Скотти

«Именно эгоисты, как ни странно, способны на большую любовь» (Ф. С. Фицджеральд «По ту сторону рая»).

Взлётная полоса превратилась в ниточку грязно-серого цвета. Частный небольшой самолёт без опознавательных знаков легко оторвался от земли, спрятал шасси и начал крениться на бок, чтобы развернуться. В иллюминатор ворвалось море Йокогамы, насыщенно-лазурное и сверкающее под лучами закатного солнца. Ацуши любовался им, как будто видел впервые, хотя не раз бегал вдоль берега или оказывался рядом, но не успевал насладиться моментом. Благодаря тигриному слуху сквозь шум двигателей он прекрасно различал слова старшего и младшего пилотов, звон бокалов и раздражающее щёлканье авторучки. Фицджеральд разгадывал кроссворд с таким вниманием, будто во всём мире его интересовали только пересечения вертикальных и горизонтальных линий. Но это было не так, и Ацуши не понимал, почему этот шумный и наглый человек вдруг решил изображать из себя паиньку. Сам Ацуши беспокойно ёрзал на сиденье, косился в иллюминатор, где уже пропали и море, и Йокогама, и с выражением бесконечной тоски пинал спинку ближайшего сиденья. — Что ж, пора обговорить детали, — на тридцать шестом «щёлк» Фицджеральд оставил в покое ручку, расслабленно вытянул ноги и нажал кнопку над головой. Бортпроводница тут же принесла бокал шампанского, а перед Ацуши поставила две бутылки воды: с газом и без. — Два года ты будешь жить в моём доме. После истечения срока контракта я верну тебя живым и здоровым, ничего не потребую взамен и даже заплачу твоему упрямому директору неустойку в размере… От названной цифры Ацуши вжался в сиденье. Столько нулей он не видел ни в одном фильме. — Всё, что будет куплено для тебя или подарено, ты в праве забрать совершенно бесплатно, — Фицджеральд покрутил часы на запястье и отпил шампанского. — Кроме того, на твоё имя я открою счёт в долларах, так что за свою услугу ты до конца жизни ни в чём не будешь нуждаться. Вот договор, в нём всё подробно расписано. Подпиши здесь и здесь. Издевательство — подсовывать ему бумажки на английском языке, подумал Ацуши, глядя на смутно знакомые слова и фразы. По большей части он понимал предлоги. Но когда перевернул несколько страниц, то обнаружил точно такой же договор на японском. Уши загорелись, как огни фейерверка. — Но что я должен делать? — рука замерла над чистым пятачком бумаги. Йокогама спасена, проклятье не выкосило треть жителей и обе организации в полном порядке, хотя и потрёпаны немного, но… Цену Фицджеральд не назвал. — Ты сказал, что покупаешь меня, а взамен отказываешься от борьбы за Книгу. Где-то есть подвох. — Никакого подвоха, мальчик-тигр, — безмятежная улыбка тоже раздражала. Фицджеральд умел бесить одним своим присутствием. — Сам всё узнаешь, когда прилетим. Уверяю тебя, я не потребую заниматься убийствами, шантажом и криптовалютами. Если всё получится, на два года ты станешь самым богатым и влиятельным ребёнком Америки. Вот как после этого не попытаться ударить по самоуверенной физиономии? Ремни безопасности помешали Ацуши это сделать, но он так выразительно сопел и зыркал, что Фицджеральд всё понял без переводчика. — У нас совершеннолетие наступает в двадцать один год, а тебе всего лишь девятнадцать. Мал ещё, чтобы со мной спорить. Конструктивный диалог, понял Ацуши, закончился. От него ждали решения, причём немедленно. Никто не помешает развернуть самолёт и возобновить атаку на город, причём на этот раз со всей яростью и энергией обманутого бизнесмена. Буквально в десятке метров за перегородкой сидела Гильдия почти в полном составе за исключением Готорна и Митчелл, которых отправили домой отдельным скоростным рейсом с полным набором медицинского оборудования. Ацуши не знал подробностей, но со слов Фицджеральда понял, что Митчелл сильно пострадала после битвы с Акутагавой, а Готорн умудрился зацепить босса и толкнуть к выполнению ужасного плана. Если по-честному, то Ацуши с радостью побил бы их всех не по одному разу, но тогда о перемирии можно сразу забыть. С тяжёлым сердцем он подписался на целых два года неизвестно какой жизни, успокаивая себя тем, что хуже, чем в приюте, быть уже не может. С непривычки Ацуши проспал больше двенадцати часов и очнулся только под утро. В самолётах первого класса раскладывались сиденья, подавалось кофе и каждого пассажира обслуживала личная бортпроводница. — Чего желаете на завтрак? — на безупречном японском спросила она, протягивая Ацуши влажное горячее полотенце для умывания. Здесь был даже душ, но его оккупировал Фицджеральд. Морально Ацуши не был готов сражаться за шампунь и кусок мыла. — Омлет… если можно. — К нему подать кофе, чай, соки? Окончательно стушевавшийся Ацуши пробормотал «спасибо, не надо», убрал постель и со второй попытки вернул кресло в нормальное состояние. Мягкое освещение по всему салону создавало ощущение роскоши. Мини-бар, кровать, закуски из лобстеров и омаров… Страшно представить, в какую сумму Фицджеральду влетело путешествие в Японию и обратно, если учесть, что в качестве выигрыша он вёз на родину одного лишь Ацуши. Семь миллиардов на фоне бесконечного списка расходов смотрелись откровенно жалко. — Доброго утра, молодой человек, — в салон зашёл Герман Мелвилл. В руках он держал поцарапанный и старый футляр для шахмат. — Френсис ещё спит? Ацуши поразила та простота, с которой Мелвилл разговаривал. Вроде бы враг, хозяин кита, которого собирались сбросить на город, вроде бы опасный и незнакомый человек, но глаза у него были добрые. Угрозы от него не исходило, только бесконечная усталость. — Он там, — махнул Ацуши в сторону душевой, откуда раздавался шум воды, — уже полчаса. А зачем вы пришли? Мелвилл аккуратно положил шахматы на выдвижной столик, сдвинув в сторону договор и недопитую чашку кофе. В отличие Ёсано-сан, которая курила дорогие, но самые обычные сигареты, он принялся набивать трубку. Медленно. Вдумчиво. К тому