***
Луна темнеет. Сокка отбрасывает веревку. Отбрасывает все мысли, кроме «Мы обречены» и «Юэ ушла». Каким-то образом луна снова восходит. (После битвы Аанг возвращается туда, где они оставили Зуко, только чтобы найти одеяло ровного, нетронутого снега. Зуко, очевидно, сбежал, чтобы помучить их еще раз, но Сокка не может заставить себя беспокоиться об этом прямо сейчас.) Когда восходит солнце, луна должна снова зайти. Сокка чувствует, как призрачная рука касается его шеи, когда солнечные лучи занимают небо. Это, несомненно, ее прощание.***
Только вот это не так. Он снова улыбается, когда забирается в гамак и чувствует быстрое щекочущее прикосновение во сне, такое легкое, что ему может показаться. Когда он просыпается, то получает щелчок по подбородку, который заставляет его нахмуриться, потому что он немного щиплет. Может быть, есть какие-то сложности с обучением тому, как стать духом луны. Гипотеза 1: Присутствие Юэ все еще задерживается здесь, благословляя его прикосновениями с другой стороны. Но сейчас солнечно, и луны нигде не видно. Поэтому рациональная сторона Сокки с сожалением указывает, что это может быть вовсе не Юэ. Гипотеза 2: Сокка все это воображает, потому что страдает от нервов после боя и плохо управляемого горя. Он остается дерганым всю дорогу до их встречи с генералом Царства Земли Фонгом, постоянно оглядываясь через плечо и бросая подозрительные взгляды на Момо всякий раз, когда тот оказывается на расстоянии вытянутой руки. Но кроме одного ужасного укуса на щеке — что оказывается обычной миллимухой, только что размазанной по этой самой щеке, — он не чувствует ничего необычного. Как только он оказывается в безопасности в гарнизоне Фонга, адреналин после Северного полюса медленно спадает. Дерганность исчезает вместе с ним. Гипотеза 2 подтверждена — это не то, что не вылечит хороший ночной сон. (В тот вечер он чувствует смутное напряжение в лодыжках, когда пытается убедить Аанга позволить Фонгу поступить по-своему и убить Хозяина Огня каким-нибудь милым действием в состоянии Аватара. Сокка отвергает это как игру своего воображения. Выброс, который не следует учитывать.)***
Генерал Фонг обдумывает список собственных гипотез, пытаясь силой втянуть Аанга в состояние Аватара. Он пытается подсадить Аанга на чай, усиливающий ци, но, похоже, это не дает никакого эффекта, кроме удвоения его обычной гиперактивности. Более поздняя стратегия включает в себя мудреца Царства Земли, который одевает Аанга в церемониальные одежды всех четырех народов, а затем продолжает соединять четыре элемента вместе в чаше. Вода. Земля. Огонь… Мудрец снимает со стены зажженный факел и подносит его ближе ко всем, намереваясь бросить в миску с грязью, но огонь прыгает. Пламя выпрыгивает из факела и дугой устремляется вперед, протягивая свои огненные щупальца прямо к Аангу… Который сдувает его одним огромным порывом. Генерал Фонг с интересом хлопает в ладоши. — Ты уже изучал покорение огня? — Едва ли, — Аанг качает головой. — Я этого не делал. По крайней мере, не нарочно. — Тогда это признак твоих подсознательных способностей, — восхищается генерал. — Это, должно быть, шаг на пути к состоянию Аватара. Принесите еще один факел. Ну же, Аватар, покажи нам свою силу! Мудрец приносит новый факел. Аанг пыхтит, тяжело дышит и имитирует случайные позы покорения огня, которые он, вероятно, скопировал у Зуко — стойки выглядят неправильно, но кто такой Сокка, чтобы судить — и пламя ничего не делает. Оно мерцает и дрожит, выглядя абсолютно, злобно обычным, пока Аанг не напрягает воздух слишком сильно и не выдувает его.***
Сегодня луна идет на убыль. Сокка спит как бревно, совершенно свободный от призрачных прикосновений или каких-либо других надоедливых сверхъестественных явлений. Дело закрыто.***
