Медальон

Я в изнеможении повалилась на пол и обрела способность двигаться лишь спустя несколько минут. На протяжении этих минут мне не давал покоя вопрос, кто же за штурвалом. Видно, Тони понял мое беспокойство. А я поняла, что дело дрянь. Падула попытался меня остановить, но, вывернувшись из куртки, за которую он меня схватил, я одним прыжком оказалась у кресла пилота. — Дис! Я так и думала… — сорвав с него шлем, я смотрела диким взглядом. — И почему я не удивлена? — Он нам не враг, Жека! — Ну конечно! Вы снова заодно? — при виде наглых глаз Диса мои нервы вдруг сдали, я вгорячах вцепилась в штурвал, и вертолет с бешеной скоростью понесся к поверхности Земли. …Мы с замиранием сердца увидели сквозь лобовое стекло ужасающую картину всеобщего разрушения: всюду змеились дымящиеся серым пеплом трещины, из недр в воздух вырывались фонтаны голубого огня. Кое-где виднелись мечущиеся, доживающие свои последние минуты люди. — Убери руки! Мы разобьемся к чертовой матери! — опомнившись, заорал Дис, пытаясь потянуть штурвал на себя, чтобы выровнять курс. А потом крепкая рука Тони схватила меня за шиворот и оттащила назад. Но и без того апокалиптический пейзаж, явившийся моему взору, вмиг отбил у меня желание устраивать крушение. — Он спас нас! — удерживая меня, продолжающую брыкаться, говорил Падула. — Кто еще согласился бы так рисковать? Мы ведь даже не знали, где тебя искать и жива ли ты вообще! Остальные эвакуировались на орбиту на космолете Рамаса. Доберемся туда и потом будем выяснять отношения, хорошо? Хорошо?! — громче повторил он, встряхнув меня. Я успокоилась и кивнула. — А теперь пристегнись. Скоро будет трясти. Тони посадил меня в пустующее кресло у иллюминатора, а сам сел в соседнее. К тому времени Дис уже выправил курс и начал ускорение. Нас прижало к сиденьям, и вертолет, трансформировавшись в воздухообтекаемую капсулу, отправился за пределы атмосферы. Надо признаться, давненько я не испытывала таких гравитационных неудобств! Космолет Рамаса подготовил для нас взлетно-посадочную площадку. Капсула опустилась на металлическую пластину, которая затем, словно язык, втянулась в пасть межзвездного корабля. Корабль выглядел старомодно, но был оснащен новейшим оборудованием. Переход из одного отсека в другой, их герметизация и стабилизация давления требовали времени, а его оставалось мало. Неизвестно, что могла выкинуть взбунтовавшаяся планета. Все приходилось делать в авральном режиме. Видимо, поэтому нас никто не встретил — экипаж наверняка был занят подготовкой к безотлагательному межзвездному полету и понадеялся, что мы найдем дорогу к капитанскому мостику сами. Пока Дис занимался посадкой, мы с Падулой получили возможность перекинуться парой слов. — Как самочувствие? — спросила я, взглянув на Тони, измазанного кровью и землей. — Нормально. — Что-то не похоже. Хотя сама я выглядела немногим лучше. — Как вы меня нашли? — Сначала кружили над городом. Потом заметили тебя в той котловине. — А камень времени? Его успели забрать? — с тревогой спросила я, прикинув, что за этот короткий промежуток времени Тони едва ли успел бы сгонять в институт и обратно. — Успокойся, вот он. — Падула достал из кармана штанов и показал мне бесценный булыжник, а затем отправил его обратно. — Захватил, когда бросился в погоню за тобой. Как чувствовал, что не доведется вернуться. После того как все необходимые отсеки были задраены, Дис заглушил двигатель, снял наушники, выбрался из кресла, откинул дверцу и первым выпрыгнул из вертолета-капсулы. Когда пришел мой черед, он подал мне руку, но я предпочла обойтись без его помощи. Тони же, спускаясь вслед за мной, пожал его все еще протянутую руку и сказал