Теперь – ряды слов и твои улыбки, Тепло нежных рук и огня, Кто бы знал, как бывают скудны попытки Отказаться, когда все для тебя
⌀⌀⌀
Подушка слегка охлаждает горячую голову, которая мечется по кровати. Слышатся какие-то фоновые звуки, тело прижимает к матрацу, а одеяло тяжелее обычного. В голову возвращаются картинки. — Андрей, — слышит он, жмурясь. Все тело, которое несколько минут назад горело от боли, тратило последние силы, чтобы спастись, и медленно теряло жизнь, сейчас ощущается слишком обычно: он не чувствует облегчения от того, что боли больше нет, будто это было плохим сном в далеком прошлом, но все еще боится двигаться, чтобы не осознать, что он все еще предмет чьего-то зрения, и все также медленно истекает кровью. — Я все-таки умер? — спрашивает Бебур, все еще не двигаясь. Судя по жесткости того, на чем он лежит и окружающему его ощущению, он валяется где-то на земле на улице, но глаза не открывает — если это его предсмертная галлюцинация, он не хочет никого видеть. — Умер, — спокойно отвечает все тот же голос, но уже ближе. На лоб ложится рука и по телу расплывается привычное тепло — ему дают сил, — Но тебя пришлось вернуть из-за непредвиденных обстоятельств и ради общего блага. Вероятность того, что в скором будущем некому будет считать время своей основой для жизни, рекордно близка к сотне. Андрей, не переваривает с первого раза непонятную фразу, открывает глаза и натыкается на чье-то худое лицо: карие глаза, длинный нос, короткую щетину, тонкие губы и легкую покровительственную улыбку на них, но всего на мгновение — дальше же он видит лишь черное небо, но все еще ощущает руку на своей голове и слышит голос, не реагирующий на внешнее замешательство, — Ты должен найти собирателя, из-за которого ты жив, и подтолкнуть к правильному выбору, для этого тебе даны видения — кроме тебя это будет сделать некому. Даже время не поможет. — А ты-то кто вообще? — Время. Воля. Власть, по-разному зовут, — рука исчезает со лба, и Андрей осторожно садится на асфальте. Вопреки опасениям, что что-то не так, в теле чувствуется только небольшая легкость — такая есть в теле каждого собирателя после пополнения энергией, — Ищи Шастуна. Дыхание постепенно восстанавливается, но сильно легче от этого не становится — даже находясь в состоянии транса, он понимает, что он никогда не видит один отрывок. Видения как пазлы складываются в общий посыл, предостережение или совет. Старое воспоминание, которое вроде не имеет ничего нового, все еще появляется во снах, ощущаясь кошмарным видением — будто с возвращением неизвестного, ему придет конец, но на этом картинки не заканчиваются — теперь же он определенно наблюдает видения, которые, к сожалению, нельзя отнести к определенному временному отрезку. На пол летит какая-то фигурная вещь, разбиваясь. Не ваза, но что-то, явно не просто стоя́щее обычно на столе как безделушка — возможно, поэтому Руслан что-то гневно ей говорит, показательно к ней не прикасаясь, но явно себя сдерживая. Наэлектризованный воздух вокруг давит на стены и влияет на ощущения Андрея: там его нет, но его фантом тоже старается медленно отдалиться, чтобы не прервать поток информации, проснувшись от волны боли. Ира, не меняя выражения лица, повторяет какую-то короткую фразу, отчего Белый практически приходит в ярость — лампочка в старой кухне какой-то пошарпанной квартиры лопается, техника выходит из строя из-за неоднократного скачка напряжения, но Кузнецова даже не дергается. Она подходит ближе, не особо считая собеседника опасным для себя, и, схватив того за руку, видимо, показывает свое воспоминание — это практически единственное, для чего тактильный контакт обязателен. Растущее напряжение утихает, на замену злости приходит разочарование и обида — на секунду Ира даже расслабляется, опускает напряженные плечи и сведенные брови, но не успевает среагировать — ее грубо дергают за