Фонг оказывается более чем немного чокнутым, потому что, по-видимому, путешествие с Аватаром означает, что у вас никогда не будет хороших вещей. Сокка бьет Фонга бумерангом по голове, и они снова забираются на Аппу. Только он, Катара и Аанг на пути в Омашу. (Сокка подпрыгивает, чувствуя, как кто-то тычет пальцем ему в поясницу. Но когда он оборачивается, то видит только Момо, сидящего позади него и смотрящего на него широко раскрытыми подозрительными глазами.) — Секретный туннель! Секретный туннель! Через горы, секретный, секретный, секретный, секретный туннель! Они убегают от Фонга и бегут прямо в лапы толпы невоздушных кочевников, в главной роли которых играет неординарный музыкант Чонг, у которого может быть кратковременная амнезия. Один из кочевников рассказывает о водопаде, который образует бесконечную радугу. Чуть более полезно то, что Чонг утверждает, что есть тайный ход в Омашу, прямо через горы. После того как на не секретном маршруте их чуть не убивают пушечными ядрами Народа Огня, Сокка неохотно следует за кочевниками в проход. Это просто подземный туннель, вырубленный покорителями земли. В этом не было ничего странного или необычного... — На самом деле это не один туннель, — говорит Чонг. — Влюбленные не хотели, чтобы кто-нибудь узнал об их любви, поэтому построили целый лабиринт. — Лабиринт? — возмущенно спрашивает Сокка. — Все, что вам нужно, — это верить в любовь, — успокаивает его один из кочевников. — Согласно проклятию. — Проклятию? — кричит Сокка. Кажется, никто больше не слушает. Его никто никогда не слушает. Согласно этому предполагаемому проклятию, только те, кто «верит в любовь», могут пройти этот лабиринт. Это расплывчатая формулировка, и на секунду Сокка предпочел бы снова рискнуть пушечными ядрами Народа Огня. Затем Аанг — мастер равновесия и любви, и мерзко влюбленный в младшую сестру Сокки — побеждает его, а затем Народ Огня приближается и прижимает их внутри проклятого лабиринта, с кучей гигантских драконьих статуй, которые выглядят так, будто они наблюдают. Ни в малейшей степени не жутко. Народ Огня взрывает вход, заперев их всех в мрачной тьме, и Сокка с каждой секундой все меньше доверяет любви. И все же он не теряет хладнокровия. В конце концов, он непоколебимый эксперт-исследователь, и поэтому он относится к этому так, как поступил бы любой разумный человек, попавший в ловушку, возможно, проклятого лабиринта. Он оценивает их запасы — пять факелов, каждый из которых способен продержаться два часа. Затем он берет ручку и бумагу и начинает рисовать карту. Это был бы надежный план, если бы стены хотя бы на минуту замерли. — Сокка, — жалуется Катара через минуту, — это уже десятый тупик, в который ты нас завел! Он свирепо смотрит на тропинку перед ними, перекрытую камнями. Затем он впивается взглядом в свою карту. — Это не имеет смысла, мы уже прошли этим путем! — Нам не нужна карта, — нараспев говорит Чонг. — Нам просто нужна любовь! Сокка продолжает ходить, полностью игнорируя его. Затем что-то касается его затылка, и он со вскриком роняет карту. Удивленные, все поворачиваются к нему. — Позади меня что-то было, — протестует он. — Нет? — Аанг пожимает плечами. — По крайней мере, я ничего не видел, извини. — Я тоже, — говорит Катара, озабоченно хмурясь. — Может, ты просто нервничаешь. Тебе было бы лучше, если бы у тебя был факел? Сокка возмущен этим замечанием. Он — испытанный в боях воин. Ему не нужно лично нести факел, даже если ползание по проклятой и научно приводящей в бешенство системе тоннелей вызывает у него головокружение. — ... Да, с удовольствием, — забрав у Чонга факел, он сворачивает карту и объявляет о завершении своего обширного научного исследования. — Есть только одна причина, по которой карта не выведет нас отсюда — туннели, должно быть, меняются. Это вызывает легкую панику в их веселой компании. — Я знал, что нам не следовало сюда спускаться, — кричит Чонг. — Верно, — невозмутимо отвечает Сокка. — Если бы мы только послушали тебя. Он шеей чувствует вздох, похожий на смешок, но Сокка крепче сжимает свой факел и упорно игнорирует это. — Всем тихо, — говорит Катара. — Послушайте! А теперь по пещерам с воем проносится призрачный шум, и да, им действительно не следовало спускаться сюда. И все же Сокка изо всех сил старается не выказывать страха, стоя во весь рост с факелом лицом к темноте. Затем из туннеля выныривает летучий мышеволк и пикирует прямо на него. Сначала Сокка пригибается, но, когда он облетает их всех с оскаленными клыками, он поднимает свой факел и пытается взмахнуть им в воздухе. Он хочет просто отпугнуть зверя. И все же пламя выпрыгивает из его факела, как