⊹──⊱✠⊰──⊹
Девять лет назад
Тренировки выматывающие — да и не только они. Каждый предмет, каждая лекция и каждый курс — они способны прожечь дыру даже в самом натренированном мозгу, чего уж говорить о более приземленных волшебниках, которые себя, возможно, когда-то слишком переоценили. — Еще раз, Шастун! Поток магии вырывается из палочки вновь — пронзает появляющиеся иллюзии врагов насквозь. Антон успешно уходит от чужих атак — пусть те и иллюзорны, но ни одно «фальшивое» заклинание не задевает даже кусочка темной униформы. Тело ноет — но парень не обращает на это внимания. Уклоняется от очередного заклятья — и собственное прошибает сразу несколько иллюзий, быстрее, чем в прошлый раз. Сильнее — от иллюзий не остается даже пепла, и Антон тяжело дышит, с трудом улавливая в сгустившемся воздухе тренировочного зала долгожданное «достаточно». На Академию уже спускается ночь — в коридорах становится темнее, пока парень бредет до собственной комнаты. Совершенно обессиленный, но неожиданно спокойный — все идет своим чередом. У него все получится. У них обоих — получится. Антон улыбается, открывая дверь — пожалуй, в этой школе лишь один человек способен давать ему вечный стимул. Человек, в объятия которого он угождает сразу же, как проходит в комнату — и слышит тихий шепот: — Ты молодец, Антон. Арсений улыбается — парень видит это, поднимая взгляд к родному лицу. У них в комнате тоже темно — лишь почти незаметный свет из окна освещает силуэт мага, который горячими руками сжимает ослабевшее тело. Только глаза светятся все равно, в любой темноте — голубые, все те же. Лишь для него — для Антона, каждый гребанный день несмотря ни на что. — Я люблю тебя, — шепчет он, подаваясь вперед. Арсений ловит его губы своими — усмехается секундно, словно поражаясь порыву, но в следующий миг отвечает. Тянет за собой, мягкими поглаживаниями по спине вырывая у потерявшегося в пространстве Антона судорожные выдохи — и утягивает за собой на кровать, чтобы скрыть в кольце рук и оставить на лбу мягкий поцелуй. — Осталось немного, — шепчет Арсений, кончиками пальцев пробегаясь по чужой скуле. — Совсем скоро… — Мы с тобой станем мракоборцами, да, — выдыхает Антон, изворачиваясь в чужих объятиях — ложится спиной на чужую совсем не напряженную грудь, чувствуя теплое дыхание куда-то в макушку. — Арс? — М? Они молодцы оба — Антон хочет сказать это, но не может собрать разбегающиеся мысли. Потому что за прошедшие три года они пережили так много — и те самые выматывающие тренировки, и выбивающие из колеи объемом информации лекции… И сейчас, когда обучение близится к концу, понимается окончательно — это все определенно стоило того. Навыки маскировки, легилименции, заклятий и дуэльного боя — в особенности дуэльного боя. Кто бы мог подумать тогда, несколько лет назад, что поездка в далекую Россию так сильно сыграет на руку вот сейчас — и командная работа окажется ключевой в деле мракоборцев. Сначала их били по парам, потом — по группам. В Академии Авроров тоже учили чувствовать друг друга, свою команду, своих союзников во время боя — чтобы в будущем не погибнуть от чужих рук, и усвоенные когда-то уроки Белого сейчас сыграли как нельзя кстати. Антон с Арсением, ожидаемо, были самой сильной командой. Командой из двоих человек вопреки всем уставам и правилам. Катя шутила, что они в очередной раз ломают систему. Преподаватели закатывали глаза, но все же закрывали их на вольности после — когда понимали, что качество не страдает и при необходимости маги действительно могли работать и в большей команде. Этим двоим просто не хотелось работать слаженно с кем-то еще — потому что видели они только друг друга как на арене, так и вне нее. Некомандные игроки, нашедшие команду друг в