руку, которую Руслан из своей так и не выпускает, и картинка снова рассеивается. Тело, временно лишенное магического исцеления из-за видений, сводит судорогой, а после слегка расслабляется. Картинка, каждая из которых до этого была куда более, чем реалистична, теперь размыта, не понятна и на вид — он-то современный Питер не знает досконально — не определишь, что это за место или район, но очертания многоэтажек угадываются не сложно, а значит, это вообще не центр. Он поднимает голову наверх и замечает текигар, идущих в одну сторону. Они, словно вороны, сходятся к какому-то одному месту, и определенно на что-то смотрят — он не совсем понимает, как именно эти существа вообще что-то видят, но с места сдвинуться не может. Правую руку покалывает, и справа от себя Бебур снова замечает энергетическую дыру, которая ведет себя не так, как он и собиратели привыкли — ровный круг, который она из себя представляла, теперь дергается, искривляясь, оттуда будто выплюнутые, выпадают искрящиеся молнии и сумпатисы, которые Андрея не видят, но ведут себя куда агрессивней обычного. Наткнувшись на кого-то позади Андрея, они его с громкими непонятными звуками атакуют, а когда Андрей оборачивается на месте, все еще не имея возможности оторвать от пола ступни, то узнает в ком-то Макара, который херачит по ним чуть ли не голыми руками, кричит что-то агрессивное в ответ, но не справляется с ними так, как справлялись практически все раньше. Они не просто налепляют на него свои нити в огромном количестве, но и кусают, царапают, пытаясь ползти по телу выше, и в какой-то момент Илья просто скрывается в этой туче сумпатисов, продолжая злобно что-то кричать. Андрей в бессилии дергается, но ничего не выходит — его толкает обратно, сила вновь обретает над телом власть и судороги с жаром прекращаются — система приходит в норму, а Андрей переваривает увиденное и спешит сообщить Антону, что они отправляются к шаману, или шаман направляется к ним.⌀⌀⌀
Арсений в очередной раз взмахивает рукой, и вверх подлетают хлопья снега, оседая на крышу, и застилают шаги, сделанные на предыдущем круге. Из того, что приходило ему в голову последние пару минут, снег выходит у него реалистичнее всего, правда тает немного медленнее, но все также обжигает кожу холодом. Еще вчера Антон сообщил ему, что позаботился о его обычной жизни и все уладил, но объяснения, как он это сделал, если никого не знает, из него он так и не получил. Вряд ли все в театре будут в восторге от того, что один из актеров просто пропал посреди подготовки к постановке. Да и мало того, что его скорее всего объявят пропавшим без вести, так еще и Сережа останется без каких-либо объяснений. Когда Арсений уже хочет разозлиться на то, что его оставили одного на непонятной крыше, при том, что он толком не умеет создавать купол, хоть и пытается, на нее с негромким хлопком приземляется какой-то мужик, примерно одного возраста с Шастуном – видимо, он тоже собиратель, и неспеша вышагивает в его сторону. — Арсений, верно? – спрашивает он, приблизившись. Несмотря на руки в карманах, приличное расстояние и абсолютно спокойное лицо, ощущается этот человек... никак. Слишком нейтрально и бесцветно для кого-то, кто может представлять опасность или наоборот – что-то относительно хорошее. Сложить впечатление по одному кинутому взгляду было бы трудно, но сейчас ощущение хоть чего-то, атмосферы, которая должна ощущаться рядом с человеком напрочь отсутствует. Попов осматривает с ног до головы, но толком не понимает, кто это – кажется, он его видел пару дней назад, когда он разговаривал с Антоном. — Ты сам-то кто? — Такой же заложник своей силы, как и ты. Руслан Белый, – он протягивает вперед руку, улыбаясь, и Арсений на секунду зависает. В принципе, рукопожатие его не убьет, да и что ему сделает собиратель, если Антон втолдычил и показал каждому из них, сколько в Арсении энергии, дабы