будто он бросил его, более эффективно, чем он ожидал. Крыло летучего мышеволка загорается. Дымящаяся туша штопором проносится по воздуху, визжа и отпугивая всех остальных в сторону, прежде чем спиралью опуститься на ногу Аппы. Слава духам, его шерсть не загорелась, но он взвыл от боли и начал дико бросаться на стены пещеры. Сначала Сокка остается на одном месте, ошеломленный тем, что тоннели начинают разрушаться, но затем кто-то больно дергает его за хвост, оттаскивая назад, как раз перед тем, как массивная каменная плита падает прямо там, где он стоял. Он встает, задыхаясь от пыли, одной рукой все еще сжимая факел. Затем он смотрит на настоящую стену из камней, отделяющую его от всех остальных, визжит, как летучий мышеволк, и начинает копать, размахивая конечностями, пытаясь прорваться прямо сквозь нее. Он роет и роет, но это бесполезно. Он один. Судя по боли в руках, он копал по крайней мере полчаса, но факел все еще горит сильно, почти не потеряв своей первоначальной длины. Сокка обдумывает это, а затем отмахивается от несоответствия — должно быть, он переоценивает, как долго работал. Во всем виноваты остатки усталости от... ну, от всего остального. Сокка встает и плетется вперед. Он думает, что это вперед. Он держит карту под мышкой, но, честно говоря, теперь у него есть некоторые сомнения по поводу такого подхода. Логика, возможно, подводит. И все же интуиция может вытащить его из этого положения. Инстинкты Сокки сработают в любую секунду. Поэтому он продолжает идти вперед и влево, и затем назад, и затем вправо, и затем снова немного назад, и бац, его инстинкты срабатывают (понимаешь, Катара?). Там есть большая круглая дверь из камня, и ясно, что это выход. Он спасен! Затем ему приходит в голову, что это большая круглая дверь из камня, без ручки. Нахмурившись, он поднимает факел и рассматривает его чуть внимательнее. Это мало чем отличается от той двери в Храме Воздуха, которая открылась покорением воздуха, или от той, которую Мудрецы Огня открыли с помощью покорения огня. — Ключ — покорение земли, — бормочет Сокка себе под нос. Иногда помогает проговаривать свои планы вслух и делать вид, что кто-то слушает. В этом нет ничего странного. Ни капельки. Он опускается на колени и внимательно осматривает дверь. На ней замысловатый узор, круглая кайма с углублениями по краю, но резьба выглядит старше и проще, чем в других храмах. — Может быть, здесь сработает поддельное покорение земли, — замечает он. Он протягивает руку, чтобы коснуться, возможно, проклятой древней скульптуры. Через секунду он подходит близко к границе, засовывая руку прямо в одну из линий, вырезанных глубоко в камне. Там что-то есть. Сокка достает факел, и в свете огня виднеется рудиментарный запорный механизм. Если он только найдет ключ, кусок камня, чтобы воткнуть его внутрь, может быть, ему удастся обманом заставить дверь открыться. Он делает шаг назад и осматривается. За ним наблюдает еще одна жуткая драконья статуя. Когда он приглядывается повнимательнее, то понимает, что нет, это кротобарсуки, творчески переосмысленные и со странными шипами на головах. Странные шипы на головах, которые выглядят так же, как и пазы в двери. Сокка взвешивает все «за» и «против» осквернения древней статуи животного-покровителя покорения земли и решает, что да, оно того стоит. Он целится бумерангом, и кусок камня размером с ключ с грохотом падает вниз. Он подбирает его с пола и тащит к двери. Да, он точно определил размер — по крайней мере, с одной стороны куска. Другой край весь шершавый и неровный там, где он откололся от статуи, но эй, Сокка просто оставит эту сторону открытой. Он вставляет гладкую сторону в одну из канавок и чувствует аккуратный щелчок. — Хорошая мысль, — говорит он себе, потому что немного заслуженной гордости никогда не вредит чьему-либо психическому здоровью. — Так что теперь нам нужно всего лишь один, два, три... еще семь таких же. Там восемь пазов, и поначалу кажется, что ему нужно просто вставить восемь осколков одновременно. Но это неправильно; замки других храмов требовали чудовищного покорения. И все же любой покоритель земли мог отрубить восемь камней и засунуть их в дыры. Наверняка здесь кроется какой-то более