моменту, когда он выдохнул первое колечко ароматного дыма, Ацуши придумал тысячу и одну причину, почему его сию же минуту должны выкинуть из самолёта без парашюта. — Я хочу отблагодарить тебя, — сказал Мелвилл мягко. Трубка источала терпкий и горький запах. Ацуши не выдержал и потёр нос. — За то, что спас Моби Дик от уничтожения. Теперь он может переродиться без страданий. — Что вы имеете в виду? — Почти всё его тело было переконструировано в летающую крепость. Из-за этого я не мог больше им управлять, только наблюдать, как мой дорогой друг мучается и медленно умирает. Кит — живое существо, и с передышкой длинною в год он сможет снова быть счастливым маленьким китёнком. Не то чтобы Ацуши всё сразу стало ясно, но он проникся заботой старика о своём друге. Киты живут долго и тоже могут привязываться и к своим сородичам, и к человеку. На личном опыте Ацуши убедился, что у способностей-зверей есть разум и чувства, игнорировать которые опасно для здоровья. — Не стоит благодарности, — пожал он плечами. — Вам ли не знать, что согласился я не ради Моби Дика. В тот момент я вообще ни о чём не думал. — Разве? — в глазах Мелвилла зажглись искры. — Ты беспокоился о своих друзьях и городе, и сделал всё, чтобы они оказались в безопасности. Мне жаль, что Френсис поставил тебя перед таким сложным выбором, но… У него тоже были причины так поступать. Возможно, со временем ты поймёшь. Мелвилл разложил на доске старые фигуры, у многих из них не хватало острых граней или чёрно-белых корон на «головах». Осуждать или оправдывать Фицджеральда — личное дело каждого, Ацуши не собирался спешить с выводами. Рампо-сан мог по первому взгляду на человека разобраться в его мотивах, характере и узнать, где тот провёл выходные. Обычные люди тратили на это годы. — Вам не грустно было прощаться? Когда Моби Дик величаво опустился к морю, Мелвилл развеял его, как дым. На месте исполинского бронированного кита остался вибрирующий от напряжения воздух и взвеси соли, которая поднялась от сильного ветра — Расставание всегда болезненно, — вздохнул Мелвилл и поставил пешку на Е-2. — Но я привык. Про тебя такого сказать, увы, не могу. Тут он попал в яблочко. Выдавить «до свидания», смотря в глаза друзьям, было невыносимо трудно. Как толкнуть с горы камень и побежать впереди него. Рано или поздно камень покатится быстрее и раздавит неудачливого бегуна в лепёшку. Печальной рыдающей лепёшкой себя чувствовал Ацуши, когда обнимал Кёку и кланялся директору в аэропорту. Он не сомневался, что жизнь агентства продолжится и без него — залижут раны, вновь возьмутся за расследования и помощь другим, постепенно забудут о мальчике-тигре, который приносил слишком много проблем. Об этом тоже следовало бы сказать вслух, извиниться за всё, но у Ацуши не хватило духу. — Друзья дождутся тебя, — неожиданно произнёс Мелвилл, хотя его не просили о поддержке. — Для этого они и нужны. Верь в них. Серьёзное настроение разрушила бортпроводница, которая принесла завтрак — омлет с ветчиной и луком и высокий стакан апельсинового сока. Ацуши сглотнул, резко вспоминая, что не ел со вчерашнего утра ничего, кроме блинчика со сливками и клубникой. Блинчики — это, конечно, хорошо, но тигр требовал мяса. — Если захотите чего-нибудь ещё, я принесу. — Бортпроводница с вежливым терпением наблюдала, как Ацуши почти в три укуса прикончил омлет и залил его соком. На её лице не дрогнул ни один мускул. — Молодой господин желает стейк? С него и следовало начинать, подумал Ацуши. Желудок заурчал, подсказывая проводнице, что ответа можно не ждать и сразу идти готовить и стейк, и гарнир к нему, можно двойную порцию. Мелвилл играл в одиночестве ещё пять минут, пока из душа вместе с клубами пара не вышел Фицджеральд — довольный, чистый и немного красный. Кто-то явно любил мыться в кипятке. Не обращая на Ацуши внимания, Фицджеральд в леопардовых тапочках прошлёпал мимо, сел напротив Мелвилла и передвинул чёрного коня на несколько клеток. Для них вмешательство в чужую игру явно был делом привычным, потому что Мелвилл не только не рассердился, но даже обрадовался появлению живого, а не воображаемого соперника. — Через пару часов приземлимся в Нью-Йорке и пойдём в гости к одному человеку, — расклад на доске быстро сложился не в его пользу, и Фицджеральд патетично уронил чёрного короля в знак поражения. Мелвилл хмыкнул в бороду и начал заново расставлять фигуры. — Кому? — въедливо спросил Ацуши. — Он должен мне услугу, как и ты, — улыбнулся Фицджеральд, покачивая на ноге тапочек. В махровом халате тоже под леопарда он двигался так же непринуждённо, как и в строгом костюме. — Не беспокойся об этом, он забавный. Пара часов пролетели быстро — слишком быстро, учитывая, что Ацуши всё это время сидел как на иголках, пялился в иллюминатор и слушал приглушённый разговор из второго салона. Там обсуждали неожиданное перемирие, дальнейшие планы и курс доллара, будто по сравнению с ним отменённая по желанию левой пятки трёхсторонняя война была событием незначительным. — Потом приоденем тебя, — снова нарушил молчание Фицджеральд. — Выглядишь ужасно. — Эти вещи мне дали друзья! — Пожертвовали бедному сиротке последний ремень? Ацуши покраснел и вцепился в оный, как в последнюю надежду. Цепкий взгляд Фицджеральда прошёлся по нему с макушки до ног, отмечая разрозненность всех предметов и то, что многие из них были попросту велики или уже коротки. Рос Ацуши быстро. — Так я и думал. Ничего, научим тебя прилично одеваться. По мнению Ацуши беспокоиться стоило совсем о других вещах. Пилоты заранее предупредили о том, что некоторым особо самоуверенным пассажирам следует пристегнуть ремни и не ходить по салону во время посадки. Это заявление Фицджеральд встретил закатыванием глаз, в то время как к горлу Ацуши подступила паника и он выполнил всё моментально. Первый полёт, тем более такой долгий, произвёл на него впечатление и немного