друге — такое случалось в этой школе и раньше, поэтому вызывало не так много внимания. Они — все равно станут лучшими. Помешанный на собственном (да и их совместном) превосходстве Арсений и отчаянно отдающийся общей мечте Антон — они были готовы грызть глотки все эти годы любому, кто встанет у них на пути. Любому — кроме друг друга. — Все ведь будет по-прежнему, когда мы выпустимся, да? — Антон ласково проводит по чужим рукам — прижимает к себе в попытке будто бы слиться. — Пожалуйста, скажи, что мы… справимся. Справимся — с каждым следующим днем, с собственными характерами. С опутывающими узлами чувств — связывающими так сильно, что начинает пугать. Матвиенко когда-то, кажется в шутку, сказал: «Перестаньте видеть друг в друге весь мир. Если что-то случится — вы ведь себя потеряете». Они тогда — посмеялись. Они тогда — радовались вместе каждому новому дню, второму году обучения в Академии и будущим перспективам. Сейчас подходит к концу третий год — и уже нипочем все сложные дни, потому что они определенно стоили пота и крови. Потому что они оба сейчас — мастера любимого дела, готовые ко всему почти-мракоборцы. Потому что они оба все еще — до крайней капли друг в друге, но со слов Сережи уже не смешно. Потому что быть рядом — непросто. Потому что порой усталость такая, что ломает крылья насквозь — и даже родные глаза и слова не могут вытащить из петли эмоций, пока не справишься сам. И в тот же момент — справляться самому уже не выходит. — Мы справимся, — шепчет тихо Арсений в затылок — почти неслышно, но до пугающего серьезно. — Со всем справимся, Антон. С чем именно — пока непонятно. Но Антону сейчас нужны эти слова — настоящие обещания, которые Арс точно выполнит, потому что, ну, это же Арс — его Арс. Потому что кажется, что несмотря на подходящую к концу тяжелую учебу — дальше будет лишь тяжелее. — Я не отпущу твою руку, — обещает Шастун, проворачиваясь в чужих руках вновь — чтобы взглянуть глаза в глаза и сжать ту самую ладонь в собственных отчего-то дрожащих пальцах. — Я не позволю тебе ее отпустить, — выдыхает Арсений в самые губы, переплетая пальцы в ответ. Поцелуй в ту ночь почему-то кажется горьким.
⊹──⊱✠⊰──⊹
Антон закашливается — кажется, затягивается слишком сильно — и с отвращением отбрасывает от себя остаток сигары прямо на стол. Пепел рассыпается по поверхности, но с подпаленного уголка все еще течет дым — и Антон наблюдает за ним, едва ощутимо касаясь пальцами будто бы обожженных сигаретными смолами губ. Или не смолами — чертовыми воспоминаниями, которые изредка все еще продолжают всплывать, пусть и прошло столько лет. Хотя тут оно как бы и неудивительно — в конце концов, этот посланник заявился к нему с прямым предложением и главным триггером этой жизни. Непонятно, правда, почему сразу к нему, а не через начальство — то ли из вежливости, то ли из наивной надежды. Только вот Антон не согласится — ни за что в жизни. Пусть его хоть увольняют к чертям. В конце концов, Матвиенко когда-то давно оказался чертовски прав. Антон себя уже давно потерял.⊹──⊱✠⊰──⊹
Семь лет назад
Запах заклятий не перепутать ни с чем — особенно запах темной магии, которой их вновь и вновь атакуют волшебники. Очередная группировка, требующая смены власти — равенства и свободы, не желающая подчиняться вечной секретности перед маглами. Группировка магов, захватившая торговый центр в самом сердце Лондона — требующая, чтобы волшебники наконец прекратили скрываться. Пожалуй, после выполнения задания придется потратить на забвение всех свидетелей еще пару часов — Антон морщится, думая об этом, пока не чувствует легкое прикосновение к плечу. — Пошли, — уверенно шепчет ему Арсений. Шастун кивает — они выбегают из-за кучи порушенных манекенов одновременно, но