Рассвет в долине пепла

Биение сердца звучит так холодно, Когда мир приближается к своему концу

– Опять не спишь? Отодвинув дверь, Ран ловко проскользнул на балкон. Его слова явно застали брата врасплох, потому что Риндо вздрогнул и обернулся, неловко щурясь – он был без очков. Несмотря на ночь, в воздухе все равно ощущалась липкая духота: летом жара продолжала окутывать улицы даже после захода солнца – небо казалось ясным, но из-за света от многочисленных клубных вывесок звезд на Роппонги видно не было. Даже ночью здесь шум никуда не исчезал, и до тринадцатого этажа то и дело долетали обрывки музыки и чьего-то веселого пьяного хохота. Рядом с Риндо тоже стояла банка открытого пива. Младший Хайтани снял очки, поэтому яркие улицы Роппонги для него сейчас превратились в расплывчатые цветные вспышки – так выходило даже лучше, как будто бы получилось сбежать от мира. Риндо спрятался на балконе, как только решил, что брат уснул, и все это время думал только о нем: поэтому, когда знакомый голос раздался прямо за спиной, Риндо так растерялся – словно Ран возник прямо из его мыслей. Пауза затягивалась, но бутылка пива уже опустела наполовину, и младшему Хайтани казалось, что все слова предательски разбегаются из его головы. Очень хотелось спросить, почему Ран, который любит спать едва ли не больше всего в жизни, сейчас тоже торчит на балконе, но Риндо никак не мог собраться с мыслями. Пока он, хмурясь, формулировал вопрос, старший Хайтани спокойно пересек просторный балкон и замер у самого края рядом с братом, задумчиво глядя куда-то вдаль. Риндо в этот момент сосредоточенно разглядывал чужой идеальный профиль в полумраке. Ран сейчас немного сонный, его волосы заплетены в две растрепанные косички, на щеке отпечаталась подушка, из одежды – простая растянутая футболка и свободные шорты. Ничего особенного, дома все носят примерно одно и то же, но старший Хайтани… От него невозможно отвести взгляда: хочется изучать каждое его движение, улавливать незначительный поворот головы, разгадать магию его неземного притяжения – даже если Ран просто стоит и сонно смотрит в небо. Собственно, об этом и думал Риндо на балконе, пока его покой не нарушили. Как его брат умудряется оставаться пределом совершенства в любой ситуации? Где он берет столько сил быть лучшим, как будто бы даже не напрягаясь? Они вдвоем вступили в новую группировку, Канто, совсем недавно – кажется, в начале лета. Но снова повторилась история, которая происходила в каждой банде из раза в раз: Ран даже не старался, а все равно быстро оказывался на самом верху. Каждое его предложение было самым осмысленным, из любой драки он выходил с парой ушибов, а его противники оставались инвалидами – и все это старший Хайтани делал с таким скучающим видом, будто играючи. Риндо никогда не понимал, что происходит в голове брата. Зато другое он осознавал совершенно точно: в мире не существует человека, который был бы сильнее Рана Хайтани – не только в физическом, в любых смыслах. Отчего-то щеки Риндо вспыхнули: алкоголь играл свое дело, и он вдруг выболтал эту мысль брату. Тот в ответ удивленно обернулся. Какое-то время Ран молча рассматривал младшего, пользуясь тем, что тот даже с такого расстояния не может его видеть. В последнее время Риндо будто отдалялся, пытался насильно построить между ними стену: избегал взглядов глаза в глаза, увиливал от разговоров. Именно поэтому Ран пошел на хитрость и поймал брата в самом уязвимом состоянии – ночью, без очков, с чуть поплывшими от алкоголя мыслями. А Риндо выдал ему: – В мире нет никого сильнее тебя. Сначала Ран растерялся. Он даже не думал о себе в контексте сравнения с кем-то еще: и так заранее знал, что окажется лучше – но что-то в словах Риндо сильно зацепило старшего Хайтани. Как будто бы брат боится его, опасается, не понимает. Рану никогда не хотелось быть лучшим: он просто делал то, что считал нужным, вел себя так, как получалось само по себе – зато быть рядом с Риндо он хотел больше всего на свете. И старший Хайтани совсем не считал себя сильным: о какой силе может идти речь, если брат стремительно отдаляется от него, а он, Ран, не может сделать с этим совсем ничего. В лицо неожиданно ударил порыв ветра. Он был душным, как и вся ночь, но на мгновение старшему Хайтани показалось, что он различил в нем свежие нотки приближающейся осени. Действительно, ведь сентябрь совсем скоро… – Знаешь, точно есть кое-кто сильнее меня, – Ран произнес это, глядя на сияющие небоскребы вдали и будто бы обращаясь и не к Риндо вовсе. – Кто? – младший Хайтани пьянел все больше, а потому обернулся к брату с почти детским недоумением. – Кто это. – Ты. Теперь и Ран повернулся к брату, чуть улыбаясь – тот не мог видеть этого без очков, но почувствовал на каком-то интуитивном уровне. Они замерли, глядя друг на друга в свете огней ночного города, и Риндо вдруг почувствовал, как кожа, несмотря на духоту, покрылась мурашками. В любое другое время он бы подумал, что старший Хайтани просто насмехается над ним, но что-то в голосе Рана подсказывало, что он говорит абсолютно серьезно – Риндо терялся, а потому никак не мог придумать, что же спросить, чтобы хоть немного понять загадочный ход мыслей брата. Видя, как мучается младший, Ран вздохнул, а затем положил холодные ладони на его плечи и уверенно прошептал: – Ты считаешь, что я сильный, пусть будет так. Но ведь причина моей силы – это ты, а значит, ты гораздо сильнее. Считай, вся моя сила твоя, просто ты этого пока не понимаешь. Пока Риндо рассеянно хлопал глазами, старший Хайтани снова улыбнулся, а затем быстро погладил чужую щеку и выскользнул с балкона, оставив брата наедине со своими мыслями. Через секунду в воздухе остался только едва различимый запах Рана, но и он тоже вскоре растворился в ароматах ночного города – Риндо даже подумал, что весь этот разговор ему привиделся и старшего на балконе даже не было. И только в голове звучали одни и те же слова. «Источник моей силы – это ты». *** Риндо не знал, сколько он уже прошел. На его глазах медленно встало солнце, какое-то время лучи зловеще освещали пустые улицы, но затем небо снова скрыла завеса пепла – младшему Хайтани казалось, что во всей вселенной он остался совсем один. Это ощущение овладевало сознанием, впивалось в кости. Вокруг стояла мертвая тишина, только изредка где-то слышалось рычание или шаркающие шаги – в такие моменты Риндо прятался за машинами, замирая в напряжении. Он даже примерно не представлял, сколько еще ему идти: башня то мелькала между домами, то снова исчезала. И не с кем было поговорить, не с кем поделиться мыслями или хотя бы поспорить о направлении пути. За Риндо следовала только его тень. Каждый шаг отдавался в голове новыми тревожными мыслями: младший Хайтани старался их прогонять, но эти мысли будто кружили вокруг, как коршуны парят над падалью. Риндо думал о том, что он будет делать, если не встретит Рана у башни. С чего он решил, что брат выжил и тоже идет ему навстречу, а не гниет где-то на морском дне? От этих мыслей младший Хайтани злился и ускорял шаг, несмотря на то, что ноги ныли – казалось, что колени сейчас переломятся пополам от усталости. Риндо был уверен, что Ран жив: обратное он бы сразу же ощутил смертельным уколом в сердце. Это придавало уверенности, и младший Хайтани пытался бодриться и продолжать идти на очертания башни – единственный оставшийся в жизни ориентир. Но тревога следовала за ним неотступно. Да, Риндо чувствует, что Ран жив, но если он серьезно пострадал? Если он ранен и не может идти, если что-то сломал и сейчас где-то лежит не в силах пошевелиться, а он, Риндо, даже не знает, где искать старшего – без Рана так пусто, страшно. В такие моменты Риндо казалось, что и он сам тоже умирает: может, он даже не идет никуда на самом деле, а это все предсмертные галлюцинации? Может, он сошел с ума? Риндо до боли хотелось поговорить хоть с кем-то – в самом начале, когда их было так много, любой кошмар казался не таким ужасным: пока рядом слышался живой, человеческий голос, ощущалась хоть какая-то уверенность в завтрашнем дне. Сейчас младший Хайтани просто изводил себя собственными страхами. Тревога растворяла внутренности и окутывала сердце. Сейчас, идя по опустевшему Токио в одиночестве, Риндо особенно ощущал, как резко изменилась жизнь: от столицы не осталось почти