А chance to change

      Противный гул разносился в голове. Всё тело жутко ломило, и просто поднять голову казалось невозможным. Ято уже и не помнил, когда в последний раз он чувствовал себя настолько отвратительно. Тем более он не мог припомнить ни тяжёлой битвы, ни жуткой пьянки. Даже последние несколько дней были какими-то мутными и будто перемешенными.       Раздавлено простонав, Ято зажмурился и попытался раскрыть слипшиеся глаза.       Картинка никак не хотела складываться, но, судя по всему, он упал рядом с каким-то обшарпанным столом. Ухватившись за столешницу, Ято попытался принять горизонтальное положение.       Бегло осмотрев комнату, бог уронил голову на руки, в надежде хоть немного уменьшить боль. Комната казалась одновременно и знакомой, и совершенно чужой.       Протерев глаза, Ято увидел рядом с собой кучу пустых бутылок. Что же, теперь вероятность попойки с Бишамон значительно возрастала. Вот же сумасшедшая нудистка, и куда она его завела?        — Эй, — голос, зазвеневший в голове, казался таким грубым и хриплым, что Ято в очередной раз зажмурил глаза, — стерва, ты где?       Крик срезанировал с гулом в голове.       Так и не услышав ответа, Ято поднялся, облокотившись на стол.       Тело казалось слишком тяжёлым, а кружащаяся голова никак не помогала скоординировать движения. Сделав пару шагов, Ято упал рядом со стеной.       От грохота снова загудело в голове. Бог прижал щеку к холодной стене, надеясь приглушить боль.       В проходе, на который сейчас был направлен взгляд бога, показался размытый силуэт, замеревший, стоило Ято заметить его.       Всё плыло ещё сильнее, чем раньше, но, судя по блондинистой шевелюре и маленькому росту (даже слишком маленькому), это был Юкине.       Чёрт, малец сейчас опять разозлится из-за погрома и очередной пьянки. Хотелось бы как-то оправдаться, но в голову ничего не шло.        — Мне пора, — мальчик быстро прошмыгнул к двери и буквально вылетел из квартиры.       Голос показался слишком высоким, но это явно был Юкине. И его интонация не вызывала у Ято никакого доверия, и если у Юкине что-то случилось, то бог предпочёл, чтобы мальчик пришёл к нему, а не убегал в неизвестном направлении.       Собравшись с силами, бог побрёл по смутно знакомому коридору в ванную. Возможно, холодная вода поможет ему прийти в себя.       Со второй попытки Ято всё же нашёл нужную дверь и сразу же включил ледяную воду. Сделав пару глотков и ополоснув лицо, бог наконец почувствовал себя хоть немного лучше.       Ято выключил воду и, подняв взгляд выше, к зеркалу, резко включил её обратно. Даже для какого-нибудь грандиозного розыгрыша это было слишком. Только вот даже повторные водные процедуры не изменили отражения в зеркале.       Из зеркала на бога смотрел блондин чуть старше тридцати с помятым лицом и сильной щетиной, а маленькая родинка на подбородке лишь дополняла образ. И только голубые глаза хоть как-то объясняли происходящее.       Но даже так… Смотреть в зеркало и видеть там это лицо было просто невозможно. Что угодно было бы лучше лица этого ублюдка, особенно сейчас, когда-        — Чёрт, — бог не выдержал и резко вытянул кулак вперед. И надменное лицо, наконец, искривилось и перестало выглядеть как нечто цельное.       Зеркало покрылось трещинами, и по ним тонкой струйкой потекла кровь. Ято не отпускал руки, лишь рассматривал искажённые кусочки отражения.       Это лицо, ухмылка, надменный взгляд, испачканная футболка, взъерошенные волосы и ещё тысяча мелочей, отражённые на кусочках зеркала, обрамлённых кровью, были осколками чужих воспоминаний. И Ято просто не мог подавить рвущийся наружу гнев.       