в разные стороны, дезориентируя противников и сразу же глуша заклинания. Битва затягивается ненадолго — скрутить магией всего шестерых оказывается несложным, просто потому что… Это же они? Для Антона и Арсения уже давно не существует опасных заданий — потому что их командной работе могут позавидовать буквально все среди мракоборцев. Да, временами сложно и тяжело, но — всегда поддержка в виде той самой спины, о которую опирается Шастун, когда с нескольких сторон появляются новые противники. Азарт в крови скачет — как и почти каждый раз. Чужие движения чувствуются сами собой, чужие намерения — читаются в мельком брошенных взглядах. Так, как они, друг друга не чувствует больше никто из их отдела — и потому не так удивительно то, что они вдвоем справляются с заданием без проблем, освобождая центр и маглов, предварительно стирая им память. На выходе уже ждут подоспевшие мракоборцы — другие ребята из их отдела — перенимают в свои руки нарушителей, обмениваясь с парнями кивками, и трансгрессируют с места событий за доли секунд. На улице по-осеннему прохладно, с противно задувающим под черную униформу ветром. Антон поворачивается к Арсению — наблюдает за едва заметной усмешкой, плавным движением руки, которая зачесывает мешающуюся темноволосую челку. Чувство успеха отступает за пару мгновений — а раньше держалось часами. Раньше, когда каждое успешно выполненное задание — блеском в глазах и дрожью в пальцах. Когда — улыбкой, а не усмешкой на губах. Когда — томными, сквозящими адреналином поцелуями после сражений. Или же до — короткими и нежными, поддерживающими эгидой «мы справимся». Сейчас — справляются и без этого. Сейчас — улыбаться уже не хочется, да и целоваться… тоже? — Пойдем? — уточняет Антон, отворачиваясь и делая пару шагов вперед — они обещали заглянуть сегодня к Кате с Сережей на ужин и уже опаздывают из-за внезапного вызова. — Пойдем, — соглашается Арсений, в два шага нагоняя партнера. Антону кажется, что он возьмет его за руку — как они делали раньше, когда трансгрессировали куда-то вместе. Вот только на пальцах — лишь ощущение потока воздуха, вызванное хлопком трансгрессии Попова. Антон усмехается, с удивлением подмечая — ему все равно. И трансгрессирует следом. В доме у Матвиенко и Варнавы уютно, как и всегда — хотя ураган по имени Катерина меньше всего воспринимается как человек, способный хранить семейный очаг и вялотекущее домашнее спокойствие. Однако у нее получается — это заметно в мелочах: в бережно хранимых на полках рамках с семейными фотографиями, в чистоте дома, в аккуратно свернутых пледах на диване в гостиной. Антон наблюдает за подругой, щебечущей с мужем, краем глаза, пока ковыряется вилкой в жареной картошке. Со стола исходят максимально аппетитные ароматы — тут и запеченная индейка, и различный гарнир, и даже пара бутылок вина для общего настроения. Правда настроение задалось как-то не слишком — и то ли виной этому помятые мракоборцы, едва вернувшиеся с задания, то ли слишком довольные жизнью друзья. — Ну, а вы как? Мы не виделись черт знает сколько! — Сережа взмахивает руками, смотря на парней с легким укором — позврослевший, но все с тем же забавным хвостиком темных волос на макушке и насмешливым взглядом. — Катя хоть с вами на службе видится. — Да что с ними видеться, они… пропадают где-то вечно, — девушка насмешливо фыркает, но заминка слишком слышна. Антон ловит взгляд Арсения — усмехается почти мерзко, на что тот отвечает такой же усмешкой и спрятанным в тарелке взглядом. Арс тоже — к еде так и не притронулся. Раньше такие разговоры были полны возмущений Варнавы — представляешь, дорогой, эти двое вообще друг от друга не отлипают! И это действительно было правдой — пусть Катя в большей степени