ничего. На асфальте всюду виднелись следы засохшей крови, где-то встречались обглоданные тела – то, что не доели зомби, теперь терзали вернувшиеся в город птицы. Младший Хайтани обходил битое стекло и опрокинутые автобусные остановки, рассматривал разгромленные магазины и кафе – где-то на столиках каким-то чудом остались уцелевшие тарелки с давно испорченной едой. Запах гнили буквально въелся в Токио настолько, что Риндо почти не ощущал его: настолько привык. Жизнь замерла, остановилась в один момент, и младший Хайтани, проходя мимо афиш с какими-то концертами, думал, что даже не знает, сколько это все уже длится. По ощущениям от прошлой жизни его отделяет бесконечная пропасть. Риндо упрямо шел весь день, ориентируясь во времени только по цвету неба – пока темнеть оно не начинало. Башня виднелась уже гораздо ближе, по меркам младшего Хайтани идти до нее было около двух-трех часов, если ничего не случится. Только теперь тревога все чаще шептала в ухо – а ты уверен, что Ран тебя ждет? Риндо несколько раз ловил себя на мысли, что специально медлит шаг, прячется от зомби на соседней улице дольше, чем следует – просто, пока он идет, еще есть надежда встретиться с братом, есть какой-то смысл. А если Рана не окажется на месте, что делать тогда? Младший Хайтани боялся, что просто не найдет в себе сил двигаться дальше. Ему просто хотелось с кем-то поговорить, ощутить, что в этом мертвом городе он не совсем один, что вокруг не только гниющие тела и живые трупы. Впереди снова раздалось рычание, и Риндо уже по инерции юркнул за выступающий подвал ближайшего жилого дома. Тварь прошла мимо, и шаркающие шаги вскоре стихли, но младший Хайтани вдруг понял, что просто не может подняться с асфальта – обхватив колени руками, Риндо смотрел в затянутое пеплом небо и думал, что у него просто не осталось сил. Все тело ныло от усталости, сердце просто устало биться, и даже непонятно, чего ждать дальше: вдруг он никогда больше не увидит Рана? Сжавшись в углу, Риндо почти физически ощущал, какой этот мир чужой, враждебный – он не хочет находиться здесь в одиночестве, ему страшно, он устал, он не знает, что ему делать. Младший Хайтани тонул в собственном отчаянии. Дрожа от сдавившей грудную клетку безнадежности, Риндо думал, что на самом деле не сможет встать. Наверное, он просидит в этом углу, пока его не обнаружит какой-нибудь случайный зомби или Токио не взорвут к чертям – какая разница, что случится, лишь бы это все скорее закончилось. В момент, когда Риндо уронил голову на колени, совсем рядом раздался шорох. Младший Хайтани сразу же напрягся, оглядываясь по сторонам – рядом точно никого не было, но шорох послышался снова: а вслед за ним тишину нарушило совсем слабое мяуканье. Только тогда Риндо различил что-то вроде небольшого провала в стене между подвалом и домом. Оттуда на него настороженно смотрел совсем маленький котенок. На вид ему было не больше месяца. Младший Хайтани растерянно потянулся к мордочке, но животное дернулось и отступило в темноту провала. Теперь его рыжая шерсть была едва различима. – Ну же, маленький, – Риндо шепотом позвал котенка. – Я тебя не обижу. Будто осознав смысл этих слов, животное сделало шаг навстречу младшему Хайтани и тут же замерло, наблюдая за его действиями – только в темноте светилось два напуганных глаза. Риндо тоже не двигался, покорно ожидая, пока котенок к нему привыкнет. Медленно тот выходил из своего укрытия: в свете дня младший Хайтани разглядел рыжую шерсть с белым пятнышком на грудке и розовый нос, который котенок иногда облизывал – оглядев Риндо, он вдруг мяукнул и притерся к его ноге. Животное казалось совсем маленьким, исхудавшим, и льнуло к младшему Хайтани так жалобно, что его сердце кольнуло. В кармане толстовки Риндо была бутылка воды, которую он забрал в одном из опустевших уличных автоматов. Медленно, чтобы не спугнуть котенка, младший Хайтани набрал немного воды в ладони и протянул ему – тот принялся с жадностью пить. Шершавый язык щекотал руку, и младший Хайтани чуть улыбнулся: впервые за день. – Ты откуда, маленький? Котенок поднял мордочку, будто мог понять суть этого вопроса, а затем мяукнул и встал на задние лапки, пытаясь забраться на руку Риндо – у него это вышло. Медленно, но уверенно животное карабкалось вверх и остановилось только у широкого кармана толстовки младшего Хайтани: юркнув туда, котенок высунул мордочку и снова мяукнул. Риндо растерянно погладил мягкую шерстку, и в ответ услышал благодарное мурчание – животное смотрело на него с наивной преданностью. Сейчас нужно было думать только о том, как спасти самого себя: котенок станет лишним грузом, брать его с собой глупо и бессмысленно – но Риндо так нуждался в живом существе рядом. Наверное, это было так наивно, но ему показалось, что котенок почувствовал его отчаяние и только поэтому вышел из своего укрытия. Младший Хайтани просто не мог оставить его. Это крошечное мурчащее животное придало ему сил, заставило поверить, что еще не все кончено. – Хочешь, познакомлю тебя с Раном? – Риндо прошептал это, поднимаясь на ноги и поглаживая котенка через карман. – Сначала он покажется тебе вредным, но скоро ты поймешь, что он очень хороший, самый лучший. Подожди совсем немного, скоро мы его найдем. Выдохнув, Риндо посмотрел в безразличное пепельное небо и уверенно продолжил путь. *** – Хайтани, мать твою, почему ты выглядишь, как глиста, но по ощущениям весишь тонну? Харучиё прошептал это, когда Ран снова завалился на него после очередного пройденного участка. Они шли через Токио весь день, ориентируясь только на очертания башни в пепельном небе: от усталости и невыносимой боли лоб старшего Хайтани взмок, его лицо было совсем бледным, а искромсанная рука безвольно висела в подобии повязки, которое бывший зам Канто соорудил из своей толстовки. Шел Ран тоже с чужой помощью – он мог передвигать ногами сам, но без поддержки Харучиё тут же терял опору. Глядя на старшего Хайтани, сам Санзу задавался только одним вопросом: какой должна быть его любовь к брату, что Ран, страдая от адской боли, так упрямо движется вперед только из надежды найти Риндо. Еще больше Харучиё не понимал, что он сам делает здесь, вместе с искалеченным Раном? Он мог бросить его умирать в той кладовке, оставить на любой улице, но сейчас почему-то идет рядом, перекинув здоровую руку старшего Хайтани через шею, и шипит на него, когда Ран останавливается слишком надолго и морщится от боли. В то, что Риндо выжил и тоже ждет у башни, Санзу, конечно, не верил. Бывшему заму Канто вообще казалось, что все, что до этого составляло его жизнь, разрушилось, разлетелось вдребезги, превратилось в пепел: преданность выдуманным идеалам, наигранная ненависть к Рану, вера в собственную способность быть отдельно от всех – ничего из этого не осталось. В голове у Харучиё теперь на самом деле царил хаос, но он не мог выразить его через слова. Санзу не видел будущего, не знал, что теперь делать, и просто вел Рана через опустевший город, убеждая себя, что делает это, чтобы вернуть тому долг, а не потому что потерялся в самом себе. Харучиё казалось, что в его душе прошелся ураган, и вместе со слезами ночью его тело покинули все смыслы. Наверное, предел невезения Ран исчерпал ночью, и на пути к башне им встретилось совсем немного тварей. Долгое время старшему Хайтани и Харучиё удавалось вовремя замечать монстров и прятаться – лишь один раз двое зомби почувствовали их. Тогда Санзу вовремя сориентировался и, прикрывая Рана, сходу снес голову одной твари найденной деревяшкой, а вторую проткнул ей же насквозь. Сразу после этого Харучиё с бешено колотящимся сердцем бросил старшему Хайтани: – Ты же теперь совсем инвалид, даже защититься не можешь. – Знаю, – ответ Рана был коротким. Они шли через опустевший, жуткий Токио весь день, но к башне приблизились, только когда небо начало смеркаться. Всю дорогу Харучиё буквально тащил старшего Хайтани на себе, но усталости почему-то не ощущал – вернее, она была, но какая-то призрачная, отдаленная, как и все остальные чувства. Санзу казалось, что все его восприятие реальности притупилось. Ощущая сбившееся, тяжелое дыхание Рана над ухом, он смотрел, как красное основание Токийской башни медленно приближается к ним – они дошли почти до самого подножья. Даже интересно, что старший Хайтани будет делать, когда