Этот ублюдок чисто физически не мог быть сейчас настолько молодым, и теперь становилось ясно, почему квартира казалась такой знакомой. И только теперь Ято понял, почему он не почувствовал беспокойства своего ребёнка. Это было попросту невозможно, ведь он сейчас даже имени Юкине почувствовать не мог.       Ято подавил рвущийся наружу приступ рвоты. Он ощущал себя настолько же противно, насколько и абсурдно.       Ято резко отвёл взгляд от зеркала и помотал головой. Это же очередная игра его больной фантазии, правда? Сейчас он проснётся и-        — Аааа, — бог вцепился руками в пшеничные волосы и припал к стене.       Он не проснётся: Ято чувствовал это так же, как ощущал, что это вовсе не сон или нечто подобное. Бог с радостью бы отбросил все эти навязчивые мысли, но всё его естество твердило ему это. И, как богу, ему было просто бессмысленно отказываться от своих природы и инстинктов, не раз спасавших Ято жизнь.       Это явно была божественная одержимость, и сейчас он явно был в теле этого ублюдка Таджимы. И, судя по этому мерзкому личику, сейчас был далеко не две тысячи одиннадцатый. Но… Юкине... Он ведь ещё жив, так ведь?       Ято вскочил на ноги и побежал в сторону гостиной. Остановившись около входа, бог опустился к исцарапанной стене.       Это было действительно странно: он видел её много раз глазами Юкине, но сейчас, когда он сам почувствовал на кончиках пальцев небольшие углубления в старом дереве, на душе стало ещё противнее. Но если этой злосчастной игры в камень-ножницы-бумага ещё не было, то Хару сможет остаться с матерью и сестрой, а тело этого ублюдка бог с радостью скинул бы с ближайшего обрыва. И он готов поклясться, что не испытает ни капельки жалости к этой мрази.       Только вот действительно ли это лучший вариант? Насчёт Наомичи он ничуть не сомневался: уж кто-кто, а Ято ему бы с радостью показал настоящую божью кару от магацуками.       Но оставлять Юкине матери тоже казалось очень сомнительным. Да, на фоне Наомичи она выглядела ещё хорошей, но в действительности она была виновата в смерти Юкине не меньше Таджимы. Даже просто называть её матерью было противно. И сможет ли она должным образом позаботиться о сыне? Не лучше ли тогда оставить Юкине с ним?       Быстрый поток мыслей прервала одна противная и назойливая мысль: справится ли сам Ято с заботой о маленьком человеческом ребёнке? Ято даже не человек в конце-то концов. Он не всегда знал, что делать с Юкине, когда тот уже был шинки. А сейчас он не шинки, теперь он — Харуки, обычный живой ребёнок. И Ято с радостью оберегал его как бог, практически незаметный и моментально исчезающий из человеческой памяти. Но как и сказал Эбису, только человек может спасти человека. Так может тогда то, что Ято очнулся в теле этого ублюдка, что-то да значило? Но все эти рассуждения никак не помогали богу прийти к конечному выводу.       Каждое последующее решение или даже предположение казалось гораздо хуже предыдущего. И единственное, в чём Ято был уверен, так это в том, что это никакой не сон или иллюзия, а его решения будут иметь реальные последствия. И это было просто нелепо: слишком уж спокойно он принял всё происходящее и даже стал строить планы на будущее. Было ли это влиянием ужасного состояния тела или нечто иное? Ято не знал, и если честно, сейчас это его интересовало в последнюю очередь.       Бесконечный поток мыслей прервал грохот. Придя к месту происшествия, Ято увидел упавшее на пол зеркало.        — Твою же, — зеркало после его кулака и так было не в лучшем состоянии, а сейчас уж тем более. Видимо, крепление пострадало после удара, и зеркало упало под собственным весом.       Теперь нужно будет не только выкидывать зеркало, но и собирать море осколков, значительно приумножившихся после падения. Да и, в целом, вся квартира буквально молила об уборке, а раз так, то лучше сейчас сосредоточиться на этом.