и утрировала, потому что зажиматься на работе обоим мракоборцам все же не позволяла субординация, но они действительно чаще всего находились рядом как минимум, как максимум — не прекращали трепаться, с рвением отдаваясь обсуждениям новых дел и будущих заданий. Сейчас — чертова заминка. Чертово «пропадают». Катя не говорит более громкого — избегают друг друга. Хорошее настроение от успешно выполненного задания испаряется окончательно — у Антона начинает болеть голова, а еще он чувствует, как, вытягивая ноги, под столом случайно касается арсеньевского ботинка. Он тут же отдергивает ногу. — Ничего нового, — Арс берет на себя ответственность за переговоры с другом, но Шаст отчего-то этому лишь раздражается. Он не просил помощи. — Работа, работа… Сегодня вот в очередной раз стирали память маглам. Атмосфера давит — неуловимо, но все равно удушающе. Давят ароматные блюда на столе, сверкающие глаза Матвиенко, которыми он смотрит на Катю, и такие же ответные взгляды — их любовь не изменилась с годами будто бы совершенно. Давит — уставший голос и насмешливый, но холодный взгляд Арсения, которым он пару раз стреляет в Антона. Арс тоже чувствует себя в цирке, и Шаст не знает, от чего злится больше — от того, что его партнер понимает его состояние или же испытывает то же самое. — Я, пожалуй, домой. Антон поднимается из-за стола резко — Сережа с Катей смотрят на него удивленно. Арсений же — лишь вскидывает бровь, но не усмехается. Взгляд голубых глаз — напряженный, но все такой же уставший. Губы — сжимаются в тонкую линию. Шаст не понимает, чего хочет больше — чтобы Арс попросил его остаться или равнодушно отпустил. Не понимает, почему еще час назад вспоминал их поцелуи после успешных заданий с ноткой тоски — а сейчас так претит сидеть за одним столом с, вроде как, любимым человеком. Вроде как. — Что? Почему? — Варнава поднимается следом, с беспокойством заглядывая в глаза. Антон в ответ — пожимает плечами, строя максимально безучастное выражение лица. — Безумно устал. Увидимся в следующий раз. Он не спрашивает, пойдет ли Арсений с ним — домой. Не целует на прощание, как делал это раньше. Даже не смотрит — хлопком исчезает из нагретого, полного семейным счастьем дома. В гостиной воцаряется гулкая тишина — Варнава садится обратно за стол, несмело поднимая взгляд на Попова, но лишь поджимает губы, обмениваясь совершенно растерянным взглядом с Сережей. Арсений — молчит. Не меняет даже позы — и не поднимает заметно потяжелевшего взгляда от тарелки с нетронутым ужином. — Арс, — зовет Сережа, даже не дожидаясь, пока друг посмотрит на него, — у вас все… нормально? Мракоборец пожимает плечами безэмоционально — медленно подхватывает бокал с вином и делает пару глотков, облизывая губы. Он помнит, как они когда-то так же пили вино здесь, у Кати и Матвиенко — а потом Арсений слизывал остатки алого напитка с чужих губ в любезно предложенной на ночь комнате. Он помнит, как они гуляли на их свадьбе — то было скромное, но от того не менее потрясающее торжество. Как Антон водил широкими ладонями по его спине во время танца и шептал о том, что был бы не против совместить их фамилии тоже. Он помнит, как горели чужие глаза. Он помнит, как горели собственные. Что же у них изменилось с тех пор? Что, черт возьми, происходит? — Все нормально, ребят, — наконец произносит Попов, поднимая взгляд на друзей. — Все нормально. Нормально. Арсений соглашается остаться в гостях и на ночь — домой не хочется совершенно. Арсений отчего-то знает, что Антону тоже не хочется, чтобы он возвращался. И это — уже не расстраивает. Почему-то становится привычным и в какой-то степени правильным. Антон сказал верно — он устал. Арсений тоже. Они оба устали. Быть может, и друг от друга.
