***
Когда Хуа Чэну исполнилось четырнадцать, его впервые пригласили на свидание. Это была сестра одного из его одноклассников, которая, по словам его товарища, ужасно запала на красивого и высокого длинноволосого юношу. На тот момент волосы Хуа Чэна не были такими уж длинными и доходили всего до плеч, но дабы они не мешались, он постоянно завязывал их красной лентой в хвост на бок. В свои четырнадцать его рост уже перешел за метр семьдесят шесть, из-за чего он был самым высоким в своем классе. Даже в столь юном возрасте он был неописуемо красив. Настолько, что каждая девушка, наверное, готова была отдаться ему при первом взгляде на его лучезарную улыбку. Вот только он не улыбался. Юноша всегда был сторонником мнения, что эмоции обязаны соответствовать ситуации, и если произошло что-то плохое, смеяться нельзя. Если хорошее, нужно обязательно улыбаться так ярко, чтобы аж солнцу захотелось невольно зажмуриться от этого золотого света. Этот период в жизни молодого юноши был, наверное, вторым из самых худших после его детства, когда он жил еще с родными родителями. Школьник уже как пять лет был принят в лучшую по его мнению семью, которая только могла у него быть. Личная комната, гаджеты, игрушки, красивая и дорогая одежда, вкусная еда, гулянки с лучшим другом, походы в разные интересные места, хорошие оценки, красивая внешность и отличная харизма. Даже отдельная комната, где он рисовал на мольберте и играл на гитаре, пока его слушали братья и сестры. Все это у него было. Так чего же ему не хватало? Он и сам не знал. Хотя нет. Знал. Когда-то давно, когда он был еще совсем маленьким, они с родителями поехали отдыхать на море, и как же не повезло, что даже здесь его отец напился в каком-то баре и снова начал браниться и бить мать. Было это... Зрелище не для маленького шестилетнего мальчика. Вообще, он привык к такому. Подобное случалось очень часто, что он даже не грустил уже по этому поводу. Ну, точнее было бы сказать, ему не было кому выговориться или пожаловаться, не было кому поплакать в плечо, так что он просто держал это в себе. Он не желал, чтобы его отец пил и бил маму. "Почему он так поступает? Маме ведь больно... У нее такие большие синяки по всему телу. Ей каждый день старательно приходится замазывать это все косметикой." Хуа Чэн слишком сильно любил мать. Он не хотел, чтобы ей было больно. Не хотел. Но в этот раз ему даже убегать, чтобы не видеть этого, не пришлось, потому что как только родители начали ссориться, его отец пинком выставил его из отеля и сказал, чтобы тот лучше не возвращался. Он всегда так говорит, но Хуа Чэн каждый раз приходит обратно, потому что мама волнуется за него. Но сейчас, почему-то когда он снова остался один на темном тихом пляже, который освещает только луна, ему стало настолько грустно, что он, даже не заметив этого, заплакал. Сначала это были просто тихие всхлипы, но потом они перешли в более громкие и четкие, а также в неразборчивое бормотание, в котором невозможно было понять ни единого слова. Маленький мальчик, скрутившись в комочек, сидел на песке и тихо лил слезы в полном одиночестве. Уже так поздно. Ни единой души. Его никто не посмеет потревожить. — Эй, ты чего плачешь? От этого встревоженного голоса Хуа Чэн вздрогнул и, быстро подняв свой взор на юношу перед ним, он уставился на него. Увидев его милую улыбку, Хуа Чэну только больше захотелось плакать. Все так плохо, а он улыбается? Почему он улыбается? Ему смешно оттого, как глупо он сейчас выглядит..? — Ой, нет, прости, почему ты плачешь еще сильнее? Я сделал что-то не так? Прости, я не хотел тебя обижать! Мальчик сел на колени перед Хуа Чэном и протянул руку к его маленькому, красному от слез личику. Он, еле касаясь, аккуратно стер большим пальцем его слезы, а после этого, достав что-то из своего маленького рюкзачка за