***

      Зеркало с большими осколками так же, как и целая куча пустых бутылок и прочего хлама, отправились в и без того переполненный мусорный бак. Маленькие осколки ещё оставались в ванной, ведь, хотя Ято и видел все воспоминания Юкине, найти веник оказалось выше его сил. Но стоило богу зайти на кухню, как ему пришлось сосредоточиться на горе посуды и поиске чего-то съестного.       Когда руки бога, наконец, дошли до готовки, солнце уже начало потихоньку скрываться за горизонтом. Но даже когда он закончил, Юкине, то есть Харуки, так и не появился.       Ято понимал, что в этом не было ничего удивительного, ведь дома Харуки раньше не ждало ничего хорошего. Но каких же усилий Ято стоило не вскочить с места и не побежать искать мальчишку.       С таким нежеланием своего ребёнка идти домой было так же тяжело смириться, как и с отражением в зеркале.       Когда, наконец, раздался щелчок двери, бог хотел было побежать встречать своего ребёнка, но как только Ято встал, пришло понимание, что это будет прямо противоположно тому, на что рассчитывает мальчик, не зря же он старается так тихо пробраться в дом. Поэтому бог сел обратно, и стал ждать, пока мальчик сам придёт или хотя бы пройдёт мимо. К счастью, долго ждать не пришлось.        — Давай поужинаем, — Харуки вздрогнул в коридоре, так и не успев прошмыгнуть мимо кухни к себе. Ято и сам невольно вздрогнул: как же хотелось проклясть этот хриплый голос, заставивший ребёнка буквально уменьшиться на глазах. Хотелось голыми руками вырвать голосовые связки этого ублюдка, чтобы тот больше никогда не изрёк ни одного из своих жалких оскорблений. Переломать руки, раскрошив все кости, чтобы он не смог их поднять даже на муху.        — Папа?..       Ято моментально одернул себя. Видимо, мысли отразились на его лице, ведь мальчик замер на месте, не сводя взгляда с бога. И как бы Ято не хотел подарить этому ублюдку самую мучительную смерть, на какую только способен, сейчас тело Таджимы находилось в его власти, и ответственность теперь лежит тоже только на Ято.        — Всё в порядке, садись кушать, — мальчик перевёл удивлённый взгляд с бога на стол, где стояли две тарелки.        — Х-хорошо, я только руки помою, — мальчик резко развернулся и побежал в сторону ванной.        Ято был даже немного рад этому: ему явно нужно было время, чтобы собраться с мыслями и, наконец, понять, что делать со своим ребёнком. Даже если это сейчас не Юкине. Он всё ещё ребёнок Ято. И, пока Харуки моет руки, бог должен по-. Чёрт…       Но стоило Ято сорваться с места, как из ванной раздался оглушительный крик.       Ято мгновенно преодолел необходимое расстояние и сразу же столкнулся с испуганными глазами мальчика, зажавшего себе рот руками. Стоя перед открытой дверью, бог замер. Он просто невыносимый идиот… Как вообще можно было забыть про эти чёртовы осколки?       Ято отмер и не успел ещё сделать один шаг вперёд, но получил мгновенную ответную реакцию. Харуки задрожал ещё сильнее и, попятившись назад, наступил ещё на несколько осколков.       Бог присел напротив мальчика, смотря прямо в его глаза, но, кажется, от этого непрерывного зрительного контакта стало лишь хуже.        — Всё хорошо, — стоило богу произнести эти слова, как Ято невыносимо захотелось врезать себе. Что тут вообще хорошего? Кровоточащие ноги — это хорошо? Заплаканное лицо или животный страх в глазах — это хорошо?        — Это не я… П-пожалуйста… Я ничего не делал… Папа… — каждое слово взрезалось в черепную коробку бога и разносилось по голове с жутким гулом. Мальчик ведь ни в чём не виноват, так зачем же он так рьяно извиняется?        — Я знаю, малыш, я знаю, — Ято старался как можно незаметнее подобраться к ребёнку, чтобы поднять того со стекла. — Я аккуратно.       Но стоило богу поднять мальчика, как тот на мгновение замерел и сразу же начал бешено дёргаться из стороны в сторону, крича нечто нечленораздельное.       Ято перекинул ребёнка через плечо и прижал его ноги к себе, чтобы Хару не смог навредить своим ногам ещё больше. Но это никак не останавливало ребёнка, и он не прекращал попыток вырываться из цепкой хватки отца.       Прихватив с собой аптечку, Ято направился к комнате Харуки.       И как бы Ято не хотел хотя бы чуть-чуть успокоить ребёнка, в голове было пусто, рот то открывался, то закрывался, но слова так и не выходили из него.       Ято усадил ребёнка на кровать, всё так же крепко держа его ноги. И стал ждать, пока мальчик сообразит, что его, наконец, отпустили.       Поняв, что он вырвался из хватки отца, Харуки слегка успокоился, но ни сбивчивое дыхание, ни фонтаны из слёз так и не исчезли.        — Малыш, посмотри на меня, — Ято вернул себе все уверенность и спокойствие, какие только мог, и посмотрел в глаза мальчика, надеясь вселить эти чувства ребёнку. — Мне нужно достать осколки, это будет немного больно, но постарайся не дёргать ногами, иначе тебе будет ещё больнее, — стоило Ято договорить, как мальчик замер, и бог не понимал, можно ли считать это успехом, но всё равно отпустил ноги мальчика, в надежде, что тот не вскочит, дабы убежать подальше от отца.       Стоило Харуки хотя бы чуть-чуть унять страх, как боль в ступнях заиграла новыми красками и колючей проволокой ползла вверх по ногам, будто разносясь вместе с кровью по венам. Хотелось как можно скорее сорвать с ног усеянные осколками носки, но перечить отцу было бессмысленно, а, самое главное, болезненно, поэтому мальчик собрался с остатками сил и остался сидеть на месте.       Ято же сканировал полупустую аптечку, но так и не нашёл ни ножниц, ни чего-то обеззараживающего. Нахмурившись, бог быстро поднялся, о чём сразу же пожалел, когда рядом сидящий ребёнок вздрогнул.        — Я быстро, — прошептал бог, стараясь не нервировать лишний раз бедного ребёнка.       Вернулся Ято уже с ножницами и бутылкой саке, чуть не выпавшей из рук, когда Ято пересёкся взглядом с мальчиком. Это было просто каким-то проклятьем видеть на лице Юкине такой ужас, направленный на него.       Ято сел напротив ребёнка, параллельно убирая бутылку саке из поля зрения мальчика.       Ято подвернул до боли длинные и потёртые штаны, которые уже не раз подшивались, но уже имели новые потёртости. Бог аккуратно подхватил ногу, чтобы разрезать сверху один из носков.       Большая часть осколков застряла в ткани, поэтому Ято решил сначала разрезать носки, а после отделить ткань вместе с осколками от ступней, а не пытаться доставать маленькие, уже застрявшие в нитях осколки по одному.       Судя по глазам, Харуки не совсем понимал, зачем отец режет одну из двух пар его носков, но ни вопросов, ни возражений Ято так и не услышал. И это было очень непривычно.       Юкине всегда отмахивался от его помощи то ли из-за смущения, то ли из-за нежелания показать слабину, а возможно и то и другое. Но что тогда, что сейчас мальчик отказывался полагаться на других, пытаясь вытянусь всё одному.       Аккуратно разрезав окровавленную ткань, Ято посмотрел на маленького блондина, но тот отчаянно отводил взгляд и от кровоточащей ноги, и от склонившегося над ним отца. Бог решил не дёргать мальчика лишний раз и вернулся к своему не самому приятному делу.       