⊹──⊱✠⊰──⊹
— Он не согласится. Сумасшедшая идея собственного отца до сих пор кажется полным бредом — только вот Сергей так не думает. Обводит Арсения взглядом — уже не таким тяжелым, как в молодости, да и спустя столько лет седина и слегка осунувшиеся черты лица делают Министра уже далеко не таким угрожающим. А, может, и тот факт, что между ними больше нет ничего, кроме работы — Арсений говорит с Министром по долгу службы уже не впервые, и со временем эти редкие встречи перестали приносить дискомфорт. Равнодушие — пожалуй. То единственное, что способен чувствовать Арсений в последние годы даже по поводу когда-то любимой работы. Вот и сейчас — Министр смотрит пристально, цепко, будто пытаясь проверить то самое «равнодушие» на прочность. Только ли оно скрывается в глазах главы мракоборцев Англии? Или же что-то еще? Но — нет. Во взгляде синих глаз лишь оно — безразличие. И не так важно, что глаза эти потухли слишком давно, чтобы выражать что-то еще. — Он не согласится, — повторяет Арсений, плавно проводя пальцами по полам черного пиджака — большого и строгого, показывающего тот самый авторитет и желаемую власть, которых за прошедшие годы добиться все-таки удалось. — Антон не вернется в Лондон. Имя звучит в тишине полутемного кабинета пощечиной — но Арсений даже не сглатывает. Это все было слишком давно. Это все — уже давно ничего не значит. — Но он нам нужен, — парирует Министр, переводя взгляд в окно — сухим деловым тоном, так, как они, кажется, общались всегда. — Сейчас каждый опытный мракоборец на счету. Мы теряем слишком много людей. — У него нет причин возвращаться и помогать нам, — впервые за вечер Арсений позволяет себе нахмуриться — его эта ситуация, кажется, все же нервирует. — И я тоже весьма опытный мракоборец, если ты не забыл. — Только почему-то твои люди умирают, а ситуация становится только хуже, — Министр поворачивается в кресле резко, приподнимаясь из-за стола и прищуриваясь. — И если это не остановить, под угрозой весь магический мир. Арсений молчит — понимает прекрасно, что дело дрянь. Что решение Министра временно перевести его в актив мракоборцев с кресла главнокомандующего — верное, потому что он все еще самый могущественный мракоборец последнего поколения — спасибо Шеминову и пробуждению истинной магии двенадцать лет назад. И то, что поддержка им нужна, понимает тоже. Только соглашаться не хочется совершенно. — Что ты предлагаешь? — спрашивает он вместо возражений. Потому что — долг и та самая служба. Потому что — не так важно, что там случилось у них внутри. Отец смотрит на него долго — будь у них другие отношения, наверняка бы спросил хоть что-то. Но он молчит — молчит, потому что уже давно их отношения не существуют в ролях «сын» и «отец». Потому что Арсений — всего добивался сам. И выучился на мракоборца, и поднялся по карьерной лестнице тоже — только подумать, все-таки оказался в офисном кресле «начальника», но по собственному, а не навязанному желанию. А еще — сам же когда-то прогнал необходимого сейчас союзника. Сам, все сам — такой самостоятельный мальчик, посмотри, пап! Сергей не знает, что произошло между ними — потому что Арсений никогда бы не рассказал. Мир действительно когда-то пошел прахом — по тому самому последнему заверению отца — вот только Арс не приползал к нему на коленях. Он нашел в себе силы взять ответственность за свой выбор — и лишь единожды услышал с уст Попова-старшего чертово «чего и следовало ожидать». Чего и следовало ожидать — им с Антоном не суждено было стать чем-то цельным. Они оба — слишком поломаны. Разрыв был вопросом времени. — Шастун не сможет отказать Международной Конфедерации Волшебников, — отвечает наконец Сергей, выходя из-за стола и останавливаясь напротив сына. — Он все еще мракоборец, пусть и другой страны. Арсений кивает, разворачиваясь и проходя к выходу. Голос отца застает его у самых дверей: — Не наделай глупостей, Арсений. Эту операцию нельзя провалить. Тон — не приказной, а будто бы… взволнованный? Неужели Министр Магии, спустя столько лет безупречной службы, все еще способен в нем сомневаться? Арсений оборачивается, но ловит взгляд не Министра — взгляд собственного отца. Это удивляет лишь самую малость, заставляя приподнять уголки губ в усмешке. — Глупости творят тогда, когда на что-то надеются, Министр, — Попов разворачивается, открывая дверь и проговаривая так же четко: — Для меня это лишь работа. Потому что надежды уже давно выжжены.⊹──⊱✠⊰──⊹
