Ангбанд: Кинжал рока

      В начале недели все работники огненных чертогов как всегда собирались в главной мастерской Аулэ. Артель отчитывалась о проведённых работах, обсуждала и утверждала новые задания и проекты. Там назначали ответственных на участках, хвалили отличившиеся бригады, выясняли причины задержек и отчитывали тех, кто не успевал выполнить нормы. Всё как всегда — по чётко определенному плану и регламенту. Но этому совету ещё до его начала суждено было стать особенным. Такого в истории огненного производства ещё никогда не бывало. Сегодня на собрании впервые не присутствовал старший мастер ювелирного цеха Майрон.       …В мастерской было сумеречно и непривычно тихо. Даже пламя, с утра разожжённое в горнах, светило тускло, не потрескивало и не вилось быстрыми острыми ленточками, а робко стелилось по углям, будто враз потеряло всю свою целостную мощь великой стихии. Мастера эльдар смотрели на Аулэ напряжённо, во все глаза, улавливая каждое его движение, пытаясь прочитать эмоции. Вала чувствовал их страх, словно хоровод безмолвных голосов окружал мастера мастеров, и голоса эти испуганно шептали: «Что он чувствует и думает? Что, если он обезумел в своей скорби по потере любимого ученика, которого определил дух Тьмы своим служителем и забрал в своё царство? Что теперь ждать от Аулэ?»       Двое оставшихся со своим валой майар, Курумо и Даламан, наоборот не смели поднять глаз на Аулэ. Они стояли поодаль, в уголке, куда едва проникало пламя от горнов, опустив головы. На их ясных и печальных лицах плясали тени от пламени, то собираясь в крупные узоры, как будто приближаясь, то распадаясь на мелкие зигзаги и завитушки, отдаляя их фигуры и превращая их самих в тени. Огненные майар чувствовали свою личную вину за то, что они здесь, а он ушёл. Хотя они ни в чём не были виноваты. Но оба одновременно вздрагивали, когда открывались двери, неосознанно и привычно ожидая, что вместо очередного припозднившегося рабочего-нолдо появится тот, кто так часто опаздывал и получал нагоняи от мастера, на бегу доплетая золотую косу, спешил к своему рабочему месту… Тот, кто в эти двери больше никогда не войдет…       Аулэ, взметнув каштановые, словно всплеск пламени, волосы поднял голову, рассматривая деревянный потолок, и открыл горящие рыжим костром глаза. До собрания мастеров оставалось ещё несколько часов, и огненный Вала, только что представив и пережив всё это мысленно, решил на первое время вообще общих советов не устраивать. Всё равно сейчас обсудить дела не получится. На листках пергамента Аулэ быстро набросал мелкие распоряжения для Курумо и Даламана, затем приписал, чтобы дальше они сами распределили задачи для нолдор. Эти инструкции он оставил на столе в главной мастерской, а сам отправился в то место, куда теперь приходил ежедневно.       Неподалёку от огненных чертогов около перевала между двух невысоких и лесистых скал был проём в земле. Если протиснуться сквозь узкую дыру и почти ползком преодолеть каменный лабиринт, что за века промыла в породе вода, то попадёшь в округлую пещеру. И не простую. В каменистой скорлупе, запрятанной в толще грунта располагалась гигантская гранатовая жеода. Стены её становились блестящими и звёздными, когда Аулэ входил туда, и блеск его угасающей в печали, но попрежнему чистой и яркой фэа освещал пространство и отражался от зернистости острых граней гранатов. На полу был мягкий белый песок. Идеальное место для раздумий.       Аулэ оставил без своего присутствия не только собственные собрания на производстве. Он также упорно не посещал советы Таникветиль и, уж конечно, званные вечера и приёмы в облачной обители.       «Я сыт по горло вашими праздниками!» — таковы были последние слова в осанвэ, которые услышал Повелитель ветров от огненного собрата. Больше Аулэ на зов Короля не отвечал.       Манве тревожился и беспрестанно пытался вызвать его на разговор. В Валимаре ходили слухи, что после отбытия мастера Майрона в Утумно Аулэ обезумел и одичал от горя, что он позабыл свою жену и своё имя и скитается теперь неприкаянным страшным демоном в горах, и пугает одиноких путников.       Это было не так. Аулэ вовсе не забыл кто он, не забыл и жену — просто сменился сезон, и Йаванна со своими майар, как всегда и бывало летом, снова жила в лесном дворце, ближе к природе и хозяйству. И более того, огненный вала даже не горевал. Аулэ почти сразу же приказал саму себе прекратить оплакивать ученика, будто он уже потерял воплощение, ушёл безвозвратно за грань небес. Горевать — значит сдаться. А сдаваться не было в привычке огненных айнур. И Аулэ часами напролёт сидел на песке в полутёмной пещере и думал, пытался решить эту задачу. День и ночь его мысли были лишь о том, как вернуть майа домой.       Аулэ коснулся рукой тёмно-красных кристаллов, что гроздями друзы «росли» на каменной стене, собрал зёрнышки в руку. Это было основной причиной при выборе места для уединения. Гранатовая жеода, неизвестно как и почему, но не пропускала осанвэ, посылаемые Манвэ. Только тут бесконечные птичьи трели, терзавшие голову Аулэ изо дня в день, как стая надоедливых сорок, с приказаниями явиться в облачный дворец, наконец-то, стихали.       «Оттенок вишнёвый с яркой кровавой капелькой на дне. Такой любит Вайрэ. Пригодится», — неожиданно сам для себя решил Аулэ и принялся отбирать самые крупные и ровные камни.

