Медальон

LVI — Что ты так долго возишься?! Твое новое тело — первое справа в третьем ряду, — торопила меня Нора, когда я выбирала себе подходящий «наряд» в базе данных морга института телепортации корпорации «Дао». — Новое? Да эту развалину не то что новым, даже просто телом не назовешь, — возмущалась я, разглядывая покойника лет за пятьдесят, которого пыталась всучить мне тетушка. — Притом он еще и мужчина! — Ты что такое задумала? — насторожилась она. — Ничего особенного. Просто подбираю себе одежку поудобнее. Как тебе такой прикид? — я показала Норе трехмерное изображение смазливой рыжеволосой девушки, которая мне, естественно, приглянулась больше, чем предложенный вариант. — Ты не можешь вселиться в какое попало тело. Программа «Воскрешение» подключена только к номеру девять! — Не беспокойся. Я кое-чему научилась у Макса за эти годы. Это было правдой: я действительно подключила программу ко всем поступившим накануне вечером трупам. — Евгения, не делай глупостей! Девятый номер по крайней мере уже протестирован и готов к воскрешению, — пыталась образумить меня тетушка. — Глупостью было бы становиться дедушкой в моем возрасте, а мне всего лишь сотня с хвостиком, — паясничала я, оставив рыжеволосую красавицу в надежде найти что-нибудь более подходящее. Все-таки мне предстояло жить в новом теле три дня, а в прошлой жизни рыжая масть не принесла мне счастья. — К ак тебе эта? — Я продемонстрировала Норе другую молодую женщину, черноволосую. — Все, я готова! Воскрешай меня. — Я не стану рисковать твоей жизнью! Что если ты не выживешь? — Рисковать жизнью? Да разве ж это жизнь?! Другой возможности не будет. Ну давай же, воскрешай меня! — Я не стану этого делать, — упиралась Нора. — Немедленно возвращайся. Тебя уже засекли! — Так я и поверила! — отмахнулась я, открывая еще несколько папок с данными о подопытных мертвецах. Вдруг кто поинтереснее подвернется, пока Нора решается на авантюру. — Я не шучу! Осталось всего несколько минут до взлома. — Не сомневаюсь, — бормотала я, рассматривая другие свеженькие тела. Выбор был таким богатым, что даже глаза разбегались. — Н о пароль у меня заковыристый, им придется попотеть. «Вернусь я, как же! — думала я. — Чтобы уже никогда потом не вырваться из клетки, устроенной для меня двумя сумасшедшими? Ну уж нет. После этого вы меня уже никуда не отпустите, знаю я вас…» — В общем, так: либо ты меня воскрешаешь, либо я открываю «Дао» доступ к вашим с Максом программам. И тогда умрем все вместе, — по- ставила я условие. — Ты в своем уме? — опешила Нора. — Я всего лишь хочу выбрать себе подходящее обличье для выполнения ответственной миссии. Почему мне нельзя выглядеть по своим годам? — отпустила я шуточку. — По твоим годам ты выглядела бы намного дряхлее, чем номер девять, — по ее тону я уже догадалась, что она сдается. — Вот так, ты хочешь сказать, я бы выглядела? — спросила я, продемонстрировав трехмерный портрет аристократического вида старушенции. В тот момент я уже наверняка знала, что Нора сделает, как мне надо. — Ладно! — действительно согласилась она спустя пару секунд скрепя сердце. — Давай сюда свою рыжую. Не то нам крышка. — Сейчас, сейчас… — виртуально радуясь одержанной победе, я с виртуальным ужасом осознала, что забыла номер и рыжеволосой, и черноволосой покойниц. А на поиски уже не оставалось времени. — Быстрее, Жека! Антихакерские программы «Дао» уже почти взломали тебя, — всерьез запаниковала Нора. — Еще один символ, и мы пропали! — Ничего, у меня в последнем символе подвох имеется, — не отчаивалась я, безуспешно листая файлы, но не находя подходящих тел. И признала, что разумнее всего было бы воспользоваться девятым. Но я же никогда не поддавалась обстоятельствам. «Эх, была не была! — противясь неизбежному, сказала я себе тогда. — Вот открою еще одну папку наобум и, кто бы там ни был, пойду в реальность в его обличье». Виртуально зажмурившись, я приоткрыла один глазок… И увидела симпатичную блондиночку по имени Лола. LVII Макс и я просуществовали в оцифрованном виде несколько десятилетий. Предчувствуя свою скорую кончину, профессор Нора Кешиа присоединилась к нам, передав дела коллегам помоложе. Какое-то время все шло более или менее успешно. Однако корпорация «Дао» неожиданно опередила НИИ имени Кешиа в достижениях. Открытый конкурентами на Московии безобидный с виду институт телепортации, экспериментирующий с перемещением материи в пространстве, вдруг объявил о воскрешении первого в мировой истории оцифрованного человека. А оцифрованных к тому времени, по нашим данным, было уже немало. Однако эксперимент закончился плачевно: подопытный погиб от инфаркта спустя трое суток после воскрешения. Углубившись в изучение проблемы, ученые выяснили, что человек, в тело которого переселили оцифрованного, при жизни страдал психическими расстройствами, и пришли к выводу, что для заселения подходят лишь тела здоровых людей, погибших от несчастных случаев. При условии, что их ткани и органы не повреждены настолько, что не смогут функционировать после проведенных над покойными восстановительных операций. Примерно на этом этапе развития научной мысли мы с Норой и взломали систему «Дао», подготовившую подходящие телесные оболочки для грядущих воскрешений. Мужчину, в которого Нора намеревалась поместить мою оцифрованную душу, сбил экомобиль. Но труп уже полностью «подлатали» и подготовили к оживлению. С остальными тоже поработали. Что заставило меня рисковать, вселяясь в экспериментальное тело? О, поверьте, у меня были причины! Но подробности — позже. Пока скажу лишь, что мы с Норой решились на это без ведома Макса, слишком занятого обеспечением своей неограниченной власти на нашем участке всеобщего информационного пространства и обустройством виртуального мира по образу и подобию мира реального. У нас действительно было очень мало времени — до того, как с одной стороны он, а с другой — «Дао» не засекут нас. За последнюю сотню лет наука шагнула далеко вперед, в том числе в деле оцифровки душ. Технология была отшлифована, риск летального исхода сведен к нулю. Но, разумеется, только богатые и влиятельные люди могли позволить себе оцифроваться, оказавшись на смертном одре. Как-то мы прознали, что одним из таких людей в свое время стал наш злейший враг Тони Падула. Он продолжал руководить корпорацией, находясь по ту сторону. В один прекрасный день — чего и следовало ожидать! — идея вечной жизни с его подачи все-таки завладела умами. Многие приняли на веру, что скоро пойдет совсем другая жизнь: хочешь — в одном теле живи, хочешь — в другом… Нетрудно догадаться, что Тони преследовал собственные цели. Ему, видать, тоже в оцифрованном виде существовать поднадоело, и он задался вопросом: нельзя ли вернуться в человеческое тело? …Тут же в «Дао» потянулись сотни добровольцев. Ученые безжалостно использовали наивных граждан галактики, не сомневающихся в том, что им нечего опасаться, как подопытных кроликов. Между тем некоторых умерщвляли без всякого намерения воскрешать и даже оцифровывать: нужны были образцы тканей, генетические коды, результаты тестов на выживание, выявление болевых порогов и много чего еще. Все выглядело вполне законно: эти люди по собственной воле подписывали документы, где мелким шрифтом указывалась лишь вероятность того, что они когда-либо снова обретут телесную оболочку, а жирным — готовность пожертвовать собой ради науки. И в благодарность их имена сохранит история. То есть они будут числиться в какой-нибудь базе данных среди сотен тысяч имен таких же простофиль. Разумеется, «Дао» не жалело средств на эксперименты — родственников подопытных щедро вознаграждали. Законы Московии это позволяли, к тому же на корпорацию работали грамотные юристы, так что не подкопаешься. Но, как нам стало известно в последний момент, самые жестокие эксперименты проводились на другой, малоизвестной в галактике и сравнительно недавно заселенной планете под названием Кава, а научно-исследовательский институт на Московии был лишь прикрытием. Ученые института Кешиа, конечно же, ничем подобным не занимались — мы экспериментировали исключительно на животных. Поэтому значительно отстали от конкурентов. И пока Макс занимался своими «великими» делами, мало интересуясь судьбами подопытных, мы с Норой условились, что я пару дней пошпионю за учеными «Дао» и вернусь раньше, чем истекут те самые 72 часа, отведенные мне на жизнь в теле погибшего под колесами экомобиля мужчины. Однако у меня были другие планы. Я очнулась на холодном столе в леденящем полумраке морга института телепортации «Дао» на Московии. И первый мой вздох был похож на вскрик — с таким свистом вошел в легкие воздух. Получив последние инструкции от Норы, я отсоединила от чужого женского тела многочисленные проводки с тончайшими иголочками и датчиками и, спустив ноги на пол, окинула взором компанию, в которой оказалась. Столько мертвецов одновременно, собранных в одном зале, мне еще видеть не приходилось, и от этого сделалось жутко. Человеческие ощущения возвращались не сразу. Но то, что я почувствовала в ночь своего второго рождения, уже нельзя было назвать чисто виртуальным страхом. Это был животный ужас. Но черт возьми, до чего же приятно было даже бояться по-настоящему! Несмотря на жуткий холод в морге, я чувствовала, как мое тело постепенно оживает, теплеет, как бьется в груди сердце. Закутавшись в белую простыню, которой была накрыта, я некоторое время озиралась, соображая, что делать дальше. Соображать приходилось быстро, потому как живой раздетый донага человек вряд ли мог долго продержаться в этой морозильной камере. Нора частично отключила систему слежения, и мне предстояло как можно скорее и незаметнее убраться из морга, а затем и с планеты. Оказалось, уже существовал более быстрый способ путешествий, чем космические перелеты: телепортация. Правда, этот способ еще не был широко распространен и считался рискованным, потому что его пока недостаточно хорошо изучили. Но именно таким способом — выбирать не приходилось! — мне предстояло отправиться на Каву, находящуюся за несколько миллионов световых лет от Московии, во второй, секретный, научно-исследовательский институт «Дао», где практиковались жуткие эксперименты на людях и проходили закрытые научные конференции. На завтра было как раз запланировано очередное совещание руководства. Моя задача состояла в том, чтобы пробраться туда, выяснить как можно больше и по возможности установить в местах пребывания тамошних ученых «видеожучки». Но, как я уже сказала, у меня были другие планы. Хотя в тот момент я даже представить себе не могла, как все сложится. Забрав в боксе под номером 13 вещи покойной — светло-желтое разорванное на груди платьице с ремешком, туфли и дамскую сумочку, — я прошлепала босыми непослушными ногами по ледяному полу к светящейся стеклянной двери, а затем стала осторожно пробираться по расположенному за ней длинному коридору. Там было теплей, меня перестало знобить, и, отбросив простыню, я накинула платье Лолы, от которого пахло цветочными духами. Память пока еще с потрясающей точностью воспроизводила план здания, который я досконально изучила перед побегом в реальность. Но человеческая оболочка уже давала о себе знать сразу несколькими неудобствами. Я стала хуже соображать по сравнению с тем, как соображала в виртуальности, не говоря уже о головокружении, «мушках» перед глазами, ломоте в мышцах, сухости во рту и о прочих мелочах. Но мне повезло: по пути к блоку телепортации я не встретила ни одной живой души, несмотря на то, что часть штата «Дао» не покидала стен института даже ночью. Наконец я оказалась перед нужной мне дверью. С трудом фокусируя взгляд на сенсорной панели, со второго раза я все-таки ввела координаты пункта назначения и подтвердила готовность к путешествию. Во время телепортации ощущений не было никаких. Да и какие могли быть ощущения, если перемещение в пространстве заняло доли секунды? Я обнаружила себя лежащей на зеленой лужайке и, с трудом приподнявшись на локтях, осмотрелась. Вдали виднелась трасса, по которой сновали разноцветные экомобили. О том, что летало по воздушным коридорам несколькими уровнями выше, я решила вообще пока не думать. Для начала хватит и поверхности планеты. Где-то неподалеку чирикали невидимые птицы. Все очень походило на симуляторы, в которых Макс за время нашей «совместной» жизни сделался необычайно искусным. Правда, думать о Максе в тот момент мне хотелось меньше всего. На сей раз все было реальным, и воздух был наполнен букетом ароматов, который напоминал что-то до ужаса знакомое — быть может, запах настоящей жизни? Почти сразу на меня накатила невыносимая усталость. Хотелось снова лечь на траву и не вставать. Но делать этого было нельзя — надо было идти. Я поднялась на ноги, натянув туфли, доставшиеся мне в наследство от прежней обладательницы тела, и, запахивая порванное на груди платье со следами крови, на ходу застегивая на узкой талии поясок, пошла в сторону трассы. Сделать первые несколько шагов оказалось сложнее всего. Потом идти стало легче, хотя усталость не отпускала. По-видимому, возрождение тела для следующей жизни требовало больших затрат энергии. Вместе с остальными физическими ощущениями пришла боль — оживать оказалось весьма болезненно. Но об этом я была предупреждена. Поэтому, укрывшись в загодя забронированном Норой номере дешевого придорожного отеля, расположенного в паре километров от места моего появления в этом мире, я проглотила горсть обезболивающих таблеток, забралась в постель, тут же уснула и проспала как убитая несколько часов. LVIII …Обманывать друг друга мы больше не могли: для этого мы слишком хорошо друг друга знали. — Макс, но это же неправильно. — Почему? — Потому что это невозможно. Это ведь самообман! — убеждала я его. Но он ничего не хотел слушать. — Да почему же невозможно? Невозможного нет! — с чудовищной оптимистичностью опровергал он мои попытки вразумить его. — Ты посмотри, какой вид из окна! Разве не таким должно быть идеальное утро? С этими словами он щелчком пальцев раздвинул жалюзи на окне, за которым шумел под ласковым солнцем глянцево-тревожный океан. Мы вышли на террасу, и Макс поставил передо мной на столик поднос с завтраком: треугольный кусочек яблочного пирога с шариком мороженого и дымящейся чашкой кофе. — Именно таким. Только это все ненастоящее, — опустившись в плетеное кресло под соломенным зонтиком, отвечала я. — Это как посмотреть, — усаживаясь напротив, возразил Макс. — Неужели тебе не нравится? Проснувшись в неказистой комнатенке с потемневшими от старости и пыли стенами, я долго лежала на кровати, глядя в потолок. В ушах все еще шумел несуществующий прибой, и тревога рвала душу. Потом сон окончательно оставил меня, звуки и йодистый запах морских водорослей улетучились. Наступила удушливая, пустая тишина, в которой я вспомнила и осознала, что со мной произошло. Собравшись, я поднялась с постели и подошла к плазменному зеркалу. Странное дело, я хорошо помнила себя прежнюю, но теперь на меня смотрело совершенно другое отражение. И меня внезапно охватила эйфория: свобода! О своем новом теле я знала немного. Оно принадлежало девушке по имени Лола, которую зарезал ее ревнивый парень. Я успела мельком прочесть в компьютере морга скупое досье покойницы. Ни ее фамилии, ни адреса указано не было. Только обстоятельства гибели: запоздалый прохожий случайно стал свидетелем того, как мужчина пырнул девушку ножом, упрекая в неверности. «Во время ссоры, — сообщалось в следственном отчете, — он называл ее Лолой». Больше о погибшей ничего не было известно — документов при ней не обнаружилось, личность установить не удалось. Впрочем, как и личность убийцы, которого так и не поймали. Скинув с себя все, я принялась рассматривать Лолу со всех сторон. На вид блондиночке можно было дать восемнадцать. Однако, приглядевшись повнимательнее, я заключила, что она значительно старше. Возможно, ей было двадцать пять или даже двадцать восемь, и ее тело не было таким идеальным, как могло показаться на первый взгляд. Чуть ниже левой груди красовалась аккуратно заштопанная рана, ставшая причиной смерти. Были и другие шрамы: один — на животе, другой — сзади, на пояснице. Оба были закрашены яркими татуировками. Я никогда не питала любви к татуировкам, но по неясным причинам с каждой минутой тело Лолы мне нравилось все больше и больше. Прямо пропорционально этому чувству возрастала и любовь к жизни. — А знаете что, ребята? — говорила я по заблаговременно доставленному в номер астерофону Норе и уже осведомленному о моем воскрешении Максу своим новым и, между прочим, довольно приятным голосом. — Мне тут понравилось! Я, пожалуй, останусь. — Что? — недоуменно переспросили мои друзья. — В общем-то, — продолжала я, — звоню только для того, чтобы вы за меня там не беспокоились. Со мной все хорошо, полный порядок. — Евгения, не надо! — только и сказала Нора, солгавшая Максу, будто я провернула побег в одиночку, так мы условились. — Я остаюсь! — повторила я и, оборвав связь, вынула из астерофона батарею, чтобы Нора и Макс не смогли вычислить, где я нахожусь. Мне снова повезло: в сумочке Лолы обнаружилась приличная сумма денег. Ученых «Дао» такие мелочи не интересовали, и они бросили все ее личные вещи в тот самый бокс в морге, который я опустошила позже. На эти деньги я приобрела в электронном магазине кое-что из одежды: заранее заготовленные в отеле мужские рубашка и брюки для «покойника за сорок» оказались мне, мягко говоря, не впору, поэтому курьера, который принес мой заказ в номер, пришлось встречать завернутой в полотенце. Затем я забронировала дорогой отель в центре города и уже через пару часов вселялась в двухкомнатные апартаменты. Размышляя о том, как прекрасно проведу ближайшие дни, я споткнулась о половичок, переступая порог. — Осторожно, — поддержав меня, сказал портье, покосившись на мое декольте. Я благодарно ему улыбнулась, отчего в глазах молодого человека промелькнули нежность и восхищение. Это подтвердило мои догадки о том, что я неплохо проведу время в теле покойницы. А в памяти в противовес всплыла древняя примета: если ты неожиданно спотыкаешься или, например, больно ударяешься обо что-нибудь локтем — это, скорее всего, предупреждение свыше, что ты поступаешь неправильно. Правда, тогда я не стала об этом размышлять. Я подумала, как же эти ребята (особенно Макс) надоели мне за последние несколько десятилетий! И что надо бы мне отдохнуть от них годик-другой. Я заказала в апартаменты много еды и вина и вскоре почувствовала себя гораздо лучше. Да что там! Я наконец почувствовала себя человеком. В прямом смысле слова. LIX Лола была полна загадок. Кто она? Откуда эти шрамы? В конце концов, откуда у нее столько денег? Меня очень заинтриговала эта история с убийством из ревности, и я намеревалась выяснить о нем как можно больше. Правда, даже не представляла, с чего начинать поиски. Досконально изучив свое новое тело, я предположила, что мужчины по Лоле, скорее всего, с ума сходили. У нее была чертовски привлекательная фигура и очень красивое лицо, словно выточенное из мрамора. Никогда я еще не видела таких правильных черт. Образ дополняли длинные ресницы, какие мне в прошлой жизни и не снились, и огромные томные глаза, бездонные, как пропасть, в которую, подозреваю, не один бедняга бросался очертя голову. Скажу больше: будь я мужчиной, сама бы в нее влюбилась. Однако мужчиной я не была, и сомневаюсь, что взяла бы напрокат это тело, будь у меня еще хоть немного времени на выбор. Потому что с прошлой жизни я ненавидела блондированные волосы. Но раз уж так получилось, куда деваться! В конце концов, волосы можно и перекрасить. Зато какая талия, какая грудь!.. Короче говоря, пару часов повертевшись перед зеркалом, я решила брать от жизни все — пока я в реальности и в этом потрясающем теле. Не могу толком объяснить, что на меня нашло. Быть может, давали о себе знать долгие годы, проведенные в оцифрованном виде? Я понимала, что это как бы и не я уже: ведь прежняя Жека никогда не забыла бы о деле ради развлечений. Но теперь мне было наплевать на долг. Я искренне считала, что заслужила отдых и никому ничем не обязана. Ничто в мире не заставило бы меня одуматься и вернуться в виртуальность. Даже тот факт, что я могла умереть спустя трое суток, как первые подопытные. Я об этом вообще не думала. Первые два дня своей новой жизни я провела в праздности — выпивая и шатаясь по увеселительным заведениям. Я обращалась с Лолой, как со своей игрушкой: одевала в дорогие шмотки, заигрывала с мужчинами и даже положила ее в постель к молоденькому портье в первую же ночь. Правда, он показался мне слишком неопытным для такой, как она. Просто, как оказалось, я безумно соскучилась по плотской любви, но ни с кем еще не успела познакомиться. А портье оказался в буквальном смысле под рукой. И я совершенно серьезно полагала, что праздник жизни будет продолжаться столько, сколько я захочу. Или, по крайней мере, пока не закончатся деньги. Правда, до этого было еще далеко: я не истратила и половины суммы, как показал подсчет наличных средств к исходу второго дня. И меня, признаться, очень интересовало, нет ли у Лолы еще и безналичных сбережений. Это я намеревалась выяснить утром. Но наутро болела голова: я слишком поздно, точнее, уже засветло, вернулась из ночного клуба, где подцепила парня по имени Ференц. Он обещал мне помочь взломать пару баз данных, где можно было найти полезную информацию о «моей» персоне в обмен на то, что мы встретимся еще разок. Разумеется, я назвалась другим именем и рассказала этому парню небылицу. Но, честно говоря, мне не очень-то хотелось встречаться с Ференцем даже один разок. Что-то меня в нем отталкивало. Не то слишком высокий рост — я ведь и на двенадцатисантиметровых каблуках едва доставала ему до плеча, не то слишком высокий уровень интеллекта — хотя Лола, подозреваю, умом не блистала… Этот тип казался мне темной лошадкой, возможно, даже с криминальным прошлым, несмотря на интеллигентную внешность. Поэтому я не рискнула в первый же вечер тащить его к себе или ехать к нему. А утром и вовсе засомневалась, стоит ли продолжать эти ни к чему не обязывающие отношения. Быть может, он вообще наврал мне с три короба? Как и я ему. А если даже и не наврал, как изложить ему суть проблемы, чтобы он не сдал меня в полицию или в психушку? В общем, утром третьего дня, страдая с похмелья и отпаиваясь чаем, я самонадеянно несколько часов кряду провела во Всемирной информационной паутине в поисках девушки по имени Лола, надеясь обойтись без хакерских способностей Ференца. Даже фото свое в поисковик загрузить рискнула. Однако результаты ограничились неопознанным трупом в захолустном городишке Московии. Устав от бессмысленных попыток нарыть о себе хоть что-нибудь, я заснула прямо за ноутбуком, и мне приснился кошмар. Лола с белыми, как снег, волосами вышла ко мне из темноты и, протянув руку в мою сторону, прохрипела: «Отдай мое тело! Отпусти меня!» Умывшись в ванной холодной водой, я на миг почувствовала облегчение: это всего лишь сон… А когда взглянула в зеркало, отшатнулась в ужасе. Я снова видела Лолу — я была Лолой! Не в силах избавиться от кошмара наяву, я почувствовала себя в ее теле будто в склепе. Мне захотелось выпрыгнуть из кожи вон и вернуть ей ее плоть. И, видит небо, с радостью сделала бы это, если б могла! Забившись в угол за сверкающим чистотой унитазом, я тряслась от страха перед сверхъестественным. Но внезапно вспомнила, что идут как раз третьи сутки моего пребывания в мире живых, а это значит… Взяв себя в руки, я попыталась успокоиться и взглянуть на происходящее с научной точки зрения: тот первый воскрешенный человек прожил 72 часа, то есть трое суток. Почему? Быть может, не зря покойников по религиозным соображениям некоторых древних вероисповеданий принято было хоронить на третий день? Возможно, в этом есть рациональное зерно? «Да брось, Жека! — вдруг осадила я себя, нервно хохотнув. — Ты что, серьезно веришь в эту чушь? Должно быть научное объяснение! Просто его нужно найти. Как и способ решения проблемы». Подождав, пока сердце начнет биться ровно, я решила позвонить своим покинутым друзьям. Быть может, они успеют мне помочь? Переселят в какое-нибудь другое тело, а там, глядишь, выяснится, как пережить третьи сутки. Но спустя несколько секунд, вставляя в астерофон батарею и подсоединяя к нему купленные накануне причиндалы для антиобнаружения, я осознала простую истину: любое другое тело будет точно так же гнать меня вон. А возвращаться с позором в виртуальность я не собиралась — это мне казалось хуже смерти! Справиться с проблемой надо было самостоятельно. На этой мысли я совершенно успокоилась и перестала бояться. «Я никуда не уйду! Ты слышишь?» — обратилась я к Лоле, но, прислушавшись к себе, ничего не услышала в ответ. Тогда я решила поговорить со своими виртуальными друзьями. Просто поговорить, а там посмотрим. — Макс, дай мне Нору! — услышав до тошноты знакомый голос, без предисловий потребовала я. — Ну здравствуй, беглянка, — поздоровался он. — Как же тебе удалось обвести нас вокруг пальца? — Мне сейчас не до препирательств. Просто дай мне поговорить с Норой, хорошо? — Норы нет. Так что тебе придется рассказать все мне. А я уж передам, если посчитаю нужным. — Как это нет? А где она? — Она собиралась последовать за тобой, чтобы образумить и помочь. Ведь ты нас бросила, не попрощавшись! Пришлось применить крайние меры, чтобы не дать ей совершить ту же глупость, что и ты. — Что ты такое говоришь, Макс? Ты ведь не стер Нору? — холодея от этой мысли, проговорила я. — Нет конечно. Просто поместил ее программу туда, где она будет в безопасности и никого не побеспокоит. По крайней мере, пока. Вы что, действительно надеялись, что вам удастся обмануть меня? Я сразу догадался, что она помогла тебе с побегом! Одной тебе было не справиться, — раскрыл он карты. — Допустим. Но ты ведь не причинишь ей вреда? — сдержанно поинтересовалась я. Когда Макс начинал говорить подобным тоном, это не предвещало ничего хорошего, ведь за эти годы я узнала его как облупленного. — Потому что, если… — Лучше подумай о том, какая опасность угрожает тебе! Накануне «Дао» объявила о возможности заселения лишь в генетически выращенные тела. — Что это значит? — е два дыша, проговорила я, медленно опустившись на стул у туалетного столика. — Это значит, что ты слегка поспешила! — этот тон, пожалуй, напоминал тон отца, читающего мораль непослушной дочери. Макс был очень сердит, и у меня не оставалось надежды на то, что он шутит. — Все подопытные, заселенные в тела покойников, погибают в течение трех суток. — То есть… — у меня не хватило духу закончить мысль. — Тебе надо возвращаться, Жека. Немедленно. Где ты? Назови свои координаты. Я молчала. Апартаменты поплыли у меня перед глазами. — Когда на тот свет по разным причинам отправился и второй, и третий «переселенец», эксперименты с покойниками объявили недопустимыми, потому что они в ста процентах случаев приводят к гибели подопытных. Вчера «Дао» воскресила двух человек по новой технологии. Одного заселили в тело, выращенное по его же законсервированной ДНК, второго — в искусственное тело, иными словами, в биоробота, специально разработанного для подселения, — продолжал Макс. — Так где ты? — повторил он вопрос. — Твой астерофон защищен программой антиобнаружения. Я продолжала молчать. — Возвращайся, и мы вырастим для тебя новое тело, — пообещал он уже мягче. Но я ведь говорила, что знала его как облупленного, поэтому сразу почувствовала фальшь. — Ты лжешь! — вдруг вспылила я, вскочив со стула и уставившись на отражение Лолы в зеркале. — Я не вернусь после всего, что было. — Жека, я тебе обещаю… — Не верю ни единому твоему слову! — Но ты погибнешь! — Уж лучше смерть! — Послушай, если ты надеешься просить помощи у Падулы, — с нескрываемым раздражением заговорил Макс, — тебе тем более не светит никакой свободы. У них там запущена программа так называемого несвободного воскрешения. Иными словами, тебя воскрешают с условием, что могут вернуть в любой момент, грубо говоря, дернув рычажок. — Не собираюсь я просить помощи у Падулы, — возмутилась я. — Этого еще не хватало! — Что же ты собираешься делать в таком случае? — Поговорю с Лолой, — обескуражила я его. — Попрошу, чтобы потерпела меня еще чуть-чуть. Пока не придумаю, что делать. — Не будь дурой, ты не выживешь! — повысил голос Макс. Но я уже не слушала его, окрыленная безумной затеей. «Раз уж условия ни одной из сторон мне не подходят, буду действовать в одиночку, — решила я. — Не впервой мне становиться отщепенкой». — И даже если выживешь, это будешь уже не ты, — услышала я, когда собиралась завершить разговор. — В каком смысле не я? — угрюмо уточнила я. — Теоретически либо покойница убьет тебя, либо ваши характеры перемешаются и образуют нечто новое. — Насколько новое? — Затрудняюсь ответить. Никто еще не ставил подобных экспериментов. Жека, возвращайся, пока не поздно, прошу тебя. — Ни за что! — Есть еще кое-что. Один из оцифрованных «Дао» выкинул пару часов назад тот же фокус, что и ты: ухитрился удрать в реальность в искусственно выращенном теле до глобализации программы «Несвободное воскрешение». Он может представлять для тебя опасность… — Спасибо за информацию, — перебила я. Склоки в рядах «Дао» меня интересовали мало. Теперь мне нужно было думать о другом — пищи для размышлений появилось предостаточно. — Я перезвоню, если возникнет необходимость. До связи! Но я решила больше не звонить. Было ясно: либо остаюсь в теле Лолы и выживаю, либо навсегда лишаюсь свободы. Тогда мне еще предстояло понять, что свобода слишком дорого стоит и так тяжела, что порой кажется непосильной и бесполезной. Но я сделала свой выбор: твердо решила не сдаваться до конца, а если умереть, то свободной. «Это будешь уже не ты», — вспомнились слова Макса. — Это буду я, не сомневайся! — произнесла я, сжав кулаки и понимая, что пути назад нет. А потом взглянула в плазменное трюмо и почувствовала себя чужой самой себе. Я снова легла в постель и даже выключила свет. Лолу я больше не боялась — после разговора с Максом начала относиться к ней не как к привидению, а как к живущей внутри меня параллельной жизнью личности. Я попыталась уснуть с намерением увидеть ее вновь и поговорить. «И отдохну, и дело сделаю», — зевнув, подумала я. У меня созрел план, и плевать я хотела на Макса с Падулой. Не собиралась я лишать себя долгожданной жизни и свободы — уж лучше у покойницы помощи просить, чем у этих двоих. Я и правда вскоре заснула. Только Лола мне не приснилась. Совершенно неожиданно я увидела во сне своего давным-давно умершего друга Гету. — Я жду тебя уже целую вечность. Но порой мне кажется, что ты так и не придешь, — вздохнув, сказал он и посмотрел в свою кружку. Я тоже посмотрела туда — его глазами: заварка собралась в портрет Ференца. — Ты запуталась. Этот человек поможет тебе, — сказал Гета. — Послушай свое сердце! Я проснулась. На прикроватной тумбочке стояла кружка с остывшим недопитым чаем, которая мне только что приснилась. «К чему бы это?» — подумала я, взяла кружку и сделала глоток. Меня очень расстроило, что так и не удалось поговорить с Лолой без всех этих страшилок. Ей, видите ли, нравилось меня пугать! А увидев, что я ее не боюсь, она перестала идти на контакт. «Ну ничего, — размышляла я. — Теперь-то ты поняла, что кошмарами меня не выгонишь. И небось затаилась, чтобы обдумать более эффективные способы меня выжить. Так?» Ответом мне была тишина. LX На следующее утро, до которого удалось благополучно дожить, я прихорашивалась для встречи с Ференцем. Этот двухметровый очкарик по-прежнему был несимпатичен мне, но раз уж его рекомендовал во сне Гета, значит, полагала я, он для чего-нибудь пригодится. Я была уверена: Гета не стал бы приходить в мой сон просто так. Размышляя о том, что буду говорить Ференцу и как с ним себя вести, чтобы он мне поверил и помог, я поймала себя на мысли, что никогда раньше не наносила макияж таким способом. Движения были настолько уверенными, будто я делала это изо дня в день и довела до автоматизма. Я застыла со щеточкой для теней в руке, уставившись на свое отражение: — Твоих рук дело? Твои замашки? Признавайся! И… Может быть, мне почудилось, а может, и впрямь откуда-то из глубин моего сознания донесся призрачно-тихий ответ: «Мои…» Я приказала себе не бояться никаких галлюцинаций. Но когда мое отражение грустно улыбнулось мне, по спине пробежал холодок. — Тьфу! Зачем ты опять пытаешься напугать меня? — разозлилась я. В гневе мне всегда было легче переносить тяготы жизни и побеждать страх. — Ничего у тебя не выйдет. Разве ты еще не поняла? Мне нельзя уходить. Тебе придется потерпеть меня. Так что смирись с этим. Успокоившись, я попыталась вызвать Лолу на связь снова. — Хорошо, — сказала я и пристально всмотрелась в свои глаза в зеркале. — Давай поговорим, если хочешь. Но Лола меня проигнорировала. — Ну, как знаешь… Кстати, довожу до твоего сведения, что сегодня вечером я встречаюсь с Ференцем. С тем парнем, с которым познакомилась вчера в клубе. Надеюсь, он тебе не слишком неприятен? Потому что тебе с ним спать, если что, — поставила я ее перед фактом. — А сейчас иду по магазинам купить тебе еще шмоток и косметики, пока не просадила все твои деньги. А ты пока подумай и пойми: нам с тобой лучше подружиться, от вражды никому не станет легче. Так что приходи ночью в мой сон, и мы обсудим детали симбиоза. Скажи мне, чего ты хочешь, и мы сумеем договориться. Подмигнув своему отражению, я встала из-за туалетного столика. Макияж был завершен. Платье сидело на мне идеально. Да и вообще, без ложной скромности, выглядела я шикарно. В клуб я пришла за полчаса до полуночи. Там, как обычно, играла громкая музыка. Выпив немного в баре и послав подальше парочку клюнувших на меня ухажеров, я смешалась с толпой танцующих и стала ждать Ференца, выбрав ракурс, с которого мне хорошо была видна флуоресцентная арка входа. Я не опасалась пропустить его появление, ведь Ференц отличался от других — мне казалось, я бы узнала эту каланчу и в стотысячной толпе. Мы договорились встретиться справа от сцены, на которой напрасно надрывалась малоизвестная рок-группа — никто не обращал внимания на глубокомысленные слова песни. Ференц задерживался. «Он не мог забыть!» — нервничала я, точно это была самая важная встреча в моей жизни. Сама себя не узнавала, но его опоздание меня безумно бесило: да кто он такой, чтобы заставлять себя ждать?! А еще я обнаружила, что Лола волнуется. Это стало для меня сюрпризом: уж ей-то в честь чего переживать? Разве что, если на дух не переносит Ференца и жаждет встречи с ним еще меньше, чем я. Пока я в ритме танца размышляла над этим непростым вопросом, ко мне принялся подкатывать очень неприятный тип с признаками многодневного запоя на небритой физиономии. Лола тут же перестала ощущаться, предоставив мне выпутываться самостоятельно. Тогда я и пришла к горькому выводу, что, в отличие от меня прежней, бесстрашно шлявшейся в одиночку по задворкам цивилизации, Лола не могла и шагу ступить, чтобы остаться незамеченной. А еще, в отличие от Жеки, которая в два счета разобралась бы с любым мерзавцем, она была совершенно беззащитна. Как и я в ее теле. Никогда раньше не чувствовала такой беспомощности. При этом я не имела при себе никакого средства самозащиты, даже газового баллончика. — Как тебя зовут, красавица? — спросил тип, бесцеремонно обнимая меня. У него были крепкие руки и наглые блестящие глаза. — Отвали! Я жду друга. — Да ну? Сдается мне, я наблюдаю совсем другую картину: девушка на взводе, танцует одна, поглядывая на вход, и напрасно ждет парня, который обманул ее и не придет. — Не твое дело, — снова огрызнулась я, почувствовав «возвращение» Лолы, — это будто сказала не я, а она. — А ну отпусти! — Проведем вечерок вместе, а? Я угощаю. — Проваливай! Не то хуже будет, — предупредила Лола. При этом я не вполне поняла, чем она ему угрожает. Все происходило как бы помимо моей воли, и мне оставалось только наблюдать. Я теряла над собой контроль. «Лучше не груби, Лола! — видя такое дело, мысленно воззвала я к ней. — Он может разозлиться. Не перегибай палку». Но она не послушала меня. — Пусти меня! — завопила Лола, выворачиваясь. — А ну руки убери, свинья! Я даже не надеялась перекричать рев музыки. На нас никто не обращал внимания: большинство танцующих было под градусом, а остальные, подозреваю, и вовсе под действием запрещенных веществ. В этом квартале полиция бездействовала — и я знала, куда шла. Просто здесь, мне показалось, веселей, чем в других местах. Манил риск. А быть может, он манил не меня, а Лолу? — Перестань орать. Ты пойдешь со мной, — сказал подонок и достал нож. Как будто я не знала, что этим кончится! Лоле ведь суждено было умереть от удара ножом. В памяти всплыли давно забытые сюжеты прошлого: дядюшка Призрак, ни зуб, ни жизнь которого не удалось спасти, и наша с Дисом неизбежная разлука. «Господи, я вспомнила его имя? — не к месту удивилась я. — Не иначе как перед смертью… Сколько же лет я не вспоминала о нем!» Мы вышли через черный ход в темный заблеванный переулок. Мой ухажер бесцеремонно прислонил меня к грязной стене рядом с мусорными баками и задрал мне платье. А потом с садистским удовольствием провел лезвием ножа по моему голому бедру. Я почувствовала непередаваемый ужас: сейчас он меня изнасилует, потом убьет и выбросит труп в один из этих баков. Никто не поможет мне. Никто даже не услышит моих криков. «От судьбы не уйдешь», — почему-то смиренно подумала я. Но все же приготовилась сопротивляться и погибнуть раньше, чем он совершит надругательство над телом прекрасной Лолы. Смерть в тот момент представлялась мне лишь пустотой, черной и холодной, как пробирающий до костей ветер чужой планеты. «Что-то я оделась не по погоде», — снова не к месту пришла мысль. …Я не сразу поняла, что произошло, услышав сдавленный вопль, вырвавшийся из смрадного рта насильника. Совершенно неожиданно за его спиной возникла длинная фигура Ференца, который явился взору, словно ангел в белом пиджаке: он развернул кулак незнакомца с зажатым в нем ножом и хладнокровно насадил этого гада пузом на его же нож. Издавая хлюпающие звуки, мерзавец свалился к нашим ногам и вскоре перестал подавать признаки жизни. Я стояла перед Ференцем, как парализованная, не в силах отделиться от стены, и внезапно поняла, что Лола смотрит на него с восхищением. Только в тот момент до меня и дошло: он ей нравится! Отсюда и волнение в предвкушении встречи. Но чего я действительно не ожидала, так это ее восторженного восклицания: «Вот о таком мужике я всегда мечтала! Чтобы он за меня и в морду дал, и убил бы». Ференц тем временем выглядел удивительно спокойным, будто прихлопнул муху, а не человека. — Как ты узнал?.. — начала я, но запнулась. — Я увидел вас вместе. Мне показалось, что-то не так, и я пошел следом. Как видишь, я не ошибся. — И часто ты… это делаешь? — Что? — Ну вот это… Убиваешь, — я покосилась на мертвого. — Приходилось пару раз, но я не в восторге от этого дела. Пойдем? Ты что, боишься меня? — спросил Ференц, видя, что я не двигаюсь с места, и протянул мне руку. — Н-нет, — с трудом выдавила я не слушающимся языком. — С-спасибо т-тебе. Я все косилась на убитого, а Лола, перешагнув через труп, бесстрашно вложила в ладонь Ференца свою, и я всей душой почувствовала, как ей спокойно рядом с ним. А потом я «услышала»: «Вот чего я хочу, самозванка! Подари мне его! Тогда, может, и договоримся». Я шла за Ференцем к его аэромобилю , продолжая думать о том, как он только что на моих глазах совершил убийство, и не понимая, почему это обстоятельство может возбуждать Лолу. Но, с другой стороны, я им обоим была обязана жизнью. Это были мои единственные теперь друзья. С этой мыслью я крепче взялась за руку Ференца, прислушавшись к чувствам Лолы, и постаралась забыть хоть на какое-то время о себе и реальном положении вещей, чтобы не рехнуться. Правда, когда аэромобиль взмыл в воздух, я второй раз за ночь едва не отдала Богу душу — на этот раз от страха. Мне никогда еще не приходилось передвигаться по воздушным коридорам Кавы. — Погоняем? — предложил Ференц, взглянув на мое побледневшее лицо. — Ты любишь скорость? Я сглотнула, вцепившись в поручни рядом с сиденьем. А Лола очаровательно улыбнулась Ференцу и решительно кивнула. …С этим надо было что-то делать. Я должна была научиться безраздельно управлять нашим телом, не позволяя Лоле заполучить над ним власть, и сначала честно боролась. Но потом сдалась. Поэтому в ту ночь скорее Лола, чем я, кувыркалась в постели с Ференцем. А я так устала от пережитых потрясений, что отдалась и ему, и ей целиком и полностью, и душой, и телом. Расслабилась и пустила все на самотек. Да и не могла же я, в конце концов, запретить ей отблагодарить его за то, что он спас нам обеим жизнь. LXI — Где она? Ну где же? — Лола в отчаянии вытряхивала на пол содержимое своей сумочки, которое все не кончалось, будто там мог уместиться целый чемодан. Я не участвовала в сюжете сновидения, но все видела, словно смотрела фильм. На ней было желтое платье — как в день ее гибели, все так же разорванное на груди. — Найди! Найди его скорей. Спаси меня! Не мучай. Пожалуйста… …Сквозь сон я ощущала что-то нехорошее, боль во всем теле, будто меня одновременно прокалывали тысячью игл. С трудом заставив себя пробудиться, я накинула шелковый халатик на голое тело, не соображая, что происходит. Было еще темно, но Ференца рядом уже не было, и я не сразу обратила внимание на оставленную им записку. Поднявшись, я поняла, что со мной что-то неладно. Очень сильно хотелось пить, и я направилась к водопроводному крану, но, пройдя всего несколько шагов, рухнула на пол, потому что приступ боли повторился. Заставив себя встать, я все-таки добралась до ванной и повисла на раковине. Включив воду, стала жадно пить, сложив ладони лодочкой, и в какой-то момент почувствовала, что стало легче. Но меня тут же вывернуло наизнанку. Это совсем не напоминало похмелье, тем более что накануне мы с Ференцем не пили крепкого. Быть может, я съела что-нибудь несвежее? Я сползла на пол. Меня трясло, и я решила, что умираю. Приступы боли повторялись один за другим, и от этого хотелось лезть на стенку. Умирать в одиночестве спросонок было жутко. Но уже через несколько минут до меня дошло, что это вовсе не агония, а наркотическая ломка. А если так, то… Вспомнив только что приснившийся сон, между приступами я по стеночке доплелась до спальни. Вчера мы с Ференцем разбросали одежду по пути к кровати, и в комнате был жуткий беспорядок. Вытряхнув все из сумочки на пол, я не находила того, что нужно. Очередная волна скрутила меня так, что я поджала под себя ноги и содрала колени о ковровое покрытие. А когда отпустило, разорвала подкладку сумочки и наконец нащупала в секретном отделении маленький футлярчик. В нем аккуратно лежала пара уже заряженных ампулами одноразовых шприцев. На каждой ампуле была надпись «клиострон». Думать о том, что в ампулах, времени не было: мои действия были машинальными, точно я делала это уже не раз. Игла выстрелила точно в вену на изгибе локтя и скрылась внутри шприца. Спустя несколько секунд, почувствовав, что боль отступает, я с облегчением откинулась на спину. Наступившее затем спокойствие было всепоглощающим, счастье — безмерным. Я видела то, чего в принципе видеть не могла: у меня выросли крылья, я парила среди белых легких облаков в синем-пресинем небе над погибшей планетой Земля, где мне довелось побывать однажды в прошлой жизни. Я видела сквозь просветы в облаках поля с пасущимися животными, наземные средства передвижения, покосившиеся палисады с куцыми кустарниками, цветущими сиреневым цветом, дурманящий аромат которых возносил меня еще выше. Я набрала высоту, откуда наблюдала внизу войны, атомные взрывы, извергающиеся вулканы, взлетающие космолеты, гибнущих людей. Тучи пепла и пыли окутали Землю на долгие века. И ничего не стало… Тогда я взяла еще выше и увидела рай: по небу ходили ангелы и херувимчики с золотистыми нимбами. Но они меня не замечали — будто меня не существовало. Только один, которого я толкнула, чтобы обратил на меня внимание, возмущенно произнес: «Наркоманам в раю не место!» Он поднес ладонь к губам, дунул в мою сторону, и я медленно, точно птичье перышко, слетела вниз. Оказалось, прошло около пяти часов. Я лежала на полу. Рядом валялась выпотрошенная сумочка, и я поняла, что предшествующая ночь мне, увы, не приснилась. Рядом с футляром для шприцев, в котором оставался еще один, я обнаружила выпавший из секретного отделения сумочки миниатюрный пистолет. Что ж, теперь я знала, что Лола не была такой уж беззащитной, какой казалась! Чувствовала я себя превосходно, как хорошо выспавшийся человек. Все было прекрасно, не считая того, что Лола оказалась наркозависимой. «Ну и дела, — умываясь, размышляла я. — Вот так сюрприз ты мне преподнесла, подруга!» Лишь приведя себя в порядок и прибравшись в апартаментах, я заметила на тумбочке записку Ференца, выполненную от руки, — как это было бы романтично при других обстоятельствах! Содержание было следующим: ... Внизу был нацарапан его номер, если мне вдруг что-нибудь понадобится. — Да какая разница? Не в Ференце дело. И не в Ференце счастье, — вслух произнесла я, отложив записку в сторону. Я присела на край измятой постели и задумалась о том, как жить дальше. Я наркоманка! Вот так свезло! Это ведь просто безобразие какое-то… Осознавать это было нелегко, и я решила отвлечься. Мне уже не вспомнить всех заведений, где я пила в тот и последующие дни. А потом случился разговор с Лолой. — Я говорила тебе, что искала смерти? — она сидела рядом со мной, завернувшись в желтый плед. Этот цвет и после присутствовал в каждом сновидении о ней. Но то был не сон, скорее, белая горячка. Кто-то в таком состоянии видит чертей, а я видела Лолу. Она сидела подле меня, совершенно как живая, и курила сигарету. Или это я курила? Побоявшись немного, я заставила себя прислушаться к тому, что она говорит: — Я села на иглу не по дурости. У меня не было выбора. Жизнь дала мне неподходящее тело. — Ты вот это тело называешь неподходящим? — переспросила я. — Да ты себя в зеркало видела? Мужики шеи сворачивают. Я плеснула себе в стакан, но она остановила меня: — Не пей. — Это почему же? — Если ты сейчас выпьешь, тебя отпустит, и ты перестанешь меня видеть и слышать. А мне нужно кое-что важное тебе сказать. — Ну хорошо, — легко согласилась я, отставив стакан, несмотря на то, что голова раскалывалась и руки дрожали. — Тогда говори быстрей. Потому что я хочу выпить. — Я безнадежно больна, — продолжала она. — Несколько лет назад врачи поставили мне страшный диагноз, но неожиданно я нашла спасение от боли и отсрочку неизбежного конца в клиостроне. Тогда я пообещала себе, что наверстаю все упущенное за месяцы постельного режима, и я уже почти наверстала. Хотя и не знаю, сколько мне еще осталось, скорее всего, уже немного. — Что это за дрянь такая, которой ты колешься? — Один из новейших, дорогостоящих и долгоиграющих наркотиков. Его преимущество в том, что он не требует увеличения дозы. Клиострон забирает боль и усталость, превращая жизнь в приятное и почти беспроблемное существование. У тебя ничего не болит, не сдают нервы и трезвее работает голова. На пятый день, правда, хуже. Но им хотя бы не нужно ширяться дважды в сутки — зависимость дает о себе знать раз в пять дней. Не так уж напряжно для обреченной умереть, согласись? Но взамен он полностью порабощает тебя: каждую минуту ты должна думать о том, как достать еще. Ровно через пять дней он потребует новых жертв. Помни: пять дней! Осталось два, — посчитала она, по-видимому, опасаясь, что я пропущу момент по случаю запоя. — Сколько ты уже наркоманишь? — Давно. — Где ты его берешь? — задавала я самые насущные вопросы, хотя соображала туго. Но в дверь позвонили, и я перестала видеть Лолу, негодуя, что не успела вызнать, где достать клиострон. Я запахнула свой расхристанный халат и пошла открывать, так и не выпив. LXII За порогом стоял незнакомый рыжий портье, и что-то с ним было не так. Спустя долю секунды я поняла, что: из-под полы его фрака на меня смотрело дуло пистолета. — С возвращением, — произнес он и выстрелил. У Лолы была хорошая реакция — она успела отпрыгнуть в сторону. Пуля еле слышно просвистела где-то совсем рядом и разнесла вдребезги лампочку ночника. «Ну это уж слишком», — подумала я, оказавшись в темноте на полу. Портье стоял в столбе света, падающего из коридора, и вряд ли мог видеть меня в ту секунду. Поэтому, недолго думая, я схватила подвернувшийся под руку табурет и ударила гостя по голове. — Кто ты такой? — спросила я, когда он пришел в себя, связанный и аккуратно завернутый для верности в половичок. Тот самый, о который я споткнулась, впервые переступая порог этих шикарных апартаментов. — Твое прошлое, — ответил Рыжий с разбитой башкой. Как я потом узнала, это и правда было его погоняло в криминальной среде. Да и трудно было придумать более подходящее прозвище для морковного парня с веснушками в полногтя на щеках и носу. — Ловко вы это со Стефом провернули, — сказал он, оценивая положение и пытаясь пошевелиться. — С каким еще Стефом? — Брось, Лола! Не включай дурочку. Мы втроем совершили налет на ювелирный салон, но вы со Стефом меня подставили, а сами удрали с деньгами, — он снова заерзал в бесполезных попытках высвободиться. — Да ну? А ничего, что он меня ножом пырнул? — спросила я, догадываясь, кто такой Стеф. — Упрекая в измене, между прочим. Как бы не с тобой, а? Я присела на корточки, разглядывая его и очень сильно сомневаясь, чтобы у Лолы был роман с подобным типом. — И это тоже, как оказалось, розыгрыш! Ты типа умерла, чтобы я тебя больше не искал. Но я вышел на твой след! И на его след я тоже выйду, будь уверена. — Если ты отсюда вообще выйдешь, — заметила я, поднимая и рассматривая его пистолет. — Звать