Шесть лет назад
— Итак, с превеликим удовольствием хочу сообщить, что с сегодняшнего дня главой третьего отдела Мракоборцев Лондона становится, — мужчина делает небольшую паузу, набирая в легкие побольше воздуха, чтобы уже громче произнести: — Арсений Попов. Поздравляем! Мракоборцы реагируют восторженным гудением и аплодисментами. Небольшой зал собраний эхом разносит голос прошлого главы — тот, уже поседевший, наконец передает полномочия не менее достойному, пусть и молодому по меркам службы волшебнику. Арсений сдержанно улыбается, принимая поздравления — при правильной стратегии поведения и его истинной магии это все действительно было делом времени. Собрание закончено — но многие подходят лично, чтобы пожать руку и выразить слова напутствия и уважения. Через какое-то время зал остается пустым — за исключением лишь одного мракоборца, до этого держащегося в стороне, но не отводящего от новой главы взгляда. — Поздравляю, Арс, — с улыбкой произносит Антон, подходя ближе — Арсений теряется в том, как сейчас сияет чужой взгляд. — Я горжусь тобой. Я горжусь тобой. Попов улыбается — в этот раз несдержанно, искренне. Отдается горячим рукам, которые сжимают его в объятиях — и вновь смотрит в родные глаза, чувствуя, как в груди оживает сердце. — Спасибо, Антон, — шепчет он. — Я люблю тебя. В этот раз слова — не по привычке. В этот раз — искренне, и руки по спине потому, что хочется, а не потому, что так вроде бы нужно. В этот раз — действительно наполненный неясными, но такими греющими эмоциями ответ: — И я люблю тебя. В этот раз — глубокий и распаляющий, настоящий поцелуй. Может, они потеряли еще не все?⊹──⊱✠⊰──⊹
Старенькая служебная квартира встречает темнотой — но Арсений и не собирается зажигать свет, проходя внутрь, даже не разуваясь. На плечах — все еще черное, посыпанное Лондонской пылью пальто. Под ногами — скрипучие доски вроде как «дома». Через пару секунд — такой же скрипучий стул перед рабочим столом. Где-то в соседней комнате — скрипучая кровать. Где-то вокруг — вся чертова скрипучая жизнь. Раньше у них был дом — пусть и не слишком большой, но всяко побольше этой халупы. Заставленный мебелью, заваленный воспоминаниями. Живой. Не одинокий — совсем. В квартире Арсения — только необходимое. Кабинет, спальня и кухня — и мебели в них по минимуму. Никаких фотографий или памятных вещичек — еще чего не хватало, главе мракоборцев заниматься всей этой фигней. Еще чего не хватало — чтобы глава мракоборцев что-то мог чувствовать. Пробовали уже — хватит. Не приносит пользы — лишь только вред. В квартире Арсения — только необходимое. Он сам и старая мебель — вместо предложенной более комфортной квартиры в момент повышения, когда он сам отказался от благ во имя… Чего? Арсений и сам — порос пылью как будто. Как будто с тех самых пор не позволяет себе иметь что-то большее — дескать, смотри, эта квартира и есть твой максимум. Твой максимум — не потому, что не можешь себе позволить, о нет. Можешь — и многое. Просто не хочешь. Арсений не хочет — почти ничего. Он находит комфорт среди скрипящих досок и старой мебели — среди условий, равных другим мракоборцам, словно в напоминание. Ты абсолютно такой же. И ему — нормально. Ему вполне сносно и даже временами неплохо — когда можно выкурить сигарету вот так, сидя за столом в уличной одежде и ни о ком не тревожась. Ему — нормально. Быть может даже рутинно. У него есть работа — сложная, страшная, но все также любимая. У него есть друзья, есть команда и принципы. У него — своя жизнь. И ничего, что немного пустая. Сигаретный дым обжигает легкие — Арсений уже давно курит сигареты