, как бы ни пытался он сдержаться, пробегала иногда тень томительного удовольствия. — Тебе будет неприятно, если я не выйду и заполню тебя внутри, милый? — он коснулся губами его вспотевшего виска с заботой и восхищением. Тьелпэ всхлипнул, осознавая, что его лишают права на то, чего хотел дядя. И помотал головой. — Если хочешь. — Ох Тьелпэ… — старший родич двинулся ещё три раза, ставших самой восхитительной и с тем же жестокой пыткой для юноши, а потом излился внутрь. Какое-то время он не двигался, хотя его прекрасное, пусть и израненное лицо всё же исказила судорога страсти, а потом вышел. Поцеловал Тьелпэ ещё. — Как же ты восхитителен, милый. Я не могу не преклоняться перед тобой и перед Курво тоже. Он должен не просто гордиться, ему надо боготворить тебя, малыш. — Я бы написал песню о том, как сладко поёт мой племянник, но не все поймут верно. — вдруг послышался бархатный голос Макалаурэ рядом. Тьелпэ вздрогнул, чуть повернул голову и лишь сейчас его увидел. Тот адресовал ему хитрую улыбку. — Я не так давно подошёл к вам, не пугайся, серебряный принц. — Кано, ну я давно не мальчик… — несмотря на болезненное возбуждение и неудовлетворение от невозможности тоже излиться, Тьелпэринквар почувствовал лёгкое возмущение. Действительно, серебряным принцем Могучий Певец называл его только в детстве. Нельяфинвэ сдвинулся, потом, одевшись, дал место Кано, сам ушёл к огню. Сел рядом с Тьелко. До ушей юноши донеслось: — …такой славный. — Надеюсь, я не слишком пьян, чтобы запомнить. Жду, когда… Потом его отвлёк Кано, задумчиво накрывший ладонью его возбуждение. В его взгляде было восхищение, была любовь, но было и любопытство испытателя. — Я хотел бы, чтоб это тело пело ещё. Как сделать так, чтобы твой голос я слышал больше?.. — он улыбнулся племянника. Тьелпэ вздохнул и облизал губы, зачарованно глядя на менестреля. — Я… — Стань коленями на пол, пожалуйста, сокровище. И ложись грудью на… Да, так. — певец осмотрел то, как Тьелпэ устроился, кивнул. Потом погладил его спину, тихо рассмеялся. — Не зря Курво вечно тебя превозносит. Ты весь как песня, совершенная и превосходная. Звякнула пряжка ремня, потом Макалаурэ, не медля, вошёл. Тьелпэ не выдержал, застонал в голос. Было начавшее спадать возбуждение вернулось, кровь гулко зашумела в висках. Он прогнулся, подался назад, чтобы глубже почувствовать член внутри. Знал певец или нет, но в таком положении всегда было теснее и приятнее. Всегда хотелось больше, хотя ощущения приобретали особую остроту и иногда вдруг врывалась в океан сладкой неги толика боли. Как сейчас — когда не знавший его тела Канофинвэ двинулся под одним углом. Но боль не была существенна, она была скорее гранью безумного восторга. Тьелпэ лицом уткнулся в софу, еле дыша. Покрывало пахло немножко пылью, немножко металлом и… Им, только что лежавшим здесь же под Нельяфинвэ. Тьелпэринквар зажмурился и застонал от очередного толчка. — Не сдерживай свой голос, мой дорогой. — шепнул ему дядя, целуя сзади его шею, плечи и лопатки. — Спой ещё. Я хочу запомнить каждую ноту. Он изнывал от желания кончить, но запрет отца не позволял ему дать себе такое счастье. От безысходности он прижался животом и пахом к софе, потираясь бёдрами и чуть не плача в голос от того, как было ему хорошо. Макалаурэ, подхватив его под грудь, заставил выпрямиться, прижимаясь спиной к нему, издевательски несколько раз провёл ладонью по его члену, толкнулся особенно глубоко раз, два, три, пять и тоже дошёл внутрь. Бережно снова уложил животом обратно, поцеловал между лопаток, потом чуть ниже, ниже… И вдруг Тьелпэринквар вскрикнул, когда язык скользнул ему туда, где только что был член дяди. Кано, казалось, задумал убить его, потому что это действо превратилось в настоящую пытку. Стараться молчать уже не имело смысла, поэтому вскрики и стоны наполнили помещение целиком. Через какое-то время, когда Тьелпэ уже едва не срывал голос, умоляя и прекратить, и