Риндо там не окажется? Харучиё вдруг подумал, что совсем не хочет видеть, как Ран теряет последнюю надежду: от одной мысли об этом сердце сжалось так болезненно, что бывший зам Канто тряхнул головой. Ему не нравилось чувствовать, не нравилось переживать – все свои эмоции Санзу насильно отключил еще давно. – Ран! Харучиё не сразу понял, почему кто-то окликает старшего Хайтани по имени, если сам он молчит. А затем от соседнего здания вдруг отделилась фигура: бывший зам Канто сразу же напрягся, готовясь обороняться, но движения незнакомца были такими живыми, осознанными – совсем не похоже на шаркающие шаги зомби. Когда до Харучиё дошло, что это на самом деле Риндо, Ран уже оттолкнул его и, хромая, бросился навстречу брату: они буквально упали в объятья друг друга прямо у основания башни. Хлопая глазами, Санзу смотрел, как старший Хайтани прижимает к себе Риндо здоровой рукой, а тот дрожит и тыкается в его плечо, совсем как котенок – на мгновение Харучиё даже показалось, что он сошел с ума. А затем Ран отстранился от брата и обернулся: только чтобы притянуть одеревеневшего Санзу к ним. Стоя прямо посреди улиц опустевшего Токио, под пепельным небом, трое бывших членов Канто молча обнимали друг друга, понимая, что никакие слова не будут здесь уместными. Санзу чувствовал, как с одной стороны его сжимает горячая ладонь Риндо, а с другой на талию давят ледяные дрожащие пальцы Рана – эти двое на самом деле смогли найти друг друга в эпицентре самого страшного кошмара. Возможно, во всем городе они теперь были единственными живыми людьми, возможно, только они сейчас дышали – но все это было по-настоящему, в реальном времени. – Ран, – Риндо шептал это, в ужасе глядя на безжизненную искромсанную руку брата. – Что случилось… Почему… – Санзу укусил, – Ран устало рассеялся, кончиком носа прижимаясь к щеке младшего. – Он радиоактивный, но все в порядке. Ты рядом, значит все в порядке. – Ран, я… – Может, хотя бы куда-то спрячемся? Или хотите, чтобы вас сожрали после счастливого воссоединения? Санзу прошипел это, выпутываясь из объятий с обеих сторон. Он пытался говорить в привычном, пренебрежительном тоне, но дрожащий голос выдавал, что нервы бывшего зама Канто были на пределе – в этот же момент где-то совсем рядом раздались шаркающие шаги. Все трое переглянулись, а затем Ран, здоровой рукой схватив брата за запястье, втащил его в ближайший магазин: Харучиё скользнул за ними ровно в тот момент, когда на улице показались сразу трое зомби – вертя головами, они шумно втягивали в себя воздух. Витрины магазина были разбиты, и оба Хайтани буквально вжались в пол, пока Санзу спрятался за холодильником с напитками: если твари их заметят, то бежать будет некуда. Монстры остановились перед окнами без стекол, с шумом втягивая в себя воздух. Один из них все-таки перегнулся через витрину, заглядывая в магазин, и тогда Ран буквально прижал Риндо к полу, закрывая его своим телом – какое-то время зомби осматривался, но затем коротко рыкнул и вернулся на улицу. Шаркающие шаги начали отдаляться. Только тогда младший Хайтани позволил себя выдохнуть и посмотреть на брата. Они не виделись всего сутки, но Ран казался таким изможденным, вымотанным – его и без того бледное лицо стало совсем белым, губы потрескались, а глаза покраснели от усталости. Еще и эта рука… Риндо не мог заставить себя смотреть на предплечье Рана больше секунды: месиво из лоскутов кожи и костей вызывали рвотные позывы. Но главным было совсем не это – Ран здесь, Ран жив. И Ран смотрит с такой нежностью, что в его глазах хочется утонуть: лавандовая радужка затягивает, заставляет забыть обо всем на свете. – Да соситесь вы, наконец, – Харучиё закатил глаза, выходя из своего укрытия. – Будто тут кто-то что-то не понимает. Услышав эти слова, Риндо смущенно выдохнул, а затем переглянулся с Раном и быстро потянулся к его губам: лежа на полу, они целовались, и оба через это касанье губ пытались передать, как страшно, одиноко было в разлуке. Они целовались, прижимаясь друг к другу, и как будто не до конца верили, что снова могут быть рядом, снова могут касаться, чувствовать. Не все мысли можно передать через слова, не все чувства можно различить в голосе, но Риндо, покусывая губы брата, касаясь его языка, очень хотел сказать, что ему больше никто не нужен – и если умирать, то вместе, выискивая в глазах друг друга особые смыслы до последнего мгновения. Видя, как младший Хайтани притягивает к себе брата и беспорядочно шепчет, как сильно любит, Харучиё закатил глаза и снова изобразил, что его тошнит. Рана это ни капли не смутило, а вот Риндо на мгновение растерялся, а затем снова притянул к себе старшего, не давая ему разорвать поцелуй. Когда младший Хайтани все-таки поднялся, а затем протянул брату руку, помогая встать и ему, Санзу уже оглядывался, пытаясь понять, где они оказались – судя по многочисленным футболкам с изображением Токийской башни и цветным магнитам, это был сувенирный магазин. Над городом сгущались сумерки, тени удлинялись, и видимость быстро стремилась к нулю. Все трое бывших членов Канто молчали, будто не зная, с чего начать. У Риндо было так много вопросов, он ничего не понимал, и искромсанная рука Рана вводила его в ужас – но еще большее недоумение вызывало то, как старший Хайтани и Харучиё смотрели друг на друга: будто теперь их связывала не только взаимная неприязнь. Пока Риндо думал об этом, из кармана его толстовки выглянула любопытная мордочка – мяукнув, котенок осмотрелся, а затем уверенно поставил лапку на Рана и полез на него. Брови старшего Хайтани взметнулись вверх. Так Риндо понял, что настало время для его истории. С трудом подбирая слова, Риндо рассказал обо всем, что случилось с ним со вчерашнего дня. Как они с Коко спаслись, как спрятались в жилище работников склада, как они легли спать вместе, а проснулся Риндо уже один – после этого младший шепотом описывал, как в одиночестве шел через весь Токио, зная, что брат ждет его у башни. Все это время Ран молча сжимал руку Риндо, поражаясь, как уверенно, без сомнений младший шел к нему в полному одиночестве. Риндо не испугался, не сдался – он продолжал идти, потому что искренне верил, что брат ждет его. И Ран в ответ шепотом признавался ему, что прошлой ночью чуть не умер: только мысль о том, как обидно будет уйти и не посмотреть в глаза Риндо, помогала оставаться в сознании. – Ведь мы с тобой хотели вместе править Роппонги, – Ран прошептал это, щекой прижимаясь к щеке брата. – Как я мог тебя оставить… Даже если Роппонги больше нет… В помещении магазина воцарилась тишина. Солнце село, в разбитые окна врывались потоки холодного вечернего воздуха, и с каждой секундой в магазине сувениров становилось все темнее. Когда-то здесь сновали толпы людей, дети просили у родителей купить брелки с Токийской башней, подростки приглашали сюда вторые половинки – теперь все опустело, вымерло. И только трое человек продолжали смотреть друг на друга, ожидая, что кто-то наконец-то заговорит. Двое были счастливы просто от того, что снова обрели друг друга, а третий не понимал, как так оказалось, что он дошел до этого момента – все его существование распадалось на атомы. И все-таки первым заговорил Риндо. Настороженным шепотом он спросил: – Мы ведь что-то придумаем? Выберемся втроем? Ведь все страшное позади… Эта фраза прозвучала так наигранно, почти по-детски. Младший Хайтани искренне верил – если они с братом рядом, то все возможно, теперь они смогут справиться с чем угодно. Ведь если подумать, то он и Ран нашли путь друг к другу через мертвый, затянутый пеплом Токио: в огромном городе они оба поняли, как искать друг друга, как вернуть то, что значит так много. А значит, ничего невыполнимого уже не существует. Но Харучиё вдруг облокотился на кассу и запрокинул на нее ногу, закатывая узкие черные джинсы: – Кажется, дальше вы пойдете без меня. На левой лодыжке бывшего зама Канто отчетливо виднелся укус – на щуплой щиколотке отпечатались следы зубов, а кожа вокруг них вспухла и приобрела странный синеватый оттенок. От раны расходились жуткие, выпирающие жилы, будто бы от ссадины расплывались густые потоки почерневшей крови. В ответ на этот жест старший Хайтани ошарашенно вскинул бровь, и Санзу хмуро буркнул: – Утром, когда на нас напали те твари. Ран растерянно смотрел на вспухшую щиколотку Харучиё