потяжелее. Так, чтобы чувствовать, как дым медленно убивает ткани организма — какая, к черту, разница, если магия все равно не позволит ему угаснуть от этого бреда? По ощущениям, он уже давненько угас — и эта мысль вызывает на сухих губах горькую усмешку. Арсений отказывается принимать то, что уже через пару дней он вновь может увидеть того, кто когда-то привил ему дурные привычки. «Зависимости не для меня», — говорил он когда-то Антону. Оказалось, соврал. И курить начал, и — в любовь вляпался. Любовь ведь — та еще иссушающая зависимость. Они ведь когда-то друг друга выпили — до самого дна. Так, что ничего не осталось. Так, что Арсений едва вылез оттуда живым. В магическом мире редко случаются истории, во время которых странам приходится сотрудничать настолько всерьез. Еще реже — когда мракоборцев одной страны не хватает для того, чтобы справиться с пока что локальной, но грозящей распространиться по другим континентам проблемой. Лондон — не справляется, от слова совсем. И это не вина главы мракоборцев — Арсений и правда приложил все усилия — просто противники оказались страшнее. Просто — от всей численности мракоборцев Англии осталась едва ли жалкая треть. То, что происходит — страшно. То, что может последовать дальше — еще страшнее. Арсений понимает, почему Англия просит помощи у других стран. Понимает, почему отделы крошатся у него в руках, а мракоборцы бегут, сдавая корочки и собственные идеалы даже под угрозами трибунала. Наверное, за все года на службе никто из них не чувствовал дыхание смерти так близко. Им нужны люди — нужны, поэтому и объявляется экстренный сбор. Поэтому с разных концов магического мира к ним направляют других — опытных мракоборцев, талантливых колдунов и даже едва выпустившихся, но готовых на свершения вчерашних студентов. Арсений когда-то был главой третьего отдела мракоборцев, прежде чем занять кресло руководителя всея магической силы Министерства. Сейчас же Арсений становится главой отряда самоубийц — потому что другими словами это не назовешь. И да, каждый человек на счету. Да, большинство присланных — обязаны подчиниться долгу службы и прошению Конфедерации. Но почему все же именно он? Один человек не сыграет никакой роли — Арсений уверен. Его можно было не вызывать. Были бы возможности — сам бы все каналы закрыл, сделал бы все, чтобы больше не видеть. Но — приказы Министра Магии не оспариваются. И Арсений не понимает, отдает этот приказ отец из холодной мести непослушному сыну или все же холодного расчета за будущее страны. Пепел слетает прямо на стол — плевать. Табак на губах горчит третьей поджигаемой сигаретой. Арсению все равно — он знает это. Слишком давно все закончилось, чтобы сейчас испытывать что-то, кроме легкой нервозности. Он ведь всегда считал, что если дверь закрывать — то сразу же на замок. Замок на их двери уже давно проржавел — но никто не станет прилагать усилий для того, чтобы его сорвать. — Плевать, — твердо шепчет Попов, вжимая сигарету в поверхность стола и наблюдая, как по дереву растекается чернильно-жгучее пятно. Это все — лишь работа. Чертов долг, который порой не пляшет под твою дудку. Он это переживет.⊹──⊱✠⊰──⊹
Шесть лет назад
Арсений приходит домой далеко за полночь. Антон слышит возню на первом этаже — но не спускается встречать, перелистывая очередную страницу старенькой книги. Они уже давно не встречают друг друга с работы — Антон даже не помнит последний раз, когда это было. Кажется, так делал Арсений — встретил его ужином и бутылкой вина, еще не будучи запертым до ночей в Министерстве под грузом обязанностей главы мракоборцев их небольшого отдела. Тот вечер был неплохим — Антон помнит, что Арс приготовил его любимое блюдо. Зажег даже свечи — они оба посмеялись с их неловких попыток в романтику и даже смогли поговорить о чем-то отвлеченном. Правда, тогда настроение отпустило быстро — стоило им оказаться в одной постели. Они заснули, больше ни о чем не говоря — не прикоснувшись друг к другу даже в невинном объятии. Антон вспоминает — они ведь, кажется, поругались