тебя как? — Чего? — не понял Рыжий. При этом на его лбу едва не проявилась надпись «неудачник». — Вот только не смей брехать, будто у тебя память отшибло! — возмутился он, сообразив, в чем дело. — Я этими сказками, как и твоими клятвами в любви и верности, сыт по горло. — Ах вот оно что… — для меня ситуация стала проясняться. Мы со Стефом — тем самым парнем, что зарезал Лолу, — присмотрели новичка для очередного налета. А новички, как водится, первыми идут в расход. Потом Лола его обработала для верности, а Стеф ее приревновал. — Выходит, мы подставили тебя, а сами смылись с деньгами? Где же теперь эти деньги? — Не ошибусь, если предположу, что именно на них ты снимаешь эти хоромы. А еще тебе постоянно нужен был клиострон. Наркоманка проклятая! — А ну заткнись! — замахнулась я на него. — Не смей меня оскорблять. Что ты в этом понимаешь?.. Я стала в раздумье ходить по комнате, поглядывая на связанного. «Ну и что мне с тобой делать?» — размышляла я. «Может, убрать?» — предложила Лола. Но я тут же отмела эту мысль: «Совсем сдурела! Чтобы я еще грех на душу брала из-за таких вот недотеп!» — Ты не поверишь, — сказала я, закуривая сигарету из пачки, вывалившейся из кармана Рыжего. — Но память действительно отшибло. Я даже не помню, как тебя зовут. — Меня зовут Рик, если тебе от этого легче, — ответил парень. — Только я не понимаю, зачем тебе сейчас этот театр. — Ты действительно пришел меня прикончить, Рик? — я выпустила струю дыма, глядя на него сверху. Рик выглядел совсем молодым. Было ли ему хотя бы девятнадцать? — А что если бы ты попал? — Я почти добрался до тебя, — сглотнув, сказал он. Но взгляд его дольше положенного задержался на моих стройных ногах, и я поняла, что он все еще влюблен в Лолу. — А ты бы не сделала то же самое, если бы я клялся в любви, а потом смылся с любовницей и баблом? А тебя бы бросили в тюрягу! — Тебя бросили в тюрягу? Как же ты здесь оказался? — Я сбежал. — Ох… От курева у меня еще сильнее заболела голова. Положив ладонь на лоб, я снова зашагала туда-сюда по комнате. «Лучше спроси у него, где достать клиострон!» — посоветовала Лола. И я вдруг посмотрела на Рика с большим, нежели прежде, интересом. LXIII …Макс сделал круг по комнате, поправил шторку на окне, потом обернулся ко мне, и можно было подумать, что он размышляет о моей просьбе отпустить меня наконец из созданного им виртуального рая, который я всей душой ненавидела. Можно было бы — если б не его глаза: в них не читалось ничего, кроме решимости человека, которого больше не проймешь разговорами о благоразумии и милосердии. — Правда, неправда… — пробормотал он. — А кому она нужна, такая правда? — Неожиданно вспылив, он схватил вазу с цветами и с силой швырнул ее об пол. Я закрыла руками уши, потому что ненавидела этот звук — в последнее время Макс, словно истеричная женщина, бил посуду слишком часто. Вода и осколки стекла хлынули по паркету к моим ногам. — Кому нужна эта беспросветная издевательская истина, я спрашиваю? Я смотрела на него, опустив руки: это был будто другой человек, а не тот Макс, которого я когда-то знала. Мы давно уже перестали быть добрыми друзьями, просто я отказывалась в это верить. И все это время продолжала надеяться, что мне удастся достучаться до его совести и здравомыслия. — Ты говоришь, я эгоист? Эгоист, да? — вскричал он, отшвыривая ногой стул и подступая ко мне. — Да! Потому что обиженные твоей правдой в результате превращаются в эгоистов. И они учатся управлять этой чертовой правдой! — Да не ори ты так! Убавь громкость. Слышу я тебя, слышу… Я отвернулась, но он грубо развернул меня к себе и заставил посмотреть в глаза. — Нет, ты меня не слышишь! Ты не хочешь слышать того, что я пытаюсь до тебя донести. Отныне я сам распоряжаюсь жизнью, и она будет такой, как я хочу. Столько, сколько я решу. И пока мне, а не кому бы то ни было, НЕ НАДОЕСТ. — Ты просто безумец! Не стоило тебе так долго жить — ты умом тронулся. — Допустим. Но раз уж я до этого момента дожил, я получу все, что пожелаю, любовь моя, — саркастически добавил он, отпустив мою руку. — Послушай себя! Ты говоришь, как Падула! — Падула ни в чем меня не превосходит. И очень скоро я уничтожу его. Я отберу у него все, чем он владеет, и сам стану хозяином Вселенной. Моей Вселенной! — Да ты хуже Падулы… — с ужасом произнесла я, наблюдая лихорадочный блеск в его глазах. — Хуже?! — взревел Макс и сжал кулаки в бессильном гневе. Он вышел, хлопнув дверью, а я посмотрела ему вслед и пожелала никогда не возвращаться. Но это было невозможно: я находилась в его виртуальном мире, который существовал по законам, которые он дал этому миру. Так что даже двери здесь хлопали с такой громкостью, с которой он хотел, чтобы они хлопали. — Невозможного нет, — возразила я своему неизбывному, давно надоевшему ощущению безнадеги словами, которые так любил повторять Макс. — Надо искать выход. Ну давай же, мать, думай! Ты и не из таких передряг выбиралась. Я поймала себя на мысли о подлом ударе в спину. А почему бы и нет, Жека? Разве он поступает с тобой благородно? Я вопросительно посмотрела на стены. Стены молчали. Чего и следовало ожидать от стен. Открыв глаза, я, как и после прошлого сна — воспоминания о своем виртуальном прошлом, долго лежала и смотрела в потолок. Ощущение, что Макс рядом, улетучилось не сразу. Первые несколько секунд мне казалось, будто он стоит подле меня и сверлит взглядом, — я даже боялась повернуть голову, чтобы проверить, нет ли его в комнате. Потом отпустило. …С недавних пор я полюбила бродить в толпе. Я обретала покой лишь в движении, а толпа была идеальным вариантом для медитации: только так я могла побыть наедине с собой, одновременно ощущая и пульс жизни, по которой так соскучилась, и свою абсолютную затерянность и ненужность всем этим чужим людям. В то утро я отправилась прошвырнуться по магазинам той же дорогой, что обычно: через торговую улицу, где всегда, и днем и ночью, было полно народу. Наблюдая, как то сгущается, то редеет толпа, я сравнивала этот процесс с морскими приливами и отливами. Но вдруг, скользнув взглядом по лицам идущих навстречу, на мгновение почувствовала что-то нехорошее, чего быть не должно. Только не сразу поняла, что именно. И у меня не хватит слов, чтобы выразить, каково мне было увидеть его! Тот самый оцифрованный, проделавший, по словам Макса, со своими воскресителями мой же фокус — сбежавший в реальность без обяза- тельств, заселился в точную копию своего прежнего тела, выращенного по его ДНК. Хакер, на протяжении десятилетий взламывавший защитные программы «Дао», изгонявший из оцифрованного мира алчные души. Прямо-таки мститель народный! Я слышала о нем. Я и раньше догадывалась, кто это может быть, хотя старалась не думать об этом, вычеркнув его из своей жизни, как мне казалось, раз и навсегда. Догадывалась. Но, встретив его в толпе, не поверила глазам своим. «Зачем он здесь? Уж не по мою ли душу пришел? Но с чего вдруг? Ведь много воды утекло, как говорили древние мудрецы». Все эти вопросы с быстротой молнии промелькнули у меня в голове. Правда, это были слишком серьезные вопросы, чтобы отвечать на них, не подумав. Ответы могли оказаться роковыми. Перехватив его взгляд, я поняла, что Дис идет прямо на меня и что он очень зол: у него в зубах была сигарета. Прямо как в старые добрые времена! Я невозмутимо развернулась на каблуках в паре шагов перед ним и сиганула в противоположном направлении, краем глаза уловив движение его руки, отбрасывающей окурок в сторону. Я мчалась как угорелая, расталкивая на своем пути людей и петляя, а мое легкое оранжевое платьице в цветочек взлетало так, что было видно нижнее белье. Но в тот момент меня это совершенно не смущало. Я затылком ощущала нагоняющего меня Диса, точно так же расталкивающего прохожих. Только у него это получалось более ловко. «Почему ты от него бежишь?» — в первые в трезвом состоянии я так ясно услышала донесшийся из глубины сознания голос Лолы, не сумевшей сообразить, что к чему. Потому что я слишком быстро думала — н е речью и не образами, а доставшимися мне в наследство от виртуального мира способами. Лола не успевала «прочитывать» меня, поэтому обратилась ко мне столь странным образом — я слышала ее голос в своей голове, точно шизофреник. «Потом объясню!» — ответила я ей тоже мысленно, совершенно не испугавшись на этот раз ее вмешательства в реальность. Не до того было. Я перепрыгнула через огромную продуктовую сумку, которую тащила грузная домохозяйка, но зацепила ее на лету ногой — и покупки рассыпались по асфальту. Баночки с детским питанием и полуфабрикаты покатились под ноги прохожим. Судя по звукам за спиной, это задержало Диса. Я решила воспользоваться удачной случайностью, чтобы скрыться. Но внезапно наткнулась в толпе на препятствие. Некто, словно стена, возник на моем пути: я буквально уперлась носом в его грудь— будь Лола неладна с ее малым ростом! Отпрянув, я посмотрела вверх. А он взглянул на меня сверху вниз, не сделав ни малейшего движения, чтобы задержать. Я и так стояла перед ним как вкопанная. Сама не понимаю, что меня тогда так удивило, ведь появление в реальности Макса выглядело намного вероятнее, чем встреча с Дисом, который, как я полагала, давно умер. А «покойничек», кстати, к тому времени уже стоял позади нас. Я обернулась, Макс посмотрел поверх моей головы. Они встретились взглядами. Эти двое выглядели совершенно как в прошлой жизни, лишь у меня было другое тело. Но они знали, что это я. А еще я заметила, что они одеты в одинаковые куртки. «Как из инкубатора!» — услышала я мысль Лолы. Мне опять же было не до ее ценных замечаний. Больше интересовало, заодно они или нет. Второй вариант был бы мне на руку, поскольку я решила, что оба пришли наказывать меня за предательство. Хотя это еще спорный вопрос, кто кого предал! Дис и Макс стояли друг против друга в нескольких шагах, а я — меж ними, оборачиваясь то на одного, то на другого, как загнанный зверек, не знающий, куда ему метнуться. Вряд ли я могла уйти от них, когда оба были так близко. Поэтому они, похоже, и не беспокоились: никуда не денусь. Сколь же многие жестоко ошибались, думая так! — Я за тобой, Жека, — сказал Дис, снимая темные очки. — Как и обещал. — Ну конечно! Без тебя здесь обойтись было просто невозможно, — сказал Макс. И добавил: — Здравствуй, Дис. — Кто-то лишний, — заметил тот, не поздоровавшись в ответ. — Это точно, — усмехнулся Макс. Дальше все произошло очень быстро. Дис выхватил из-за пояса сразу два пистолета и открыл стрельбу. В первое мгновение я решила, что он палит по мне: оружие было с глушителем, но на асфальт с поразительным в многоголосой толпе звоном посыпались гильзы. В следующую секунду до меня дошло, что пули пролетели у меня над головой, — Дис палил по Максу. Но тот успел увернуться, бросившись прямо под ноги проходившим мимо людям. Одни попадали, другие стали в панике разбегаться. Возникла сутолока. Это был самый подходящий момент, чтобы убраться подобру-поздорову, и я понеслась что есть духу прочь. Следовало удрать как можно дальше, пока Дис и Макс были заняты друг другом. Теперь я бежала в обратном направлении и, проносясь мимо того места, где запнулась о сумку, почувствовала угрызения совести, заметив, как бедная женщина пытается собрать рассыпавшиеся продукты, а равнодушная толпа, спотыкаясь, шагает по еде. «Вечно я всем порчу жизнь», — подумала я. Мне стало жаль эту домохозяйку. Но жалостью все и ограничилось. Я набрала предельную скорость, с которой только могла бегать Лола. К счастью, у туфель, что были в тот день на мне, каблуки были не слишком высокими. Пока бежала, меня вдруг осенило, почему они так быстро на меня вышли: напрасно я на днях загрузила в поисковик фотографию Лолы. Ведь это же очевидно, лишь благодаря этому меня и вычислили! Очевидным было и то, что они найдут меня, даже если я скроюсь сегодня. Что они из-под земли меня достанут, раз уж задались такой целью. «Но сделать это им будет очень нелегко, — поклялась я. — Я так просто не сдамся!» LXIV Все жизненно необходимое, то есть деньги и клиострон, я носила с собой. С этими составляющими меня не устрашила бы даже ночевка на вокзале. Потому что было ясно: возвращаться в апартаменты нельзя, там меня могут ждать, и, вероятнее всего, ждать будут. С помощью Рика, с которым все-таки пришлось поделиться украденными бабками, мне удалось достать еще несколько доз, и теперь они лежали в сумочке. Я быстро сообразила, что разумнее всего покинуть город на междугородном аэропоезде — отправиться в какой-нибудь заштатный городок, где меня не сразу догадаются искать. «Здесь, как и на любой другой цивилизованной планете, должны быть подходящие глухоманные места», — рассуждала я. Однако по дороге к вокзалу я не удержалась и заглянула в бутик — неизвестно, когда в следующий раз удастся прибарахлиться, тем более что деньги заканчивались. Да и прохладно становилось: на Каве наступал тот самый промежуточный сезон, предшествующий холодам, который в средних широтах обитаемых планет называют осенью. Днем еще было тепло и даже жарко, но по вечерам уже приходилось надевать куртку или плащ. А ведь еще неизвестно, какая погода будет где-нибудь в соседнем округе! То есть прогноз, разумеется, можно было посмотреть, но я не знала, в какой из округов меня занесет. Я натянула в примерочной майку с названием местной спортивной команды, джинсы, ветровку и переобулась в кроссовки. Легкое платьице в цветочек запихнула в сумочку — оно не занимало много места. А вот туфли пришлось оставить. Потом, проглотив недовольство Лолы по поводу нашего с ней (совершенно, по ее мнению, неподобающего) внешнего вида, я наконец добралась до вокзала и купила билет на ближайший рейс — в городишко, расположенный за тысячу с лишним километров от столицы Кавы. При этом меня сильно заинтриговало название одной из точек маршрута — ЗРП «Телепорт». О ней сообщалось: сойти там смогут лишь обладатели удостоверений, подтверждающих, что они являются жителями этого самого ЗРП. Аббревиатура расшифровывалась просто: закрытый рабочий поселок. «Уж не там ли расположено то, ради чего я здесь?» — предположила я, снова почувствовав угрызения совести — теперь по поводу того, что благополучно забыла о своей миссии. «Как там Нора? — вдруг побеспокоилась я. — Жива ли еще?» На аэропоезд меня пустили без лишних расспросов, но сообщили, что при движении по закрытой территории будет получасовая зона санитарного контроля, в течение которой перестанут работать туалеты, будет отсутствовать связь, а главное — ни под каким предлогом нельзя выходить из поезда. Но меня это не особенно встревожило. Войдя в салон аэропоезда, я обрадовалась тому, что пассажиры были преимущественно рабочими. Так даже лучше. Вряд ли мои преследователи догадаются искать меня в рабочей среде. Удобно устроившись у окна, я приготовилась созерцать живописные окрестности. «Сначала посмотрю на этот ЗРП с верхнего уровня воздушных коридоров, а там видно будет», — решила я и открыла пакетик с орешками, купленный на вокзале. Съев орешки, я прикорнула под мерный храп развалившегося рядом мужичка в синей спецодежде с ярко-желтыми лампасами. А когда проснулась и выглянула в окно, увидела, что погода испортилась, и ощутила знакомую сухость во рту. «Начинается! — с ужасом осознала я, вспомнив, какой сегодня день. — Ну как же я могла об этом забыть? Вот дура-то!» Двери туалетов, чего и следовало ожидать, были заблокированы. — Притормози-ка здесь, — попросила я, пробравшись к водителю. — Здесь никак нельзя, — отказал он. — Санитарная зона. — Ну хоть сортир-то открой! Мне плохо! — В кармашках впереди стоящих кресел есть пакетики, — просветили меня сердобольные пассажиры. — Какие еще пакетики? — вспылила я. Меня начинало трясти: клиостроновая ломка всегда начиналась внезапно. В этот момент согласно маршруту аэропоезд спустился на первый уровень и помчался над самой поверхностью Кавы. Это было весьма кстати. Я выхватила пистолет из сумочки и направила на водителя. — Меня уволят! — запаниковал тот, отчаянно переводя взгляд с дороги на меня и обратно, а по салону пронеслась волна возмущенно-испуганных возгласов. — А так я тебе сейчас мозги вышибу! Разумеется, стрелять я не собиралась. Но дядьку долго уговаривать не пришлось: он весь затрясся, едва не бросив управление, и, поминая о своей большой семье, о том, что он — единственный кормилец, все же остановил аэропоезд, который, покачиваясь из стороны в сторону, завис в воздухе. — Двери открой, — потребовала я, краем глаза косясь за окно, но не опуская пистолета. — Тут высоковато для прыжка, — по доброте душевной предупредил водитель. Потом что-то нажал, и двери за моей спиной разъехались в стороны. В спину подул неласковый ветер. Внизу простирался покатый склон холма, до поверхности которого было метра полтора, не меньше. У подножия виднелись кусты с еще не облетевшей листвой, а дальше — высокое ограждение из металлической сетки, тянущееся в обе стороны, насколько хватало взгляда. «Эх, была не была!» — сказала я себе и, сгруппировавшись, прыгнула в неизвестность. Я кубарем скатилась по сырой траве туда, где рос высокий кустарник, и в его зарослях решила сделать нехитрое, но необходимое дело — ширнуться. Я понимала, что если помогу своему телу здесь и сейчас, то рискую замерзнуть во время отключки. Но ничего другого не оставалось. Аэропоезда и след простыл, как говорили мои предки, и я, ощупав себя на наличие переломов (они, к счастью, отсутствовали, а вот синяков и ссадин после «мягкого» приземления должно было остаться немало), неудержимо трясущимися руками вытащила из сумочки футляр, а оттуда — о чередную дозу клиострона. Небо продолжало хмуриться. Когда я ввела наркотик в вену, упали первые капли. Дождь начался тихо и внезапно. Не то чтобы проливной — будто кто-то лишь наполовину открыл кран в режиме душевой лейки. Но и его оказалось достаточно, чтобы в мгновение ока промочить меня до нитки. Обстоятельства были против меня, но это не отменило моего очередного полета над просторами Земли. LXV Я парила над кратером просыпающегося вулкана, дремавшего тысячелетиями. Из трещин в склонах тянулись вверх серые струйки дыма. Обстановка становилась угрожающей — в жерле что-то сурово клокотало. Первое облако пепла вырвалось в небо. За ним, клубясь и заволакивая небосвод, последовали другие. — Мы все умрем, — сказал кто-то. Затем волна нестерпимого жара, словно послесловие атомного взрыва, пронеслась по Земле, обратив в пепел все живое и окутав планету непроглядной мглой. Потоки раскаленной лавы потекли по склонам вулкана, уничтожая на своем пути все живое. Потом наступила тишина, в которой слишком долго было очень тихо и очень холодно. «Так можно и почки застудить», — стало моей первой мыслью по пробуждении. Я попыталась подняться, но оставила эту затею — н е чувствовала рук и ног, одеревеневших от холода. На сей раз мое состояние совсем не походило на самочувствие хорошо выспавшегося человека. Виною тому, конечно же, стало жесткое приземление — я здорово ушиблась. А еще очень сильно замерзла и, верно, так бы и окочурилась в тех кустах, если бы надо мной внезапно не возникла суровая физиономия мужика в униформе. Он что-то крикнул другим участникам поискового отряда — ясное дело, брошенного на поиски по сигналу водителя аэропоезда, которому я угрожала пистолетом. Миновав санитарную зону, где отсутствовала гражданская связь, он сообщил куда положено. — Встать! — скомандовал секьюрити, вскинув лазерный автомат. А я и рада была бы выполнить его требование, да не смогла — онемевшие руки и ноги будто не мне принадлежали. Тогда охранники подхватили меня под мышки и куда-то поволокли. Футляр с клиостроном, никем не замеченный, остался сиротливо лежать под кустом, и я смирилась с мыслью, что мне никогда уже не отыскать его, даже если удастся выбраться живой, — местность была чересчур уж однообразной. Метров через триста сквозь неприметные ворота в заборе под высоковольтным напряжением мы попали на территорию ЗРП. Поодаль виднелась глухая стена светло-серого здания в три этажа с плоской крышей. Вокруг на пустыре в беспорядке торчали выходы вентиляционных шахт, и я предположила, что под землей тоже что-то находится. «Вот же угораздило меня!» — вяло досадовала я на судьбу, пока меня тащили то по устрашающим своей величиной помещениям, напоминающим ангары для ремонта космолетов, то по бесконечным бетонным коридорам, освещаемым противоударными фонарями. Это напоминало скорее атомное бомбоубежище, нежели научно-исследовательский институт. Сначала я пыталась запомнить путь, но поворотов и дверей было так много, что я сдалась. Когда же грузовой лифт, в который меня втолкнули, поехал то ли вверх, то ли вниз, сознание снова отпустило меня, и я безжизненно повисла на крепких руках конвоиров. — …Это она? — Так точно! — Когда ее взяли? Я открыла глаза и, как сонная тетеря, посмотрела на стоящих надо мной охранника и высокого крепко сложенного мужчину в деловом костюме с галстуком. — Пару часов назад. — Где задержали? — За забором в кустах. Как только поступило сообщение о захвате рейсового аэропоезда, мы тут же бросились на поиски. Нашли быстро, даже кинологов не пришлось привлекать. — Оставьте нас. — Вы уверены, господин Мур? Она угрожала пассажирам и водителю оружием и может представлять для вас опасность. — Оружие изъяли? — Да. Вот ее сумочка — в ней мы ничего опасного не обнаружили. — Охранник протянул шефу мою заляпанную грязью сумку. — И вы всерьез полагаете, что эта хрупкая безоружная девушка может представлять для меня опасность? — Но… — Оставьте нас. Ключи от наручников отдайте мне. — Ну так что же ты делала на территории моего научно-исследовательского института? — спросил, присаживаясь напротив на стул и бряцая ключами, Мур. Он выглядел добряком, но что-то мне подсказывало: шутки с ним плохи. — Ты в курсе, что это закрытый объект? — Я вообще не здешняя и о существовании вашего… кхе-кхе-кхе… научно-исследовательского института не знала, — прокашлявшись, сказала я охрипшим голосом. — Мне срочно нужно было выйти на свежий воздух, а водитель даже туалет отказался открывать. — Как тебя зовут? — задал он следующий вопрос. Пока дружелюбно. — Соня, — назвалась я ему тем же именем, что и Ференцу, — мне всегда нравилось это имя. Хотя Ференц предпочитал называть меня малышкой. — А дальше? — А дальше — как вам угодно, — устало произнесла я. Я не знала, что говорить. Чувствовала я себя ужасно и понимала, что крепко влипла. — Я ведь все равно выясню, — с деланным сочувствием улыбнулся он мне, расстегивая наручники на моих запястьях. — Почему бы тебе самой во всем не сознаться? При этом Мур перестал казаться добрым. В его взгляде появилась жестокость. — Если я скажу, вы сдадите меня полиции. А мне туда нельзя, — потирая затекшие от «браслетов» кисти рук, вдруг жалобно пролепетала Лола, взяв Мура на себя. Моя одежда и волосы были мокрыми, и выглядела я, надо полагать, самым жалким образом, так что в глазах руководителя закрытого научно-исследовательского института неожиданно промелькнуло сочувствие — правда, пока лишь промелькнуло. Но я уже поняла, куда клонит Лола, и воспрянула духом. — Так значит, ты скрываешься от властей? — Вроде того. Но я ничего такого не сделала, клянусь! Я совершенно не в теме ваших научных тайн. Просто… просто я села на иглу, — Лола стянула один рукав куртки. На изгибе локтя виднелась едва заметная точка — след от укола. Наглядность сыграла свою роль. Рассмотрев мою руку, Мур осуждающе покачал головой, но, похоже, поверил. А Лола тем временем скинула второй рукав, выставив на обозрение оба своих белых красивых плеча. Куртка насквозь промокла от дождя, майка тоже была влажной, и Лола так правдоподобно задрожала, что я успела прочесть в глазах Мура желание накинуть на нее что-нибудь поскорей — да хоть бы свой пиджак. — Ну и куда же ты ехала? — спросил он, откровенно разглядывая меня. — Просто ехала — купила билет на первый попавшийся рейс. Отпустите меня, пожалуйста, — попросила Лола, умоляюще посмотрев на него. — Я никому ничего не скажу. Не скажу, что была здесь, что здесь видела. Да я ничего и не видела! У меня просто началась ломка в аэропоезде — мне нужно было сойти! «Чем ближе к правде, тем легче лгать», — добавила она для меня. — Ну-ну, чшш… — оборвал меня Мур, дотронувшись до моего плеча. И — о чудо, на которое я не рассчитывала! — действительно снял с себя и накинул мне на плечи свой дорогущий, надо думать, пиджак. — Отпустить тебя? Ну это не так-то просто теперь, — начал он объяснять мне, точно маленькой несмышленой девочке. — Ты нарушила закон и… я просто обязан сдать тебя правоохранительным органам, — развел он руками. Но что-то в этом жесте проскользнуло — словно намек на некое условие, которое могло изменить роковой ход событий. — Только не это! — снова взмолилась Лола, вцепившись в его руки. — Они опять отправят меня в ту жуткую лечебницу. Я уже дважды там побывала — поверьте, это не помогает! Лучше убейте меня сразу, прямо сейчас. Тут Лола разрыдалась, совершенно сбив с панталыку не только Мура, но и меня. «Что ты несешь?!» — ужаснулась я. «Заткнись и подыграй! — посоветовала она. — На Московии не все так прекрасно, как в ее столице, — там есть такие ужасные провинции, где народ гнет спину, как скотина. И больницы в них настолько кошмарные, что тебе и не снились. Уверена, Кава мало чем отличается от остального «цивилизованного» мира». «Надеюсь, ты знаешь, что делаешь», — согласилась я, лишь бы это помогло нам выбраться. — Я сделаю все, что вы хотите, только не возвращайте меня в ад! — продолжала рыдать Лола. — Все, что хотите! — п +овторяла она, заглядывая в его лицо своими огромными томными глазами, и наконец поймала на крючок. — Хорошо, хорошо, — сдался Мур. По-видимому, он, как и многие мужчины, не выносил женских слез. — Успокойся, Соня. Мы что-нибудь придумаем, я уверен… Ну, а для начала тебе нужно согреться. Давай выпьем по чашечке кофе. И ты мне все подробно расскажешь. Идет? Он подал мне руку и поднял с кожаного диванчика, на который меня бросили, когда в бессознательном состоянии приволокли сюда. Шмыгая носом и пытаясь унять кашель, я последовала за ним. Помню, меня поразило, что у такого большого начальника нет секретарши. Кофемашина стояла в углу, и Мур сам произвел с ней все необходимые действия. Через несколько секунд у меня в руках оказалась чашка с дымящимся ароматным напитком. — Я попытаюсь помочь, но ничего не обещаю, — сказал Мур, окидывая меня оценивающим взглядом, пока я с наслаждением отпивала кофе. Но вдруг добавил без церемоний: — Тебе надо принять душ. Он за той дверью. Я тянула время, сколько могла. Я все поняла, пока отмывалась от грязи: отпускать меня он не собирался. Просто решил воспользоваться телом Лолы, а затем пополнить мною число «кроликов». Если это тот самый секретный объект «Дао», а в этом я уже не сомневалась, то у меня не было шансов на спасение. На благополучный исход надеяться не приходилось. Мы с Норой досконально изучили методы ученых корпорации: когда дело касалось соблюдения научных тайн, гуманизмом даже и не пахло. «Что делать, Лола?!» — в отчаянии обратилась я к внутренней собеседнице. Больше не к кому было. «Для начала переспи с ним. Быть может, ему захочется оставить тебя при себе еще на несколько раз. Так что постарайся ему понравиться», — посоветовала она. «Фу!» — поморщилась я. Но понимала, что она права: это было единственно верным решением в сложившейся ситуации. Я выключила воду, завернулась в огромный пушистый халат, обнаруженный в стенном шкафчике для полотенец, и в последний раз перед выходом из ванной взглянула в зеркало. С мокрыми волосами Лола была прекрасна — впрочем, как и с сухими. Но как же мне не хотелось делать этого!.. Я уже протянула руку к дверной ручке, как вдруг услышала голоса — и жадно приникла ухом к тонкой двери ванной, обрадовавшись промедлению. К Муру кто-то пришел, и они разговаривали — значит, я еще немножко могу посидеть тут и подумать. Мол, услышала разговор и решила не высовываться, мало ли что?.. Но к ужасу своему, я узнала голос Ференца. — Не может быть! — прошептала я, едва шевеля губами, и еще плотнее прижалась ухом к двери, а взгляд мой упал на торчащий из брошенной на пол сумочки цветастый край моего платья. «Выйди к ним! — тут же услышала я мольбы Лолы. — Он поможет, он что-нибудь придумает. Он любит меня!» «Конечно, любит! И решит, что у тебя роман с Муром». «Пожалуйста, покажись, пока он не ушел! — умоляла она. — Не то нам обеим крышка. А я не хочу умирать в мучениях!» «Да погоди ты! Дай послушать…» — …Эта горная порода нигде больше в мире не встречается, — говорил Ференц. — В тропиках находится дремлющий вулкан: по моим данным, именно там она была выброшена из недр на поверхность планеты. — Мы обязательно поговорим с тобой об этом, но только не сейчас, — торопил его с уходом Мур. — У меня был бешеный день, и дел еще по горло. Но Ференц как будто и не собирался уходить: — Да какие у тебя могут быть дела, старый ты бабник?! Наверное, опять свидание с какой-нибудь красоткой? — Говорю же, работы полно! — Лучше плесни мне чего-нибудь покрепче — я всю ночь этот чертов доклад писал, чтобы завтра тут перед вами соловьем заливаться. И никакой благодарности! — сказал Ференц. — Ты за это деньги получаешь. — А как же дружба? Когда мы в последний раз с тобой вот так вот запросто сидели? — упрекнул Ференц и, судя по скрипу, развалился на диванчике. — Ну хорошо, выпьем, — сдался Мур. — Только немножко — у меня еще куча дел. Лучше встретимся через неделю-другую где-нибудь в «Дымящихся стволах» или в «Сокровищах Кавы». Посидим по-человечески, снимем девочек… — Идет! — с огласился Ференц. Лола внутренне вскипела, услышав такое из уст возлюбленного. Но Ференц добавил: — Только я буду со своей девочкой, если ты не против. И она тут же успокоилась. — Ого! Неужели ты наконец-то на кого-то запал? — удивился Мур. — Не похоже на тебя, волк-одиночка. Ференц ничего на это не ответил. Дальше — судя по звуку — они налили и выпили. — А что это за шумиха сегодня вокруг твоего ЗРП? Говорят, кто-то устроил перестрелку на рабочем маршруте и сошел на запрещенной территории? — спросил Ференц. — Что, уже и шумиху подняли? — недовольно отозвался Мур. — Люди не умеют держать язык за зубами, а журналистам нужны только сенсации! Дело яйца выеденного не стоит. — А что случилось-то? — Ничего особенного. Одна наркоманка с аэропоезда спрыгнула. Уже поймали. — Так и… как? — лукаво усмехнулся Ференц. — Что «как»? — Она хорошенькая? Мур замялся: мол, особо не разглядывал, замухрышка какая-то. — Она уже отправлена в отстойник, — соврал он. А у меня от этого словечка по спине побежали мурашки — очень не хотелось думать о том, что это может быть такое. — Ну ладно. Я пошел писать дальше — завтра выступать на конференции, а надо бы еще выспаться, — сказал Ференц, поднявшись с диванчика, но вдруг спросил: — Можно я воспользуюсь твоим туалетом? — Э-э… погоди, — остановил его Мур. — Он не работает. Мастер должен был сегодня подъехать, но что-то его до сих пор нет. «Выйди к ним — или нам обеим конец!» — потребовала Лола. LXVI Я распахнула дверь и переступила порог. К тому времени я уже наспех переоделась в свое извлеченное из сумки сильно измятое платье — в се лучше, чем выйти в мужском банном халате. Ференц в этот момент что-то говорил, но замолк на полуслове, уставившись на меня, потом перевел взгляд на Мура, а тот с досадой отвел глаза и скривил рот. Немая сцена длилась секунд пять. — Что это значит? — спросил Ференц, указав на меня пальцем. — То и значит, — развел руками Мур. — Что здесь делает Соня?! Тут уж настала очередь Мура лишаться дара речи. — Как?.. Что?.. — пробормотал он, тоже указав на меня пальцем. — Что моя девушка делает в твоей ванной? — п овторил Ференц. — У вас что, роман? «Ну вот, я же говорила, что он так подумает!» — упрекнула я Лолу. — Какой к черту роман?! — вскричал Мур в бешенстве, по-своему оценив ситуацию. — Твоя девка десантировалась на моей территории! Что она здесь забыла? «Ну а теперь подключай свой интеллект, — с казала мне Лола. — П отому что я ни бельмеса в этом не понимаю». — Ференц, он говорит правду, — подала я голос. — Я действительно выпрыгнула из аэропоезда. Но можно я объясню тебе все позже, дома? — Позже? — снова вскричал Мур, приблизившись. — Дома? Да ты понимаешь, что тебя отсюда никто не выпустит? Ты уже труп, поняла?! Признавайся, ты разведчица? Шпионка? «Если я уже труп, то с какой стати мне в чем-то признаваться?» — подумалось мне. — Будь я разведчицей, вряд ли поступила бы так глупо, — в озразила я. — Тогда что ты здесь забыла? — повторил вопрос Мур. Лола взглянула на Ференца и одними глазами попросила защиты, а тот скорчил недоверчивую мину, и я едва выдержала его тяжелый взгляд. — Успокойся, Мур. Никакая она не шпионка, — л едяным тоном произнес Ференц. А потом совершенно обескуражил заявлением: — Она искала здесь меня. — Тебя? Но почему, дьявол тебя подери?! Разве мы с тобой не договаривались, что никто не должен знать? Никто! — Она случайно прочла мою почту, — солгал Ференц. — А на днях мы повздорили, и я ушел. Когда я поняла, что Ференц меня выгораживает, Лола внутри пришла в восторг и перестала помогать советами. — Это было неосторожно с твоей стороны! Ты знаешь, чем это тебе грозит? — с тращал Мур. — Послушай, мы с тобой давно друг друга знаем. Я когда-нибудь тебя подводил? — Да ты пойми, дело слишком серьезное, чтобы посвящать в него своих шлюх! — Она не шлюха. И она никому ничего не расскажет. Я за нее ручаюсь. — С ума сошел? Как ты можешь ручаться за эту?.. Она пыталась меня совратить! — выпалил Мур, кинув на меня презрительный взгляд. Но Ференц лишь усмехнулся: — Возможно, у нее не было выбора. — Она никуда не пойдет, ты слышишь? Я не могу так рисковать! — п одступил к нему Мур. — В таком случае уйти придется мне, — в ыдвинул ультиматум Ференц. — Я отказываюсь работать на тебя, коли так. — Да ты понимаешь, что несешь? — сквозь зубы процедил Мур. — Пока я понимаю лишь то, что без моих научных разработок тебе не обойтись. Я столько всего накопал… Но теперь сомневаюсь, что стану делиться с тобой своими гипотезами, — Ф еренц картинно развел руками. — Послушай, давай не будем ссориться, — мягче сказал Мур, отводя Ференца в сторону. — Пусть она останется здесь — будешь приходить к ней, когда захочешь, а? — Боюсь, ты не понимаешь. Она уйдет со мной — и точка. — Да что ж ты будешь делать!.. — М ур выругался. — Н асколько вы с ней близки? — Ближе, чем ты себе можешь представить, — без всякого выражения произнес Ференц. — Понятно… — Мур почесал затылок и прошелся взад-вперед по своему кабинету. Потом остановился у окна, посмотрев в дождливую даль, и повернулся к нам. Я все еще стояла у двери ванной, Ференц — посередине кабинета. — Так будешь ты завтра читать нам свой доклад или нет? — с дался Мур. — Буду, — х муро ответил Ференц, взяв меня за локоть и ведя к двери. — Провожать не надо. Когда мы уходили, мне уже лучше, чем в первый раз, удалось запомнить путь по лабиринтам коридоров, хотя я и не была уверена, что смогла бы отыскать выход сама. А Ференц шел уверенно, видно, знал наизусть каждый закуток. Напрягало лишь то, что все происходило в зловещем молчании. Я молча следовала за ним шаг в шаг, видя впереди его спину в бежевом пиджаке. И меня все подмывало спросить, почему он предпочитает светлые костюмы. Но я так и не спросила. Когда мы наконец вышли из здания, я сразу же увидела припаркованный неподалеку аэромобиль. Подойдя к нему, Ференц открыл заднюю дверь и, схватив меня за руку, буквально зашвырнул внутрь. — Это не то, что ты думаешь, — начала я оправдываться. Но Ференц молча захлопнул дверь, сел за руль и поднял машину в воздух. Мне осталось только созерцать его затылок. — У тебя действительно нет романа с Муром? — спросил он минут через десять. — Да я его впервые в жизни вижу! — сразу отозвалась я, потому что только и ждала конца гнетущего безмолвия. — Тогда как ты здесь оказалась? — Ты же слышал, что он тебе только что сказал: я выпрыгнула из аэропоезда. Ференц дал по тормозам и снизился, невзирая на запрет останавливаться. Похоже, плевал он на эти запреты. Он вышел из аэромобиля, открыл заднюю дверь и так же бесцеремонно выволок меня наружу. — Мы с Муром партнеры. Но я еще ни разу не плескался в его ванной, в отличие от тебя. Как это понимать? Такой Ференц мне совсем не нравился, да и Лоле тоже. Он смотрел зверем и, казалось, готов был убить меня на месте, если я сейчас же не объяснюсь. Но что мне было ему сказать? «Скажи правду», — посоветовала Лола. «О том, что я восстала из ада, чтобы разведать, что здесь творится? Это и есть правда, Лола! Просто я повременила с выполнением своей шпионской миссии». «Не обязательно же говорить всю правду», — возразила она. — Я не знала, что здесь нельзя высаживаться и что это за место такое вообще! — р азнылась Лола, увидев холод в глазах возлюбленного. Ветер дул сбоку, развевая ее белые волосы. Дождь давно перестал. — Меня схватили и привели к Муру. Я не понимаю, что происходит, я всего лишь ехала в аэропоезде и… — И, выхватив пистолет, попросила водителя остановиться? — Мне нужно было срочно выйти, а он отказался останавливаться. — Зачем тебе надо было выйти? — Я наркоманка, Ференц, — п ризналась Лола. — Г де-то там под кустом остался футлярчик с несколькими дозами. Мне бы вернуться и забрать их, — я обхватила себя руками и задрожала, с мольбою глядя на Ференца. Мы стояли друг против друга на холодном ветру: мужчина в профессорских очках и деловом костюме с галстуком и девушка в легком платьице и кроссовках на босу ногу. Памятуя правило Лолы — ч ем ближе к правде, тем легче лгать, — я сказала Ференцу, будто меня разыскали бывшие дружки, помогавшие добывать деньги на наркотики, поэтому и прыгнула в первый попавшийся аэропоезд. Выслушав слегка приукрашенную историю о перестрелке в толпе, Ференц поверил мне. Иначе и быть не могло, потому что об этом происшествии в центре столицы Кавы, на главной торговой улице, с утра трезвонили по всем новостным каналам. Вторая проблема — не отвернется ли он от меня, узнав обо мне такое? — отсеялась сама собой: Ференц, как оказалось, был по уши влюблен в Лолу и не собирался ее оставлять ни при каких обстоятельствах. Мало того, он сказал, что сам по молодости лет баловался «дурью», но сумел вовремя остановиться. Наши отношения наладились, Ференц снял мне скромную квартирку на окраине города и даже достал пару доз на первое время. А я купила новый футлярчик для хранения шприцев взамен утерянного. Чуть позже я сообщила, что у меня есть надежный поставщик, нужны лишь деньги, чтобы Рик вовремя доставлял мне клиострон. И Ференц заверил, что деньги — н е проблема. LXVII Лола готовилась к каждому свиданию, словно к выходу на сцену. Она всегда жутко нервничала, перебирая наряды. И каждый раз наступал такой момент за десять-пятнадцать минут до его прихода, когда она была уже полностью готова и не знала, куда себя деть. Мои ногти пылали ярко-красным, губы блестели серебром, кончики волос завивались в спирали, а веки были подведены черным карандашом. Лола не любила косметические салоны, она всегда наводила марафет сама, точно боялась, что там ее только испортят из зависти. Признаю, в искусстве макияжа ей едва ли нашлись бы равные — делала она это так, будто всю жизнь работала визажистом. Хотя подозреваю, что Лола вообще ни дня в своей жизни не работала. И вот последние минуты ожидания (Ференц всегда немного опаздывал), шаги на лестнице, бешено колотящееся в предвкушении встречи сердце, долгожданный легкий стук костяшками пальцев в дверь… Ференц предпочитал звонкам древние способы подачи сигналов. Контрольный раз взглянув на себя в зеркало, я решительным шагом направилась к двери и отворила ее. Ференц протянул через порог букет багрово-красных роз. «Мне еще никогда не дарили цветов», — подумала я. «Бедная», — с легким презрением посочувствовала Лола и лучезарно улыбнулась Ференцу. — Это чтобы поднять тебе настроение, малышка, — с казал он, переступая порог и целуя Лолу. — К акая же ты красивая сегодня! Ну-ка поставь этот букет в какую-нибудь вазу поскорей и освободи мне руки, чтобы я мог обнять тебя, — поторопил он. Я положила цветы на пуфик и прильнула к его жадным губам. Когда я «включала» Лолу, становилось легче. Потому что каждый раз, целуя Ференца, мне хотелось вырваться и убежать. Не знаю, что это было, не то чтобы отвращение, но какое-то необъяснимое отторжение. Уверена, многие женщины вешались ему на шею. А мне не нравился его запах, его голос, его высокий рост, привычка прогибать мне спину, когда он наклонялся для поцелуя. Когда же я «включала» Лолу, все приобретало иные оттенки — она была от него без ума. Любовь началась бы прямо у дверей, если б я не ухитрилась намекнуть Ференцу, что в комнате у меня для него сюрприз. — Мы что-то празднуем? — спросил он, пройдя дальше и увидев на стеклянном столике две свечи, тарелку с фруктами и два бокала для коньяка. — А разве нужен повод? — я устало остановилась на пороге и оперлась плечом о дверной косяк. Если б можно было, я за милую душу поделилась бы своей тайной и с чужим человеком — только бы кто-нибудь разделил со мной эту непосильную ношу. Меня уже много дней мучила пробудившаяся совесть из-за того, что я бросила Нору, и муки совести лишь усиливались оттого, что все вышло не так, как мне хотелось. Я попыталась предать прошлое забвению ради свободы и человеческой жизни, но вместо этого снова попала в неволю: была вынуждена выполнять капризы Лолы — от ее вызывающего внешнего вида до встреч с Ференцем — и периодически ширяться клиостроном. Разумеется, об этом никому рассказывать было нельзя. Да и кто бы поверил в такую фантастическую историю! Я чувствовала себя разбитой, а впереди лежал еще долгий и тернистый путь. Но не хотелось портить Лоле свидание, и я выдавила из себя улыбку, заметив, что Ференца встревожило траурное выражение моего лица. — Хорошая идея! — п охвалил он. — И ногда нужно устраивать себе праздники, чтобы отдохнуть от гнусных мыслей. Ференц расстегнул пуговицы своего белого смокинга и, отбросив полы назад, уселся на невысокий табурет перед столиком. При этом его колени оказались едва ли не на уровне подбородка, отчего складывалось впечатление, будто он сидит на детском стульчике. — Тебя мучают мысли? — спросила я, присаживаясь напротив и беря бутылку за горлышко. — Тсс-тсс-тсс, — остановил меня Ференц, отбирая бутылку. — Если за столом мужчина, он и должен наливать. — Прости, я совсем забыла о правилах приличия, — р ассеянно извинилась я, разжимая пальцы, сомкнутые на горлышке, и на мгновение почувствовав прикосновение его пальцев, легших поверх моих. Ладони Ференца всегда были сухими, как у человека, который никогда не нервничает. Конечно же, я не призналась, что в последнее время стала слишком часто выпивать одна — отсюда и привычка наливать самой себе. — Выпьем, — п ровозгласил Ференц очевидное, снова пристально вглядевшись в мое лицо. — Да! — я подняла бокал навстречу его бокалу и снова изобразила улыбку. — Так какие же мысли тебя мучают? — допытывалась я, подливая ему, невзирая на ярые протесты Лолы: «Зачем ты его поишь? Так он ни на что не будет годен!». Я и сама точно не знала, зачем. Но интуитивно чувствовала, что из него можно выудить полезную информацию. После того, как я поняла, что у пьяного Ференца развязывается язык, стала подливать ему еще и еще. — Я так устал, знала бы ты, Соня! — б ормотал развалившийся в глубоком кресле Ференц со съехавшими набок очками. А я сидела на нем сверху, пытаясь ослабить замысловатый узел галстука: похоже, ему, даже чтобы галстук завязать, требовались морские узлы — п ростое и обыкновенное не привлекало. — Иногда мне кажется: все, больше не могу. — Чего ты не можешь? — м урлыкала Лола, наклонясь к самому его лицу и наконец справляясь с галстуком. Она все еще на что-то надеялась, в то время как я намеревалась расстроить намеченную ночь любви — уничтожить на корню всякую ее вероятность. — Мне нравится такая жизнь: я зарабатываю хорошие бабки. Работаю как проклятый, но и отдыхаю как бог! По-другому я, наверное, и не смог бы жить, но… — Но что? — Мне бывает так одиноко, — говорил он, рассматривая мою грудь и волосы, целуя мои пальцы, гладившие его по лицу. — Я же с тобой! — в озражала Лола. — Чем глубже я копаюсь в истории происхождения этой планеты, тем тоскливее мне становится. Чем больше нащупываю и узнаю, тем острее ощущаю бессмысленность человеческого существования. Все впустую! — Почему впустую? — Не все ли равно, добру или злу послужит то, что я делаю? Если результат будет один… — Каким же будет результат? — спросила я. — Бум!.. — р аскинув руки в стороны, выпалил Ференц, а потом стал пытаться поймать мои губы своими. К этому времени очки уже окончательно слетели с его носа, и никто не бросился их поднимать. Лола внутри вся заходилась, когда он вплетал пальцы в ее волосы на затылке, было в этом жесте что-то первобытное, звериное. А после он впивался губами в ее губы, будто высасывал мед из пчелиных сот — т ех, что мы в детстве порой находили в лесу на Благословенной. Горько-сладкий мед диких пчел — пожалуй, таким был истинный вкус любви покойницы и ученого, работающего на «Дао». Осознавал ли он, что делает нехорошее, смертоносное дело? Скорее всего, да. Но это ли мучило его? — Приласкай меня, — просил он. — Мне так не хватает любви и ласки. «Сколько ж тебе ее надо?» — м еня возмущало, что даже в таком состоянии Ференц желал Лолу. — Ты любишь меня? — д опытывался он. — С кажи, что ты меня любишь. — Люблю, — отвечала Лола. — А я очень плохой человек, — признавался Ференц. — И тебе не надо бы меня любить. — Видала я людей и похуже, — отвечала я. Или она? — Есть еще одна вещь, которая не дает мне покоя. Она интересует меня, может быть, даже больше, чем твоя потрясающая грудь, — целуя мою грудь, к тому времени уже обнаженную, не затыкался Ференц. — Это какая же? — Я кое-что раскопал, пока собирал материал для своих научных работ. Как-нибудь я расскажу тебе… — Расскажи сейчас! — я снова подлила ему, сделав вид, что тоже пью. Но, очевидно, диапазон пьяного откровения Ференца имел четко выраженные пределы, и после очередного глотка он покинул зону действия болтливости. — Пойдем в постель! Сейчас же! — с командовал он, вставая, и повалил меня на кровать. — Х ава, — ш ептал он, сжимая меня в объятиях. — П ервая женщина во Вселенной… — Что ты там такое бормочешь? — спрашивала Лола. Она пыталась сделать ему приятное — и ему было приятно. Но какая-то мысль мешала ему полностью отдаться ей, и она ревновала его к этой мысли. — Здесь нет никакой другой женщины — только я! А меня разбирало любопытство, и я прислушивалась к пьяному бреду Ференца: «Замолчи, Лола! Он что-то хочет сказать». — Хава, — снова произнес Ференц, вдруг отстранив Лолу и заглянув в ее сладострастные глаза, которые на него оказывали такое же пагубное воздействие, как на прочих мужчин. — Прародительница всех людей… Истинное женское начало… Оно и в тебе есть. Быть может, в тебе даже больше, чем в остальных. Несколько минут спустя Ференц отрубился прямо на мне. Подождав, пока он уснет покрепче, я сдвинула его с себя и направилась в ванную. Первый признак того, что ты не любишь мужчину, — это если тебе хочется прополоскать рот после его поцелуев. Только проводя эту процедуру, я и поняла, что совсем не люблю Ференца. Может, мы могли стать добрыми друзьями, но не более того. «Ох и не везет же мне, — думала я, стягивая с него ботинки и закидывая его ноги на кровать. — Что в прошлой жизни судьба мне алкашей подсовывала, что в этой…» «Больше никогда так не делай!» — предупредила Лола. «Слушай, ну не могу я!..» «Я хочу, чтобы у нас все было. Неизвестно, сколько мне жить осталось, а ты отбираешь у меня единственную радость!» — ныла она. «Ну хорошо, хорошо! — сдалась я, не в силах вынести этих посмертных осуждений. — Пусть поспит часик-другой, а потом я постараюсь его разбудить». Я соврала. Я была практически трезва и безумно устала. Поэтому притулилась с краю, чтобы тут же заснуть без задних ног. LXVIII За окнами экомобиля долго тянулись незнакомые унылые улочки городских трущоб. По грунтовой дороге мы проехали мимо помойки, потом свернули в еще более загаженный убогий переулок, заканчивающийся тупиком. Там я увидела неказистый покосившийся домик. Между двух голых деревьев была натянута бельевая веревка. Пучеглазая, раньше времени состарившаяся женщина в полосатом халате развешивала только что выстиранную детскую одежду. — Здесь мы будем жить? — паясничала я. Но все оказалось намного страшнее. — Здесь живет Дис, — о тветил Макс. — Я хочу, чтобы ты посмотрела на это. Чтобы ты увидела, какая жизнь ожидала бы и тебя, останься ты с ним. Женщина в халате развесила белье и ушла в дом. В окнах загорелся свет. Штор не было, и я увидела их — е го и ее, сидящих за столом. Они ужинали молча. На столе между ними стояла бутылка водки. Потом женщина что-то сказала в укор Дису, в который раз наполняющему свой стакан. Слово за слово завязалась ссора. Дис встал из-за стола и, схватив свою сожительницу за волосы, грубо отшвырнул ее, так что она выпала из моего поля зрения. Потом Дис вернулся за стол и всетаки выпил. — Достаточно, — услышала я голос Макса. — Вернемся сюда через годик-другой, чтобы посмотреть, чем все закончилось? — Нет, погоди! — возразила я и вышла из экомобиля. Прочавкав обувью по вязкой грязи, я взошла на крыльцо. Стучаться не стала. Дверь скрипнула, будто беспомощно возмутилась: «Кого это еще принесло на ночь глядя?» Дис сидел в кресле спиной ко мне. Бутылка теперь стояла на полу рядом с его ногой. В воздухе пахло бедой. Проецируемый на стену из устаревшего телеприемника, надрывался небритый корреспондент, рассказывая неинтересные провинциальные новости. Дис обернулся и словно бы не удивился мне. В его висках поблескивала седина. — Зачем пришла? — спросил он, отвернувшись и наливая