никогда не останавливаться попеременно, Кано перестал. — Я не забуду твоего голоса. Хотел бы я слышать его часто. — произнёс он, приподняв подбородок ослабевшего до ватных ног племянника, чмокнул его в кончик носа. — Ты непередаваемый. Я сложу о тебе не один десяток песен, сокровище нашей семьи. — Кано, дай уже нам место. — насмешливо произнёс Турко. Он подошёл, как был, с полупустым бокалом вина, который отставил на низкий стол рядом. Менестрель улыбнулся ему и бывшему вместе с ним Морифинвэ. Последний сел рядом с Тьелпэ. — Измучили они тебя, конечно, красавец мой. Ничего, сейчас я не заставлю тебя напрягать голос. Вернее, я просто займу твой рот. У тебя такие восхитительные губы, не могу дождаться того, чтобы увидеть, как ты ими обхватишь мой член. Он распустил шнуровку на штанах и Тьелпэ, собрав все силы, чуть-чуть приподнялся на локтях, чтобы сдвинуться. Положил руки на колени дяди и наклонился между его ног к уже твёрдому естеству. Морьо мягко направил его, не заставляя сразу принять глубоко, давая самому привыкать. — Не волнуйся. Ты уже справляешься с нами всеми превосходно. — Тьелпэ поднял глаза и Карнистир широко улыбнулся. — Как же ты прекрасен, когда смотришь вот так и при этом твой рот… Ох Тьелпэ… — Морифинвэ запрокинул голову, немного сжав пальцы в его волосах. Тьелпэ послушно вобрал горячую плоть глубоко, уже умело расслабляя горло, чтобы сделать себе легче, а дяде приятнее. А потом его руки вдруг перехватил кто-то. Он увидел светлые пряди где-то на границе поля зрения и понял, кто это. Тьелкормо всё-таки оставался рядом. Он заставил его согнуть руки, связал у него за спиной шёлковым поясом. Потом отвесил звонкий шлепок по бедру. Это место сразу жарко засаднило. Опять на грани слуха Тьелпэринквар различил голос Майтимо, тон его был и полным жалости, и вожделения. — Зачем ты бьёшь его, Турко, во имя… — Не мешай мне, я тебе не мешал. — шикнул весело охотник. Ударил ещё и Тьелпэ умоляюще вильнул бёдрами. Туркафинвэ рассмеялся. — Ох небо, какой ты прекрасный, Тьелпэ! Ты прав, и я не могу ждать. Он вошёл в него так быстро и резко, что, пускай и подготовленный и не раз уже взятый юноша вскрикнул — из-за члена во рту вышло неясное мычание. Тьелко брал его быстрее чем Нельо, жёстче, чем Макалаурэ, выбивая дыхание, больше прихватывая зубами кожу на шее, под ушами или на плечах, чем целуя. Такой хищный, немного звериный в повадках, он казался таким восхитительным, так наполнял его, так глубоко входил, так владел им, так… О Эру, Тьелпэринквар бы умолял о том, чтобы это длилось вечно, если бы мог говорить. Но Морифинвэ, краснея, глядел ему прямо в глаза, не позволяя выпустить изо рта свой член, уже помогая двигаться, как было ему надо, и шептал тихо красными искусанными губами: да, так, сокровище моё, как хорошо, ещё. Тьелпэ не знал, от чего мучается сильнее. От полыхавшего восторгом и любовью к нему взгляда одного дяди, от которого хотелось сделать всё, чтобы Морьо смотрел на него так чаще? От того, как нещадно, но восхитительно приятно присваивал его себе другой? Последний, кстати, сильно укусил его в шею прямо сзади, прижался бёдрами к его и излился. Потом вышел и Тьелпэ услышал: — Эй, Морьо, уступи мне чуть-чуть своего места? Поменяешься со мной? Морифинвэ погладил лицо Тьелпэринквара обеими ладонями, кивнул. — Конечно. Ты не будешь против, драгоценность наша? Тьелпэ помотал головой. Двое поменялись местами и он с готовностью, словно того и ждал всю свою жизнь, обхватил губами член Тьелкормо, полуопавший после оргазма, но начавший твердеть от его движений. Он коснулся его ладонью, провёл вверх и вниз, потом языком снизу и до головки, посмотрел на дядю снизу. Тот неудобно для себя наклонился, поцеловал его. Произнёс в приоткрытые губы племянника: — Валар, как я глупил, увозя тебя с собой на охоту и занимаясь только охотой. Ты слишком хорош, чтобы не любить тебя как можно больше. Я обещаю, что мы наверстаем это… Я