с отчетливыми отпечатками зубов – утром ему было так плохо, что он даже не заметил, как бывший зам Кант отразил нападение тварей. Старшему Хайтани тогда показалось, что все прошло даже гладко, подозрительно быстро. – Подожди, – Ран нахмурился, пытаясь собрать расползающиеся мысли. – Хочешь сказать, что тебя укусили, а ты ничего не сказал и продолжал находиться рядом? – Я бы посмотрел на тебя сегодня, если бы я бросил тебя подыхать и сбежал, – Харучиё сразу же огрызнулся, расправляя штанину обратно, чтобы скрыть место укуса. – Ты же даже ходить сам не можешь, уебище. Бывший зам Канто язвил, по привычке морщился и закатывал глаза, но оба Хайтани видели, что Харучиё страшно – он нервничает, облизывает губы, постоянно пытается обнять себя руками, будто это поможет спрятаться от холода. Толстовка Харучиё служила повязкой Рану, и сам Санзу сейчас стоял в одних джинсах: костлявый, с впалым животом и выступающими ребрами – будто бы особенно уязвимый. – Это может быть не укус, – старший Хайтани первым подал голос. – Как тогда с Риндо. Может, это просто… – Просто что? – Харучиё язвительно усмехнулся. – Отпечаток зубов? Зомби свалился на меня, проехался челюстью, но не укусил? Снова повисла тяжелая, напряженная тишина. Все понимали, что отпечаток на щиколотке Санзу – это укус, но никто не хотел озвучивать это вслух: потому что так мысль превратится в страшное проклятие. Они с таким трудом дошли до финала, столько боролись, просили у судьбы быть хоть немного мягче, чтобы в самом конце пути Харучиё с наигранным спокойствием показывал прокусанную щиколотку, а оба Хайтани молчали, пытаясь сказать хоть что-то. Санзу подбирал слова для прощения с Раном с тех пор, как гнилые зубы вгрызлись в его кожу, но почему-то сейчас горло сдавило странное отчаяние – Харучиё не хотелось прощаться, он хотел пожить еще немного. – Как ты себя чувствуешь? – Ран спросил это сдавленным шепотом. – Ты ощущаешь… это? – Только усталость, – Санзу пожал узкими плечами. – А так… Как обычно. Ничего особенного. Еще холодно. И снова тишина. Разговор не складывался, потому что у него может быть только одно логическое продолжение – и никто не хотел его озвучивать. Харучиё нервно ходил по магазину из угла в угол, Ран сосредоточенно смотрел в стену, придерживая искромсанную руку, а Риндо в растерянности чесал свернувшегося на его руках котенка: тот начинал засыпать. Наблюдая за бывшим замом Канто, Ран думал об одном – они вычислили, что обращение занимает примерно сутки, то есть после укуса прошла уже половина отведенного времени. Но Санзу кажется таким обычным самим собой: разве что чуть более напряженный, взвинченный. Прямо сейчас он нашел оставленную кем-то резинку и пытался собрать растрепанные волосы в высокий хвост – какая-нибудь прядь все время выбивалась, и Харучиё, шипя сквозь зубы, начинал все заново. – Что ты смотришь? – почувствовав на себе чужой взгляд, бывший зам Канто в раздражении обернулся к Рану. – Хватай своего любимого Риндо и валите отсюда, пока я вас не сожрал. Я останусь здесь. У младшего Хайтани от этих слов заныли все кости – Санзу говорил о своей смерти, как о чем-то обыденном. Если бы он паниковал, честно признавался, что не хочет умирать, что ему страшно, было бы не так жутко: но Харучиё своим натянутым равнодушием вызывал еще большее чувство обреченности. Риндо хотел сказать хоть что-то ободряющее, но все слова казались кривыми и дурацкими – поэтому первым заговорил Ран. – Сначала нужно хотя бы понять, куда валить. Эта фраза старшего Хайтани прозвучала, как еще один приговор. Кажется, что они испробовали все пути побега из города: они пытались сбежать на машине, они пробовали добраться до воды – и все становилось только хуже. Неизвестно, сколько времени осталось до взрыва, нет никаких средств связи с реальным миром, Ран едва стоит на ногах, Харучиё укусили: Риндо казалось, что они медленно летят в бездну, из которой нет выхода – они обречены, одной ногой в могиле. Смерть теперь это только вопрос времени. В голове невольно снова всплыл образ мертвого Коко: символ отчаяния, которое дошло до предела. Неожиданно Риндо подумал, что понимает Хаджиме – и тут же испугался собственных мыслей. Ран будто почувствовал панику брата: встретившись с ним взглядом в темноте, старший Хайтани взял Риндо за руку и переплел их пальцы, после чего уверенно сказал: – Нужно продолжать бороться. Рядом с башней гипермаркет, помнишь? Можно попробовать проверить автомобили, вдруг остались целые? – Думаю, на работающих машинах сбежали те, кто погиб не сразу, – Риндо вздохнул, вспоминая, как шел через город с опрокинутыми, разбитыми автомобилями. – Шанс найти что-то очень мал. – Значит, будем искать, пока не найдем, – голос Рана был непреклонен. – А если не найдем, пешком пойдем к выходу из города. «И будем идти, пока нам на голову не скинут взрывчатку» – сознание услужливо подсказало старшему Хайтани продолжение его короткой речи, но Ран только поморщился и качнул головой: он должен защищать Риндо, не дать ему потерять веру. И даже если… если они не смогут выбраться из города, Риндо должен осознать конец в самый последний момент. – Отличный план, очень воодушевляет, – Харучиё насмешливо похлопал. – А теперь валите отсюда скорее. – Ты пойдешь с нами. Эти слова Рана прозвучали так резко и неожиданно, что даже Санзу, который усиленно делал вид, что собственная судьба его не очень-то и интересует, вздрогнул и в недоумении посмотрел на старшего Хайтани. Харучиё старался не думать об этом, но каждая секунда рядом с братьями причиняет ему почти физическую боль – то, что они не уходят, не бросают его, дарит ощущение ложной значимости. Особенно обидно чувствовать это, зная, что жить тебе осталось меньше суток. Санзу хочется, чтобы его оставили, бросили с отвращением, и он тогда смог бы медленно умирать, проклиная уродливый, загнивающий мир, в котором ему пришлось стать таким – а вместо этого приходится терпеть сочувствующий взгляд Риндо и задумчивое молчание Рана. Даже сейчас тот как будто бы выше, как будто знает все наперед. – Совсем ебанутый? – Харучиё огрызался, чтобы не думать о том, что горло сдавил неприятный ком. – Что я с вами делать буду? Хочешь, чтобы тебе вторую руку отгрызли? – Вакасе было плохо задолго до обращения, – Ран понимал, что его слова не имеют под собой никакого фундамента, они не знают ничего о действии укуса зомби. – А ты ничего такой, бодрый. Это может быть не укус. – А если все-таки укус? – Харучиё с вызовом замер перед старшим Хайтани, задрав голову, чтобы смотреть тому в глаза. – Если я начну обращаться в пути? Если нападу на вас? – Тогда я позабочусь о том, чтобы ты не прожил долго, – Ран спокойно выдержал взгляд глаза в глаза, а затем чуть оттолкнул бывшего зама Канто. – И оденься, не хочу смотреть на твои ребра. – Можно подумать, ты у нас мисс вселенная. Санзу буркнул это, но затем неожиданно послушался и отошел к стенду с сувенирными толстовками с изображением Токийской башни. Повернувшись спиной к обоим Хайтани, Харучиё быстро влез в свободную кофту, а затем долго делал вид, что расправляет невидимые складки на рукавах – что угодно, чтобы не показывать покрасневших уголков глаз. Санзу чувствовал, как горло сдавливает нервный смех: всю жизнь от него отворачивались, а теперь, когда он одной ногой в могиле, его заставляют чувствовать себя значимым. Чувствовать себя человеком, который важен и которого не хотят отпускать. Наблюдая за братом и Харучиё, Риндо ощущал, что между ними точно что-то произошло – будто разделявший их лед растаял за одну ночь, но оба усиленно делают вид, что это не так. Почувствовав рассеянность младшего, Ран присел на стойку кассы рядом с ним и притянул голову брата к своему плечу. Ночь вступила в свои права, в магазине воцарилась темнота, и Риндо был даже рад, что не видит руку Рана – от этого месива из кожи и засохшей крови желудок выворачивало наизнанку. – Все в порядке, – старший Хайтани будто прочитал чужие мысли и здоровой рукой погладил брата по спине. – Самое страшное уже позади. Ран врал – он не знал, что ждет их дальше, и не хотел думать об этом. Но, по крайней мере, они снова вместе и могут успокоить друг друга одним присутствием рядом: старший Хайтани старался игнорировать тупую пульсирующую боль в руке. Он представлял, как Риндо совсем один шел через пустой город, как