стакан. — На тебя посмотреть, — сказала я. — Он тебе надоел, и ты вспомнила про меня. А впрочем, вряд ли… Зачем я тебе нужен? Я больше никому не нужен, — о н словно обращался к стакану. Все предложения были утвердительные. Он отпил и поморщился, занюхав рукавом. — Я долго ждал, но уже перестал. И когда я ждал тебя, ты не пришла. Поэтому теперь убирайся. — Как ты мог так опуститься, Дис? Посмотри на себя. Посмотри на меня! — потребовала я, и он снова медленно обернулся ко мне. У него были водянистые глаза — глаза конченого пропойцы. Это выглядело слишком неестественно. Из соседней комнаты выпорхнула чумазая полуголая и босая девочка лет пяти. Остановилась, с любопытством оглядела меня, а потом умчалась обратно. — Дис, кто это такая? — появившись в дверях, спросила та самая женщина в халате и грязных тапочках. — Кто вы такая? — обратилась она затем ко мне, потому что он не ответил. — У бирайтесь немедленно! — Ты ненастоящий, — п роизнесла я, не обратив на нее внимания. — В ы все здесь ненастоящие! Я выбежала из убогого жилища и быстрым шагом направилась к экомобилю, на ходу случайно зацепив и сорвав с веревки застиранную простыню. Я брезгливо отшвырнула ее от себя, и простыня шлепнулась в грязь. — Ну и как тебе быт этой семейки? — спросил Макс, заводя двигатель. — Хотела бы так жить? С милым рай и в шалаше! — Это муляж. Всего лишь программа, которую ты написал сам. Причем написал плохо! — Да, но я срисовал ее с реальной жизни. И поверь — с большой долей точности. Ну, может быть, лишь слегка приукрасил. Точнее, наоборот. Он рванул с места, а я все никак не могла унять волнение: откуда Макс знал о девочке? Я ведь не говорила ему, что у Диса когда-нибудь должна родиться дочь. Если бы не этот нюанс, я бы ни секунды не сомневалась, что все это ложь. Куда только подевалась моя осторожность! Я забыла, когда в последний раз смотрела в глазок, поскольку привыкла, что ко мне приходил только Ференц и разносчики еды. А тут я открываю дверь, а на пороге стоит он… Не могу себе даже представить выражения своего лица, то есть лица Лолы, — н аверняка на нем было написано невыразимое удивление. Незваный гость оценивающе взглянул на меня, ухмыльнулся вместо приветствия, потом распахнул дверь так, что она хлопнула о стену, и похозяйски вошел в мою квартиру, как к себе домой. — Неплохо устроилась, — заключил Дис, остановившись посреди комнаты и осматриваясь. Он приблизился к зеркалу и, с усмешкой посмотрев на мое размалеванное лицо, одним движением смахнул с полочки на пол десятки флакончиков с духами, лаками для ногтей и губных помад — в общем, всю мою косметику. Я молча стояла перед ним. Как же долго я его не видела… — В кого ты превратилась?! — Д ис повертел меж пальцев локон Лолы, а затем будто бы с отвращением отдернул руку. Я молчала. Как же долго я считала, что его нет в живых… Оставив меня, Дис вошел в спальню, а я последовала за ним, не пытаясь помешать. Хотя выглядел он совсем не дружелюбно. Распахнув мой платяной шкаф, одну за другой он вынимал вешалки с вызывающими платьями и швырял их в разные стороны, опуская шуточки по поводу каждого. Я стояла позади, не делая попыток бежать, — з нала, это бессмысленно. Тогда в толпе у меня еще были шансы, но теперь… — Итак, я ждал этой встречи сотню лет, — п одытожил Дис, запуская руку в море шмоток, аккуратно лежащих за соседней дверцей шкафа. — Я же говорил, что найду тебя! Но не думал, что застану тебя в таком гнусном обличье. Выглядишь, словно дешевая проститутка. Схватив разноцветные тряпки в охапку, Дис швырнул их разом на кровать, и они в беспорядке рассыпались по ней. — Да ты просто утонула в море нарядов! — продолжал он, оглядывая многочисленные платья, блузки и юбки. Приглядев одну вещицу — ярко-желтую рубашку, завязывающуюся узлом чуть ниже груди, — взял ее в руки. А потом странно на меня посмотрел — ну прямо как в прошлой жизни, если задумывал что-то недоброе. Я попыталась выскользнуть, но не вышло. Дис успел схватить меня за руку и притянуть к себе. Огорченная неудачей, я укусила его, чего не делала никогда раньше. Но даже зубки Лолы не помешали его задумке. Понимая, что нужны более жесткие меры, Дис взял меня за шкирку и уложил на кровать поверх разбросанной одежды. А сам взгромоздился сверху, не оставляя надежды улизнуть. Раньше он никогда не обращался со мной так, и в тот момент я проклинала Лолу за ее внешность, которая могла спровоцировать грубость. Но причины могли быть и другими. Дис и прежде не отличался мягкостью манер. Мало ли что могло произойти с ним за эти долгие годы — может быть, он успел превратиться в хладнокровного убийцу? Ведь он безжалостно открыл огонь по толпе и многих тогда ранил, хотя и целился в одного лишь Макса. А может быть, он вообще пришел прикончить меня? — Дис, мне больно! Отпусти, — попросила я, понимая, что сопротивление бесполезно. Но он лишь снова усмехнулся, расстегивая на мне кофточку. — Что это ты делаешь? А ну перестань! — извивалась под ним Лола. Но он был в десять раз сильней и лишь крепче прижал меня к кровати. Однако, раздев до пояса и намереваясь переодеть в приглянувшуюся вещицу, вдруг замер, увидев татуировку на моем животе. — Это еще что? — спросил он, проведя по ней пальцами. При этом прикосновении по мне снова пробежала та самая давно забытая дрожь — п редательская и неудержимая. Как же я, оказывается, соскучилась по его рукам… — Можешь не спрашивать, я не знаю, — ответила я. — Это досталось мне в наследство вместе с телом покойницы. Мне ведь не так повезло, как тебе, пришлось взять, что было. Дис, мне тяжело, привстань-ка, — попросила я снова. Ухмыльнувшись, он позволил мне выбраться из-под него. А Лола взяла из его рук рубашку и стала невозмутимо надевать ее, наблюдая за выражением его лица. «Ну хоть здесь-то ты можешь не лезть со своими штучками?! Не трогай Диса! Он не для тебя!» — корила я ее, вздумавшую его соблазнять. «Сама же спасибо мне потом скажешь», — строила она ему глазки. Сначала Дис смотрел насмешливо. Но к тому моменту, когда я завязала рубашку на узел, что-то изменилось. Его насмешка погасла. Он молча уставился на желтый узелок, будто в нем сосредоточилась квинтэссенция бытия. А потом протянул руку к моему лицу. — Это ты — я узнаю тебя по глазам. Но, черт возьми, как ты отвратительно выглядишь! — п роизнес он, пальцем стирая яркую помаду с моих губ. — Отвратительно? Ты находишь? — у дивилась Лола, потянувшись за зеркальцем. — Вызывающе. Мерзко, — подбирал определения Дис. — Да какая разница, как я выгляжу! Это ведь все равно я. А что, разве она не красива? — п олюбопытствовала я, отложив зеркальце и поправив желтый узелок, который нравился ему больше всего. — Кто? — Девушка, в чье тело мне пришлось вселиться. — Она красива. Но то, как она размалевана… Я не это пришел сказать! — о помнился Дис, наконец оторвавшись от созерцания узелка. — К ак ты могла так со мной поступить? — Кто старое помянет… — я не успела договорить пришедшую на ум пословицу землян, да и не помнила уже ее концовки. Дис перебил меня: — Ты все-таки ушла к этому пройдохе! — Это в прошлом, не стоит вспоминать. — Нет стоит! Такое не забывается даже через сотни лет. Ты не представляешь, в каком состоянии я был, когда потерял тебя. А ты… ты там создавала виртуальные миры и развлекалась с этим… прощелыгой! — Не то чтобы развлекалась, — о твернувшись, сказала я, вспомнив эти самые «развлечения», которые продолжали сниться мне по ночам. — Что значит «не то чтобы»? Ты хочешь сказать, тебе там плохо с ним жилось? — Жилось бы хорошо, не сбежала бы в реальность в чем попало. Дис пытливо вгляделся в меня: — Так значит, мне не показалось? Ты удирала тогда в толпе не только от меня, но и от него тоже? А я-то решил, что он просто тебя прикрыл. — Я жаждала встречи с ним еще меньше, чем с тобой. — Зачем он преследует тебя? Что ему нужно? — Вернуть меня, — удовлетворила я его любопытство. Лола закинула ногу на ногу и снова поправила концы узелка на животе, но это больше не действовало. — Все эти годы я ждал сегодняшнего дня как момента истины, — с казал он. — Я тоже создавал виртуальные миры, в которых присутствовала ты. То есть нечто неодушевленное с твоей внешностью. Я ненавидел тебя. Я делал с тобой ужасные вещи, много раз убивал тебя разными способами. Все думал, как мне лучше тебя прикончить, когда я доберусь до тебя настоящей. И вот я добрался. Но теперь понимаю, что не могу. Не хочу, — Д ис неожиданно порывисто наклонился ко мне и поцеловал в губы. Я вздрогнула — н ичего не изменилось, точно все было вчера. И он был точно таким же, как раньше. Но я… — Что это за тип был здесь у тебя вчера? — спросил он о Ференце, отстранившись. — А-а, это?.. Так, один приятель. Он ученый, профессор. Раскапывает происхождение планеты и все такое, — придя в себя, ответила я. — Плевать я хотел на его ученые степени! Не хочу видеть его впредь рядом с тобой. — Вот как? А ничего, что я не должна перед тобой впредь отчитываться? Ты мне не муж. — Я был им! — Это было давно и неправда. — А это ты видела? — с просил Дис, достав один из своих пистолетов. — С его помощью я стану, кем захочу. «Что за сумасшедшие у тебя любовники?! — струхнула Лола. — Ведь он шутит, правда?» «Не знаю», — ответила я. — Убьешь меня вот так запросто? — заискивающе спросила Лола. На миг Дис подпал под ее влияние, но потом вдруг приставил дуло к моему лбу. «Что, действительно? Просто убьешь меня вот так?» — спросили мои удивленные глаза. При этом я заметила боковым зрением торчащую из-под куртки рукоятку второго пистолета. — Зачем тебе оружие? — с просила я. — Н е спорю, ты эффектно появился тогда в толпе, паля сразу из двух стволов. Но сейчас не обязательно тратить на меня пулю. — Я здесь, представь себе, тоже в не совсем подходящем теле. Как ты выразилась, «пришлось взять, что было», — с казал Дис, убирая пистолет. — В каком смысле? — не въехала я. Ведь, в отличие от меня, ему не приходилось сожительствовать с покойником — э то было его родное тело. — Я человек. — Надо же! Ни за что бы не догадалась… — Когда я удирал в реальность, другого в наличии не было — только это, выращенное по моей ДНК. А твой Макс, если уж ты действительно не в курсе, заселился в биокиборга, — продолжал Дис. — Физически он в десятки раз сильнее обычного человека, и в рукопашной схватке мне его не одолеть. Поэтому у меня столько оружия, — с этими словами он распахнул куртку, под которой оказался бронежилет и целый набор орудий убийства. Разве что базуки не хватало. — Господи всевышний!.. — только и выговорила я, неосознанно протягивая руку к смертоносным игрушкам, однако Дис остановил ее, схватив меня за запястье. — Я помню твою страсть ко всем этим штукам, — с казал он. — Н о прошу тебя, ничего не трогай. Лучше я сниму это сам. — Доброе утро, мой единственный и неповторимый, — п ропела я, поцеловав Диса. Он не отреагировал. Значит, сработало: ночью я напоила его лимонадом с двойной дозой снотворного. Выпил он много, поскольку от переизбытка чувств нам обоим в ту ночь было жарко, и, по моим подсчетам, проспать должен был до вечера. Так что можно было не торопиться. Но убираться нужно было поскорей — вдруг он раньше очухается? Я собирала вещи, укладывая их в спортивную сумку. Разумеется, все барахло я забирать не намеревалась, да и не унесла бы. Только самое необходимое: горстка трусиков, пара платьев, полотенце, зубная щетка… Ну еще кое-что из косметики, разбросанной по полу. Натянув потертые по вечной моде джинсы и шерстяной свитер с огромным красным сердцем на груди, я вошла в спальню, чтобы попрощаться. Надо было уходить, но мне так хотелось побыть с Дисом хотя бы еще немножко, ведь мы столько лет не виделись. Зачем же я его тогда усыпила? Да потому что, как и Лола, больше никому не доверяла. Нам обеим показалось, что Дис опасен. Он ведь сам говорил, что намеревался меня убить и именно для этого разыскал. То, что он не прикончил меня вчера, ничего не значило: он спокойно мог сделать это сегодня. А быть может, ему просто понравилась Лола, поэтому он и отложил месть на потом? Дис очень изменился за последнюю сотню лет, почти научился владеть собой, чего не умел тот Дис, которого я знала. Это и настораживало: мне казалось, в любую минуту он может выкинуть что-нибудь неожиданное. Но все же я рискнула растянуться рядом и еще некоторое время рассматривала его лицо. Вдруг я его больше никогда не увижу? — Лола, — позвала я вслух, выходя из задумчивости. «Что?» — Скажи, он тебе хоть немножко нравится? «Не понимаю, что ты в нем нашла. Это не мой тип». — Тогда почему я его до сих пор люблю? Уже вторую жизнь подряд его одного! «Любовь — ш тука удивительная. Кое-кто вообще ее испытал лишь после смерти, — о тветила Лола. — К стати, я соскучилась по Ференцу. Не заглянуть ли нам к нему сегодня? Тебе ведь все равно больше некуда идти». — Хорошо, давай заглянем, — с огласилась я. И, достав маркер, написала на голом животе Диса крупными буквами: — Можно я у тебя сегодня переночую? Да нет, ничего не случилось. Просто соскучилась. А не мог бы ты снять мне квартирку поближе к тебе? Здесь я как-то неуютно себя чувствую, — попросила Лола, позвонив Ференцу. Ну разве он мог ей отказать? LXIX Ференц открыл дверь, и мы с Лолой вошли. Едва переступив порог, я обмерла от окружающего великолепия. — Это квартира одного моего друга, который сейчас в отъезде. Ты можешь пожить здесь некоторое время. Только, ради всего святого, не бей посуду. Его коллекция фарфоровых тарелок стоит целое состояние, — указав на сувениры на стеллажах вдоль стен, попросил Ференц. — Я никогда не бью посуду, — заверила я. Как я была неправа!.. Квартира была действительно шикарной и напоминала музей. Посреди гостиной стоял огромный рояль, и у Лолы при виде его загорелись глаза. — Он что, настоящий? — подойдя и заглянув под крышку, спросила она. — Не электронный? Я тоже глазам своим поверить не могла: впервые в жизни видела настоящий рояль. — Мой друг — большой ценитель музыки. И очень богатый человек, — добавил Ференц, как бы нехотя признавая превосходство товарища. А потом притянул меня к себе, пытаясь отвлечь от рояля. «Я умею играть!» — шепнула мне Лола. «Да что ты?» — ответила я без особого интереса и прильнула к губам Ференца, который с каждым днем нравился мне все больше. Я понимала, что смешиваю свои чувства с чувствами покойной, но уже ничего не могла с собой поделать. Пожалуй, я не смогла бы обходиться без ее любви к этому чужому мне человеку. Потому что, едва я вспоминала, кто я на самом деле, мне становилось тошно. — Вряд ли твои бывшие друзья станут искать тебя в элитном районе, — сказал Ференц, открывая бутылку вина, обнаруженную в домашнем баре. А Лола прыгнула за рояль. — Не перестаю тебе удивляться! — в осхищенно говорил Ференц, пока пальчики Лолы бегали по клавишам, извлекая потрясающей красоты музыку. На самом деле восхищался он не фортепианной пьесой, хотя Лола играла великолепно. Выждав еще немного, Ференц улучил момент и стянул меня с круглого вращающегося стула. Правда, то, что он затем сказал, мне совсем не понравилось. — А если бы я случайно не пришел тогда в кабинет Мура, как бы ты выкрутилась? — с просил он, положа руки мне на плечи и посмотрев в мои честные глаза. — Ты бы переспала с ним? Я промолчала, и Ференц больно сжал мои плечи своими длинными пальцами. — Ты бы сделала это? — жестче повторил он вопрос. — Лучше обмануть врага, чем быть уничтоженной им, — сказала Лола. Кажется, подействовало: Ференц ослабил хватку — о н не выносил лжи. — Я была на волосок от гибели, так что же мне оставалось делать? Он сам отправил меня в душ. Я просто тянула время. — Я люблю тебя, — сказал он мне впервые. — Даже не думал, что это еще когда-нибудь может со мной произойти. Но это произошло. — Я не… — Дай мне договорить! Я давно ни к кому не испытывал ничего подобного. Я ученый и считаю, что любовь — это химия. Но если это и так, то твой букет феромонов подходит мне на сто процентов. — Мне еще никогда не признавались в любви столь странным образом… — Не перебивай меня! Хочу, чтобы ты знала: я не склонен ограничивать твою свободу, но теперь, когда в полной мере осознал твою значимость для себя, предупреждаю, что буду очень ревнив. — Продолжай, мне нравится… — Я не хочу, чтобы кто-нибудь когда-нибудь кроме меня… — Но это логично. Я хочу от тебя того же! — Я не знаю, что я тогда сделаю, — не обращая внимания на мои реплики, закончил он, захлопнув крышку рояля, подхватил меня и посадил на край инструмента. Не выспавшись в предыдущую ночь с Дисом, я едва выносила ласки Ференца, который любил Лолу несколько часов подряд. Она была в экстазе, а меня уже не хватало. Поэтому я вырубилась в ту же секунду, как только он оставил меня в покое. А случилось это уже в предрассветные часы. Мы ехали по автостраде. Небо было хмурым и беспросветным. Первые крупные капли расплющились о лобовое стекло, потом дождь пошел толстыми редкими струями, а уже через минуту полило как из ведра, и дворники едва успевали смахивать потоки воды. — Я ненавижу тебя. Ты забрал у меня все, — сказала я Максу. Тихо и почти без выражения. Но я вложила в эти несколько слов всю свою боль, и Макс это почувствовал. — Если Дис был твоим всем, то в твоей жизни вообще ничего не было, — ответил он. Мне не хотелось с ним говорить. Я уже давно все ему сказала: сказала, что у меня нет и никогда не будет к нему ничего даже похожего на любовь и что однажды я выберусь из этого искусственного рая и отправлю его — к огда-то доброго друга, а теперь тюремщика — п рямиком в ад. Дис действительно был моим всем. Он предал меня, он обманул мои чувства и разбил мое сердце. Только от этого я не перестала любить его. — Он давным-давно помер от пьянки, — сказал Макс. — А не выпить ли нам? — я прищелкнула пальцами, создавая из воздуха бутылку. Но Макс воспротивился такому своеволию. — Я разве разрешал тебе? — спросил он, и бутылка исчезла. Мне было по большому счету наплевать, есть бутылка или нет. Передо мной давно разверзлась черная бездна. Она никуда не исчезала все эти годы. Мне каждую минуту хотелось прыгнуть в нее и разбиться. Только я все еще надеялась однажды взять реванш над судьбой. — Он не восстанет из праха! — вспылил Макс, понимая, что я продолжаю думать о Дисе. — Не воскреснет! Ты видела его мертвым. Забудь его! Перестань думать о нем! Я усмехнулась: — Я видела лишь то, что ты мне показал. Это раз. А потом, ты знаешь: чем больше запрещают, тем сильнее хочется. И хватит копаться в моих мыслях! Это два. Завизжали тормоза — М акс вгорячах остановил экомобиль. Мы стояли на пустой трассе посреди поля. — Значит, не веришь мне? — произнес он. — Я все равно найду лазейку, — пообещала я, вышла из машины и в мгновение ока промокла до нитки. Хотя моему виртуальному товарищу ничего не стоило «выключить» дождь. — Что ж, валяй! Ищи, — широким жестом руки Макс подчеркнул огромность созданного им мира. Ударил гром, в небе сверкнула огненная молния и снова прогремел гром. В грозовой вышине отчаянно закричала птица. — Мастер декораций, — с презрением произнесла я и пошла прочь под холодным дождем. — Иллюзионист чертов! Когда я прошла метров сто, Макс вышел из машины и решительно пошел следом. Он думал, я этого не почувствую, но я давно научилась ощущать его присутствие за спиной. Я проспала до обеда, а разбудил меня звук шипящей сковороды — н аверное, его я и преобразовала в сновидении в звук дождя. Щурясь от падающего сквозь окно во всю стену солнечного света, я прошла в кухонный отсек шикарной квартиры и застала Ференца у плиты — в трусах, носках и клетчатой рубашке. Он готовил яичницу, а в кофеварке побулькивал только что сваренный кофе. — Доброе утро, соня Соня! Я тут решил приготовить на завтрак здоровую пищу — из настоящих птичьих яиц. — Откуда эта рубашка? — с просила я, подойдя, встав на цыпочки и коротко чмокнув его в щеку. — Нашел здесь. А что? — Она меня раздражает. Ты не мог бы переодеться во что-нибудь другое? Рубашки в клетку напоминали мне о Максе, а он и без того полночи снился мне, чтобы еще и утром о нем думать. — Да не проблема! Тогда принеси мне это «что-нибудь другое» — там в шкафу у Мура много чего висит… — У Мура? — п ереспросила я, забыв о рубашке. — Да… Я собирался тебе сказать, малышка, — понимая, что проболтался раньше времени, Ференц раскладывал болтунью на квадратные тарелки. — Присядь-ка. Я послушно забралась с ногами на стул перед столом, напоминающим барную стойку. И только теперь поняла, почему Ференцу пришлось позаимствовать рубашку у хозяина квартиры, — его собственная рубашка была на мне. — Но зачем?.. — мне не удалось сформулировать вопрос, однако мои глаза сделали это красноречивее слов. — Он хочет, чтобы ты была на виду. Все еще опасается, что ты шпионка, и попросил меня присмотреть за тобой, пока он не вернется. Поэтому мы здесь, — объяснил Ференц, присаживаясь на соседний стул и подавая мне вилку. — Тут у него скрытые камеры и все такое. Я, разумеется, все лишнее оттуда сотру. — Но ты же не думаешь, что я?.. — Брось! Конечно же нет. Это все формальности. Что-то вроде испытательного срока: он намерен предложить тебе работу в институте. — Ф еренц принялся уплетать яичницу за обе щеки, продолжая говорить с набитым ртом. — И потом, разве здесь не здорово, а? Мне нравится. — Работу? — р астерялась я. — М не? — Да, тебе. Что ты умеешь делать? — Делать? — в конец растерялась я. — Н у… немного разбираюсь в оружии, знаю несколько языков, — попыталась я припомнить то, что пригодилось бы при составлении резюме. — Я могу подавать кофе, — д обавила я, вспомнив кофемашину в кабинете Мура. Как вдруг до меня дошло: это ведь мой счастливый случай! Если все пойдет гладко, я проберусь в «Дао» и смогу выяснить, чем они там на самом деле занимаются. — Ты знаешь несколько языков и собираешься подавать кофе? — п оперхнулся Ференц, уставившись на меня. — К акой университет ты оканчивала? — Это ведь тоже для того, чтобы я была на виду, ведь так? — с просила я вместо ответа. — Чтобы меня удобнее было контролировать? — Вообще-то да, — п ризнал Ференц. — Н о ты знаешь, это не самое плохое предложение по сравнению с «отстойником», в который он собирался тебя отправить. У тебя будет приличная зарплата, и рядом буду я. — Конечно, — вертя кофейную чашку, грустно вздохнула я, наблюдая, как Ференц выдавливает на свою тарелку соус из тюбика. — А если бы я не позвонила тебе вчера, ты бы все равно привез меня сюда — не сегодня, так завтра? Ференц промолчал. Все и так было ясно. «Еще один плен», — подумала я, несмотря на то, что была на верном пути и все ближе продвигалась к своей цели, почти не прилагая усилий. Но хотела ли я продвигаться к ней? LXX — Что такое? — у видев ранним утром озабоченное лицо Ференца, встревожилась Лола. — Даже не знаю… Какой-то он сегодня растерянный, — озадаченно проговорил Ференц после звонка Муру. — Но ведь он сам же просил привезти тебя к нему в институт, чтобы подписать с тобой договор! — А сейчас? — Сказал, что ждет нас, но… как будто не сразу вспомнил, о чем речь. — Может быть, он хорошо провел время в поездке? — шутя, предположила я, надевая одно из своих платьев. — Слушай, так не пойдет! — воспротивился Ференц, разглядывая мой наряд. — Нет ли у тебя чего-нибудь более… строгого, что ли? — Такого не держим, — н адула губки Лола. — Х отя, — в спомнила я, — е сть одна вещица! Я достала из шкафа плечики с не слишком коротким темно-желтым платьем офисного типа — с белыми воротничком и манжетами. Недавно, увидев его на витрине, не удержалась и купила. Как чувствовала, что пригодится. — Ну это еще куда ни шло, — одобрил Ференц. «Мерзость та еще! — в озмущалась Лола, ощущая кожей плотную грубоватую ткань. — Д а еще и желтое! Ненавижу этот цвет — я в таком смерть свою нашла». «Потерпи, мы ведь идем устраиваться на работу. Надо произвести хорошее впечатление на шефа». «Хватило бы произведенного при первой встрече!» — бурчала Лола. Лола терпеть не могла рано вставать и была не в восторге от того, что теперь придется подниматься спозаранку. Но меня ее предпочтения не волновали. Я ехала рядом с Ференцем в его аэромобиле и напряженно думала о том, как мне разговаривать с Муром. Ведь он не очень-то поджентльменски обращался со мной в прошлый раз. А тут еще эта слежка и подозрения в шпионаже, пусть и не на пустом месте… Но, когда мы вошли в его кабинет, напряжение схлынуло: Мур пребывал в приподнятом настроении, будто бы не помнил, да и не собирался вспоминать, неприятные нюансы нашего знакомства. Встреча выглядела как обыкновенное собеседование, во время которого я, разумеется, наврала о двух высших образованиях, опыте работы и так далее. Ференц пообещал мне изготовить фальшивые документы, если Муру вдруг вздумается проверять. Хотя такой цели он перед собою не ставил — всего лишь хотел, чтобы я не пропадала из его поля зрения. Когда с условностями было покончено, он положил передо мной на стол бумагу и ткнул пальцем: — Ну а теперь ты должна поставить подпись вот здесь. …Наверное, я слишком долго читала договор, так что и Мур, и даже Ференц занервничали. Подписывать я не торопилась. — Давайте не будем заниматься буквоедством, — предложил Мур. — Если вас что-то не будет устраивать, мы его перепишем. Это же простая формальность! — Сейчас формальность, а завтра выяснится, что я добровольно подписала себе смертный приговор, — еле слышно пробормотала Лола, пробегая глазами строчку за строчкой. По-видимому, она, как и я, не горела желанием оставлять автографы на документах, а условия этого договора были, мягко говоря, туманными. — Зачем вообще что-то подписывать? — оторвавшись от чтения, я вопросительно взглянула сначала на одного, потом на другого. Ференц в свою очередь вопросительно посмотрел на Мура: мол, действительно, зачем? А тот лишь пожал плечами: — Чтобы все мы чувствовали себя юридически защищенными. Это хоть какие-то гарантии — п режде всего, твоих прав, э-э… Соня. — М ур встал из-за стола и отвернулся к окну. — Да не нужны мне никакие гарантии, — заикнулась было я. — Малышка, просто подпиши, — тихо попросил Ференц, дотронувшись до моего плеча. — Ничего страшного не произойдет, я тебе обещаю. Лола адресовала ему полный отчаяния взгляд, который спрашивал: «У меня ведь нет выбора, правда?» Но спокойные глаза Ференца отвечали: «Все в порядке». Моя подпись аккуратно легла на поверхность бумаги. Мур, мгновенно оказавшийся рядом, подхватил документ и отправил его в сейф. — А мой экземпляр?.. — н ачала я, но напоролась на упреждающий взгляд Ференца. «Не волнуйся», — снова прочла я по его губам. — Поздравляю! Теперь вы — н аш главный переводчик и переговорщик, — продолжал Мур. — Желающих попасть в наши ряды, поверьте, немало, но не всем так везет. Можете приступать к работе с завтрашнего дня… Он говорил что-то еще, но мысли увели меня в сторону. За окном, насколько хватало взгляда, простиралась серая холмистая пустошь, поросшая чилижником, и я вдруг вспомнила кладбище на погибшей Земле, где мне как-то раз довелось побывать и вернуться оттуда. Крики птиц, горький запах степных трав и непроглядная тьма, сквозь которую смотрела на Землю бледнолицая луна с тревожным лицом… У Кавы не было спутников, но почему-то здесь я так часто видела во сне лунный свет, падающий на надгробия, меж которыми бродила неупокоенная душа Лолы. Я вспомнила и вторую себя, оставленную жить в древнем мире. Мне до сих пор становилось не по себе, когда я представляла себе участь той, второй Жеки. — Ну что ж, — у слышала я голос Ференца, прорвавшийся сквозь гомон моих воспоминаний. — М не пора. Мой аэропоезд через… — о н взглянул на часы на стене, — …два часа. А еще нужно заехать за чемоданом. — Что? Ты уезжаешь? — р астерялась Лола, соскочив со стула. — П очему ты мне не сказал? — у меня возникло ощущение, что я лишаюсь опоры под ногами. — Я не знал, как ты это воспримешь, малышка. Собирался сказать тебе вчера, но не смог — наш последний чудесный вечер был бы испорчен. — Куда же ты едешь? — глядя на Ференца исполненным трагизма взглядом, спросила Лола. — Помнишь, я рассказывал о дремлющем вулкане, в районе которого недавно обнаружили породу, больше нигде в мире не встречающуюся? Предположительно, она была выброшена во время извержения вместе с лавой тысячу с лишним лет назад. Там сейчас проводятся раскопки, и археологам нужна моя помощь. Если все пройдет успешно, скорее всего, я пробуду в отъезде не больше двух недель. Ну все, выдвигаюсь. Приятель, ты мне за нее головой отвечаешь! — предупредил он своего начальника, коллегу и друга в одном лице. — Не беспокойся, я за ней присмотрю, — с нисходительно улыбнувшись и похлопав его по плечу, дал слово Мур. — Удачи тебе в поисках! Не то чтобы меня обрадовало это заверение, но раз уж он пообещал Ференцу, то со мной ничего плохого случиться не должно, понадеялась я. — Будь осторожен, — сдерживая слезы, прибавила Лола, потрясенная столь внезапной новостью о разлуке. — Не провожай меня, терпеть не могу долгих прощаний, — целуя меня взасос прямо при Муре, сказал Ференц. — Как доберусь до лагеря археологов, позвоню. Я поверить не могла, что он так со мной поступил! И почему именно сегодня, в день подписания договора? Хотя, если бы я заранее знала об отъезде Ференца, вряд ли так легко поставила бы свою подпись. И он это, безусловно, понимал. «Не кори его. Вдруг это и правда единственная гарантия нашей с тобой безопасности? — п редположила Лола. — К то знает, что было бы, если бы Ференц уехал, не позаботившись обо всем заранее?» Еще некоторое время я смотрела на закрывшуюся за Ференцем дверь, а потом обернулась к Муру. LXXI Мур разлил кофе по чашкам и любезно подал одну мне. — Как вы обходитесь без секретарши? — с просила я, опускаясь в кресло перед его столом и пытаясь прийти в себя после столь неожиданного поворота событий. Но мне все никак не удавалось собраться с мыслями: Ференц оставил меня! Он оставил меня здесь одну! — В нашем деле не нужны лишние люди, — объяснил Мур и тоже опустился с чашкой кофе в свое огромное начальственное кресло. Оно скрипнуло, и в этот момент я почувствовала нечто неприятное, но лишь спустя пару секунд поняла, что именно напомнил мне этот скрип. — Т ы — исключение из правил. Но ведь он друг Ференца, и мне нечего бояться, думала я, украдкой наблюдая за Муром. Он достал из ящика стола небольшую фляжку и плеснул себе в кофе пару колпачков на глаз, а затем вытащил из хьюмидора толстую сигару и лукаво взглянул на меня, будто прочел на моем лице то, о чем я думала. — Хм, — ухмыльнулся Мур, откинувшись на спинку кресла. …По моей спине пробежал холодок: этого не может быть! Мне это только кажется! Уж не схожу ли я с ума? Но, несмотря на внутреннее сопротивление страшной догадке, уже спустя пару секунд у меня почти не оставалось сомнений, кто передо мною. Слабо брезжила лишь жалкая надежда: а вдруг я просто переутомилась? Лола так сильно нервничала из-за внезапного отъезда Ференца… «Это не Мур? — у дивилась Лола, просканировав мои мысли. — А кто?» — Я знаю, кто ты на самом деле, — сказал он, раскуривая сигару и совершенно развеивая все мои сомнения по поводу того, кажется мне или не кажется. И меня обдало холодком. — Разве мы раньше встречались? — так, на всякий случай спросила я упавшим голосом: вдруг он имел в виду, что знает, кто на самом деле Лола? — Неужели не узнаешь своего старого знакомого? — он выпустил мощную струю табачного дыма. Я поставила чашку на стол, так и не сделав ни глотка. Я отказывалась верить. Но он не оставлял мне надежды. — Наконец-то мы одни и можем спокойно поговорить, — произнес Падула и зловеще улыбнулся, плеснув в мой нетронутый кофе своего пойла из фляжки. — А самое потрясающее, что я тебя даже не искал, еще и не начал даже. Ты сама ко мне пришла! — х лопнул он в ладоши. — П рямо вот в эти самые руки. — Он восторженно потряс ими в воздухе. — Но что ты будешь делать! Как только я нахожу толкового парня, появляешься ты и совращаешь его, аркан набрасываешь ему на шею, — б еззлобно, скорее насмешливо продолжал он, разглядывая меня получше. — Т олько на этот раз я не дам тебе его увести — у меня на него большие планы. — Ты о Ференце? — т ихо спросила я. — А при чем тут Ференц? И где… настоящий Мур? — я сама поражалась, как могу так спокойно говорить. — Догадайся, — покуривая, он продолжал оценивающе меня разглядывать. — Ты прикончил его? — Не совсем. У него слишком умная голова, да и с годами я стал мягок, не то что раньше. — О н сцепил пальцы, хрустнул костяшками и поднялся из-за стола. — Для начала я его оцифровал, а там видно будет. Я вжалась в спинку кресла и с опаской посмотрела на сигару в его руке. «Ну, быть может, с годами многое изменилось», — снова наивно понадеялась я. Тони обошел стол, приблизившись ко мне, и действительно не стал тушить об меня окурок. Вместо этого он поднял меня свободной рукой со стула за шкирку, словно котенка (это идиотское сравнение почемуто опять пришло в голову), посадил на столешницу, а сам придвинулся вплотную, словно мы были любовниками. Находись со мной в такой позе настоящий Мур, вероятно, все выглядело бы более естественно, но в случае с Падулой это не лезло ни в какие ворота. — Что ты собираешься делать? — с просила я, вздрогнув и почувствовав, как Лола внутри сжимается в комок. «Ну и знакомые у тебя!» — упрекнула она. — В этой жизни ты еще слабее и жальче, чем в прошлой, — заметил Тони, сунув сигару в рот. — Даже не предполагал, что ты так сглупишь. Что побудило тебя поторопиться? Это больше похоже на побег. В ваших рядах междоусобица? — д огадался он. Затем он принялся тщательно осматривать меня как не поддававшийся общему правилу экземпляр — н е умерший на третий день после заселения в тело погибшего человека: заглянул в мои глаза, словно доктор, потрогал волосы и лицо. Когда же с усмешкой начал щупать все остальное, Лола с размаху врезала ему по морде, а я взвыла от боли — П адула был словно выточен из камня. В тот момент я в полной мере осознала, кого Дис называл биокиборгами. — Ну-ну, — в зяв мою ушибленную руку и картинно подув на нее, произнес Падула. — Тело Мура мертво. Это его копия, усовершенствованная. Так что не советую меня бить, только хуже будет. — Ты что, совсем не чувствуешь боли? — с просила я с безнадежностью в голосе. — Это всего лишь программа, которую я могу отключить. Как и наслаждение. — Он взял тонкую кисть Лолы и провел ее ладонью по своей выбритой, но уже снова становящейся колючей щеке. — А вот ты чувствуешь по-настоящему. И мне все это, признаться, очень нравится. Мне, черт побери, нравится такая ситуация! — в оскликнул он. — Д аже не представляешь, насколько приятно! А ты говоришь, не чувствую… — Чего ты хочешь? — сглотнув, спросила я, когда он прижался ко мне еще плотней. — Никогда не занимался любовью с покойницей, — издевательски произнес он, кладя свою руку мне на спину и нежно поглаживая. — Не смей! — страшным полушепотом произнесла я. Тони усмехнулся с умилением. Усмешка Мура была доброй — добрее прежней усмешки Падулы. Но я-то знала, что это он и что добром для меня сегодняшний день не закончится при любом раскладе. Тогда меня снова затрясло — как в первый раз. — Удивительно: никаких трупных пятен, — п родолжал он шутить, разглядывая мои плечи и руки, а заодно расстегивая пару верхних пуговиц на своей рубашке и ослабляя узел галстука. Но вместо того, чтобы приступить к обещанному, достал из кармана непонятный предмет и приложил к моему предплечью. Что-то выстрелило под кожу. Боль была резкой, но быстро отпустила. — Что это такое? — Ничего не понимая, я разглядывала свою руку. — Ну вот, теперь все, — сказал Тони будто бы даже с облегчением. — Что это такое, черт тебя подери! — Вживляемый датчик, благодаря которому я всегда буду знать, где ты находишься, что ты делаешь. И даже что ты ощущаешь. — Не-ет, — п рошептала я и помотала головой, осознав сказанное им. — Скажи, что это неправда! — с казала я громче, неосознанно вцепившись в ворот его рубашки. В тот момент мне показалось, что случилось самое страшное, что только могло со мною случиться. Но я ошибалась: с Падулой всегда могло быть хуже. — На этот раз ты будешь меня слушаться, — у веренно сказал он, отвечая на мой взгляд своим, властным и беспощадным. — Не дождешься! — прошипела Лола и вцепилась ему в лицо. Падула не успел увернуться, и на его щеке появились три цара- пины. — Отныне все будет иначе, — пообещал он, схватив меня одной рукой сразу за обе кисти и развернув к себе спиной, а потом разорвал на мне сзади платье сверху донизу, словно какую-то ветхую тряпку. И я могла предположить все, что угодно, но только не то, что должно было случиться в следующие секунды: он снял ремень, одним движением закинув маленькое тело Лолы на стол, и размахнулся. Я услышала в воздухе свист и почти сразу же почувствовала пронзившую тело боль. — Как же давно я этого не делал! — с наслаждением произнес Тони. …Он даже рычал от удовольствия. Но некоторое время спустя я перестала слышать его из-за визга Лолы. Я не могла ее контролировать, и она визжала, как ненормальная, пока не выбилась из сил и не начала жалобно всхлипывать. Наконец — уж не знаю, сколько прошло времени, но я уже решила, что вот-вот отдам концы, — П адула остановился, шумно отдуваясь. Он рывком перевернул меня на спину и, взглянув на испачканное потекшей косметикой лицо Лолы, которая смотрела на него с ужасом и мольбой, спросил: — Ну как? Теперь будешь меня слушаться? — Буду, — одним движением губ ответила Лола. В тот момент мы обе не смогли бы выговорить ни звука. — Беспрекословно? — Да, — прошептала она одними губами. На лице Падулы отобразилось удовлетворение. «Ах ты извращенец!» — подумала я. — Будешь делать все, что я велю? — продолжал он. — Да, — со всем соглашалась она. Я скосила глаза на окровавленный ремень с металлическими, словно на ошейнике пса, шипами, которым он только что выпорол меня, и представила себе, во что превратилась нежная спинка Лолы. Вспомнила шрамы на спине Диса и поняла, что подверглась точно такому же уроку, что и он в далеком прошлом, будучи еще мальчишкой. «Теперь мне понадобится еще одна татуировка», — з ачем-то подумала я, хотя было не до шуток. — Вот и хорошо, — н а выдохе произнес Падула, отбросил ремень в сторону и расстегнул ширинку. LXXII Падула, то есть Мур (он велел не путаться в его именах на людях), ехал со мною рядом на кожаном сиденье в шикарном эколимузине. В его понимании моя вербовка прошла успешно. — Ты имеешь власть над Ференцем, — говорил он мне. — И ты будешь использовать его чувства к тебе, чтобы вертеть им, как мне заблагорас- судится. Я хочу, чтобы он продолжал думать, что я его друг Мур. Мне нужны его научные разработки. Натура он увлекающаяся, и я уверен, что нам с тобой совместными усилиями удастся выжать из него все, на что он способен. Я молча смотрела в окно, не желая принимать реальность. Израненная спина липла к подкладке плаща. Ситуация была просто ужасной: Тони стал моим полноправным хозяином. Спасибо, хоть не заставлял величать его «моим господином»! Хуже я не чувствовала себя даже в гареме Ахмеда. Благодаря вживленному под кожу датчику Падула не только мог отслеживать мои передвижения, но и причинять боль — технические возможности микроскопической штуковины это позволяли. Правда, ему больше нравились естественные методы, и он обещал прибегать к помощи искусственных лишь в самом крайнем случае, если перестану подчиняться. Вот так пожила на свободе!.. Как же я его ненавидела, как проклинала в тот день! Но с ним не случилось ничего из того, что я ему пожелала. — Выпей, — о н подал мне бокал игристого вина, но я не отреагировала. — Я надеялся, ты все поняла. Ты не должна игнорировать мои слова. Это не просьба, а приказ… Выпей, станет легче, — приказал Тони чуть ласковей. — Какая забота о моей персоне! — г орько усмехнулась Лола и приняла бокал. Падула внимательно посмотрел на нее. То есть на меня. Я совершенно к тому времени запуталась, кто я, да это было уже и не важно. — Вечером к тебе приедет мой врач, он залечит твои раны. — Какой еще врач? Не надо мне никаких врачей. — Я сказал надо — з начит, надо, — о трезал он. Я выпила и попросила еще. Тони не был жаден на выпивку — н апротив, ему всегда доставляло удовольствие наблюдать, как другие напиваются. Сам же он, казалось, никогда не пьянел — ни в прошлой жизни, ни тем более в этой. Он без лишних слов вновь наполнил бокал и с удовлетворением наблюдал, как я его опустошила. — Врача зовут Лунг. Я дам тебе несколько дней на реабилитацию, потом выйдешь на работу и получишь дальнейшие указания. А пока ты не должна высовывать носа из дома и сообщать о случившемся ни одной живой душе. Ты поняла меня? — спросил Падула, не отрывая взгляда от Лолы. Она нравилась даже ему — на тот момент я уже нисколько не сомневалась в этом. Как и в том, что он наведается ко мне еще не раз. — Поняла? — г ромче повторил Падула. Я нехотя кивнула. — Так-то лучше. И чтобы без сюрпризов. Он попытался погладить меня по щеке, но я отвернулась. Лимузин притормозил у подъезда, где мне предстояло выйти и подняться к себе. Как только за мною захлопнулась дверь, я стала отчаянно соображать, что мне делать. О том, чтобы вырезать датчик из-под кожи, не стоило и думать. Падула тут же об этом узнает, вернется и убьет меня. Или сделает что-нибудь еще более ужасное. Хотя, что может быть ужаснее произошедшего пару часов назад? Да лучше бы он меня убил! «В душ! — прогремела в голове показавшаяся спасительной мысль. — Смыть с себя скверну!» В ванной я скинула разорванное платье и осмотрела в зеркале свою исполосованную спину. «Да уж, выглядеть она будет теперь немногим лучше, чем у Диса», — подумала я. — Прости меня, Лола, — почему-то почувствовав себя перед нею виноватой, произнесла я. Она не ответила, и я осталась наедине со своим безутешным горем. Включив воду, я встала под душ и стояла так минут десять или больше. А когда вышла и завернулась в полотенце, поняла, что ничего с себя не смыла — я все еще помнила прикосновения Падулы и даже слышала его дыхание. — Ну за что мне это?! Не хочу! Не могу! — я горько разрыдалась в шикарной квартире Мура, бросившись на кровать. Никто не мог услышать меня в тот момент. Никто, кроме него. Я знала: он слышит, что я плачу. Радуется состоявшейся мести. Но мне было так плохо, что я не могла успокоиться. Только слезы не принесли облегчения. — Как такое возможно? — продолжала я убиваться. — Мой злейший враг! Дьявол во плоти! Враг всего рода человеческого, возомнивший себя Всевышним! Изверг! Душегуб проклятый! И отец Диса. Как же ты допустил такое, Господи? Уму непостижимо… Произошедшее казалось мне немыслимым до такой степени, что я чуть не лишилась рассудка. «А что тут удивительного? — неожиданно бодро произнесла Лола, решив-таки поддержать меня. — О н — м ужчина, ты — ж енщина. И не важно, насколько вы разные. Ничего страшного не произошло». — Ничего страшного? — от удивления расширив распухшие от слез глаза, переспросила я вслух. — Да это ведь ужасно! Я сама себе про- тивна. «Ужасно то, что он вживил датчик тебе под кожу. Это действительно плохо. А остальное… Такое, знаешь ли, иногда случается со строптивыми барышнями — ублюдки вроде него любят подчинение. Но не ты, а он сейчас должен быть себе противен: настоящий самец женщину завоевывает, а не насилует». Излишне говорить, что в моем тогдашнем положении я просто не обошлась бы без поддержки Лолы. Но потом вспомнила про другую «подружку» — б утылку — и полезла в домашний бар Мура. Я пила долго и самозабвенно и к тому моменту, когда пришел врач, о визите которого предупреждал Тони, была уже чудовищно пьяна. Настолько, что Лунгу пришлось долго стучать в дверь, прежде чем я осознала, что кто-то пришел. На пороге стоял высокий седовласый мужчина с грубыми чертами лица, на вид ему было лет пятьдесят. Впрочем, врач Падулы мог быть биокиборгом, а это значит, ему могло быть и за сто пятьдесят. — Как самочувствие? — мягко спросил он и прошел в квартиру, не дожидаясь приглашения. Притворив дверь, я последовала за ним. Но, поскольку едва держалась на ногах, потеряла равновесие и растянулась в прихожей. — Самочувствие? — возмутилась я, когда он вернулся, чтобы помочь мне подняться. — Д а твой босс, провалиться ему в преисподнюю, с меня чуть шкуру живьем не содрал! — Алкоголь тут плохой помощник, — выкладывая диковинные инструменты из чемоданчика прямо на мою постель, сказал доктор. — О н лишь на время облегчает боль, но не снимет спазма. — Я пью не ради облегчения физической боли, — возразила я заплетающимся языком, тупо рассматривая все, что он разложил на одеяле. — А ради забвения боли душевной. — Вот как? — выпрямившись, ответил Лунг. — Тогда ты должна знать, что душевная боль не лечится никакими веществами. Это из области фантастики. Человек выздоравливает душевно, — п родолжал он, наполняя шприц мутной жидкостью, — л ишь когда получает необходимое для души. Для кого-то это спокойствие, для кого-то — д вижение, риск или безопасность… То, чего всегда не хватало. Понятие о счастье у всех разное. — Так вы хирург или психиатр? — п оинтересовалась я, насколько вообще могла интересоваться чем-то в таком состоянии, в каком находилась. — Все сразу. — Так не бывает. Человек не может быть асом во всех областях. — А я очень долго живу. И нахожу, что жить в невежестве очень скучно. Приходится искать себе развлечения. Я хочу взглянуть на твою спину, — перешел он к делу. — Может, сперва выпьем? — Не стоит, — он покачал головой. — А я хочу! Я повернулась к нему спиной, к которой прилипла еще недавно светло- розовая в цветочек, а теперь багровая ткань шелкового халатика. Ша- таясь, снова прошла к бару и все-таки налила себе и ему. Потом, по- думав, налила себе больше — почти до краев. Но, возвращаясь, половину расплескала. — На, держи, Эскулап. — Всплыло в моей памяти имя то ли первого во Вселенной, то ли просто очень древнего земного медика. — Глотни, чтобы рука не дрогнула. Резать будешь? — я покосилась на предметы, похожие на скальпели. — Ну что ты! Медицина давно не пользуется такими варварскими способами. Он отставил стакан на тумбочку, встал позади меня и приспустил халат с моих плеч примерно до середины спины. Потом присвистнул: — Узнаю Тони. Видать, ты его очень сильно разозлила. Но не волнуйся, я аккуратно заменю твою кожу на новую. Ничего не будет заметно. — Так значит, сегодня с меня все-таки сдерут шкуру, — с делала я вывод, опрокидывая в себя выпивку и сбрасывая халат на пол. — Ведь, чтобы заменить кожу, ее сначала надо содрать. Признаюсь честно, тогда меня это совершенно не пугало. Я не боялась ничего, кроме визита монстра, который — я знала! — обязательно еще придет. — Назовем это по-научному, — возразил доктор по поводу сдирания кожи и произнес ужасно длинный медицинский термин, который сразу же вылетел из моей пьяной головы. Но уже через полчаса я диву давалась, разглядывая свою спину в зеркале: она выглядела как новенькая. — Откуда ты родом, кудесник? — спросила я, запамятовав его имя. — Это неважно, — он деликатно отвел взгляд от меня, вертящейся перед зеркалом в полуобнаженном виде, убирая инструменты обратно в чемоданчик. — Ты узнаешь все позже, если понадобится. Но помни: ближайшие несколько суток не спи на спине и старайся носить легкую одежду. Сказав это, он ушел, не дождавшись слов благодарности. Я просто не успела их произнести, так неожиданно он исчез. LXXIII Оказалось, пока я убивалась из-за всего случившегося, несколько раз звонил Ференц. Но я не отвечала на звонки, и, забеспокоившись обо мне, он связался с Муром-Падулой, чтобы спросить, все ли в порядке. Тони успокоил его, заверив, что все хорошо, просто я, скорее всего, очень устала за день, «знакомясь с должностными обязанностями», поэтому наверняка сплю, и что он лично отвез меня домой. Из всего сказанного правдой было лишь последнее. Когда на следующее утро я нашла в себе силы перезвонить ученому бойфренду, Ференц был в столь приподнятом настроении по поводу каких-то вулканических находок, что даже не определил по моему голосу подавленное мое состояние. Слушая его, увлеченного своим делом (а он все говорил, говорил…), я на какое-то время сама забылась. А когда наш разговор завершился, почувствовала, что скучаю по нему. Я не пред- ставляла, каким образом мне удастся скрывать от него правду, как того требовал Тони, но в тот день мне ужасно хотелось, чтобы он поскорее вернулся. Только до этого было еще очень далеко — Ференц сообщил, что раскопки, скорее всего, займут не две недели, а несколько. «За это время я здесь точно копыта откину, — уныло подумала я, отложив астерофон в сторону, и посмотрела на футлярчик с клиостроном, в котором лежал всего один шприц. До следующего «полета» оставалось несколько часов. — Наверняка, узнав, что я наркоманка, Падула использует это против меня». — Мне нужно сходить по делам, — сказала я, когда он заглянул спустя пару дней после инцидента в институте. — По каким еще делам? — недовольно спросил Тони, бесцеремонно задрав на мне майку и разглядывая поправленную Лунгом спину. — Надо, — коротко ответила я. Время поджимало, а обстоятельства складывались не в мою пользу — клиострон закончился, а Падула с помощью датчика следил за каждым моим шагом. Впрочем, если датчик работал исправно, не стоило тешить себя иллюзиями, что он уже обо всем не догадался. Накануне я вколола себе последнюю дозу и долго реяла над вулканическими долинами, в которых копошились археологи — правда, уже не понимала, Земля внизу или Кава. Ференц оставил необходимую сумму денег, но, чтобы достать наркотик, нужно было встретиться с Риком. А мне не хотелось подставлять Рыжего, который в наших с Тони разборках был ни при чем. Так и представляла их с Падулой встречу: «Ты кто такой?» — «Да я… вот тут… Лоле «дурь» принес». А потом — хрясь! — и нет больше Рика. — У меня закончились ампулы, — сообщила я Падуле. — Какие еще ампулы? — Тони изобразил полнейшее неведение, но видно было, что он ждал этого разговора. — Да брось, ты же обо всем