спрошу Курво. Может быть, вместе. Я даже не знал, что ты умеешь столько, Тьелпэ, но ты… — он выпрямился, потом сделал ленивый указующий жест. Тьелпэринквар живо кивнул и опять вобрал в рот восставший орган, задвигал головой. Морифинвэ, отчего-то медливший, наконец собрался войти в него и Тьелпэ вдруг испугался. Даже в рот у того было взять чуть трудновато — естество было существенно толще, чем у братьев. Морьо погладил его по искусанному плечу. Коснулся стянутых поясом рук. — Ты привыкнешь, мой славный. Я добавил масла. — и вошёл. Сначала тело пронзила боль, которая поутихла, задавленная владевшим им возбуждением, и переросла в страстный восторг. Морьо, впрочем, не спешил, как до него Келегорм. Позволил племяннику привыкнуть и тогда лишь начал двигаться, держа ладони на его бёдрах. — М-мм, да, так, да-аа… — Турко сильно сжал его волосы и до предела насадил горлом и ртом на свой член, чуть-чуть подавшись бёдрами вперёд. Тьелпэ почувствовал, как плоть чуть-чуть пульсирует, и поднял застланный восхищёнными слезами взгляд на Тьелкормо. Тот отпустил его через томительных секунд десять, юноша отстранился и сглотнул, потом облизав губы. Охотник посмотрел на него глазами, чёрными от страсти. — Я восхищаюсь тобой. Такой славный, покорный и терпеливый… И ещё больше прекрасный и обольстительный. — он опять поцеловал его. Тьелпэ счастливо порозовел. Мысли о своём неразрешаемом уже давно болевшем желании у него отступали на второй план, когда он видел, как хорошо может сделать нолдор, которые все были ему одинаково нежно дороги. Кроме Куруфина. Отца он, бесспорно, всё равно любил больше… Отца, который ни разу пока к нему не подошёл. Собирался ли он уступить свою очередь Амбаруссар или пришёл бы сейчас..? Всё объяснилось чуть позже, чем Морифинвэ освободил его тело и, чуть потеснив Тьелко, попросил тоже излиться ему в рот. Тьелпэ принял это желание и исполнил его, а потом оба дяди ещё минут десять нежили его поцелуями — у Тьелко они отдавали винным вкусом, — почти расслаблявшими жар внизу живота. Но кончилось и это. И всё-таки появился отец. — Ещё чуть-чуть, мой милый. Ты такой молодец. — он убрал с его лица несколько налипших прядей, поцеловал и облизнулся. — Я горжусь тобой больше всего на свете. Сейчас мне нужно, чтобы ты принял меня… Сначала я, а близнецы пока опять займут твой восхитительный рот, родной. Потом я дам им место в их черёд. Тьелпэринквар кивнул. Отец сел на шкуре спиной к софе. Улыбнулся. — Но тебе нужно сесть спиной ко мне. Иначе ты не сможешь уделять внимания и им. — и он послушался Атаринкэ. Никогда не ослушался бы. Не теперь уж точно… Повернулся, принял положение поудобнее и со стоном опустился на член, наконец-то буквально ощущая себя более чем на своём месте. Близнецы подошли к нему, покинув своё место на подоконнике. Телуфинвэ был в длинной тунике почти до колен, а вот штаны Питьо с заправленной в них рубашкой ничуть не скрывали, как тот возбуждён. Тьелпэ дождался, пока они снимут штаны оба, а потом первым взял в рот у старшего из близнецов. Тельво застонал, сжимая ладонь брата. Тьелпэ улыбнулся, переключил внимание и на него. Обвёл языком головку, потом взял в рот. Поднял руку, взял в ладонь член Тельво, задвигал по нему, то чуть-чуть сжимая пальцы, то расслабляя. Одновременно делать это, чувствовать, как пользуется его ртом Питьофинвэ и как бережно помогает ему подниматься и опускаться отец, было непросто. Он широко лизнул член Питьо, поцеловал у самого основания, снизу вверх преданно заглянул дяде в глаза. Потом опять вернулся к Тельво, мелкими поцелуями покрыл всё его естество, потом взял в рот наполовину, выпустил, несколько раз провёл пальцами и принял уже целиком. В этот самый момент Куруфин насадил его на свой член донизу и кончил внутрь, простонав его имя. Это сделало Тьелпэ лучше, чем что угодно! Отец снял его с себя, встал. Взглянул на близнецов, улыбнулся. — Ваш. Тьелпэ, славный мой, ещё