сложный трюк. Кроме того, лучше бы это было не так, потому что на статуях осталось всего пять головных шипов. Он убирает камень и поворачивается, надеясь найти еще какие-нибудь подсказки. Может быть, в тоннеле прячется еще одна статуя, у которой можно украсть шипы? И все же краем глаза он замечает, что пламя его факела кренится в сторону, как будто дует ветерок, хотя Сокка его не чувствует. — Я мертв? — кричит он лабиринту. — Неужели я умер и стал невосприимчив к ветру? Потому что, не поймите меня неправильно, это было бы очень полезно дома зимой, но это все еще не то, на что я подписался здесь? Пламя его факела снова успокаивается, и Сокка через секунду смеется. Есть вполне рациональная причина, по которой пламя странно прыгает. Механист насыпал порошки в свечи, чтобы они мерцали по команде и издавали особые звуки. Очевидно, кочевники тоже что-то сделали со своими факелами — не с какой-то ясной целью, а просто потому, что им нравится хаос. Тем не менее, без особой причины, он смотрит в ту сторону, куда указывало пламя. Там есть пилястры, обрамляющие дверь, колонны, вделанные в стену, и надпись на пьедестале одной из них. «Пусть все будет по порядку». Сокка проверяет другой пьедестал и находит то же самое сообщение. — Верно, — протягивает он. — Жуткий лабиринт с движущимися стенами действительно заботится о логике и порядке. Я полностью в это верю. Он с раздражением падает на пьедестал. Смотрит на факел, который сгорит меньше чем через два часа, хотя пока он все еще выглядит новым. (В этом есть своя маленькая тайна, но для разнообразия она приносит пользу Сокке. Он не собирается сейчас сомневаться в этом.) — Пусть все будет в порядке, — бормочет он себе под нос. Затем он вскакивает и снова смотрит на восемь канавок. — Может быть, есть какая-то комбинация. Мне просто нужно найти правильный порядок. Он щурится, быстро подсчитывая в уме. Существует сорок тысяч возможных последовательностей восьми канавок. Любому старому любителю невозможно открыть дверь, но, может быть, опытный покоритель земли почувствует, как камень встает на место. Это вполне логично. Жаль, что у него нет под рукой опытного покорителя земли. — Значит, внутри, вероятно, есть металлический запорный механизм, — размышляет он, не обращая внимания на жуткое эхо своего голоса. — Значит, ни один старый покоритель земли не сможет туда попасть. Только те, кто чувствует правильный порядок. Он пытается прижаться ухом к стене и воткнуть камень в случайную канавку. Раздается щелчок, такой же, как и раньше. Он пробует остальные семь, карабкается на дверь и балансирует на резном украшении, как на карнизе. Есть еще семь щелчков. Все они звучат совершенно одинаково. Он спрыгивает вниз с недовольным ворчанием. Его факел все еще весело горит. Он смотрит вниз, на кажущиеся бесконечными туннели, и сверяется с картой, которую он сделал, покрытой крест-накрест частями, которые он нацарапал. На данный момент у него нет лучшего плана. Поэтому он пробует снова, двигая блок по кругу, прислушиваясь так внимательно, как только может, к щелчку, который не похож на другие. С четвертой попытки он слышит странный удар по костяшкам пальцев, как будто каменная сторона канавки подпрыгнула, чтобы коснуться его, хотя этого никак не могло быть. Он не покоритель земли. Сокка пристально смотрит на канавку, а затем решает довериться своим инстинктам. Он начинает рисовать новую схему на обратной стороне карты. — Итак, самый правый внизу идет первым, что оставляет семь вариантов для следующего. Он снова пробует все семь, двигаясь по часовой стрелке. Ничего. — Что? — говорит Сокка. — Я должен делать все в правильном порядке? Ответа нет. Внезапно Сокка по-настоящему надеется, что замок не хочет, чтобы он использовал пазы повторно, потому что тогда существует бесконечно много вариантов, и он никогда не выберется отсюда. Со стоном он вставляет камень в первую канавку, а затем пытается двигаться против часовой стрелки. Когда он вставляет блок в свою следующую догадку, он чувствует щелчок, а затем то же самое странное ощущение постукивания. — ...