лишь: «Спасибо тебе». Мы с Падулой зашагали к наполовину поднятым воротам, через которые было не пройти, не пригнувшись. Но до ворот мы не дошли. — Жека, ты сможешь меня простить? — услышала я, остановилась и обернулась. — Конечно, Дис. Я тебя прощаю, — снизошла я к его просьбе и продолжила путь к воротам. — Отец! Что это значит? — с вызовом спросил тогда Дис. Тони лишь пожал плечами и пошел вслед за мной. — Ну хватит, папа! — с нова произнес Дис. — Я понимаю, что ты сделал все это, чтобы меня проучить. И у тебя получилось! Признаю: ты умеешь выбирать самые больные места для ударов. Но теперь все кончено. Мы квиты. Отпусти ее! Мы замедлили шаг и остановились. — А я ее и не держу, — добродушно ответил Падула, снова обернувшись. — Тогда что происходит? Произошла небольшая пауза. А потом из уст Тони прозвучало: — Я полюбил, сын. — Кого? — вопрос Диса повис в воздухе, как шаровая молния. Мне тоже не сразу удалось переварить услышанное. Но я прочла объяснение на внезапно переменившемся лице Диса. — Это худшее, что ты мог сделать, — задрожавшим от гнева голосом произнес он. — Т ы и так отнял у меня все! Детство, мать… А теперь еще и любимую женщину собираешься отбить? — Напротив, я пытался все это тебе дать, — возразил Тони. — Но ты отказывался от моей помощи. Ты хотел всего добиться сам! На что же ты жалуешься теперь? Она любила тебя, дурень. Ты сам все испортил. Я почувствовала, как Тони с силой сжал лежащий в его кармане камень времени… — Не-ет, — помотал головой Дис, глядя на нас с возрастающим трагизмом. — С кажи мне, что это неправда. За что?.. За что ты так со мной? Его губы задрожали. А потом он вскинул пушку. Я хорошо помнила это чувство, которое совсем недавно испытала сама, когда стреляла в Макса, — состояние, близкое к безумию, неподвластное никакому контролю, — и прочла в глазах Диса неизбежный финал этой истории. «Как можно остановить бешеную собаку? Только пулей в лоб», — прозвучали в моей памяти его слова, произнесенные однажды. …Время замедлило ход. Сорвав медальон с шеи, я запустила руку с ним в карман Тони и на ощупь протолкнула его в предназначенную для него выемку в камне времени. Наши с Тони пальцы сплелись. Разорванная золотая цепочка с глухим звоном упала на металлический пол. Пуля вылетела из ствола. Но она словно бы с трудом преодолевала сопротивление пространства. Я видела направление ее полета — точно в голову Тони. Исход был очевиден. Но когда она не долетела каких-нибудь пяти-шести сантиметров, я заметила, что Падула с любопытством скосил на нее глаза. А потом перевел взгляд на меня. Все происходило совершенно не так, как в прошлый раз. Я пыталась сосредоточиться на желании перенестись вместе с Тони в безопасное для него и для меня место за несколько дней до убийства любовника Эвелины. Но внезапно мои мысли приняли другое направление, и я оказалась отброшена еще дальше в прошлое и будто бы из зазеркалья наблюдала неприятную семейную сцену. Дис, которому было не больше семи, ревел навзрыд, с ужасом косясь на ремень в руках отца. Но Тони просто стоял рядом и пытался разобраться в ситуации, он не собирался пороть сына. Напротив, Дис получил оплеуху от матери и, понимая, что лишился последней поддержки, пришел в крайнее отчаяние. Эвелина, вся в слезах, журила сына, жалуясь Тони, что она «сделала все, чтобы этого не повторялось», но «он опять принялся за старое». Я не могла разобрать, что же такого натворил Дис. Поняла лишь, что он очень сильно огорчил мать. Потом она сорвалась на крик, сказав, что они оба ее в гроб сведут, и снова замахнулась на Диса. — Погоди, Эвелина! Может быть, он просто не понял, — остановил ее Тони. — Мы сказали ему, чтобы этого впредь не