Пригласи меня тысячу раз

Триш приходит в себя на мягком мате и с тупой болью в пояснице. Где она? Где Джесс? И главное, где Сэллинджер? Он был у неё в руках. Они схватили его. Всё ещё можно уладить. Джесс одумается и поможет покончить с ним, и всё станет, как прежде. Для Триш. Для них обеих. Они объединят силы и станут командой, как и должны были с самого начала. Наконец она собирается с духом и открывает глаза; сквозь мутные окна пробивается резкий солнечный свет. Уже наступило утро? На ум приходят долгие сумбурные ночи, под «колёсами» и шампанским, после которых её беспощадно будил новый день — в объятиях очередного незнакомца. Но сейчас всё по-другому. Её разум чист. Она себя контролирует. Так ведь? Триш садится, кривясь от боли в спине (чёрт, хотелось бы ей вдобавок мгновенно исцеляться), и понимает, что находится у себя в квартире. В месте, где она отточила свои навыки до совершенства и выковала из себя героя. Стремительного, искусного, сильного. В месте, что Дороти ненавидела больше поддельных туфель Джимми Чу, которые пытался всучить ей стилист за кулисами Teen Choice Awards. Дороти. Дороти. Всего несколько дней назад Триш видела её истерзанное тело — пустые глаза смотрели невидящим взглядом, лицо перекосилось от ужаса. Её мать. Которой больше нет. Чей убийца и мучитель разгуливает на свободе, и всё из-за… — Тебе не сбежать, даже не пытайся. Джесс. Триш оборачивается, чтобы увидеть свою лучшую подругу, — своего партнёра и предателя. Та сидит, прислонившись к стене, и сжимает в руке почти пустую бутылку третьесортного бурбона, её кожаная куртка валяется рядом на полу. — Что? — тупо произносит Триш, голова ещё кружится и плохо соображает. Она пытается встать, но удивлённо шипит, обнаружив, что не может пошевелить правой ногой. Лодыжка пристёгнута к стальной балке теми же цепями, с которыми упорно до крови тренировалась Триш. Словно загнанный в угол зверь, она кричит, пинает и понапрасну дёргает свои кандалы. — Чёрт! Чёрт! Чёрт! — Триш, — Джесс даже не утруждается встать. То ли потому что победила, то ли потому что пьяна. Триш не знает. Возможно, немного того и другого. Или, наоборот, много. В воздухе повисает незаданный вопрос Джессики. Триш пропускает его мимо ушей и продолжает греметь цепями в отчаянных попытках вырваться на свободу. — Отпусти меня. Сейчас же. — Зачем? Чтобы ты убила ещё кого-нибудь? — возражает Джесс. — Чтобы я сделала то, на что ты не способна, — сгоряча выпаливает Триш. Бить по больному почти вошло в привычку. Адреналин вовсю бурлит в крови, заряжает её, и круче, чем когда-либо на бензедрине, бодрит и проясняет голову. Она садится на пол и, полная решимости, расстёгивает молнию на правом ботинке. — Триш, мне жаль Дороти. Ты же знаешь. Но пора остановиться. Ты должна остановиться. Триш понимает по дрожащему и скрипучему голосу Джесс, что та не спала всю ночь. Не спала, не ела, не пила ничего, кроме бурбона. И сквозь пелену праведного гнева прорываются старые инстинкты. Желание заботиться о ней. Защищать. Спасать, даже когда она того не хочет. Перед глазами встаёт утро после Килгрейва, когда едва стоявшая на ногах Джессика, свернувшись калачиком, забилась в дальний угол кровати. Триш вспоминает, как два дня назад Джесс бережно смывала кровь матери с ладоней Триш, как накидывала ей на плечи свою чёрную кофту и осторожно вела к кровати. «Я выбрала тебя». Джессика должна понять: Она теперь сильная. Смерть матери не сломила её, а наоборот, придала ей сил. Теперь Триш позаботится о них обеих. И Джессика сможет наконец отдохнуть. Она защитит Джесс, но не позволит ей встать на пути того, что она должна сделать. — Я не могу остановиться. Не могу, — наконец говорит Триш, пытаясь стянуть цепь с лодыжки. На другом конце комнаты Джесс громко усмехается. — Что? Джессика качает головой и быстро отпивает виски. — То же самое ты сказала мне за день до передоза, — потому что, надо же, Джесс тоже умеет бить по больному. Когда Триш не ведётся на её уловку, она продолжает. — Безупречно правая Пэтси Уокер. Безупречно правильная. Пока жареный петух не клюнет в задницу. Шатаясь, Джесс поднимается на ноги. — Не надо, — бормочет Триш. — Когда всё это прекратится, Триш? Сколько ещё людей погибнет? Триш разочарованно вскрикивает, когда цепь не удается протащить поверх носка. Она отвечает Джессике вопросом на вопрос: — И кто же меня вырубил, пока ты не убивала Сэллинджера? Эрик? Джессика невесело смеётся и отводит взгляд. — Его нельзя подпускать к тебе. Ты причиняешь ему много головной боли. — Чушь собачья. Причина головной боли Эрика — сам Эрик. — Чем бы ты себя не тешила, чтобы спать ночами. — Так кто же это был? — Триш без заминки перепрыгивает с темы. В конце концов, она теперь та ещё акробатка. С легкой ухмылкой Джесс идёт на кухню. — Догадайся сама. Я думала, ты тоже стала детективом. Так и есть, поэтому мгновение спустя до неё доходит. — Малкольм. Этот мелкий поганец. Джесс достает из холодильника бутылку воды и бросает Триш, которая с лёгкостью ловит её левой рукой. В глубине души Триш не устает восхищаться новообретённой кошачьей грацией и отрешённо размышляет, способна ли она ещё на что-нибудь, кроме как карать преступников. — Он просто пытается помочь тебе, — говорит Джесс. — Мы все пытаемся. — Мы? Джессика садится в нескольких футах от Триш, — цепи не хватит, чтобы дотянуться до неё, — и смотрит прямо в глаза. — Я пытаюсь. И всегда буду. Ты беспросветно упрямая бестолочь.

During my worst year You caught every tantrum I threw With your bare hands Chucked it back at that blood moon Said, it’s okay, everyone’s survival looks a little bit like death sometimes. — Andrea Gibson, «Angels of the Get-Through».</i>