знаешь! — Что, совсем закончились? — он потянулся за моей сумочкой. — Не трогай! Отдай! — я попыталась ему помешать, но не вышло. — А ну успокойся. Сядь! — надавив на мое плечо, он усадил меня на стул и, порывшись в моей сумочке, открыл пустой футлярчик для шприцев. — Как бишь он называется? — Клиострон, — нехотя сообщила я. — И когда тебе в следующий раз ширяться? — Если прямо сейчас отсюда выйду, еще успею достать. — Никуда ты не пойдешь. Я сам тебе его принесу, — п ообещал Падула, засовывая пустой футляр в карман. Конечно же, узнав, что я ко всему еще и наркозависима, враг мой собирался оторваться по полной. И он пришел посмотреть, как все происходит, — и наче и быть не могло! Стоял надо мной и наблюдал, как я корчусь на домотканом ковре Мура. — Дай их мне, — просила я. — Ты же говорил, что принесешь! Казалось, мои страдания продолжаются целую вечность, хотя не прошло еще и десяти минут. За эти минуты я успела возненавидеть и тело, в котором приходилось жить, и узоры на ковре, и весь белый свет. Но больше всего я ненавидела в те страшные мгновения того, кто мог мне помочь. Мог, но не торопился. Он смотрел на меня глазами маньяка, которому нравится созерцать чужую боль, а боль была адской. — Ну ведь они у тебя есть? — в промежутке между приступами спрашивала я, глядя на него покрасневшими глазами, из которых неудержимо текли слезы вперемешку с тушью. — Есть, — спокойно ответил Тони, но не шелохнулся, продолжая удовлетворенно рассматривать меня, ползающую у его ног. Вскоре меня опять скрутило, и я уткнулась лицом в ворс ковра прямо рядом с его начищенным до блеска ботинком. — Пожалуйста! Ты же можешь мне помочь! — вскричала я, хватаясь за его штанину. — Могу, — до неприличия добрым голосом подтвердил он и даже не попытался стряхнуть меня с ноги, глядя свысока на жалкое существо, молящее о пощаде. — Что же тебе еще нужно? — обратив к нему перекошенное болью лицо, спрашивала я. — Я и так уже стою перед тобой на коленях и умоляю прекратить мои страдания! — Не я их тебе причинил, — все так же спокойно возразил изверг. — Но ты можешь это остановить. Я сделаю все, что ты хочешь! Помоги мне или прикончи меня! Больше не могу… Врагу не пожелала бы я таких нечеловеческих мук. Я даже вспомнила древнюю библейскую легенду о Сыне Божием, которого распяли на кресте. В те страшные минуты мне казалось, что гвозди в запястьях доставили бы мне меньшие страдания, чем эта невыносимая ломка. А Тони смотрел на меня и ничего не предпринимал. Просто смотрел. Тогда я впилась зубами в его колено… — Твою душу мать!.. — выругался он, отшвырнув меня в сторону. Повидимому, он не посчитал нужным отключать свою программу болевой чувствительности — думал, что ему здесь вреда никто не причинит. Очередная волна заставила меня свернуться калачиком и кричать в полный голос. Халатик — на сей раз из черного шелка — наполовину сполз с меня, обнажив спину и плечи. Некоторое время я ка- талась по полу, потом начались судороги, вопли мои превратились в хрипы, а изо рта полезла солоноватая пена. И я решила, что вот он, мой конец. …Вдруг сквозь кровавую пелену в глазах я увидела неожиданное: на лице Тони, бросившегося ко мне, мелькнула неподдельная тревога. Похоже, он всерьез перепугался, что я могу склеить ласты. Присев подле меня, Падула нервными движениями выдернул из кармана брюк футляр, вынул оттуда шприц и схватил мою руку. Быть может, он знал, что делал, а может, поступал интуитивно, но то, как безоговорочно я вверила ему себя и какое облегчение испытала от его долгожданного в тот момент прикосновения, уничтожило меня морально. Я чувствовала себя, словно бойцовская собака со сломленной волей, готовая служить верой и правдой, лишь бы ее не били. Потом боль отпустила. Я улетела за облака и, как обычно, провела там неопределенно долгое время. …Я снова видела Землю с высоты. Внизу медленно проплывали покрытые снегом вершины гор. Спланировав ниже, я сумела разглядеть горнолыжные базы с подъемниками и лыжников, спускавшихся по склонам бесконечными вереницами. Потом я перенеслась туда, где меж заснеженных берегов шумела бурная река. Вода с грохотом перекатывалась через камни. Шум усиливался и в итоге превратился в устрашающий звук древнего летательного аппарата, который несся низко над землей, прорезая воздух винтами. Когда чудо первобытной техники скрылось за лесом, с небес посыпал крупный снег, и меня прибило к поверхности Земли… Стемнело. Я долго брела во тьме по колено в снегу, чувствуя нарастающее оцепенение. В какой-то момент мне показалось, что мое сердце вот-вот остановится. Но кто-то вдруг позвал меня — то есть Лолу — по имени. Темный силуэт незнакомца поманил меня рукой. Он нес фонарь, и я из последних сил пошла за ним. Потом фонарь погас… Тьма была непроглядной, но в ней я чувствовала прикосновения невидимого существа, делающиеся все навязчивее и переходящие в ласки, мешающие мне спокойно умереть. Я не могла оттолкнуть его, не могла пошевелиться — неведомая сила сковала все мои движения. — Кто здесь? — м училась я, не в силах сопротивляться нестерпимому наслаждению, в конце концов взявшему верх над моим сознанием и заставившему мое сердце биться снова. — Кто ты такой? Но он так и не назвал себя. Очнувшись, я обнаружила, что все еще лежу на полу. Тони сидел подле меня, а рядом стояла недопитая бутылка. — Разве твоя нынешняя оболочка предполагает пьянство? — поинтересовалась я, поправляя на себе халат. Он рассеянно обернулся, точно не ожидал, что я очнусь так рано или вообще когда-либо снова заговорю. — А-а… Доброе утро. А то как же! Думаешь, я отправился бы в реальность в чем попало, как это сделала ты? Бестолочь! Я же говорил, что могу добавлять любые ощущения — г олод, жажду, удовольствие. Так же, как и отключать все это, если понадобится. — Удобно устроился. Он протянул мне бутылку, но я отказалась: — На сегодня мне уже хватит кайфа. …Глаза Мура неожиданно взглянули на меня с несвойственной для Падулы нежностью. Я даже засмущалась, натягивая край халата на голое плечо, с которого он тотчас же соскользнул. — Прости. Кажется, сегодня я перегнул палку, — и ронично сказал Тони, отвернулся и приложился к горлышку. — Что я слышу? Ты просишь прощения? — я попыталась усмехнуться. — Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить… — в его голосе снова прозвучала ирония, и я заподозрила неладное. Я все-таки выдавила из себя смешок. Но Падула опять посмотрел на меня этим полным нежности взглядом… «Лола, чтоб тебя!.. — мысленно выругалась я. — Как ты умудряешься делать такое с людьми?» Ведь было ясно, что она вызывает теплые чувства даже у этого чудовища в обличье представительного мужчины. «Ты лучше спроси, что он сделал, пока ты спала!» — последовал ответ. Но я уже и так догадывалась. — Чертов некрофил! — о бозвала я его и встала. — А ну проваливай… — Хороша благодарность! — не оборачиваясь, отозвался Падула. — Я ведь мог бы и вообще не приносить клиострон. Так бы и сдохла здесь… — А мог бы облегчить мои страдания и пораньше! Сколько времени ты еще намерен измываться? — Не проспи первый рабочий день, — с казал Тони, тоже поднимаясь на ноги. — Он уже скоро. Будешь вести переговоры с коллегами с разных планет на разных языках. Надеюсь, ты справишься с этим лучше, чем синхронный переводчик. В твоем резюме ведь указано, что ты полиглот? — уходя, он швырнул на стол футляр, в котором было еще четыре дозы. LXXIV Ничего хорошего от первого рабочего дня я не ожидала. Поэтому решила последовать правилу Лолы: если не знаешь, что тебя ждет, то хотя бы выгляди идеально. И я отправилась за покупками. Тони заехал за мной ранним утром и похвалил за внешний вид: на мне было офисное платьице с воротничком, купленное взамен того, что он порвал. Выглядела я безупречно — к ак истинная секретарша. Ну а чтобы угодить Лоле, нашим с ней внешним видом, как обычно, недовольной, я надела замшевые сапожки на неимоверно тонких шпильках и опять переборщила с косметикой. Ехали мы молча, сидя друг против друга. А когда шли по коридорам института, мне наконец удалось запомнить дорогу. В кабинете Падулы стоял новый стол темного дерева с резными узорами на тумбах. — Ты решил поменять обстановку? — спросила я, сразу сообразив, в чем дело. Падула был очень предсказуем. — Я покажу тебе твое рабочее место, — сказал он, галантно снимая с меня пальто и вешая в шкаф, где была еще какая-то верхняя одежда, раньше принадлежавшая Муру. Потом Тони провел меня в соседний кабинет, поменьше. Там у окна стоял его прежний стол, на котором все случилось. — Так я и знала! Ну и зачем?.. — Чтобы ты не забывала. Можешь начинать работать. Если будут вопросы, заходи, — сказал он и ушел. Я понятия не имела, с чего начинать, и, обреченно опустившись на стул, посмотрела за окно на простирающуюся белесую пустошь. Ночью выпал снег, и моя жизнь еще больше стала напоминать ледяную пустыню. «Как все ужасно! — д умала я. — Н у хоть бы что-нибудь хорошее случилось!» «Дис», — попыталась я вызвать в памяти его образ, закрыв глаза. Но Дис возник в воображении со злобным лицом и оружием наизготовку. — Кругом одни враги, — п рошептала я, уронив лицо на руки, и просидела так невесть сколько времени. А потом услышала стук в дверь и подняла голову. — Добрый день! — с акцентом произнес человек, возникший на пороге. …Он был до умопомрачения похож на моего давно умершего любовника Тао: все тот же продолговатый разрез карих глаз, черные волосы до плеч и желто-коричневый оттенок кожи. Поняла я это спустя несколько секунд абсолютного ступора. Но это был, конечно же, не Тао. — Я слышал, вы говорите множество языки. Я хотеть познакомиться. Лу Чен, — представился вошедший, приблизился, расплылся в улыбке и протянул мне руку через стол. — Очень… приятно… — о тветив на его рукопожатие, растерянно ответила я, попытавшись убрать с лица дурацкую улыбку. — Ло… Соня. Да, просто Соня! — собравшись, я улыбнулась сдержаннее. — Друзья называют меня Чен, — словно бы одобрив мое намерение сразу нарушить субординацию, сказал Чен, тоже улыбаясь. — Я хотеть учиться у вас правильно говорить. Какой же лучезарной была его улыбка! Вместе с ним в мою темницу словно пробился яркий солнечный луч. — Но я только что… Я еще не… А откуда вы родом, Чен? — спросила я, решив задавать вопросы вместо того, чтобы отвечать на них. Это был беспроигрышный вариант. — У вас такой интересный акцент! — я гостеприимно указала ему на стул. — Я родом малоизвестный, малоразвитый планета Ксин Джинг. Но богатый история! — похвастался он и сел. — «Новый город»? — п еревела я. — О, вы знать язык моя предки! — восхитился Чен, тут же вскочив со стула и едва не закатив глаза в экстазе. — И мя очень древний. Когда моя предки покинуть Землю, они строить новый город на другой планета и сохранить некоторый традиция. — Чен собирался устроить для меня исторический экскурс, но вдруг передумал и пояснил: — Я историк. Этнограф. Меня пригласить сюда изучать Кава, — он с почтением сложил руки и поклонился. — И давно вы здесь работаете? — я напустила на себя серьезный вид. Но Чен опять расплылся в широченной улыбке, на которую я не могла не ответить. — Всего два месяца. Но уже очень полезная информация для… — о н замялся, не будучи уверенным, стоит ли посвящать меня, едва появившуюся среди сотрудников «Дао», в тайны. А потом сказал: — В душе я надеяться, что мертвый не умирать и мы оживить всех моя предки. Чтобы они нам рассказать, как все было правда. Чтобы мы воссоединиться заново! — Вы думаете, такое возможно? — п очти всерьез встревожилась я о его рассудке. — О да! Наука шагать перёд. Мы недооценивать скорость технический прогресс. Сначала люди жить пещера, потом летать космос. А завтра — парить, как птицы, силой мысли, — о н расставил руки в стороны и помахал ими, изображая крылья птицы. Это показалось мне забавным, и я рассмеялась. В этот момент заглянул Тони. — Коллеги! — п ризвал он строго, окинув нас сердитым взглядом. — У же пять минут, как идет совещание. Вы тут не заболтались случайно? Почему я лично должен приглашать? Чен вскочил и, учтиво поклонившись начальнику, поспешил вслед за ним. А я, снова мысленно пожелав Тони провалиться в тартарары, не торопясь пошла следом. В конференц-зале стоял огромный стол с зеркальной поверхностью, в которой отражался расписной потолок. Падула восседал во главе стола и тоже отражался в нем с краю. По его правую руку расположился Лунг. Я присела в сторонке, подле Лу Чена. Присутствующие, человек двадцать, были преимущественно мужчины. Компанию разбавляли две дамы, одна из которых — к расивая высокая брюнетка — п ри моем появлении стрельнула глазами, в которых промелькнули одновременно любопытство, гнев и боль. Почему-то я сразу поняла, что это бывшая пассия Ференца. А еще за столом находилось неопределенного пола существо. Как выяснилось позже, это был парень, но, судя по всему, нетрадиционной сексуальной ориентации. Он оказался спецом по оружейному делу. — Знакомьтесь: это наш новый сотрудник Соня, — представил меня Падула. Мне пришлось встать. Но настроение было столь ужасным, что вместо человеческого приветствия я произнесла философскую фразу на одном из древних языков, которая дословно переводилась так: «Если ты ненавидишь, значит, тебя победили». Специально я не готовилась, ляпнула, что пришло в голову — а точнее, что наболело. Но публика ахнула. А Мелисса — т ак звали брюнетку — в скинула на меня ошеломленно-испуганный взгляд и опустила голову, словно признав свое окончательное поражение. — Соня будет нашим… — Она знать древних языков! — вскочив, восхищенно воскликнул Чен, не дав Тони договорить. — Д аже китайский! Она будет наш переводчик! — Мои поздравления! Ты произвела на всех положительное впечатление, — в торой раз за день похвалил меня Падула, когда мы возвращались домой в лимузине Мура. — Не очень-то нужно мне твое одобрение. — Тем не менее, ты справилась. Они тебя приняли. Поверили в твою, э-э… подлинность. Выпьем за это? — он достал фужеры. — Тебе не надоело? — Уверен, завтрашние переговоры пройдут блестяще, — продолжал Тони, пропустив мимо ушей мой вопрос и наливая. — Внешность Лолы и твой темперамент — гремучая смесь. Красавица ты моя, — потрепал он меня по щеке. — Убери грабли! — я отодвинулась настолько, насколько это было возможно. — Повежливей, — п редупредил Тони, сунув мне в руки фужер. — Т ы теперь лицо компании. Моя визитная карточка, если угодно. Не хотелось бы, чтобы какое-нибудь недоразумение случайно испортило твой внешний вид. — Ты мне угрожаешь? — Нет. Но могу не сдержаться, — совершенно серьезно ответил он, недвусмысленно посмотрев на меня. LXXV Я проснулась среди ночи от ощущения чьего-то присутствия и подскочила в постели. Падула безмятежно похрапывал рядом. Он опять заявился во время моего кайфа. Но на этот раз вся одежда — я специально натянула трудно стягивающиеся лосины и водолазку — была на мне. И, судя по всему, между нами ничего такого не произошло, пока я «летала». «Он что, поспать сюда пришел?» — удивилась я. Наверное, Тони как биокиборгу было нечего бояться — в случае опасности срабатывали датчики движения или что-нибудь в этом роде. Но он же говорил, что будет пользоваться всем этим лишь в крайнем случае, поскольку ему больше по вкусу естественные человеческие ощущения. Жаль, что с мыслью убить его во сне сразу же пришлось расстаться. Во-первых, это было сделать нечем и не так-то просто, во-вторых, он сразу же почувствовал мое пробуждение. — Лола? — т ихо позвал Тони в темноте. — Не называй меня так. — Я зову ее, а не тебя! — резко ответил он. — Ну хорошо… Чего тебе? — я легла обратно на подушку. — Я не любил никого уже целую вечность… — Это неудивительно. Ты не умеешь любить. — …Но эта тяга к умершей женщине очень неожиданна, — договорил он, наклонившись надо мной и проводя ладонью по моему лицу и воло- сам. — У тебя всегда были извращенные вкусы, — я с гадливостью отвела его руку и попыталась вывернуться из его объятий, но Падула не выпустил меня. Он заглянул в мои глаза так, точно надеялся разглядеть там душу Лолы. — Я не хочу, чтобы она умирала, — сказал он. — Она давно мертва. — Я собираюсь ее оживить. — Как же ты собираешься это сделать? Мы с ней уже одно целое. — Что-нибудь придумаю, — п ообещал он и откинулся на спину, оставив мне для обозрения потолок. Эта фраза, которую в кажущихся безвыходными ситуациях говорил Дис, больно резанула память. «Значит, придумает», — обреченно констатировала я. — Может быть, я найду способ разъединить вас. — А ты в курсе, что она любит другого? — Не стенка — п одвинется, — в орчливо сказал он о Ференце. — Если ты уберешь его с дороги, она возненавидит тебя еще больше. — А может, мне удастся стереть все ненужное из ее памяти? И из твоей тоже. — Ты самое ужасное чудовище из когда-либо существовавших чудовищ! — с презрением выпалила я, повернув к нему голову. Но Падула лишь самодовольно засмеялся: — Что, испугалась? Успокойся: я еще подумаю, надо ли мне это. Я закрылась в ванной, чтобы позвонить Ференцу. Лола так сильно хотела услышать его голос, что вынудила меня. Так и сказала: «Иначе я ни минуты больше не проживу!» — Я скучаю по тебе, малышка! — обрадовался моему звонку Ференц, несмотря на то, что я разбудила его. — Когда ты вернешься? — Через пару недель. Как работа? Не слишком сложно? — Все в порядке, — с олгала я. — С правляюсь. Я веду переговоры с иноязычными партнерами, фиксирую встречи и конференции. — А мы здесь, представляешь, наткнулись на следы древних цивилизаций! Если я не ошибаюсь, на Каве тысячи лет назад жили аборигены, — понесло Ференца. — А это значит, Земля — не единственная планета, где появились люди. Если только не… А что это там у тебя? Вода льется? — неожиданно сменил он тему. — Да, я собиралась принять ванну, — мне было, конечно, не до аборигенов, поскольку у меня находился нежелательный, но частый гость. — О-о… — простонал Ференц. — А что на тебе надето? — Шелковый халатик. — А под ним? — А под ним — н ичего. Этот секс по астерофону привел меня в еще большее уныние. Разговор пришлось оборвать, когда Тони подергал дверную ручку с той стороны. — Что там можно делать так долго? — возмутился он. Я положила астерофон на полочку для кремов и гелей и, выключив воду, грустно вышла из ванной. Падула в махровом полосатом халате сидел в кресле, закинув ногу на ногу. «Не хочу, чтобы он снова прикасался ко мне», — заныла внутри Лола. «Можно подумать, я хочу!» — мысленно ответила я. Тони указал на свое колено, жестом приглашая меня подойти и присесть. Я пренебрежительно отвернулась. — Любовнику звонила? — д огадался Падула. — Не твое собачье дело, — вырвалось у меня. — Не мое? — повысив голос, он поднялся из кресла. «Лола, черт бы тебя побрал! — с казала я своей внутренней подруге. — Т ы ремня давно не получала?» К счастью, ремень вместе с брюками Падулы лежал далеко. Но Тони, приближаясь ко мне, вертел в руке небольшую штуковину, похожую на пульт от кондиционера. Это был пульт от датчика, вживленного мне под кожу. Потом Тони нажал какую-то маленькую кнопочку, и мое тело прон- зила резкая боль — очень похожая на ту, что я испытывала во время ломки. Не проронив ни звука, я согнулась в три погибели. «Допросилась?» — о братилась я к Лоле. «Пусть лучше боль, чем его ласки!» — заупрямилась она. — Все эти годы я говорил себе, что ты еще будешь стоять передо мной на коленях, — говорил Тони, отпустив кнопочку. — И вот ты стоишь. Даже не на коленях, а на карачках, — о н возвышался надо мной, глядя, как я пытаюсь подняться. — П омнишь, ты выстрелила в меня? Это ранение потом долго давало о себе знать. И все это время я лелеял мечту о мести. Но есть одна проблема: ты в этом теле не одна. А с ней, — о н указал на меня пальцем, явно имея в виду Лолу, — я не хочу обращаться скверно. Потому что, как я уже говорил, она мне нравится. Он подал мне руку. — А ты ей — нет! — поднимаясь с его помощью, но глядя на него с ненавистью, парировала я. — А вот это совершенно не важно. Я привык к тому, что мало кому нравлюсь, но при этом всегда получаю все, что пожелаю. LXXVI В выходной я после очередного «полета» до позднего вечера измеряла пространство города шагами — шла куда глаза глядят. На душе было так гадко, что жить не хотелось. Падула упивался своей победой и не допускал даже мысли дать мне вольную. Наоборот, намекал, что все так и останется — навсегда. Подозреваю, многие из его подчиненных работали на компанию не по доброй воле: Дис ведь еще сто лет назад предупреждал, что войти в ряды «Дао» легко, а выйти невозможно. Но ведь не с каждым завербованным Тони делил постель. Помню, я забрела в старый парк, устало опустилась на скамью и долго смотрела себе под ноги — н а потрескавшийся асфальт. В пруду за оградкой плавали два припозднившихся лебедя — ч ерный и белый, а у берегов вода уже схватилась тонким, похожим на полиэтиленовую пленку льдом. Первый снег, как водится, растаял, но небеса казались угрожающе хмурыми. Холодало. Выдыхаемый воздух превращался в пар. Руки мои озябли, но я не обращала на это внимания. Мои душевные силы иссякли, и возникло твердое намерение покончить с собой. Оно зрело не день и не два, но окончательно сформировалось в тот холодный осенний вечер. Я купила в аптеке баночку со снотворными пилюлями и еще несколько блистеров противозачаточных таблеток — чтобы уж наверняка. «Ты попадешь в ад, как все самоубийцы», — как бы между прочим заметила Лола. «Если только он существует». «Существует, не сомневайся!» — заверила она. Но я не стала на этом зацикливаться. Вернувшись в квартиру Мура, я некоторое время сидела перед зеркалом, решаясь. Это оказалось не так уж и просто. Потом я все же собралась с духом и высыпала горсть таблеток на ладонь. — Единственный выход? — с просила я себя еще раз, перебирая в уме все варианты. Никакой другой, на мой взгляд, не подходил. Представив себе вечную жизнь в рабстве у Падулы, я решила, что уж лучше смерть. — Прощай, изверг! Сдохни в одиночестве, — злобно пожелала я вслух и поднесла пригоршню ко рту. Но вдруг услышала за спиной голос: — Ты что это удумала? Тони выбил у меня из рук пилюли и легонько врезал по зубам. Оказавшись на полу даже от такого слабого тычка, я с тупым недоумением наблюдала, как Падула удивленно и встревоженно рассматривает таблетки. — Противозачаточные? Ты серьезно? — он отшвырнул скрепленные резинкой блистеры в сторону и потянулся к пустой баночке от снотворных пилюль, во множестве разбросанных по ковру. — Да не верю! — Ты победил, — смиренно признала я. — Вот этого я не ожидал. Какой подлый шантаж! — возмущался Тони. — Я так больше не могу! Я все равно это сделаю, когда ты уйдешь. Ну зачем я тебе? Отпусти меня… — слезы потекли по моим щекам. Лола заплакала так жалобно, что растрогался бы даже черт. — Чшш, — П адула опустился рядом… И вдруг прижал мою голову к своей груди. Продолжая рыдать в его объятиях, я почувствовала: он крепко задумался о том, что едва не произошло. Невозмутимый Тони зашел в тупик. — Я не хочу твоей смерти, — как условие задачи, произнес он. Достал платок и небрежно вытер с моего лица слезы и потекшую косметику. — Тогда вынь из меня эту штуку! Но он лишь сгреб остатки разбросанных вокруг таблеток назад в баночку: — Я это заберу. — Значит, нет… — Послушай меня внимательно, — окинув взглядом комнату и будто подбирая слова, заговорил Тони. — Я сейчас уйду, а ты хорошо подумай над тем, что я скажу. Суицид — э то глупо. Согласен, я перестарался. Но обещаю, что впредь не буду тебя трогать и бить тоже не буду. Мне это больше не интересно. — Что же тебе интересно? — Сотрудничество, которое я предлагал тебе еще тогда, помнишь? У тебя сильная и необыкновенная натура. Объединившись, мы с тобой горы можем свернуть. Зачем нам враждовать? Соглашайся на меня работать. И… я ведь уже говорил, что мне очень нравится женщина, в теле которой ты живешь. Такие красивые рождаются редко. Красивые во всех отношениях, даже когда агонизируют, — отклонился он от темы. — Ты убиваешь ни в чем не повинных людей своими жестокими экспериментами! — в ыпалила я сквозь слезы, оставив без внимания комплимент, сделанный Лоле. — Они добровольцы. — Никакие они не добровольцы! Их обманывают, используют и убивают. Падула закатил глаза: что ты будешь делать — какие мы гуманисты! — Допустим, я готов кардинально изменить политику. Только вот не надо больше таких камуфлетов, — он потряс баночкой с таблетками, словно погремушкой. — Поэтому датчик пока останется там, — указал он на мое плечо. — Сделаем лучше вот что… — Тони вынул из кармана пульт и нажал на горящую красную кнопочку, которая тут же потухла. — Теперь он неактивен. И я не стану его включать, если ты будешь вести себя хорошо. — Насколько хорошо? — у точнила я, шмыгнув носом. — Я зайду завтра, и мы все обсудим. И не смей ходить в бар без меня! — бросил он, уходя. «Не смей ходить в бар без меня! — передразнивала я его слова. — Это с какой же стати?» Мне надоело беспрекословно подчиняться. А после того, что я пережила, едва саму себя не отправив на тот свет, и подавно подчиняться не собиралась. Я твердо решила пойти наперекор. — Нас не согнуть и не сломать! — произнесла я в тишине пустой квартиры так громко, что даже струны рояля срезонировали. Потом схватила со стеллажа одну из фарфоровых тарелок и запустила ее в стену. Тарелка, естественно, разлетелась вдребезги. «Следующая полетит ему в голову», — пообещала я, хотя коллекция Мура была тут ни при чем, а клетки биокиборгов быстро регенерировали. «Какая ирония судьбы! — ф илософствовала я, насмехаясь над собой, пока натягивала одно из своих ультракоротких платьев и красила губы. — Я сбежала из виртуальности, чтобы пожить на свободе. Но вдруг выясняется, что у меня наркотическая зависимость. Лола начинает шантажировать меня своим чувством к Ференцу. Затем я узнаю, что на мой след напали двое виртуальных парней, каждый из которых преследует свои цели. И наконец кульминацией моей «свободной жизни» становится датчик, вживленный под кожу, и неожиданная симпатия Падулы к покойнице». Я словно попала в ад! Как тут не напиться? Да и потом, следовало выяснить, действительно ли Тони отключил датчик. Сначала я пила в баре за углом. Потом взяла пару бутылок домой. Но когда надралась в одиночестве, меня потянуло на подвиги, и я опять отправилась в бар. Там Лола подцепила какого-то парня, и они любили друг друга в туалете, а потом в оказавшейся незапертой темной служебной комнатенке со швабрами и моющими средствами по углам. Лишь затем, растрепанная и уставшая, но все еще держащаяся на ногах, я вернулась в квартиру Мура. Ах, если б настоящий Мур знал, что я там вытворяла! Я во всю глотку распевала пьяные песни, аккомпанируя себе на рояле и время от времени с наслаждением била тарелки. Тони появился как раз в ту минуту, когда я пыталась сделать в буквальном смысле сногсшибательный коктейль, рецепт которого узнала в питейном заведении. — Что происходит? — спросил он, глядя на меня, качающуюся, но все же держающуюся на стуле, при этом наливающую из бутылки точнехонько в стакан. — Мой прибор показывает, что у тебя в крови зашкаливает алкоголь. — Так и есть. А ты что хотел, папаша? При всем том, что ты со мной сотворил, — е ле ворочая языком, высказалась я. — К стати, ты ведь обещал, что больше не будешь пользоваться своим приборчиком. Ты соврал! С этими словами я все-таки свалилась со стула, выплеснув содержимое стакана на пол. — Ну что-о это такое?! — протянул Падула. — Вот моя жена никогда не позволяла себе подобного безобразия. Развалившись у ног Тони и разметав волосы по его ботинкам, я расхохоталась. — Твоя жена? Нашел с кем сравнивать… — Ты мне такой совсем не нравишься, — с казал он, поднимая меня на ноги. — О чудо! Этого я и добивалась, — ответила я, дыхнув перегаром ему в лицо, отчего он брезгливо поморщился. А потом я дотянулась до следующей тарелки и все-таки разнесла ее о его чугунную башку. Падула уложил меня в кровать и пообещал, что серьезный разговор состоится у нас завтра. Честно говоря, несмотря на то, что я была пьяна в стельку, всю ночь сквозь сон я с тревогой вспоминала про обещанный утренний разговор. — Худшее — это если он не даст мне опохмелиться, — сказала я Лоле, попытавшейся со мной заговорить. «Пьянчужка!» — только и махнула она рукой, как мне показалось. Но я ошиблась. Утром Тони, поперек лба которого тянулась аккуратно заштопанная и уже начинающая подживать рана, налил мне целый стакан. Я выпила. А потом он врезал мне под дых так, что я надолго забыла, что значит дышать. — Ты помнишь, о чем мы говорили в прошлый раз? — схватившись за ремень на поясе, спросил он. — А ты помнишь, что обещал меня больше и пальцем не трогать? — н а грани отчаяния выговорила я, наконец хватанув ртом воздух. Тони оставил пряжку ремня в покое. — Ты вчера занималась любовью с первым встречным. И разбила о мою голову коллекционную тарелку, — упрекнул он. — Ну и что? — Чего доброго, подцепишь какую-нибудь заразу и одаришь ею Ференца. А надо, чтобы он думал, будто ты порядочная девушка и хранишь ему верность. Это первое. — А что второе? — Ты слишком тощая — хочу пригласить тебя в ресторан и накормить как следует. Одевайся. — Что? — не поверила я своим ушам. Разве он не будет меня бить? — Одевайся, да поживей, — он швырнул мне, наугад достав из шкафа, какую-то одежду. — Никуда я не пойду! Я не хочу есть. — Придется. Вернется Ференц, увидит этот скелет и оторвет мне башку. Кроме того, в китайском ресторане нам назначили встречу. Кое-кто хочет тебя видеть. LXXVII Есть я действительно не хотела, но надеялась еще выпить, потому что голова трещала. Однако, когда передо мной поставили тарелку горячего супа, я вдруг набросилась на него, будто не ела неделю. Примерно так оно и было: с тех пор, как Тони сделал со мной все это, кусок в горло не лез, и я действительно очень сильно похудела, так что грудь уменьшилась вдвое. Наворачивая суп, я даже забыла о вине, которое нам принесли в бокалах. Падула сидел напротив, наблюдая мой внезапно проснувшийся аппетит. — Ненавижу твою рожу, — внезапно прервавшись, с раздражением сказала я, когда меня стал напрягать его довольный взгляд. — Смотри в свою тарелку! — Хм, — произнес Тони и послушно взял ложку. Но вместо того, чтобы начать есть, поглядел на раритетные часы на своем запястье, а потом на вход. По его глазам я поняла, что сзади ко мне кто-то приближается, и оглянулась через плечо. Вот уж кого я не ожидала увидеть в тот день, так это Макса. — Снюхались, значит? — р езюмировала я, выслушав разговор обо мне и в моем присутствии, но без моего участия. Я чувствовала себя вещью на прилавке, о которой спорят двое торгашей. — Скорее, заключили временный мир, — поправил Падула. Это была его единственная реплика, обращенная ко мне. Макс так вообще игнорировал все мои вопросы и замечания. Расстановка сил была следующей. Макс располагал телом Жеки и предлагал Падуле, который располагал мною, разъединить нас с Лолой. Он предлагал Тони оборудование и свои научные открытия в обмен на меня. В результате у Падулы должна была остаться Лола, а у Макса — Жека. Если бы все было так просто, на том бы и условились. Спор возник главным образом из-за рискованности предприятия: кто-то из нас с Лолой мог не выжить, а то и обе сразу. На это Тони ни в какую не соглашался, чего я от него совсем не ожидала. А Макс абсолютно спокойно говорил о семидесяти восьми процентах вероятности успешного завершения эксперимента. — А почему бы тебе просто не оставить ее в покое? — с просил Падула, помолчав. — Чего ты добиваешься? Скучно одному? — Ты с ней спишь? — о тветил Макс вопросом на вопрос, выразительно посмотрев на его лоб. — Ну все! — не выдержав, я встала. — Больше не могу это слушать. — Сядь, — с казал Падула, вытащив из кармана пульт от датчика и красноречиво повертев им. Я послушно села обратно за стол. — О как! — ухмыльнулся Макс, смекнув, в чем дело. — Тогда поставлю вопрос иначе: зачем она тебе? — Месть, — объяснил Тони. — А-а… — с понимающим видом покачал головой Макс. — А я думал, любовь. — Любовь — э то по твоей части, — п арировал Тони. — Я же хочу стопроцентных гарантий того, что они обе останутся живы. — Наука требует жертв, — на Максе снова была клетчатая рубашка. Как же мне хотелось выплеснуть на нее остатки супа! Так я и поступила. — Ах ты стерва… — выругался Макс и потянулся за салфеткой. Падула лишь усмехнулся. — С тобой невозможно договориться, — заметил ему Макс. — Да, я такой, — сухо отозвался Тони. — Ну хорошо, я даю тебе неделю на раздумье… Позволь, хоть поцелую тебя на прощанье, сестренка! — о братился он вдруг ко мне и полез обниматься. Тони напрягся, но мешать не стал. Помня, как болела рука от пощечины Падуле, я не стала проделывать тот же прием с Максом — просто молча скорчила гримасу. — Недурна, — п охвалил Макс, облизнувшись. — Е сли б тебе не нравилось это тельце, я бы ее в нем так и оставил. С этими словами он встал и пошел прочь. — Урод! — о бернувшись ему вослед, громко и смачно сказала я. — О днажды я доберусь до тебя и выстрелю прямо в голову! Макс даже не оглянулся. — Теперь ты понимаешь, что наша с тобой встреча — э то судьба? — и ронично обратился ко мне Падула, когда Макс скрылся за дверью. — Е сли б не эти «ужасные обстоятельства», — п ередразнил он, — т ы уже давно была бы в его руках. — Твои не лучше, — я сплюнула на пол и вытерла салфеткой губы. — А ведь мы могли бы стать командой. — Оставь эту затею — тебе не заманить Макса никакими коврижками. Даже если он согласится сотрудничать, потом все равно предаст тебя. — Я знаю. Да я и не о нем, а о тебе: мы с тобой могли бы стать командой. Я к этому давно веду. — Так значит, ты не собираешься меня «переполовинивать»? — и скренне удивилась я. — Пока нет. По крайней мере, не на его условиях. Допивай вино и пойдем. Что-то у меня аппетит пропал. — Ты — владелец целой научной корпорации, так неужели твои ученые умы не в состоянии изобрести технологию разъединения наших с Лолой личностей? — д опытывалась я, пока мы ехали. Сначала Тони распорядился везти нас домой, но на полдороге передумал и велел водителю повернуть и ехать в научно-исследовательский институт. — Макс же изобрел! — Твой Макс умнее всех моих ученых вместе взятых, — глядя в окно и о чем-то размышляя, отвечал Падула. — И если он говорит, что восемьдесят семь процентов, значит, так оно и есть. — Семьдесят восемь, — п оправила я. Кому как не мне было запоминать такие «мелочи», как проценты вероятности собственной гибели? — Этот сукин сын и меня умней, — признал Падула. — Почему ты с ним не осталась? — вдруг обернулся он ко мне. — Что он такого сделал, что ты все бросила и сбежала? Теперь настала моя очередь смотреть в окно — о твечать на этот вопрос я не хотела. — Вот, значит, как? — не дождавшись ответа, сделал свои выводы Тони. — П олучается, не я один монстр и злодей? А ведь вы были друзьями. Помнишь, ты говорила мне, что он хороший человек? Он продолжал смотреть на меня, и я, не выдержав, нервно обернулась. Наши взгляды встретились, и Тони прочел в моих глазах больше, нежели мне хотелось. — Какое тебе до этого дело? — огрызнулась я. — Послушай, Жека. — Придвинувшись ко мне (до этого мы сидели на разных краях кожаного сиденья), Тони мягко взял мою руку. Так, что я даже вздрогнула от неожиданности. — С тех пор, как в прошлый раз, лет сто тому назад, я предлагал тебе сделку, диспозиция сильно изменилась. Теперь мы по одну сторону пропасти. — Какой еще пропасти? Ничто в мире не заставит меня принять твою сторону! — я отняла свою руку. Падула протяжно вздохнул и отсел. Потом еще пару раз коротко взглянул на меня, словно на что-то решаясь и оценивая мою готовность к этому чему-то, и снова надолго отвернулся к окну. Оставшийся путь мы преодолели молча. Лишь на подъезде к институту я решила спросить, зачем мы здесь. — Хочу кое-что тебе показать. — Ты спрашивала, зачем нужна мне, — Тони шел впереди и говорил, не оглядываясь, но голос его звучал громко и отчетливо в лабиринте гулких коридоров. — Сейчас все поймешь. «Что же ты такое хочешь мне показать?» — терялась я в догадках, глядя на его широкую спину. Хотя и была уверена, что на мое решение не принимать его сторону это никак не повлияет. — Ференц, похоже, раскопал здесь, на Каве, точно такое же вещество, из какого был сделан твой медальон. Помнишь ту маленькую штуковину, из-за которой мы с тобой все время бодались? — Мы бодались не только из-за этого. — Ах, ну да, я же еще конченый негодяй! Постоянно забываю… Так вот, будучи совершенно не осведомленным ни о существовании медальона, ни о том, что кому-то когда-то удавалось путешествие во времени, Ференц пришел к выводу, что это вещество из недр планеты способно влиять на пространственно-временной континуум. — Подойдя к двери в стене, Падула приложил палец к распознавателю отпечатков. Дверь пикнула и отворилась. — Но есть загвоздка: он с опаской относится к своей находке. Ференц не все рассказал Муру, но у меня такое ощущение, что благодаря этому веществу он увидел там, в будущем или в прошлом, уж не знаю, что-то нехорошее и теперь не хочет грех на душу брать за такие открытия. В общем, ты должна помочь мне убедить его не бросать это дело. Как — это уже твоя задача. Уверен, ты что-нибудь придумаешь. — Так значит, ты не оставил затеи отправиться в прошлое? Что ты хочешь там изменить? Не ответив, Падула прошел в глубину темного помещения, и я перешагнула порог вслед за ним. Внутри было темно и пахло медикаментами. Тони хлопнул в ладоши, и яркий свет на несколько мгновений ослепил меня. Когда глаза привыкли, я увидела посередине белой комнаты зависший в воздухе камень времени, окруженный полупрозрачным сферичным полем. — Камень и ты у меня уже, считай, есть. Не хватает одной детали, — п одытожил Падула с видом человека, которому до исполнения заветной мечты остается каких-то полшага. LXXVIII — Неужели Ференц так доверяет Муру, что ничего не заподозрит? Ему же обязательно доложат, что мы с тобой приезжали вместе, уезжали вместе… — говорила я, когда мы вернулись в квартиру. — Не поверишь, он сам меня об этом попросил, — невозмутимость Падулы не имела границ. — У тебя ведь нет прав на управление аэромо- билем. Что правда, то правда: ни прав, ни умений, ни желания управлять этими современными штуковинами, которых я, откровенно говоря, боялась, у меня действительно не было. Оставался еще вариант — беспилотное такси. Но доверять свою жизнь беспилотнику я тоже не очень-то жаждала. Тем более что совсем недавно в столице Кавы разбилась целая семья из-за того, что заглючил бортовой компьютер. — А на то, чтобы мы спали вместе, он тоже добро дал? — Этого он не узнает. Если ты сама ему не расскажешь. Но ты же не станешь этого делать, правда? А за Муром вряд ли станут шпионить. Зачем? Напротив, это по его приказу тебя поселили здесь, чтобы он мог следить за тобой. Если бы Ференц не проболтался, ты бы и не узнала, чья это хата. К тому же я действительно снял себе квартирку неподалеку. Поскромнее, конечно, — не привык транжирить чужие деньги. — Тони принялся расстегивать пальто. — Вот и вали к себе домой, — п редложила я, скидывая обувь и проходя в ванную. — Ну нет. — Придержав дверь и не дав ей закрыться, Падула заглянул внутрь. — Здесь джакузи и зеркальные потолки… — Вон! — рявкнула я и вытолкала его из шикарной ванной. Ту ночь Падула провел в своей съемной квартире, а я снова с горя выпила в одиночестве. Зима вступила в свои права внезапно и надолго. Квартира Мура, в которой я жила, — та самая, с роялем и раритетными, хотя частично уже побитыми мною тарелками, — находилась в элитном районе города, расположенном под стеклянным колпаком. Температура в этой части мегаполиса поддерживалась чуть выше температуры замерзания воды. А за пределами элитных районов стояла настоящая стужа. Зимы на Каве были суровыми — с обильными снегопадами, ветрами, метелями и несусветными морозами. Здания, разумеется, хорошо отапливались. Но выдавались дни, когда от пункта А до пункта Б приходилось бегом бежать, прикрывая замерзающий нос шарфиком. А поскольку Лоле был просто жизненно необходим периодический шопинг за пределами колпака — ведь там цены ниже! — то я ничем не отличалась от горожан, спешащих по своим делам, замотанных в шарфы по самые глаза. Получив первую зарплату, я сразу спустила ее на тряпки. «Неужели нельзя было выбрать для дислокации секретного оборудования планету с более мягким климатом? Или хотя бы построить столицу планеты в других географических широтах?» — каждый раз удивлялась я, оказываясь за пределами колпака. Но, пожалуй, лишь жуткий холод способен был отвлечь меня от черных мыслей, когда от собственного дыхания вмиг покрывались инеем ресницы. Иногда так хотелось остановиться и превратиться в ледышку, только бы не чувствовать душевной боли, страха, ответственности, ненависти, любви… Ничего! Почти каждый вечер я выпивала бутылку-другую вина из домашнего бара Мура. А по утрам смотрелась в зеркало и пыталась угадать: если продолжу в том же духе, когда же станет заметно, что я так много пью? Но пока ничего заметно не было — Л ола была красива, как никогда, а Тони, гори он синим пламенем, становился все более неравнодушен к ней. Но слово держал — не лез больше со своими нежностями, хоть я и просыпалась рядом с ним в одной постели раз в трое суток. Впрочем, кровать была широкой, так что можно было спать на разных ее краях, совершенно не мешая друг другу. Когда же я кричала в глубине ночи от пережитого во сне мерзкого эпизода из своего виртуального прошлого или, того хуже, из прошлого Лолы, ему приходилось успокаивать меня. Правда, известные Падуле методы утешения сводились к выпивке и сексу, и если от второго я наотрез отказывалась, то от первого — п очти никогда. Кошмары мне снились самые разнообразные: от скомканной постели, на которой, свернувшись калачиком, скулила от боли Лола-подросток в жалкой комнатенке, за тонкой стеной которой шумела пьянка, до ужасных подробностей неистовых ласк стареющих мужиков, пощечин, оскорблений… Я в этих снах неизменно выступала беспомощной жертвой, готовой лезть в петлю от безысходности, но меня всегда что-то останавливало в самый последний момент. — Осталось немного, совсем немного, — звучал чей-то тихий, обнадеживающий голос — с ловно голос ангела смерти. — И ты попадешь в рай. Но каждый раз у меня не хватало терпения, я проклинала Бога и уходила к своим незаменимым друзьям — бутылке и шприцу. А однажды мне приснилось, будто я бегу в сумерках по лесу: зябко, а на мне то самое желтое платье. За мной кто-то гонится. Я уверена, что это Стеф, хоть ни разу в глаза его не видела. Мне очень страшно. Я спотыкаюсь о корень и падаю на землю, покрытую слоем опавшей листвы. Земля сырая и прохладная. Перепачкав ладони и колени, я пытаюсь подняться, чувствуя дыхание смерти и понимая, что преследователь вот-вот настигнет меня. Стеф бросается на меня сверху, словно дикий зверь, нагоняющий жертву в прыжке. Он душит меня… Шепчет мне в лицо: — Я научу тебя верности, дрянь! Колотя по его груди кулаками, я визжу что есть мочи и зову на помощь, но вокруг на многие километры — никого, кто бы мог помочь. — Прекрати орать! — услышала я, вырываясь из рук Тони, который пытался меня угомонить. — И перестань меня лупить. Я подскочила в постели, осознав, что это всего лишь сон, но долго еще не могла отдышаться, будто и впрямь только что неслась по лесу. Не считаясь с интересами Падулы, я встала и врубила яркий свет. Кряхтя, он тоже поднялся, щурясь и пытаясь разглядеть, что происходит в комнате. А происходило обычное дело: я собиралась себе налить. — Что же тебе такое снится? — п рисоединяясь, раз уж все равно проснулся, спросил он. Сначала я выпила. Потом, подумав, ответила: — Жуткое чувство беспомощности и одиночества, и кто-нибудь обязательно делает со мной ужасные вещи. Или же я просто лезу на стенку от боли. — Это ее жизнь? — Наверное. И если это так, то ей не позавидуешь. Можно даже оправдать ее пристрастие к алкоголю и наркотикам. Я бы выпила еще, но Тони, в глазах которого вдруг обозначилось сочувствие, задержал мою потянувшуюся к бутылке руку: — Почему ты не разрешаешь мне успокоить тебя как-нибудь по-другому? Поверь, это помогает… — Еще чего! — Тогда хватит пить. — И это говоришь мне ты? — Расскажи о ней. Что ты видела? — попросил он, отставив бутылку подальше — так, чтобы я не смогла дотянуться. Меня посетила мысль, что ему, маньячине, должно быть, хочется посмаковать подробности чужих страданий. Но взгляд его был таким участливым (а может, просто сонным?), а я так давно хотела кому-нибудь излить душу, что поддалась. Мне просто необходимо было об этом поговорить, а рядом никого больше не было. Алкоголь, принятый на голодный желудок, быстро всосался в кровь, и кровь побежала по жилам быстрей и легче… Я рассказывала Падуле о детстве Лолы, о грязной больнице, куда людей привозили, чтобы бросить там умирать. О пьянице-матери, водившей в дом гнусных типов. О том, как Лола села на иглу, познакомившись со Стефом, и сбежала из дома. О том, как он скверно обращался с ней, заставлял ложиться в постель с богатенькими мужчинами, чтобы потом разводить их на бабки. И сам же потом упрекал ее в распутстве! О том, как ужасно относились к ней все эти мужчины, несмотря на ее эффектную внешность, а быть может, как раз благодаря ей. А теперь все это мне приходится испытывать на себе: даже Дис, недавно наведавшись ко мне, и то вел себя так, будто я дешевка какая-нибудь! Проболталась… Я рассказала Тони все, что знала, и все, о чем догадывалась. Когда же я замолчала, на его лице отражались противоречивые чувства. Это было похоже на внутреннюю борьбу между жестокостью и жалостью. Между тем, что уже давно было перманентным его состоянием, и чем-то еще неведомым, неиспытанным, что он, по-видимому, считал проявлением слабости и боялся впускать в душу. «Ну молодец! — похвалила Лола. — Все интимные подробности моей жизни раскрыла? Да кому!» — Судьба отняла у нее все, что нужно человеку для полноценной жизни: детство, юность, дом, семью, здоровье. А взамен одарила мужской любовью и вниманием, — з адумчиво резюмировал Тони. — П охоже, к ней не остались бы равнодушны все мужчины мира. — Все, кроме одного, — тихо и грустно сказала я, имея в виду Диса. — Опять ты о нем! — вспылил Падула. — Никогда не понимал, что ты в нем нашла. Как его вообще можно любить? За что? Внезапно вспомнив о реальном положении вещей, я посмотрела на Тони другими глазами — уже не как на душевного собеседника. И меня обуял гнев. — Ты ведь можешь просто переселить меня в другое тело! — в скричала я, вцепившись в отвороты его стильной пижамы. — Не разъединяя нас с Лолой. Чтобы ни я, ни она больше не мучились. У тебя есть такая возможность! Ты просто не хочешь. — Еще не время, — с казал Падула, отстраняя меня и возвращаясь в свое обычное состояние жестокосердного негодяя. LXXIX Сквозь сон я услышала шорох. В последнее время спала я чутко — могла проснуться от стрекота сверчка. Видимо, измученный тревожными сновидениями рассудок включил защитную реакцию, почти совершенно лишив организм глубокого сна. Я вскочила, но Дис приложил палец к моим губам, призывая к молчанию, и жестом приказал лечь обратно в постель. Я подчинилась, предположив, что он, возможно, знает, как обмануть датчик. Мое сердце бешено колотилось. Дис неслышно прошмыгнул в ванную, открыл воду и лишь затем, выглянув, поманил меня рукой в полумраке. Как я была счастлива, что он пришел! Я бросилась ему на шею, но он отвел мои руки и снова жестом призвал к молчанию. А потом вынул из рюкзака зверька, похожего на котенка. — Он не настоящий, — е ле слышно прошептал мне на ухо Дис, прижавшись щекой к моей щеке. Его щека была небритой, но от этого не менее приятной. — А теперь потерпи, как бы больно ни было. Главное — ни звука. Готова? Я кивнула. Он прижал к моему предплечью какую-то округлую штуковину, и у меня возникло ощущение, будто из руки вырывают кусок мяса. Соскользнув на пол и пытаясь отдышаться как можно тише, я зажала ладонью рану. Дис тем временем вживлял датчик котенку, который даже не пикнул. Потом опустил его на пол, и зверек, пробежав через комнату, юркнул в мою постель. Лишь тогда Дис поднял меня и налепил на мою рану стерильную повязку. — Ты должна одеться неслышно. Бери только самое необходимое, а потом мы уйдем. Сможешь? Я снова кивнула. Наша прошлая встреча вышла, мягко говоря, натянутой. Учитывая то, как я ушла, он должен был, как минимум, сердиться на меня. Но он вел себя так, будто ничего не произошло. Вероятно, потому что дела были слишком серьезными, чтобы вспоминать мелкие обиды: Тони мог вернуться в любой момент. Но, оказавшись вместе с Дисом в аэромобиле и проехав всего лишь пару километров, я не выдержала и снова бросилась ему на шею. — Как хорошо, что ты пришел! Спасибо, спасибо тебе! — твердила я, прижимаясь к нему и, как величайшее благо, воспринимала ноющую боль в том месте, где совсем недавно находился датчик слежения. — Да погоди ты! — отодвинул меня Дис. — А то опять перевернемся… Я послушалась — о торвалась от него и, с наслаждением откинувшись на спинку сиденья, радовалась тьме за стеклами, холодным точкам звезд в черной высоте и своей свободе. «Этот монстр больше не доберется до меня, — с облегчением думала я. — Никогда. Клянусь этим древним небом!» Через пару минут Дис затормозил и выключил свет фар. Воцарилась кромешная мгла, в которой мы были одни. — Я уже собиралась наложить на себя руки, — призналась я. — Это так похоже на отца! — отозвался Дис, нащупав мое колено. …Мы лежали в обнимку на заднем сиденье аэромобиля и все еще не видели друг друга в темноте. Было непривычно, что он трезв, что он так спокоен и уравновешен, что не вспоминает о подмешанном в питье снотворном и ни в чем не упрекает. Это словно был другой человек. Но я чувствовала, что это мой Дис. «Лежать бы так целую вечность!» — мечтала я, положив голову ему на грудь. — Наверное, он сейчас там рвет и мечет, — н арушил всепоглощающую тишину Дис. А мне не