напугал, ведь они летели очень высоко над землёй и могли упасть, попасть в зону турбулентности, промахнуться мимо посадочной полосы… Дазай-сан мечтательно рассказывал о двойном самоубийстве в самолёте, но Ацуши зрелище горящих обломков не привлекало. Он сперва зажмурился и вспомнил одну из молитв, которые заставляли учить в приюте, однако Фицджеральд над ним посмеялся — и это решило всё. Зло уставившись в иллюминатор, Ацуши смотрел на город вниз. Он не был похож на яблоко. И на пирог. Вообще ни на что съедобное. Просто огромное море сияющих всеми цветами небоскрёбов, улиц и перекрёстков. В один квартал Нью-Йорка легко помещалась вся Йокогама. Но город возможностей, город — американская мечта, был настолько красивым и шокирующим, что Ацуши до конца посадки не сказал ни слова. Он прилип к иллюминатору и разглядывал деловитые маленькие служебные машины, людей в фосфоресцирующих жилетах, огни вдоль всей взлётной полосы и здание аэропорта. — Международный аэропорт имени Джона Кеннеди, — Фицджеральд успел переодеться в приталенный чёрный костюм, причесаться и совершить несколько звонков. На ногах до сих пор были нелепые тапочки. Он подбросил что-то в воздух, и Ацуши поймал это одним резким движением. — Пятьдесят центов. Посмотри внимательно, этого президента у нас знают все. Ацуши покрутил тёплую монету в руках. — Её убрали из обращения, но в моей коллекции таких много. Забирай, приносит удачу. Скинув тапки, Фицджеральд достал из неприметного ящика пару туфель и присел на соседнее с Ацуши сиденье, чтобы их зашнуровать. — Мне ничего от вас не нужно, — поморщился Ацуши, но из вежливости спрятал монету в нагрудный карман. — Зря ты так. Это первые деньги, которые я заработал, — сухо сказал Фицджеральд, одёрнул рукава пиджака и спустился по трапу на улицу. За ним потянулись остальные члены Гильдии, каждый из которых посчитал своим долгом зацепить Ацуши или словом, или сумкой. Последним тащился Твен, он-то и сгрёб Ацуши в охапку и буквально вытянул из самолёта, как котёнка из ванночки с водой. — Добро пожаловать в Нью-Йорк! — воскликнул он и широко улыбнулся. — Не волнуйся, тигр, пока ты с нами, тебе ничего не грозит. Сомнения не спешили оставлять Ацуши, особенно после того, как бывшие враги разбрелись по такси, а его вместе с Фицджеральдом встретил длиннющий белый лимузин с вышколенным водителем. По правую руку от Фицджеральда шла тихая девушка в очках, кажется, её звали Луиза, и именно она объяснила, что они сначала уладят все дела, а уже потом отправятся в усадьбу. Ацуши плохо понимал английский, так что говорили с ним на ломаном японском, из-за чего половина слов терялась или превращалась в несусветную чушь. Осознав, что поздно биться в истерике и бешеным мячом носиться по салону лимузина, Ацуши притих и молча глазел на освещённые лучше, чем днём, улицы. Ночной Нью-Йорк жил своей жизнью, непонятной иностранцам. Повсюду стояли лотки с едой, гремела музыка из забегаловок, полураздетые (или одетые) женщины предлагали себя «всего за двадцать баксов», а жуткого вида чернокожие мужчины с косичками на голове конвульсивно дёргались под завывания из гигантских магнитофонов. По сравнению с невысокими японцами, американцы практически все хоть с места могли бежать записываться в сборную по баскетболу — на непритязательный взгляд Ацуши, впервые увидевшего столько высоких и светловолосых людей. Каждый пытался чем-то выделиться: одеждой, причёской, дорогим телефоном, и ложью было думать, что в Йокогаме не так же, просто… ну, со своей колокольни проще вешать на целую нацию ярлыки, верно? О японцах тоже говорят, что они все поголовно извращенцы и ничем, кроме риса, не питаются. И что, как у русских медведи, так по улицам Токио ниндзя с дерева на дерево прыгают, гейшами прикрываясь. Мыслить шаблонно отучил ещё Дазай-сан, так что Ацуши отбросил первое впечатление куда подальше. Если не запрут в подвале, как Кью, то можно позвонить ребятам по скайпу и поделиться впечатлениями. Или хотя бы Кёке написать письмо — она обещала ждать. «Уладить все дела» в понимании Фицджеральда означало не слезать с телефона. Из обрывков фраз Ацуши мало что понимал и не догадывался, что Фицджеральд распоряжался по поводу счетов, состояния финансов Гильдии, оплаты страховки и прочих вещей, до которых простому сироте не было никакого дела. Услышав резкое: — Я не за это плачу вам деньги!.. — Ацуши потерял к беседе интерес. Рядом с ним сидела Луиза и при ярком свете (лимузин освещался так, что резало глаза) записывала что-то в блокнот. — Простите, а разве вы не его секретарь? — Луиза вздрогнула и чуть не уронила ручку. Справившись с волнением, она торопливо объяснила: — Нет, то есть да!.. Мистер Фицджеральд поручает мне вести многие дела компании и семьи, но личными переговорами ему нравится заниматься самому. Держит руку на пульсе, как у нас говорят. — На пульсе чего? — На пульсе другого человека. Луиза снова углубилась в свои бумаги, не оставив Ацуши другого выбора, кроме как листать рекламные журналы, разложенные красивым веером на выдвижном столике. В голову лезли не самые радостные мысли. На Моби Дике всё произошло слишком быстро: плен, разговор с Фицджеральдом, его предложение… от которого просто невозможно было отказаться. На одной чаше весов лежала свобода, на другой — жизни тысяч людей и родных, которых обязательно зацепило бы проклятием Кью. Себе Ацуши мог признаться, что ужасно испугался тогда выражения лица Фицджеральда. Казалось, что он не выполнит своего обещания и всё равно порвёт куклу, активировав способность. Этот человек был слишком непредсказуемым и непонятным, чтобы читать его, как открытую книгу. Ацуши думал, что сделать это смогли бы только Рампо-сан и Дазай-сан. Вот только рассчитывать на них было бессмысленно. Летать они не умели, а значит, Ацуши должен был справиться сам. Ну уж как сумел. Наверняка был вариант получше. Но жертвовать собой Ацуши умел