он держался только на мысли, что должен найти брата – и Рану хотелось крепко обнять младшего, спрятать его от всего остального мира, защитить. Но он уже не мог даже этого. Ран достиг предела своих сил, прошлой ночью он балансировал на пороге смерти и сейчас даже дышал с огромным трудом – и только ради Риндо. – Ну вы еще долго будете ласкаться? Резкий голос Харучиё возник рядом ровно в тот момент, когда губы Рана снова потянулись к губам Риндо. Стоило бывшему заму Канто подойти к братьям, как котенок, дремлющий на коленях младшего, тут же проснулся и впился в Санзу настороженным взглядом: после этого животное жалобно мяукнуло и скрылось в кармане Риндо. – Это не потому что ты зомби, – Ран оглядел Харучиё мрачным взглядом. – Просто ты человек нехороший. – Тогда тебе он должен выцарапать глаза на месте… Пошли уже. Впервые Риндо ощущал себя настолько странно. Потому что никогда прежде они не выходили в никуда – всегда было какое-то подобие плана, хотя бы примерное осознание того, что нужно делать. А сейчас – пустота. Конечно, была призрачная идея с поиском машины, но Риндо интуитивно осознавал, насколько это бессмысленно: это всего лишь отговорка, чтобы идти в пустоту было не так страшно. А еще и укус на ноге Харучиё… все понимали, что слова Рана о том, что это не обязательно укус, были ложью – вспухшая щиколотка и черные жилы вокруг говорили сами за себя. Старший Хайтани не сомневался в том, что жить Санзу осталось не больше суток: просто не позволил ему умирать в одиночестве. Они шли через окутанный темнотой город – ночью еще можно было заставить поверить себя, что все в порядке: мрак скрывал разбитые витрины и обглоданные тела. Теперь уже Риндо поддерживал Рана, а Харучиё просто шел рядом, апатично глядя по сторонам – он прислушивался к своим ощущениям, но никак не мог понять, правда ли чувствует в организме что-то инородное или это его воображение. Санзу казалось, что тоска сточит его душу быстрее, чем вирус распространится по телу. После ночи с Раном он как будто бы нашел какой-то смысл, почувствовал, что его жизнь не потеряна – и уже на следующий день все оборвалось. Краем глаза Харучиё наблюдал за обоими Хайтани: как Риндо бережно поддерживает Рана, а тот смотрит на него с такой искренней, неподдельной любовью – кажется, что их чувства уже пережили все кошмары этого мира. И Санзу вдруг подумал, что однажды и с ним могло бы случиться что-то такое. Ведь и он тоже не самый плохой человек. Все попадающиеся автомобили были либо разбиты, либо с пустым баком – в некоторых до сих пор оставались разлагающиеся тела. Ночь была слишком тихой: об этом подумал Ран, когда прямо из разбитой витрины какой-то кофейни раздался низкий рык – а затем на них прыгнула очередная тварь. Харучиё первым сориентировался и схватил с асфальта крупный осколок, вгоняя его в голову зомби, но на шум из-за поворота появилось еще несколько силуэтов. Риндо в панике отступал, прикрывая собой брата – оба понимали, что Ран почти беспомощен. Младший Хайтани легко отбил нападение первой твари, готовясь развернуться ко второй, но откуда-то сбоку на него налетел еще зомби – Риндо в последний момент увернулся в сторону. Челюсти клацнули мимо, но младший Хайтани потерял равновесие и рухнул на асфальт. Падение больно отдалось в позвоночник, но подняться Риндо не успел: сверху на него прыгнула новая тварь. Парня буквально прижало к земле, и он не мог никак защититься – его шея была предательски открыта, и младший Хайтани почти почувствовал прикосновение гниющих зубов к коже, когда монстр вдруг издал болезненный рык. Извернувшись под немыслимым углом, Риндо увидел, как крошечный рыжий комочек вцепился в лицо твари, с громким шипением терзая кровавые провалы вместо глаз. Зомби уже тянулся к телу котенка, будто желая раздавить его, но младший Хайтани вовремя сориентировался и, оттолкнув тварь, быстро снял с него животное, а монстра впечатал в острый угол автобусной остановки, пробивая его голову насквозь. Тяжело дыша, Риндо сжал котенка и обернулся к Рану, но тут же застыл в ужасе. Один из зомби опрокинув старшего Хайтани на землю и навис сверху, упорно пытаясь впиться зубами в его шею – Ран изворачивался, как мог, и пытался колотить тварь ногами, но та упорно приближалась к цели. Риндо понимал, что не успеет ничего сделать, но все равно метнулся вперед. Прямо в этот момент перед его глазами пронеслось что-то белое. С неожиданной резвостью Харучиё возник рядом с Раном и легко, словно игрушку, оторвал от него монстра, после чего свернул брыкающейся твари шею и отбросил обмякшее тело в сторону. Старший Хайтани выдохнул, но тут же застыл, в ужасе глядя на нависшего над ним Санзу. Его глаза медленно закатывались, а белки краснели, наливаясь кровью. Харучиё вдруг издал короткий рык и сделал шаг по направлению к Рану. Конечности бывшего зама Канто странно ломало, как будто его кости меняли форму. На мгновение Санзу остановился и посмотрел на лежащего перед ним Рана пустым взглядом – он почти не видел старшего Хайтани, но ощущал, как кровь курсирует по его организму и так соблазнительно пульсирует в точке на шее. Рот Харучиё наполнился слюной. Рыкнув, он наклонился, ощущая, как пульсация крови в чужом теле манит его – она обдает теплом, ее хочется неконтролируемо, до дрожи. Санзу казалось, что его сознание вытесняет голод: тупое, животное желание впиваться зубами в плоть, терзать, рвать на клочья. Ему хочется прокусить шею человека перед ним, жевать его жилы, грызть кости – это желание заполняет всю черепную коробку и давит изнутри, будто мозг сейчас взорвется. А затем Харучиё вдруг резко выдохнул и дернул головой. Он внезапно осознал, что только что буквально хотел сожрать Рана, и эта мысль показалась ему отвратительной – а еще тело перестало колотить. Проморгавшись, Харучиё нахмурился и осматривался по сторонам, понимая, что зрение и осознание реальности медленно возвращается к нему. Желание терзать и впиваться в плоть еще осталось где-то в затылке, но оно стало слабым, едва ощутимым. – Что за… – Харучиё ошарашенно посмотрел на свои трясущиеся руки. – Я… – Пиздец, – Ран прошептал это, не до конца веря, что до сих пор жив. – Ты настолько токсичный, что тебя не взял даже вирус. Бывший зам Канто в растерянности посмотрел на старшего Хайтани, будто не понимая, о чем он, а затем переступил с ноги на ногу – тело ощущалось как и обычно. Теперь о недавних событиях говорили только глаза Харучиё: белки остались красными. Риндо, что все это время ошарашенно наблюдал за происходящим, пришел в себя и подбежал к брату, помогая ему подняться – оба с напряжением вглядывались в застывшего Харучиё: тот тоже смотрел на них в ответ. – Ну? – Санзу тряхнул головой. – Так и будем молчать? – Что это вообще было? – Ран рассматривал бывшего зама Канто так, будто надеялся в нем найти ответ на этот вопрос. – Ты обратился… А затем вернулся обратно? Что за хуйня? – Так бывает в фильмах, – Риндо поспешно выпалил это. – Что у человека есть иммунитет, и он не становится зомби. – Но я же стал, – Харучиё нервно хмыкнул. – И все еще… Я как будто ощущаю это. – Просто ты глотаешь столько дряни, что твой организм пропитался наркотой, – Ран устало выдохнул. – Видимо, и вирус сработал как-то не так. Пиздец, ты реально меня чуть не сожрал. – А делать-то что? После этого вопроса Харучиё снова повисла тишина – Риндо продолжал интуитивно прикрывать Рана собой, будто боясь, что бывшего зама Канто снова переклинит: тот тоже прислушивался к своим ощущениям. Как будто бы сердце бьется чуть быстрее и еще в ушах почему-то шумит. Харучиё казалось, что звуки вокруг стали громче и резче – теперь он отчетливо слышал, как где-то в соседнем переулке воет ветер, а чуть дальше раздается глухой рык тварей. И еще кровь – Санзу слышит, как кровь курсирует по организму обоих Хайтани, как бьются их сердца. – Нужно уходить, – нахмурившись, Харучиё резко обернулся, вглядываясь в темноту. – Они идут сюда, нас услышали. – Чего? – Риндо с недоумением посмотрел в том же направлении, но ничего не увидел. – Как ты это понял? Я ничего не слышу… – Бегом! Санзу почти рявкнул это с неожиданной серьезностью, и Ран подтолкнул брата локтем, как бы говоря, что бывшего зама Канто нужно слушаться – старший Хайтани и сам не понимал, что происходит, но отчего-то знал, что чужим словам сейчас можно