Осенью, когда наши дыхания смешались, Я пообещал, что буду согревать твое сердце своим день за днем
Присев на корточки, Ран положил пышный букет на самый обыкновенный пролет школьной лестницы и закрыл глаза. Наверное, Харучиё бы фыркнул, что букет выглядит кричаще пафосно и напыщенно: и тогда старший Хайтани рассказал бы ему, что это ликорисы – цветы, которые символизируют разлуку. Подари мне букет ликорисов, и мы с тобой никогда не встретимся вновь – такое значение у этих зловещих красных лепестков. Санзу бы закатил глаза и сказал, что Рану просто нравится привлекать к себе внимание, а тот бы в ответ надменно ответил, что у бывшего зама Канто нет вкуса. Но Харучиё ничего не скажет – потому что он мертв уже пять лет. – Хару, это трогательный момент! Не лезь. Шикнув, Риндо подхватил на руки пушистого кота – никто не ожидал, что неловкий котенок превратится в изящного рыжего красавца. Дать ему имя Хару было идеей Рана: он несколько раз повторил, что с Харучиё это не имеет ничего общего, и Риндо сделал вид, что поверил – иногда он и сам видел в глазах кота что-то наглое и хитрое: что-то, что было присуще только Санзу. Школу отстроили заново, как и весь город, но в работу пока не запустили – поэтому оба Хайтани спокойно прошлись по коридорам и после места смерти Харучиё поднялись на крышу. Здание оставили трехэтажным, и какого-то особенного вида на Токио отсюда не открывалось: город на самом деле был полной копией того, что превратили в пепел пять лет назад. Правды о вирусе так и не раскрыли, зато активно зазывали жителей Японии переехать в новую столицу – пустой город нужно было заполнять, восстанавливать производство, находить новую рабочую силу. В той катастрофе смогли выжить всего около тысячи человек – из всего многомиллионного города. Оба Хайтани не пожелали оставаться в Японии: слишком болезненные воспоминания, слишком страшные картины в памяти – сразу после того, как Ран смог ходить, братья переехали в Штаты, где старший ходил к лучшим хирургам, чтобы спасти руку. Ее удалось сохранить, но некоторые пальцы теперь не шевелились, и Ран почти не мог держать тяжелое. Но физические травмы – ерунда, по сравнению с искалеченной душой. Еще в больнице Ран прошептал Риндо: как хорошо, что у меня искромсана рука, а не сердце – и это было правдой. Прошло уже пять лет, но оба брата продолжали вскакивать по ночам, вздрагивать от громких звуков и впадать в панику, если не могли дозвониться друг до друга – а в первый год после катастрофы они буквально все время проводили вместе. Даже в Америке скрыться от внимания не удалось: братьев находили репортеры, спрашивали о том, как им удалось выжить, пытались выцепить хоть какие-то подробности – но эта история была слишком личной, чтобы рассказывать ее кому-то еще. Решение приехать в Японию было долгим и сложным. Но вот наступила новая осень, по всему миру отмечали первую годовщину катастрофы – пять лет, и Риндо однажды вечером сказал, что хочет вернуться в Токио: не навсегда, на время. Просто чтобы… понять, что все это было в реальности. И Ран не стал возражать – казалось, что только увидеть заново отстроенный Токио поможет стереть кошмар из памяти и наконец-то крепко спать ночами. Они с Риндо собрались неожиданно быстро, буквально за пару дней – их встретила пустая, будто кукольная столица: это был не Токио, а его декорация для фильмов. Уже заработали какие-то магазины, открыли рестораны и маленькие кофейни, по улицам ходили люди – но это все было не то. На восстановление нормальной жизни уйдут годы. Устроившись на краю крыши, Риндо подождал, пока Ран сядет рядом, а затем положил голову на его плечо – старший Хайтани тут же обнял брата одной рукой. Долгое время они просто молчали, наблюдая за тем, как осеннее солнце медленно садится за горизонт, окрашивая все вокруг в красный, а ветер гоняет по улицам опавшие листья – осень в этом году наступила рано. Хару мяукнул, а затем со всей кошачьей наглостью запрыгнул на колени к Риндо и долго устраивался, не забывая бить Рана по лицу пушистым хвостом – старший Хайтани морщился, но терпеливо ждал. Глядя на город внизу, Риндо очень долго подбирал слова – ему обязательно хотелось что-то сказать брату, передать свои чувства: но слов как назло не находилось. Что вообще можно сказать, придя на место, где вы чуть не погибли пять лет назад? Но Риндо чувствовал, что сказать что-то обязательно нужно – набрав в легкие побольше воздуха, он повернулся к Рану, но тот вдруг улыбнулся самым краешком губ и притянул брата обратно к своему плечу, крепче обнимая. Он понимал Риндо и без всяких слов. Они столько пережили: разлетались на атомы в разлуке и обретали друг друга на рассвете, становились друг для друга силой и были причиной жить даже в самое страшное время – никакие слова не стоят нежности во взгляде, с какой Ран смотрит на Риндо, и тепла улыбки, с которой ему отвечает младший. Они связаны не только кольцами на пальцах – они связаны одной душой на двоих. Неожиданно Риндо вспомнил, о чем мечтал, когда они с братом на этой крыше думали, что жить им осталось всего пару часов. – Ран, – младший Хайтани потерся о чужое плечо, как котенок. – Давай возьмем самый вкусный кофе? – Конечно, – Ран прикрыл глаза, ощущая на своем лице тепло последних лучей заходящего солнца. – А потом пройдемся по магазинам, да? Услышав этот ответ, Риндо улыбнулся и тоже закрыл глаза, позволяя себе раствориться в ощущении брата. Впереди у них еще много дней с самым вкусным кофе, разговорами ни о чем и друг другом. И каждый рассвет они будут встречать вместе.the end