Тишина

      Спальня была небольшой, с маленькой библиотекой и кучей книг разбросанных по полу. В комнате было только одно окно, с железными решетками снаружи, защищавшими от пронизывающего зимнего холода. Эбигейл Гриффин, хозяйка дома, заверила доктора Вудс, что, хоть комната может показаться тюрьмой, это сделано лишь для защиты Кларк.       Кларк была хрупкой молодой девушкой, лежащей на кровати в центре комнаты. Она спала, но это был беспокойный сон, что было заметно по сжатым кулакам и затрудненному дыханию.       — Доктор Вудс, — прошептала Эбигейл после того, как доктор взглянула на Кларк. — Что вы думаете? Можно ли еще что-то сделать?       Доктор Вудс была молодой женщиной, но держалась так, словно повидала все болезни мира, и Эбигейл была склонна в это верить. Хотя Эбигейл была вдвое старше нее, она не чувствовала своего авторитета рядом с доктором.       — Часто можно что-то сделать, миссис Гриффин, — спокойно сказала доктор, хотя выражение ее лица было мрачным.       У нее были на то причины, так как тело Кларк было изуродовано болезнью. Ее кожа была тонкой, похожей на бумагу, ногти потрескались, а по рукам и шее тянулись черные линии, словно щупальца, высасывающие из девушки последние силы. Любой, кто увидел бы ее, понял бы, что она уже давно должна была умереть. Удивительно, что Эбигейл до сих пор не смирилась с этим.       — Все, что угодно, лишь бы она продержалась дольше, — сказала она доктору.       Тогда доктору Вудс стало понятно, что Эбигейл больше заботилась о своих собственных страданиях, чем о страданиях дочери. Она бы позволила ей любые эксперименты с телом, лишь бы оно оставалось живым, даже если бы это только отсрочило неизбежное.       — Она испытывает сильную боль, — сказала доктор Вудс вслух.       — Но вы же можете что-то сделать, не так ли? — поспешно спросила Эбигейл. — Доктор Вудс, пожалуйста… мне нужна моя дочь.       Доктор сжала губы.       — Я бы хотела побыть с ней наедине.       Это не было просьбой. Эбигейл склонила голову и отступила в сторону.       — Конечно. Я буду в гостиной. Позвоните в колокольчик, если вам что-нибудь понадобится.       Эбигейл вышла из комнаты и закрыла дверь. После того, как ее шаги перестали отдаваться эхом в коридоре, доктор села на стул у кровати.       Если бы не звук дыхания Кларк, любой бы подумал, что она труп, и натянул белую простыню на лицо. Однако доктора, казалось, это зрелище не беспокоило, она с любопытством рассматривала черные линии на руках девушки.       Наконец, Кларк медленно проснулась, и их взгляды встретились. Девушка не испугалась, но, казалось, была поражена молодой женщиной, смотрящей на нее.       — Вы не такая, как я ожидала… — прохрипела она.       — Ты ждала меня? — спросила доктор. Ее голос смягчился, совсем не похожий на тот тон, которым она разговаривала с Эбигейл.       Кларк кивнула.       — Мама сказала, что вы нашли мой случай интересным и попросила меня осмотреть.       Доктор наблюдала, как Кларк попыталась сесть, опираясь на большие подушки, прислоненные к спинке кровати. Ее покрывало сползло, обнажив выступающие ключицы и такие же черные линии, бежавшие по телу, исчезающие под подолом платья, без сомнения, распространяющиеся дальше.       — Ну что, доктор? Я все еще вам интересна? — спросила Кларк.       — Пожалуйста, зови меня Лексой.       — Интересно, как ты назовешь меня в своих записях — пациент 124? Или как-то более ярко?       — Мне нравится, как звучит твое имя, Кларк.       Девушка нахмурилась, как будто не знала, что думать об этой женщине.       — Ты не похожа на других врачей, — сказала она, теперь ее голос звучал менее настороженно.       — Я здесь, чтобы сделать тебе предложение, — пробормотала Лекса, глядя на заметки и обратно в глаза Кларк. — То, которое избавит тебя от этого недуга.       Кларк вздохнула.       — Эта болезнь в моей крови, моих легких и моих костях. Она живет во мне годами, и с каждым днем распространяется все дальше. Возможно, у меня нет твоих знаний, но я понимаю, что ты ошибаешься. Лекарства нет.       — Нет, это правда.       Кларк моргнула, а затем издала слабый недоверчивый смешок.       — Ну, по крайней мере, ты честнее других.       Лекса отвела взгляд.       — Я хочу сказать… что нет лекарства от твоей болезни, но есть лекарство от твоей смерти.       Кларк, казалось, потеряла интерес.       — Ты знаешь, сколько врачей приходило сюда и сидело там, где сидишь ты? Мне приходилось принимать все противоядия, какие только можно себе представить — травы, зелья, даже змеиный яд и насекомых. Что бы ты не хотела продать моей матери, сделай это быстро, но избавь меня от лжи.       — Это не ложь.       Кларк кивнула       — Ну, тогда давай, рассказывай. Мне больше нечего делать, кроме как слушать.       Лекса поерзала на стуле.       — Смерть — это конец для многих, но для некоторых это возможность начать все сначала. Я недавно услышала про тебя и твою болезнь и поняла, что возможно, тебе бы понравилась эта возможность.       Кларк нахмурилась.       — Жизнь после смерти?       — Да       — О. Ты вовсе не доктор, — внезапно поняла Кларк, глядя в зеленые глаза Лексы. — Ты одна из них.       Это было сказано без страха или паники, просто как констатация факта.       — Одна из них? — тихо спросила Лекса.       — Да, я читала о тебе.       Кларк посмотрела на свою обширную библиотеку, как будто искала ту самую книгу, о которой шла речь.       — Я вспомнила, ты та, кто пьет кровь живых. Ты знаешь, писатели хотели бы заставить нас поверить, что вы — всего лишь миф и фольклор, но я думаю, что, когда история сохраняется веками… в ней должна быть доля правды.       Лекса казалась впечатленной.       — Ты наблюдательная.       Кларк слабо усмехнулась.       — Значит, я права?       Лекса кивнула.       — Ну что ж… Боюсь, что моя кровь не в лучшем состоянии.       — Я пришла сюда не за легкой пищей.       — Легкой, — повторила Кларк слегка фыркнув. — Я хочу, чтобы ты знала, что я все еще могу сопротивляться. Мои ногти могут быть ломкими, а зубы — гнилыми, но я все еще могу царапаться и кусаться.       Лекса улыбнулась удивительному количеству мужества, проявленному девушкой. Однако это продолжалось недолго, так как Кларк внезапно начала кашлять. Дрожащей рукой она потянулась к металлической миске на прикроватной тумбочке и закашлялась в нее, сплюнула кровь. Наконец она успокоилась и медленно вытерла рот тыльной стороной ладони.       — Извини, — пробормотала она, проводя пальцами по своим сухим, потрескавшимся губам. Она внезапно стала застенчивой, неспособной взглянуть на Лексу, как будто прикосновение к лицу напомнило ей о том, насколько по-другому она выглядела по сравнению с женщиной, сидящей рядом, у которой была красивая кожа и блестящие волосы.       — Пожалуйста, не извиняйся, — сказала Лекса. — Может, открыть окно? Тут повсюду пыль.       Кларк покачала головой.       — У моей матери случится инфаркт. Врачи настаивают на том, что холодный воздух губителен для моих легких. Что один шаг на улицу станет моим концом. Я ее маленькая птичка… которую держат в клетке.       — Рапунцель в башне.       Кларк сразу поняла намек и просияла, хотя ее дыхание все еще было напряженным.       — Ты читала Братьев Гримм?       Лекса кивнула.       — На самом деле, я знала эту историю еще до того, как она появилась в их сборнике. Она была вдохновлена творчеством одного французского романиста.       — Да, я помню, что читала об этом.       Она и сама находилась под впечатлением от итальянского собрания сочинений.       Лекса улыбнулась.       — Итак.       Кларк попыталась ответить, но очередной приступ кашля ее остановил. На этот раз у нее не было времени дотянуться до металлической миски, и она почувствовала, как из уголка рта побежала струйка крови. Она быстро прикрылась рукой, сильно смутившись.       Лекса протянула носовой платок.       — Я не могу, — отказалась Кларк.       — Все в порядке, не смущайся. Возьми его, у меня их много.       Кларк нерешительно взяла платок и вытерла рот и подбородок. Ее зубы и пальцы оставались в крови.       — Я полагаю, ты привыкла к такому зрелищу.       — Больше, чем ты можешь себе представить.       — Разве… тебе не трудно видеть кровь?       — Нет.       — Потому что я больна?       Лекса кивнула.       — Меня она не привлекает.       — Это довольно грубо, — отметила Кларк.       Лекса казалась удивленной, что она обиделась.       — Я прошу прощения, но могу заверить тебя, что это к лучшему.       Кларк улыбнулась.       — Не волнуйся, я не это имела в виду. У меня нет иллюзий, что кто-то может хотеть меня каким-либо образом. Но знаешь… Думаю, что когда-то я была довольно привлекательной.       — Ты прекрасна.       — Моя мать, возможно, и убрала все зеркала, но я живу в этом теле. Я знаю, что оно выглядит так же отвратительно, как и ощущается.       — Твое тело может исцелиться, — заверила ее Лекса, а затем вспомнила, зачем сюда пришла. — Кларк, я бы хотела, чтобы ты стала моей спутницей. Ты и я… мы бы путешествовали по миру вместе. Ты бы снова могла жить.       — Спутницей? — спросила Кларк, сбитая с толку.       — Да. Довольно одиноко быть без нее.       Кларк положила руки на колени и пристально наблюдала за Лексой.       — Почему я? Зачем проделывать весь этот путь ради прикованной к постели девушки, у которой сил меньше, чем у новорожденного? Я годами не была в обществе, не знаю новых обычаев и законов. Как мое общество может быть для тебя ценным?       Лекса покачала головой.       — Болезнь ограничила тебя, это правда, но там, где многие сошли бы с ума от горя, ты решила мудро потратить оставшееся время. Ты исключительно начитанна — видишь, как твои знания моего вида помогли тебе не бояться меня. Ты принимаешь смерть и то, как драгоценна жизнь. Ты бы не погрязла в жалости к себе, если бы тебе дали шанс снова жить в этом мире. Это, по крайней мере, одна из причин.       — Нет, я не принимаю смерть, — ответила Кларк. — Просто я пришла к пониманию, что ничего не может быть хуже этого — боль каждую минуту каждого дня. Разум, заточенный внутри разрушающегося тела. Так что, смерть… положит конец моей боли.       — Смерть не обязательно должна быть концом.       Кларк слабо улыбнулась.       — Ты настойчива.       — Тебе любопытно… разве нет? — спросила Лекса.       Кларк пожала плечами.       — Назови мне еще причины, по которым ты выбрала меня.       — Ты знаешь языки.       — Четыре, но я всегда хотела изучить больше.       — Это отличное качество. Мы сможем жить в разных странах.       Кларк, казалось, все больше увлекалась обещанием таких приключений.       — Что еще?       — Твоя жизнь заканчивается… и поэтому ты не будешь ненавидеть меня за то, что я забрала ее у тебя.       — Аа. Значит, тебе нужен слуга.       — Партнер, уверяю тебя.       — Хм. И это все?       Лекса сжала губы, колеблясь.       — У тебя нет никого, кроме матери. Лучше всего начать все сначала, без горя, которое будет удерживать тебя в прошлом.       Кларк посмотрела вниз на свои забрызганные кровью ладони.       — Знаешь, раньше у меня были друзья… Раньше они писали мне. Даже навещали.       — Я верю в это.       Дыхание Кларк стало более затрудненным.       — Был даже мальчик. Он гулял со мной, когда я впервые упала в обморок в саду, много лет назад. После того, как врачи посоветовали мне оставаться в постели, он приходил и сидел рядом со мной.       Казалось, она живо вспоминала то время, как будто часто о нем думала.       — Но был один день, когда я… Мой кашель усилился, и крови еще не было, но я издавала эти ужасные звуки, конечно, не те звуки, которые, как ты предполагаешь, должна издавать молодая леди. И когда я побледнела, и черные линии начали распространяться… Ему, всем им, было слишком тяжело на меня смотреть.       — Ты заведешь новых друзей, — предложила Лекса.       — Я действительно часто задаюсь вопросом, что с ними случилось, — размышляла Кларк, погруженная в свои мысли. — Отправились ли они путешествовать по миру. Стали ли они бакалейщиками, швеями и поэтами, возможно, даже матерями и отцами.       — Зачем причинять себе такую боль? — спросила Лекса.       — Это не причиняет мне боль. Это приносит мне радость.       — Тогда ты даже сильнее, чем я думала.       Кларк плотнее натянула одеяло на свое тело, обеспокоенная внезапным ознобом, пробежавшим по ее спине.       — Ты думала обо мне?       Лекса медленно кивнула.       — В течение многих лет ты боролась с болезнью, от которой большинство людей умирали в течение нескольких недель. Да, я думала о тебе, и каждый раз, когда я думала, я понимала, что именно тебя я хотела бы видеть рядом.       Кларк прикусила губу.       — Есть… озеро, недалеко от дома. Я часто плавала там, когда была маленькой. Тогда редко кто умел плавать, но мой отец настоял. Я… я хотела бы попасть туда еще раз. Я хотела бы почувствовать воду телом.       — Оно еще не замерзло, — сказала Лекса. — Я могу отнести тебя туда.       Кларк посмотрела в окно на серое небо.       — Я думала… Солнечный свет…       Лекса насмешливо фыркнула.       — Ваши писатели наделяют своих монстров самыми глупыми слабостями. Солнечный свет, крест Божий, чеснок — это только для того, чтобы их истории было легче воспринимать. Неуязвимые монстры не дают смертным людям никакого морального превосходства.       — Ты неуязвима, Лекса?       — Рассказывает ли паук мухе, где находится его паутина?       Кларк выгнула бровь.       — Ты пытаешься заманить меня в ловушку?       Лекса усмехнулась.       — Фигура речи.       — Хм. Полагаю, у нас было бы множество тем для обсуждения.       — Да, я тоже так считаю.       Кларк медленно вздохнула, и Лекса увидела, что ей больно, будто в легкие вонзился нож.       — Лекса, не могла бы ты… отнести меня туда сейчас? Ты сделаешь это, даже если я отклоню твое предложение?       Лекса посмотрела на запекшуюся кровь на лице девушки и черные виноградные лозы на шее, которые разветвлялись без каких-либо признаков остановки. Хрупкое — не точное описание этого тела. Это было поле битвы, измененное до неузнаваемости, и Лекса никогда не видела ничего подобного. Было нехорошо держать душу Кларк взаперти.       — Да, я сделаю это.       Кларк выглядела воодушевленной и даже счастливой.       — Я… Я уже много лет не выходила на улицу.       — Там прекрасно. Все покрыто снегом.       — Дело просто в том, что… Мои ноги…       Лекса поднялась и отодвинула толстые покрывала, бросив их в изножье кровати. Она впервые увидела ноги Кларк, атрофированные и так же ужасно изуродованные болезнью.       — Все в порядке.       — Но моя мать, — прошептала Кларк, — она в гостиной. Она увидит, как мы уходим.       Лекса подошла к окну и быстро его открыла. Она отодвинула железные прутья, как будто это были кусочки масла.       — Ты была в башне слишком долго.       — К-как ты…? — спросила Кларк.       — Мы гораздо сильнее, чем думают писатели. Ты готова?       Кларк тяжело сглотнула, прежде чем кивнуть. Лекса взяла девушку на руки и подняла с постели, которую она не покидала годами. Но что-то выбило Лексу из колеи — Кларк была невероятно легкой и казалась такой же холодной, как каменные стены дома. Она умирала, Лекса знала это, и, хотя смерть была ей так знакома, часть ее хотела, чтобы до этого не дошло. Девушка страдала гораздо дольше, чем было необходимо.       — Закрой глаза, — мягко посоветовала она.       И хотя она не проверяла, часть ее знала, что Кларк подчинилась. Она выпрыгнула из окна и приземлилась вместе с ней на заснеженную территорию поместья Гриффинов. Лекса наблюдала, как Кларк открыла глаза и окинула взглядом открывшийся перед ней пейзаж: снежная полоса, тянущаяся к большому лесу впереди, покрытые инеем деревья и оранжевое солнце, начинающее опускаться за горизонт.       Слабая и уже измученная бодрствованием и разговорами дольше обычного, Кларк положила голову на плечо Лексы и снова закрыла глаза. Всего на минуту, подумала она, всего на минуту, прежде чем наберется достаточно сил, чтобы взглянуть на все, что она почти забыла. Она чувствовала, как ее сердце замедляется, а мысли начинают кружиться, но она цеплялась за свое желание…       — Сколько еще? — пробормотала она, отчаянно желая снова увидеть озеро.       — Мы на месте, — сказала Лекса.       Когда Кларк открыла глаза, унылые, вечнозеленые растения, окружающие озеро, были первым, что она увидела. Их окружал толстый слой белого снега, но само озеро не замерзло, как и говорила Лекса. Вода была такой спокойной, такой красивой, редкие хлопья снега таяли, упав на нее.       Кларк почувствовала слезы на глазах; почувствовала такую сильную сердечную боль, что это скрутило ее внутренности еще сильнее, чем было.       — Я боюсь, Лекса.       — Смерти? — тихо спросила Лекса.       — Того, что умру, не почувствовав ничего, кроме боли, — захныкала Кларк. — Я больше ничего не помню, кроме нее, ни одного дня.       Лекса подождала мгновение, прежде чем подойти к озеру и остановиться на краю.       — Ты позволишь мне забрать твою боль?       Кларк посмотрела на воду и кивнула. Она почувствовала как Лекса движется и поняла, что та начала заходить в озеро, не проявляя никакого беспокойства по поводу ледяной воды. На самом деле, Кларк тоже не чувствовала холода, даже в своем платье, даже с босыми ногами. Она крепче прижалась к шее женщины и смотрела, как Лекса погружалась все глубже и глубже, пока вода не достигла ее бедер, а тело Кларк было всего в нескольких сантиметрах от касания поверхности.       Лекса медленно опустила Кларк в воду и та раскинула руки и ноги.       Кларк начала задыхаться и дрожать, но не от холода.       — Лекса, я. Я ничего не чувствую!       Лекса знала, что Кларк имела в виду то, что боль исчезла на несколько драгоценных минут, поглощенная водой. Она наблюдала, как делала делала глубокие, безболезненные вдохи и улыбалась, щурясь на небо и хлопья снега падающих на них.       — Это так прекрасно, — сказала Кларк, ее глаза впервые загорелись, лишенные агонии.       Они не знали, сколько минут прошло, прежде чем улыбка Кларк начала исчезать.       — Я пока не хочу уходить из этого мира, — прерывисто прошептала она.       Руки Лексы замерли на ее спине, когда она встретилась глазами с Кларк в безмолвном вопросе.       — Ты выбрала меня, — сказала Кларк. — Никто никогда не делал этого раньше.       — Я должна услышать, как ты скажешь это.       — Да, Лекса, я буду твоей спутницей.       