немножко… Ты такой молодец. — Чудесный. — процедил на выдохе со стоном Телуфинвэ. — Питьо, я начну или..? — Ты. — выдохнул младший близнец в губы старшему, прежде чем поцеловать его. Потом Тельво опустился на пол, сел почти так же, как только минуту назад сидел Атаринкэ. Тьелпэ поёрзал и снова хотел опуститься на его член, но был остановлен. — Погоди, солнце моё. Выпрями ноги… Так… И ложись спиной на меня, так тебе дальше будет легче принимать Питьо… Ох-х, поразительно, как ты всё ещё сжимаешь мой член, о Эру… — Вы что, хотите… — Тьелпэ не упел спросить, потому что Амбарто и вправду оказался совсем рядом и кивнул, приставляя свой член к его входу. — Разве войдёт..? — Тьелпэ почувствовал, как второй член начал проникать в него и вскрикнул, запрокинув голову и вцепляясь в плечи Питьо ногтями. Казалось, что невозможно такое, что он слишком растянут, что это уже предел, что он не впустит больше, но… Впускал. Амбаруссар оба оказались внутри. Тельво шепнул ему на ухо: — Как ты, радость моя? Мы не делаем тебе больно? — Нет-нет-нет… — в исступлённом наслаждении Тьелпэринквар едва находил слова, чтобы выразить то, что чувствовал и чего хотел. — Прошу… Пожалуйста… Да… Он приоткрыл глаза, чтобы увидеть, как близнецы упоённо целуются, а потом они задвигались в нём. Ритм ими был взят совсем разный, отличался немного и темп, и о-оо небеса, ему было так хорошо! Хорошо на грани с обмороком, сладко так, что ещё чуть-чуть — и стало бы больно и горько. Его заполнили до предела, два члена сразу внутри него двигались не единовременно, ощущения раздирали его тело на части. Он закрыл глаза, сам не понимая, что говорит — то ли продолжать просит, то ли остановиться, пощадить его, не касаться больше. Амбаруссар вдвоём ласкали его тело везде, где было можно. Тельво чуть-чуть сжал его соски, слегка потянул, весело спросил: — Как тебе, солнце? Хорошо с нами? Вместо ответа Тьелпэ простонал, потом повернул голову, выпрашивая поцелуй, глядя туманно и восхищённо. Старший из близнецов не заставил его ждать. Излились они — внутрь него — вместе. Тогда Тьелпэ снова услышал голос отца в голове. «Хочешь кончить, мой славный?» «Да, atar, да, умоляю…» «Ты можешь. Думай о том, как все мы любим тебя и можешь кончить сейчас.» — ответил ему Курво. И Тьелпэ вскрикнул, изливаясь наконец и ослабевая в кольце рук сразу двоих родичей. Удовольствие и счастье от этого он испытывал тоже ноющее, практически доставляющее боль. Телуфинвэ подул ему на висок, чуть-чуть остужая. Питьо вышел из него первым, потом и сам Тельво освободил тело племянника. Приподнял его, уложив на ту же софу, прикрыл вторым покрывалом. Тьелпэ улыбнулся с безграничным наслаждением, прежде чем провалиться в дремоту. Он услышал чей-то, он уже не различил чей, голос, прежде чем совсем уснул. Голос сказал: — Слов нет, Курво, твой сын такое сокровище. — Мне так с ним повезло. Нам всем. — согласился отец. Если честно, после, перенесённый из залы в их с отцом покои, Тьелпэ не вставал после ещё дня три с кровати вовсе. Куруфин даже не касался его больше, не овладевал им, говоря, что слишком много он испытал за тот вечер, что ему нужно восстановиться. И правда, подгибались ноги и болело — но болело приятно — всё тело. Он и ходить-то стал на третий день к вечеру. Вдоль стены, потому что ноги ещё немного подгибались. На четвёртый смог от стены отойти. На пятый спросил у отца: — Все уже разъехались, наверное? — Морифинвэ ещё здесь. Близнецы. И Нельо, разумеется… Тьелко уехал к нам в Аглон, негоже долго землям пустовать без обоих владык. А что, мой милый? — А мы скоро поедем..? — Ты сможешь сидеть в седле завтра? — Я надеюсь. — Тьелпэ поднял взгляд на отца. — Надеюсь. Я бы хотел попрощаться с дядей Майтимо, можно? Атаринкэ улыбнулся ему нежно и с любовью. И, разумеется, отпустил. Ночью, для чего-то нарядившись в лучшие вещи, что были у него с собой, Тьелпэ постучал в двери покоев Нельяфинвэ и не выходил до утра.