случалось в нашем доме, но не объяснили, что этого нельзя делать и на улице тоже. Может быть, мы сами виноваты? Присев рядом с Дисом и заглядывая в его лицо, Эвелина что-то принялась объяснять ему, но ее слова потонули в наборе других шумов, которые постепенно вытеснили картинку комнаты с цветами на обоях. Передо мной проплывали некрасивые эпизоды из прошлого Диса, наполненные бушующими страстями. Самой сильной страстью в этом букете была всевозрастающая ненависть к отцу, неконтролируемая злоба, сменяющаяся приступами раскаяния за проклятия, которыми он осыпал Падулу. «Господи, я хочу избавиться от его чертовой опеки! — по ночам молился Дис-подросток, грызя наволочку в бессильной ярости, от которой у него сводило живот. — Пусть он перестанет лезть в мою жизнь и в мою душу! Не нужны мне его деньги. Пусть оставит меня в покое. Прошу тебя, Господи, пусть он осознает, что убивает меня своей «отцовской заботой». Он не дает мне дышать!» — Да понял я, понял! — почуяв, что опасность миновала, нетерпеливо торопился закончить неприятный разговор семилетний Дис, когда я снова очутилась в комнате с цветастыми обоями. Слезы на его щеках быстро высохли. — А теперь можно поиграть в стрелялку? Я услышала, как Тони протяжно вздохнул, и я знала, что означает этот глубокий вздох: — Нет, Эвелина. Боюсь, он ничего не понял… — А-а-а! — истошно орал Дис в другом эпизоде моего мучительного сновидения. — Папа, не надо! Не надо! Не надо!.. — Не надо? — б асом переспросил Падула, сложил ремень вдвое и для пробы хлестнул себя по колену. — Ты зачем мать опять довел, щенок? — Я не хотел ее расстраивать. Простите меня-а-а… — орал Дис, получив-таки порцию ремня. Тони с болью отвел взгляд: — Не будь ты на меня так похож, я бы ни за что не поверил, что ты мой сын. — Я твой сын, папа! — Мой сын никогда бы так не поступил. Я очнулась в полутемном подвале, освещаемом тусклой лампочкой, торчащей из облупленной стены. На полу валялся грязный и рваный полосатый матрас, на котором, вытянувшись во весь рост, лежал Тони. Он выглядел так, словно перемещение сквозь время отняло у него последние силы и ему даже языком ворочать было тяжело. — Ну наконец-то ты проснулась, — тем не менее произнес он. — Ты говорила во сне. — Насмотрелась я ваших семейных скандалов, — сказала я, поднимаясь. — Однажды я подарил Дису компьютерную игрушку, — Тони посчитал нужным объяснить. — Он очень просил, и я, не подумав, купил ее. Это был реалистичный виртуальный симулятор. А потом как-то вернулся домой и застал Эвелину в слезах. Она так плакала, что не могла толком объяснить, что ее расстроило. Когда я узнал, в чем дело, то пришел в бешенство. В тот день я понял, что мой сын ненавидит меня, а мать ни во что не ставит. Может, он и любил ее по-своему, но совершенно не уважал. Я поздно возвращался домой и редко видел, как он издевается над ней. Сначала пытался помочь, вразумить его, видя, как нелегко ей с ним приходится. А в переходном возрасте он стал совершенно невыносимым. Конечно, я подавал плохой пример… Начав взрослеть, Дис посчитал себя вправе поднимать руку на мать, когда она пыталась что-то запрещать ему. Эвелина долгое время его покрывала. Говорила, что упала, что сама ударилась. Дис умолял его простить. Клялся, что такое больше не повторится. Мы прощали. Но этот симулятор стал последней каплей. Я увидел, какой смерти он желает нам с матерью. В тот день я впервые выпорол его так сильно, что у него остались шрамы. Помню, я едва не убил его… — Где мы? — спросила я, не желая больше говорить на эту тему. — Я мысленно задала совсем другое место — твою резиденцию на Московии. — По-видимому, я случайно повлиял на перемещение, не вовремя