Начерти

Весь мир — это дивный ковер, и он в нем ворсинка       Он просто пиздец как любит амфетамин. Первый и меф тоже любит, сильно-сильно, но амфетамин — его первая любовь.       Рус не любит кислоту — в душном июле, почти полтора года назад, его — можно назвать это так — коллега Артем, который с пионерским энтузиазмом дегустировал весь их товар, сказал ему, что с психоделиками человек может открыть дверь вовнутрь и узнать, кто он такой на самом деле. Рус, который столкнулся с веществами уже не подростком, но еще не взрослым, вдохновился — ничего из того, чем можно было убиться в Нальчике, не обещало ему знакомство с самим собой. С беседы с Артемом не прошло и часа, Рус сидел на полу своей полупустой квартиры в Чертаново и рассасывал горький бумажный квадратик. Квадратик свое дело сделал, дверь открылась, но дома никого не было. И вообще ничего не было. Пусто и холодно, как в неприветливом нежилом помещении. Ему не понравилось то, что он увидел. Эксперименты по расширению сознания он отложил.       Русу в целом не нравятся вещества его, Руса, расширяющие. Ему нравятся те, которые помогают сузиться, прийти к концентрату, вытянуться в стрелу. Поэтому он и любит фен с таким трепетом — он не ослабляет сознание, а прочищает от всего ненужного и пыльного до блеска. Он не делает его другим человеком — напротив, с ним он становится собой, но сильнее, собее. Рустам на двести процентов.       Самое тупое, что может сделать курьер — подсесть. Самое тупое, что может сделать любой человек, работающий с веществами, — подсесть. Однако они все тут торчат, потому что не подсесть, имея такой доступ, невозможно.       Рустаму досадно, что даже Нурлан, который всегда говорил, что «на кокосе сидят только долбоебы», и искренне считал, что раз он начальство, то и к зависимости у него иммунитет, за последний год увлекся до состояния текущего носа, которое ждет каждого, кто слишком близко дружит с первым.       Среди тех, с кем в их конторе Рустам знаком, не употребляет только Эмир. Эмир финансист и юрист, но Эмир и психолог, сиделка, консультант, здравый смысл. Рус не знает, насколько Эмир с Нурланом близки на самом деле, но иногда он видит, как они вместе склоняются над бумагами, и ловит себя на горячем и непонятном чувстве, которое заставляет его себя ненавидеть. Ненавидеть Эмира у него не выходит, они оба из Нальчика, тот чуть старше и настолько спокойный и уверенный посреди любого абсурда, что в него хочется верить. Ненавидеть не получается даже за то, что Эмир привел его сюда.       За Эмиром внимательно наблюдают, когда думают, что он не видит, и выдумывают слухи. Будто он раньше плотно сидел на буром, а потом завязал. Сам. Одной силой воли. Или что ездил жить с монахами в горы, чтобы переломаться. В целом всем все равно, пока это не мешает Эмиру работать с этим говном. Чаще всего он сидит у себя, считает бабки и перебирает бумажки, и с самим продуктом сталкивается только в виде гусениц-дорожек на зеркале в кабинете Нурлана. Это зеркало — остров в темном дереве его стола. Стол — обелиск его кабинета, который Рустаму кажется единственной константой их офиса на Варшавском. Все остальное — декорации, которые можно в любой момент погрузить в машины и увезти в новое место. То, которое обеспечит безопасность на еще несколько месяцев.       Нур заимел привычку в каждый приступ кокаиновой паранойи звать Эмира к себе и третировать по поводу бухгалтерии. Последний раз он жрал старые бумаги с таможни и заставлял Эмира присоединиться.       Рус пиздец как сильно любит вещества и старается быть обдолбан с половину своей сознательной жизни, но даже он замечает, что Нурлан квасит и нюхает, нюхает и квасит — и это делает его ужасно слабым.       Пока что его вот таким, в противном накале, несуразно громким, с красными глазами, видели только Рус и Эмир. Но они оба знают, что рано или поздно таким его увидят и остальные. И они почувствуют слабость. Болезнь. А потом об этом узнают конкуренты. В их бизнесе нельзя быть слабым, больным и смешным. Нельзя терять уважение. Нурлан крутит всеми наркотиками Юга, а скоро заберет и Центр. Авторитет здесь — это зачастую единственное, что удерживает на цепи и врагов, и друзей.       Когда два года назад Рустам увидел Нурлана впервые, он подумал, что никогда не встречал человека красивее. В нем почти два метра роста, сталь и стать, упакованные в черный, сшитый по индивидуальным меркам костюм. В поджаром и быстром как русская борзая Рустаме он тоже увидел что-то свое. Подпустил ближе. Очень близко, ближе, чем стоило бы держать обычного курьера. Трахаться они начали почти сразу, когда пару раз перетерли за жизнь, когда стали запираться по ночам в кабинете и поначалу просто страшно пить, а дальше — нюхать, нюхать, нюхать. Долго вопросами совести и морали Рус не мучился. Мужское тело, в целом, не было ему противно, целоваться занемевшими ртами даже нравилось, да и от кокаина естество напрягалось так сильно, что он, если честно, мог бы приложиться даже к щели между диванными подушками.       Он редко думал о том, что было бы, если он отказал Нурлану, но иногда представлял, как сломал бы ему нос сразу после того, как тот положил бы руку Руса на свою ширинку. Он думал: убил бы Нур его? Или, наоборот, смутился бы и стал делать вид, что этого никогда не было? Иногда пьяный Нурлан рассказывал байки о том, как начинал, как шестерил сначала под Белым, а потом под Пашкой Американцем, что́ чувствовал, когда приходилось ради дела убивать людей (ничего, либо досаду). Он уже давно никого не убивал. Для этого у него есть Расул и Гурам, и другие ходящие под ними и менее важные специальные человечки. Да и в целом правила бизнеса изменились, и теперь убирать в промышленных масштабах неудобных людей не только сложно, но и как будто некрасиво.       У Нурлана, конечно же, есть жена и двое детей, несколько домов в Москве и Казахстане, пара «чистых» бизнесов, пути отхода на случай катастрофы, которая рано или поздно точно произойдет, все его бумаги в порядке — спасибо Эмиру. У Рустама нет абсолютно ничего, даже свою однушку в Чертаново он оплачивает, по факту, деньгами конторы, и иногда он чувствует себя даже не любовницей, а чем-то типа домашнего животного, но это одновременно и освобождает хватку Нурлана над ним — чувствовать себя содержанкой ему тоже западло, и он всегда отказывается от попыток сунуть ему какие-то деньги сверху. Впрочем, не отказывается от редких подарков.       В декабре Рустам отметит два года здесь — это больше, чем он провел на всех остальных работах за всю свою жизнь. Рустам никогда раньше не ощущал своей принадлежности к общему, все пытался прилепиться к чему-то или к кому-то, чтобы почувствовать себя целым и нужным, мыкался и тыкался в углы, как в темноте.       Работать на контору — страшно, и он чувствует себя эквилибристом или каскадёром. Работать на контору — липко и стыдно, он сменил номер телефона и не дал матери новый, он старается не читать новости об очередном подростке с передозировкой. Работать на контору — прикольно, потому что ему нравится Москва, нравятся деньги и легкий доступ к веществам, нравятся его коллеги, нравится адреналин и нравится чувствовать себя главным героем сериала, и он говорит себе, что главный герой совсем не обязан быть хорошим человеком.       В декабре он отметит здесь два года — но сначала будет ноябрь.