в совершенстве и решил, что проще дать Фицджеральду то, чего он хотел, чем пытаться объяснить, почему нет. Дазай-сан выглядел разочарованным, но Ацуши уже ехал навстречу судьбе и никак не мог вернуться в прошлое, чтобы изменить отношение к себе бывшего наставника. — Скажите, — вопрос родился спонтанно, — а вы знали, что я соглашусь? Луиза нервным жестом поправила очки. Так всегда делал Куникида. — Это был один из возможных вариантов, — уклончиво ответила она. Затем покосилась на всё ещё треплющегося по телефону Фицджеральда и добавила: — Но с куда большей вероятностью нам пришлось бы уничтожить город. Вдоль спины словно провели ледяными осколками — мерзко и стыло. Ацуши вздрогнул, не желая представлять кошмар, какой мог бы произойти, пожалей он себя хотя бы на секунду. Классический сюжет фильма ужасов с главным героем, который не может никого спасти. — На самом деле мистер Фицджеральд не злой, — шёпотом сказала Луиза, наклонившись к Ацуши поближе и прикрыв лицо папкой. — Он не получает удовольствия от чужих страданий. Если бы вы сразу согласились отдать лицензию, ничего дурного бы не произошло. О, ну конечно. Похищение Кенджи — всего лишь невинные «игры» Люси, исчезновение целого здания — мелочь, недостойная внимания, а прямые угрозы и шантаж совершенно нормальный способ провести переговоры. — Неважно, какие у вас были мотивы, но вы вели себя… плохо, — Ацуши смутился, когда произнёс это слово, оно прозвучало очень по-детски. Но Луиза слушала внимательно и без улыбки. — Неправильно. В одной книге я читал, что если попадаешь в Рим, то надо вести себя… — Как римлялин, — вклинился в разговор Фицджеральд. — Известное выражение. Но мне ближе Finis sanctiflcat media (цель оправдывает средства). — Так может вы наконец скажете, зачем я вам нужен? — Урок первый — терпение, — покачал головой Фицджеральд. — Никогда не торопи тех, кто и так рано или поздно всё тебе расскажет. Ты уже здесь, так к чему волноваться и спешить? Хотя ему и обещали не предлагать сомнительные дела и не впутывать в криминал, врождённая подозрительность кричала о том, что не всегда обещаниям можно верить. Вдруг из него хотят сделать тигриную шкуру для украшения гостиной? Последнее Ацуши произнёс вслух, на что Фицджеральд некрасиво выпучил глаза, а затем расхохотался. — Каким первоклассным бредом забита твоя голова, мальчик! Неужели ты думаешь, что я стал бы лететь на другой конец земли ради тигриного коврика? Достать его можно намного ближе, а живого тигра — и того легче. Но не ради полосок и хвоста ты мне понадобился. Кстати, постарайся поменьше демонстрировать эту часть своей натуры в моём доме. — Если у меня получится. — Не получится — научим, не захочешь — заставим, — усмехнулся Фицджеральд и прижал телефон плечом к уху, продолжая прерванный разговор. Ацуши отвернулся к окну, некстати вспомнив слова директора о том, что контролировать тигра он может лишь пока является членом агентства. Интересно, работает ли это правило на таком огромном расстоянии? Превращаться каждое полнолуние в тигра-людоеда Ацуши совершенно не хотелось. Через минут сорок лимузин остановился возле большого красивого дома. Он был типично американским, какие Ацуши видел по телевизору: три этажа, бассейн и газон, садовые гномы повсюду, а ещё венок на двери. — У вас такой же дом? Вопрос Фицджеральда ничуть не смутил. — В моём доме десять спален, — откликнулся он. — Бильярд, кинозал, винный погреб, библиотека и личный кабинет… Хотя Зельда наверняка всё перестроила, пока я болтался по заграницам. Кстати, для общего образования: спрашивать про материальный достаток у нас не принято. — Поэтому вы постоянно сорите деньгами? — съязвил Ацуши. Специально на грубость он не нарывался, но за двенадцать часов сложно простить человека, который собирался сравнять твой родной город с землёй. — Тот, кто зарабатывает деньги, умеет их разумно тратить. Поспорить Ацуши не успел: их пригласила в дом девочка в пышном платье, чем-то неуловимо похожая на Элизу. От неё пахло конфетами и пирожными. Ацуши уловил тонкий запах пота, цветочных духов и выпечки, но они явно принадлежали другим людям. — Господин никого не желает видеть. — У меня назначено, — небрежно отодвинув девочку в сторону, Фицджеральд зашёл в дом. Он сразу вступил на лестницу, не пытаясь даже осмотреть первый этаж. — Иди за мной, мальчик. Этот трус наверняка спрятался в своём кабинете. С интересом поглядывая на картины и светильники, висевшие почти на каждой стене, Ацуши поднялся следом и увидел длинный коридор. В конце была единственная дверь, из-под которой на ковёр падали неровные пятна света. Отворив её чуть ли не пинком, Фицджеральд громко позвал: — Вла-ди-мир! Язык — вроде бы русский — звучал в его исполнении ужасно: картаво и глухо, словно из глубокой пустой бочки. Но на зов из кресла перед столом действительно встал человек. Низкого роста, плешивый и тяжёлый на вид, он смерил Фицджеральда мрачным взглядом. — Не ждал тебя сегодня, — сказал он на чистом английском. — Мог бы предупредить, прежде чем вламываться в мой дом. — Я же говорил, что однажды попрошу тебя об ответной услуге, — солнечно улыбнулся Фицджеральд. — «Однажды» настало. В кабинете Ацуши увидел множество карандашных набросков. Они висели на стенах, приколотые к обоям мелкими булавками с цветными шляпками. Со всех листов смотрели красивые полуобнажённые женщины и девушки, и в лице каждой угадывались общие черты. — Ладно, чего ты хочешь? — проворчал Владимир, скрестив руки на груди. Появлению старого знакомого он явно был не рад, а на Ацуши смотрел с огромным подозрением. На всякий случай Ацуши спрятал руки за спину, чтобы на него, чего доброго, не повесили кражу одной из картин. — Поработай с мальчиком: шесть языков, четыре в совершенстве, два можно на разговорном уровне. Но чтобы мог писать и понимать написанное. Странный заказ Владимир выслушал с каменным лицом, поморщился, а