отвадить от части неприятностей, и принципы энергии просто не дадут навредить напрямую. Силы у него забрать не смогут, влезть в голову тоже, а для остального есть мастеркард³. Отмерев, он все же тянет вперед ладонь. — Арсений, – говорит он и хочет сжать чужую руку, но, только коснувшись, дергается – Руслана от одного касания отбрасывает назад на добрый десяток метров, слава богу, не скидывая с крыши, – Извините, – пугается он и спешно подходит к упавшему, пытается снова протянуть руку, чтобы помочь, но сам себя одергивает, – Я не знал, что оно само так может... — Не извиняйся, – Руслан отмахивается от чужих попыток помочь, поднимается и руками отряхивает кофту и штаны – верхнюю одежду он, видимо, презирает, – Все нормально, такое теоретически возможно. Попов выпрямляется и молча ждет, пока ему хоть что-то объяснят. Шастун был бы сейчас очень кстати, но он так и не появляется, только Руслан подходит ближе. — Я тоже собиратель, – начинает последний и убирает руки в карманы с максимально одухотвоенным лицом, собираясь что-то рассказать – Арсений таких предпочитает окрестить слабоумными и смягчить реакцию, – И я, как и ты когда-то, попал под руку Шастуну. — Ты собрался мне рассказать, какой Шастун плохой? – прерывает его Попов. Он, конечно, не делает поспешных выводов, но такая тактика временами описывает самого человека, и слушать сплетни от незнакомого собирателя максимально странно, – Тогда не стоит, я лучше сам встану на эти грабли. — Боже упаси, Арсений! – Руслан поднимает руки и улыбается – не такой реакции ожидал Попов, – Я просто хочу посвятить тебя в прошлое, о котором все в курсе, но каждый умалчивает. Те, кто давно ходят за Шастуном, вряд ли тебе скажут, а я считаю, что умалчивать совсем нечестно. Арсений скептически поднимает бровь, но ничего не отвечает. С чего вдруг у этого Руслана такие "благие" намерения, не понятно, и частота его имени в речи тоже почти напрягает. — Я понимаю тебя прекрасно, Арсений, – Руслан, помимо слов, несоответствующих идущим за ними эмоциям, начинает жестикулировать, – И потому просто хочу посвятить тебя в некоторые моменты из прошлого. Если когда-нибудь в будущем спросишь там так, между строк, он точно сам себя выдаст. Почти сто лет назад он устроил на земле катаклизм из-за своего психоза, и ты здесь только для того, чтобы, пожертвовав своей нормальной жизнью, исправить его ошибки.⌀⌀⌀
Антон приземляется обратно на крышу и в непонимании на секунду замирает. — Это… Снег? — Шастун опускает в него руку, набирая, и крошит. Ощущается неотличимо от настоящего, — Ты решил намутить снега? Арсений поворачивается к нему, и замечает на чужом лице какое-то положительно-нейтральное выражение. Радует, что того хотя бы отпустило от их последнего разговора, но, возможно, грусть ушла не совсем, а просто глубже. Он открывает уже было рот прокомментировать его последние действия, но Антон его перебивает. — Сори, но нам надо торопиться, — он подходит ближе и хочет взять Арсения за руки, чтобы переместить их обратно в дом, но последний делает шаг назад и не дает тому этого сделать. Его разговор с Русланом не вселил в него уверенности, что каждое слово правда, но относительно пошатнуло ощущение от Шастуна, которое появилось с первого момента, будто подсказывая, что здесь безопасно, и все же вряд ли бы Белый соврал о настолько масштабном поступке, что заставляет усомниться в доверии к Антону и его выкрутасам, — Ты чего? Арсений строит почти оскорбленное лицо и говорит уже менее воодушевленно от чужой бодрости: — Было бы неплохо спросить, хочу ли я куда-то перемещаться. — Бля, Арс, я все понимаю, — он трет рукой лицо и взмахивает уже двумя, видимо, не собираясь ничего объяснять. Делает еще один шаг вперед, но Арсений снова тоже отходит назад, — Но Матвиенко разрежет меня на много маленьких Антонов, если мы сейчас не явимся. — Какой Матвиенко, — Попов меняется в лице и