хотелось представлять Тони в гневе — я этого насмотрелась за последние недели. «Пусть теперь хоть вешается! Живой я ему больше не дамся», — продолжала я давать себе наивные обещания. — Далеко нам не уйти, — з вучал в темноте все тот же ровный негромкий голос. — Рано или поздно он найдет нас. — Что же делать? — в стревожилась я и потянулась, чтобы включить свет. — Не надо, — остановил меня Дис. — При свете я бы не смог любить ту женщину, в которую ты переселилась. Я чувствую, она живая, и я ей не нравлюсь. — Глупости! Лола своя в доску. — Тебе надо переселиться в другое тело. И чем скорее, тем лучше. — Я бы с радостью, да только вот обстоятельства, знаешь ли, не позволяют! — в возмущении я все-таки включила в салоне свет. Не может он на меня смотреть! Тоже мне, привереда нашелся. Как будто у меня был выбор? — Так зачем же ты вернулся и помог мне? — Потому что я все еще люблю тебя, — слишком уверенно произнес Дис, так что я даже засомневалась. Но он обнял меня и крепче прижал к себе, снова гася свет. — Не мог же я оставить тебя в беде. — …Берешь ли ты в жены Евгению и почему? — Да. Я люблю эту женщину больше жизни, — б ез выражения отвечал Дис. — А ты почему берешь его в мужья? — обратился ко мне священник. — Чисты мои помыслы. Мне много пришлось страдать, — о тветила Лола, и слезы потекли по моим щекам. Она словно оправдывалась перед Всевышним. — Х очу, чтобы сердце мое успокоилось на этом мужчине, — добавила я от себя. Дис странно взглянул на меня и снова посмотрел на святого отца. Тот вознес короны над нашими головами. Молитвы были прочитаны и обряд произведен. — Какая красивая пара! Жаль, что он не знает… — язвительно произнесла Мелисса, несшая шлейф белого платья Лолы, похожей на ангела в фате. Следом вышагивали Ференц и Мур-Падула — оба в черных траурных костюмах. Мелисса тоже была в черном, словно на похоронах. Позади шли еще люди. Услышав ее слова, Дис замедлил шаг, а потом совсем остановился. Вся процессия стала. — Почему мы стоим? — с просил кто-то. — Дальше без меня, — смерив Падулу презрительным взглядом и сорвав бутоньерку из петлицы, Дис бросил ее на пол. Глаза Мелиссы смеялись: — Вот видишь, Ференц? Она не та, за кого себя выдает. — Да, теперь вижу. Я стояла несчастная, не понимая, почему так внезапно оборвалась идиллия. — Господи, что я сделала? Я ведь всего лишь хотела любить и быть любимой! — в озроптала я. Но раздался гром небесный, и откуда-то сверху донесся раскатистый голос Макса: — А ты в курсе, что теперь я — Господь Бог?! Пробудившись рядом со спящим Дисом, я долго лежала, не двигаясь, и размышляла о приснившемся: «Мне не уйти от судьбы. Как бы долго я ни убегала, она настигнет меня. Нужно выполнить то, ради чего я вернулась в мир живых. Лишь тогда успокоится мое сердце. Лишь тогда…» За ночь выпало много снега, и температура упала еще ниже. Утро вставало над белым лесом, среди которого в просеке неподвижно завис наш аэромобиль с обогревом салона. Неуклонно светало, и так же неуклонно я осознавала, что бежать — н е выход. Я вспоминала нашу встречу с Максом в ресторане и, словно расставляя фигуры на шахматной доске (я всегда мысленно обращалась к этой древней игре в самых запутанных жизненных ситуациях), осознавала, кто есть кто и о какой стороне пропасти говорил Падула. Он уже отомстил мне за все и не питал больше обид. Постепенно становилось ясно, что делать дальше и как спасать мир. — Проснись! — р астолкала я Диса. — М не надо вернуться. — Что? — п родрав глаза, переспросил он. — Мне надо вернуться, — повторила я. — У меня созрел план. — Как вернуться? Ты в своем уме? — Если я вернусь сейчас, твой отец станет нашим союзником в борьбе против Макса. — Какая глупость! Откуда ты знаешь, как он поступит? Он сотню лет охотился на тебя! Неужели ты думаешь, он даст тебе свободу и вы станете партнерами? Он снова заставит тебя плясать под свою дудку! — У меня было время, чтобы узнать его поближе. Уверена: если приду сама, он примет мои условия. — Ты говоришь серьезно или шутишь? — ужаснулся Дис. — Абсолютно серьезно. Ты же сам сказал, что далеко нам не уйти. — Одумайся! Давай хотя бы попытаемся скрыться. Я знаю места, где нас нескоро найдут. Пусть они с Максом разбираются сами. — Падуле с ним не справиться. Если они начнут войну, Макс рано или поздно победит. Уж поверь, он теперь в тысячу раз сильнее, чем твой отец. Этого безумца надо остановить. — А ты-то чем можешь помочь? Вот в этом-то жалком тельце! — Не такое уж оно и жалкое, — о биделась я, вспоминая, какое желание Лола вызывает у Тони. До сих пор Дису удавалось сохранять железное самообладание — в ероятно, сказывалось воспитание Падулы и самодисциплина во время столетней борьбы с отцом. Но нервы Диса начали сдавать, когда он — у ж не знаю как! — вдруг все прочел в моих глазах. — Вот ты тут совсем недавно плакалась, что твоя теперешняя внешность провоцирует мужчин на грубое обращение. — О н демонстративно схватил меня за раненное предплечье, и я поняла, что он подслушал по крайней мере один наш пьяный разговор с Падулой. — А я смотрю на тебя сейчас и тоже едва сдерживаюсь, чтобы тебе не врезать. Ты и в прошлый раз намекала, что «должна» с кем-то спать из-за Лолы! Только это уже перебор. — Но она любит Ференца и только ради этого терпит меня. — Ференца? Да послушай себя! Что ты несешь? — вскричал Дис. Наконец и он потерял самообладание. — Как вообще можно принять такое?! А мой отец? Как я понял, он беспардонно поимел тебя, а ты собираешься вернуться и помогать ему! Лола захлопала ресницами. Она всегда терялась в присутствии Диса, потому что он был единственным, кто не восхищался ее красотой, а положа руку на сердце, откровенно презирал ее. Я же к подобным его выхлопам давно привыкла и ни капельки не смутилась резкой перемене. Дис и раньше был неуравновешенным, и вряд ли характер можно изменить, разве что до поры не показывать. — Зато ты такой весь правильный! Он не может принять! При этом готов мне, и без того попавшей в безвыходное положение, ставить условия, если бы да кабы. Да катись ты в таком случае! — я тоже повысила голос. — Т ы предал меня в прошлой жизни, и я это приняла. Так что и ты теперь проглоти все это и терпи! — Проглотил, — х олодно произнес Дис. — И не благодари за то, что спас тебя в очередной раз! Но ты должна понять, что дальше я это безобразие терпеть не намерен. Давай, возвращайся. Только учти, я уже не приду потом, когда ты снова заноешь. Фу! Да я даже прикасаться к тебе не хочу, пока ты в этом теле… — о н пренебрежительно отодвинулся от меня. — Какие мы брезгливые! — о биделась Лола. — Я даже не знаю, когда говоришь ты, а когда она. — Д ис снова почувствовал ее присутствие. — А что если наши личности уже слились в одно целое и нас не разъединить? Что тогда? — Давай просто уедем, — не унимался Дис. — Не нужно тебе возвращаться! Кто для тебя все эти люди? Кто эти чужие люди: этот Ференц, эта покойница, которой ты пытаешься угодить… — …И которую ты не можешь любить при свете. — Я подыщу тебе другое тело. Есть у меня на этот счет соображения. Я не так беспомощен, как кажется. — Ты не понимаешь! — покачала я головой. — Я подвела Нору, сбежав. Подвела всю нашу династию Кешиа. Я не смогу жить, пока не исправлю ситуацию. А ты, борец за справедливость, разве ты готов бросить человечество, которому нужна наша помощь, на произвол полоумного психопата? — Да. Потому что я устал, — с казал Дис. Желтые солнечные лучи падали на его кажущееся теперь совсем чужим лицо. — Ну, допустим, мы уедем, ты отдохнешь. А что потом? LXXX Я опоздала: долго плутала в лабиринте коридоров, прежде чем вспомнила путь в главный корпус. Когда ворвалась в двери конференц-зала, совещание было в самом разгаре. Чен что-то оживленно объяснял коллегам, размахивая руками, будто благодаря жестикуляции его слова могли приобрести большую убедительность. Но при моем появлении все умолкли и, как по команде «равняйсь!», повернули головы. А сидевший во главе стола Тони от неожиданности вскочил и чуть было не опрокинул стул, но в одно мгновение взял себя в руки и поймал его на лету за спинку. — Вы почему опаздываете? — вошел он в роль строгого начальника. — Для кого составлено рабочее расписание? — Простите — п робки, — с оврала я и только потом спохватилась: какие еще пробки? Ведь в воздушных коридорах Кавы пробок не бывало даже в час пик. Но неожиданно меня спас Лу Чен. — О! Вы попасть пробка на пересечении 63-й и 89-й улица? — в скочил он. — Что там творится! Я смотреть утром новости. — Да, меня угораздило поехать через этот район, — снова соврала я, понятия не имея, где это и что там могло произойти. — Вы видеть свой глаза! Рассказать нам, что за беспорядки? Тут же на мне сошлись любопытные взгляды остальных, а я замялась, не зная, что и сказать. Но тут уж на помощь пришел Падула: — Коллеги! Обсудим новости после совещания. А теперь к делу. Продолжайте доклад, Лу. — Почему ты вернулась? — з атащив меня в свой кабинет и заперев дверь, спросил Падула. Он был возбужден, изумлен и раздосадован одновременно. Раздосадован тем, что оплошал и упустил меня накануне. Изумлен — м оему добровольному возвращению. — Подумала над твоими словами о двух сторонах пропасти. Собираюсь принять твое предложение о сотрудничестве. Падула вытаращил глаза, не веря ушам своим, и полез в шкафчик за графинчиком. Было заметно, что он всю ночь не спал, переживая изза моего побега, и уже распрощался с заветной мечтой отправиться в прошлое. Необычно было видеть его, всегда такого уверенного в себе, растерянным. Наверняка он полагал, что здесь какой-то подвох. — Это правильное решение, — с обравшись с мыслями, Тони протянул мне хрустальный стакан, на четверть заполненный янтарной жидкостью. — Но, поскольку я пришла сама, у меня есть условия: больше никаких датчиков, а ты переедешь в свою квартиру за пределами колпака. — Хорошо, — легко согласился он. — Еще мне бы личного водителя с аэромобилем… — Не вопрос, — Тони был на все согласен. — И тот договор… — напомнила я, взяв стакан. — Оставь мне хотя бы юридические гарантии того, что мы компаньоны! — в змолился он. Но было видно, что и договор ему до лампочки. Его другое интересовало. — Ну хорошо, пес с ним, с договором. — Я опустилась в кресло. Перестав быть пленницей и, как мне казалось, получив возможность диктовать условия, я чувствовала себя гораздо свободней, нежели раньше. — Как тебе удалось? — н е преминул спросить Тони. — Т ут не обошлось без посторонней помощи, я прав? Я неопределенно пожала плечами, не собираясь сообщать подробности, — имела право. — Щенок! — внезапно побагровев, догадался обо всем Падула. — Ну и как же это он отпустил тебя? Я снова промолчала. Тогда он подошел, бесцеремонно схватил мою руку, закатал рукав и содрал повязку. Рана уже успела затянуться. — Эй, полегче! У нас уговор, — напомнила я. Падула отпустил мою руку. — Как он узнал? — Понятия не имею, — честно призналась я. — Не успела спросить. — Вот ключи от служебного аэромобиля. — Т они достал из ящика брелок и передал мне, а потом залпом допил свой коньяк. — С ейчас распоряжусь насчет водителя. А теперь иди. Хочу побыть один. Что происходило за запертыми дверями кабинета Падулы, мне осталось неведомым. Он был там один и не выходил до позднего вечера. И я тоже припозднилась: не спешила домой, ведь теперь могла уехать, когда захочу. Раньше Падула указывал мне, что следует делать, а теперь я сама была хозяйкой своего времени. За окном на полнеба разлился кроваво-красный закат, обдавая жутким цветом заснеженное поле до самого горизонта. Кабинет тоже окрасился в багровые тона. Быстро смеркалось, но я не включала свет. Что-то удерживало меня в тот вечер от лишних телодвижений. Усталость? Уныние? Тоска? Лола скучала по Ференцу. А со мной происходило непонятное: я никого не желала видеть, но в то же время мучалась от одиночества и с ужасом представляла, что мне предстоит вернуться в пустую квартиру. Но разве я не этого хотела еще вчера — свободы? Мучила и неуверенность в успехе предприятия: я вернулась в логово врага, сделав ставку на сомнительные чаяния и собственные силы. Быть может, это было очень самонадеянно с моей стороны, но ставка была сделана, и мне предстояло обдумать детали предстоящего сотрудничества с Падулой. Сидеть в полутьме и тепле, глядя на белую пустыню за стеклом, и представлять, как же, должно быть, холодно снаружи, было очень уютно. Судя по приборам, температура к вечеру упала до минус 27 по Цельсию. — А ты, я смотрю, домой не торопишься? — неожиданно заглянув ко мне, благодушно спросил Тони. Он был в пальто и шарфе. — Все уже разъехались. Не подвезти ли тебя домой, ценный сотрудник Соня?.. Разумеется, Тони не желал играть по чьим бы то ни было правилам, он привык диктовать свои условия и ни под кого не собирался прогибать- ся. Поэтому о личном водителе пришлось забыть. Но все же кое-чего я своим добровольным возвращением и согласием на сделку добилась. Возможно, это называлось уважением, насколько Падула вообще был способен на проявление уважения к существам слабым, в том числе таким доходягам, как Лола. В остальном же мало что изменилось: он точно так же, как раньше, приходил ко мне и ложился в мою постель, когда ему заблагорассудится. Просто ложился и спал. — Это чтобы тебе не было страшно, — о правдывался он, подтыкая мне одеяло и устраиваясь на своей половине кровати с сигарой и пепельницей. Все это выглядело скорее как стеб, чем как забота, но было вполне безобидно. Возможно даже, искренне. И я перестала возражать — все равно ведь бесполезно. К тому же после того, как Падула потерял надо мной тотальный контроль, я вдруг стала относиться к нему иначе, нежели прежде. Я увидела в нем человека, что ли. Эдакого скучающего и иронизирующего классического злодея, обладающего своеобразным чувством юмора. Но в душе, я это чувствовала, Падула был очень одинок. Его уважали, его боялись, но никто не любил его. Это, конечно, не могло стать поводом для сочувствия, но я вдруг начала его понимать. Точнее, мне пришлось научиться его понимать, поскольку я рассчитывала довести до конца то дело, ради которого столько уже претерпела. «Все мои жертвы не должны оказаться напрасными, — т вердила я себе, неподвижно лежа рядом и глядя в темноте на лицо и мерно вздымающуюся во сне грудь Мура. — Я разнюхаю обстановку, помогу Падуле разбить Макса — ведь никто не знает его так хорошо, как я! А потом…» Потом мне предстоит убедить Тони изменить концепцию управления «Дао» — эта часть плана казалась мне наиболее фантастической. Но был и план Б: если Тони заупрямится, я должна буду найти способ его устранить. LXXXI От зари до зари (зимний день на Каве длился всего-то часов семь) я трудилась в поте лица в стенах института телепортации, а на самом деле — секретнейшего объекта. Учитывая мое желание войти в курс дела, а может быть, заодно и в отместку за побег, Падула завалил меня работой, которая поначалу казалась ненужной и бестолковой. Заставил перечитывать кипы отчетов об экспериментах годичной давности, пересматривать десятки жутких видеозаписей об опытах, проводимых над животными и людьми, резюмировать свое видение степени их эффективности и так далее. Перелопачивая горы секретной информации, к которой получила доступ, я задавалась вопросом: разве Тони не догадывается, что при случае я не премину использовать все эти сведения против него? Например, скопирую и обнародую. Почему он так уверен, что этого не произойдет? Оставив решение этого непростого вопроса на потом, я с головой ушла в изучение запрещенного оборудования и противозаконных научных методов. Бесспорно, все это было ужасно интересно, хотя под вечер мозги закипали. В особенности поражала мощь защищающего институт оружия, способного противостоять хоть космическому обстрелу. «Оборонкой», как вкратце называли в нашем коллективе систему защиты от возможного нападения, заведовал, как выяснилось, Дрю — т от самый тип с внешностью транссексуала. Он был помешан на всевозможных способах убийств. Дрю показал мне все, что имелось в его арсенале, а кое-что даже продемонстрировал на неодушевленных биороботах. Скучать не приходилось. К тому же Чен постоянно крутился рядом, прикрываясь желанием получше выучить диалекты, которыми в совершенстве, как ему казалось, владела я. Мне редко удавалось отвертеться от чашечки кофе во время обеденных перерывов, которые плавно перетекали в консуль- тации по инопланетным языкам. Я так уставала в те дни, что, приходя домой, засыпала как убитая, и мне на время даже перестали сниться кошмары. Замечая мой относительно спокойный сон, Падула шутил насчет трудотерапии, якобы помогающей справляться с психическими недугами. И заботливо напоминал мне, когда пора ширяться, поскольку сама я об этом забывала. Забывала порой даже поесть. — Да тебе, я смотрю, нянька нужна! — подкалывал он. Перед сном я взяла за правило думать о Ференце: почему-то это приносило некоторое успокоение. Но его командировка на теплый континент затягивалась, и мне казалось, я скучаю по нему не меньше Лолы. Скорее всего, происходило то, о чем меня предупреждали: наши с Лолой личности все больше смешивались. Я уже с трудом отличала ее чувства от своих и понятия не имела, что будет, когда Ференц вернется. Я боялась выдать себя и Падулу и тем самым провалить наше дело. А бояться, как оказалось, надо было кое-чего еще, о чем я совершенно тогда не думала: сумеет ли Падула сам себя не выдать? Не прибьет ли он соперника на месте, как уже поступил однажды в далеком прошлом? Ведь он даже Чена рядом с Лолой едва выносил, хотя сам не имел теперь права прикасаться ко мне. Но я же видела, с каким трудом ему это дается. А тем временем Лола, которая с незапамятных времен не воздерживалась от любви так долго, как в этот раз, и вожделение которой вдобавок оказалось разбавленным моей страстью к таким мужчинам, как Чен, едва не толкнула меня на прокол. Это чуть было не произошло в моем кабинете, когда мы с Ченом в очередной раз занимались языками, выпив по бокалу вина. В комнате стоял красный полумрак зимних сумерек, а за окном простиралась неизменная бескрайняя снежная пустошь. Обстановка располагала. И вот уже тонкие пальцы Лолы скользили по мускулистым, как у Тао, плечам, и я расстегивала пуговицы рубашки Чена, смеясь и поправляя его неправильный выговор… Если бы дверь оказалась заперта, Падула наверняка сорвал бы ее с петель. Но, к счастью, мы с Ченом не позаботились об этом, и Тони не пришлось ломать замков. Застав нас врасплох, от неожиданности отпрянувших друг от друга при его появлении, он с угрозой в голосе произнес: — Почему у вас так темно, Соня? Зайдите ко мне, раз уж вы все равно припозднились. Есть разговор! Оправив на себе одежду, я пожала плечами и отправилась «на ковер». — Что все это значит? — г невно блеснул глазами Падула, когда я вошла. Он сидел на краю своего стола, сложив руки на груди. В его кабинете горел яркий свет, неприятно резавший глаза. После мягкой успокаивающей темноты это казалось пыткой. — Что еще за оргии с возлияниями на рабочем месте? — А тебе что за дело? Уж не ревнуешь ли ты? — гордо подняв голову, ответила Лола, но тут же стушевалась под его уничтожающим взглядом. — При чем тут ревность? Разве ты не понимаешь, что Мелисса только и ждет этого? Хочет поссорить вас с Ференцем. А ты ведешься! Да как ты вообще… Как тебе могут нравиться такие? — Какие такие? — Коротышки сухощавые! — У Чена красивые бицепсы, — возразила я, но снова сконфузилась, увидев, что Падула непроизвольно сжал кулаки и покраснел, словно рак. — Бицепсы? — он понизил голос почти до шепота, чтобы нас чего доброго не услышал Чен, который мог стоять в это время за дверью. Но от этого тон Падулы не стал менее яростным. — К акие еще бицепсы? Кисель! Подхалим он несчастный! И зачем только Мур пригласил его? Ничего полезного не делает, только клинья к тебе подбивает. И я не ошибусь, если по просьбе Мелиссы. Да-да! И не делай удивленное лицо. Надо быть конченой дурой, чтобы этого не понять. Ты даже не представляешь, с кем связалась! — распекал меня Падула, брызжа слюной. — Ну и кто же она такая? Кроме того, что бывшая Ференца. — Профессиональная дрянь. Специализируется как раз на стравливании коллег и всяких подставах. Когда Ференц узнал, чем она на самом деле промышляет, он разочаровался в женщинах. Ты вернула ему веру в любовь, а теперь губишь все своими же руками! — Я не знала… — искренне каялась я, наконец поверив. — Теперь знаешь. Как бы поаккуратней избавиться от этой змеи подколодной?.. Тони слез со стола и прошелся по кабинету. — А что если… — меня посетила безумная идея. — Как с Муром, а? — Ты хочешь переселиться в ее тело? — ужаснулся Тони. — Ну нет! — Почему нет? — Только через мой труп! Эта стерва меня бесит. — Она тебя побрила? — п опыталась я пошутить. — Не волнуйся насчет этого. Мелисса совершенно не в моем вкусе. К тому же у них с Муром все уже было, поэтому она им, то есть мной, не интересуется, — раздраженно ответил Падула. — Не хочешь Мелиссу, найди мне другую «болванку». А если тебе так нравится Лола, сделай себе из нее неодушевленного биокиборга и люби сколько хочешь. И всем будет хорошо! Но Тони так не считал: — Ты должна переселиться в свое тело. А оно у Макса. У нас уговор, забыла? Я помогаю тебе, ты — мне. — Но я успею переселиться в любой момент. — Я сказал нет! — о трезал Падула. LXXXII Утром я не сразу заставила себя подняться с постели. Я чувствовала непередаваемую усталость, будто не спала вовсе, а ночь напролет занималась тяжелой физической работой. «Уработалась, наверное», — вспоминая прошедшие недели, предположила я. Кое-как разбудив себя, я умылась, выпила кофейку и наконец взбодрилась. Падула должен был заехать за мной, как обычно, но почему-то задерживался. Я даже беспокоиться начала, не случилось ли чего. На то были причины. На днях, потакая своему пристрастию прогуливаться в одиночестве по оживленным улицам, я почувствовала на себе взгляд — словно кто-то смотрел мне в затылок так, что тот даже зачесался. Я остановилась и оглянулась, помня прошлую веселенькую встречу в толпе. Но, вглядываясь в бесчисленные лица, я так и не разглядела знакомых физиономий. — Мне не нравится, что ты разгуливаешь по улицам одна, без охраны, — ругал меня Падула. — Как можно быть такой неосторожной? Он ведь запросто может похитить тебя и даже убить! Мы оба знали, о ком речь, хоть я и не рассказала ему о своем недавнем променаде. — Хотел бы, давно бы сделал это. Но, пожалуй, для него это слишком скучно: Макс — игрок, ему от нас нужно что-то другое, что-то большее. — Что же? — Он хочет поиграть — на нервах, на чувствах, эмоциях. Например, продемонстрировать картину гибели человечества, посмотреть, как мы это воспримем, и лишь затем порешить, — предположила я. — Я бы не стал полагаться на эти догадки: никому не известно, что он задумал. Я вынужден приставить к тебе телохранителей, — безапелляционно заявил Падула. Я усмехнулась: — Думаешь, это станет помехой? — А что станет? Он ведь тоже смертен. Не мог же он изобрести себе несколько жизней. Он всего лишь человек, как я и ты, хоть и заселился в биокиборга. — Ты не понимаешь! Мы все, даже ты, — выразительно взглянув на Падулу, произнесла я, — думали, как люди, и остались людьми. А Макс, оцифровавшись, сразу же начал мыслить, как самообучающаяся программа. Он прогрессировал, словно вирус, взламывал и захватывал базы данных. Он перекрыл нам с Норой кислород, буквально пленил нас в виртуальности, и мы не могли знать, чем он занимается. Оставалось только догадываться. Но я помню, что в самом начале, когда мы с ним, как ты выразился, еще были добрыми друзьями, он говорил что-то о резервных копиях самого себя. — Чушь! — не поверил Тони. — Это невозможно. Мои ученые ставили такие эксперименты, и все они провалились. Как можно скопировать самого себя? — А вдруг у него получилось? — Тогда он абсолютно бессмертен. — Вот именно! — Почему же он до сих пор не объявил себя богом и не поработил всех нас? — Может быть, он что-то еще недоработал? — снова предполо- жила я. — Скорей бы вернулся Ференц, — в здохнул Тони. — У верен, он бы чтонибудь придумал. — А как я этого хочу! — вырвалось у Лолы, и Падула вскинул на нее негодующий взгляд. — В общем, так: если меня рядом нет, будешь передвигаться по городу с двумя парнями-биороботами. А лучше совсем не выходи из дома. — Под домашний арест вздумал меня заключить? Ну уж нет! — в стала я на дыбы. — Послушай, сейчас не до выкрутасов! Твоя жизнь слишком ценна, чтобы ею так легкомысленно рисковать, — убеждал Тони. Где-то я это уже слышала… — Тогда почему ты до сих пор не переселил меня в здоровое тело? Что если я погибну от передозировки? — Опять старая песня… К помощи этой «старой песни» мне приходилось прибегать все чаще и чаще: во-первых, Лоле становилось с каждым днем хуже, во-вторых, как только я заводила речь об этом, Тони уходил от разговора. И я этим пользовалась, чтобы вынудить его уйти или избежать неприятных для меня тем. Но в тот раз он не отставал: — На улице ты совершенно беззащитна, а в эту квартиру ему так просто не проникнуть. Дрю защитил так называемыми энергетическими куполами наш институт, транспорт и жилища. Но я-то знала, что Максу скоро не составит труда проникнуть даже в мой мозг, не то что в квартиру. Теперь я почти каждую ночь видела сны, в которых он все глубже пробирался в мое сознание. То угрожал мне, то заманивал фантастическими перспективами. А на днях наслал совсем уж жуткое сновидение… Я стояла на краю огромной ямы-воронки, дно которой, казалось, достигало центра планеты. Там, внизу, копошились, не в силах выбраться, полуобнаженные, истерзанные и покрытые язвами люди, напоминающие грешников в аду. — Посмотри: это все «добровольцы», которых Тони Падула и его компания отправила в преисподнюю, — увещевал Макс. — Взгляни на их мучения: сколько загубленных душ! И ты хочешь помочь ему продолжать совершать злодеяния? — Напротив, я хочу помешать этому. — Тогда пойдем со мной. Я помогу. Мне не нужны все эти никчемные заблудшие душонки! Мне нужна только одна — твоя. Я освобожу их всех — д ля тебя одной! А тебе обещаю жизнь вечную, без мучений и боли. — А почему они в аду? — п одловила я его. — И х ведь всех точно так же обманули, пообещав вечную жизнь. — Ах так?! — Р ассвирепев оттого, что я не поддаюсь на его уловки, Макс подтолкнул меня к краю пропасти. Качнувшись над бездной, я взглянула в его глаза и похолодела от ужаса: глаза Макса были черными, как угли, и невыразимо злыми, словно у самого дьявола. «У Тони Падулы я ни разу не видела такого злобного взгляда», — почему-то подумала я. — А может быть, ты хочешь к ним присоединиться? — произнес Макс, прочитав мои мысли, и столкнул меня вниз. …Я упала в гущу полуразложившихся, но еще живых тел и долго слышала душераздирающие вопли этих несчастных, прежде чем проснулась от своего собственного вопля. В ту ночь Тони не было рядом, и я до рассвета не могла отойти от ужаса: в ушах стоял леденящий душу гомон тысяч зовущих на помощь голосов, а кожа словно продолжала ощущать омерзительные прикосновения прокаженных… Два биоробота, внешне не отличающиеся от людей, стояли в прихожей, охраняя мой покой. Но они не могли избавить меня от ночных кошмаров и одиночества. В отчаянии я стала названивать Дису, но он сбрасывал мои звонки и даже не перезвонил. …Вспоминая дьявольские глаза Макса, я все больше беспокоилась за Тони. За окном светало, я допивала вторую чашку кофе, а Падулы все не было. «К себе-то он телохранителей не приставил, самоуверенный кретин! Вот что я буду делать, если его прибьют? Как я в одиночку Макса одолею?» — н ервничала я. Наконец он явился. — Никогда не видел, чтобы в многоуровневых городах были такие пробки! — заговорил Падула с порога и прошел в комнату. — Да еще в такую рань! Расстояние в два квартала я преодолел за… — он взглянул на свои часы, — сорок пять минут. Все как будто с цепи сорвались и вывалили на улицы. — А ты в следующий раз выходи пораньше, — я устало опустилась на стул. — Лучше я сюда переберусь. И мне, и тебе спокойнее будет. А ты почему еще не одета? — наконец заметил Падула. — Я плохо себя чувствую. Можно я останусь сегодня дома? — п опытала я счастья. Падула внимательно посмотрел на меня. — Ты в своем уме? Сегодня прибывает очередная делегация ученых. Тебе надо переводить. Нам необходимо завербовать побольше умных голов. — У меня нет сил. — Давай, поднимайся! — поторопил он, снова взглянув на часы. — По дороге еще поспишь. Кстати, как тебе мои охранники? Нравятся? Вот у них мускулы — не то, что у твоего Чена. — Они ненастоящие. — Но они как настоящие! — он полез в шкаф выбирать для меня на- ряд. LXXXIII Тем вечером я решила уехать пораньше, потому что очень устала за день и едва держалась на ногах. Чен любезно согласился отвезти меня домой. Узнав об этом, Падула попросил меня заглянуть к нему «через полчасика», когда у него закончится встреча. — Скажи, это один из твоих садистских методов, да? Не упускаешь возможности поиздеваться разными способами? — напустилась я на него, ворвавшись в кабинет, не дожидаясь, пока истекут полчаса. Как я и полагала, Тони соврал насчет встречи — у него никого не было, он в одиночестве пускал дым в полутемном кабинете, закинув ноги в лакированных ботинках на стол. — С начала заваливаешь меня работой, потом заставляешь задерживаться без причины. Я устала и «через полчасика» могла бы уже лежать в постели. Я весь день чувствовала себя разбитой, и мне совершенно не хотелось допоздна точить лясы с Падулой, как это всегда происходило, когда он вызывал меня после окончания рабочего дня. Сейчас он опять будет квасить и философствовать, созерцая Лолу, а я спать хочу! — Не скули, — прервал меня Тони, убирая ноги со стола. — Сегодня надолго не задержу. — Ну и?.. — с ложив руки на груди, я встала у двери, всем видом желая показать, что зашла не больше, чем на пару минут. — Ты постоянно упрекаешь меня в том, что я неправильно веду дела — мучаю бедных доверчивых граждан галактики. Считай, что мне стало стыдно, и я решил дать тебе шанс исправить все, что я наворотил. Предложи свою стратегию, если она мне понравится, я ее приму. Или так: если ее одобрит большинство наших ученых, мы сделаем по-твоему. Мои руки сами собой повисли вдоль тела. Стратегия? Я в жизни не писала стратегий. И какой, однако, хитрый ход: он наворотил, а мне, значит, предлагать стратегию! А если нечего предложить, то, дескать, и не выкаблучивайся больше? — Я не прошу тебя выстраивать текст по всем канонам, — з аметив мой растерянный взгляд, успокоил Падула. — Просто подумай об этом на досуге. Хотя я и не уверен, что ты сумеешь предложить что-то путное, кроме как отпустить всех на волю. Но прежде чем разрушать что-либо, нужно представлять, что построишь взамен, не так ли? Это все, что я хотел тебе сказать. Теперь можешь ехать домой с Ченом. Только поосторожнее там: узнаю — у бью обоих. Я не двигалась с места… — Что-то неясно? — с просил Падула, закуривая. — Можно я останусь здесь на ночь? — в ыдала я, опомнившись. Все же происходило то, чего я добивалась: Тони соглашался на изменения. Как это бывает во время переутомления, во мне проснулась гиперактивность — я ведь даже не надеялась, что он может это предложить. Как можно отдыхать в такое время? Падула поперхнулся. — Ты когда в последний раз спала? — побеспокоился он обо мне. — А ела? Сама же только что сказала, что умираешь от усталости. — Вздремну пару часиков — и снова в бой. У тебя тут есть диванчик, — оглядевшись, нашла я решение. — Ну ладно. — П адула встал со своего скрипучего кресла, кинул ключи от кабинета на стол и ушел с сигарой в зубах, на прощание смерив меня скептическим взглядом. Вдохновленная собственной затеей, я почти сразу же полезла в шкафчик, чтобы опрокинуть граммов сто, у Лолы трубы горели. …Закат медленно догорал. Вскоре меня окружила густая мгла, в которой светился лишь трехмерный экран компьютера. За спиной в невидимых щелях посвистывал ветер. Он гудел так надрывно, что казалось, в мире никого не осталось, кроме меня и поднявшейся метели. Этот звук сбивал меня с мыслей. Увы, похоже, даже самые новейшие стройматериалы не всегда выдерживали тех перепадов температур, какими порой потчевала Кава. Да и железо есть железо — даже в четвертом тысячелетии оно промерзает… Стратегия не удавалась. Допив бутылку, которую Падула открыл еще в день моего возвращения после побега с Дисом, я обнаружила, что озябла. Повозившись с регулятором температуры и влажности в помещении (странно, но на приборах были оптимально комфортные показания, явно не соответствующие действительности), я решила согреться в душе. Только вода из крана потекла холодная. Я долго ждала, но она так и не потеплела. Оставив мечту принять горячий душ, я отыскала в шкафу дежурное пальто Мура, забралась под него, свернулась калачиком на диване и почти сразу же отрубилась. Тони приехал ни свет ни заря, разбудив меня хлопаньем дверей. За ночь я пригрелась в своем гнездышке и удовлетворенно потягивалась, высовывая из-под пальто то руку, то ногу. Но когда встала, поняла, что в помещении по-прежнему холодно. Может быть, мороз снаружи настолько силен, что системы не справляются? — Что за холодильник ты тут устроила! — напустился на меня Падула, передумав снимать пальто. — Я ничего не трогала! — опешила я. — Но еще вчера вечером… Поговорить мы не успели — в дверь ворвался Дрю с экстренным сообщением: — Мы подвергаемся магнитной атаке. Кто-то или что-то намеренно выводит из строя оборудование. — Что значит выводит из строя? — Падула обернулся к Дрю. — Мы ничего не можем сделать, — развел тот руками. — Невозможно засечь, откуда исходят импульсы, от которых дуреют все наши приборы. — Что значит дуреют? — п ереспросил Тони, с откровенной неприязнью оглядывая разноцветный, точно у попугая, наряд Дрю — з еленые брюки, желтую рубашку, синюю жилетку и вдобавок уложенные гелем с мокрым эффектом неестественно красного цвета волосы. — Складывается ощущение, будто кто-то с нами играет. Потому что, если бы этот кто-то хотел вывести из строя все сразу, он бы сразу это и сделал. Поле слишком сильное. — Гаденыш! — только и сказал Тони, и они с Дрю ушли. Я стала возиться с кофемашиной, до выяснения всех обстоятельств решив выпить кофе. Но вместо заданного напитка аппарат выдал мне цветочный чай. — Ну ладно, — взяла я предложенное. — Чай так чай. Надеюсь, в нем нет цианистого калия? Забравшись с ногами в кресло Падулы, я с удовольствием грела руки о горячую чашку и размышляла над тем, какого «гаденыша» имел в виду Тони. Диса-то он обычно называл щенком. Соответственно гаденышем мог быть только… Зазвонил мой астерофон. Дис (легок на помине!) что-то говорил, но так сбивчиво, что я в первую минуту ничего не могла разобрать. — Погоди! Помедленней. Объясни все по порядку. Какой еще бунт? Кто митингует? Кто передрались?.. — Я помог твоей тетушке освободиться, а она подняла на дыбы общественность Московии! — р асслышала я на фоне невыносимого галдежа, творящегося по ту сторону канала связи. Я выпрыгнула из кресла: — Ты освободил Нору? Как тебе удалось? — Это не важно. Главное, что она открыла всем правду о количестве подопытных «Дао» и об их участи. Народ выступает против вмешатель- ства в естественный процесс старения и смерти. Они хотят крови моего отца. — Но ведь это же прекрасно! — отхлебнув чаю, я устремила взгляд на заснеженное поле за окном, освещенное ярким зимним солнцем. Только что-то мне подсказывало, что прекрасно далеко не все. «Бррр! Как же, должно быть, холодно снаружи», — с нова передернуло меня. — Да ничего подобного! — р аздавался из динамика голос Диса. — М акс единолично завладел компанией Кешиа и всем вашим оборудованием. Он создал некое поле, воздействующее на тех, кто находится в крайнем эмоциональном возбуждении. Как раз в таком состоянии тут сейчас все и находятся. Но пока он, похоже, лишь тренируется в управлении толпами. Так что массовые драки — это еще цветочки. — Постой-ка, но ведь Макс здесь, на Каве, а это так далеко от Московии! — Ты уверена, что он только на Каве? — спросил Дис. — В каком смысле? — Отцу требуется целый штат сотрудников, а твоему виртуальному бойфренду, похоже, уже нет. Я силилась вникнуть в то, что он сказал, и была уже близка к пониманию. Я даже догадывалась, почему ночью начали глючить приборы и что могло означать это «Макс не только здесь». Но внезапно у меня закружилась голова и я, потеряв равновесие, плюхнулась в обморок. Мой обморок никак не был связан с торсионными полями. Просто я очень мало ела и мало спала. Плюс ко всему в Лоле сидел недуг, завуалированный и приглушенный постоянным приемом наркотиков. Она ведь говорила, что была смертельно больна, просто оттягивала неизбежный конец клиостроном. Очнулась я под капельницей, все на том же кожаном диванчике в кабинете Тони. Они с Лунгом о чем-то тихо разговаривали у окна. Было тепло, и мне стало ясно, что безумие приборов миновало. По крайней мере, на какое-то время. — Эй, долго мне еще так лежать? — п одала я голос. Оба оглянулись. — И чем это вы меня накачиваете? — Глюкоза, — ответил Лунг. — Мне тут сказали, что ты плохо питалась в последнее время. — Что-то эта ваша глюкоза так медленно капает… Не проще ли мне выпить ее залпом? Я без спросу вырвала из вены катетер капельницы и, поднявшись с дивана, направилась в туалет, хотя голова моя еще кружилась. Пару часов спустя техника прекратила сходить с ума, и все встало на свои места. Но я решила сообщить Падуле о звонке Диса. Посчитала, что он должен знать. — Получается, Макс использовал рыжую для достижения своих целей, а этот олух думает, что совершил свое очередное доброе дело, — рассуждал Тони. И он был прав, если бы Макс не пожелал «случайно упустить» Нору, Дис, скорее всего, ничего не сумел бы сделать. Меня постоянно терзали вопросы о возможностях Диса: какими знаниями и средствами он располагает, как получает информацию, будучи всегда в курсе всех событий, и где он достает оружие? Чему он мог обучиться за сто виртуальных лет? Но пока эта тайна была покрыта для меня мраком. Возможно, Падула что-нибудь знал об этом, но не желал говорить со мной о Дисе и всегда с раздражением воспринимал даже упоминание о нем. — Нужно срочно вызвать Ференца. Может быть, он что-нибудь придумает. Иначе Макс всех нас отправит в ад! — р азволновалась я, вспоминая свои возобновившиеся ночные кошмары. — Лунг и Дрю уже занимаются созданием купола над институтом для защиты от магнитных атак. Так просто этому поганцу нас не взять, — у спокаивал Падула. — А это что еще такое? — Он неожиданно протянул руку к моей талии. Посмотрев туда, куда указывал его палец, я увидела, что юбка, которую я купила пару недель назад, болтается на талии. Я попыталась ее поправить, но она все равно съехала набок. Хорошо хоть вообще на пол не слетела. Падула просунул ладонь между тканью и моим животом и замерил пальцами расстояние. Его пальцы были холодными, и это показалось мне странным. Он же биокиборг! — Ты должна больше есть, — заключил он. — Мне в последнее время плохо от еды. — Как понять — п лохо от еды? Я давно собиралась серьезно поговорить с Тони, поторопить с моим переселением в любое другое тело, аргументированно объяснив, что Лоле нездоровится и пора уже что-то предпринимать, потому что ее мирское время заканчивается. Но Чен имел обыкновение появляться в самый неподходящий момент, чтобы сообщить что-нибудь ну о-очень важное. Едва я открыла рот, как он ворвался в дверь: — Соня! Как хорошо, что вы тоже здесь! Моя рассказать, как Дрю поймать в обойма призрак! LXXXIV На самом деле никого Дрю «в обойма» не поймал. Он засек, откуда примерно исходил импульс, на время выведший из строя все наши системы, даже систему отопления. А затем мы битый час обсуждали призраков и помехи в конференц-зале. Больше всех, как обычно, говорил Чен, и меня это порядком напрягало: Лоле не хватало плотской любви, а Чен так напоминал Тао!.. Воображение рисовало его с голым торсом, с красной повязкой на лбу и с катаной в жилистых руках. А глядя на ряху Мура, под личиной которого скрывался Падула, я с каждой минутой испытывала все большее раздражение — о н, видите ли, решил, что имеет право «оберегать» Лолу от мужчин! Верность, которую она якобы должна была хранить Ференцу, на мой взгляд, была слабой отговоркой. Я полагала, что ему просто доставляет удовольствие издеваться над людьми не одним, так другим способом. Вдобавок у меня еще побаливал живот от утреннего цветочного чая, и я смотрела на Падулу с почти нескрываемой ненавистью, виня его во всех своих бедах и неприятностях. Но вдруг отворилась дверь и… — Ференц, наконец-то! — в ырвалось у меня. Я сорвалась с места и кинулась к нему. — Здравствуй, малышка! Как же я соскучился, — о бнял меня Ференц, по своему обыкновению, целуя взасос при всех. И во время этого поцелуя я наконец-то забыла о Чене. Но нас обступили со всех сторон, и через несколько секунд меня оттеснили от Ференца. Все жали ему руку, хлопали по плечам, поздравляли с возвращением и наперебой спрашивали, что ему удалось узнать. — Ты нашел его? — без обиняков спросил Тони, голос которого мгновенно перекрыл остальные голоса. Все разом умолкли — как всегда, когда говорил он. — Да, — в воцарившейся тишине ответил Ференц. — Ты его привез? — Тони стоял в сторонке, но все неосознанно расступились перед ним. — Нет, — спустя паузу, ответил Ференц. — Почему? Днем мне казалось, что я с нетерпением ждала нашей ночи, но к вечеру поняла, что просто не смогу любить его сегодня. Знакомая усталость — частая гостья в последнее время — снова накатила на меня лавиной. Едва хватило сил, чтобы стянуть с себя одежду. — Прости, я так вымоталась за день, — извинялась завернутая в пушистое полотенце Лола, выйдя из душа и держа курс прямо на кровать мимо стоявшего посреди комнаты Ференца. — Давай чуть-чуть поспим. Ну совсем чуть-чуть, а? — Все в порядке, малышка. Я тоже выжат, словно цитрус, — внезапно согласился он, расстегивая белый пиджак. — Завтра. — Он обнял меня и оставил в покое. Я рухнула на постель и почти сразу же уснула. Утром все повторилось: две чашки кофе в постель, прежде чем мне удалось подняться, и обжаренная с двух сторон болтунья. — Малышка, ты похудела, — заметил Ференц. — Ты не больна? — Нет, — соврала Лола. — Просто сильно по тебе скучала. — Никогда не видел тебя такой измотанной. — Конец недели. Обычное дело… — Я поговорю с Муром, чтобы поменьше тебя загружал. — Сейчас я не могу бросить работу! — встревожилась я. — Меня только-только начали ценить… Пожалуйста, не говори никому, что я устала! Я не хочу сидеть в четырех стенах, хочу заниматься делом. Высплюсь за выходные. Поначалу показалось, что еда придала мне сил: Падула меня такими изысками, как яичница, не баловал. Максимум, на что он был способен, так это позвонить и заказать еды на ужин, если я забывала поесть днем. На завтрак я обычно употребляла какую-нибудь быстрорастворимую лабуду. Или же просто варила кофе, рассчитывая, что Чен угостит меня в обед десертом. Но когда Ференц уже спустился к аэромобилю, мне пришлось задержаться: меня едва не вытошнило прямо в прихожей. Подсчитав дни, я прикинула, что до ломки еще рановато. Но на всякий случай положила футлярчик с клиостроном в сумочку. Падула весь день ходил мрачный и срывал на всех злость. — Что это с ним? — у дивлялся Ференц. — Н икогда Мура таким не видел. «Да это и не Мур вовсе», — т ак и хотелось мне ляпнуть. Но я не ляпнула. Никто не узнавал Мура. А я не узнавала Тони. Можно было, конечно, предположить, что его бесит Ференц, который не привез образцы уникальной породы. Но он во всех отношениях вел себя, мягко говоря, странно для Падулы: мог подолгу, задумавшись, смотреть в окно, потом вдруг вспылить и даже извиниться. Это не предвещало ничего хорошего. И я догадывалась, в чем дело. Следующей ночью, как и следовало ожидать, Тони заявился к нам. — Ты чего, дружище? — открыв дверь, удивился Ференц, успевший надеть лишь трусы и очки. Отодвинув его, Тони перешагнул порог, прошел прямиком в нашу опочивальню и увидел там меня, укутавшуюся в одеяло по самые уши. Как хорошо, что Ференц не видел того взгляда, который Падула метнул на Лолу в тот предрассветный час! — Д а в чем, собственно, дело? — в озмутился Ференц. — Т ы врываешься спозаранку в мою спальню… — Ничего, что это моя спальня? — нервно напомнил Падула, бросая взгляды на те места, где должны были находиться скрытые камеры. Разумеется, Ференц стер все «ненужное» и «незначительное». Он всегда сразу все стирал. — Ты ничего подозрительного не заметил? Приборы не глючили? — Да все в порядке, Мур, — положив ему руку на плечо, сказал Ференц. — Может, ты выпить хочешь? Я заметила тень, пробежавшую по лицу Тони, когда он стряхнул ладонь Ференца со своего плеча. — Извините, — сдержанно произнес Падула и удалился. А Ференц посмотрел на меня и недоуменно пожал плечами. …Наутро в институте снова было холодно. — Не могу понять, в чем дело, — расстраивался Дрю. — Моя система должна была справиться с любыми магнитными атаками. — Если до вечера не исправишь, отправлю в отстойник, — п ообещал Тони. — Но я не успею! — взвизгнул от отчаяния Дрю, запустив пятерню в свои аккуратно уложенные волосы и взъерошив их. Он явно принял слова шефа на веру. — А на кой тогда ты мне нужен, если ни на что не годен? — привел железный аргумент Тони. Было совершенно непонятно, шутит он или говорит серьезно. К обеду Падула успокоился, хотя и продолжал время от времени придираться то к одному, то к другому. А ближе к вечеру, когда ситуация с оборудованием стабилизировалась и каждый занимался своим делом, я, выходя из кабинета, чуть было не наступила на кучку у порога и крепко ругнулась. Перешагнув через недоразумение, я отправилась выяснять, что за гнусное существо завелось в стенах этого секретного заведения. Ввалившись к Падуле без стука, я застала его с котом на руках и узнала то самое животное-киборга, в которое Дис вживил мой датчик. Падула нежно поглаживал зверька по дымчато-серой спинке, задумчиво глядя перед собой. Так что и не сразу заметил меня. — Эта гадость, — напустилась я, указывая на кота и наконец обращая на себя внимание Падулы, — наделала дел у меня под дверью! — Да? — вскинул брови Тони. — Я, к несчастью, потерял от него пульт. Если найдешь, отдай мне, пожалуйста. А то он совсем от рук отбился. — Лучше бы ты потерял пульт, когда он был от меня! — вскипела я, возмущенная таким трепетным отношением Тони к искусственному животному, в то время как к живым людям он относился совсем не так терпимо. — П роблема, между прочим, решается без пульта, причем куда проще и быстрей. — Я открыла окно, и на нас пахнуло ледяным воздухом. — Простудишь! — т о ли понарошку, то ли всерьез забеспокоился Тони, прикрыв питомца от сквозняка плечом. — Что-о? А ну выброси его! — с кандалила я. — И ли я сама это сделаю. — Ты посмотри, какой он милый, — пытался пронять меня Падула, сунув урчащий комочек прямо в руки. Котик и правда был милым, но с ним случилось бы непоправимое, если бы в эту минуту в дверь не постучал Чен. — Что у вас здесь так холодно? — спросил Лу, застав нас у открытого окна. — В ы зачем окно открыть? Я проходить мимо, а дверь у-у-у… — и зобразил он свист сквозняка. — А что это есть? — заинтересовался он существом, которое мы с Тони рвали друг у друга из рук. — Слишком много вопросов! Это мой кот. Экспериментальный. — Т они наглухо закрыл окно, воспользовавшись тем, что я отвлеклась на Чена. — Неплохо! Совсем хорошо! — нахваливал этнограф с Ксин Джинга, поворачивая кота и так и эдак, чтобы получше рассмотреть. — Впервые в мирных целях? — Еще не знаю. — П адула отнял у него свою игрушку, оставленную Дисом вместо меня. — Посмотрим. — Он снова отвернулся к окну, за которым простиралась зима без конца и края. Я быстро прикинула в уме, что шел уже третий месяц белого ада. — На самом деле я искать Соня, — сказал Лу. — Я хотеть посмотреть вместе Дрю. Он новый разра… раздра… — Разработал что-то новое? — устало подсказал Тони, не оборачиваясь. — Или раздраконил очередного биоробота? — Да! Я взять Соня? — Возьми, — сурово ответил Падула. — Только смотри у меня! — Куда смотреть? — будто бы искренне не понял Чен. — Смотри у меня… — з адумчиво повторил Падула, поглаживая кота по спинке. LXXXV Я вышла вслед за Ченом, но тут же вернулась в кабинет, плотно притворив за собой дверь. — Все ясно: теперь на безрыбье ты будешь издеваться над бедным несмышленым зверьком, садюга! — накинулась я на Тони. — Даже если найду пульт, я тебе его не отдам. Лицо Падулы приняло оскорбленный вид. — Не собираюсь я его обижать, — я вно не ожидая такого всплеска эмоций, раздраженно ответил он. — Призрак и без датчика вполне сносен. — Призрак? — п ереспросила я. — Подумаешь, сходил под твою дверь. Значит, купи для него кошачий горшок! Или покорми его — к ошки не гадят там, где едят. Он тянет свою лямку, как и все мы, — с нова погладив кота, он выпустил его гулять прямо на свой стол. — Кошачий горшок? Еще чего! Я совсем не ожидала от Падулы любви к животным. Помнится, дядюшка Призрак рассказывал перед смертью, что Тони без зазрения совести мог порешить не поддающегося дрессировке кота. А теперь он называет пушистого биоробота именем покойного брата! Что еще за сентиментальные замашки? В коридоре мы с Ченом встретили Мелиссу с ее не сходящей с лица змеиной улыбкой. «Ну что? — спрашивали ее глаза. — Неужели не догадываешься, что я тебя насквозь вижу? Думаешь, не понимаю, что происходит? Может быть, еще и не до конца понимаю, но я уже на верном пути. И я разоблачу тебя!» — Добрый день! — масляно сказала она вместо этого и прошла мимо. «Сегодня все портят мне настроение», — отметила я про себя. Следующей неприятностью по пути в «оборонку» стала, как ни странно, встреча с Ференцем. Он находился в безупречно мрачном расположении духа. И мало того, что Мелисса беспардонно подкатила к нему с каким- то пустяшным разговором, так Ференц еще и поддержал этот