верить. Придерживая Рана, Риндо бросился вслед за Харучиё, ощущая, как котенок снова свернулся в клубок в его кармане. Санзу сейчас напоминал охотничью собаку – на каждом повороте он замирал, прислушиваясь, а затем уверенно менял направление. Оба Хайтани переглядывались, но покорно следовали за ним, хотя ничего не слышали. Это было жутко: в полной темноте они перебегали от дома к дому, пока Харучиё оглядывался по сторонам, и его лицо становилось все мрачнее – бывший зам Канто не хотел говорить, что тварей вокруг становится все больше. – Блять! Когда Санзу снова прислушивался, из ближайшей разбитой витрины вдруг вылезло сразу двое зомби – Харучиё пытался различить дальние звуки и совсем не заметил того, что было рядом: Риндо оттолкнул Рана в сторону за секунду до нападения. Бывший зам Канто резко обернулся, и его глаза снова закатились – а через секунду он вцепился в плечи одного из монстров и вдруг перекусил его шею. Мягкое, разлагающееся тело еще оседало, а Санзу уже переключился на вторую тварь: ей он разорвал открывшийся рот голыми руками. Белую толстовку Харучиё с изображением Токийской башни залили потоки зловонной черной крови. Обернувшись к обоим Хайтани, Санзу тряхнул головой и вытер рукавом перепачканное лицо. – Знаешь, кажется, впервые за всю жизнь ты стал по-настоящему полезным, – Ран прошептал это, ощущая, как бешено колотится сердце. – Заткнись, придурок, – Харучиё сплюнул на землю черную кровь. – Не забывай, что я теперь могу сожрать тебя в буквальном смысле… Блять, бежим! Со всех концов города к ним стягивались шаркающие шаги – Санзу понимал, что очень скоро они окажутся в окружении. Все трое бросились вперед, туда, куда указал Харучиё, но он все чаще стал останавливаться и прислушиваться, в панике крутя головой: путей к отступлению становилось все меньше. Прятаться было негде, бежать быстро не получалось: Ран торопился, но он даже стоял сам с огромным трудом. В этой бесконечной беготне по улицам Токио Риндо мельком увидел, что небо на горизонте начинает светлеть – интересно, сколько еще до рассвета? Все снова смешалось, в голове бились тысячи вопросов, но задавать их времени не было: Риндо чувствовал, как им овладевает паника. На очередном перекрестке, когда Харучиё в отчаянии пытался выбрать направление, Ран вдруг резко выдохнул и согнулся пополам, сплевывая кровь – на его толстовке расплывалось кровавое пятно: открылась старая рана на животе. Взгляд старшего Хайтани казался воспаленным, болезненным. Он изо всех сил пытался стоять, цепляясь за Риндо, но голова кружилась, а во всем теле вдруг появилась странная слабость – ноги просто не подчинялись. В этот же момент из-за поворота показалось сразу несколько тварей. Еще трое выбрались из разгромленной кофейни на углу, за спиной тоже раздавался хриплый гул: зомби окружали. В один момент на открытом пространстве оказалось слишком много монстров, словно они специально загоняли своих жертв в ловушку – с таким количеством тварей не справится даже Харучиё с его неожиданной новой силой. – Сюда! Ран первым разглядел путь, где тварей было чуть меньше – он вел на школьный двор. Старшему Хайтани казалось, что в его теле уже сквозная дыра, он истекал кровью, в глазах все двоилось, но он из последних сил пытался бежать, чтобы не стать обузой Риндо. Несколько зомби бросались на них откуда-то со стороны, но Харучиё вовремя замечал их и отшвыривал в сторону: сейчас он стал для братьев живым щитом. Несясь по школьному двору, Риндо неосознанно подумал, что стало еще светлее – ночь медленно подходила к своему концу, и на горизонте уже проявилась блеклая полоса. Стало не так темно, и младший Хайтани различил, что они бегут мимо брошенных школьных велосипедов: на парковке среди них почему-то был еще и мотоцикл. Он смотрелся так не к месту, что на мгновение Риндо растерялся, и это стало его ошибкой. Еще один зомби набросился сзади, и младший Хайтани, пытаясь увести Рана из-под удара, попался сам – монстр свалился на него, и Риндо почувствовал, как очки сползают с кончика носа: он неловко дернулся, но через мгновение раздался хруст. Тварь раздавила душки, а затем, рыкнув, отшвырнула очки в сторону. Весь мир мгновенно превратился для Риндо в набор цветных пятен, и он слепо крутил головой, пытаясь понять, откуда ждать нападения. Младший Хайтани сжался, ощутив себя самым беспомощным в мире, когда рядом послышался металлический скрежет и тяжелое дыхание Рана – едва стоя на ногах, он ударил зомби подобранным с земли велосипедом. На это ушли все его силы, и колени старшего Хайтани подогнулись, но Риндо поймал его интуитивно. Теперь уязвимость сковала их обоих – для Рана каждый вдох отдавался невыносимой болью, а Риндо просто не видел ничего вокруг, потерял все ориентиры. – Вашу же мать. Сюда! Голос Харучиё послышался в стороне, и старший Хайтани, держась за брата, направлял его – Риндо шел, ориентируясь только на чужие указания. Еще мгновение назад Рану казалось, что он не сможет сделать и шагу, но теперь, видя, как брат неловко цепляется за него, крутя головой, старший Хайтани понимал, что он должен держаться. Осознание, что Риндо нуждается в защите, будто придало немного сил, и Ран, кривясь от боли, повел его вперед. Где-то в стороне кричал Харучиё, он звал братьев и явно не справлялся с наплывом тварей – одна из них даже смогла вцепиться в бывшего зама Канто сзади, но тот вовремя сориентировался и с силой ударился спиной о стену: раздался противный хруст. – Хайтани, шевелите ногами, я тут для вас стараюсь. Иногда Рану казалось, что он снова бредит – потому что картинки вокруг вспыхивали яркими искрами и отдавали болью в мозг, а потом все погружалось в темноту. Старший Хайтани не помнил, как они вбежали в здание школы. Перед глазами мелькнула раздевалка, затем снова провал, затем длинные коридоры и кабинеты – здесь на них отовсюду бросались монстры в школьных матросках. Совсем маленькая девочка вцепилась в ногу Риндо, пытаясь укусить его за бедро, но Ран в последний момент с силой пнул ее, отбрасывая в сторону. Харучиё еще держался, но и он уже хромал – на шее Санзу виднелось несколько новых укусов, но кровь из них тоже струилась темная, почти черная. Старший Хайтани не помнил, как они оказались на лестнице. Здесь стало чуть проще, потому что Риндо чувствовал расстояние между ступеньками и мог подниматься сам, хоть и не видел ничего вокруг. Оглядевшись, Харучиё под ошарашенным взглядом Рана вдруг буквально выдрал ведущую на лестницу дверь и вставил ее в проход наподобие барьера. – Быстрее, не тупи. Все трое из последних сил поднимались выше, и на каждом этаже бывший зам Канто проделывал с дверьми то же самое – твари в школьной форме следовали за ними и бросались на установленные барьеры, но те пока выдерживали, хоть и жалобно скрипели. Несколько зомби выскакивали из коридоров, но их Санзу сразу же скидывал в лестничный пролет. В какой-то момент Рану даже начало казаться, что у них получается – и через секунду ступени закончились. Дальше только запертая дверь на крышу. Риндо этого не видел, а потому по инерции сделал шаг вперед, но не нашел ступени и чуть не свалился на пол: старший Хайтани подхватил его, и оба привалились к стене. Харучиё стоял рядом – его руки по локоть были перепачканы в черной крови. Гортанное рычание зомби внизу становилось все громче. – Что дальше? – Ран прошептал это, глядя в лестничный пролет, где толпы тварей следовали за ними. – Они ведь доберутся сюда. – Надеюсь, что ты быстро учишься, – Санзу произнес это неожиданно бодро и даже наигранно, а затем вдруг вытянул из кармана джинсов шпильку. – Помнишь, как я это делал? – Чего? – старший Хайтани в растерянности смотрел на шпильку, смутно понимая, чего от него хотят. – А ты… – А я задержу их. Бывший зам Канто сказал это так просто, как будто говорил о чем-то обыденном, повседневном. А ведь его слова значили только одно – дальше вы без меня. Оба Хайтани замерли напротив Харучиё, и даже Риндо уставился на него так, как будто мог видеть: отчего-то впервые в жизни бывший зам Канто не мог выдержать взгляда глаза в глаза и смотрел куда-то в сторону, чуть хмурясь. Стало неожиданно тихо, даже гомон зомби унесся куда-то на задний план. Кажется, утро окончательно побеждало казавшуюся бесконечной ночь, потому что Ран вдруг понял, что видит Харучиё на удивление отчетливо – на лицо