говорит так, будто Антон имеет в виду Иисуса, и ему забыл сообщить, что он тут тусуется. Антон все еще пытается к нему подойти, но у него ничего не выходит — Арсений все также плетется назад. Ему совсем не понравились игры с его разумом во время перемещения, и, по ощущениям, он больше, нахуй, не выдержит. Видимо, эта игра Шастуну надоедает, поэтому он выпрямляется и ускоряет шаг, а Арсений быстрее валит назад — хуй там был, а не перемещения — пешочком, но крыша все-таки кончается и Арсений оступается, собираясь превратиться в лепешку в самый неподходящий момент. Антон взмахивает рукой в привычном жесте, тут же оказываясь вплотную, спокойно встает на воздух и ловит Арсения, обхватывая за талию — что-то подсказывает Арсению, что он сделал это нарочно, и возвращает их обоих на твердую поверхность. — Нет, тебе не показалось, — шипит Антон, стоя непозволительно близко, еще и наклоняясь вперед, пока приобнимает одной рукой и жестикулирует второй, — Это именно тот Матвиенко. Он мне душу выел за последнее время своими шаманскими делами по поводу тебя, будто я не собиратель, а изверг какой-то, – договорив, Антон отпускает Арсения и, подняв руку, убирает огромный купол, который был здесь все это время, оказывается, — И если мы сейчас не вернемся, он снова выебет мне мозг, понимаешь? Попов хмыкает и скрещивает руки на груди.⌀⌀⌀
Появляются в доме они только спустя час — Антон заходит в дом и тут же валится без сил на пол, потому что пополнения энергией так и не было, а ему теперь надо бы дожить до завтра без регенерации и пережить шаманские фокусы. Сидящий на диване Матвиенко на это только хмыкает и переводит взгляд на Арсения. Последний настроен явно недружелюбно, судя по рукам на боках, и злобно-оскорбленному выражению лица, которое появляется каждый раз, когда Сережа что-то ему недоговаривает, хоть для остальных оно кажется вполне нейтральным. — Чего так долго? — все-таки спрашивает Сережа, улыбаясь. Он прекрасно знает ответ, но наблюдать, как кто-то мучает Шастуна, или слушать о том, как мучают Шастуна, куда приятнее. — Мы ГуЛяЛи, — с явным недовольством звучит с пола на высоких нотах. — Именно, — Попов скрещивает руки на груди, так и не отводя взгляда от Матвиенко. Тот выглядит абсолютно нормально, даже одет в те же мешковатые вещи, что и обычно, и ничего в нем не выдает принадлежности к каким-то шаманам, — Не хочешь объясниться, Сереж? — теперь и он звучит возмущенно. Сережа хихикает, что-то вырисовывает рукой в воздухе, пытаясь сформулироваться, но не находит ничего лучше, чем прикрыться ответственностью. — Мне нельзя было говорить, — по итогу говорит он, и ожидает всплеска агрессии или обвинений в том, что самый близкий его друг ему не доверился, но Арсений только сдувается и садится на тот же диван, но с другого края. Наверно он был об Арсении чуть более худшего мнения на фоне его психозов после Лазарева, — Я пришел только из-за видений Бебура и слезных мольб лысого⁰, мне, в отличие от некоторых, — произнося это, Матвиенко тыкает Шастуна в бок носком кроссовки¹, и тот все-таки поднимается, сначала просто отряхиваясь руками, а после в привычной манере — взмахом магии, но упреки игнорирует, — Есть, чем заняться. В комнате появляется сам Бебуришвили с истерической улыбкой на лице и раскидывает руки в стороны: — Добро пожаловать в клуб тех, кто ни в чем не виноват, но ухитрился связаться с Антоном! — Согласен, — кивает Шастун и садится все на тот же диван, очевидно, ближе к Арсению, — Захарьин был еще тот мелкий говнюк. — На твоей высоте и Арсений мелкий, — парирует Сережа и садится удобнее: скидывает с ног кроссовки, скрещивает их и откидывается на спинку. Для полной идиллии бы еще поспать около недели, — Да и не то, чтобы Бебур был не прав. Антон возмущенно открывает рот, сводя брови, но ничего не говорит, только показательно толкает того ногой — когда только разулся — и садится