разговор, увидев нас с Ченом, под ручку спускающихся по лестнице. «Э, мать, полегче! — убрав руку с локтя своего спутника, осадила я себя. — Эдак наши враги победят». На самом же деле причина неважного настроения Ференца крылась совсем в другом. Тем же вечером мне предстояло понять, что на нас с Ченом он вообще не обратил внимания. Как, впрочем, и на Мелиссу, — с ней он просто поддержал светскую беседу. Теперь его беспокоили намного более существенные проблемы, чем какие-то мелкие интрижки. А меня беспокоило откладывающееся переселение в здоровое тело. Падула словно и думать об этом забыл, как только вернулся Ференц. И поскольку не имел больше возможности наведываться к Лоле, нашел утешение в котенке-биокиборге! Почему-то меня это невероятно бе- сило — о н не выпускал питомца из рук, даже когда принимал посетителей. После обеда я трижды порывалась поговорить с ним начистоту: собирается он меня переселять или нет? Но у Тони все время кто-то был — т о инопланетный гость, то кавитянин в высоком звании. Под вечер я все-таки застала его одного, но Падула снова куда-то торопился. Увидев меня, он по привычке, не тратя времени на слова, достал и кинул на стол ключи от кабинета и бара. — Зайди ко мне сегодня вечером, — обратилась я к его удаляющейся спине. — Надо поговорить. Тони на секунду замедлил шаг, и я решила, что он меня услышал. Но приехал он ко мне в тот вечер вовсе не для разговора со мной. — Почему ты молчишь? Ты что-то от меня скрываешь? — выпытывал Падула, расхаживая в ботинках по моему ковру (ну да, теперь уже моему — к хорошему же быстро привыкаешь). — Я не для того тебя отправил на раскопки, чтобы ты мне лапшу на уши вешал. Ты приехал с пустыми руками. Что значит, не было возможности взять образцы? Мог бы отко- лупать хотя бы маленький камушек! — Если б это было возможно, я бы привез образец. Но каждый раз, как только мы собирались дотронуться до этой уникальной породы — п росто прикоснуться! — возникала нешуточная вулканическая активность. Это словно живая сущность. Она будто бы мыслит и слышит наши мысли, — отчаянно оправдывался Ференц. — Живые камни? Не смеши меня! — посмеялся Падула. — Камни могут быть живыми, — вступилась я, вспомнив свой медальон, который всегда подсказывал мне, что делать, не давал погибнуть и даже — ч его греха таить — п осылал спасительные идеи. — Цыц! Ты-то еще что в этом понимаешь?.. — заткнул меня Падула. Лола наморщила носик. Но Соне действительно не полагалось глубоко вникать в науку. Она же была всего лишь переводчицей. Красивой, но глуповатой. Волей случая оказавшейся среди высоколобых. — Ну не могу я, пойми… — Ференц как будто собирался что-то еще сказать, но умолк. На его лице обозначилась нелегкая внутренняя борьба, закончившаяся победой благоразумия, заставившего утаить истину до времени. Он был небрит, очки абы как висели на носу, и он то и дело убирал их на макушку, а потом возвращал обратно. — Правду не можешь сказать? — Тони схватил Ференца за грудки. А я подпрыгнула от неожиданности: не собирались же они здесь драться! — Что ты там видел? — В том-то и дело, что я не знаю! Не знаю, что это такое. Именно потому, что не знаю, боюсь трогать. — Ференц вяло, по-товарищески, оттолкнул Мура, который вовремя опомнился и не стал строить из себя силача. — Слушай, Мур, давай не сегодня? Я должен сначала сам все обдумать, прежде чем как-то объяснить это тебе и другим. — Ну хорошо, — с дался Падула. — Д аю тебе два дня на подготовку отчета. Уходя, Тони поманил меня рукой, чтобы якобы проводила, а на самом деле — н а пару слов. Он явно собирался прибегнуть к помощи тяжелой артиллерии, точнее, легкой пехоты, поскольку весила я в то время всего ничего. — Выясни, что он не договаривает, — тихо приказал он, наклонившись будто бы поправить штанину, а на самом деле — к моему уху. — А ты когда организуешь мне переселение из этой несносной оболочки? — в ответ прошептала я. — Ну начинается… Чтобы завтра утром доложила все, что удастся узнать. Тогда и о твоей проблеме поговорим. Тони переступил порог, но вдруг вернулся и, глянув в сторону комнаты — не видит ли Ференц? — коротко поцеловал меня и быстро вышел. …Я некоторое время недоуменно смотрела на захлопнувшуюся за ним дверь. А потом непроизвольно дотронулась пальцами до губ, которых только что коснулись губы Мура, и вяло удивилась мысли, что мне не хочется вот так сразу бежать в ванную и полоскать рот, как это происходило всегда после поцелуев Ференца. «Любить этого человека? — у жаснулась Лола, поймав мою случайную мысль о жене Падулы, которая его, надо полагать, все же когда-то любила. — Нужно быть сумасшедшей!» «Лола, ты была на том свете и видишь дальше! Подскажи, как мне поступить, — обратилась я к ней с тем, что меня в тот момент больше волновало. — О н переселит меня или просто морочит мне голову и ждет моей естественной смерти? Что со мной будет?» «Будущее еще не наступило», — о тветила она. Но это я знала и без нее. LXXXVI Утром ничего я Падуле не доложила. Мне ни слова из Ференца вытянуть не удалось. Он был в таком отвратительном настроении, что к нему на кривой козе было не подъехать, от безысходности я даже стала вспоминать смешные древние пословицы. Весь вечер он раскладывал на столе чертежи и что-то в них отмечал, приговаривая то «не может быть», то «разрази меня гром». Он ведь не искал легких путей, поэтому предпочитал настоящую бумагу электронным носителям, и это чудачество всем и всегда приходилось терпеть в угоду его гениальности. А меня оно уже порядком раздражало. Ужинать он отказался, поэтому и я не стала. А в два ночи, вместо того чтобы ложиться спать, вдруг заявил, что должен ехать к себе, чтобы «кое-что сверить в расчетах». Лола надула губки, а я с облегчением выпроводила его вон. Но как только Ференц переступил порог, на меня снова накатила невыразимая тоска, и я плеснула себе немного вина. — Может, хватит уже бухать?! — в озмущался Падула, приглядываясь ко мне. Ему не понравился мой помятый вид: в то утро я даже поленилась наложить слой-другой косметики. — Такой ты скоро вообще станешь ему не нужна. — Он такую меня не видел — уехал к себе в третьем часу. — Так вы еще и ночь провели порознь. — Он тяжело опустил на стол кулаки, отчего гулявший по столешнице котенок поджал уши и хвост. — Нет, никуда не годится! Сделай что-нибудь! Ну я не знаю… У тебя же целая тумбочка этих чудодейственных кремов и тоников. — Я скоро не смогу это скрывать. — Что? Свое пьянство? — Да разуй глаза: я умираю! — Ничего не замечаю, кроме легких признаков похмелья. Не пей больше, — запретил он. — А как насчет второго пристрастия? — Ах да, чуть не забыл. — Тони вытащил из кармана обещанные дозы. — Перестань тянуть время! Сколько можно? Инсценируй мою гибель и пересели, — я вперилась в него требовательным взглядом. — Потерпи еще немного, — сказал Падула, отворачиваясь. — Чем быстрее мы расколем Ференца, тем лучше. Это и в твоих интересах тоже! — Да пойми же ты, с ним так нельзя! Чем сильнее мы будем давить, тем меньше он расскажет. — Мне нужна эта информация сейчас! Разве ты не понимаешь? Меня на весь свет ославили как злодея и убийцу. Может статься, побег в прошлое скоро станет для меня единственным выходом. Единственной возможностью не быть отданным на суд толпы! — разбушевался Тони, снова повернувшись ко мне в своем вращающемся кресле. — Во-первых, пока никто не знает, что главные силы «Дао» дислоцируются на Каве, — в озразила я. — В озможно, народ успокоится, разгромив твою резиденцию на Московии. Во-вторых, никто не догадывается, что ты скрываешься в теле Мура. В крайнем случае, ты спокойно можешь выдать своего двойника. — Это верно, — согласился Падула. — Но нас могут подслушать и предать. Тебя это, кстати, тоже касается, как главной моей подельницы. Мы теперь в одной лодке, не забывай! — Я из этой лодки бежать не собираюсь. По крайней мере, пока мы не сумеем нейтрализовать Макса. А чтобы нас не подслушали, давай-ка поменьше говорить в этих стенах на запретные темы. Не лучше ли переключиться на более серьезную проблему, чем эти твои раскопки? Пора рассказать Ференцу о магнитных атаках! — п редложила я. — Б ыть может, он что-нибудь дельное посоветует. Дрю не справляется. — И что же мы ему скажем? Что я — Тони Падула, ты — Жека в теле покойницы, а твой оцифрованный приятель спятил и хочет повелевать миром? — Только вторую часть, — с хватившись за внезапно заболевший живот, проговорила я и полезла в сумочку за таблетками. Теми самыми, что Нора посоветовала мне принимать после «воскрешения», чтобы облегчить боль. — И не будем уточнять, чей он бывший приятель, — проглотив сразу две пилюли не запивая, договорила я. — Что за колеса ты там глотаешь? — заинтерсовался Падула. — Обезболивающие. Я без них уже обходиться не могу. — Что болит? — Все болит, — нервно ответила я. — Говорю же, мне срочно нужно другое тело, иначе загнусь. — А кто их тебе назначил? — обойдя стол и отняв у меня наполовину уже опустошенную упаковку, спросил Падула. — Э то же… наркотическое вещество. — Нора рекомендовала мне эти таблетки, чтобы пережить оживление. — Оживать больно? Он как будто с луны упал, ей-богу! — А ты как думаешь?! Это ведь было мертвое тело! — Пусть Лунг тебя осмотрит, — решил Падула и потянулся за астерофоном. «Только не это!» — запаниковала Лола. «Успокойся! Я не дам тебя в обиду», — пообещала я ей. — В каком смысле осмотрит? Может быть, Лола не хочет, чтобы ее осматривали! Она уже бывала под наблюдением врачей и считает, что они только причинят ей напрасную боль. — Лунг располагает новейшими методами диагностики. Это совсем не то же самое, что гнить в больнице для бедняков. — Тони, пожалуйста! — видя, что он все-таки собирается сделать посвоему, вырвалось у меня. То есть у Лолы, которая схватила его за руки. Так или иначе, я впервые назвала Падулу по имени, чем очень его смутила. — Это она сказала? — посмотрев на мои руки, лежащие поверх его запястий, спросил он. — Наверное. — Я убрала руки и отступила на шаг. — И она панически боится медиков. Шагнув ко мне, Падула взял меня за плечи и заставил посмотреть ему в глаза. — Скажи ей, что ничего плохого не произойдет. Я буду рядом. «Да уж, это ее успокоит!» — саркастически подумала я. «Не отдавай меня им!» — закричала внутри Лола. У меня помутнело перед глазами, и я рухнула в обморок прямо на руки Тони. — Если бы это начали лечить чуть раньше… — г оворил Лунг. — Н о теперь… — Что теперь? — Я услышала голос Тони и приоткрыла один глаз. — Метастазы повсюду. Поражены все внутренние органы, даже головной мозг. Добавь к этому наркотическую зависимость… Я вообще не понимаю, как она до сих пор дышит! — А если бы за лечение взялись раньше? — виновато спросил Тони. — Тогда финал можно было бы оттянуть. — Только оттянуть? — Плохая наследственность. — Но ведь в наше время не осталось неизлечимых болезней! — Одна осталась. Она возникла как вирус психологической перегрузки, поражающий ДНК. До сих пор медицина бессильна в борьбе с ним. — Значит, по ее ДНК нельзя вырастить такое же в точности человеческое тело? — похоже, это волновало Тони больше всего. — Увы! Оно изначально будет поражено вирусом. Ты говоришь, она наркозависима? — Да. — Метод лечения был выбран верно. Другого пути продлить ей жизнь не было: шоковая эмоциональная разрядка и обезболивание. Тот, кто посоветовал ей принимать наркотики, либо был хорошим специалистом, либо… — Либо конченым подонком, — з акончил за него предложение Падула. — Либо это случайность! Ей было больно, и она интуитивно облегчала себе страдания таким способом. — Сколько может прожить это тело? — Трудно сказать. Месяц, неделю… Это может случиться когда угодно. Все органы работают абы как. — Ты можешь совершить чудо, Лунг? Продли мне ее жизнь еще хотя бы месяца на два! — просил Падула. — Что значит продли? Если бы я мог! Включи мозги, Тони, мы потеряем обеих! Назначь день, а я все подготовлю. С этим нельзя тянуть. — Ну хорошо, хорошо! Я подумаю. А теперь приведи ее в чувство. В чувство я пришла уже давно, просто прикидывалась, будто еще в отключке, чтобы послушать, о чем они говорят. «Черствая скотина! — внутренне возмущалась я. — Не любит он тебя, Лола. Ему важнее, чтобы Ференц доделал свою работу, чем твои страдания». Я сделала вид, что очухалась от нашатыря. Но когда обнаружила, что меня переодели в полупрозрачный комбинезон, чтобы пропустить через сканирующий обруч, пришла в бешенство. — Да как вы посмели до меня дотрагиваться! — в скочив, разъярилась я. — Кто вам разрешал? Я схватила первый подвернувшийся под руку прибор и собиралась запустить им в Лунга, но Тони крепко стиснул мне запястье, моя рука беспомощно задергалась в его клешне. — Лунг, оставь нас, — попросил Тони. — Это очень дорогой прибор, — предупредил тот, уходя. — Вот твоя одежда, — Падула взял со стула и протянул мне платье. — Я отвернусь. Убедившись, что он не подсматривает, я стала одеваться. Пока созерцала его затылок, меня несколько раз подмывало схватить что-нибудь тяжелое. Но ведь он же успеет среагировать! — Что вы собираетесь со мной делать? — спросила я, застегивая последнюю пуговицу. — Скоро будем тебя переселять. — Когда? — Как только доделаем дело. LXXXVII Ференц на меня почти не смотрел, но это было даже к лучшему — Лоле становилось все хуже, а он был так занят работой, что не замечал, как быстро она сдает. Но безжалостный Тони Падула не щадил ничьих сил, в том числе своих собственных. Он мог пахать как проклятый днем и ночью и со всех остальных тоже три шкуры драл. Мы почти не спали. Все на ушах стояли, стремясь разгадать тайну повторяющихся магнитных атак. Дрю удалось усовершенствовать систему защиты, не позволившую Максу продолжать творить произвол с нашим оборудованием. Защитные энергетические купола были установлены вокруг института и вокруг домов каждого сотрудника «Дао» — на случай, если Максу вздумается оказывать психологическое воздействие на персонал. Кроме того, Дрю снабдил каждого из нас «бронекорсетами» (название придумал он же), представляющими собой легкие бронежилеты, отражающие не только пули, но и возможное эмоциональное давление. На этом дело стало. Мы даже не были уверены на сто процентов, эффективна ли такая экипировка. — Как он это делает? Планеты расположены в разных частях галактики в миллионах световых лет друг от друга! — д ивился Падула, просматривая новости о беспорядках, происходящих в различных уголках мира, когда мы втроем — он, я и Ференц — как-то вечером засиделись в институ- те. — Сколько же энергии нужно, чтобы охватить такое расстояние! Где он ее берет? Лично мне смотреть новости к тому времени уже наскучило: по всем каналам только и трезвонили, что о массовых выступлениях против корпорации «Дао». Толпы людей митинговали, неся транспаранты с лозунгами типа «Отправим живодеров в ад!» и «Смерть Тони Падуле!». Кульминацией последнего репортажа с главной площади столицы Московии стало выступление какой-то полоумной девицы, которая орала в микрофон: «Хватит прятаться, трус! Выходи! Собаке — собачья смерть!» Наблюдать все это не доставляло Тони никакого удовольствия, однако он не оставлял без внимания ничего, что касалось его персоны во Всемирной информационной паутине и социальных сетях. — Вероятно, это вещество в недрах планеты — нечто вроде силовой станции, — п ытался найти объяснение загадочному явлению Ференц, и мы с Тони тут же обратились в слух. — Н аш виртуальный оппонент каким-то образом сумел наладить с ним ментальный контакт и научился оказывать воздействие на вещественный мир одной только силой мысли. Судя по тому, что происходит сейчас, он еще не до конца разобрался, как с этим управляться, и пока, надо полагать, тренируется. Но если так пойдет и дальше, ему удастся захватить абсолютную власть над всем сущим, и мы не сможем ему противостоять. Дело принимало неожиданный оборот: то, что недоговаривал Ференц о веществе из недр планеты, аналогичном тому, из которого был изготовлен мой медальон, оказалось в прямой связи с энергетическими атаками Макса. Недопустимо было упускать нить этой темы, пока у нашего гения развязался язык. — Соня видит, э-э-э… сны, которые, как мы полагаем, связаны с деятельностью этого выродка, — пошел ва-банк Падула. — Что за сны? — На меня как будто пытаются оказать давление, чтобы я вам тут всячески мешала, — с оврала я. — А я сопротивляюсь. — Почему ты мне не сказала? — взволновался Ференц. — Потому что тебя не было, — н ашлась я. — Н о я сказала… Муру. — У казала я на Падулу. — Надо немедленно подключить твой мозг к компьютеру и попытаться соотнести входящие и исходящие импульсы. Я кинула на Тони взгляд утопающего. — Дело серьезнее, чем тебе представляется, — п ришел он на помощь. — Узнав об этом, руководство «Дао» возьмет дело на личный контроль. Жизнь Сони окажется в опасности, и я уже ничего не смогу решать. — Да, ты прав, они ее не пожалеют, — п роговорил Ференц, снова кинув на меня тревожный взгляд. — Что же делать? — Возможно, Соне не следует покидать эти стены, — завел свою шарманку Тони. — Территория института теперь защищена от психологического воздействия — Л унг участвовал в создании этой системы, и я ему доверяю… — Дело не в непогрешимости системы. Если все и вся подчинится Максу, этому клочку Вселенной все равно долго не продержаться! — в озразила я. — Соня права, — п оддержал Ференц. — Е сли в глубине планеты спрятан генератор, к которому ему удалось подобрать ключ, он вскоре будет контролировать всю галактику. Ты сам видишь, что про нас говорят и пишут! Правда о «Дао» десятилетиями не могла просочиться в массы, и нате вам, пожалуйста, в течение нескольких дней все всплывает на поверхность. — Кто же мог создать такой генератор? — н едоуменно произнес Падула. — Возможно, древние люди. — Древние люди? Что они понимали! — Быть может, они были намного умнее нас. — Пока умнее нас только один поганец, которого нужно во что бы то ни стало устранить, — подытожил Тони. — А… у тебя достаточно полномочий для таких действий? — спросил Ференц. — Если наверху узнают, что мы что-то скрываем и своевольничаем, нам тут всем несдобровать. — Не волнуйся, полномочий у меня более чем достаточно. Я получаю инструкции от самого Тони Падулы, — с казал Тони Падула. — Г лавное — н е сболтнуть лишнего. — Но почему этот виртуальный негодяй выбрал для мозговой атаки Соню? — п родолжал сокрушаться Ференц. — Может быть, она показалась ему наиболее слабой и беззащитной из всех нас? Самой невинной?.. — с одной мне заметной иронией покосился на меня Тони. — Это еще не все, коллеги, — п одала я голос, и они оба обернулись ко мне. — Он назначил мне свидание. Это было правдой. В ту ночь, когда Дрю запустил усовершенствованную систему защиты, я увидела сон: Макс стоял по ту сторону прозрачной стены и, щупая ее руками, удивлялся и негодовал, что не может до меня добраться. А спустя еще пару дней он, по-прежнему находясь по ту сторону невидимой преграды, предложил мне самой выбрать место для мирных переговоров в любой точке галактики. — Я выбрал место «стрелки», — сказал Тони, разбудив нас с Ференцем ранним утром. — Итальянский собор на Московии. — Но там же всегда полно туристов! И почему на Московии? — недоумевал совершенно не выспавшийся Ференц. — Тамошний падре — м ой старый знакомый. Он организует нам пустой храм на несколько часов. Сможем спокойно поговорить. А на Московии — ну… потому что дома и стены помогают, — о бъяснил свой выбор Падула. — Вообще-то свидание назначено мне! — напомнила я. — Одна не пойдешь. Моя компания тебе не повредит. А Ференц будет фиксировать волны на расстоянии, — р ешил Тони. — Т ак что оба собирайте чемоданы, завтра утром телепортируемся. Во время сборов на душе у меня заметно посветлело. Грядущее путешествие представлялось глотком свежего воздуха. Я истосковалась по Московии, казавшейся мне по сравнению с унылой Кавой чуть ли не раем, где каждый день — праздник жизни и повсюду улыбчивые лица вежливых туристов. Люди прилетали на эту планету в отпуск и, сами того не осознавая, дарили ее жителям часть своего позитивного настроя. К тому же в столице Московии был мягкий ровный климат круглый год, а бесконечная зима Кавы уже в печенках сидела. Чемоданное настроение сопутствовало мне целый день, я совершенно забыла об усталости и даже подарила Ференцу полноценную ночь любви. — Как же у вас тут холодно, — с идя на подоконнике с кружкой горячего чая и глядя в окно на заснеженный город по ту сторону стеклянной стены колпака, говорила я утром накануне телепортации. — Но красиво. — Кава — удивительная планета, — подойдя к окну, сказал Ференц. — Я здесь родился и много лет изучал ее. В ней столько загадок! Когда-нибудь, когда все это безумие закончится, я расскажу тебе, что мне удалось узнать об этой планете. Я покажу тебе необыкновенные, фантастические места… Я хочу показать тебе так много! Он обнял меня крепко, и Лола прижалась к нему, словно в последний раз. LXXXVIII — Ты ничего странного не чувствуешь? — спросила я, держа Тони под руку. Вокруг было очень уж тихо: лишь пустые скамьи, каменные статуи и удушливо-сладкий запах ладана. — Странного — нет. Так и должно быть в храме. Тут акустика такая, что слышно, как таракан пробежит. И даже шепот оглушает! Этот итальянский собор — увеличенная копия Миланского. Такой стоял на родине моих предков. Стиль — пламенеющая готика. Сто тридцать пять шпилей и почти три с половиной тысячи статуй и барельефов внутри и снаружи, — просвещал меня Падула. — Мне всегда нравилась архитектура Московии: здесь есть все, что было когда-либо на Земле. Ну, кроме разве что каких-нибудь халуп. И все такое монументальное: если собор — то вдвое, втрое выше, чем его земной вариант. Хотя, говорят, и на Земле Миланский собор был одним из самых больших церковных сооружений… Наши шаги гулко отдавались в пустынном зале, а голоса, словно произнесенные в микрофон с функцией легкого эха, звучали чисто и громко в поразительной тишине. Солнечные лучи падали сквозь стрельчатые окна на пол, выложенный узорчатыми каменными плитами, от которых исходила приятная прохлада. — Да нет же, я что-то чувствую! — возразила я, вырвавшись из оцепенения красоты и покоя. …Я же говорила, что давно научилась угадывать его присутствие. — Да, он должен вот-вот появиться, — п одтвердил Тони. — Е сли вообще собирается почтить нас своим визитом. — Ладонь Падулы неосторожно скользнула по моей спине. В этом жесте не было ничего пошлого, но Диса, выследившего нас и пришедшего следом, он вывел из себя. — А ну хватит ее лапать! — его голос прорезал густой неподвижный воздух. — Я кого-то лапал? — уточнил Падула, обернувшись. Он как будто даже не удивился появлению Диса в столь необычном месте в столь неподходящее время. — Честное слово, смотреть противно! Вы делаете вид, что между вами ничего нет, но это происходит у меня прямо перед носом. — О чем ты, Дис? И что ты вообще здесь делаешь? — н апустилась я на него. — Уходи немедленно. У нас важная встреча. — Встреча у вас? Черта лысого я уйду! Только попробуй еще раз до нее дотронуться — и я тебя на месте прикончу, — сказал Дис Падуле и выхватил из-за пояса одну из своих пушек. Он был на взводе. — Не смей угрожать мне. Я создал тебя! — громовой голос Падулы вознесся к самому куполу собора, и где-то высоко захлопали крыльями испуганные голуби. — Прекрати мнить себя моим создателем. Ты всего лишь мой биологический отец, не больше. Мою личность ты не создавал! — Личность? — с кептически переспросил Падула. — Д а ты личностьюто никогда и не был. Я пытался выбить из тебя дурь, но так и не смог. — Тони! — вырвалось у меня. Я испугалась, что Дис выстрелит. — А-а! Так значит, уже просто Тони?.. — Ну конечно, ты создал себя сам! — продолжал Падула, картинно разведя руки в стороны. — П ошел наперекор, стал моей полной противоположностью. Сама справедливость! Взламывал мои системы, отпуская на волю оцифрованные души, и вставлял мне палки в колеса последние несколько десятков лет. Кто вбил всю эту дрянь тебе в голову? — Я сам так решил. — Да ты просто идиот!.. Но это еще куда ни шло, — остыв, одернул пиджак Тони. — Н о как мы с тобой докатились до того, что бабу поделить не можем?.. — Что-о?! Дис ринулся на отца, и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы внезапно из тени прямо за спиной Диса не появился Макс. Он приставил оружие к затылку Диса, и тот замер. — Хватит тут ломать семейную комедию! — зазвучал его негромкий насмешливый голос. — Надоело. Тошнит. Если уж на то пошло, то по- следнюю сотню лет это моя баба. Лола спряталась за спину Падулы. — Макс, твой выход позже, — сухо произнес Тони, снова взглянув на свои часы. — У нас есть еще… полторы минуты. Дай пообщаться посемейному. Мы с сыном столько лет не виделись! — Отныне мой выход будет, когда я сам решу! — о грызнулся Макс, передергивая затвор. — К ак же давно я хотел это сделать, — е ле сдерживаясь, признался он. Его потряхивало от удовольствия. — Не смей! — гневно сверкнул глазами Падула. — Что не сметь? Пристрелить твоего сосунка или тебя ослушаться? Я уловила движение Диса. Он пригнулся и врезал Максу под дых. Но тот словно ничего и не почувствовал, а вот Дис со сдавленным воплем согнулся пополам — слишком много силы вложил в удар. Макс злобно усмехнулся: — Я переселился в подходящую оболочку. Тони потер кулаки, сверля его взглядом: — Ты что еще задумал, осел? Мы пришли как парламентеры, а в них не стреляют. — Его я не приглашал, — указал он на Диса. — Только ты и она. — А ну спрячь оружие. — Слушаюсь, папочка, — с казал Макс тоненьким голоском и выстрелил в Диса. Но не с намерением убить, а лишь ради забавы прострелил Дису ногу. — Что ты творишь, твою мать?! Мужик ты или нет? Давай, убей лежачего! — вскричал Падула, а я кинулась к раненому. — Я матери не знал, — сухо ответил Макс. — А мужиком, да и человеком вообще, перестал быть лет сто назад, как и ты. Мы теперь высшие существа. Так что не надо мне тут соплей этих… — Он снова прицелился в Диса, но я героически закрыла его собой — на мне был броне- корсет. — Красиво здесь. — Осмотревшись, Макс вмиг словно забыл о нас и, передумав кого бы то ни было убивать, опустил ствол. А потом, отступив шага на два, в тень, словно растворился в воздухе. — Как он это сделал? — изумился Тони. — Похоже, научился телепортироваться без телепортов, — п редположила я, перевязывая шейным шифоновым платком рану Диса. — Отец, я жалок в этом теле, — скулил тот, сидя на полу. — Мне нужно такое, как у тебя. — Раньше надо было думать, — озираясь по сторонам и о чем-то размышляя, отвечал Падула. — Так этот выродок быстро меня прикончит. Мне нужно другое тело! Помоги мне переселиться в биокиборга. — Что я слышу? — п рисев на корточки возле сына, сказал Падула. — Т ебе нужна помощь? Ты просишь папу о помощи? — с сарказмом произнес он, вглядываясь в лицо Диса. — А кто говорил мне, что сам со всем справится? Что он личность! Если ты личность, ты справишься в любом теле. Нога заживет, — п ощупав, пообещал он. — А свою мышечную слабость можешь компенсировать оружием и хитростью. — Издеваешься? — взглянув на него, спросил Дис. — Нисколько. Посмотри на Жеку! И подключи мозги. Если они у тебя есть, — добавил Тони и встал. — Но это вряд ли. Если бы были, ты б не явился сюда без защиты. Макс мог тебя прикончить в два счета, но почему-то не сделал этого. Почему?.. — з агрузился Падула. — О н как будто и правда играет с нами. Разгадать бы его тактику! — Ладно! — решительно сказал Дис, поднимаясь с моей помощью, но тут же оттолкнув мою руку. — Я найду способ уничтожить его. Клянусь, он мне за все заплатит! А потом я и с тобой поквитаюсь. — Твои клятвы вот уже где сидят, — у стало отмахнулся Падула, проведя ребром ладони по горлу и опускаясь на одну из сотни пустых скамей. — Лучше бы цель в жизни поставил достойную, чем все делать мне назло. Дис заковылял к выходу. — Ты никуда не пойдешь! — воспротивилась я, хватая его под руку. — Еще как пойду. — Мы отвезем тебя к Лунгу. Дис вырвал у меня свою руку и двинулся дальше. — А-а… Пускай идет, пока я его отпускаю, — махнул рукой Падула. — Идите оба куда хотите! — видя, что я не отстаю от Диса, добавил он и остался созерцать фрески и барельефы. Переговоры были сорваны. — Остаешься с ним? — спросил Дис, когда я проводила его до аэромобиля. — Береги себя, — вместо ответа сказала я. — Поверить не могу… — У нас общее дело. — А со мной ты «общего дела» иметь не хочешь? Я молчала. Дис со злой усмешкой покачал головой, сел в машину и дал по газам. Возвращаясь, я задержалась у входа в собор, разглядывая мраморные барельефы фасада и бронзовое литье главных дверей с изображениями библейских сцен. Мельчайшие детали были отлиты из металла с такой точностью, что легенда словно оживала перед глазами, не нуждаясь в объяснениях. Вот рождение Бога, вот Его казнь… Вот Божья Матерь, скорбящая над телом Христа… Корова, будто бы с любопытством заглядывающая в ясли, где родился божественный младенец… Падула сказал, что здесь тысячи барельефов. Пусть это копия собора, но ведь существовал и оргинал! Сколько же времени требовалось древним людям, чтобы вручную создать такую красотищу?.. — А-а, вот и ты, — будто все это время ожидая моего возвращения, протянул Тони. Он сидел на скамье, запрокинув голову. — Правда, шикарная работа? Все эти ангелы, архангелы, апостолы… Что он там с тобой делал? — спросил он насчет Макса. — Ты, когда его видишь, в лице меняешься. — Я его прикончу, — пообещала я и опустилась рядом на скамью, все еще под впечатлением от архитектурного чуда. Падула понял это по моему блуждающему взгляду. — На капителях этих колонн изображены святые мученики, и несть им числа. Все пострадали за веру. Было же время, не то что сейчас, — философствовал он. — А там кто? — спросила я, указав на статую рядом с амвоном. — Где? — Вон тот, в плаще. — А это святой Варфоломей. И это не плащ, а его собственная кожа, — сказал Падула, тяжело поднялся со скамьи и побрел в сторону статуи. — Как кожа? — я поднялась вслед за ним. — По преданию, Варфоломей был одним из двенадцати апостолов — у чеников Христа. После вознесения учителя он отправился проповедовать истинную веру в единого Бога. Но язычники распяли его вверх ногами. Однако Варфоломей и в таком положении не прекратил своей проповеди. За это с него живьем содрали кожу и лишь затем обезглавили. — Где ты набрался таких жутких историй? — ужаснулась я. — Много читал в детстве. — И такое чтиво доставляло тебе удовольствие? — Не доставляло. Просто хотел все знать. Все о человеческой природе. Ты что же думаешь, ради забавы стращают народ такими вот фресками и статуями? Что люди однажды пришли к Богу вот так запросто, без кровопролитий и искушений? Просто поверили — и все? Без всех этих кошмаров и мук? — он обвел рукой пространство вокруг себя. — Что все это сказки — про распятие, содранную кожу, четвертование, казни и пытки?.. Нет, это, между прочим, было! Историю нужно знать. Потому что тот, кто забывает свое прошлое, обречен пережить его заново. — Ты что же, верующий? — с долей скептицизма спросила я, пристыженная в своем черном невежестве в вопросах религии. Падула не ответил. Я с любопытством взглянула на него. А потом увидела, что к нам мелкими шажками семенит маленький сухой старичок в длинной черной рясе. — А вот и падре Абеле! — о брадовался Падула, шагнув навстречу падре, и стало понятно, что он чуть ли не вдвое превосходит священника ростом. — Мальчик мой! — в оскликнул падре Абеле, беря в свои костлявые руки крепкие ладони Мура и лишь мельком взглянув на меня. Обращение «мальчик мой» по отношению к Падуле резануло слух. — Сколько же лет мы не виделись! Слышал о твоей беде. Но я предупреждал! — о н поднял вверх длинный кривой палец. — Р ано или поздно все тайное становится явным, и тебя, даже тебя, Тони, выведут на чистую воду. — Падре, я ее не убивал! — п омянул старое Падула. Как будто все эти сто с лишним лет он только и пытался убедить окружающих в том, что его жена Эвелина погибла не по его вине. — Я знаю, знаю! — поспешил с ответом Абеле и потряс руки Тони, которые продолжал держать в своих. — Но твои поступки не ограничиваются этим. Ты был слишком всесилен и возгордился — этому греху трудно противостоять. Пришло время пожинать плоды и отвечать за содеянное. — Ты же понимаешь, половина того, что говорят обо мне сегодня, — л ожь. Это проделки того типа, с которым мы собирались здесь поболтать. Да не вышло. — Я все слышал. Помешал твой сын? Это был он, Дис? — с просил Абеле. Тони кивнул. — Я узнал его по голосу. М-да… У вас с ним всегда были непростые отношения. Падула молча опустил голову. — Хочешь исповедоваться? — п редложил Абеле, снова коротко взглянув на меня. — Не сегодня, — сказал Падула. — Сначала нужно устранить гордеца, возжелавшего занять место Всевышнего. Падре посмотрел на нас с тоскою и, глубоко вздохнув, произнес: — Что ж… Пути Господни неисповедимы. Благословляю вас, дети мои, на священную борьбу. И да пребудут с вами мужество и силы небесные! — Как прошло? — не оборачиваясь, спросил Ференц, услышав, что мы вернулись. — Да никак! Он там фокусы нам показывал, — говорил Падула, входя в комнату, снимая пиджак и вешая его на спинку стула, на котором сидел Ференц и рисовал с помощью графического редактора сложную трехмерную диаграмму. — Появился из ниоткуда, потом растворился в воздухе. А что это ты тут рисуешь? — Скорее всего, это был его… назовем это фантомом, — п редположил Ференц, не отрывая взгляда от своей работы. — О н слишком умен, чтобы рисковать своим… назовем это сервером. Я угадала в голограмме схематическое изображение вулкана в разрезе. — Самая сильная… назовем это активностью… — п родолжал Ференц. — Назовем-назовем! — н етерпеливо передразнил Падула, тоже рассматривая голограмму. — Х ватит неологизмов! Где самая сильная активность его сервера? — тем не менее выразился он «неологизмами». — На Каве, неподалеку от столицы. Но не в городе, а вот тут, в лесу, — он открыл другой трехмерный файл и увеличил карту местности. — Там какое-то озеро, что ли. — Что делать серверу в этой глуши лесной? — удивилась я, разглядывая невзрачное болотце. — Понятия не имею, с чем мы имеем дело, простите за тавтологию, — произнес Ференц. — Но мне это совсем не нравится. Точки активности на разных планетах постоянно перемещаются, а все… назовем это лучами… так вот, все лучи сходятся на том самом вулкане, где проводятся раскопки. То есть проводились — когда я уезжал, их уже свора- чивали. В дверь позвонили, и Ференц умолк. — Я посмотрю, кто это, — вызвался Падула и оставил нас. — Там тебя какой-то рыжий недотепа спрашивает, — с ообщил он, вернувшись через полминуты. — Рыжий? — я помчалась к двери. — Говорит, что старый знакомый. Похудевший Рик стоял на пороге, как бедный родственник, стушевавшись от великолепия апартаментов. Тони на отель денег не пожалел. — С ума сошел приходить сюда! Да ты знаешь, кто этот человек? — у казала я пальцем через плечо, имея в виду Падулу. — Лола, мне наплевать, какие у тебя крутые любовники. Даже рад за тебя! Я пришел предупредить: Стеф видел тебя сегодня и узнал. Он собрал здесь целую банду, они промышляют сутенерством и продажей наркотиков. Зря ты вернулась на Московию. Теперь он знает, что ты жива, и может выследить. — А ты-то сам что здесь делаешь? И как узнал о Стефе? — Это неважно. Главное, что ты предупреждена. И еще: клиострон я тебе поставлять больше не смогу, ты уж извини, поищи другие каналы, — сказал он и, дотронувшись до моего плеча, — надо думать, на прощание — с крылся за дверью. — …Попробую создать «чертей», чтобы запустить в его программу, — к огда я вошла в комнату, Ференц продолжал сыпать придумываемыми на ходу терминами. — Что еще за черти? — спрашивал Падула. — А сработает? — вмиг заинтересовавшись «чертями», я напрочь забыла о Рыжем. LXXXIX Лола выглядела расстроенной. Она торопливо собирала с пола и ссыпала в сумочку осколки битого стекла и вскоре изранила себе все руки. В дверь позвонили. Подняв голову, она некоторое время смотрела на дверь и не двигалась с места. А я смотрела на нее, не понимая, почему она не спешит открывать. И я уже собиралась задать ей этот вопрос, когда до меня вдруг дошло, что звонят не во сне, а наяву. — Сама открывай, — р астворяясь, произнесла Лола и вытолкнула меня из моего же сновидения. Я приподнялась в постели. Ференца не было. А звонок настойчиво повторялся. Кое-как заставив себя пробудиться от наркотического сна, я поднялась и, пошатываясь, пошла к двери. За дверью стоял курьер. Он протянул мне конверт. …Всей кожей я почувствовала беду и сразу же вскрыла конверт. В письме была всего лишь пара строчек: «Если хочешь увидеть своего очкарика живым, приходи в полночь на угол 105-й и 318-й улиц одна. Твой бывший». У меня задрожали руки, и я чуть было не выронила листок электронной бумаги из рук. — С вами все в порядке? — побеспокоился курьер. — Д-да… И-идите… — я махнула рукой и захлопнула дверь. До полуночи оставалось каких-нибудь полчаса. — Лола? — п озвала я. — Ч то мне делать? Тишина. — Лола! Я не пойду! «Ты пойдешь!» — ее голос был страшен, а вид — и того более. Я увидела прозрачный силуэт прямо перед собой: она была в желтом платье, с окровавленной грудью и с ножом в руке. Лола замахнулась этим ножом, точно собиралась вонзить его в меня, и неведомая сила отшвырнула меня к стене. Я привыкла не бояться ее выходок, была уверена, что призрак не может причинить мне физического вреда. Получается, ошибалась. Толчок вышел весьма ощутимым — ударившись спиной о стену, я закашлялась. — Ты отправляешь меня на верную смерть, — п рошептала я, обращаясь к пустому пространству комнаты. Видение исчезло. — Они убьют и его, и меня. Лола молчала. Она уже все решила за нас обеих. Я не могла не пойти. Наскоро собираясь на свидание с верной смертью, я напряженно думала. Винить в происходящем приходилось лишь себя. Когда вчера вечером пришел Рик, я должна была забить тревогу, чтобы уберечь Ференца. Закрыв за Рыжим дверь, я шла в комнату с намерением предупредить Ференца о грозящей ему опасности, а если не послушает, не отпускать из квартиры ни под каким предлогом! Но мы трое — я , Ференц и Тони — т ак увлеклись разговором о том, как лучше одолеть Макса, что я совсем позабыла об угрозе. А может быть, посчитала ее незначительной. — Пора разнообразить твою жизнь! — потирал руки Тони, подтвердив запуск вируса. До поздней ночи мы наблюдали, как он медленно пожирает небольшие участки распространенного Максом по Вселенной энергетического поля. Но понимая, что это долгий процесс и неплохо бы поспать, решили продолжить утром. Тони ушел, пожелав нам спокойной ночи, а мы с Ференцем, как обычно, занялись любовью. Потом пришло время ширяться, и я отключилась, так и не предупредив его… Все случилось, когда я спала. А предположить, как случилось, было несложно. Стеф с приятелями выследил моих «крутых любовников». Но к Тони они сунуться не рискнули, увидев его лимузин и охранников. А Ференц, надо полагать, отправился прогуляться теплой весенней ночью, пока я «летала»: он любил посмотреть на звезды перед сном и поразмышлять о вечном. И стал легкой добычей: подъехала машина, его чем-нибудь огрели по умной голове и запихнули в багажник… До обозначенного в письме угла было не больше десяти минут ходьбы. Я хотела предупредить Тони, но Лола выбила астерофон у меня из рук. Во время удара об асфальт дисплей треснул, и астерофон перестал реагировать на мои попытки позвонить. «Если ты сообщишь Тони, он тебя не отпустит, и они убьют Ференца», — сказала мне Лола. — Но они и так его убьют! «Я хочу его увидеть, — как полоумная, твердила она. — Хочу увидеть, пусть даже в последний раз!» Ноги сами несли меня к месту встречи. Ночная свежесть пробирала до костей. Страшнее всего было знать, что нет ни малейшей надежды выжить: моя жизнь должна была оборваться лишь ради того, чтобы они увиделись перед вечной разлукой — покойница и обреченный стать покойником в самое ближайшее время. Каждое мое намерение развернуться и побежать прочь без оглядки Лола упреждала страшным шепотом: «Даже не думай!» На середине пути я все-таки собрала в кулак всю свою силу воли и попыталась пойти в обратном направлении. Однако тут же споткнулась, словно кто-то поставил мне подножку. И снова направилась, куда было нужно Лоле. На углу стоял противный тип с пистолетом. Он проверил, нет ли у меня оружия, а затем грубо толкнул в спину. Мы спустились на подземную парковку ближайшего здания. Там я увидела его… — Сколько лет, сколько зим! — п ротянул Стеф, высокий красавчик-блондин со смазливым лицом, искаженным наглой ухмылкой еще не заматеревшего хулигана. Наверняка он был младше Лолы, как минимум, лет на пять. — Как же это некрасиво с твоей стороны! Я научил тебя охмурять мужиков, а ты продолжаешь бизнес без меня? И делиться не хочешь. — Сколько тебе нужно? Я достану любую сумму. — Э-э, нет, подруга! Так не пойдет. Сначала ты меня кинула, а теперь хочешь откупиться? Мне нужно нечто большее, чем деньги. — Что же тебе нужно? — Расплата за грехи, Лола! За твои грехи, — п одойдя вплотную, он провел стволом пистолета по моему лицу — от виска до подбородка. — А ты у нас безгрешный, я смотрю? — я бесстрашно взглянула в его глаза. — Сам-то, небось, наркоту не употребляешь? Только других на иглу подсаживаешь. — Надо же?! — к артинно удивился он красноречию бывшей подружки. — Это твой очкарик тебя науськал? Сама бы ты не сумела связать столько слов в одно предложение. — Где он? Стеф дал знак своим ребятам, и они выволокли из припаркованного неподалеку аэромобиля совершенно спокойного Ференца со связанными руками. Его жестко подтолкнули в нашу сторону, но Ференц устоял на ногах, и даже очки удержались у него на носу. — Можете попрощаться, — разрешил Стеф. — Потому что жить вам осталось недолго. Лола смотрела на Ференца во все глаза. И ее глаза, словно оправдываясь, говорили ему: «Я не могла не прийти!» Но он смотрел без укора: его взгляд ненавязчиво блуждал по лицам и стволам собравшихся в подземном помещении людей, и я поняла, что Ференц оценивает ситуацию. Но у него были связаны руки, не говоря уже о том, что мы оба были безоружны. Их было четверо, а нас двое. — Честное слово, я считал, что прикончил тебя! — п родолжал Стеф, стоя между нами. — До сих пор не пойму, как ты выжила. Я ведь вонзил нож в самое сердце! Но вот ты стоишь передо мной живая… и, как всегда, такая красивая, — з айдя мне за спину, Стеф понюхал мои волосы. От его дыхания мерзкие мурашки поползли по коже. — Странно. Казалось бы, надо всего лишь нажать на спусковой крючок, а я все тяну время. Чего я боюсь? А вдруг ты опять оживешь?.. — Стеф прицелился в Ференца через мое плечо. …Жизнь затормозила ход. Я словно видела ее полет под откос, траекторией напоминающий падение подбитого вертолета. Прошла вечность быстрых безжалостных секунд, в продолжение которых Лола смотрела в глаза любимого. И там, в его глазах, я приметила нарастающее напряжение, граничащее с напряжением кошки, готовящейся к прыжку. Уж не знаю, как, но я предугадала этот момент и, схватив руку Стефа, нависшую с пистолетом над моим плечом, дернула ее вниз как раз тогда, когда Ференц врезал стоявшему позади него парню в челюсть. Мы бросились бежать. Но Стеф снова вскинул пушку и выстрелил. …Я увидела спину Ференца в белом пиджаке, в мгновение окрасившуюся кровью. Он рухнул сначала на колени, а потом лицом вниз на бетонный пол. Я бросилась к нему. Меня перестало волновать, что будет со мной. Почему-то больше не стреляли. Я опустилась рядом с Ференцем и перевернула его на спину. Он еще дышал. Очки слетели, и Ференц смотрел невидящим взглядом широко раскрытых глаз куда-то вверх, а губы его быстро-быстро шевелились, словно он шептал молитву. Но то была не молитва. Лишь когда он крепко схватил мою руку, до меня вдруг дошло: он пытается что-то сказать. — Земля… — наконец еле слышно прохрипел Ференц. — Что? Что ты говоришь? — я наклонилась к самому его лицу, стараясь уловить каждый звук, каждое движение его губ. Но сосредоточиться было сложно, потому что я всей душой чувствовала бесконечное горе Лолы, на руках которой умирал ее возлюбленный. — Кава — это Земля, — собравшись с силами, громче простонал Ференц. — Мы на Земле! Люблю тебя, малышка… Он закатил глаза, и в пустом гулком помещении раздался душераздирающий крик Лолы. Она обливалась слезами над телом Ференца, а я чувствовала затылком, что Стеф наслаждается ее горем, не торопясь убивать — у спеется, никуда я не денусь. О, как много моих врагов жестоко поплатилось за эту преступную небрежность!.. Потом я почувствовала, что Стефа начала раздражать слишком искренняя скорбь Лолы по поводу утраты любовника, и он прицелился в меня. Я даже услышала, как его палец лег на курок. А потом прогремел выстрел, и я подумала: ну вот и все… Однако за первым выстрелом последовали еще несколько, а я все еще сидела, зажмурившись, подле Ференца, и со мной ничего не сделалось. Распахнув глаза, я обернулась посмотреть, что происходит за спиной. Дис, прихрамывая, но решительным шагом направлялся ко мне с пушками в обеих руках, на ходу контрольными выстрелами добивая бандитов. Что до Лолы, то она снова отвернулась к телу Ференца, обняла, уткнулась в его плечо лицом, и надолго безутешно разрыдалась. …Я плакала так долго, что потеряла счет времени. — Жека! — возвышаясь надо мной, в который раз позвал Дис. Лола рыдала, цепляясь руками за одежду Ференца. Потом отстранилась, помотав головой, будто не желая верить, что он мертв, и снова бросилась ему на грудь. — Жека! — г ромче повторил Дис. — П ойдем. Надо уходить! — Почему? — навзрыд произнесла я, обратив к Дису заплаканное лицо. — Почему ты не пришел раньше?! Тони примчался через три минуты, узнав о случившемся. Я наотрез отказывалась уезжать без Ференца. А когда мы погрузили его тело на заднее сиденье аэромобиля, запачкав кровью дорогую обивку, Лола примостилась рядом. — Как это случилось? — спрашивал мрачный Падула, управляя аэромобилем. — Курьер принес письмо, в котором они назначили мне время и место встречи, чтобы увидеть его в последний раз, — едва сдерживая рыдания, объясняла я. — Почему ты не сказала? Как ты могла пойти одна? — Она не позволила мне, — я протянула ему разбитый и вышедший из строя астерофон. — Идиотка! — ругался Тони. А я ревела, даже не пытаясь вникнуть, кого он обзывает — меня или Лолу. Да и какая разница, если Ференц мертв?.. — Тебя тоже могли пристрелить! — Она меня заставила, — я прижималась к бездыханной груди Фе- ренца. — Неужели все так плохо? — подивился Тони, глянув на меня через плечо. — А ты как здесь очутился? — обратился он к сидящему рядом с ним Дису, нервно тарабанившему пальцами по коленям. — Я не успел, — вместо объяснения сказал тот. — Да что вы все «не смогла» да «не успел»?! — вспылил Падула. — Что произошло? — Что произошло?! Его убили! Убили! — заорала я. — Это я заметил. Но кто и зачем? — Это сделал Стеф — б ывший парень Лолы. Не хочу жить, не хочу больше жить… — н ыла Лола, и слезы лились неудержимым потоком из моих глаз. Дис и Тони недоуменно переглянулись. — Это не она, — Падула первым понял, в чем дело. — Это не Жека, так что не обращай внимания! Но гибель Ференца — д ействительно большая потеря. Не представляю, как я теперь без него справлюсь. — Отец, я правда не успел среагировать, — п овторил Дис. — Я даже не предполагал, что они вот так сразу начнут палить. Внезапная догадка, быть может, и неверная, привела меня в бешенство. — Ты знал! Ты мог бы вмешаться раньше, но специально помедлил, чтобы его прикончили, — я набросилась на Диса и стала нещадно колотить его, куда придется. — Успокойся! — г аркнул Падула и, не оставляя руля, одной рукой с легкостью отшвырнул меня назад к телу Ференца. — Не здесь. Приедем в гостиницу, тогда и поговорим, — с покойнее сказал он, опять посмотрев через плечо. Я снова обеими руками обняла Ференца. «Ненавижу тебя! — шипела безутешная Лола. — Обоих вас ненавижу! Чтоб вы сдохли оба!» — Мне нужно как-нибудь ее утихомирить, — д рожащим голосом попросила я в момент проблеска сознания Жеки. — Я не могу это контролировать. Дис, свяжи мне руки, или я выцарапаю тебе глаза. XC Сначала Тони оттаскивал меня от Диса, которого я все норовила чемнибудь огреть. Я обвиняла его в том, что он сознательно не помешал убийству Ференца. Потом Дис оттаскивал меня от Тони, на которого я бросалась, словно бешеная кошка, пытаясь расцарапать ему лицо: ведь если бы он не вздумал лететь на Московию, Стеф бы не выследил Лолу и Ференц остался бы жив! Конечно же, это было роковой случайностью, и я отлично понимала, что веду себя глупо, но не могла сдерживать Лолу, которая словно взбесилась. Наконец Лола выбилась из сил и перестала кидаться на людей, а быть может, помог транквилизатор, который Падула дал мне, посоветовавшись с Лунгом. Но душевная боль не утихала. И это была словно моя собственная боль. — Дис, пожалуйста, обними меня! Мне так плохо, — н ачинала я клянчить время от времени, прижимаясь к нему. Но он стоял как истукан. — Не могу, — отвечал Дис, даже не пытаясь меня обнять. — Но это же так просто: просто закрой глаза и обними меня, Дис! — Не мо-гу. Все из-за этой женщины: она стоит между нами. — Но ведь это всего лишь тело, в котором мне приходится жить. — Его касались своими погаными руками все эти… — о н кинул краткий взгляд на Падулу. — Э та женщина — з ло. — Зло — это то, что с ней сделали люди! — Ты надеешься вызвать во мне жалость? Тони молча ходил кругами по комнате и досадливо морщился, поглядывая на нас. Я смотрела на небритую физиономию Диса глазами, полными слез. Я помнила его улыбку, от которой когда-то сходила с ума, и то, каким он мог быть нежным. Но сейчас нечего было и думать, чтобы этот сухарь проявил сочувствие к Лоле и ее горю. Быть может, в нем еще и оставалась крупица прежнего Диса, но этого было бесконечно мало. Он заявил, что уйдет навсегда, если я сию же минуту не перестану плакать. Но я не могла перестать — э то было выше моих сил. И тогда