под конец возмутился: — Не слишком ли много ты хочешь, Френс? Люди тратят годы, чтобы добиться такого результата, а ты хочешь за три часа… — За час, — перебил его Фицджеральд и постучал пальцем по наручным часам. — Нам нужно ещё купить одежду и успеть к ужину. Ворчание и сбивание цены (пять языков и один начальный… как семь?!) длилось пятнадцать минут, затем оба ударили по рукам. Владимир вразвалочку подошёл к Ацуши и скомандовал: — Садись в кресло и расслабься. Больно не будет. Очень хотелось узнать, каким пыткам собрался подвергнуть его злой гений, скрывавшийся под маской доброжелательного Фицджеральда, но Ацуши помнил строчки договора: слушаться и доверять, будто самому себе. Откровенно говоря Ацуши сейчас с большей радостью спрятался бы под кровать, чем позволял незнакомому мужику трогать себя за виски влажными пальцами. — А как будет? — Немного щекотно. Возможны головокружение и сухость во рту. Лолита, принеси воды. Девочка, бесшумно появившаяся в кабинете, тут же отправилась выполнять требование. — Вот в чью честь назвали «лоли», — усмехнулся Фицджеральд. — В Японии таких, как ты, считают извращенцами. — И пускай. Она мне как дочь, а ты можешь думать, что угодно. Странный разговор продолжался недолго. Спустя несколько минут Ацуши потянуло в сон. Он попробовал сопротивляться и держать голову ровно, но в конце концов сдался и задремал под ворчливый шёпот с двух сторон. Во время сна не произошло ничего удивительного: ни видений, ни пророческих картинок, ни пробуждения тигра. Обычная дрёма, после которой Ацуши чувствовал себя так, будто несколько дней подряд таскал кирпичи из одного конца баскетбольного поля в другой. — Как себя чувствуешь? — поинтересовался Владимир. Он пил чай, а на подлокотнике его кресла сидела Лолита. — Паршиво. — Ничего, это нормально. — И тут Владимир вдруг хохотнул. — Ты крепче, чем большинство. Почти сразу можешь соображать. Молодец. Ацуши потёр переносицу и вздохнул. Голова страшно болела, хотелось прижаться ею к чему-нибудь холодному. Лолита протянула высокий запотевший стакан, от которого ощутимо веяло льдом. Несколько кубиков стукались друг о друга на дне. — Спасибо большое! — стекло быстро нагрелось, отдавая коже приятную ментоловую прохладу. — Неплохо, — обратился к Владимиру Фицджеральд. — Ты меня очень выручил. Говорили они странно, будто с небольшой задержкой, как на старой видеоплёнке. Ацуши моргнул, помотал головой и прижал медленно оттаивающий стакан ко второму виску. — Иди к чёрту. — Благодарю за пожелание, но дома меня ждёт не чёрт, а жена. Хотя откуда тебе знать, у тебя вместо супруги девочка-лоли на полставки. Лицо Владимира покраснело, он сжал кулаки и надвинулся на Фицджеральда, желая исправить ему форму лица. Со стороны это выглядело забавно, ведь высокому Фицджеральду воинственный собеседник доставал лишь до середины груди. Чтобы добраться до цели, ему бы пришлось тащить из кухни табуретку. Лишь в таком случае страшное выражение лица и замах кулаком могли бы произвести впечатление. — Перестаньте, пожалуйста, — попросил Ацуши. Владимир со свистом выпустил воздух из ноздрей, как закипевший чайник, а Лолита взяла его за мизинец, успокаивая. Их отношения Ацуши никаким боком не касались. Зачем вообще дразнить человека, даже если он тебе не нравится? — Если вы сделали, что хотели, то мы можем идти?.. — Мы сделали. Не замечаешь в себе ничего нового? — Чего, например? — Только что мы разговаривали на трёх языках, и ты свободно нам отвечал. Удобная способность у мистера Владимира, неправда ли? Не может быть! Он бы заметил, что заговорил на незнакомом языке, но против фактов не пойдешь. Как бы Ацуши временами не тупил, он понимал, что просьба Фицджеральда и полученный результат связаны прочнее, чем многие другие причинно-следственные цепочки. Вместо незнакомых закорючек на листках с рисунками теперь проглядывали вполне понятные слова и выражения, а переходы между языками ощущались именно как небольшая задержка воспроизведения. Когда Рампо-сан требовал включить фильм в другой озвучке, и Ёсано нехотя переключала дорожки, эффект был точно таким же. — С-спасибо, — поклонился Ацуши, чтобы хоть немного сгладить грубость Фицджеральда. От него благодарности можно было не ждать. — Я вам очень признателен! — Идите уже, — поморщился Владимир. — Тошно на вас смотреть. Провожать их вышла только Лолита. — Долг уплачен, — сказала она тихо. — Что ж, верно. Больше вы меня не увидите… Разве что в новостях. Ацуши оглянулся несколько раз, пытаясь увидеть выражение лица Лолиты, но постоянно натыкался на равнодушный взгляд и непроницаемую стену игрока в покер. Даже запах не изменился, словно Лолита застыла вне времени и не собиралась ни злиться на тех, кто не нравился её опекуну, ни взрослеть. — А кто эта девочка? — не выдержал Ацуши в машине. — Правда его дочь? Фицджеральд поднял взгляд от телефона. — Ты как будто никогда не сталкивался с боссом вашей Портовой Мафии. Как и у него, Лолита — всего лишь способность. В ней хранятся все языки, которыми владеет мистер Набоков. Без этого фокуса его голова взорвалась бы, как Светильник Джека*. Шутка ли — он знает больше двадцати языков, не считая мёртвых и придуманных, вроде языка Толкиена. Шуткой Ацуши это не назвал бы, скорее чудом. В таком свете Лолита показалась ему ещё более странной и жуткой, чем Элиза. — Больше вопросов нет? Я бы хотел спокойно почитать ленту. Луиза, ты подготовила то, что я просил? — Д-да, мистер Фицджеральд! Взволнованный новым знакомством, Ацуши не обратил внимания на вещи в целлофановых пакетах, лежавшие рядом с Луизой на сиденье. Ничего мужского там не было, только девчачьи шмотки — длинная туника, туфли и светлый парик. — Эм… А для чего это? — Тсс! — одёрнула его Луиза. — Тебе всё объяснят позже. Пока примерь туфли, они должны быть в пору. Ацуши побледнел, представив своё незавидное будущее страшной девочки или слишком миловидного