к нему спиной. Смотреть на эти стены уже привычнее процесса дыхания, который, по-хорошему для них не обязателен, и пыхтение сзади Сережи, который пытается что-то наколдовать, чтобы ему насолить, такое же привычное. Сюда бы еще Поза, и было бы полное ощущение дома, но тот обещал явиться чуть позже. Арсений, к которому Шастун теперь сидит лицом, молча наблюдает, но не решается вмешиваться. Они знакомы, возможно, дольше, чем он живет, и он в этой компании, конечно, не чувствует себя чужим, но относительно молодым и не до конца в нее вливается. Ему сейчас предостаточно эмоций, чтобы решить поперезнакомиться с кучей человек ради ничего. Собравшись с мыслями, Арсений встает в дивана, открывает рот в еще неозвученном вопросе, привлекая внимание всех, кроме Сережи, который в этот же момент усаживается в позу йога, просит Арсения сесть обратно таким тоном, будто спасает его от цунами, и открывает глаза. Светящиеся, светло-бирюзовые глаза – не собиратели, а феи Винкс. Медленно начиная левитировать над диваном, он снова закрывает глаза и в этот момент в комнату заходит Позов. Узнает кого-то в Сереже, судя по взгляду, и подходит ближе. — Ничего руками не трогаем, — зачем-то предупреждает Матвиенко изменившимся, будто осипшим голосом. Все также левитируя, он перемещается в центр комнаты и раскидывает руки в стороны, за которыми над ними формируется какой-то купол. В отличие от защиты, которой пользуется Антон, этот купол не прозрачный, а полностью цветной, будто обклеенный узорами снутри, без определенного рисунка, но чем-то напоминающим картинки галактик и более крупных скоплений звезд, только ярче, да и черного нет в принципе, — Антон, вставай в центр. Шастун кидает на него недовольный взгляд и встает примерно туда, куда нужно. Он путешествует таким способом максимально редко, но каждое ненавидит. — А что, собственно, происходит? — спрашивает Арсений у Димы шепотом. Картина представляется завораживающая, но совать в купол руку он пока не торопится. — Обряд, — таким же шепотом отвечает гений наблюдения. — Спасибо, я даже сначала не понял². То есть ты не в курсе? — Сам не до конца понимаю, в курсе ли я. Сережа, игнорирующий диалог, наконец встает на пол без своего свечения и тянет руки к куполу. Место соприкосновения с ладонями начинает немного светиться и оттуда, будто жидкость в космосе, движется непостоянной формы масса — Арсений кривится и делает шаг назад. Жидкость облетает Антона, облепляя как спасательный круг, но все еще не касается, пока сам Шастун даже дышит поверхностно, чтобы не задеть эту хуйню раньше времени — однажды он решил, что ему ничего не будет, и практически уперся в это нечто логтем, пока то не успело даже закольцеваться вокруг, и его отбросило по случайным кадрам прошлого и будущего этой реальности, параллельной, и выбросило обратно не сразу — нужное, конечно, показало, но только через час и тряхнуло нехило. Матвиенко тогда просто махнул рукой и сказал что-то типа «Так ему и надо», а Дима бессовестно ржал первые пять минут, а остальные пытался вытрясти с Матвиенко гарантию целостности друга. — Что именно ты хочешь узнать? — спрашивает Антон, поглядывая на летающую жижу с недоверием. — А это не ко мне вопрос. Видения Бебура адресованы тебе, а настаивал Дима. Сережа, который до этого держал руки почти неподвижно, видимо, управляя этой штукой, сводит их вместе до хлопка и жижа облепляет Шастуна, отправляя во временное и пространственное слайдшоу. Его, как и всегда разматывает на атомы и лишь потом сшивает обратно: он оказывается в недалеком прошлом, в какой-то советской квартире, видит на руках у женщины маленького ребенка, мирно лежащего и укутанного в пеленку. Антон успевает только наклониться чуть ближе, поймать чужой взгляд, направленный точно на него — ему это должно казаться, так как человек его видеть не может, запоминает только забавный нос и ярко-голубые глаза, и