Женщина подняла Кларк и та обняла ее за шею, позволив держать ее крепче. Она закрыла глаза, внезапно почувствовав ужасный холод. Ее болезнь замерла, но теперь вновь наступала, и была в ярости.       — Я научу тебя всему, что знаю сама, — поклялась Лекса. — Ты снова будешь жить, Кларк — полноценно. Ты увидишь полярное сияние и пирамиды Египта. У тебе будет возможность посетить много библиотек, полных книг.       Кларк начала дрожать, едва способная дышать, и когда она почувствовала, как на нее опустилась темная дымка, она прижалась лбом к плечу Лексы.       — Больно, так больно.       Лекса вытерла губами слезы, прежде чем прошептать ей на ухо.       — Дыши, Кларк… Я знаю, это больно, но вдохни последний раз для меня.       Она почувствовала, как грудь Кларк прижалась к ее груди, и поняла, что время пришло. Без дальнейших раздумий она вонзила зубы в шею девушки. Кларк издала гортанный крик, но не сопротивлялась в ее объятиях, вместо этого полностью обняв.       Лекса чувствовала это на своем языке — боль в теле Кларк, болезнь в ее крови. Это было отвратительно, вызывало тошноту, но Лекса пила так быстро, как только могла, надеясь избавить девушку от мучений и положить конец этим ужасным страданиям. Она почувствовала, как часть крови стекает по подбородку, увидела, как она капает в воду и пачкает их одежду. Она слышала последние вздохи Кларк возле своего уха.       — Я не чувствую, — сказала Кларк тихо. — Мое тело…       Лекса почувствовала ее губы на своей шее, что-то бормочущие, эхо мольбы «спасибо, спасибо тебе», и, наконец, голова Кларк откинулась назад, а ее тело замерло.       Кларк была мертва, и на секунду Лекса заглянула ей в глаза и не увидела ничего, кроме покоя. Ее глаза… они были единственной частью девушки, которой не коснулась болезнь. Лекса увидела в них спокойствие, последние мучения Кларк ушли навсегда, и она задумалась правильно ли поступила. Возможно, она могла бы оставить ее в покое… возможно, она могла бы полностью освободить Кларк. Только Кларк не хотела покоя. Она хотела жизнь лучше, чем та, что у нее была и Лекса пообещала ей это.       Лекса положила Кларк на холодный берег озера и почувствовала, как ее руки скользнули вниз по спине и безвольно упали на снег. Она скучала по ее крепкому объятию, по ее холодным губам на своей шее.       Недолго думая, она закрыла девушке глаза и укусила ее за руку, а затем за другую, глубоко вонзив зубы и выпуская яд. Когда она укусила ее за шею, то на этот раз ничего не взяла, а наоборот отдала. Она отдала часть себя, самую большую часть: дар и проклятие вечной жизни.       Закончив, Лекса почувствовала необходимость набрать воздух в свои неподвижные легкие. Она не могла заболеть, и все же чувствовала, как болезнь Кларк проходит через нее, стремясь агрессивно распространиться, пустить корни в ее костях и разложить мозг. Ее яд скоро убьет этого паразита, но Лекса не могла поверить, что Кларк жила с этим так долго и так храбро. Она задалась вопросом, сколько времени потребуется девушке, чтобы исцелиться. Возможно больше, чем она думала. Но это не имело значения. Она будет ждать хоть тысячу лет, если понадобится.       Осторожно, она отнесла Кларк далеко в лес, настолько далеко, что была уже глубокая ночь, когда она нашла идеальное место, чтобы ее похоронить. Оно было окружено густыми растениями и Лекса выкопала яму между папоротниками и участком зеленого мха.       Она положила девушку в яму и посмотрела на нее в последний раз, задаваясь вопросом, как будет выглядеть ее тело в следующий раз, когда она ее увидит. Ей не терпелось, чтобы Кларк почувствовала силу нового тела и новой крови.       Лекса не могла дождаться свою спутницу. Не могла дождаться, чтобы показать ей, насколько прекрасной может быть жизнь после смерти.       — Спи спокойно, Кларк.