тогда, перед тем чертовым ужином. Поругались в очередной раз — по какой-то мелочи. По сущему бреду, который почему-то бесил до зубного скрежета — то ли Арсений в очередной раз напомнил Антону не разбрасывать одежду в гостиной, то ли Шастун вывелся с того, что Арс в очередной раз копался в документах вместо того, чтобы спуститься к ужину с первого зова. Антон проматывает в голове весь последний год — а то и больше. Вспоминает, что в последнее время слышит повышенный голос партнера чаще, чем ласковый шепот. Неожиданно ужасается — прошло уже пять лет, и сейчас, по сравнению с временами в Хогвартсе, да даже в Академии… Они такие чертовски чужие. Антон откладывает книгу и гасит свет, отворачиваясь как раз перед тем, как дверь в комнату открывается. Арсений замирает на пороге — молчит, наблюдая за умышленно мерно дышащим Шастуном. Как часто их вечера заканчиваются вот так — когда один притворяется спящим, а другой предпочитает поверить. — Привет, — все же глухо шепчет Антон. Арс не отвечает — судя по звукам, переодевается, закрыв перед этим дверь. Через какое-то время кровать прогибается под чужим весом — Антон тут же садится на постели, поворачиваясь к партнеру. Арсений — уставший, просто до одури. Небольшая щетина, растрепанные волосы, под глазами — залегшие от невыносимых нагрузок темнеющие круги. — Привет, — тот улыбается уголком губ, наверняка замечая растерянность Антона. Шаст не знает, о чем говорить — они не делали этого так давно, что почти вечность. Только орали-орали-орали. Не каждый день, да, но — слишком часто. Раздражались друг другу, пытались поговорить — и бегали друг от друга, отталкивали. Он смотрит на родные черты, на этот потухший взгляд — и совершенно не понимает, как мог не заметить всех этих изменений. Почему замечать не хотел. Шаст не знает, о чем говорить — поэтому обхватывает чужую щеку рукой, притягивая к себе, и целует. Сразу глубоко, напористо — так, чтобы вспомнить, чтобы найти. Найти то, что когда-то горело в них с такой силой. Арсений не сопротивляется — подается навстречу, размыкает губы, позволяя целовать так, как хочет Антон. Сам придвигается ближе, обвивает руками — послушно откидывает голову и шумно выдыхает, когда поцелуи перемещаются на покрытую родинками шею. Антон кусает горячую кожу, вызывая еще один выдох — утягивает Попова к себе на колени, в одно движение стягивая с него футболку и припадая губами к ключицам. Четко, отработано, так же, как и всегда — почти механические движения, привычные действия. Привычное сбитое дыхание, закусанные губы и чужое возбуждение под тканью штанов. Антон замирает, перевернув Арсения и нависнув над ним — тот притягивает его ближе за шею, не открывая глаз, желая поцеловать вновь. Поцеловать, просто чтобы продолжить — так, как и было всегда. Чтобы даже не посмотреть в глаза. — Арс… Антон ведь не хочет секса — да и Арсений, судя по всему, тоже. Пусть тела и распаляются от ласк — это все не значит ничего ровным счетом, потому что внутри слишком четкое нежелание. …конкретного человека. Арсений открывает глаза — усмехается, убирая руки с чужой шеи, и смахивает своими длинными пальцами собственную челку со лба. Задумывается на мгновение — и повторяет то же самое с антоновой. — Какая-то хуйня происходит, да, Шаст? — горько улыбается тот. Антон поджимает губы — все еще нависает, рассматривая едва заметные в ночной темноте родинки на обнаженной груди. Арсений по-прежнему безумно красивый — но при мысли об этом внутри уже не трепещет. — Какая-то хуйня, Арс, — соглашается он, наконец переваливаясь набок и ложась рядом. Они лежат в молчании долгое время — просто смотря в потолок, едва соприкасаясь обнаженными плечами. Физическое возбуждение отпускает совсем — и тишина становится еще более горькой. — Арс, — едва слышно шепчет Антон, отчего-то вспоминая их ночи в Академии, полные поддержки и светлых надежд, — мы справимся?.. Долгое молчание куда-то под дых. — Я не знаю, Антон. Внутри — очередной колкий узел, который не получается развязать.Они не справляются.