Девять советов от Мины-чан

«Что плакать по повязке, когда голову потерял», — пожимала плечами Суши-сан, старшая медсестра в госпитале Тумана. И как же она была права!

И вот — я в Конохе. Мой бедный сенсей. Он без устали повторял мне такое простое правило: бежать куда глаза глядят и как можно быстрее, едва лишь я завижу схематичный листок. А я… Снова напортачила. Что ж, если я когда-нибудь примусь за мемуары, то в главе, посвященной Конохе, напишу, что первое, что я испытала, когда она предстала перед моими глазами, — это чувство огромного удивления! Неужели в храме Мидзути я была настолько оторвана от всего прочего мира, что пропустила известие об очередном катаклизме? Что здесь произошло? Землетрясение? Пожар? Цунами? Ах, нет, здесь нет моря… Цунами бывают только у нас. По рассказам охотников и прочих шиноби — любителей поболтать, пока длятся перевязки, я представляла Коноху огромной, путанной и полной жизни! И, ну что скрывать, ужасно хотелось увидеть их скалу Хокаге с высеченными в камне лицами. Но увиденная мной полуденная Коноха едва ли могла претендовать на звание одной из пяти великих деревень. И отвесная скала, к которой липла деревенька, была, конечно, внушительной, но совершенно гладкой. Уж это-то я рассмотрела отлично, хотя и старалась поменьше вертеть головой, чтобы не провоцировать моих нервных и уставших … Конвоиров? Сопровождающих? В каком статусе я прибыла во внушающую зависть и ужас прочим селениям Коноху, я и по сей день не поняла. У меня не требовали ничего, что могло бы подтвердить мою личность: ни бумаг, ни документов. Ни откуда я? Ни как зовут старосту? Какому Дайме принадлежат земли? Вообще ничего… Моему неунывающему спасителю, кажется, вполне было достаточно моих волос. А его товарищам было достаточно того, что этого достаточно моему спасителю. Кроме, конечно, сердитого господина. Но такие есть в любом отряде. Уж мне ли этого не знать. За компанию с раненым шиноби, который к концу путешествия выглядел достаточно бодро и опасений касательно его здоровья не внушал, меня разместили в длинном одноэтажном здании, кажется, по недоразумению называемом больницей, в маленькой комнатке с окошком на цветущие кусты гардении да жестким матрасом на деревянном помосте, где я и провела несколько дней, словно во сне. И забыли обо мне. Нет, не так. Дважды в день улыбчивый юноша приносил мне миску риса с бамбуковыми ростками или бобы и немного тофу, и стакан чая. Как же я ненавижу тофу! Ма-сенсей никогда не предлагал его мне, и даже зеленый весенний суп у него всегда был без тофу, потому что… Потому что мастер всегда заботился обо мне, а я его бросила… Ничего толком не объяснив, даже не поблагодарив за все те годы, что он потратил на меня. Низкая, недостойная, неблагодарная Мина! Стоит ли говорить, что беспросветное уныние стало моим спутником на протяжении всех этих больничных, одинаковых, длинных, словно сезон дождей в Стране Воды, дней. По силам ли мне добраться до Киригакуре самостоятельно? Одной. Я никогда не пускалась в такое длинное путешествие, рассчитывая лишь на свои силы. Может быть, знай я, что учитель ждет меня, я бы и рискнула, несмотря ни на какие, несомненно, смертельные и, несомненно, подстерегающие за каждым кустом опасности. Но вдруг мастер сердит на меня? Вдруг он больше не считает меня своей ученицей? Госпожа старшая жрица уже наверняка написала о том, что я пропала. До Кири сообщение дойдет за два дня. Или за пять, как повезет. Если Ма-сенсей не на задании, он уже все знает. А если… Что если он решит, что я заблудилась и пропала в болотах, которых не счесть в лесах у храма? Или … Или решит, что на меня напали разбойники, коих у нас не меньше, чем болот…? Стоит ли говорить, что звуки шагов и приглушенный голоса в коридоре за тонкой сдвижной перегородкой, выполняющей функцию двери, застали меня в растерянности и слезах. Наскоро утерев лицо рукавом, я прислушалась. Один из пришедших, судя по легкому пришепетыванию, был главным лекарем, господином Томазо — я видела его раза два, и он запомнился мне лишь густыми бровями, да вездесущим шипящим «ш». Замерев у створки, он договаривал явно начатую задолго до окончания пути фразу, своему спутнику, что стоял несколько позади. — … к собственному стыду, я не видел ничего подобного. За всю свою, — только он произносил «шобштвенному штыду» и «швою», — лечебную карьеру, а я ее не вчера начал. Наши ирьенины не умеют так лечить. Потом он нарочито громко откашлялся и с немалой долей помпезности произнес: — Мина-шан, пошвольте нам потрефошить фас! — Прошу, Томазо-сан, входите и будьте желанным гостем, — любезный тон его даже заставил меня улыбнуться, отвлекая от самоедческих мыслей, но лишь на секунду. Прошелестела сухим опавшим листом отодвигаемая створка, главный лекарь любезно кивнул мне — брови его заколыхались, словно пушистые еловые лапы — и посторонился, пропуская вперед своего спутника. В дверном проеме стоял мой давешний спаситель, свежевымытый, в чистых светлых одеждах и радостной улыбкой на лице. А мне внезапно стало не до улыбок вовсе. Потому что на меня смотрели темные глаза с лица, известного любому от северного края земель, до южного. От пустынь Страны Ветра, до великих восточных океанов. Невозможно было ошибиться, потому что любой учебник истории пестрил фресками, картинами и даже вышивками, изображающими его. Сенджу Хаширама смотрел на меня. Я была не просто в Конохе. Я была в Конохе, что только еще готовилась стать великим Селением, Скрытым в Листве. Лет восемьдесят назад примерно. И Ма-сенсей не сможет прийти мне на помощь. Никогда.