вспомнив об этом подвале, — предположил Падула. — А что это за подвал? — Здесь Кедров пытал шпионов. Сколько народу отдало богу душу на этом матрасе — уму непостижимо! — с покорностью умирающего принимая иронию судьбы, сказал Тони. И добавил, прикрыв глаза: — Что-то плохо мне. — Я не для того тебя из-под пули вытащила, чтобы ты тут окочурился. А ну не спи! — Я толкнула скрипучую дверь подвала и с облегчением обнаружила, что она не заперта. Но, выглянув на темную деревянную лестницу, ведущую наверх, осторожно притворила дверь снова. — Устал я. Впервые за долгое время чувствую такое спокойствие: никуда не надо торопиться, никого не надо подгонять и наказывать, — бормотал Тони. — Что это ты делаешь? — почувствовав, что я расстегиваю на нем рубашку, он наконец открыл глаза. — Оцениваю масштабы разрушений. Тебе больно? — спросила я. Осторожно приподняла промокшую повязку на его животе и испугалась увиденного. — Чувствительность частично отключена, но перемещение во времени меня как будто ослабило. Биокиборги ощущают ранения иначе. Это сложно объяснить. — Ладно, не объясняй. — Я осмотрела превратившиеся в кровавое месиво швы на его животе и сделала неутешительный вывод: — Если останешься лежать здесь — точно помрешь. Тони усмехнулся сардонической усмешкой побежденного. — Сюда бросали несчастных после пыток, и они умирали. Все до единого. Никто не выживал. — Где сейчас Кедров? — Судя по тому, что тут никого, кроме нас, нет, он в походе. В отсутствие генерала за домом обычно приглядывала его любовница Генриетта. С ней ты при необходимости справишься. — Ты это о чем? — Забитая была бабенка. Кедров ее удавил потом, когда у него поехала крыша. Всех начал подозревать в предательстве. Даже меня. — Надо где-то достать перевязочные материалы и чистую одежду, — рассудила я, по-прежнему не желая слушать страшные истории. — Ты права: без Лунга я как без рук. — Не замешан ли тут гипноз? — А хоть бы и так? Он ведь делает все, что я прошу. — А если вы поссоритесь? — Ты рисуешь мне картины истинного бедствия! Дай-ка подумать… Размерчик Кедрова мне точно не подойдет. А вот тебе одежда Генриетты придется впору, — прикинул Тони. — С делаем вот как… Поднимись на второй этаж. Вторая дверь справа от лестницы — ее спальня. Только бы ее не оказалось дома! А потом тебе надо будет пойти в банк и открыть ячейку номер… Один, девять, восемь, пять… ноль, девять, два, восемь… — он напряг память и в течение нескольких минут вспоминал шифр. После чего наконец произнес полный перечень цифр и букв. — Я не запомнила. — Ничего, я повторю. — А что в ячейке? — Золотые слитки весом по три килограмма каждый. — Я столько не унесу. — И не надо. Зарегистрируй новый счет и обналичь их. Скажи, что действуешь от моего лица. Назови пароль… М-м-м… — он опять напрягся и произнес ничего не значащую фразу. — Если спросят, скажи, что деньги нужны на лечение моего сына. — А что будет, когда ты недосчитаешься этого золота? — Я не должен заглянуть туда в ближайшие пару лет. Ну будет для меня сюрприз. Переживу! — И что мне делать с этими деньгами? — Как что? Купи антисептиков и бинтов. И мужской костюм. — Я ничего не понимаю в мужских костюмах, — честно призналась я. — Куплю тебе лучше джинсы и свитер. — Как знаешь, — Тони безнадежно махнул рукой. — Оружие у Кедрова под половиком в прихожей, там в полу тайничок, — отдавал он последние инструкции, когда с запоминанием паролей было закончено. — И еще: если ты не вернешься — я пойму. — Не говори ерунды! — сказала я и шагнула за дверь. — Быстрей, — торопил Падула. — У вас не так много времени. — Но почему ты нам помогаешь? — изумлялась Эвелина. — И кто эта девушка с тобой? Падула посмотрел на