***

      С тех пор, как огромный дракон унёс златоокого Майрона за пену облаков вместе с тёмным айну Мелькором, собратья и товарищи новопоставленного служителя Тьмы, огненные майар-ремесленники, тоже нигде не могли найти покоя. Их так же как Аулэ томила одна мысль — как вернуть друга. Они выполняли по инерции какие-то мелкие работы и всё обсуждали, как вызволить Майрона из чёрной твердыни. Дообсуждались до того, что всерьёз начали готовиться к походу на Средиземье.       — Так, записывай, Курумо. Нам нужны доспехи, мечи, щиты, капканы от тварей Мелькора, лекарства от их ядовитых укусов, верёвки, лошадь… Начнём с доспехов и оружия — давай прямо сегодня начнём ковать.       — Опомнись, Даламан! — сказал рыжий, перестав писать. — Как мы лошадь-то по небу потащим? Да и всё остальное не перевезём. Магии не хватит, чтобы долететь до туда, да и не заплутаем ли во льдах? Там, наверное, одно сплошное белое поле…       — Ничего, будем делать привалы. Так. Лошадь вычеркни, добавь карты.       — А ты уверен, что карты Хелкараксэ вообще кто-то составлял? Хотя можно посмотреть в библиотеках Мандоса, я как раз туда сегодня собираюсь.       Курумо вдруг заметил, что младший темноволосый майа печально сник.       — Даламан, что такое?       — Да не в картах даже дело, Курумо. Долю Майрона определили всем советом. Он ушёл не по своей воле. А наш с тобой поход будет выглядеть так, как будто мы сами сбежали, чтобы поклониться Мелькору! Ещё не хватало, чтобы сам мастер так подумал!       — Но что же нам делать, Даламан? Неужто смириться, что чёрный демон утащил в свою нору нашего Майрона?!       — Никогда! — вспыхнул чёрно-красным гневным пламенем младший. — Надо посоветоваться с Аулэ, он, я уверен, тоже круглыми сутками над этим вопросом думает, вдруг он чего-то уже решил?       Тут ручка двери внезапно поехала вниз. Даламан посмотрел на друга трепещущим пламенем глаз. Курумо быстро спрятал список в рукав. В мастерскую зашёл огненный вала. Пойманные врасплох майар застыли в смятении, опасаясь, что мастер слышал их разговоры. Но Аулэ спросил о другом:       — Курумо, ты собрал коробки с иглами для ткачих?       — Да, мастер. Как раз закончил, через полчаса отправляюсь в Мандос, — засуетился майа, радуясь, что, видимо, пронесло.       — Не надо, сегодня сам доставлю, — сказал вала. И, поймав удивлённый взгляд рыжего, объяснил: — С тех пор как погиб её личный ювелир, Вайрэ не носит украшений. Но у меня есть для неё такое, от которого даже привередливая владычица судеб не откажется. Навещу-ка я ткачиху лично.