бывшего зама Канто падал мягкий свет нового дня. И в этом свете всегда взвинченный, манерный, яркий Санзу казался непривычно спокойным, чуть усталым. Рану вдруг захотелось закричать: все не должно быть так. – Ну же, давай, – Харучиё впихнул в здоровую руку старшего Хайтани шпильку. – Нет времени лить слезы, я тоже долго не удержу их. В бархатном утреннем свете глаза бывшего зама Канто переливались, почти блестели, и Ран как будто впервые для себя осознал, что они у него серо-голубые, цвета тонкого льда. А еще по щекам Харучиё снова бегут слезы. И сам он сейчас такой измученный, сложный, но болезненно красивый – как и вся его история. Снизу раздалось рычание, а затем сухой хруст: твари подбирались все ближе. – Хайтани, запомни только одно, – Харучиё вдруг улыбнулся и вытер слезы перепачканным в крови рукавом. – Я делаю это не из благодарности или каких-то теплых чувств к тебе. Просто возвращаю должок. И может… Свою карму тоже улучшу и в следующей жизни смогу стать для Сен лучшим братом. А ты только попробуй сдохнуть, тебе еще играть свадьбу с твоим Риндо… Он так этого хочет. Вздрогнув, Ран потянулся к Санзу, будто хотел схватить его за руку, что-то сказать, остановить. Но бывший зам Канто резко развернулся и бросился вниз по лестнице, туда, где зомби уже низко рычали, пробираясь к своим жертвам. Только на последней ступени Харучиё остановился и обернулся через плечо, чтобы обменяться с Раном последним взглядом – а затем усмехнулся, показал тому язык и быстро скрылся за лестничным пролетом. Оба Хайтани остались абсолютно одни. – Ран… – Риндо шепотом позвал брата. – Что… Хару… – Все в порядке. Ран был рад, что Риндо ничего не видит – потому что по собственным щекам тоже бежали неконтролируемые слезы. Вся боль вдруг унеслась куда-то на задний план, будто она достигла своего предела, и дальше может быть только смерть: зато шпильку в руке старший Хайтани ощущал особенно отчетливо. Он должен спасти Риндо. Опустившись на колени, Ран ввел острый край в замочную скважину – он представления не имел, что нужно делать, в глазах все расплывалось от слез, а снизу вдруг донесся истошный крик Харучиё. Старший Хайтани понимал, что времени мало. Он лихорадочно двигал шпилькой, проворачивал ее, толкал, молясь, чтобы получилось – иначе смерть Харучиё будет такой красивой и такой бессмысленной. Рычание и крики Санзу становились все отчетливее, Ран даже не хотел думать, что сейчас происходит с бывшим замом Канто – по ощущениям его как будто терзают на части. В этом хаосе старший Хайтани даже не сразу различил глухой щелчок. Дверь открылась. Не веря собственной удаче, Ран потянул на себя ручку, и раздался металлический скрежет – в эту же секунду Харучиё внизу вскрикнул в последний раз, и старший Хайтани услышал, как рычание тварей стремительно приближается. Втолкнув Риндо в дверь, он поспешно скользнул туда сам и захлопнул ее: с обратной стороны прилетело несколько мощных ударов. Дверь была тяжелая, толстая, и Ран не сомневался, что напор тварей она выдержит. Только вот с крыши им теперь никуда не деться. Обернувшись к брату, старший Хайтани взял его за руку и молча переплел их пальцы, притягивая к себе – в самом конце пути остались только они. Риндо не видел всего, что произошло минуту назад, но ощутил это, пропустил через себя, а потому эта боль распространялась и по его сердцу тоже – как будто бы смерть Харучиё смешалась с кровью и заполнила весь организм. Ощущая, как дрожит младший, Ран мягко коснулся губами его виска. После пережитой ночи эта близость казалась нереальной, как будто это все сон или мгновения бреда воспаленного сознания – будто в мире больше не осталось спокойствия. Но Ран знал, что это его Риндо: настоящий, такой важный, любимый. И он должен придумать, как его спасти, даже если сам едва стоит на ногах. – Внимание жителей Токио. В целях предотвращения распространения инфекции сегодня в десять утра по японскому времени в городе будет заложена взрывчатка для уничтожения зараженных. Просьба всех выживших скрыться в бомбоубежищах. Внимание жителей Токио. В целях предотвращения распространения инфекции… Сначала Рану показалось, что этот механический голос ему просто мерещится – но вслед за ним раздался рев пропеллера. Над городом кружило сразу несколько вертолетов, и все они монотонно транслировали страшный приговор – каждое слово отпечатывалось в сознании. Для уничтожения зараженных… Ран чувствовал, как медленно оседает на крышу: в ногах просто не осталось сил, чтобы стоять, и он буквально свалился на спину – Риндо тоже опустился рядом, ошарашенно глядя перед собой. Получается, что Харучиё не спас их: он просто позволил братьям прожить на пару часов дольше. Мелко дрожа, младший Хайтани тоже лег на крышу рядом с братом – они по-прежнему не отпускали рук друг друга. Только сейчас до Рана дошло, что небо над головой совсем посветлело и стало мягкого нежно-розового цвета: пушистые желтоватые облака говорили о том, что до восхода солнца осталось совсем ничего. Впервые новый день не принес облегчения – потому что он станет последним. Вертолеты продолжали кружить над головой, и Ран чувствовал, как в этом жужжании растворяется его сознание. Он истекал кровью и совсем не чувствовал правой руки, в горле пересохло, и реальными ощущались только холодные, дрожащие пальцы брата. – Рин… – старший Хайтани хотел сказать это громко, но получилось только сдавленно прошептать. – Прости меня. Прости, что не смог защитить. Я правда… люблю тебя так сильно. Медленно Риндо повернул голову. Он не видел Рана, но почему-то очень хорошо представлял себе его – как он лежит и судорожно дышит, глядя в небо своими потрясающими лавандовыми глазами. Обиднее всего не суметь заглянуть в эти глаза даже перед смертью. Риндо понимал, что они точно достигли своего предела: за пару часов они уже никуда не денутся с этой крыши. Но хотя бы это время они проведут вместе… Так хочется стиснуть руку Рана и как-то забрать его страдания себе, облегчить муки – ведь он пережил так много, сделал столько всего, чтобы спасти его, Риндо. Старший Хайтани пересек черту человеческих способностей, только чтобы его самый важный человек до последнего мог жить. Риндо не мог видеть, но чувствовал, как его накрывают тени прошлого – как Ран, не думая, жертвовал собой, как был рядом, как поддерживал: с самого детства, во время смерти родителей, в момент, когда пепел затянул небо, а Токио наполнили тысячи оживших трупов. Ран всегда был рядом и держал его, Риндо, за руку. Для Рана он был самым важным, самым ценным. И так обидно умирать сейчас. У них впереди может быть еще столько всего, они могли бы провести всю жизнь вместе, радовать друг друга, улыбаться с утра и засыпать вместе. Лежа под небом, Риндо чувствовал, как и по его щекам текут слезы. Пальцы Рана в его руке становятся все холоднее и слабее, брат уже едва держит его, и младший Хайтани думает только о том, что хочет увидеть, как они взрослеют. Он хочет вернуть все те мелочи, в которых проявлялась любовь Рана, а он этого не понимал. Ходить вместе по магазинам и скучающе сидеть в примерочной, пока старший Хайтани меряет джинсы, обсуждать какие-то мелочи за утренним кофе, хохотать с дурацких картинок с котятами – Риндо просто нужно еще немного времени с Раном, чтобы показать, как сильно он любит. Они прошли такой сложный путь, теряли друг друга, находили, собирали остатки сил, чтобы бороться, а в итоге оказались здесь. На краю крыши, под последним в жизни рассветом. «Ты – источник моей силы, Риндо. Ты гораздо сильнее, просто сам этого не понимаешь». Эти слова пронеслись в голове так отчетливо, как будто Ран на самом деле сказал их вслух здесь и сейчас. Но старший Хайтани молчал и, кажется, даже едва дышал. Риндо вспомнил этот их диалог незадолго до начала осени, когда все это началось – тогда ему показалось, что брат просто смеется над ним в своей привычной манере: ну как он, Риндо, может быть сильнее Рана? Лежа на крыше, младший Хайтани вспоминал, как брат всегда защищал его, думал за них двоих, не жалел себя, только бы с ним ничего не случилось – и Риндо вдруг почувствовал злость. Злость за то, что сам он ничего не делал все это время, что позволял Рану калечиться и жертвовать собой: и даже сейчас, когда старший Хайтани медленно умирает, Риндо позволяет себе терять его. – Ран. Ран, открой