бывшую жену с укором: — Эвелина! Тебе ли задавать мне такие вопросы? — строго сказал он, снимая с вешалки и любовно накидывая на плечи свой собственный плащ. — Сама бежишь с любовником! — Но зачем нам бежать, если?.. — Потом все поймешь. А сейчас немедленно улетайте с планеты. — А Дис? — в глазах Эвелины изобразилась тревога. — Я привезу его позже, — застегнувшись и подпоясавшись, он словно почувствовал себя в своей тарелке. Те шмотки, что я добыла, ему явно не понравились. — Почему я не могу забрать Диса? — Не спорь со мной! — сбрасывая кроссовки и переобуваясь в свои туфли, отвечал Падула. — Ты обещаешь, Тони? — Эвелина схватила его за руку. Она ничего не понимала. — Поторопитесь, — вместо ответа сказал он. — Пока я не передумал! Супруга Падулы была очень красивой женщиной. Строгое черное платье и темные волосы подчеркивали бледность ее кожи, придавая ей сходство с фарфоровой статуэткой древней богини. Ей даже шло беспокойное выражение лица, хотя на этом лице уже лежал отпечаток многих бессонных ночей, проведенных в рыданиях над покалеченной жизнью. Спускаясь по лестнице, она несколько раз оглянулась на Тони. Не дожидаясь, когда они оба — жена и ее благоразумно молчавший любовник — скроются из виду, он закрыл дверь. — Чем строже с домочадцами, тем… — уловив мой взгляд, Тони умолк. — Надо успеть убраться отсюда, пока я не пришел, — взглянув в окно на отъезжающий экомобиль, заключил он, словно стряхивая с себя дурман воспоминаний. А потом не удержался и, распахнув шкаф, достал оттуда один из своих костюмов. — Дело сделано. Теперь можно и возвращаться, — Падула завязывал галстук перед зеркалом. — Но сначала я бы хотел пригласить тебя на ужин. Надеюсь, на этот раз обойдется без пальбы. Тони выздоравливал, но его не оставляла навязчивая идея, что от судьбы не уйти. — Почему ты не хочешь остаться здесь, в этом времени? Я бы помогла тебе устранить другого тебя. Сам-то ты к себе приблизиться не можешь. — А ты бы смогла это сделать — убить меня? — заинтересовался Падула. — Не тебя, а того, другого тебя. — Нет. Все равно не хочу, — решил Тони, отвернувшись обратно к зеркалу и приглаживая прическу. — Что я буду здесь делать без жены и с рогами? — Но если ты вернешься, то погибнешь. — Видно, такова моя доля. — Ты же это не серьезно, признайся? — искренне не понимала я. — Абсолютно серьезно. — Не стану я возвращать тебя под пулю! — заявила я. — Что делать? В будущее отправиться нельзя, потому что его еще нет. А переместись я в любой другой момент прошлого, все равно окажусь в двух экземплярах. А так никто ничего не заметит: пуля долетит, а вы с Дисом помиритесь и будете жить долго и счастливо. Правда, иногда он будет напиваться и поколачивать тебя, но с этим уж ничего не поделаешь. — Меня совершенно не устраивает такой вариант. — А меня не устраивает, что ты предлагаешь убить второго меня! Как-то это по-скотски получается, согласись? Это же все-таки я как-никак. И мне еще жить да жить! Кроме того, кто-то ведь должен заниматься воспитанием Диса и руководить «Дао». Нехорошо это — так бесцеремонно расправляться с историческими фигурами. Лучше пусть все идет своим чередом. — Хочешь пустить все на самотек? — Можно сделать иначе. Мы не станем меня убивать, а поступим, как с исчезнувшими золотыми слитками. А что? — прочитав упрек в моем взгляде, добавил он. — Повеселимся? — Что-то мне невесело, — призналась я, представив то, что он предлагал. — Я правильно поняла: ты собираешься самому себе ставить препоны? — Почему бы и нет? Я буду все время идти на шаг впереди, контролировать сам себя. А позже, после твоего внезапного исчезновения с камнями, я другой, вероятнее всего, буду считать, что это твои