Хм. Он продолжает, сначала пробивая канавки, которые уже вычислил, а затем продолжая идти вперед, пробуя новые места, пока не раздается еще один удобный щелчок. Очевидно, он настроился на систему тумблеров внутри замка, потому что она стала скрипучей с возрастом или потому, что его инстинкты просто потрясающие. Встав на цыпочки, чтобы дотянуться до верхней части двери, он вставляет ключ и чувствует щелчок и странное запоздалое постукивание. Затем грохочет вся дверь, бросая его на землю, и она медленно отодвигается, открывая… Это не выход. — Ты что, издеваешься надо мной? — скулит Сокка. Он может полностью предаваться детскому драматизму, не то чтобы его кто-то слышал. Затем он входит в эту новую проклятую комнату, полную пыли и темную, как могила. Ох. Это гробница. Сокка спускается в самый конец коридора. В центре — два саркофага, поднятых на гигантский каменный круг-пьедестал, с резьбой по бокам. Он опускается на колени, чтобы рассмотреть их, наверняка представляя себе, что его факел вспыхивает, освещая их более ясно. — Итак, у нас двое влюбленных, — бормочет он себе под нос. — Они из двух разных деревень, по разные стороны войны. Совершенно нормально. И они учатся покорению земли, чтобы встретиться друг с другом, и.....они вместе создали проклятый лабиринт. Ну, все, что вас возбуждает. А потом... Ох. Парень внезапно умирает. Сокка чувствует, что история должна была пойти совсем не так. Затем девушка теряет его и прекращает войну массированным вмешательством покорения земли, и она создает новый город под названием Омашу, потому что ее звали Ома, а ее возлюбленного — Шу. По мнению Сокки, смешать имена пары — не самый лучший способ назвать что-либо, но опять же никто не спрашивал. — Отличная история происхождения, — говорит Сокка. — А теперь, черт возьми, как мне отсюда выбраться? Он поднимает факел, ища дальнейшие подсказки. Он находит их в виде двух гигантских статуй, целующих друг друга, плюс надпись: «Любовь ярче всего в темноте». Сокка принимает это и со стоном опускается на землю. После тщательного изучения улик он готов признать, что в этом месте может твориться какая-то магия. Он слишком много раз терялся и попадал в тупики, чтобы поверить, что выберется оттуда без какого-то сверхъестественного вмешательства. Это означает, что он должен играть в ту игру, которую устроила Ома здесь, все эти века назад. (Разве это убило бы ее, если бы она немного прояснила правила?) — Любовь ярче всего во тьме, — повторяет он про себя. — Это может быть случайная банальность. Это может быть намек, как в том, что касается порядка. Может быть, мне действительно нужно «верить в любовь». Он машет факелом, надеясь обнаружить более полезные надписи. Не повезло. Может быть, если это волшебный лабиринт, то он слушает. Это жутко, как и все остальное, но Сокка вздыхает и смиряется с тем фактом, что теперь это его жизнь. — Я люблю свою семью, — говорит он. — Я знаю, что причиняю Катаре боль, но она добрая и такая умная, и я очень надеюсь, что она выберется отсюда, даже если... если я этого не сделаю. — Он делает глубокий вдох. — Я скучаю по папе каждый день. Я понимаю, что был слишком молод для войны, когда он ушел, но.....Я все еще жалею, что не мог пойти с ним. И я скучаю по маме. И я действительно люблю ее, даже если не могу вспомнить ее правильно, не после Народа Огня ... Он замолкает. Рядом с ним его странный маленький факел, кажется, светится немного ярче. Затем он опрокидывается, содрогаясь, как это делает Сокка. Он решительно берет свое дыхание под контроль. — И я люблю Аанга. Не так! Я имею в виду, что парни замечательные и великолепные, и он Аватар, но ему еще и двенадцать. И он лысый. Не то, чтобы лысина строго выбивала парня из конкуренции... — он внезапно осознает, что Зуко тоже может быть в этом конкретном соревновании, и это проклятая мысль, которую он заталкивает туда, откуда она пришла... — но он все равно влюблен в Катару. Я люблю Аппу и Момо. Я... любил Юэ. Мне хотелось бы верить, что она все еще это знает. Он делает это несколько минут, прежде чем поворачивает голову к целующимся статуям и кричит: — У вас есть моя трагическая предыстория, могу я найти выход? Ни звука. Никаких признаков того, что кому-то или чему-то есть до этого дело. Сокка вскакивает на ноги, внезапно чувствуя себя одиноким и, возможно, немного