Дис действительно ушел, не сказав, когда вернется и вернется ли вообще. А у меня появился еще один повод для безудержных рыданий, которые я перестала пытаться сдерживать. — А я тебе говорил, что этот перфекционизм, которым он страдает, — п росто болезнь какая-то! Правдолюбие, непогрешимость… Еще в прошлой жизни, как только пить бросил, он стал другим человеком. Святошей! Занудой! — п одбирал эпитеты Тони. — Это все из-за тебя, — всхлипывала я. — Из-за меня? Да черта с два из-за меня! Если бы не я, он все равно бы нашел, к чему придраться, уж поверь. Я с ним полторы сотни лет вот так уже мучаюсь: хоть клоуном пляши — все не так! И, несмотря на то, что он мой сын, дам тебе добрый совет: бросай его. Ничего путного из него уже не выйдет, раз уж до сих пор не вышло. Только намучаешься. Внезапно я вскочила и схватила его за рукав: — Пересели меня! Дис ненавидит меня из-за Лолы. Он даже прикасаться ко мне не хочет, ты же видел! Если я избавлюсь от ее тела, мы помиримся. — Уж конечно! Это ничего не изменит. — Это изменит все. К тому же мне больше незачем прикидываться Лолой. Пересели меня скорей! — Да перестань, наконец, унижаться! — в збеленился Падула, высвобождая свой рукав. — Бегаешь за ним, как глупая собачонка. Я понимала это и без Падулы, но его слова меня словно отрезвили. — Возьми себя в руки! Не то я возьму ремень, — пригрозил Тони. — Только это и можешь, — я обиженно шмыгнула носом, отвернувшись. — Подумай о деле: в мире творится черт знает что, всюду хаос, люди гибнут, убивают друг друга в экстатическом безумии. А ты здесь нюни распускаешь, — говорил Тони, увидев, что я начинаю приходить в себя. — С каких это пор Тони Падула беспокоится о людях? — Нам предстоит принять еще немало делегаций, — продолжал он, расхаживая по комнате. — В сех, кого мы пригласим, Дрю будет негласно окружать антиполем. Смекаешь? Мы будем убеждать их, что наше дело правое, и тайком устанавливать им психологическую защиту, чтобы у меня были союзники с непромытыми мозгами. Надо принять в свою команду как можно больше научной элиты мира, чтобы потом, когда меня предадут анафеме обработанные Максом девяносто процентов Вселенной, наши десять процентов рассказали всем о реальном положении дел. Меня, как главного злодея, слушать, разумеется, не станут, а вот их послушают. — И поверят, что ты невинная жертва? — Это будет моим главным козырем. Устранить Макса — половина дела. Нужно еще объяснить всем, что он такое. Чтобы за невинную жертву не приняли его. — Ну ты хитер, — вяло одобрила я план, посмотрев исподлобья. Тело Ференца мы в тот же день телепортировали на Каву, в морг научноисследовательского института, чтобы достойно похоронить, когда вернемся. Теперь о гибели нашего гения скорбела не я одна, а весь коллектив «Дао». Ближайший визит делегации из числа ученой элиты был запланирован на конец месяца: эти гости не доверяли телепортам, которые все еще не давали стопроцентной гарантии безопасности, и вылетели к нам на сверхсветовом космолете. Так что у нас с Падулой оставалось до их прибытия много дней, которые можно было провести как душе угодно. Моей душе было бы угодно вернуться на Каву тем же вечером. Но Тони пожелал подождать до завтра, сославшись на неотложные дела. На ночь глядя Падула ушел, ничего не объясняя. Но, судя по тому, в каком настроении он вскоре вернулся, я догадалась, что он был у падре Абеле. Уж не знаю, удалось ли духовному наставнику исповедовать своего, как оказалось, крестника, но по возвращении выглядел Тони неважно. Он был подавлен и молчалив, не обращал внимания даже на мои богохульственные шуточки, рассматривая инкрустированное драгоценными камнями древнее карманное распятие, подаренное ему священником. Я, конечно, понимала, что не стоит будить в Падуле зверя, но ничего не могла с собой поделать. — Не поздновато ли для раскаяния? Тебе впору черту молиться, а не Богу. Или, когда ты родился, нужда в черте отпала? — о тмочила я, процитировав где-то когда-то вычитанную остроту, слегка ее перефразировав. — Не поминай рогатого на ночь глядя, а то еще заявится, — н е поддался на мою провокацию Тони, убирая распятие во внутренний карман пиджака. — А впрочем, не так страшен черт, как его малюют. Помнится, я еще тогда подумала: откуда он знает это выражение? Ведь поговорочка-то была из бабушкиного дневника. — Кстати, о чертях! — в незапно вспомнила я. — М ы ведь вчера запустили в программу Макса вирус. Не посмотреть ли нам, как там идут дела? — Запустить-то запустили. Но вряд ли без Ференца сумеем контролировать этот процесс. — Но ты же такой умный! Мог бы хоть попытаться въехать. Или ты только чужими мозгами оперировать научился? — ядовито спросила я. — Заставлять людей делать то, что тебе требуется, тоже уметь надо! Садись, — Падула придвинул к столу два стула — для себя и для меня. Через полчаса безуспешных попыток разобраться с «чертями», я оставила Падулу за этим занятием и, пересев за другой ноутбук, принялась выискивать во Всемирной паутине всякие гадости о Тони. А гадостей там было море! Например, прямо в это самое время на другом полушарии Московии проходило преинтереснейшее театрализованное действо, повествующее о том времени, когда «нечистый» будет изловлен. Увлекшись просмотром видеотрансляции, я не заметила, как Тони подошел и встал рядом. — Правда забавно? — з лобно ухмылялась я. — Так не бывает, — с казал Тони, помолчав. В его голосе проскользнула вселенская печаль. — Еще как бывает! Смотри: они в религиозном экстазе жгут твое чучело. Не хватает только танцев с бубнами. — Не бывает, чтобы женщина была такой красивой. — Тони так неожиданно дотронулся до волос Лолы, что я вздрогнула. — Может, мне это только кажется? — Руки убери! Лучше взгляни сюда: тебя отождествляют с самим сатаной. Извини, но как-то не получается сегодня не упоминать рогатого… — Разреши мне еще один раз? — т ихо и будто даже неуверенно попросил он, снова погладив меня по волосам. Я в ужасе воззрилась на Тони, забыв о его пылающем чучеле. «Вежливый какой. А ведь мог бы и не спрашивать!» — п одметила Лола. Я отвернулась, промолчав. Люди на трехмерном видео продолжали орать и бесноваться. Чучело Падулы полыхало посреди площади. Один из религиозных фанатиков подбежал и что-то плеснул в огонь из фляжки: пламя взметнулось высоко в небо, а затем внезапно перекинулось на людей, стоящих рядом, в том числе на парня с фляжкой. — Ну пожалуйста… Ее скоро не станет. — О н положил руки мне на плечи. — Ты же прекрасно знаешь: можешь сделать со мной все, что угодно, но добровольно я на это не пойду! — Теперь уже с притворным интересом я продолжала рассматривать происходящее на площади, но совершенно перестала понимать что-либо в творящемся там хаосе. Внутреннее напряжение нарастало. Он что, шутит? — Я мог бы потом стереть все из твоей памяти, — заикнулся Падула. — Пошел к дьяволу! — Я раздраженно сбросила его руки со своих плеч и приготовилась к решительному отпору. Но Тони, протяжно вздохнув, неожиданно отступил. — Не верю, — услышав за спиной шаги, а затем хлопок двери, произнесла я вслух. — Он что, действительно ушел? «Готов», — к онстатировала Лола. — Что ты там городишь? «Да-да! Нам, мертвым, видней!» — Видней что? «Ты лучше меня знаешь, что любят не за внешность, — п родолжала Лола философствовать. — Если бы меня хоть один человек по-настоящему полюбил, все сложилось бы иначе». — Вот только не надо заливать, будто тебя не любили! — сам собою продолжался наш внутренний диалог. А глаза мои безучастно наблюдали за беснующейся толпой. Какой-то священник, взобравшись на баррикаду, размахивал распятием и что-то вещал, пытаясь перекричать рев толпы, но слов было не разобрать. Загоревшихся людей к тому времени уже потушили. Посреди площади тлели остатки чучела Тони… «Я родилась в неблагополучной семье. Беда в том, что внешне я выглядела замечательно, и никто долгое время не верил, что я больна. Когда поверили, стало еще хуже: больницы, бестолковые похотливые врачи, нескончаемая пытка… — перекрывал мои расходившиеся мысли голос Лолы. — Потом появился Стеф. Он помог мне бежать из ада. Но посадил на иглу, спасая от мук, и стал считать своей собственностью. То была страсть, а не любовь. Когда возникали проблемы с деньгами, он не брезговал использовать меня в своих целях. Мы обманывали богатеньких простофиль, и нам на все хватало — и на роскошную жизнь, и на нарокотики. Но потом что-то пошло не так. Стефу захотелось большего. И вот, когда я уже, казалось бы, отмучилась, появляешься ты! Сначала заставляешь меня спать со своим чокнутым Дисом, размахивающим пушкой перед носом, а потом объявляется его не менее чокнутый папаша… Господь с тобой! Ступай к нему — я разрешаю». — Да с какой стати?! — я чуть было не задохнулась от возмущения. «Он думает, что ему нравится мое тело…» — Так и есть. И я не меньше тебя хочу избавиться от твоего тела! «…Но на самом деле его сердце давно с тобой. Он думает о тебе каждую минуту. Он одержим тобой». — Конечно! Ведь ему от меня кое-что нужно. Кое-что, связанное с путешествием во времени, которое могу организовать ему только я. «Одно другому не мешает. Надень то платье с розочками». — Ты в своем уме?! Никуда я не пойду! — Я даже со стула вскочила: что она несет? «Посмотри на него: он же колеблется! Этот монстр готов стать хорошим, — е лейным голоском произнесла Лола. — Р азве тебе не льстит, что ты сумела поколебать эту твердыню?» — Не я, а жизненные обстоятельства — г ляди, как его все ненавидят! — указала я на видео. «Если не утешишь его сейчас, одним злодеем на свете останется больше». Я легла в постель, но заснуть не удавалось. Еще вчера в этой постели я занималась любовью с Ференцем, которого больше нет в живых, а сегодня меня бросил Дис, его гнусный папаша продолжает домогаться Лолы, и никому дела нет до того, что происходит с моим умирающим телом и с моей издерганной психикой! Передо мной так и вставали коровьи глаза Мура: «Ну что тебе, жалко, что ли?..» А тут еще свихнувшаяся на почве горя Лола уговаривает меня утешить его! Только начнешь засыпать, как раздается ее осточертевший вкрадчивый голос: «Тебе просто нужно постучать в соседнюю дверь». С ума сойти можно. Какой уж тут сон! Наконец в три ночи я решительно встала. Тони был слегка пьян, когда открыл мне. Но хмель его мигом улетучился, едва он меня увидел. Я стояла на пороге босая, с воинственным взглядом, в одной лишь шелковой сорочке. Я бы и сама себе не смогла объяснить противоречивых намерений, с которыми явилась. Но Тони не обратил внимания на взгляд, которым смотрели на него огромные выразительные глаза Лолы. — Спасибо, — благодарно произнес он и подхватил меня на руки. Все утро он избегал моего взгляда. А когда за завтраком нечаянно напоролся на него, то, будто боясь получить нагоняй, быстро отвел глаза. Лола молчала, она больше не испытывала к Тони даже ненависти. После того, как Ференца не стало, она стала почти бесчувственной и безучастной ко всему. А вот я наблюдала за Падулой все откровеннее и пристальнее. Я не могла объяснить себе свой поступок и как будто ждала объяснений от него. Но какие объяснения он мог дать? Он еще вчера все объяснил: Лолы скоро не станет, он просто хочет попрощаться. Но вот какого рожна я совершила этот акт доброй воли? Елозила в мозгу и еще одна мыслишка, а точнее, опасение, которое я остерегалась высказать вслух, словно боясь, что оно материализуется: — Каким образом он выслеживает нас? Тони коротко взглянул на меня, отхлебнул кофе, поставил чашку на стол и откусил от бутерброда. — Честно говоря, я так и не понял, как ему это удается, — сказал он, жуя. Это придавало ситуации некоторую непринужденность. — П ризнаю: раньше я недооценивал таланты Диса. Но последние пару десятков лет у меня такое ощущение, что он дышит мне в затылок. — Тогда это конец, — д опив свой кофе, я тоже поставила чашку на стол. — Поверь, до конца еще далеко. Но, похоже, нам суждено пройти этот путь вместе. А насчет Диса не волнуйся — даже если он и не оснащен всевидящим оком, ни во что другое он бы не поверил. — То есть? — наши взгляды снова встретились. — То и есть! Это ведь не в первый раз. Он же не слепой… Я открыла рот, собираясь сказать какую-нибудь резкость, но звонок астерофона сбил меня с мысли, и я замерла с открытым ртом, наблюдая, как Тони, вытерев губы салфеткой, потянулся отвечать. Лунг сообщил тревожные новости: ситуация на Каве обострилась до предела. Сформированная за одну ночь коалиция ученых, избравших для своего наспех заключенного союза немудреное название «Анти-Дао», официально объявила нам войну. Телепортироваться надо было немедленно, пока враги, чего доброго, не перекрыли нам пути возвращения. — Ты прав, в его присутствии я теряю чувство собственного достоинства, — признала я, куря одну за другой забытые Дисом сигареты и не представляя, как теперь буду смотреть ему в глаза. — Каждый раз я даю себе установку быть тверже, но при встрече сразу же превращаюсь в тряпку. Вот как вчера. — Вчера был исключительный случай. Тебе пришлось нелегко, — о правдывал меня Падула. — Н ам всем пришлось нелегко. Но Дис мог бы вести себя сдержанней. Его-то убийство Ференца меньше всего расстроило. А насчет проявления слабости… Здесь я тебя прекрасно понимаю: я ведь тоже ее проявляю в его присутствии, не то давно бы уже… А я все думаю, вдруг он соблаговолит? — Соблаговолит что? — Надежда заставляет нас сдавать позиции, идти на уступки, — д остав распятие и посмотрев на него, произнес Тони. — Н о, боюсь, Дис уже не такой, как раньше. Он обиделся на жизнь и озлобляется с каждым днем все сильнее. Это необратимый процесс. Я сам прошел такой путь. Надо бы оставить попытки помириться, — сказал он, встал из-за стола и, порывшись в своем портфеле, достал новый астерофон. — На вот, возьми. Это тебе взамен разбитого. — А почему он розовый? — спросила я, принимая подарок. — Ну я не знаю… Думал, тебе нравится этот цвет. Да какая разница? Главное, чтобы работал. В тот день я собиралась позвонить Дису, но так и не решилась. XCI — Хватит пить. Ты сдаешь на глазах! — укорял Тони, заехав за мной утром накануне встречи делегации и оглядывая перманентный бардак в квартире Мура, где еще пару месяцев назад господствовал музейный порядок. — Ты совсем перестала за собой следить! Будь ты мужиком, сейчас бы у тебя щетина двухнедельная на щеках торчала. А что за помойка здесь — уму непостижимо! Сдается мне, Муру лучше вовсе домой не возвращаться. — Я не пью, — с трудом поднимаясь с постели и накидывая халат на исхудавшие плечи, возразила я. — Просто этому телу приходит конец. Я перебралась к зеркалу и тщательно осмотрела свое осунувшееся лицо с темными кругами вокруг глаз. За последние пару недель я действительно сильно сдала. После того как не стало Ференца, Лола таяла, как свечка. Я проспала не меньше двадцати часов, но у меня было такое ощущение, что не отдыхала трое суток. Мы с Тони условились, что он переселит меня сразу же после встречи делегации, но гости задерживались. А сегодня, наконец, они прибывали. — Не уверена, что у меня хватит сил переводить. — Я собиралась попросить его позволить мне не ехать в институт. Так хотелось лечь обратно на кровать и проспать еще как минимум сутки. Падула нахмурился. — Ты сможешь привести себя в порядок хоть немного? Ну я не знаю — накраситься, припудриться… «Так и знала, что он все равно заставит меня, — б езнадежно подумала я, хоть и понимала, что ехать действительно нужно. — Вот ведь дерьмо, а не человек!» — Последний раз, обещаю. Я бы с радостью разрешил тебе остаться дома, но от того, как мы их встретим, зависит очень многое. Пожалуй- ста, — п опросил Тони. У меня под рукой была уйма косметики, чтобы выполнить его просьбу. Через несколько минут кругов вокруг глаз почти не было заметно, а яркий макияж подправил остальное. Худоба Лолы делала ее лишь еще более привлекательной. Наверняка женщины «Дао» готовы были спятить от зависти. Но если бы они знали всю подноготную, точно бы перестали завидовать. — Замечательно выглядишь! — оценил Тони, лично открывая передо мной дверь лимузина, когда я наконец спустилась. Он даже не стал напоминать, что мы опаздываем. — Если б еще и чувствовать себя так же замечательно… — Я тяжело опустилась на сиденье и закрыла глаза. Меня мутило от голода и тоскливых пейзажей Кавы, но я знала, что если позавтракаю, то станет еще хуже. Желудок Лолы отказывался принимать еду. Таблетки Норы больше не помогали, спиртное тоже. В тот день мне предстояло выдержать многочасовую встречу с инопланетными гостями, не принадлежащими к коалиции ученых «Анти-Дао». Тех, кого по причине нехватки рук не успел еще зомбировать Макс, вербовал Тони, без их ведома окружая защитным куполом и раскрывая глаза на правду. Таким образом мы уже сколотили внушительную команду. — Что это за люди и как с ними следует себя вести? — спрашивала я, пока мы ехали. — Что о них известно? — Генетики с планеты Ра. Чен утверждает, что они — представители древнего народа, практикующего оккультные знания. Они сами по себе и сознательно не вступают ни в один из существующих альянсов ученых. Люди объективные вроде бы, но держатся обособленно. Есть надежда, что их удастся заполучить в союзники. Но меня гнетет, что именно Чен посоветовал пригласить их. Я, как ты уже догадалась, этому кадру не особенно доверяю. — Зачем же ты согласился? — А у меня был выбор? Больше никто не принимает моих приглашений. Никто не хочет иметь со мною дел. Впервые попадаю в такую поганую ситуацию. Раньше считал, что могу купить весь этот мир с потрохами, ведь я сказочно богат! Положа руку на сердце, эту планету я тоже в свое время купил. Да! Не веришь? Кава принадлежит мне: ее недра, ресурсы, земли, каждая пядь ее поверхности. А вот население ополчилось. И пока существует пресловутая Конвенция по правам человека, приходится признавать право распоследнего пролетария высказывать свою точку зрения, голосовать и митинговать. Вот они и митингуют! Вместо того чтобы заткнуться и не лезть не в свое дело. — Тони указал пальцем за окно, где простиралась лишь бесконечная степь с проталинами. День был хмурым, но бескрайние снега начинали подтаивать. Наступала неприветливая промозглая весна. — Ты действительно считаешь, что Конвенция о правах человека — ч ушь собачья? — уточнила я. Это шло вразрез с моими убеждениями. — Конечно! Разве можно предоставлять черни право решать судьбы мира? Это бред! Что они там нарешают? Пустят все псу под хвост, как уже не раз случалось. — А если бы ты родился где-нибудь в трущобах? — сил возмущаться и спорить у меня не было, но я не могла промолчать. — На Каве нет трущоб — благодаря мне! Покажи мне хоть одного голодающего рабочего. Хоть одного беспризорного ребенка. Ни на одной планете мира трудящиеся не получают столько, сколько здесь. Да сюда со всего света устремляются трудовые мигранты, готовые порвать друг друга за рабочее место! Потому что условия шоколадные. И вот теперь эти собаки восстают против меня, кусают руку, которая их кормит. Я смотрела на Тони с возрастающим удивлением. Я, разумеется, не разделяла его политических взглядов, но и не ожидала от него такого радения о судьбе трудового народа. Мне-то казалось, что на Тони Падулу все работали из-под палки, под страхом смерти. А он, оказывается, был весьма мудрым руководителем. Поднимаясь в конференц-зал, я опиралась на его руку. Уже не заботило, что на нас все смотрят и что о нас могут подумать. В том числе попавшаяся навстречу Мелисса с заплаканными глазами. Она посмо- трела с укором: со дня смерти Ференца прошло так мало времени, а я уже, не таясь, вожу шашни с Муром. Мне не было стыдно — м не было плохо, и без помощи Падулы я бы даже по лестнице не поднялась. Тони о том, что и кто о нас подумает, тоже больше не беспокоился: против него ополчился весь свет, и плевать он хотел на какую-то там Мелиссу. Важнее было, чтобы я блестяще провела встречу и гости с планеты Ра стали нашими друзьями. Войдя в конференц-зал, я застыла на пороге, на секунду-другую забыв об отвратительном самочувствии. Ученые-генетики, прибывшие с Ра, все без исключения были чернокожими. Я никогда не видела людей с такой темной, иссиня-черной кожей. Но больше всего с толку сбивала их одежда: парадные костюмы гостей представляли собой нечто вроде спортивных маек-борцовок и похожих на шаровары свободных штанов с широким поясом. Сосредоточившись, я произнесла приветствие на межпланетных языках и через силу улыбнулась. В ответ глава делегации по имени Рамас поднялся со своего стула во весь свой исполинский рост и поклонился. Язык делегатов был труден, представлял собой смешение как минимум трех диалектов, среди которых встречались элементы древнефранцузского. С его произношением у меня всегда не ладилось, тем не менее разговор начался. Все приглашенные представители ученой элиты Ра прибыть не смогли или не посчитали нужным, но это никак не помешало переговорам. Активировав линзы с функцией дополнительной реальности, я увидела тех, кто по разным причинам не смог прибыть, на пустовавших еще пару секунд назад местах за длинным зеркальным столом . Остальные тоже взяли себе по паре линз. Один лишь Рамас отказался. — Я могу всех их видеть и без этих технических ухищрений, — с казал он. Как выяснилось, Рамас не шутил. У себя на родине он имел статус верховного жреца, обладал телепатическим даром и бог знает еще какими оккультными знаниями и способностями. Глаза у Рамаса, в отличие от его преимущественно кареглазых спутников, были синими. А когда он говорил эмоционально, они начинали светиться. Позже я узнала, что это было признаком голубых кровей: Рамас вел происхождение от древних жрецов. Остальные представители чернокожей братии имели роговицы теплых оттенков — от желто-коричневых до ярко-оранжевых — а значит, принадлежали к менее знатным родам. Я была поражена и очарована необычным видом этих людей, похожих на волшебников. И в то же время опасалась, что они, быть может, умеют читать мысли и видят нас насквозь. Но отступать было поздно. Я начала переводить, вопросительно поглядывая на Тони, который, судя по озадаченному выражению его лица, думал о том же, о чем и я. Начиналось все спокойно. Но когда в подвалах института Дрю приступил к своей ответственной миссии, Рамас без экивоков, никого не опасаясь обидеть, заявил, что ему и его людям наша немудреная защита не нужна. Тони безропотно отправил человека вниз сообщить Дрю о желании нашего гостя и с опаской взглянул на Рамаса. Они некоторое время смотрели друг другу в глаза, а потом глаза Рамаса засветились голубой яростью. Он наверняка прочел в душе Падулы все: и кто он такой, и чем мы тут занимаемся. Но жрец оказался выше минутной вспышки чувств. — Теперь я знаю, какого рода проблема побудила тебя пригласить нас, — сказал он Падуле, а я перевела. — Готов помочь. Готов заключить с вами военный союз, но только до момента ликвидации общей угрозы. После этого наши дороги разойдутся, и тебе на моей лучше не попадаться. — Благодарю, — сдержанно ответил Тони и протянул ему руку. Рамас помедлил, но потом все же пожал ее. Падула был взбешен поступком Чена, устроившего нам такой подвох. А Чен выглядел наигранно смущенным и виноватым, как человек, слишком поздно осознавший свою ошибку. Но ему плохо удавалось притворство, и даже я больше не верила в его искренность. К концу дня мне совсем поплохело, но я все же героически выстояла встречу, хотя часто извинялась и оставляла наших чернокожих гостей на попечение синхронного переводчика. Рамас и Тони говорили только по существу дела и больше не переходили на личности. И быть может, мне показалось, а быть может, и нет, но к вечеру отношение жреца к Падуле стало более спокойным, нежели утром. Это было видно по его глазам. На меня же он смотрел с любопытством, но так ничего мне и не сказал, хотя не мог не знать, кто я такая. Гости пожелали заночевать в своем космолете, приземлившемся на бетонной площадке позади главного корпуса института. Рано утром они отбывали назад на Ра. — Теперь у нас в руках главный козырь. Этот шляпа Лу Чен, сам того не подозревая, услужил нам, пригласив этих полулюдей-полубогов! — г оворил Тони, лаская своего кота-киборга, когда в конференц-зале остались лишь я, он и Лунг. — П равда, невообразимо неприятно, когда они бесцеремонно роются у тебя в мыслях. — Могло быть и хуже, Тони! — заметил Лунг. — Представляю, что испытала чистая душа Рамаса, когда он заглянул в твою. У него глаза засветились, и я подумал, что он тебя сейчас пришлепнет на месте своим огромным черным кулачищем. — Да брось! Кому-то ведь нужно исполнять роль злодея, чтобы поддерживать мировое равновесие. — Падула, усевшись в низкое кресло у окна, закурил и закинул ногу на ногу. Он был в лакированных ботинках со шнурками. — Рамас это прекрасно понимает. Да и потом он тут не у себя дома. Зная Тони, можно было догадаться, что он надеялся в конце концов завоевать расположение Рамаса. Жрец, обладающий паранормальными способностями, мог оказаться очень полезным. Падула готов был сражаться за таких людей, чтобы заполучить их в друзья. Проблема в том, что у них с Рамасом были диаметрально противоположные взгляды на жизнь. У Тони не было надежды, и я поражалась его оптимизму. — А вы с ним хорошо смотрелись сегодня: белокожий черт и чернокожий ангел, — в яло забавлялась я, борясь с то и дело накатывающей дурнотой. — Весело тебе смотреть, как я сорвался с высокого пьедестала, да? — Мне доставляет удовольствие каждая твоя неприятность, ты же знаешь. …Все случилось неожиданно: на полуслове я почувствовала во рту солоноватый привкус, а поднеся ладонь к губам, с удивлением увидела кровь. «Вот и конец мне», — произнесла Лола, когда я еще и понять ничего не успела. Я свалилась на пол. Тони бросился ко мне. Лунг тоже вскочил со стула. Последнее, что я увидела, — это лица склонившихся надо мной. Потом изображение исчезло. XCII — Ну что, такой она тебе меньше нравится? — я нашла в себе силы пошутить, очнувшись под капельницей в белом помещении и увидев подле себя Падулу. Где-то на периферии зрения время от времени мелькал медицинский халат Лунга. — Она мне любой нравится. Как себя чувствуешь? — Не сказать, чтобы нормально, — п рислушавшись к своим ощущениям, ответила я. — Лунг взял образцы, но, поскольку у Лолы было наследственное заболевание, мы решили человеческое тело по ее генам не выращивать. — Собираетесь сделать из Лолы биокиборга? Это будет забавно, — я представила, как маленькая хрупкая с виду девушка с легкостью расшвыривает здоровенных мужиков, и попыталась улыбнуться. — Я насчет нее пока не решил, — уклончиво ответил Тони. — Не лучше ли просто похоронить Лолу? Она заслужила покой. — Сейчас нам надо думать о тебе, не о ней. На подготовку биокиборга по образу Лолы необходимо время, а у тебя его нет. Поэтому я тут подобрал кое-какие имеющиеся в нашем распоряжении оболочки. Вот, взгляни. — Он протянул мне папку с изображениями девушек с разным цветом волос и разрезом глаз. Каждое сопровождалась характе- ристикой. — Выбери что-нибудь сам, — с овершенно обессилев и не долистав даже до середины, я отложила папку. — Как скажешь, — п ожал плечами Тони. — М не, например, нравится вот эта. Или… вот эта. — Годится, — согласилась я не глядя. В сумочке, небрежно брошенной на стул вместе с остальными моими вещами, зазвонил астерофон. — Ответь — в друг что-то важное, — п опросила я. — Это Дис, — несколько удивленно сообщил Падула. — …Сколько у нас времени? Да она уже на аппарате искусственного кровообращения… — как можно тише говорил он в астерофон, отойдя в сторонку. Как будто это могло меня травмировать. А то я не знала, что дела мои плохи! — Что ты можешь предложить? Потом Падула резко посмотрел в мою сторону, словно услышал что-то очень важное. — Когда?.. Понял. Согласен. Только поторопитесь… Им каким-то чудом удалось выкрасть у Макса твое тело! — сообщил он, обращаясь ко мне. — И они уже везут его сюда. — Кто — о ни? — Дис и Нора Кешиа. Будут через пару часов. — Нора? — В порыве радости я чуть было не подскочила на кушетке, но Лунг, моментально среагировав, удержал меня на месте. — И … ты же не причинишь ей вреда? — Похоже, нашим враждующим испокон веков семействам придется заключать мир. Разумеется, на моих условиях. Я окинула реанимационную лабораторию блуждающим взглядом. Судя по тому, что в помещении появилось несколько вооруженных солдат с бесстрастными лицами, Падула усилил охрану. Я забылась сном и очнулась лишь спустя пару часов. Падула тоже вздремнул и теперь, выясняя, который час, нервно почесывался. Лунг гремел пробирками. За дверями послышались шаги и голоса, а затем Дис и симпатичная рыжеволосая женщина лет тридцати торопливо вкатили в лабораторию накрытую простыней конструкцию, в которой угадывался поставленный на каталку саркофаг. Лунг обернулся через плечо и поверх сползших на нос очков посмотрел на прибывших. Они с Норой встретились взглядами, но ничего друг другу не сказали. — Это обычное человеческое тело. — Д ис без приветствий сдернул полог с прозрачного саркофага, и я увидела себя прежнюю. — Б иокиборга для тебя Макс не предусмотрел — п о-видимому, ему это неинтересно. А судя по тому, что он подготовил это тело на днях, видимо, собирался сделать тебе предложение. Но мы его опередили. Я слабо усмехнулась по поводу предложения. — Подумай еще раз, — посоветовал Падула, пролистывая папку с изображениями девушек-биокиборгов. — Может, все же переселишься в какую-нибудь из этих? — Нет! Я выбираю себя! — у перлась я, не отрывая глаз от своей истинной оболочки, в которую жаждала вернуться. — Но ты будешь слабой. Я и слышать ничего не хотела. — Я его и так, голыми руками задушу, — слабым голосом прошептала я, взглянув на Падулу. Тот отвел глаза, хотя и понял, что речь о Максе. Дис намеренно не смотрел на Тони, помогая Норе и Лунгу подсоединять оборудование к телу Жеки. На какое-то время воцарилось безмолвие, слышался лишь легкий шорох — з аканчивались последние приготовления к моему переселению. Нора и Лунг действовали слаженно, будто всю жизнь проработали в команде. «Но они же оба врачи. Наверное, так и должно быть», — подумала я. Близилась решающая минута, когда мне, точнее, нам с Тони, предстояло попрощаться с Лолой. И Тони нервничал не меньше моего. — Выйди на минуту, — в друг прервал он общее молчание, обратившись к Дису. — Что? — н е понял тот. — Я хочу, чтобы ты ушел, — г ромче повторил Падула, посмотрев на сына еще выразительнее. Дис пристально вгляделся в лицо Тони, усмехнулся, но не стал перечить. У двери он оглянулся на нас, еще раз усмехнулся и закрыл за собой дверь. Проследив за ним взглядом, Падула подошел ко мне. — Скажи ей… — н ачал Тони, взяв меня, то есть Лолу, за руку. — А впрочем, она и так все знает. — О н наклонился надо мной и поцеловал в губы. Потом отвернулся и быстро вышел. Нора удивленно захлопала ресницами, но промолчала. Лунг продолжал выполнять свою привычную работу не отвлекаясь. — Прощай, Лола, — произнесла я, понимая, что сейчас все закончится. — Теперь ты наконец обретешь долгожданный покой. XCIII Мы похоронили Лолу по всем канонам. Наверное, она и не чаяла, что на ее похороны явится столько народу — весь штат научно-исследовательского института. Не было лишь Ференца, который ушел раньше Лолы. Мы решили положить их рядом, на самом нижнем уровне подвалов здания. — Как самочувствие? — тихо спросил Падула, возникнув рядом. — Терпимо, — ответила я под тихие аккорды траурной музыки. — Вживаюсь в роль. Кто я такая, никто толком не знал. Тони на днях представил меня как временную переводчицу вместо скоропостижно скончавшейся Сони. — Слушай, я тебя не тороплю. Подумай, насколько тебе вообще все это нужно, — сказал он и посмотрел на часы. — Кстати, с минуты на минуту начнется… Я не успела спросить, что именно должно начаться, и даже понять, что он имел в виду под «насколько мне все это нужно», когда завыла сирена. Помещение сотряс толчок. — Что происходит? — подскочил к нам Дис, также приглашенный на похороны. — Да ничего особенного, — успокоил Падула. — Всего лишь несколько баллов. Эти стены выдержат намного больше. — Землетрясение? — удивился Дис, устояв на ногах, а заодно не дав упасть и мне, когда последовал еще один толчок. — Тут же в радиусе тысяч километров ни одной горной системы! — Кабы я знал, — озадаченно ответил Тони, наблюдая следы беспокойства в рядах прощающихся с покойницей. А я взглянула на него с нескрываемым ужасом: — Ты все-таки полез туда, мерзавец! Избегая моего взгляда, Тони достал астерофон и отдал кому-то распоряжение немедленно сворачивать операцию. Подземные толчки в тот день больше не повторялись. С церемонией было покончено, и все разошлись по своим делам. Я с похорон поехала домой. Решила, что мне лучше побыть одной. Вернувшись в квартиру Мура, с тоской оглядела гардероб и туалетный столик, которым пользовались мы с Лолой. Я позвала ее, но она, конечно, не ответила. Я осталась в совершеннейшем одиночестве. Поставив рамочку с фотографией Лолы на столик, я долго смотрела на нее. Потом подошла к зеркалу и оглядела в нем себя. Присела, взяла щеточку для теней. …Спустя пару часов экспериментов я, наконец, подобрала идеальный макияж для своего типа лица и оттенка кожи. Шмотки Лолы по большей части пришлись мне впору, несмотря на то, что я была выше ростом. Но стоило кое-что докупить. Деньги еще оставались. Пока занималась покупками, присутствовало странное ощущение внутреннего торжества — будто Лола жива, просто забралась поглубже в сознание и навсегда останется там. Но когда я вернулась в квартиру Мура, снова почувствовала безысходное горе — Л олы больше в этом мире не было, и я переживала ее гибель, словно потерю близкого человека. Чтобы хоть как-то заглушить боль, я включила новости: там только и говорили, что о подземных толчках неизвестного происхождения… Вырубив телепроектор, я снова подсела к зеркалу. — Перестань! — Падула, опять появившийся незаметно, отнял у меня помаду, которой я подкрашивала губы. — Не рви мне душу. — Зачем ты пришел? — Лунг предупредил меня о побочных эффектах. В петлю не тянет? — Промой мне мозг! — вдруг раскисла я. — Ты ведь говорил, что это в твоих силах. Хочу ее забыть. Не могу больше думать о ней! Слезы прочертили на моих щеках две черных вертикальных полосы. — Ты не в себе. Успокойся и выпей, — с трого сказал Тони, отойдя к бару. — Не хочу, — я отвернулась, но взгляд мой упал на валявшийся на полу футлярчик для шприцев, и мне пришлось обернуться к Тони. Один лишь он понимал меня, кроме него ни одна живая душа больше не разделяла моей тоски по Лоле. Поэтому неудивительно, что нас тянуло друг к другу в тот день. Хотя бы просто вместе посидеть и помолчать. В прошлом этот ритуал, насколько мне известно, назывался поминками. — Тогда просто успокойся. — О н поставил графинчик назад. — Х очешь, поедем покатаемся? — неожиданно предложил он. — Хочу! — так же неожиданно согласилась я. Тони сел за руль, и мы взмыли на десятый уровень. Мимо мелькали огни вечернего города. — Научить тебя управлять этой штукой? — п редложил он. — Э то несложно. — Да, — с огласилась я, совсем потеряв страх. Мне хотелось адреналина. Мы зависли в воздухе и поменялись местами. — Мои сейсмологи зафиксировали вулканическую активность там, где Ференц вел раскопки. Причем активность нешуточную. Такое ощущение, будто планета собирается взорваться изнутри, — говорил Тони как бы между делом спустя полчаса после начала моего головокружительного урока вождения. Я делала успехи, хотя пару раз едва не вписалась во встречные аэромобили. — Я позвонил Рамасу. Рассказал ему все, как есть. Они развернули свой космолет и уже летят обратно. — Чем он может помочь, если планета, как ты говоришь, собирается взорваться изнутри? — Он уверен, что нужно провести какой-то ритуал. — Что за ритуал? — Чтобы успокоить недра. — Ты будешь их тревожить, а он — успокаивать? Удалось добыть по- роду? — Нет. Я не рискнул. Но сейсмическая активность возникла гораздо раньше, чем я послал туда людей. И она наблюдается не только в районе вулкана, а в разных точках Кавы, постепенно усиливается, охватывает все большие территории. Завтра по прогнозам снова ожидаются толчки средней силы. — Что бы это значило? — Кабы я знал! — с нова сказал Падула. Дис появился позже, когда день клонился к вечеру. Он приходил и днем, да не застал нас. — А-а, вот вы где! Я уж обыскался, — с казал он нам с Тони, с траурными лицами сидящим в обнимку. Где ему было понять, что мы действительно скорбели о Лоле, а вовсе не то, что он подумал! — В ообще-то я надеялся застать здесь Жеку. Одну, — намекнул он. — Понял, — сказал Тони, убрал от меня руки, встал и зашагал по направлению к выходу. Так и ушел, больше ничего не сказав. — Что еще за обнимашки? — присев рядом, спросил меня Дис. А я вдруг опять разрыдалась, бросившись ему на грудь: — Я по ней скучаю! Он обнял меня в ответ — с ухо, как бы нехотя. Ему такой поворот событий, по-видимому, совсем не нравился. XCIV Я переселилась, но Дис по-прежнему держался со мной холодно. Рядом с ним я чувствовала себя как зачумленная. Ему чудилось, что во всех моих поступках и движениях проскальзывают повадки Лолы. Это его раздражало и отталкивало. Не нравилось, как я одеваюсь, как я разговариваю, даже как я сижу за столом, когда ем, не говоря уже о моих хождениях по бутикам и салонам красоты. А если бы я еще призналась ему, что делаю это намеренно, потому что так мне легче переносить потерю, что это те самые побочные эффекты… Впрочем, он и так догадывался, в чем проблема, но не желал этого принять, не желал даже попытаться понять, как мне нелегко. Он же и представить себе не мог, каково было долгие месяцы сожительствовать со смертельно больной и наркозависимой покойницей, стать ею, а потом похоронить вместе с нею часть себя! Проходили дни, но ничего не менялось. Мое сердце кручинилось, и я пыталась успокаиваться, как умела. А Дис, в свою очередь, пытался успокаиваться, как умел он: снова начал выпивать и курил по две-три пачки сигарет за день. Возвращаясь домой, я каждый вечер заставала его сидящим за столом в кухонном отсеке квартиры Мура с сигаретой перед недопитым стаканом. Выглядел он так, будто зуб на меня точил. А я долгое время не рисковала спрашивать, о чем он постоянно думает в одиночестве. Хотя понимала, что нам давно пора поговорить об этом. Я боялась этого взгляда — с урового, нехорошего. Но кто-то из нас должен был начать давно назревавший разговор. — Дис, что с тобой происходит? — с просила я, сев рядом за стол и вытянув сигарету из лежавшей тут же пачки. Он медленно перевел тяжелый взгляд со стакана на меня. Скользнул им по моему лицу, по ногам, по короткой юбке. По моим пальцам с накрашенными ногтями, держащим сигарету. Усмехнулся. — Со мной? Это с тобой происходит! — п роизнес он с давно таившимся и вдруг прорвавшимся упреком. — Смири свою гордыню! Ты всегда преследовала благие цели, всюду и всем пыталась помочь и угодить, а подсознательно считала себя лучше других. — Я? Да никогда я себя лучше других не считала, — опешила я, ожидавшая обвинений в чем угодно, но только не в этом. — Вот и сейчас проступает твое высокомерие: все такие, а я не такая! Ты добрее всех, умнее всех, самоотверженнее всех, правильнее всех… Теперь еще и привлекательнее всех! Научилась у этой шлюхи всяким пакостям. — Он отвернулся и затянулся, словно бы все сказал. — Не называй ее так. — А ты посмотри на себя! — Д ис, взбешенный, встал, решительно шагнул ко мне, схватил за руку и потащил к зеркалу. — Посмотри! Я посмотрела. В зеркале отражались двое: девушка с ярким макияжем и длинными каштановыми волосами и разъяренный мужчина с перекошенным от ярости лицом. Но если честно, я не сразу узнала себя, потому что до сих пор не привыкла к своей прежней внешности. — Не вижу ничего необычного. Просто ты и я. И сделай лицо подобрее. — Ничего? А ты приглядись к себе получше. — Д ис крепко схватил меня сзади за шею и приблизил мое лицо к зеркальной поверхности. Мне невольно пришлось внимательнее присмотреться к собственным чертам. Но запах алкоголя, выдыхаемый Дисом, казалось, все объяснял. — Прекрати этот пьяный бред! — я оттолкнула его от себя. — Ты что, действительно ничего не замечаешь? Ты становишься на нее похожа! И с каждым днем все больше. — Он снова развернул меня лицом к зеркалу. — Т ы всегда и всюду стремилась одержать победу. Даже справилась с мятежной душой покойницы-наркоманки. Браво! Как ты ее обхаживала: наряжала, потакала ее прихотям, даже спала для нее с этим профессоришкой… Да что Ференц! Ты спала с моим отцом. — Ты знаешь своего отца лучше меня: стал бы он меня спрашивать… — Не стал бы? — Услышав это своеобразное признание, Дис еще больше разъярился. — А может, дело в другом? Может, тебе понра- вилось? — Что?! — Я размахнулась, чтобы дать ему пощечину, однако Дис крепко схватил мою руку, не дав ей приземлиться на его физиономию. — Не надо меня бить по морде, я этого не люблю!.. Не знаю, что это за мистика такая, — п родолжал он, глядя мне в лицо и продолжая крепко держать мою руку, — н о никому еще не удавалось направить Тони Падулу на путь добродетели. А теперь он собирается вернуться в прошлое, чтобы исправить совершенные им злодеяния. Как будто это так просто: раскаялся — и тебя простили. Как бы не так! А ты собираешься помогать ему! — Я хочу помочь не ему, а всем тем людям, которые пострадали из-за него. — Да пойми, что ты сама всего-навсего человек! Человек!!! — в скричал он, и я вздрогнула. — Прошлого не воротишь. А ты слишком много на себя берешь. Этого ты не потянешь. — Потяну, — робко возразила я, но едва не вжала голову в плечи под напором обвинений. — Я должна. — Кому должна? Похоже, ты одному мне ничего не должна. Кто для тебя все эти чужие люди, что ты пренебрегаешь ради них мной? — Но я тобой не пренебре… — А как это еще понимать? Едва я освободил тебя, как ты попросила, чтобы я на время ушел в тень и не мешал тебе ложиться в постель к кому заблагорассудится. — Это не так! Я думала о деле, — э то прозвучало глупо и неубедительно. — Ты каждое утро ездишь в этот ваш секретный институт и пропадаешь там до позднего вечера… — Я там работаю. — На моего отца! — Это единственный способ справиться с Максом… — А не пора ли тебе сдаться? Просто сдаться. Оставь их друг другу — разберутся без тебя. Или, может, ты боишься, что тебе без приключений жить скучно будет? Но разве это так уж плохо: прожить одну человече- скую жизнь? Со мной. Дис замолчал и полез в карман: — Помнишь эту вещицу? — В его руке блеснуло очень старое, но начищенное до блеска кольцо — т о самое, которое он когда-то надел мне на палец в берлоге Геты. Мое сердце сжалось. — Не хочешь повторить? — Он держал кольцо, как держал бы оружие наизготовку, а взгляд у него был совсем не как у человека, делающего предложение руки и сердца. — Брось его, и я все прощу, — Дис надел кольцо на мой палец, почти не прилагая усилий. Я поддалась безвольно. Не следовало показывать своей слабости, но я вмиг растаяла от его слов. Я так давно хотела их услышать, но думала, что он уже никогда мне этого не скажет. «Да! Да, Дис! Я мечтала прожить с тобой одну нормальную человеческую жизнь, самую обыкновенную, без приключений. Я мечтала об этом на протяжении двух ненормальных и почти нечеловеческих жизней!» — хотелось закричать мне от счастья. Но что-то меня останавливало. Недоделанные дела? Или выражение его лица? Он словно ждал, что будет дальше. Он говорил словно неискренне. А потом в памяти неожиданно всплыла гневная реплика Тони: «Да перестань уже перед ним унижаться!» — А это помнишь? — порывшись в другом кармане, Дис извлек еще одну вещицу. — Мой медальон! — в оскликнула я, протянув руку к своему сокровищу. Но Дис убрал его за спину: — Ай-яй-яй! Это было бы слишком просто. — Отдай! Он мой! — Ясное дело, о кольце я мигом позабыла и пыталась выхватить медальон — у меня внутри все горело от желания взять его в руки. Но Дис глядел издевательски, то уворачиваясь, то высоко поднимая зажатый в кулаке артефакт над головой, так что мне было не дотянуться и не допрыгнуть. — Однажды я уже тебе его отдал. И что получил взамен? Теперь я намерен продать его подороже. Дис был непреклонен. Мне не удалось убедить его ни в тот день, ни на следующий, и я решилась на отчаянный шаг — выкрасть медальон. Но этим только усугубила ситуацию. — Вообще-то, я не храню его, знаешь ли, в кармане брюк, — о безнадежил меня Дис, когда я вздумала ночью шарить по его карманам. Решила, что он спит, но тут в темноте раздался его голос, и я подпрыгнула от неожиданности. — Е го там нет: он в надежном месте. И не смей больше рыться в моих вещах. — С казав это, Дис преспокойно повернулся на другой бок. Нет слов, чтобы объяснить, как неприятен был мне этот тон. Почему он так со мной разговаривал? Мне бы тоже, конечно, не понравилось, если бы он рылся в моих вещах, хотя… Хотя он же постоянно именно так и поступал в последнее время: заглядывал в мой гардероб и кошелек, всюду совал свой нос! Меня душила обида: я не заслужила такого обращения. Но все еще надеялась решить вопрос миром, не прибегая к неаргументированным выпадам вроде: «Да как ты смеешь?! А ну-ка выметайся в таком случае из моей постели и из моей квартиры!». Я стояла в темноте, слушая ровное дыхание засыпающего Диса и удивлялась его спокойствию: выходит, он знал, что я не уйду, смолчу, буду терпеть и подчиняться, потому что — и это факт! — не хочу его снова потерять. Ведь если это случится, весь мой мир разобьется вдребезги: вера в будущее, в любовь, в семью, в тихую спокойную старость — все, на что я уповала в самые тяжелые дни моей жизни, ободряя себя мыслью, что будет и на моей улице праздник. Что мне останется тогда? Озлобиться на жизнь, как в свое время озлобился Тони? Начать получать удовольствие, причиняя боль другим? Я этого не хотела, тем более что передо мной был такой яркий пример. — Но это единственная уцелевшая карта Земли! Если бы ты позволил нам сравнить ее с картой Кавы, мы бы выяснили, прав ли Ференц, — у беждала я за ужином, который специально приготовила для Диса сама в надежде, что мы наконец помиримся и все станет на свои места. Я полдня потратила на хождение по магазинам в поисках подходящих продуктов и еще полдня — н а приготовление блюд. И получилось недурно, несмотря на то, что я не готовила со времен нашей с Гетой подземной жизни в берлоге. Кроме того, что я искренне хотела сделать Дису приятное, мною двигал спортивный интерес: справлюсь ли? К тому же после полуголодной жизни в теле Лолы мне теперь все время хотелось вкусно поесть, так что я даже опасалась поправиться. Поэтому начала ходить в спортзал для сотрудников института телепортации. Однако, получив приглашение на ужин, Дис как будто специально задержался на пару часов. Окинув насмешливым взглядом сервированный стол, он подсел к нему бочком, схватил яблоко и вгрызся в него зубами. — Не прокатит. Если медальон попадет к отцу, он сможет отправиться в прошлое. А я не хочу, чтобы он ворошил прах моей матери, — г оворил он, жуя и разглядывая мой наряд: в тот вечер на мне было длинное красное платье с разрезом от самого бедра и шнуровкой на одном боку. — Но почему? Может быть, он искренне желает исправить свои ошибки. — Потому что так ошибки не исправляют. За них нужно платить. Их нужно искупать! Что сделано, то сделано: пусть теперь живет с этим грузом. — Дис снова смачно вгрызся в сочную мякоть яблока. — Жестоко. А что если он не остановится — р искнет копаться в недрах планеты и потревожит «мыслящие камни»? Он уже однажды пытался: помнишь те подземные толчки? Неизвестно, к чему приведет это вмешательство в следующий раз: а вдруг к уничтожению целого континента или даже целой планеты? — В надежде заполучить медальон я неосторожно посвятила Диса во все тайны, а он делал вид, что ему это совершенно неинтересно. — Как страшно. — Д ис долго выбирал канапе, а когда выбрал, отправил его в рот. — Может, хотя бы руки вымоешь? — упрекнула я, наблюдая за тем, как он злонамеренно срывает наш романтический ужин. Дис перестал есть, двумя пальцами положил огрызок яблока назад в вазу с фруктами, отер ладони о колени и решительно встал. — Никогда не указывай мне, что делать, — с расстановкой произнес он. — К тому же я сыт. Перекусил в кафе по дороге. — Дис, позволь мне хотя бы сфотографировать его! — в змолилась я, видя, что он собирается уходить. — Я должна сверить карты. Я постоянно думаю о том, что сказал перед смертью Ференц. Я спать не могу! — Скорее удавлюсь, чем допущу, чтобы папенька воспользовался медальоном. — Он им не воспользуется. Обещаю, медальон не попадет в руки Падулы! И я даже словом не обмолвлюсь о том, что он у тебя. — Кава — это Земля? — остановившись в дверях, недоверчиво переспросил Дис. — Похоже на бред сумасшедшего. Кому бы понадобилась столько лет это скрывать? И кому бы пришло в голову нашпиговывать Землю «умной» взрывчаткой? — Ты можешь сам сравнить карты, — предложила я, заметив, что он заинтересовался. — Это ведь несложно. Прошу тебя! Ну, пожалуйста… Дело, казалось, было уже на мази. Но тут, как назло, по какому-то пустячному поводу заглянул Падула. Конечно же, Дис сразу вышел из себя, сказал какую-то гнусность и хлопнул дверью. — Знаю-знаю: сейчас ты скажешь, что если бы я не пришел, то у вас все было бы прекрасно! — у предил Тони, рассматривая стол и вертя в руках еще не откупоренную бутылку вина. — Не скажу. Хотя именно это я и хотела сказать. Представляю, что было бы, если б я еще сказала, что медальон найден и что он у Диса! Ведь мы-то считали, что все имущество института имени Кешиа заграбастал Макс. — А между прочим, если бы я не пришел, могло случиться что-нибудь и похуже вашей ссоры, которая и без меня произошла бы. М-м! Вкуснятина! — похвалил Падула, присев за стол, отведав жаркое и тут же положив в рот ложку сначала одного салата, а потом другого. — Ты не против? — запоздало спросил он с набитым ртом. — Сто лет не ел домашней еды. Я неопределенно повела