следующие моменты он еле успевает вообще поймать взглядом: еще более далекое прошлое, в котором узнается место, в котором рос сам Антон, череда небольших зданий из того же Петербурга, улицы, люди, здания — он больше не переносится во времени, но место не определяется одно, оно постоянно сменяется. Почти во всех местах он замечает бегающих по улицам и домам сумпатисов, а на последнем — текигара, выглядящего не как обычно. Обычно спокойные, безразличные и не чувствительные ко всему, они просто перемещаются по планете в бесконечном, не совсем случайном пути, служа фильтром для энергии, а этот, отличающийся и внешне: по всему его силуэту расходятся трещины, из которых будто сочится что-то красное, не похожее на кровь, само тело, раньше похожее на манекен, облепленный картинкой космоса, теперь совсем мутный и на нем не разглядеть ни одной звезды, и по поведению, двигается слишком быстро. Спустя несколько секунд замечает силуэт Антона и начинает двигаться в его сторону. — Блять, блять, блять, — паникует Антон и оглядывается по сторонам. Раньше он не двигался почти при таких перемещениях, но сейчас эта хрень может его расквасить, если он не свалит от нее подальше. Вряд ли здание остановит текигара в перемещении, но так его будет труднее обнаружить. Развернувшись, он пытается бежать, но выходит совсем слабо — он бежит будто замедленный, и все это больше напоминает ночной кошмар, возвращающийся время от времени, но никак не шаманские приколы. Антон сдвигается на какое-то расстояние, но толку от этого мало — это существо куда быстрее — все-таки спотыкается и падает на землю, протаранив дорогу подбородком и ладонями. Обернувшись, он видит тянущуюся к нему конечность, похожую на жуткую полупрозрачную руку в варежке, и в последний момент его все же возвращают обратно. Подняв голову, он понимает, что также лежит, все, стоящие вокруг него, удивленно смотрят на его положение в пространстве, а Дима садится на корточки и за несколько секунд очищает и заживляет рану на подбородке и ладонях — энергия Антона ослаблена настолько, что уже не исцеляет. — Что с тобой? — спрашивает Арсений, тоже наклоняясь и помогая подняться. Его одежда, потрепанная падением и пылью, выглядит как то, с чем Арсений должен справиться — должен же он постепенно использовать свою энергию. Помедлив пару секунд, он слегка поворачивает запястье, не поднимая руку, и концентрируется на задаче. Грязь с одежды пропадает, и на вид он вполне себе справился — наблюдающий за этим Антон тепло улыбается и хлопает по плечу, но вопрос игнорирует, просто пересказывая увиденное. Спустя полчаса споров о том, что значили эти видения и что с ними делать, Матвиенко приходит к выводу, что его надо отправить в прошлое, и, хотя Бебур настаивает на том, чтобы дополнительно помучить Антона, отправив в еще несколько видений, остальные соглашаются с первым. — Арс, нам надо поговорить, – хлопает Сережа того по плечу, уводя куда-то в сторону. Попов пожимает плечами, кивает зачем-то Антону, мол, я отойду, и идет следом за Матвиенко, копируя его походку, пока тот не видит и пытается вспомнить, в какой стороне балкон. То, что эта квартира является коттеджем, по сути, никого не смущает, и никто его так не называет, но Арсений от этого еще какое-то время приходит в восторг: жить в коттедже, несмотря на его доход, кажется, чем-то сверх богатым. Они выходят на балкон, натыкаясь на Макара. Тот, кивнув Арсению и подав Сереже руку, кладет трубку и уходит. Матвиенко начинает диалог первым: — Что он тебе наговорил? — Кто из? — Длинный, конечно, – он пожимает плечами и руками опирается на хлипкое ограждение, смотря куда-то вперед, но так и не найдя того, что искал, поворачивается к Арсению всем корпусом, – Я его не так часто вижу, но хорошо помню, что у него в жопе шипо и сено в голове. — Тебе не кажется, что это грубовато? – Попов игнорирует прямые взгляды и