***

      Когда Аулэ огненным метеором подлетал к Мандосу, издалека увидел, что его уже встречают. Сама Вайрэ стояла на крыльце обители судеб. Будто бы знала, что именно сам вала, а не его служитель придёт к ней сегодня.       — Спасибо Аулэ, очень миленький браслетик. И цвет необычный. Возможно, когда-либо и надену, — сказала валие, придирчиво разглядывая блистающие грани украшения, всего усыпанного необработанными гранатами. Массивный браслет, как она любила, на полруки, как нельзя более естественно и выразительно раскрывал природную красоту камня и был похож на настоящий кусочек друзы.       Аулэ улыбнулся. В переводе с высоких змеиных колкостей главной вышивальщицы на низменный валарин, это означало, что Вайрэ действительно довольна подарком. Валие такие натуральные вещи обожала.       — Ты хочешь предсказание за этот подарок, не правда ли? — с таинственной хитринкой спросила Вайрэ и подмигнула жёлтым глазом с вертикальным зрачком.       — Да уж какие тут могут быть предсказания, владычица. Всё уже предопределено и свершилось, — ответил Аулэ низким, звенящим, словно чугун, голосом. — Скорее хочу получить один ответ, точнее спросить твоё мудрое мнение.       Вайрэ изящно развернулась к двери, на её рожках, в которые были свиты чёрные локоны, зазвенели колокольчики. Она плавным жестом красивых рук пригласила огненного валу внутрь. Валар прошли в ткацкие мастерские, где Аулэ, наконец передав вышивальщицам иглы и камни, которые каждую неделю предоставляли мастера ткачихам для их творчества, не медля, не дожидаясь повторного вопроса, выпалил хлёстко:       — Скажи, властительница судеб, есть ли хоть один шанс вернуть Майрона?       — Намо уже ответил тебе. И он прав — судьба твоего майа не здесь, а там, где крутится колесо времени. Ты хотел моего совета? Вот он: утешься своими учениками и работой. У тебя ещё осталось двое майар. Но если ты так опечален, что бросил несчастных сироток на произвол судьбы, то я, пожалуй, могу приютить рыженького. Мне как раз нужен новый мастер по украшениям. — Вайрэ не кривила излюбленную сложнораспознаваемую ухмылку, которую всегда можно было называть и улыбкой, и оскалом. Она испытующе глядела на огненного валу и ждала, что он ответит, как будто его слова — важнейшее, что есть в мире.       — Нет уж, дрожащая Вайрэ, у нас и так усечённый состав. Да и Курумо мне дорог. Как и Даламан. И Майрон, конечно. Что бы там не порешал Мелькор или Таникветиль, он всё равно мой майа. Был моим с предначальных времён и навсегда им останется. Чтобы ни случилось. И я не обрету покоя, пока он в заложниках у тьмы.       — Твои слова, Аулэ, и намерение так горячи, что вершат судьбу. Но будь осторожен! Не только твои нити и твоего майа сейчас натянулись звонко. Многие Судьбы могут быть завязаны в этот сюжет. И многим из них суждено будет оборваться. И ты будешь этому причиной и виной. Выдержит ли твоя совесть такой груз? Подумай!       — Я думаю о нём каждый день. При блеске дня, во свету ночи — все стремления моего фэа и моих мыслей направлены только на одно: «Как спасти его?»       Вайрэ прошуршала алой парчой платья по ворсистому ковру, подошла к одному из столов и жестом подозвала к себе Аулэ. Вала посмотрел в гобелен, который только что начала вышивать её мастерица. Материал был чист, бел как снег, только один единственный чёрный стежок успела сделать майа-вышивальщица. Валие провела рукой по пустой канве и закрыла глаза. Потом легко вздохнула и ответила:       — Шанс есть, только если Мелькор перестанет существовать в этом мире. Но. Так быть не может, ты же знаешь, поэтому все эти думы, милый Аулэ, — пустое.

***

      Из Мандоса огненный вала вышел в смятённых чувствах. Вроде всё было ожидаемо и логично. И укладывалось во всё тот же набивший оскомину вердикт:       «Нет, не реально. Нет, никогда».       Но чуткой душой Аулэ чувствовал в этом разговоре недосказанность, словно была в нем манящая и ускользающая лазейка:       «Нет, не реально. Нет, никогда. Нет, только, если…»       Вала остановился посреди дороги.       «Вайрэ, будь она неладна со своими иносказаниями, но на самом деле она же не отказала! Наоборот, мудрейшая валие почти прямо указала мне на решение этой задачи! Бессмертного айну нельзя убить, поэтому она и сказала, что это невозможно. Но в том и дело, что вся разгадка в таких её словах: «Если Мелькор перестанет существовать в этом мире». Речь не идёт об убийстве, нет! Но если вышвырнуть тёмного духа за двери ночи, то… он перестанет существовать в Арде. То есть — в этом мире!»       Аулэ развернулся в направлении уже скрывшегося за кронами деревьев Мандоса и низко поклонился, до самой земли, коснувшись дорожки, а затем взмахнул длинным алым рукавом бархатной мантии.       «Спасибо могущественная и мудрейшая владычица судеб. Спасибо за помощь, дорогая Вайрэ!»