проделки. Вот потеха-то будет! А там, глядишь, мы даже придумаем, как предотвратить гибель Земли. — Мы? — переспросила я, все больше изумляясь его планам. — Ну да, мы с тобой. Ты же сказала, что не собираешься возвращаться к Дису? К тому же вернуться ты сможешь в любой момент, когда я тебе надоем. Как и вернуть меня под пулю собственного сына. Теперь моя жизнь — в твоих руках. Он говорил все это шутливым тоном. Но мне вдруг стало ясно, что он не шутит. Он, как всегда, все за всех решил. — К реке! — с командовал Тони, когда мы сели в подъехавший к парадному входу экомобиль. — К реке? — глядясь в зеркальце и подправляя макияж, удивилась я. — Я думала, мы едем ужинать. — Успеется. Сперва хочу показать тебе мое излюбленное место уединения. Я часто приезжал туда, чтобы поразмышлять о смысле жизни. Или ты хочешь есть? — А что если водитель расскажет другому тебе, куда ты ездил в свое отсутствие? — шепотом побеспокоилась я, проигнорировав намек на мою прожорливость. — Это вряд ли. Я научил своих людей не задавать вопросы. Мы ехали довольно долго — около часа. Но разговаривать не хотелось. Нам обоим было о чем подумать, созерцая пейзажи Московии, тянувшиеся за окнами. Потом водитель свернул на проселочную дорогу. Тряска была непривычной: нас отбросило всего лишь на век назад, а казалось, будто на целое тысячелетие. И пока мы ехали по ухабам, я вспомнила одну неприятную поездку со связанными руками, когда Дис вез меня к Падуле. Но, взглянув на довольное лицо Тони, я вмиг расхотела думать о плохом. Теперь это все было в прошлом. Заметив, что я смотрю на него, Тони улыбнулся мне и стал насвистывать какую-то песенку. Солнечные лучи играли на его лице. Солнце мелькало меж проносившихся мимо стволов деревьев. Эта своеобразная светомузыка вводила в транс. Как будто ничего в мире больше не существовало, кроме этой дороги и будущего, в которое она несла нас. Я начинала понимать, почему Тони нравится ездить к реке, которую я еще даже не видела. И когда увидела, она меня не разочаровала. Река степенно несла мимо нас свои воды. На берегу лежало бревно, и мы сели на него. — Излагай свой план, — сказала я. Это означало мое согласие. — Сначала я должен спросить кое-что у тебя. — Тони помолчал, глядя себе под ноги. — Почему ты меня не бросила? Всеми презираемого изгоя и виновника всех твоих бед. Выпотрошенного, истекающего кровью, валяющегося на вонючем матрасе в грязном подвале. — Он пытливо посмотрел на меня. — Потому что ты бы не выжил, — нехотя ответила я, поднимая палочку и ковыряя ею речной песок. Не нравилось мне, когда он делался сентиментальным, ничего хорошего это обычно не предвещало. — Велика потеря! Что же во мне ценного? — Однажды я уже отправлялась в прошлое — когда ускользнула у тебя из-под носа, — не сразу заговорила я. — Там я встретила Макса. Другого Макса, из будущего, где шла устроенная тобой и Кедровым война. Он с помощью Норы переместился ко мне в древние века, чтобы вытащить меня. И он меня спас, а сам погиб. — Понимаю. — Ничего ты не понимаешь. Тот Макс был совсем другим человеком. Благородным, мудрым, честным. А когда я вернулась и обнаружила его в борделе с бабами и выпивкой, то не узнала в нем своего героя. Он так никогда им и не стал. — А теперь не понимаю. — Да что здесь понимать? Вчера я убила того Макса. И я смогла бы убить того Тони, который не ты. Но я не хочу, чтобы погиб ты, которого я узнала. Который сейчас сидит рядом со мной на этом бревне. — Спасибо, — подняв плоский камушек, ответил Падула. Прицелился и пустил голыша. Камень несколько раз подпрыгнул, отскочив от поверхности воды, прежде чем потерять скорость и пойти на дно. — А что если нас поймают? Ты