глаза. Риндо ничего не видел, но тряс руку брата, надеясь, что еще не стало слишком поздно. План складывался в голове сам, мозг работал лихорадочно, сердце колотилось, но Риндо не хотелось умирать просто так – только потому, что ему хотелось любить Рана гораздо дольше, чем несколько часов И для этого он станет его силой. – Ран, у меня есть план. Ран, слышишь? Мы можем спастись, пожалуйста, продержись еще немного, поверь мне. – Риндо… – приоткрыв глаза, старший Хайтани устало посмотрел на брата. – Прости меня…Но шанса нет. Это финал. Конец. – Нет, – Риндо сказал это неожиданно жестко, почти зло. – Ран, ты ведь сам говорил, что любишь меня. Что хочешь прожить всю жизнь вместе. Это правда? – Риндо, – старшей Хайтани закрыл глаза, не желая видеть, как по такому любимому лицу катятся слезы. – Конечно, это правда… Но… – Тогда докажи мне. Докажи мне, что ты любишь. Продержись еще немного, мы сможем. Послушай. Тараторя, Риндо рассказывал про мотоцикл в школьном дворе. Он и сам путался в мыслях, не находил нужных слов, но пытался донести до Рана, что они все еще недалеко от Токийской башни – а под ней находится крупнейшее бомбоубежище в городе: это Риндо запомнил со школы. Старший Хайтани устало смотрел в горящие глаза брата и говорил ему, что тот почти слепой, а он, Ран, даже ходит с огромным трудом. Но Риндо убеждал, что у них получится. Он станет ногами брата, а тот – его глазами. Школа невысокая, в ней всего три этажа, можно спуститься вниз по карнизам, ведь все твари собрались у входа на крышу, а двор почти пустой. Рану казалось, что это безумие – но он чувствовал, как Риндо сжимает его руку, как искренне верит в свою идею. – Даже если ничего не получится, – младший Хайтани прошептал это, наощупь обхватив руками чужое холодное лицо. – Нам все равно осталось жить пара часов. А так я буду думать, что сделал все, чтобы быть достойным тебя. – Ты и так, Риндо, – Ран с трудом улыбнулся, здоровой рукой вытирая дорожку слез с щек брата. – И я тебе это сейчас докажу. Ран уже не верил себе, но верил человеку рядом – тому, в ком сосредоточилась вся его сила. И глаза Риндо сейчас светятся таким теплым, мягким светом. Это было безумие, это перекрывало все смыслы и законы логики: старшему Хайтани казалось, что даже его тело не верит происходящему – он истекает кровью, но делает шаг за шагом. Ран подвел Риндо к краю крыши: ветра не было, но обоих колотило от волнения. Они чувствовали, что этот бой точно станет последним: их бег по кругам ада закончился, остался только последний рывок – и неизвестно, что будет дальше. В кармане Риндо шевельнулся котенок, о котором он совсем забыл. Жалобное «мяу» как бы служил поддержкой – и младший Хайтани погладил крошечный теплый комочек. То, как они спускались с крыши, показалось Рану самым страшным сном. Едва держась сам, он кое-как находил карнизы окон и медленно двигался, шепотом подсказывая брату, куда ставить ногу – иногда старшему Хайтани казалось, что Риндо слышит его сердце, а не голос. Гудение вертолетов перекрывало все остальные звуки, солнце встало, и золотистые лучи окутали школьный двор. Несколько раз Рану казалось, что он сейчас сорвется, что он больше не может держаться одной рукой, но он стискивал зубы и заставлял себя делать шаг за шагом – потому что видел, как борется за жизнь Риндо. Когда ноги коснулись асфальта, старший Хайтани даже не сразу поверил, что у них получилось – он уже даже дышал через раз, потому что горло заполнила кровь. Но это был только первый участок их финального забега. Опустившись рядом с братом, Риндо закинул его руку на себя и качнул головой, как бы спрашивая, куда идти. Ран видел брошенный мотоцикл – от его гладкой черной поверхности отражались солнечные лучи. Они бежали через весь школьный двор – младший Хайтани буквально тащил на себе брата, а тот направлял его: в этот момент они ощущали друг друга, как никогда, буквально стали единым целым. Пока Риндо поднимал мотоцикл, Ран осматривался – твари уже заметили их и медленно стягивались из школы. Это был их последний шанс, последний рывок, и старший Хайтани знал, что здесь нельзя играть в половину силы: поэтому, когда один из зомби бросился на них, Ран, наплевав на боль, схватил с асфальта велосипед и изо всех сил швырнул в монстра. Искалеченная рука заныла с такой силой, что старший Хайтани охнул и свалился на колени, но Риндо вовремя подхватил его: он уже поднял мотоцикл. Когда-то давно, в самом начале создания Канто, Харучиё забавы ради учил младшего Хайтани водить байк – Ран тогда из-за этого злился и говорил, что не видит в этом навыке никакого смысла. Теперь, когда Риндо наощупь завел мотоцикл, старший Хайтани еще раз мысленно пожелал Санзу стать счастливым в следующей жизни. Наверное, Ран никогда в жизни не смог бы повторить такое еще раз. Они неслись через залитый солнечными лучами Токио – Риндо ничего не видел, он вел вслепую, но Ран, сидя сзади, шептал брату направление. Несколько раз их опасно заносило, они чудом не влетели в стену, но старший Хайтани уже не думал ни о чем – ветер трепал волосы, солнце светило в глаза, и Ран не знал, сколько осталось до их конца. Пара минут или час – какая разница, если он проведет это время с Риндо. Старшему Хайтани казалось, что мимо них проносятся не улицы заброшенного города, а их с братом жизнь: с детства и до самого конца – как будто вся планета, вся вселенная наблюдает за ними. Когда подножье башни оказалось прямо перед глазами, город вдруг наполнил гул: Риндо помнил его со школьных уроков о безопасности: предупреждение о взрыве. Ран чувствовал, что теряет сознание, в его теле как будто совсем не осталось крови, но он уже видел небольшое здание вроде входа в метро – спуск в бомбоубежище. Держась друг за друга, оба Хайтани бежали туда, ощущая, как гул становится все громче: небо не отличалось от земли, солнце скрылось, все вокруг потонуло в шуме и последним, что запомнил Риндо, стали холодные пальцы Рана – он держал его за руку до последнего. *** Ран открыл глаза, но вокруг почему-то долгое время было темно. По ощущениям прошла целая вечность, прежде чем он начал различать очертания предметов вокруг – пустое неизвестное помещение, голые стены и цементный пол. Голова раскалывалась, во всем теле была странная слабость, и Ран вздрогнул, услышав слабый стон рядом. Сознание начинало возвращаться, перед глазами пронеслись какие-то вспышки, и старший Хайтани понял, что изо всех сил сжимает руку Риндо – тот тоже очнулся и сонно щурился в темноте. Все это больше напоминало сон. Тело казалось чужим, но Ран как-то поднялся на ноги и, не отпуская брата, повел его к ступеням – там была дверь, из-за которой пробивался слабый свет. На мгновение старший Хайтани подумал, что они оба уже мертвы. Дверная ручка поддалась не сразу, но, когда все-таки раздался скрежет, Рану показалось, что его глаза лопнули. Все внезапно озарила белая вспышка, и старший Хайтани долго моргал, пока мир снова не обрел контур – вспышка оказалась обычным солнечным светом. Пахло бетоном, как на стройке. Все вокруг гудело, повсюду виднелись экскаваторы и строительные краны – а за ними руины и бетонная крошка. – Выжившие, это выжившие! Сюда, срочно! Прежде, чем люди в комбинезонах подошли, в лицо обоих Хайтани направили пистолет: Ран напрягся, но это оказался лишь измеритель температуры – он мелькнул зеленым. После этого к братьям подошли какие-то люди, что-то спрашивали, говорили им, но старший Хайтани просто не мог ответить, а Риндо сжимал его руку и не отводил взгляда от Рана. Их попытались разделить по каретам скорой помощи, но оба начали сопротивляться с такой злостью, что медики побоялись перечить – так их вдвоем уложили в одну машину. Обоих братьев трясло, и им выдали по пледу, но Риндо продолжал прижиматься к Рану, как котенок, а тот точно также касался губами его лба, не веря, что все это правда. В этот же момент настоящий котенок, который все это время прятался в кармане младшего Хайтани, высунул мордочку и недоверчиво мяукнул. Когда карета скорой помощи тронулась, в окна проникли солнечные лучи, и Риндо в этом теплом свете слабо улыбнулся брату, и Ран сразу же вернул ему улыбку в ответ, после чего оба отключились. Рассвет, во время которого Токио превратился в долину пепла, остался позади, теперь ярко светило солнце. И они смогли пережить этот рассвет.