L'art d'attirer

Тёплое летнее солнце, только-только проглядываемое сквозь ватные клубни белоснежных облаков, освещало лучами узкие улочки парижских домиков, отскакивая от бесчисленного множества окон яркими зайчиками, впечатываясь в землю звёздной россыпью. Бесконечно-протяженные улицы ещё не успели заполнить собой парижане, не было и восхищённых туристов, блуждающих, словно фантомы среди многовековых зданий. Лёгкий летний ветерок обдувал лицо девушки, отчего та жмурилась, поправляя свисающие с плеч волосы, что хаотичными волнами оттенка шоколада начинали путаться. Длинные девичьи пальцы сжимали небольшой чемоданчик, а ноги сами вели девушку к самому центру города, где в обычное время невозможно найти пустующего уголка. Парижская башня была частым источником вдохновения фотографов и художников со всего мира, которые в схожесть колонии муравьев съезжались сюда каждый год. Гермиона не стала исключением. Кареглазая девушка уже больше полугода проживала во Франции, обучаясь в одном из ведущих вузов страны. Решение уехать с родного Лондона было опрометчивым, но девушка не о чём не жалела. В свои почти двадцать один, Грейнджер успела попробовать себя во множестве сфер, выучить французский и немецкий, поработать бариста и даже редактором для одной лондонской газеты. Но только будучи во Франции, занимаясь живописью и обучаясь на журналиста, девушка осознала, что наконец нашла себя, своё предназначение. Разложив всё необходимое по местам и наконец взявшись за любимое занятие, девушка погрузилась в известный только ей мир. Она приходила сюда каждое воскресное утро, творила и наслаждалась уединением, полной умиротворённостью. Холст с каждым новым касанием кисти преображался, в нём играли новые краски и различимый силуэт Эйфелевой башни. Мягкая, почти детская улыбка на лице девушки совмещала в себе полную сконцентрированность и та буквально погружалась в собственную реальность, напрочь забывая о действительности. Лишь знакомый голос, с присущей для него надменностью и хрипотцой, вывел девушку из транса, обращая на себя желанное внимание. — Эйфелева башня? Слишком банально, тебе не кажется? Над Гермионой навис женский силуэт, так часто сопровождающий её в последние месяцы. Девушка с темно-каштановым каре, болотно-зелеными глазами, на голову выше самой Грейнджер, нередко нарушала её единение. Она появлялась всегда из неоткуда, привычно колко оставляя замечания, самодовольно ухмыляясь, глядя точно в глаза, не прерывая зрительный контакт. Девушку звали Пэнси и ей было двадцать четыре, большего Гермиона о ней не знала. О, ну и факт, что девушка была ужасной язвой, тоже имеет место быть. — Ты чего-то запоздала сегодня, я уже успела подумать, что ты не придёшь. — в точность ей, заметила художница, не отрываясь от своего занятия. — Как видишь, я пришла. Нужно же кому-то честно критиковать твои каракули, — зеленоглазая усмехнулась, подмечая, что её ожидали. — Неужто соскучилась? — Честная критика, серьезно? Когда научишься по-настоящему критиковать, а не обливать грязью мой труд, любезно тебя послушаю. — отложив кисть в сторону и жёстко зафиксировав руки в узел на груди, кареглазая с вызовом посмотрела в глаза напротив. — Так, ясно, соскучилась значит, хорошо. Чего на прошлой неделе не приходила? Я тебя тут не видела. Это началось примерно три месяца назад. Паркинсон любила утренние прогулки, надевала наушники и бесцельно обходила все местные улочки, почти беззвучно подпевая любимым исполнителям. В один из таких дней, её внимание привлекла умиротворенная девушка, сидящая за холстом, время от времени касаясь его кистью. Девушка была настолько сконцентрирована, что Пэнси так и не решилась прервать её, наблюдая за той со стороны. Когда художница покинула её, видимо отправляясь домой, Паркинсон решила для себя, что обязательно познакомиться с ней в следующий раз. Всю следующую неделю девушка приходила в одно и то же время, на то место, где так беззаботно располагалась Грейнджер, но ту она так и не находила. Уже опустив руки, Паркинсон решила, что та больше не появится тут, но очень ошибалась. В следующее воскресное утро удача была на её стороне. Она снова встретила незнакомку, которая как и в тот раз, расположилась неподалёку от башни, фиксируя ту на холсте. Тогда она и решилась подойти, попробовать заговорить, что получилось совсем не так, как девушка представляла это в своей голове. — Неплохо написано, если ты конечно малый ребенок. Скучно и как-то примитивно. — это была первая фраза, с которой началось их знакомство. — Примитивно? Слышу от человека, незнакомого с искусством, от слова совсем. — янтарного цвета глаза засияли недобрым огнём, а на лице Пэнси появилась еле заметная улыбка. Так