спиной, протянул Хуа-Хуа. — Вот, держи. Это мороженное. Оно поможет тебе успокоиться. Хуа Чэн, все еще с недоверием смотря на него, медленно взял из его рук упаковку с фисташковым мороженным. Ого. Оно такое... такое вкусное. Кажется, он никогда не пробовал ничего вкуснее. Сразу успокоившись, он быстро начал уплетать небольшую упаковку немного подтаявшего мороженного за обе щеки, пока мальчик, сидевший напротив, лучезарно улыбался ему. Тот выглядел не намного старше, но был высоким для своего возраста. Наверное, Хуа Чэн дал бы ему лет девять или десять? — Как тебя зовут? — ... — Ты не хочешь говорить? — У меня некрасивое имя... — С чего ты так решил? Он на пару секунд замолчал, после чего ответил: — Так папа говорит. Мальчик напротив удивленно уставился на него. Хуа Чэн же, не заметив этого, стал думать, как представиться незнакомцу. Надумав кое-что, он выдал: — Хун-Хун-эр. Меня так мама называет, и ты тоже можешь меня так звать. — Хорошо, Хун-Хун-эр. Он приулыбнулся. — Почему ты тут совсем один сидишь и плачешь? Ты потерял родителей? Мне помочь их найти? — Нет, не надо. Папа сказал, чтобы я не возвращался. Поэтому я приду только под утро. Я знаю, где мои родители. Мальчик в недоумении посмотрел на Хуа Чэна. — Тебя выгнал твой папа? — Да. На сей раз ребенок почувствовал, как его мягко обнимают, из-за чего его щеки немного заалели, но никто не мог увидеть этого благодаря темноте на улице. — Что ты делаешь..? — Мамочка говорит, что обнимашки поднимают настроение и позволяют расслабиться. Если Хун-Хун-эру станет легче, он тоже может обнять меня. Хуа Чэн, доевший лакомство и отложивший на песок пустую упаковку, застыл на месте. Его обнимают? Его раньше обнимала только мама, когда он был совсем маленьким, а когда ему исполнилось пять, она перестала это делать. Его так давно никто не обнимал, а тут этот мальчик так легко это сделал. Хуа Чэн, смущаясь, обвел руками талию собеседника и уткнулся ему носом в плечо, прижавшись как можно сильнее. Из-за легкой щекотки от дыхания Хуа Чэна, которое почувствовал мальчик на своих ключицах, он тихо посмеялся. — Хун-Хун-эру нравятся обнимашки? — Мгм... — Хорошо. Хуа Чэн, почувствов, что его новый друг встает, вцепился в него покрепче, уже испугавшись, что ему не нравится, что такой, как он, его обнимает, и хочет уйти. Тот, к его удивлению, встал и поднял его на руки. Он, весь покрасневший от смущения, уставился взглядом в улыбающееся лицо мальчика. Тот перекинул его руки себе через шею, чтобы ребенку было легче держаться. Он прижимал Хуа-Хуа к себе одной рукой, положив ее на спину, а второй поддерживал под бедра. — Нечего сидеть на сыром песке. Давай я отнесу тебя на скамейку. Хуа Чэн в ответ лишь прижался к груди своего спасителя. Когда тот донес его до одной из скамеек перед началом пляжа и хотел было посадить его, мальчик в красной футболке лишь впился в него сильнее, не желая отпускать. Тому пришлось посадить его к себе на колени. — Тебе не холодно? На улице и впрямь было прохладно, в то время как Хуа Чэн сидел в одних шортах и тонкой футболке, что явно была ему велика. Ответа ждать не пришлось, ведь паренек и так его уже знал, потому что того какое-то время знатно потряхивало. Брюнет, сняв с себя белую вязаную кофту, укутал в нее дитя и, придвинув его к себе поближе, заботливо обнял. Хуа Чэн в этих прикосновениях чувствовал себя так хорошо. Он уже и забыл про скандал между родителями и о том, что его выгнали. Запамятовал, что они уезжают этим утром обратно домой, и ему, наверное, стоит пойти с рассветом к отелю. К счастью, мама, пока отец выгонял бедного малыша, сказала название отеля, так что он мог попросить кого-то из взрослых довести его туда. Знал бы он только, как разговаривать с этими пугающими высокими людьми. — Утром я отведу тебя к твоим родителям, хорошо? А пока можешь поспать. Хуа Чэн