мальчика, мысленно попросил прощения у богов, каких вспомнил, и потянулся на туфлями. Как Луиза и думала, они сели идеально и нигде не жали, потому что были сделаны из какой-то натуральной и очень мягкой кожи. Сколько бы Ацуши ни принюхивался, он не сумел понять, кто отдал свою шкурку ради того, чтобы из неё сделали обувь. Водитель свернул на ярко освещённую дорогу. Поблизости не было ни одного жилого дома, кроме внушительного особняка, куда и направлялся лимузин. Соседей Фицджеральд или вежливо попросил съехать, или попросту выкупил землю в личное пользование. На свободной территории он оборудовал поле для гольфа, бассейн, сад с беседками и лабиринтом из вечнозелёных кустарников и ещё бог знает чего — из окна было трудно оценить масштабы катастрофы. Ацуши не сомневался, что в подвале дома ждёт своего часа арсенал разнообразного оружия, бункер и выход ко взлётной площадке вертолёта. — С возвращением, господин, — к машине подбежали совершенно безликие слуги того сорта людей, про которых забываешь сразу после встречи. Ацуши было немного стыдно, что он не обратил на них внимания, во все глаза разглядывая особняк. По сравнению с тесно застроенной Йокогамой, где большие квартиры были непозволительной роскошью, американцы жили на широкую ногу. — Сообщить мадам о вашем приезде? — услышав вопрос, Фицджеральд странно улыбнулся. — Не стоит, я хочу сделать сюрприз. Где она, кстати? — В южной оранжерее. — Отлично. Ацуши догнал Фицджеральда на крыльце. — Она — это ваша жена? Почему она не должна знать, что мы тут? — Ты ещё не готов, — с трудом сохраняя терпение, ответил Фицджеральд. Он почему-то нервничал, а причины такого поведения раскрывать не спешил. — Луиза проводит тебя, прими душ и переоденься. Затем спустись в лазурную гостиную. Если бы Ацуши знал, где та гостиная! Для него всё было в диковинку. Он застрял на пороге, стаскивая ботинки, что вызвало у слуг недоумение. — Вы собираетесь ходить босиком, сэр? Ацуши моргнул. Вместо приступка, у которого обычно оставляли уличную обувь, по полу расползался паркет. Ни следа белых тапочек. Неужели они прямо так с улицы идут по дому, разнося грязь и мусор? — Н-нет, простите… А чего-нибудь на ноги у вас есть? — Прошу. Из-за заминки Луиза тоже распереживалась, комкая в руках шаль и часто поглядывая на тонкие наручные часы. Ацуши стало неловко, он торопливо сунул ноги в тапки и поднялся на второй этаж. Здесь пахло людьми: несколько женщин, одна из которых сладкая-сладкая, а другая горчила. Уже знакомые старые запахи членов Гильдии не вызывали удивления. Раз Фицджеральд их лидер, то логично, что они бывают у него чаще одного визита в год. К счастью, в Японии вся эта компания пробыла не так долго, как хотела, потому Ацуши наткнулся даже на запах самого Фицджеральда, крепко связанный с тем сладким-сладким женским. К ним примешивался терпкий вишнёвый и древесный, словно кто-то из них курил табак из старинной трубки. — Это спальня мистера и миссис Фицджеральд, — загородила своим худеньким телом дверь в комнату Луиза. — Не стоит заходить без приглашения. Душ там. Ацуши так устал удивляться, что безропотно помылся, вылив на себя ароматные гели из самых разных баночек. Огромные банные полотенца и пол с подогревом — ну чего ещё он ожидал? Явно не тазика и кружки для скромного «облейся и беги работать». — Мне правда нужно надеть… это? На вытянутых руках Ацуши держал, как сколопендру, девчачью тунику. Бельё ему предложили, слава богам, мужское, а вот всё остальное заточено было под девочку. Ни одной фотографии похожего человека он не встретил, обойдя весь второй этаж, да и детского запаха в доме тоже не было. На душе скрёб тигр, оставляя кровоточащие глубокие борозды. Что-то было сильно не в порядке у Фицджеральда в доме и с головой. — Так нужно. Я… Я отвернусь! Или выйду! Луиза выскочила за дверь, как ошпаренная, хотя Ацуши ещё даже не снял халат. Что ж, так будет даже проще смириться с неизбежным позором. Наверное Фицджеральд хотел прилюдно поиздеваться над ним, а затем отправить в местный приют. А языкам обучил… Зачем, интересно? Для человека, повёрнутого на выгоде, это было не лучшее вложение времени и денег. — Готово! Не могли бы вы помочь мне с париком? — подобное он никогда не носил, но видел девочек-косплееров на улицах. Вроде бы настоящие волосы убирались под специальную шапочку, а парик надевался сверху и крепился заколками-невидимками. Жаль, нельзя позвонить Наоми и уточнить, она же школьница и должна знать обо всех модных помешательствах. Луиза вернулась, удивительно ловко причесала Ацуши, надела парик с первой попытки и развернула к зеркалу. В зеркале отражалась рослая, но вполне симпатичная девочка. Как хорошо, что никто из агентства этого не увидит! — Пора. На диване в гостиной, действительно обставленной вещами лазурного цвета, сидел Фицджеральд вместе с невероятно красивой женщиной. Тёмные волосы были уложены в аккуратную причёску, лишь одна прядка изящно спускалась вдоль виска, а не как у Ацуши топорщилась во все стороны, куда ей хотелось. От женщины сладко-сладко пахло, этот же запах пропитал второй этаж. Значит, она — мадам. После того, как Ацуши вошёл, повисло неловкое молчание. Женщина пристально рассматривала его от парика до носков туфель, подслеповато щурилась и теребила кольцо на безымянном пальце. Она словно решала в уме сложную задачу. Ацуши занервничал, покосился на Фицджеральда, который тоже сидел как на иголках. Что нужно говорить? Надо ли вообще что-то говорить?! За кого его пытаются выдать и почему не наняли для этого актрису помилее? Слишком много вопросов, а-а, ну почему всё это свалилось на него! — Дорогой, — медленно произнесла женщина, — зачем ты заставил Скотти надеть этот ужасный парик? Он ей совершенно не идёт! Напряжение в гостиной лопнуло, как воздушный шарик. Излишне суетливо вскочив с дивана, Фицджеральд начал объяснять: — Понимаешь, в Англии такая