истеричным. — Ладно, может, вы хотите, чтобы я понял это буквально? Это то, чего вы хотите? Настоящий поцелуй? Он опускается на колени и прижимается губами к рисунку на каменном круге, тому самому, где целовались Ома и Шу. Кто знает, может быть, это ключ к еще одному странному замку покорения земли. Ничего. Он разворачивается и запрыгивает на колени статуй, чтобы дотянуться до надписи «любовь ярче всего». Он оглядывается в поисках какого-нибудь запирающего механизма. Не найдя ничего, он целует и ее тоже. — Серьезно? — требует он. Он опускает факел — осторожно подвешивает его к краю каменного пьедестала и придавливает камнями, чтобы тот не упал, — и встает перед статуями, уперев руки в бока. Через несколько секунд он прокладывает маршрут вверх. Затем он делает выпад, перепрыгивает через статуи — и, черт возьми, Ома, вероятно, не ценит его хватку прямо сейчас — и прижимается губами прямо к тому месту, где их губы встречаются. Он пробует это пару раз, регулируя угол наклона для оптимального... чего-то. Наконец, он сползает обратно и размышляет о поражении. — Нет, — говорит он комкам пыли. — У меня есть еще один план. Он снова берет факел и запрыгивает на пьедестал, направляясь к саркофагам. — Итак, — говорит он, подходя к ближайшему, — я понятия не имею, Ома ты или Шу, но, думаю, хорошо, что я не против в любом случае? Он зажимает нос и слегка касается губами крышки саркофага. Затем он переключается на другую. Затем он отчаянно вытирает рот подолом рубашки, потому что на его губах определенно скопилась пыль за пару веков, как самая плохая в мире помада. Нахмурившись, когда ничего не происходит, он обходит их пару раз, проверяя, нет ли петель, защелок или… Щель! На краю одного из саркофагов есть небольшая щель. Не настолько широкая, чтобы его пальцы могли пролезть внутрь, но туда прекрасно пролезет бумеранг. Он пожимает плечами. — Ничего страшного. Это всего лишь вопрос рычагов давления. Сделав гигантский вдох, чтобы подготовиться, он достает бумеранг и опускает его в щель. Если он как следует поднажмет, то сможет откинуть крышку коробки и — бум! — уберется отсюда… Пламя факела становится больше, как будто пытается привлечь его внимание. Он не обращает на это внимания. Наклоняется к своему импровизированному рычагу и приподнимает крышку на несколько сантиметров… Она с грохотом падает на место. Затем Сокка с визгом отшатывается назад. Он натыкается спиной на стену, потому что только что что-то врезалось ему в губы, и, о духи, оно не отпускает его. Секунду спустя он понимает, что то, что к нему прицепилось, ощущается почти как рот, хотя к тому времени, когда он поднимает руки, там уже абсолютно ничего нет, но он не может перепроверить это глазами, потому что в какой-то момент он уронил факел, и он погас, и духи, пожалуйста, сделайте так, чтобы это прекратилось… В темноте есть свет. Сокка поворачивается, внезапно освободившись, и видит разгорающийся зеленый свет с потолка за дверью. Забыв о факеле, он хватает бумеранг и бежит, следуя за зелеными кристаллами, которые, кажется, светятся в темноте — и в этом так много смысла, конечно, было разумное немагическое объяснение этой чепухи про «любовь ярче всего в темноте». То же самое касается и странного удара в рот. Должно быть, он сначала уронил факел, а потом на него напало какое-то странное пещерное существо. Оно снова убежало, как только кристаллы начали светиться, оставив его с кровью на зубах и разбитой губой. Он не оскорбил никаких сверхъестественных существ, потревожив останки первых покорителей земли. Как он мог? Он даже не успел открыть гроб. Он определенно не просто поцеловал рассерженного призрака. Почему кто-то вообще так думает? По пути он сталкивается с Аангом и Катарой. — Духи, Сокка, что случилось с твоим ртом? — восклицает она. — Я выиграл бой со сверхбыстрым летучим мышеволком, — заявляет он. Теперь это правда. Он придерживается этого мнения. — Мы искали тебя несколько часов, — говорит Аанг. — У нас прогорело три факела! Факел Сокки горел еще самое большее полчаса назад. Он списывает это на ненадежность всего, что связано с Чонгом. Выбравшись на солнечный свет, он улыбается. — Видите? Никакого проклятия. Никакой странной, сверхъестественной ерунды.