агрессивно замотал головой, вжимаясь в грудь напротив все сильнее и сильнее. — Если я усну, Гэгэ уйдет. — Не правда. Я буду с Хун-Хун-эром до тех пор, пока не отдам его родителям из рук в руки. Хуа Чэн поднял на него голову, но тут же опустил вниз, панически закрывая правый глаз, когда ветер сдул его челку с лица. — Хун-Хун-эр? Все хорошо? Ты чего это? Мальчик сразу же прижал Хуа Чэна, сидевшего на его коленях, обеспокоенно глядя на него. — Уродство... — Что? — Мой глаз... Уродство. Ох. Ему становилось жаль этого малыша с каждой минутой все больше и больше. — Почему же сразу уродство? — Мой второй глаз не такой, как первый, и все говорят, что это уродство. Гэгэ испугается и скажет, что это ужасно, после чего уйдет, оставив меня одного снова. Брюнет, слыша, как дрожит голос Хун-Хуна, мягко положил руку поверх маленькой ладони мальчика. — Не испугаюсь и не уйду. Хун-Хун-эр такой красивый, как он может быть уродливым? Он, погладив его по спине, медленно убрал его руку от собственного лица, после чего дотронулся до его щеки. — Красивый. Хун-Хун-эр очень красивый и милый, а его правый глаз делает его только прекраснее. Хуа Чэн залился краской еще больше. Хотя, куда еще больше? — Хун-хун-эр, куда мне отвести тебя утром? Где твои родители? — Они в отеле А***. — Хорошо, я отнесу тебя туда, пока ты будешь спать. — А Гэгэ не нужно домой? — Ох, на самом деле я потерялся. Но ничего страшного, утром я пойду в какой-нибудь магазин и попрошу у взрослых позвонить, и тогда моя мама заберет меня. Через пару десятков минут мальчик, укутанный в белую и теплую вязаную кофту, спал на коленях у другого, обнимая его обеими руками, пока тот постоянно поглаживал его по спине и тихо напевал какую-то красивую колыбельную. Когда он проснулся, его спасителя рядом уже не было. Он ушел. Ушел навсегда. Если бы мать, когда он проснулся, не сказала ему, что тот юноша очень сильно помог, и не назвала бы его имя при этом, Хуа Чэн, наверное, так бы никогда и не узнал его. Се Лянь... Столь красивое и милое имя. Кажется, он надолго задумался. Настолько, что прослушал все, что ему говорила девушка, пригласившая его на свидание. — Хуа Чэн, я хотела тебя спросить... Парень лишь равнодушно посмотрел на нее, после чего ответил: — Спрашивай. — А тебе... Кто-нибудь нравится? — Да. — Ох, и как же ее зовут? — она неловко отвела смущенный взгляд в сторону. — Его зовут Се Лянь. Девушка остановилась. Его. Так, стоп. Его??? Его зовут Се Лянь. Кто такой Се Лянь? Это парень? Хуа Чэну нравится парень???? — Ты что, гей??? Этот вопрос застал его врасплох. — Нет. — Но тебе нравится парень, значит ты гей. — Я не гей. Мне не нравятся мужчины, мне нравится только Се Лянь. Девушка, на что-то разозлившись, дала ему пощечину, после чего сбежала, сверкая пятками. Да уж, сегодня и правда просто отвратительный день. Он так плохо чувствовал себя, потому что никогда больше не увидит парня, который в последнее время постоянно снится ему и заставляет сердце биться быстрее.***
Сомнений не было — это был он. Как только он впервые увидел этого юношу и узнал его имя, он сразу все понял. Он что, спит? Таких чудес не бывает. Но, как оказалось, бывают. Ведь он сидит на лавке и с чего-то так заразительно смеется. — Ты ошибаешься. — Что? — Такому прекрасному человеку, как Гэгэ, не может нравиться столь отвратительный человек, как я. Хэ Сюаню, которому Ши Цинсюань вчера весь вечер рассказывал о том, что Се Лянь запал на его лучшего друга, захотелось ударить собеседника по лицу.***
Чат: Ветерочек
Время: 22:34
[Ветерочек] Хэ-сюн?[Черновод]
Почему так поздно пишешь?
Иди спи, завтра на пары.
[Ветерочек] Это очень важно[Черновод]
Что такое?
[Ветерочек] Что, если я скажу, будто мой лучший друг влюбился в твоего лучшего друга?[Черновод]
...
[Черновод]
Я ничуть не удивлен.
[Ветерочек] Почему?[Черновод]
Мой тоже.