странная мода, девочка переусердствовала и… Женщина небрежно отмахнулась. — И это ты мне говоришь о безумных выходках? Поверь, я такое творила со своими волосами, что тебе лучше не знать и половины! Затем она нежно улыбнулась Ацуши и дрогнувшим голосом попросила: — Сними парик, милая. Хочу посмотреть на тебя настоящую. Выражение «что происходит» намертво приклеилось к лицу. Дрожащими пальцами Ацуши снял парик и тряхнул волосами, которые распушились и вздыбились. Он ожидал возмущённого крика «обманщики!», но женщина вдруг всплеснула руками, порывисто встала и заключила Ацуши в объятия. — Да, это моя Скотти! Как же я по тебе соскучилась! — сладкий запах окутал Ацуши невидимым лёгким облаком. Среди тонких нитей корицы и ванили он с удивлением разобрал специфические нотки, всегда летевшие за Ёсано-сан, как королевская мантия. Эта женщина, жена Фицджеральда, была больна. — Рад…а тебя видеть. Женщина, имени которой Ацуши не мог вспомнить, крутила его и рассматривала со всех сторон. Её лицо светилось от счастья. Страшно было представить реакцию, если она догадается, что всё это — лишь маскарад. — Зельда, не усердствуй так, никуда наша малышка от нас не денется, — приобнял жену за плечи Фицджеральд и бросил на Ацуши тяжёлый предупреждающий взгляд. — Дай ей время прийти в себя, столько лет не была дома! Наверняка всё забыла. — Точно, — спохватилась Зельда. — Не стесняйся спрашивать, хорошо? — Конечно! — под таким напором ничего не оставалось кроме как согласиться. Зельда в приступе вдохновения провела Ацуши по дому, рассказала, где что находится, похвасталась перестановкой, которую сделала, пока дражайший супруг был в отъезде. Хотелось съязвить: а вы знали, куда и зачем он летал? Но рука Фицджеральда на плече прозрачно намекала, что безопаснее вести себя как примерная девочка и с «родителями» не спорить. Луиза следовала за ними беззвучной тенью. В сиянии Зельды она совершенно терялась, что неудивительно: такая женщина способна затмить саму королеву Англии. Трудно сказать, из-за богатства это, характера или на неё повлияло возвращение блудной дочери. Зельда сжимала ладонь Ацуши так крепко, словно он мог раствориться в воздухе. Она много и бурно жестикулировала, рассказывала смешные и неловкие истории из прошлого («дорогой, помнишь, как мы купались голыми в фонтане?»), но было в ней самой нечто пугающе неправильное. Ацуши она напоминала заводную игрушку: чтобы она работала, нужно до предела повернуть ключ несколько раз. То ли из-за искусственного освещения, то ли из-за слабеющих пальцев казалось, что у Зельды вот-вот закончится энергия. — А вот эту картину мы купили на аукционе в Неваде, она стоила всего тысячу долларов и идеально подходила к интерьеру. Мне продали самый ужасный кофе в мире, но это неважно, потому что… Узнать причину весёлого настроения Зельды в тот далёкий день Ацуши не удалось. Зельда покачнулась и упала на руки мужу, который был, кажется, готов к такому повороту. Она вымученно улыбнулась и попыталась вернуть равновесие, но безуспешно: ноги дрогнули, и Зельде пришлось ухватиться за плечи Фицджеральда. — Тебе лучше отдохнуть, — ласковым тоном обратился он к Зельде. — Столько впечатлений! Кстати, ты выпила лекарства? Зельда надула губы, как ребёнок, не желающий пить невкусные сиропы. — От них меня клонит в сон! — Но они нужны, ты ведь знаешь. Пожалуйста, прими их ради меня. Было заметно, что Зельда колебалась. Ацуши не знал, стоило ли ему вмешиваться и говорить что-либо, потому обрадовался, когда из соседнего коридора вышла миниатюрная женщина восточной внешности. Она кивнула Фицджеральду и мягко, но уверенно взяла Зельду под локоть. — Мадам, пойдёмте в кровать, уже поздно, — сказала она. — Не волнуйтесь, утром вы непременно увидитесь с вашей… дочерью. Под взглядом женщины Ацуши поёжился. Её обмануть красивым платьем явно не удалось. — Доброй ночи, мистер Фицджеральд, — женщина увела Зельду, которая беспокойно оборачивалась и цеплялась каблуками за невидимые ступени. В её глазах Ацуши заметил панику и растерянность, будто она не была на все сто процентов уверена, где находится и кто эти странные люди перед ней. Когда шаги обеих затихли и хлопнула дверь спальни, Ацуши стремительно прыгнул и прижал Фицджеральда к стене. — Объясни, что происходит! — лицо его при этом ни капли не изменилось: вежливое недоумение, и только. Как можно быть таким невыносимым?! От гнева Ацуши позабыл про приличия и перешёл на «ты». — Почему твоя жена приняла меня за девочку? Зачем вообще весь этот маскарад? — Ты сам уже всё понял, — Фицджеральд не пытался вырваться или оттолкнуть руку Ацуши, которая не определилась, быть ей рукой или всё-таки тигриной лапой. — Зельда больна… неизлечимо. Я решил, что, раз ты связан с Книгой, то, возможно, сумеешь помочь мне с этой проблемой. — А если бы я всё испортил? Фицджеральд с досадой цыкнул, и тогда Луиза, про которую Ацуши успел позабыть, тихо произнесла: — В плане мы это учли. Будь ты в курсе недуга мадам, то мог повести себя неадекватно. Ты слишком добрый человек, чтобы не принять близко к сердцу чужую беду. Пока вы общались с мистером Набоковым, я проверила все варианты и пришла именно к такому способу знакомства. — Слышал? — спросил Фицджеральд. — Так что всё шло по плану, ты отлично справился с ролью. Теперь отпусти меня и иди спать. Ацуши отступил, помня о том, что выбора у него не было. Контракт подписан, условия сделки он видел собственными глазами. И даже тот факт, что Фицджеральд умолчал о самом важном, ничего не менял. — И что, мне откликаться на чужое имя? — Конечно. С этого дня ты — наша дочь Скотти Фицджеральд, которая недавно вернулась из английской школы. Луиза подробно расскажет тебе легенду и даст все необходимые материалы. Ещё вопросы? В помятом пиджаке и с растрёпанными волосами Фицджеральд выглядел очень приземлённо. Как обычный человек. Ацуши не до конца понимал его мотивов, но