и зародилась непонятная для обеих связь, в которой был лишь один день и один миг, связывающий их каждое воскресенье. Их воскресенье. — Я летала в Лондон, к родителям. — неясно зачем и почему, оправдывалась девушка, вновь вооружаясь кистью, набирая ею немного черной краски. — И всё-таки получается как-то гадко, несвязно. — Пэнси в очередной раз сделала колкую отметку, пробегая быстрым взглядом по мольберту, отчего у Гермионы сильно сжались кулаки. Поборов желание воткнуть кисточку в эту хамку, девушка всё-таки оставила её на былом месте, тут же поднимаясь на ноги. — Гадко, несвязно, глупо, некрасиво, как ещё? Я устала это слушать, понимаешь? Если всё настолько ужасно, зачем тебе это? Почему ты приходишь? — девушка была на пределе, а голос её еле заметно дрожал. Гермиону давно так не бесили. Девушку вообще было трудно выбить из колеи, разрушить её самообладание, но кажется у этой чертовки Пэнси, это прекрасно выходило. Так происходило из раза в раз, но сегодня точка предела достигнута. Гермиона готова крушить и метать. — Я не говорила, что это некрасиво. — тише обычного ответила Паркинсон, виновато переминаясь с ногу на ногу. В обыденное время чувство вины было далёким для девушки, но сейчас она остро чувствовала, что это именно оно. — Что? Не понимаю. — с явным недоумением на лице, спросила кареглазая. — Я бы не сказала, что это некрасиво, понимаешь? У тебя талант и очень хорошие навыки. — Пэнси, ты идиотка? Ты все три чертовых месяца уверяла меня в том, что я бездарный художник и рисую не лучше ребенка, а сейчас заявляешь, что у меня талант? — не выдержав, Гермиона перешла на крик, сокращая между ними расстояние до минимума. — Да. — девушка боязливо прикрыла глаза, зная наверняка, что сейчас на неё посыпятся очередные речи на повышенных тонах. Но этого не произошло. Гермиона не сказала ни слова, ощущая необходимость выслушать для начала саму Пэнси. Протянув руку, она сжала чужую ладонь и только после увидела, что Паркинсон наконец раскрыла глаза, смотря в её собственные. — Понимаешь, я давно тебя заметила, даже хотела подружиться, но что-то пошло не так. Я не хотела тебя обидеть, правда, просто по-другому не умею. — она опустила взгляд на их переплетённые пальцы, сжав девичью ладонь чуть сильнее. — А сейчас не хочешь дружить? — Нет. Сейчас мне этого будет мало. — для себя Пэнси решила, что или сейчас, или никогда. В порыве чувств она потянулась вперёд, накрывая пухлые губы Гермионы своими. Нежно касаясь их в мягком поцелуе, она обвила руками тонкую талию девушки, наслаждаясь моментом их единения, которое, очевидно, Грейнджер скоро прервет, жёстко её оттолкнув. Но на удивление зеленоглазой, девушка не отстранилась, а лишь наоборот, прижалась к той ближе, отвечая на поцелуй страстью и желанием. Долго же Гермиона этого ждала. — Я с первых минут поняла, что нравлюсь тебе. И скажу больше, ты мне тоже нравишься, невыносимая язва. — лишь оторвавшись от сладких губ Пэнси, заявила Гермиона, вызвав у той неподдельный восторг. — Я правда тебе нравлюсь? Это значит, что мы теперь вместе? О, а переедешь ко мне? У тебя есть собака? Если нет, то мы возьмём корги. — посыпался безудержный поток вопросов от зеленоглазой, на что Гермиона ухмыльнулась, подходя к холсту. — Располагайся удобнее, потому что у меня с собой есть чистый холст, буду тебя рисовать. Двинешься с места и я отрежу тебе ухо, будешь моим Ван Гогом. Пока Паркинсон шокировано раскрыла глаза, стараясь понять шутит Гермиона или нет, та открыто над ней смеялась, размешивая необходимые для работы краски. — Давай ты меня просто сфотографируешь, м? Идея замечательная, да? — пыталась увильнуть зеленоглазая, понимая, что с её неусидчивостью Гермионе будет трудно работать. — Ухо, Пэнси, ухо. Если оно тебе дорого, сиди смирно и молчи. — Грейнджер уже начала оставлять первые линии на холсте, постоянно глядя в сторону своей модели на сегодня. — А какое вознаграждение я за это получу? — Я тебя поцелую. Устраивает? — Нет конечно, поцелуешь ты меня в любом случае, а вот сходить со мной на завтрак, предположим часом позже, вряд-ли согласишься. Поэтому это моё условие. Делаем наброски и идём пить кофе с круассанами. А потом ты долго-долго меня целуешь. Всё устраивает? — в глазах и голосе Пэнси отчётливо можно было заметить озорство и детские прихоти, которые она при первой возможности выдавала на обозрение. — «Хотелка» у тебя безграничная, правильно понимаю? — Абсолютно точно. — широко улыбаясь, заверила зеленоглазая. — Тогда знай, что я хочу себе рыжевого кота, корги и панорамные окна в квартире. — и в точность Пэнси, Гермиона расплылась в широкой улыбке, пока Паркинсон в очередной раз пыталась понять, шутит ли девушка или говорит правду.