поймаешь, — уточнила я. — Ты всю жизнь провела в бегах. Тебе ли бояться? — Я так привыкла к шутливо-ироничным интонациям его голоса, что уже не представляла, как он мог говорить о серьезных вещах иначе. — Нужна ли она, такая жизнь? — Наверное, нужна, коли другого не дано. К тому же я очень хорошо себя знаю и могу предугадать каждый свой шаг. У меня есть шансы пакостить себе безнаказанно очень долго. Сколько же мы у меня крови попьем — подумать страшно! А лет через двадцать… — Лет через двадцать я уже не буду такой молодой, — перебила я. — Мы найдем способ это исправить, когда придет время. У нас ведь есть камни! — Падула отыскал еще один плоский камушек и снова пустил голыша. — Мы сможем перемещаться во времени, куда и когда захотим. Только представь себе: мы станем призраками самих себя! Я начну думать, что все эти сюрпризы с исчезновением золотых слитков и так далее — это твои выходки. А ты во всех своих неприятностях будешь обвинять меня. Разве это не забавно? — размечтался Тони. — Ты находишь? — я посмотрела на него с недоверием. — А что еще нам остается? Или ты желаешь оставить меня здесь одного, вернуться и увидеть гибель Земли? — Люди не должны жить столько, сколько мы живем. Я совсем запуталась в том, что значит «никогда» и «навсегда», — поделилась я мыслями. — Однажды человечество снова достигнет опасного предела своих возможностей. Но конец света наступит не сегодня. Мы все время будем его отодвигать. Мы задумались — каждый о своем. Молчание затягивало, как трясина. На воду ленивой реки в лучах заката можно было смотреть бесконечно. У меня тоже были вопросы к Тони, очень много вопросов. Но я не желала прерывать это молчание. — Я не хочу тебя потерять, — услышала я вдруг. — Судьба вела меня к тебе такими тернистыми путями, что в голове не укладывается. Знаешь, ты мне сразу понравилась: предлагая тебе выйти за Диса, я, признаюсь, поймал себя на пошлой мыслишке, что ты будешь моей. Если бы тогда все вышло, как я хотел, может быть, рано или поздно эта фантазия осуществилась бы. Но ты исчезла. И все эти годы я думал о тебе почти каждую минуту, лелеял месть. Ты меня уделала, и я хотел отыграться. Я нашел тебя и отыгрался. А потом что-то произошло. Как будто внутри какой-то тумблер переключился. Понимаешь меня? Я молчала. — Сначала я думал, что дело в Лоле: она ведь действительно была красивой. Едва ли не самой красивой женщиной на свете! Но потом… Я каждый раз бесился, когда видел вас с Дисом. Я боялся, что он выкинет что-нибудь эдакое, пытался тебя предупредить, но ты не слушала. Уже тогда я начинал понимать, что к чему: почему все время кручусь рядом, почему так беспокоюсь о тебе… Я всегда восхищался сильными людьми, а ты делала все как настоящая женщина. Я начал говорить себе: вот такой должна была быть моя жена! Но ты и я — странное сочетание, не правда ли?.. В тот вечер в ресторане, когда меня ранили, я даже не знаю, на что надеялся. Мне казалось, я смогу все тебе сказать. Но, едва войдя, я отправился покурить, потому что боялся. Я — боялся! Да ты хоть знаешь, что я в жизни ничего не боялся? Кроме как услышать что-то вроде «совсем сбрендил, старый хрыч?» Тони усмехнулся и замолчал. — А почему ты не захотел сделаться помоложе? — А-а… Ну это все ради встречи с Эвелиной. Не мог же я помолодеть лет на двадцать, вернувшись с войны! Да и потом, не представляю себя с внешностью двадцатилетнего юноши — несолидно как-то для Тони Падулы… Он помолчал, глядя на водную гладь, а после сказал: — Дай-ка мне это сюда. — Бесцеремонно стянул с моего пальца обручальное кольцо Диса и, размахнувшись, зашвырнул его на середину реки. — А теперь пойдем, я куплю тебе другое. Тони встал и подал мне руку.