постарался представить — на мгновение — что целых два года мальчишка без роду и племени, бывший враг и вообще потенциально опасный оборотень будет изображать его собственную дочь. По спине пробежал озноб. — Не уверен, что это хорошая идея, но… я постараюсь. — Вот и молодец. До «своей» комнаты Ацуши дошёл на автопилоте, придавленный новыми фактами. Кто бы раньше сказал, что он попадёт в такую невероятную историю! Сначала Дазай-сан, затем агентство, войны-интриги-расследования, спасение целого города, а теперь — жизнь в богатом доме под чужим именем. Последнее нервировало сильнее всего. Получается, ему придётся не только притворяться девчонкой, но и называть Зельду… мамой? — Все необходимые документы здесь, — тихо сказала Луиза и положила папку на столик возле кровати. Папка была непозволительно тонкой для досье на дочь финансового магната. — И я рада, что именно этот сценарий оказался успешным. Ацуши вгляделся в её глаза, скрытые толстыми линзами. Она говорила искренне. — Были другие варианты, не такие удачные? Он всё ещё помнил про город и Моби Дик. — На самом деле ты единственный из многих претендентов, кого мадам признала, — выдав эту странную фразу, Луиза ушла. Бежать за ней было поздно и глупо, Ацуши сомневался, что даже по запаху найдёт путь обратно. Тигр внутри начинал беспокойно ворочаться, нюх обострился. Способности директора ужасно не хватало. Оставалась надежда: Фицджеральд знал, на что шёл, когда впускал в дом опасного зверя. Перед кроватью Ацуши остановился в нерешительности. В квартирке, где он иногда проводил ночь (чаще всего ночевать приходилось в офисе, чтобы не отрываться от работы), лежал самый обычный футон — тонкий и не особо мягкий, зато знакомый до последней вмятины. Здесь же неизвестный гений додумался поставить монстра, на котором могли поместиться все члены агентства и ещё осталось бы немного места для приблудных котов, любимчиков директора. Даже развались Ацуши на кровати в облике тигра, он не занял бы и половины! А эти подушки, мягкие, как пух… Честно говоря, удержаться было невозможно. Ацуши с наслаждением стянул с себя девчачьи тряпки, переоделся в простую и, к счастью, нейтральную в плане пола пижаму, и растянулся на кровати во весь рост. Поболтал ногами. Блаженно вздохнул, подмял под себя одну из подушек и зарылся лицом в складки прохладного одеяла. Главное, не привыкать к этому. Только два года райской жизни… Не то чтобы Ацуши не нравилось в Йокогаме, но он впервые оказался в настолько роскошной обстановке. Впервые к нему обращались уважительно, а не «эй, ты!», впервые никто не пытался вбить гвоздь ему в ногу. Фицджеральд по-прежнему бесил, но. Однажды Рампо-сан сказал кое-что: — Если мне дадут конфету, я съем её, а не буду кататься по полу и биться в истерике от того, что меня посмели угостить. Детям положено брать, не думая ни о чём. — Но вы ведь уже не ребёнок? — В глубине души все мы дети, которые хотят, чтобы их баловали. Умное выражение исчезло с лица Рампо, когда он увидел надвигавшегося Куникиду с квартальными отчётами. По своему горькому опыту Ацуши знал, что иногда лучше иметь длинные ноги, чем чувство ответственности. К тому же отмазка про детей работала исключительно для Рампо и на остальных не распространялась. Интересно, что бы сказали все, узнай они, как устроился Ацуши в логове врага? «Не логове, — поправил раньше глубоко спавший ребёнок. — В доме. Может, тебе тут понравится?» Ответить самому себе Ацуши не успел. Послышались тихие, вкрадчивые шаги: кто-то крался, шурша лёгкой тканью и шлёпая босыми ногами по местам, где не было ковра. Возле двери кто-то остановился и поскрёбся, точно большой кот. Ацуши узнал запах. — Милая, ты ещё не спишь? — квадрат света от настенных светильников упал на пол и протянулся к противоположному концу спальни. Силуэт Зельды в этом свете казался призрачным и каким-то нереальным. Она неуверенно перебрала ногами, приоткрыла дверь шире. Ацуши торопливо нырнул под одеяло и натянул его до носа. Не дождавшись ответа, Зельда приблизилась и села на край кровати. От неё пахло всё также сладко, но теперь к запаху примешивались другие — медикаменты, успокоительные, как говорила Ёсано, «седативные препараты». Зельду слегка покачивало. — Я так по тебе скучала, — прохладная ладонь коснулась лба, сдвинула вверх чёлку. Ацуши догадывался, что будет дальше, но продолжал притворяться спящим. Дыхание сбилось, когда Зельда наклонилась и ласково поцеловала лоб, выбивавшаяся из причёски прядь щекоткой зацепила кончик носа. — Пожалуйста, не оставляй меня снова. В полумраке она нашла руку Ацуши и крепко сжала. Несколько минут растянулись на вечность, потому что впервые за всю жизнь Ацуши обнимала мама, шептала на ухо нежные слова и мечтательно вздыхала, описывая их совместную, обязательно счастливую жизнь. Родителей своих Ацуши, конечно же, не знал, и не забывался: Зельда — не его мать и никогда ей не будет, но внутренний ребёнок отчаянно рвался к источнику тепла и заботы. Возможно, он и не заслужил такого щедрого подарка, возможно, утром Зельда поймёт, что вместо «её девочки» ходит незнакомый парень в платье. Но то будет только утром. Ацуши вдохнул запах Зельды и улыбнулся. Она пахла домом, которого у него никогда не было. — Люблю тебя, Скотти. С явной неохотой Зельда отпустила его руку и вышла в коридор. Через несколько минут стихли звуки шагов, едва слышно скрипнула дверь другой — супружеской — спальни. Вряд ли Фицджеральд стал бы запрещать жене рассказывать «дочке» сказку на ночь, но по какой-то ведь причине она пришла сюда тайно, будто не хозяйка, а вор, покусившийся на чужое. Вопросов меньше не стало, и Ацуши, сглотнув плотный комок, застрявший в горле, пообещал себе утром до последней строчки изучить досье на Скотти Фицджеральд и узнать, чем же больна сама Зельда. Пусть она и была чужой женщиной, менее важными её проблемы и горести от этого не становились.