продолжает смотреть в никуда, скрестив руки на груди. Его серьезное лицо для важных разговоров раздражает Сережу, но он по-прежнему продолжает не комментировать это, думая, что тому просто так легче. В конце концов, он пока не знает, сколько чухни ему наплел Шастун, будучи в таком состоянии, – Ему же много лет, да и не кажется он дураком. — Я и не сказал, что он дурак, я сказал, что у него в голове сено. А мозги его просто в параллельной вселенной плавают, вот и соображает долго. Арсений закатывает глаза на философские изречения и перестает смотреть просто на здание – выискивает какого-то человека и ждет, пока тот скроется где-то за поворотом. Его друг даже не пытается оправдываться, что он, оказывается, если не бессмертное, то явно близкое к этому существо, и при этом ухитряется кого-то осуждать за интеллект. — Ты явно не для этого меня сюда звал. Какую страшную тайну ты хотел мне поведать? – спрашивает он наигранно таинственно. Его эти сказки порядком измотали, и никому не приходит в голову, что он, возможно, не хочет в этом жить или попросту не привык еще для глубокой рефлексии ощущений. Тот же Сережа привык его видеть другим, да и самому непривычно от того, насколько сильно внутри копятся эмоции и следующие за ними физические проявления, но сам факт того, что он случайным образом пересек нраницу невозврата, ввязался во все это – пока все же интересно, тем не менее – является достаточной причиной для того, чтобы загрузиться. Каждый считает своим долгом рассказать что-то про Шастуна, видимо, и это порядком раздражает – тот еще не умер, чтобы рассказывать про него легенды и небылицы. — Мои тайны тебя все же не касаются, но то, что рассказал тебе Шастун про энергию, не совсем верно. Я не знаю всего, на видения опираюсь. Поэтому хочу от тебя услышать. — Да что ж вы все заладили про него! – всплескивает руками он, частично прекращая себя сдерживать, – Каждый вдруг решил, что срочно нужно что-то страшное мне про него рассказать, чтобы я вдруг не подумал, что он хороший! Щас сюда спустится фея и тоже мне начнет заливать что-то, чтобы разнообразие было! Я сам разберусь, лучше бы с магией помогли! – на последних словах он взмахивает рукой, создавая какую-то воздушную волну, которая врезается в Матвиенко, никак его не задевая, и уходит дальше, ломая ближние деревья и заставляя на всех машинах внизу включиться сигнализации. На секунду кажется, что дом напротив тоже не совсем выдерживает этого, но Арсений, испугавшись собственного порыва, прижимает руку к груди, переводит взгляд на хихикающее лицо и уходит внутрь. Отыскав комнату, которую нарекли его, хлопает дверью и игнорирует попытки Матвиенко до него дозваться. Спустя минуту дверь медленно открывается, из-за нее выглядывает кудрявая голова и вопросительное лицо Шастуна следом. — Разрешите докопаться? – кивает оно и, не дождавшись ответа, входит. Параллельно Антон замечает, что подвергшаяся вандализму дверь немного косит, и выпрямляет ее, – Матвиеныч еще тот прикол, но чем он тебя ухитрился выбесить? — Думаю, я в силах сам с ним разобраться, – ровно говорит Арсений и садится на кровать, лицом к окну, почти отвернувшись от Шастуна. — Не сомневаюсь, просто хочу помочь, – он подсаживается рядом на кровать и тянет руку как для рукопожатия. На вопросительно поднятую бровь тот улыбается, – Дай руку. Засомневавшись на секунду, Попов протягивает ладонь и Антон поворачивает ее тыльной стороной вверх, укладывая поверх собственной левой. — А теперь визуализируй то, что я просил до этого. — Ты издеваешься? – снова вспыхивает Арсений и хочет выдернуть руку, но ее, видимо, держат чуть сильнее, чем казалось, и Антон медленно повторяет просьбу, не реагируя на чужие эмоции. Закатив глаза, Попов выполняет просьбу и пытается создать кучу карандашей, которые буквально сыпятся из руки, но, вглядевшись, он понимает, что ни один из них, по сути, не является