Ято напрягся: это будет очень больно, и всё же если он будет тянуть, лучше ребёнку не станет, поэтому собравшись с силами, Ято взялся за края разрезанной ткани. Стараясь как можно безболезненней отодрать ткань от ноги, Ято пытался не обращать внимания на то, как ребёнок дрожит всем телом, в очередной раз напоминая себе, что если он будет тянуть, мальчику будет ещё больнее.       И всё же Харуки держался, хотя всего пару минут назад он не мог сдержать рвущийся наружу животный страх только от одного вида отца. Ято не хотел об этом даже думать: в той же ванной мальчика в первую очередь волновали не кровоточащие ноги, а появившийся на пороге отец. И ребёнок буквально вымаливал прощение, когда извиняться должны были только перед ним.       После снятия ткани в самой ноге осталось всего пара осколков, которые оказалось ещё сложнее доставать из ноги из-за их маленького размера и обилия вытекающей крови. Но какой из Ято будет бог, если это станет для него проблемой. Сложность была в том, как Харуки съёжился только от одного вида саке, и всё же Ято оторвал кусок ваты и пропитал её спиртным.       Обрабатывая ступню, вата ни за что не зацепилась, что не могло не порадовать бога. Только вот сам Харуки уже еле держался, и Ято никак не мог хотя бы подбодрить ребёнка, попутно не вызвав рецидив.        — Давай ты сам ещё раз обработаешь ногу, а я со второй разберусь, — бог протянул маленькому блондину свежепропитанную ватку. Харуки явно храбрился, чтобы забрать её, параллельно не дрожа всем телом. Справился Хару в лучшем случае лишь на половину, но Ято всё равно не мог не гордиться выдержкой своего ребёнка.       Бог положил обработанную ногу поверх ещё нетронутой, давая мальчику самому обработать раны.       Однако стоило блондину приложить к ноге свежепропитанную вату, как тот дёрнулся всем телом, и единственное, что успокаивало Ято, так это то, что он ещё не начал вытаскивать осколки из второй ступни, иначе они бы впились в кожу гораздо глубже.       Ято обеспокоенно посмотрел на мальчика, но тот под взглядом бога стушевался ещё больше.        — Жжёт сильно, — пояснил мальчик, поглядывая на отца из-под отросшей чёлки.        — Я знаю, но ты хорошо держишься, малыш, — Ято посмотрел на ребёнка как можно мягче, в надежде вселить ему хотя бы частичку спокойствия. — Горжусь тобой, — Ято и впрямь был горд, но только одна мысль о том, откуда взялась эта выдержка, заставляла бога до боли сжимать челюсти.       Со второй ногой всё оказалось несколько сложнее из-за непроизвольных подёргиваний всем телом уже изрядно натерпевшегося мальчика. Но даже так они хорошо справлялись. Конечно, если слово «хорошо» вообще совместимо с этой ситуацией.       Бинтовать такие маленькие ноги тоже оказалось тем ещё приключением, но смотря на то, как старательно ребёнок пытается не сдавать позиции, Ято вложил все силы, чтобы сделать повязку максимально тонкой и удобной в носке.        — Ты молодец, малыш, — Ято отпустил ноги мальчика и после секундного промедления вышел из комнаты.       Харуки, наконец, позволил себе немного расслабиться, позволив паре капель слёз стечь по щеке.       Войдя в комнату с тарелкой еды, Ято замер. Он бы очень хотел остаться рядом и объясниться с мальчиком, хоть как-то успокоить, как-нибудь приободрить. Но реальность оставалась неизменна: ребёнок боится его больше смерти, и сейчас Ято ничем не сможет ему помочь.        — Поешь, пожалуйста.       Ято вышел из комнаты и, так и не дойдя до ванной, сполз по стене.        — Чёрт, — Ято посмотрел на окровавленные руки и больше не смог сдерживать дрожь. Картинка перед глазами быстро поплыла разводами, а голова резко стала в несколько раз тяжелее. Ято уронил голову в сжатые руки, пытаясь прогнать прочь лезущие изо всех щелей навязчивые мысли. — Прости…