карандашом: кривые, шарообразные, металлические, полностью деревянные или наоборот графитовые, они почти все кажутся похожими на нужный, но ни один таковым не является. — Из-за того, что в тебе очень много силы, тебе сложнее сделать самое простое, – Антон выпускает из цепкой хватки чужую ладонь, которая пока лежит на месте, и второй притягивает к себе один случайный недо-карандаш, рассматривая. Арсений смотрит на него уже не злобно, отчего становится легче, – Эмоции все усиливают и выходит хуйня какая-то. А так как тебе все равно так или иначе захочется использовать силу в чем-то, касающемся тебя или других, это может быть для всех опасно. — И при чем тут Матвиенко? – спрашивает Попов спокойно. — При чем тут Матвиенко? Я просто отвлек, а дальше сами разберетесь, ты же сам сказал. Арсений хмыкает, улыбаясь, и кивает сам себе, что можно было и так, но не особо меняет положение и утыкается лбом в чужое плечо – несмотря на рассказы всех вокруг и собственные мыслеизречения, Антон ухитряется навязать чувство спокойствия и комфорта, будто его границы облепляют его так плотно, что до них не добраться, и то, что кажется неуместным по отношению к кому-то, в отношении Антона ощущается не иначе как «правильно». Злость исчезает так же быстро, как появилась, и остается лишь периферийная нервозность, которая пока не ощущается. Арсений чувствует, как бессознательно медленно делится своей энергией, при этом совершенно не ощущая чужой. Вспоминаются слова Белого, в которых, возможно, есть доля разумного, но верить он им не спешит – достаточно и бессознательного сравнения с чужой правдой. — Прости, что ввязал тебя во все это, – неожиданно говорит Шастун, – Есть ощущение, что тебе все это не нравится куда сильнее, чем кажется. — Ты прав, – Арсений поднимает голову и замечает, как Антон от этих слов чуть больше горбится и смотрит куда-то на валяющиеся по всему полу карандаши – он не собирался услышать оправдания, что никто не виноват и поэтому Арсений продолжает, – Но это только из-за того, что чувствую себя атомной бомбой в детском саду. Если бы я не хотел, я бы потребовал вернуть меня как можно быстрее, поверь мне. — Да? – Шастун несмело улыбается и поднимает взгляд. В уголках глаз собираются лучики, Попов вспоминает, что Дима в их недавнем диалоге назвал Антона солнечным, и мысленно с ним соглашается. Антон неожиданно тянется вперед и обнимает того за плечи, никак не комментируя свой порыв, и Арсений в ответ аккуратно кладет руку тому на спину – он каким-то образом чувствует чужой пульс, который ощущается ближе к спокойному и ловит себя на том, что с трудом отличает его от собственного.⌀⌀⌀
Через полчаса Сережа снова зовет Диму, Антона и Арсения в зал и говорит, что они с Бебуром смогут отправить их в прошлое – в момент появления странных текинаров и подобий черных дыр, и найти причину их появления – и они, переглянувшись, соглашаются. — Кто-то из вас пойдет с нами? – спрашивает Дима у Матвиенко и Бебуришвили. — Я пойду, чтобы проследить, что можно, а что нельзя, – Сережа снова начинает опускать купол, но при этом вместе с Андреем, – Встаньте поближе к центру, и не двигайтесь. Арсений кидает на Антона взгляд и замечает, как тот нервно теребит руками край рубашки, вроде реагируя на слова, но думая явно не о своей неподвижности. — Эй, – шепотом произносит он и тыкает в того логтем. Антон вопросительно на него смотрит, – Думай о том, что тебе скоро полегчает. — Уверен? – Сережа шикает на него, но наткнувшись на убийственное выражение лица Арсения, закатывает глаза и продолжает что-то шептать. — Проходили. Шастун хмыкает, разворачиваясь, и через секунду их четверых с хлопком облепляет все та же субстанция, окутывая в себя как в оболочку. Боковым зрением Попов видит, как позади Бебура кто-то появляется, но не успевает оформить мысль, чувствуя, как его, словно мешок с костями, встряхивает, перемещая.