рукой: мол, ешь, куда же все это теперь девать? Да и вообще делай что хочешь… — Эвелина прекрасно готовила, — накладывая себе еды в тарелку, стал рассказывать Тони. — Она предпочитала натуральные продукты. Дис этого не ценил — п остоянно жрал синтетические гамбургеры и мать расстраивал: говорил, что ее стряпня невкусная. Тебе повезло, что у тебя нет детей, — р езюмировал он. — Э то та еще мука адова. Но… — О н опять набил рот и сделал паузу, чтобы прожевать, — …ты не должна позволять ему обращаться с тобой скверно. У тебя нет опыта семейной жизни, поэтому я буду тебе подсказывать. — Обойдусь без советчиков. — Неужели? — Он встал и вытер руки о салфетку. — Тогда будь готова к самому худшему: Дис очень скоро сорвется. Я его слишком хорошо знаю, чтобы ошибиться. А ты не сможешь противостоять ему по двум причинам. Первая — физическая. Ты слишком слаба. Вторая, и главная, — моральная. Ты все еще любишь его и веришь ему. Ты не готова принять то, на что он способен. — И на что же он способен? — Будь осторожна: грядет какое-то зло. Чует мое отцовское сердце!.. — Н е договорив, Падула ушел, а я осталась стоять в растерянности посреди комнаты. XCV — Тони, одолжи мне денег, — п опросила я, заехав к нему спустя пару дней. — Зачем? — Мне нужно… Ну, я хочу пройтись по магазинам и купить шмоток, — честно призналась я. К счастью, он быстро понял, в чем дело: без лишних слов достал из кармана висевшего тут же, в прихожей, пальто банковскую карточку Мура. — Спасибо. — Я собралась уходить, но он остановил меня вопросом: — А где Дис? — Он ушел по каким-то своим делам рано утром. — По каким делам? — Не спросила. — Я уже переступила порог, но Падула снова задал вопрос: — Как это ты не спросила? Он что, не сообщает тебе, куда идет? — Какая разница? — Тебе серьезно наплевать? Это непорядок. Что у вас за отношения такие? Эвелина всегда спрашивала меня, куда я направляюсь. — И очень доставала тебя расспросами. — Дело не в этом! И… почему ты не попросила денег у Диса? Насколько я знаю, он не беден. — Я не хотела просить у него, — коротко объяснила я. В тот день мне было не до словопрений с Дисом — с нова катастрофически не хватало Лолы внутри. Это было просто наваждение какое-то! Ненадолго отпускало, а потом прижучивало с новой силой. В такие дни я старалась заниматься тем, чем любила заниматься она. Так мне казалось, что Лола по-прежнему рядом. Я заполняла образовавшуюся после ее ухода пустоту не типичными для меня в принципе занятиями, пока не поняла, что уже не могу обходиться без ее привычек и предпочтений. Что они уже наполовину мои собственные. Шопинг стал для меня чем-то вроде нового клиострона. Дису это, понятно, не нравилось. И я избегала лишний раз демонстрировать ему новую сторону своей натуры. То, что он ушел тем утром, ничего не объясняя, было мне на руку: получалось, я тоже имела право, не отчитываясь перед ним, отправиться по своим делам. Но деньги у меня закончились, а мне в то время было слишком плохо, чтобы еще и экономить. Поэтому пришлось обратиться к Тони — для него это был сущий пустяк. Его тревожило другое. Меня это другое тоже тревожило, но я слишком долго не желала ничего замечать. Не сразу обратила внимание на произошедшую в Дисе перемену и не сразу оценила ее масштабы. Привыкнув ставить себя на последнее место в наших отношениях, я не могла постичь в полной мере, как сильно он изменился. Он будто стал другим человеком или же, наконец, просто обнаружил свою истинную суть. У него стала проявляться болезненная потребность: все должно быть так, как он того хочет, а ежели что не по его, пеняй на себя. Находить общий язык, даже просто находиться рядом становилось все труднее. Хотя бы потому, что мое собственное психическое состояние после переселения оставляло желать лучшего. Я убеждала себя, что это временные трудности, что это пройдет, нужно просто пережить, перетерпеть. Ведь я в кои-то веки, казалось бы, обрела свое счастье: мы с Дисом снова были вместе! Вот что главное, а остальное — м елочи. Тони был намного мудрее и проницательнее меня, он давно предчувствовал худое и пытался меня предупредить. Да я не слушала. Как же! Разве я могла поверить, что Дис — мой Дис! — может причинить мне вред? Я отправилась в пункт проката и выбрала гламурный розовенький аэромобиль. Тони точно подметил: Лоле нравился этот цвет. Уверенно сев за руль второй раз в жизни, я бесстрашно завела двигатель и взмыла на пятый уровень, которым предпочитали пользоваться бизнесмены и политики. На одном из светофоров по пути к торгово-развлекательному комплексу «Под колпаком» — в тот день я планировала прилично потратиться — п оравнялась с аэромобилем под управлением красавчика в белой рубашке с черным галстуком. В ожидании разрешающего сигнала он спроецировал для меня при помощи своего астерофона трехмерный букетик цветов с парящими вокруг сердечками. Это было довольно мило, и я улыбнулась незнакомцу. Но дальше наши дороги разошлись: он поворачивал направо, а я — налево. До позднего вечера я летала по магазинам и за это время успела значительно опустошить банковскую карточку. Вещей было накуплено так много, что пришлось нанять носильщика, чтобы он донес их до квартиры. — Опять! — простонал Дис, открывая мне дверь. Я ввалилась с горой пакетов и коробок. Остальные вещи внес и аккуратно сложил у входа нанятый мною юноша. Выполнив свою работу, молодой человек вытянулся перед Дисом, ожидая чаевых. Тот угрюмо порылся в бумажнике и намеренно выбрал две самые помятые бумажки. Проводив парня недружелюбным взглядом, он обернулся ко мне, разгребавшей покупки. Сунув в зубы сигарету и закурив, наклонился, поднял с пола пакет и, порывшись в нем, извлек оттуда мини-юбку с мотающейся на леске этикеткой, на которой была указана головокружительная сумма. У Диса глаза на лоб полезли: — Откуда все это? — Из магазина, — перетаскивая вещи в комнату, ответила я. — А деньги откуда? Это ведь дорогие, между прочим, шмотки! — Он вошел вслед за мной, в одной руке держа юбку, а в другой — шелковую розовую блузку. — А что тебе до денег? Они не твои, — ответила я, пронося мимо него три поставленные друг на друга коробки с обувью. Дис зарычал, отшвырнув ногой оказавшиеся рядом пакеты. Одежда разлетелась по полу. — Ты у него их попросила, да? И он дал их тебе, паскуда! — Ну что ты нервничаешь? Это всего лишь тряпки. — Я спокойно сгребла разбросанную одежду в охапку. — А для него это и не деньги вовсе. — Зачем тебе столько тряпок? Для кого ты будешь во все это рядиться? — Дис, я бы тебе объяснила, но, боюсь, ты все равно не поймешь. — Я и без того устала за день, а когда представила, что он сейчас опять начнет меня пилить и это будет продолжаться весь вечер, мне стало сов- сем уж муторно. Присев на кровать, я собиралась примерить туфли. Но, выхватив у меня из рук туфлю, Дис с силой швырнул ее об пол — прямо как бутоньерку в том сне. Каблук отлетел. — Эй! Вот только не надо истерик! Это, как ты только что сам сказал, были очень дорогие туфли! — Да мне наплевать, ты слышишь? — Н аклонившись ко мне, он положил руки мне на плечи и заглянул в глаза. От него снова пахло алкоголем, а сигарета, которую он держал в правой руке, оказалась угрожающе близко к моей щеке. — Я не хочу, чтобы ты была такой, как она. Обещаю, я вытравлю из тебя эту дрянь. Я ее оттуда выкурю, — сказал Дис и выпустил дым прямо мне в лицо. — Я хочу, чтобы завтра ты вернула все эти вещи в магазин. — Да с какой же это радости? — Потому что я так сказал. Оторопев от такого ультиматума, я не нашлась, что ответить. Сочтя мое молчание повиновением, Дис отпустил меня и отошел, чтобы налить себе еще стакан. Мы некоторое время молчали. Я нервно вытащила из сумочки пачку сигарет и закурила. — Послушай, может быть, нам и правда стоит на время расстаться? — осторожно спросила я, решив, что обстановка немного разрядилась. Но осеклась — мне не понравился взгляд Диса… — Нет, — п роизнес он, отхлебнув из стакана добрую половину налитого и стал еще мрачнее. — Но ты же сам сейчас сказал, что устал и не можешь меня выносить. Да и я, если честно, устала чувствовать себя кругом перед тобой виноватой: я такая, какая есть… — Даже не думай! — п редупредил он. А потом вдруг, развалившись на стуле, обратился ко мне с хамской просьбой, которую мне не хотелось бы приводить дословно. Достаточно сказать, что она касалась физической близости. — Дис, ты пьян. И завтра будешь жалеть о том, что так вел себя. — Я сказал, иди сюда! — п овысил он голос. Но я не тронулась с места. Тогда он поднялся и, шатаясь, пошел ко мне сам. — Что ты делаешь? Отпусти меня! — Я попыталась высвободиться, но крепкие руки Диса удерживали меня на месте, а его глаза были же- стокими, как у его папаши. Тогда-то я и вспомнила, что говорил мне Падула, но было поздно. Когда Дис попытался поцеловать меня против моей воли, я воспользовалась методом Лолы — укусила его за губу. Реакция Диса была вполне предсказуемой: он наотмашь ударил меня по лицу… — Прости! — С ловно опомнившись, бросился поднимать меня Дис. — Я не хотел. Прости! — В его глазах мелькнуло отчаяние. Но уже в следующий момент, когда он понял, что прощения не получит, в них снова обозна- чились жестокость и решимость. — Ты меня вынудила! — Ах, вынудила? — Это вышло непроизвольно: ты меня укусила! — Ах, непроизвольно?.. От его пощечины у меня онемела щека. Так сильно по лицу меня не бил даже Падула. — Ну все, с меня достаточно, — сказала я и достала из-под кровати дорожную сумку. …Диса трясло, пока он смотрел на мои скромные сборы. Даже повернувшись к нему спиной, я чувствовала, как его трясет. Выяснять отношения сейчас, когда он пьян, не имело смысла, равно как и пытаться выставить его за дверь — х отя, конечно, это он должен был убраться из моей (пока еще моей!) квартиры. Я положила в сумку вещи первой необходимости, решив переночевать в институте, и уже собиралась спуститься к припаркованному у подъезда розовому аэромобилю, когда Дис решительно преградил мне путь. — Останься, — ледяным тоном произнес он. — Я настаиваю. Он снял с моего плеча сумку и бросил ее на пол, а потом я почувствовала на своей талии его руки. Но вместо того, чтобы не лезть на рожон, вгорячах сдернула с пальца кольцо и швырнула ему в лицо, подняла сумку и решительным шагом направилась на выход. Но что-то мне подсказывало, что никуда я не уйду. Дис резким движением отшвырнул меня на кровать, застеленную атласным покрывалом. В тот момент я пожалела, что не приняла предложение Лунга переселиться в биокиборга. Но Дис тоже был всего лишь человеком, и я собиралась дать ему отпор. Я брыкалась, царапалась и в какой-то момент даже почувствовала, что он отступает. Как вдруг из нагрудного кармана его джемпера что-то шлепнулось на покрывало и скользнуло к моему уху. Скосив глаза, я узнала медальон. Значит, он соврал, что хранил его в надежном месте! Медальон все время был при нем, и если бы я действовала аккуратнее, то сумела бы незаметно завладеть им. Хотя мне даже представить страшно, что сделал бы со мной Дис, обнаружив пропажу. Контакт с медальоном опять, как когда-то очень давно, придал мне храбрости. Я ткнула Дису пальцами в глаза. Он взвыл от боли и отпрянул. А я схватила артефакт и помчалась прочь из комнаты. …Дис настиг меня у двери, схватил за волосы и с неожиданной силой швырнул меня на пол. А потом, прицелившись, ударил ногой в живот. Такого поворота событий я никак не ожидала. Постояв надо мной какое-то время, он поднял меня за шкирку на ноги и снова ударил по лицу. Отлетев метра на два, я, свернувшись калачиком на полу и зажимая в кулаке свое сокровище, понимала лишь одно: происходит что-то очень плохое. Он как будто не соображал, что делал, совершенно не рассчитывал силу ударов. Он словно дрался с мужчиной! Осознав это, я, держась за стену, кое-как поднялась на ноги и, загнанная в угол в буквальном смысле слова, сказала надвигающемуся шатающейся походкой Дису громко и внятно: — Хорошо, Дис! Я отдам тебе медальон. Только не бей меня больше. Мне не верилось, что все это происходит на самом деле, — хотелось проснуться. Дис не мог, он не мог!.. Он просто пьян. У него просто что-то с головой… Может быть, он болен?.. Мой живот резало изнутри, будто в него воткнули нож, а по щекам текли слезы — не то от боли, не то от ужаса. Я боялась каждого следующего мгновения, каждого следующего движения Диса. Но он остановился. Я разжала кулак. — Больше никогда так меня не пугай. Если ты уйдешь, мне останется только разнести весь этот мир к чертям собачьим. Он мне без тебя не нужен, понимаешь? — наваливаясь всем своим пьяным весом и целуя меня куда-то в шею, шептал Дис, а у меня больше не было сил сопротивляться. — Надень кольцо! — п риказал он. XCVI — Ты что, совсем офонарел?! — орал Падула. — Ты зачем это сделал?! Я приложила усилие, чтобы посмотреть, что происходит, но удалось открыть только один глаз. Второй не открывался — по-видимому, распух. Дис сидел за столом, а его тяжелый взгляд неподвижно висел над стаканом. В памяти всплыли недавние сцены нашей неравной борьбы, и мне сразу же расхотелось жить. Еще некоторое время Тони разорялся. Потом я услышала «оправдание» Диса: — Она отвергла меня — вот я и нажрался как свинья. — Если б ты просто нажрался! Ты зачем ее так разукрасил?! — А кто учил меня, что с бабами надо построже? — Ну не так же, придурок! — Она сопротивлялась, — объяснил Дис, икнув. — Царапалась, как кошка. — Он снова икнул. — Она мне чуть глаза не выцарапала. — Лучше бы выцарапала. — Т они обреченно отвернулся от Диса, оставив его сидеть за столом. А вот реакция Лунга была неожиданной: войдя и увидев открывшуюся глазам картину, он схватил Диса за шкирку и отправил в нокаут. И, похоже, собирался добавить еще, наклонившись, чтобы поднять. — Лунг, оставь этого убогого! — у стало попросил Тони, махнув рукой. — Он сам себя угробит. Помоги мне лучше здесь. — Это ты виноват, — е ле слышно бормотала я разбитыми губами, когда Тони взваливал меня на плечо. — Я конечно, а кто же еще? — с невозможно доброй интонацией отвечал он. — И ногда мне кажется, это даже к лучшему, что его мать умерла, — г оворил он Лунгу, взглянув на пытающегося подняться Диса. Тот, потеряв равновесие, снова рухнул на пол. — Е сли бы Эвелина его сейчас увидела, она бы этого не пережила. — Мне надоело быть тряпкой. Больше никому не позволю себя контролировать, — лепетал Дис, но никто его не слушал. — Мой медальон! — в спомнила я, когда Лунг снова вставил Дису пинка, чтобы не мешался под ногами, и от греха подальше укладывал оба его пистолета в свой медицинский чемоданчик. — Что? — Забери у него мой медальон, Тони! — громче прохрипела я. Лунг расслышал и понял сказанное раньше Падулы. Он наклонился над беспомощно копошащимся на полу Дисом и пошарил в его кар- манах. — Быть не может! Это действительно он! — рассматривая медальон на ладони, дивился Лунг. Происходящее пробивалось в мое сознание с трудом, сквозь густую дымку полубеспамятства. Но благодаря какому-то уколу, что на ходу сделал мне Лунг, всегда имеющий при себе препараты на все случаи жизни, боль стала отступать, а сознание — возвращаться. Падула спускался по лестнице, а я свисала вниз головой с его плеча. Но окончательно пришла в себя лишь в лимузине. — Куда мы едем? — В институт. — Что — о пять?.. — Нет, переселять мы тебя больше не будем. Лунг так тебя подлечит. Время есть, — задумчиво ответил Тони. — Время до чего? — До нашего с тобой путешествия в прошлое. Ну конечно! Как же я сразу-то не догадалась? Разумеется, спасал он меня от своего «любимого» сынка не потому, что заботился обо мне. Я пред- ставляла для Тони ценность лишь как звено перемещения во времени. Теперь же у него в руках оказался еще и медальон. Полный комплект! — Что ты хочешь там, в прошлом, переделать? — с нова задала я вопрос, на который он еще не дал мне ответа. — Я много думал, — помолчав, сказал Падула. — Спрашивал себя: что бы я изменил, если бы у меня был шанс? Как бы я поступил, если бы удалось вернуться в тот момент, когда все случилось? «Неужели тебя мучает совесть?» — даже в том состоянии, в каком я тогда находилась, это удивило меня. — Я хочу оставить в живых ее любовника. Я сделал ее несчастной, и она возненавидела меня. Она меня прокляла. С тех пор я такой, каким ты меня знаешь. Я стал еще более жестоким, полюбил причинять людям боль, когда я причинял ее другим, то хоть на какое-то время забывал свою собственную. Я даже специально уезжал в зоны боевых конфликтов, которые меня на самом деле мало интересовали. — Сейчас расплачусь… Падула неопределенно посмотрел на меня, услышав эту реплику. — Я хочу, чтобы они уехали вдвоем. Потом родится Майра, и пусть они будут счастливы, — решил он. — Ну или как получится. А вот Диса я им не отдам. — Занятный план. — Боль теперь докатывалась словно бы издалека, и мне стало легче шевелить губами. — А почему ты не отпустишь с ними Диса? Он же был тогда еще ребенком. Сколько ему было? — Шесть с хвостиком. — Может быть, уехав с матерью, он станет хорошим человеком. — Не станет, — мотнул головой Падула. — Ты его совсем не знаешь. В нем смешались мои злые гены и добрые гены Эвелины. Получилась гремучая смесь. Он был неуправляем, капризен, избалован, эгоистичен… Иногда бывал непомерно жесток, а где не надо — проявлял жалость и это чертово милосердие, передавшееся ему по материнской линии. Он совершенно не различал хорошее и плохое, всегда делал по-своему и никого не слушал. — Поэтому ты порол его. — По разным причинам. Но это было уже после того, как Эвелина разбила мне сердце. Я быстро понял, что из Диса ничего путного не получится. Но я, как мне казалось, сделал для него все, что мог. — Например, отправил его на Альфу-88, в «школу зомби», — н апомнила я. Лунг безмолвствовал в течение всего нашего разговора и лишь переводил взгляд с меня на Тони и обратно. — И это тоже, — признал Падула. — Если там, в прошлом, оставлю его с Эвелиной, рано или поздно произойдет что-нибудь ужасное. Уж лучше пусть остается под моим контролем. Я ничего больше не стала говорить. Возможно, Тони был прав. Теперьто я узнала Диса получше и наконец поняла, почему судьба все время разлучала нас. Но одного понять так и не сумела: зачем во мне родилось такое прекрасное чувство к такому ужасному человеку? — Я же тебе говорил: ты почти в точности повторяешь судьбу его матери, — говорил Падула. — Святая и дьявол во плоти. Ну ты, конечно, не такая покладистая, как Эвелина. У вас с Дисом сложилось бы иначе. А впрочем, и слава богу, что не сложилось. Мы приехали. Лунг выскочил из лимузина и услужливо открыл дверь. И Тони взял меня на руки — бережнее, чем в прошлый раз. XCVII Отворив единственную дверь в сплошной стене, я увидела за ней жуткий коридор с темно-зелеными стенами, освещенный тусклым желтоватым светом. Борясь со страхом, я переступила порог… Прошла несколько десятков метров, прежде чем поняла, что это не просто коридор, а целый лабиринт коридоров. Справа от меня зиял поворот, а через несколько метров — еще один. Но отступать было некуда: там, позади, за дверью, поджидало меня что-то плохое. Мое прошлое? Я все время шла вдоль правой стены и сворачивала исключительно направо — с расчетом оставить себе возможность вернуться. Во время оцифрованного периода своей жизни я часто убивала время играмибродилками: исследовала старинные, давно разрушенные или же вовсе не существовавшие в реальности замки с катакомбами, узенькие улочки древних городов и крепостей. Вот мне и пригодились эти навыки. Я брела по лабиринту коридоров невообразимо долго, пока не наткнулась на круглую ржавую гермодверь. За ней оказался еще один, но более узкий коридор, покато уходящий вниз, словно ведущий под землю. «Когда же это закончится?!» — з апротестовало мое измученное сознание. Но я все шла и шла. Потом побежала. А коридор все не кончался… Выбившись из сил, я остановилась и оглянулась. Ни начала, ни конца видно не было. «Господи, куда же мне теперь?!» — рухнув на колени, возопила я. А потом откуда-то сбоку донесся грохот отодвигаемого засова, и в глаза ударил яркий свет. В дверях моего лазарета появился незнакомый человек в шерстяном свитере, и я принялась судорожно шарить вокруг себя руками по постели в поисках оружия. Но пистолета, который я обычно клала на ночь под подушку, не было на месте. — Спокойно, это всего лишь я — Тони! Тони Падула, — подняв руки, представился вошедший. Я замерла, оставив попытки нащупать оружие, и, наморщив лоб, пристально вгляделась в визитера. Действительно, он выглядел, как прежний Тони, разве что лет на десять-пятнадцать моложе. Успокоившись, я откинулась на подушку. Взяв у вошедшего следом солдата-биокиборга поднос, Тони осторожно приблизился и не менее осторожно поставил завтрак возле меня на постель. Я пристально разглядывала его давно забытые черты лица. Да и видела я его всего-то раза два. Зато хорошо помнила этот низкий голос. — Мне больше незачем прикидываться Муром, — объяснил он, примостившись на краю моей койки. — Ты проспала трое суток, и я решил не ждать. Ну как я тебе? Помолодел? — Ты выглядел так лет… в сорок? Сорок пять? — гадала я. Падула самодовольно улыбнулся: — Скажем так, около пятидесяти. Я вспомнила нашу первую встречу. Тот Падула определенно был намного старше, чем этот, а этот, что сидел передо мной, был непривычно молод для Падулы. Но я побоялась ему сказать, что, глядя на него, словно видела перед собой Диса. Как же они были похожи! Одно лицо. «Этого не может быть. Я, наверное, еще не поправилась», — п одумала я, проморгавшись. — А где?.. — спросила я, но не договорила, а лишь указала пальцем на его щеку. — Шрамы и оспины? Ну так я же с ними не родился, я получил их в боях. — Действительно, — подивилась я собственной недогадливости. Но так и не смогла оторвать взгляда от его лица. Думать о Дисе почему-то мучительно не хотелось. Я гнала прочь обрывки воспоминаний. Ах, если бы произошло чудо и сейчас вдруг выяснилось, что мне все приснилось! — Что со мной случилось? — спросила я. — Мы тебя едва не потеряли, — с казал Тони. Серый шерстяной свитер придавал ему непривычно домашний облик. Я с нарастающей тревогой смотрела в его глаза, как будто надеялась, что он предложит какую-нибудь приемлемую версию — кроме той, что была правдой. — Ну ладно! — Понимая, о чем я думаю, он встал, всем своим видом показывая, что сейчас не время говорить об этом. — Е шь и поправляйся, а мы с Лунгом пока съездим в эпицентр. — В эпицентр? — Ах да, ты же еще не знаешь… — Что еще натворил Макс? — Я сделала резкое движение и чуть не опрокинула поднос с завтраком. — Позже поговорим об этом. Сейчас тебе нужно отдыхать. — Я хочу знать! — п отребовала я. — Что ж, — п одумав, уступил Тони и снова присел на мою койку. — М ного чего произошло за эти дни: сбои в работе компьютерной техники, всеобщее безумие на улицах… Кава теперь поделена на зоны — м ирные и условно военные, наиболее уязвимые для психологических атак на население. Относительно безопасно пока лишь под колпаком. А я, как видишь, изза глюков отопительной системы начал носить свитер: мерзну, однако! — А что за эпицентр? — пропустив мимо ушей последнюю новость, спросила я. — Дрю ищет районы с наибольшей активностью «всеобщего безумия». Он соорудил нечто вроде ловушки для привидений. Сегодня мы планировали опробовать ее в одном из эпицентров. Тут, неподалеку. — Но это может быть опасно. — Не волнуйся. Мы будем во всеоружии и к тому же под защитными куполами. Дрю много всего понавыдумывал, пока ты спала. Тебе понравится. Да, кстати… — П адула порылся в кармане и достал медальон. У меня в ушах загудело, и я перестала слышать Тони. Произошедшее между мной и Дисом в подробностях всплыло в памяти — мгновенно, словно мяч из-под воды. Но гул в ушах внезапно оборвался, когда камень коснулся моей кожи — П адула наклонился надо мной, надел мне на шею золотую цепочку и защелкнул застежку. В комнате тут же воцарилась поразительная тишина. Слышно было его дыхание, мое дыхание, скрип койки, чьи-то удаляющиеся шаги в коридоре за приоткрытой дверью… — Цепочку потом заменишь, если не понравится, — с казал Тони. — Э ту я позаимствовал у Мура. Некогда было по ювелирным салонам ходить, ты уж извини. — Но почему? — Накрыв медальон ладонью, я недоуменно смотрела на Падулу. — Почему ты мне его отдаешь? — Потому что он твой. А почему ты мне сразу не сказала, что он был у Диса? — Я надеялась самостоятельно решить этот вопрос. — Вот всегда вы так. Гнете из себя умных, что-то пытаетесь сами решать. А потом выясняется, что болваны! Тони зашагал к двери. Его ботинки громко стучали по металлическому полу, и я вспомнила бесконечный коридор и звук собственных шагов из недавнего сна. Говорят, коридоры и тоннели снятся, когда умираешь. Тони говорил, что я едва не умерла. Но в моем сне был целый лабиринт из бесконечных коридоров. Что бы это значило? — Постой, — сказала я, и Падула оглянулся у двери. — Будьте осторож- ны. Он кивнул и вышел, а я обессиленно упала на подушку и приложила медальон к губам. XCVIII Днем я еще кое-как держала себя в руках, но по ночам тяжелые размышления одолевали меня и приводили в состояние, близкое к психозу. Мне хотелось биться головой о стену, лишь бы образы прошлого оставили меня в покое, позволили забыться сном. Но они не оставляли. Я обижалась на судьбу за то, что она так и не дала мне полноценного человеческого счастья, вспоминала все унизительные эпизоды своей жизни, которых могло бы не быть, прокручивала в голове слова, которые уместно было бы сказать, но которые не были произнесены вовремя… По ночам моя жизнь казалась мне набором глупых шуток. И я тихо плакала в подушку, а засыпала лишь с рассветом, да и то лишь на пару часов. А просыпалась с распухшими красными глазами. — Евгения, он подонок после того, что сделал! Хватит сокрушаться. Без него тебе будет лучше, — увещевала Нора, часто заглядывавшая, чтобы справиться о моем здоровье. Мне не помогали ее утешения — н апротив, делалось еще горше. — Прежней Евгении больше нет, она умерла! — обрубила я Нору и засобиралась в спортзал, куда снова начала ходить на днях, несмотря на запреты наших медиков. Я битый час мучила беговую дорожку. Все мое тело блестело от пота, а черная борцовка и шорты пропотели насквозь. Войдя в спортзал, Тони некоторое время молча наблюдал за мной. Потом спросил: — Не рановато ли для физических нагрузок? — Быстрее… в норму… войду… — н а выдохе произнесла я, продолжая бежать, не сбавляя темпа. — Я хочу с тобой поговорить. — О чем? — Ты можешь остановиться? Я выключила дорожку и, оседлав стул, принялась жадно пить минеральную воду из бутылки. А напившись, вопросительно посмотрела на Падулу. — У тебя был выкидыш, — сообщил он. — Я догадалась. Это и в прошлой жизни закончилось так же. Видно, от судьбы действительно не уйти. — Это был ребенок Диса? — помолчав, спросил Падула. — Да. — И в прошлый раз это был его ребенок? — В прошлый раз нет. — А чей? — Чингисхана. Тони присвистнул: — Дела! Постой-ка… Это тот, позолоченная статуя которого стоит на Московии? — Он самый. Только она не позолоченная, а отлита из чистого золота. — И он потом еще прилетал на золотом космолете, чтобы разбить Кедрова, — вспомнил Тони. — Да, прилетал. С армией темучинцев. — У меня нет слов… — Вот и не говори ничего. — Я перебралась на эллиптический тренажер. — Погоди! Вообще-то я хотел попросить тебя повременить с тренировками. — Я так и думала, что это Нора тебя послала! — Послать меня, как ты понимаешь, никто не может, — о биделся Тони. — Ну, кроме разве что тебя. Она меня попросила. Но убедительно! Переживает. Мы же тебя, можно сказать, с того света вернули. — Я вас об этом не просила. И вообще, это мое личное дело, как обращаться со своей жизнью и со своим здоровьем. Так ей и передай. Но за беспокойство спасибо, — р авнодушно поблагодарила я, не прекращая упражнений. Через пару дней ситуация повторилась. Я осваивала беговую программу средней тяжести. Тони вошел в спортзал и долго молчал. На этот раз я сама выключила дорожку и, рухнув на стул, стала жадно пить воду. — Ты надеешься накачать свое тело до состояния биокиборга? — с просил он. — Боюсь, это невозможно. Но я хотя бы стану выносливей и сильней. — Может быть, тебе стоит переселиться? Мы можем в точности воссоздать твою внешность. — Я хочу остаться человеком. — Но так тебя легко прикончить… — Я. Хочу. Остаться. Человеком! — повторила я громко, четко и внятно. Падула потер нахмуренный лоб кулаком и внимательно посмотрел на меня, будто что-то еще собирался сказать. Но так и не решился. Я сама зашла к нему после тренировки с полотенцем на плече. — Если я переселюсь, ты не сможешь отправиться в прошлое, — сказала я ему. — Давай уже приступать к запланированному. Зачем тянуть? — Ты в курсе, что это опасно? — сдвинув на край стола кипу бумаг, спросил Тони. — Мы можем не вернуться и даже погибнуть. — Знаю. Но мне все равно. Пусть хоть кто-то будет счастлив. На какой день назначим эксперимент? — К чему такая спешка? Прошлое уже произошло, туда мы всегда успеем. Сейчас надо мир спасать. — И твою репутацию? — О моей репутации вообще речь отдельная. Похоже, ее уже никакими пятновыводителями не отбелить. — Тогда я не понимаю, зачем ты настаиваешь на моем переселении? Уж не передумал ли ты? — Выпить хочешь? — спросил Падула, увильнув от темы. Я развернулась и ушла. На следующий день мне стало хуже, и я не пошла в спортзал. Полдня пролежала носом к стенке, и ничто в мире, казалось, не способно было вернуть мне желания жить. А когда пришел Падула, чтобы пригласить на совещание, я швырнула в него подушкой. — Когда-то очень давно я находился в таком же душевном состоянии, что и ты сейчас, — поймав и вернув мне подушку, сказал он. — Я стоял на развилке. Сама знаешь, какой я сделал выбор. Так что не ошибись, — п отрепав меня по плечу, он ушел. А я осталась размышлять над его словами. Я и сама понимала, что пора возвращаться к жизни. Заставила себя встать, стянула волосы резинкой в хвост и засобиралась на совещание. Коллективу секретного института телепортации, не считая узкого круга, включающего Нору и Лунга, сказали, что я и Мур были ранены в уличном бою. Но я выздоравливала. Пришло время нам с Тони явить коллегам наши истинные личности. Увидев Падулу, вошедшего в конференц-зал, все мгновенно умолкли и замерли. Тони невозмутимо прошел на место Мура. Лунг, как обычно, уселся по его правую руку, а я расположилась по левую, на пустовавшем до сего дня месте Ференца. — Ну что, коллеги, — положив руки на стол, изрек Падула в гробовой тишине. Коллеги дышать боялись. — Т акие дела… Узнав, что у вас тут проблемы, решил лично во всем разобраться. Кто первым докладывать будет? Дрю затрясся, что-то пытаясь сказать. Но когда Тони повернул голову в его сторону, замолк и побледнел от волнения. А Мелисса выпрямила спину и, как мне показалось, переключилась в режим обаяния, а на меня кинула досадливый взгляд. Я не посчитала нужным наводить в тот день марафет и явилась на совещание в спортивных штанах и майке. Но почему-то очень разозлилась, когда она взглянула на меня вот так, пренебрежительно, свысока, словно на замухрышку какую-то. «Я тебе покажу замухрышку!» — гневно подумала я, решив назло этой мерзавке, которая явно собралась подбивать клинья к Падуле, привести себя в порядок. В конце концов, я много дней болела и имела право выглядеть неважно! Накуксившись, я стала подсчитывать в уме деньги, которыми располагала. Тем временем, пробежав взглядом по лицам присутствующих, Падула обратил внимание на Чена. — Вот вы! — выбрал он докладчика. — Чем вы тут занимаетесь? — А где… господин Мур? — выговорил Чен, прекрасно понимая, кто сидит во главе стола. — Я здесь имею право вопросы задавать, а ты нет, — пробасил Тони, совершенно перестав играть в сдержанность. Теперь ему незачем было притворяться. — Отвечай, когда тебя спрашивают! Чен поднялся, взял себя в руки и с неожиданным достоинством отчитался о проделанной работе. XCIX Не посвящая Падулу в свои планы, я отправилась в квартиру Мура, чтобы забрать оттуда свои вещи и окончательно перебраться в институт. Но обнаружила, что дверь не заперта изнутри, и на всякий случай достала пистолет. А войдя, услышала звуки рояля. Кто-то музицировал, и вполне неплохо, вряд ли это мог быть Дис. Войдя, я увидела Мура и расслабилась: он сидел за инструментом и с чувством наигрывал ностальгическую пьесу. Большая крышка рояля была закрыта, и музыка звучала приглушенно, а на крышке стояла бутылка вина и бокал. — Что вы сделали с моей квартирой?! — увидев меня, с упреком произнес Мур, не прерывая игры. Он был подшофе: рожа красная, на лбу выступили капельки пота. Это меня удивило. Падуле ни разу не удавалось так накачать алкоголем этого биокиборга, которого, попользовавшись, он безвозмездно передал своему заму. Неужели Мур так сильно переживал из-за коллекционных тарелок? Или просто еще не очень осведомлен о возможностях своей новой оболочки? Так или иначе, его вид внезапно вызвал во мне острое чувство отвращения. Вспомнив, сколько неприятных минут провела рядом с этим биокиборгом, я посчитала себя вправе высказаться, тем более что это был уже даже не Тони. — Не представляешь, как ты мне противен, боров! — проходя мимо с пистолетом, смачно обозвала его я. Но Мур, похоже, вовсе не обиделся. — Да я и сам себя в этом теле, признаться, паршиво чувствую, — сказал он, со второго раза выводя сложный пассаж. — Как будто пришлось надеть чужие трусы. А кто это опустошил мой бар? Я подбирала свою одежду, разбросанную там и сям. — Скажи спасибо, что тебе хоть тело вернули. — Что здесь произошло? — Много чего. — А чья это повсюду кровь? — Моя. Больше нам не о чем было говорить, и я оставила его скорбеть о развороченной квартире и прощаться с роскошной жизнью. На улицах города в последнее время творился еще больший беспорядок, чем у него дома. Надвигалось что-то грозное и нехорошее. Глупо было надеяться, что завтра мир окажется таким же, каким был вчера. Забив под завязку вещами Лолы багажник аэромобиля, я решила полетать над улицами, чтобы оценить ситуацию. Под коплаком пока еще сохранялось подобие нормальной жизни: люди ездили на работу, обедали в кафе и ходили по магазинам. Почему-то разрушительная работа Макса не коснулась пока элитной зоны. Может быть, потому, что он сам тут обитал? Или же задумал какую-нибудь суперпакость для богатеньких? Оказавшись в знакомой обстановке, я снова заскучала по Лоле. Ощущение пульса кажущейся пока еще нормальной жизни пробудили во мне простые мирские желания: выпить чашечку кофе в кофейне, посмотреть фильм в кинотеатре, потанцевать. Гнетущая тяжесть на душе в продолжение последних недель в затворничестве уже осточертела. Еще по дороге в город созрело решение перекрасить волосы: я же никогда раньше не пробовала, вдруг мне пойдет быть блондинкой? К тому же я успела привыкнуть к такому цвету волос. Я заехала в самую дорогую парикмахерскую и сделала прическу а-ля Лола. Возвращаться в институт мучительно не хотелось — терзало навязчивое предчувствие, что таким я вижу этот город в последний раз. Поэтому я потратила еще некоторое количество денег на развлечения, благо на днях получила зарплату и ни у кого не приходилось одалживать. Но возвращаться все равно пришлось. Тони переступил порог моей комнатенки и замер. Я как раз развешивала платья Лолы в металлический шкафчик. — Что? — с просила я, обернувшись, поскольку он молчал. Уставившись на меня, он продолжал стоять в дверях: одной ногой в комнате, другой в коридоре. «Ну, если ему нравится так стоять, то пусть стоит», — подумала я, отвернувшись и перестав обращать на Падулу внимание. Падула нахмурил лоб и наконец перенес через порог вторую ногу. Я продолжала размещать одежду в шкафу, хотя мне уже было ясно, что вся она в этот металлический ящик не уместится. — Что с тобой творится? — услышала я. — Ты как будто в нее… превращаешься. — Какие глупости! Просто волосы перекрасила. Я решила, что это метафора. Но все оказалось намного серьезнее. Падула развернул меня к себе, сосредоточенно вглядываясь в мое лицо. — Ты чего? — Ты на нее так похожа с этой стрижкой! — Ну, может быть, я не знаю… — Я высвободилась и снова отвернулась к шкафчику. — Е ще только перед тобой я о таких вещах не отчитывалась! Как хочу, так и стригусь. — Посмотри на себя: что-то неправильное происходит! — Т они выдвинул дверцу шкафа, на которой располагалось небольшое зеркало. Я взглянула на свое отражение и отшатнулась. В первое мгновение мне показалось, что я вижу Лолу. Неосознанно сделав шаг назад, я поймала в зеркале свой собственный испуганный взгляд и впечаталась в стоящего позади Падулу. А потом обернулась и вопросительно посмотрела на него снизу вверх, ведь он был на две головы выше меня. — Дис то же самое говорил перед тем, как случилось все это… — в спомнила я. — Так значит, это правда? Он просто раньше всех заметил. Тони озадаченно рассматривал меня. — Надо сообщить Лунгу. А что он еще мог сказать? Чуть что, Тони всегда бежал к Лунгу, который знал о человеческом организме абсолютно все. Но в этой ситуации и Лунг оказался бессилен. — Первый раз сталкиваюсь с тем, чтобы у взрослого человека так внезапно менялись черты лица! — разводил руками наш доктор. — Есть древние сведения о так называемой магии, которая была способна на такие чудеса, но с точки зрения науки это беспрецедентный случай. — Беспрецедентен и случай выживания в теле покойного, — п одметил Тони. Почему-то он не выглядел расстроенным. Я же, потрясенная такими новостями, сидела перед лабораторным столом, рассеянным взглядом блуждая по пробиркам и непонятным приборам. — Приходится признать, что ваши с этой девушкой души совершили какой-то неведомый нам взаимообмен, — г оворил мне Лунг. — Ч асть твоей души утрачена вместе с ее телом, а часть ее осталась в тебе. А внешность, форма, как это ни странно из моих уст прозвучит, повторяет внутреннюю суть. Ты не станешь точной ее копией, но будешь очень на нее похожа. Я уперлась локтями в стол и схватилась за голову, вспоминая наш первый после побега из виртуальности разговор с Максом: — А ведь он же меня предупреждал! — Ну не расстраивайся ты так. Она ведь не была уродиной или дурой, — попытался меня утешить Тони. — К тому же тебе идет. — Что идет?! — Я с негодованием посмотрела на его не к месту довольную физиономию и, вскочив со стула, выбежала из комнаты. C Сомнений больше не оставалось: сопоставив рисунок на медальоне с картой Кавы, я убедилась, что Ференц был прав. — Земля! — потрясенно произнесла я в тишине своего кабинета, где уединилась, чтобы наконец проверить эту гипотезу. Я и раньше верила предсмертным словам Ференца, но теперь, когда его гипотеза подтвердилась, все равно была ошеломлена. И почему-то это поселило радость в моей душе. — К олыбель человечества! Ну конечно! С неведомой целью засекреченная и переименованная в честь праматери Хавы! Повесив медальон обратно на шею и свернув все файлы, я решила не сообщать пока об этом открытии Тони. Сначала хотела поговорить об этом с Рамасом. Хотя допускала, что с ним можно обойтись и вовсе без разговоров. Падула распахнул дверь в холодную весну, и мы вышли на взлетнопосадочную площадку. Ледяной ветер сразу же налетел и начал рвать волосы и шарфы. — Омерзительная погода! — произнес Тони, подняв воротник пальто, и перешагнул через лужу. На Рамасе была меховая куртка и все те же шаровары. Шапку он не надел, и его бритый затылок страдал от холода. Спустившись по трапу, он поклонился в знак приветствия, а потом уже запросто пожал руки Тони, Лунгу, Норе и Дрю. Когда дело дошло до меня, он на секунду-другую задержал мою руку в своей и сверкнул синими глазами. Это не укрылось от Тони, который бросил на нас раздраженный взгляд. Рамас, конечно же, узнал меня. Тем более что я, как утверждали окружающие, становилась с каждым днем все больше похожа на Лолу. Наверняка он увидел и все остальное, что произошло со мной за это время. Что со всеми нами произошло. Но наибольший интерес для него, конечно же, представляло открытие Ференца. Он еле заметно кивнул мне, дав добро на то, чтобы раскрыть тайну. — Я посовещался по видеосвязи со жрецами Ра. Необходимо провести ритуал, — обратился он затем к Падуле. — Хуже не будет. — Хорошо. Обсудим в помещении, — поежившись, предложил Тони и жестом пригласил войти в здание. За Рамасом последовали семеро его ребят. Лу Чен на совещание не явился, сославшись на болезнь. Скорее всего, просто опасался снова навлечь на себя гнев Падулы. Но он много потерял — для Тони это был день сюрпризов, и Чен бы в полной мере насладился его растерянностью. Попросив слова, я вкратце рассказала о нашем с Ференцем открытии, ошеломив всех присутствующих. По конференц-залу пронеслась волна удивленных возгласов, а Падула лишь закурил сигару и спихнул с плеча устроившегося там и слишком громко размурчавшегося кота-биокиборга. Во время своего доклада я чувствовала нарастающее напряжение: Тони был готов взорваться, но смолчал и не показал подчиненным, что сам впервые слышит эту ошеломляющую новость. — У меня нет сведений насчет Луны, — в завершение своей речи обозначила я проблему. — По данным древних источников, у Земли был спутник, влиявший на приливы и отливы, так называемое ночное светило. Остается только предположить, что тысячелетие назад уничтожение Луны намеренно было представлено как уничтожение Земли, после чего Землю стали считать погибшей. С какой целью это было сделано, мне непонятно. Быть может, у кого-то есть догадки? Я поблагодарила за внимание и вернулась на свое место. Ароматный дым сигары Тони парил над зеркальной поверхностью стола, словно тучи сгущались вокруг моей головы. — Почему я узнаю об этом последним?! — кипятился Тони, широкими шагами вдоль и поперек меряя опустевший лишь к вечеру конференцзал. — Почему ты мне все время что-то недоговариваешь?! Я считал себя хозяином Кавы, а тут выясняется, что я владею Землей! И никто не удосужился сказать мне об этом. — Никто не знал. Кроме того, ты уже почти ничем не владеешь. — Уколоть норовишь? — Но я же в итоге сообщила. — Почему не мне первому? Почему сначала какому-то Рамасу, а потом всем остальным, не испрашивая моего дозволения? — Благодаря «какому-то Рамасу», между прочим, прекратились землетрясения. Как это ни фантастично звучит, молитвы жрецов помогли. — Толчков не было только сегодня. Это еще ничего не значит. — Если бы не я, ты бы вообще никогда не узнал, что тысячу лет назад в этой части Вселенной была уничтожена не Земля, а всего лишь ее спутник. И нам еще предстоит выяснить, зачем это было сделано. — Замечательно! Премного благодарен! Только я не привык к тому, чтобы подчиненные докладывали мне информацию по своему выбору! Чтобы меня выставляли перед коллективом на посмешище! — Перестань на меня орать. Я тебе не подчиненная! — Да что ты? А в трудовом договоре сказано обратное. Кем ты себя возомнила? Может быть, совладелицей корпорации? Здесь все — мои подчиненные! — Это ненадолго, — з аверила я. — Что ты имеешь в виду?! Услышав из-за приоткрытой двери наши крики, в конференц-зал заглянула встревожившаяся Нора. Но, сообразив, что тут никого не убивают, просто мы с Тони опять скандалим, успокоилась и оставила нас. Но как только она вышла, мы принялись орать друг на друга с новой силой. — Почему ты больше не брезгуешь иметь дело с Падулой? — спросила я, когда мы с Рамасом остались наедине. — Я же вижу, что ты стал относиться к нему иначе, нежели прежде. Жрец помолчал, прежде чем ответить: — Это спорная душа. За него давно уже идет борьба между злом и добром, между Богом и дьяволом, если тебе так легче уразуметь. Это один из примеров того парадокса, когда всевластие и излишества вдруг наскучивают и заставляют задуматься о смысле бытия. Но вовсе не поэтому я пришел ему на помощь. И даже не потому, что человечество под угрозой. А просто потому, что он меня об этой помощи попросил. — Ты говоришь загадками. — Этот человек не безнадежен. Он осознал свою силу и начал понимать, что сила — это дар, который нельзя растрачивать на воплощение низменных желаний. Он больше не похож на дорвавшегося до власти, мстящего тем, кто раньше притеснял его. Он стал выше этого. Обрел мудрость. И то, что происходит с ним сейчас, — все эти неприятности, лишения — да то ли еще будет! — всего лишь катализатор. На руках его кровь, но он уже не такой, как раньше. Ты наверняка заметила, что Тони Падула обладает особой харизмой, притягивающей разных людей — и хороших, и плохих. Он аккумулирует их. Только ему теперь решать, какую избрать сторону. Но он уже устал от своих злодейств, осознал всю их бессмысленность. — Хочешь сказать, он не конченый подонок? — Ты же сама это знаешь. У тебя сейчас больше шансов стать хуже, чем он. Ты считаешь, что прощать следует лишь того, кто раскаялся. Но это неверно, и тебе же самой хуже от такого убеждения. Жизнь продолжается, и тебе придется впустить в нее новых людей и новые чувства. — Боюсь, я уже ни к кому ничего не почувствую, кроме ненависти. — Ошибаешься, — с казал на это Рамас. — Н ужно только залечить раны. CI Дис был жив. Возможно, он был даже совершенно здоров, хоть и прихрамывал после той пули, полученной в святой обители. Но я потеряла его навсегда. Потеряла его в своем сердце. А чувство к нему было когда-то столь большим, что с этой потерей в мое сердце, как в бездонную бочку, теперь можно было кричать без надежды услышать эхо даже через тысячу лет. В те дни я словно искала смерти. Пренебрегая опасностью, каждый день садилась в аэромобиль — Падула давно, видать, пожалел, что научил меня вождению — и отправлялась по разрушенным кварталам Кавы, чтобы на обратном пути заглянуть под «колпак», в какой-нибудь бутик или салон красоты и перекрасить ногти. Но даже смерть будто открещивалась от меня. — Зачем ты так бессмысленно рискуешь жизнью? — р угался Тони каждый раз, когда я благополучно возвращалась целой и невредимой. — Ч то за… юношеский максимализм, в конце концов! Там кругом стреляют. — Сообщи, когда будет готова моя экипировка. Поедем вместе в эпицентр. — Я уже сто раз говорил, что не возьму тебя, пока ты в человеческом теле. Это опасно! — Меня он не тронет. — Почему ты так уверена? — Чувствую, — теребя медальон на шее, отвечала я. Камень все чаще грелся, и это убеждало меня в том, что грядут важные события. Мы телепортировались в центральную часть города, опустевшую после ожесточенных и бессмысленных стычек. Улицы были разворочены и перегорожены баррикадами, всюду следы кровавой резни. Но, пожалуй, только зрелище чужих бедствий и способно было отвлечь меня от собственной боли. Тони пришлось уступить, иначе я бы в одиночку отправилась посмотреть на гибнущий мир. Он это знал. Взобравшись на первую же баррикаду, я невольно замерла. Взору открывался ужасающий пейзаж. — Где-то я это уже видела, — с казала я догнавшему меня Падуле. И вдруг вспомнила: — Н а рисунке Майры! — Она такое рисовала? Жуть какая. — Видишь вон то дерево напротив дома с разбитыми окнами? Прямо за ним лежит труп женщины. Отсюда не видно, но на картине Майры птица выклевывала ее внутренности. Падула направился к дереву. Все именно так и было: большая черная птица рвала мертвую человеческую плоть, уже частично обглоданную какими-то животными. Падула с отвращением отвернулся, прикрыв ладонью рот. — Что такое? Тебя тошнит? — издевальски поинтересовалась я. — Не тошнит. Просто запах противный. Пойдем! — позвал он. — Смотри на результаты своих трудов, — капала я ему на нервы. — Наслаждайся! Если бы не ты, всего этого не произошло бы! — Это устроил не я, а твой «хороший человек» Макс. — Но ты положил всему начало. Ты собрал людей, которые разработали технологию бессмертия. Ты бросил в почву семя, давшее корни злу. — Не я, так другой бы додумался. Позади здания находился вонючий пруд. По поверхности плавала мертвая рыба. Несколько человеческих трупов прибило к берегу… Судя по показаниям навигатора, это было то самое место, где мы зафиксировали последнюю активность сервера. Ощущение конца света усугубляли на- чавшие вскрываться почки на деревьях, как будто Богу было все равно, что происходит с людьми. Весна вступала в свои права, невзирая на апокалипсис. — Черт бы его побрал! — в ыругался Падула. — П росто какое-то царство смерти. — Не меня ищете? — раздался голос позади. Мы с Падулой обернулись. — Лучше не смотри в глаза, — шепнула я, дотронувшись до его руки. — Я не знаю, как этот взгляд на тебя подействует. — Да вы, я вижу, стали сладкой парочкой! Всюду вдвоем ходите. А как же твой недоносок, Тони? Может, мне пора с ним подружиться? Враг моего врага, как известно, — мой друг. — Лучше заткнись, — с казал Падула, бесстрашно ослушавшись моего совета. Тони был, конечно, смелым и выдержанным человеком, но даже я почувствовала, как у него на голове волосы зашевелились. — Дьявол! — выругался Падула и отвел взгляд, отступив на шаг. Это обстоятельство утвердило меня в догадке, что лишь на меня ставший дьявольским взгляд Макса по каким-то причинам не действует. — Неужели я настолько страшен? — Он сделал шаг к Тони. — Не приближайся! — предупредила я, подняв энергетическую пушку. — Что еще за детские игрушки? — нахмурился Макс. Но я выстрелила из пушки, и Макс исчез. — Бесполезно. Это снова был фантом. Стал бы он, сервер, тут перед нами расхаживать! — о бретя способность видеть, сказал Тони. — Д авай возвращаться. Мы охотились за сервером уже много дней, но безрезультатно. Макс лишь дурачился и каждый раз исчезал. В тот день мы, как нам казалось, подобрались максимально близко и впервые использовали энергетическую пушку. Фантом был нейтрализован, но к нашей цели мы, как выяснилось, не приблизились ни на шаг. Мы шли на разные хитрости, но Макс не поддавался на наши уловки. К исходу месяца, когда с Кавы начали эвакуировать гражданское население, наш виртуальный противник в отместку устроил кровавые оргии на Московии и еще на двух планетах, куда свозили эвакуированных. Человеческие жертвы исчислялись уже миллионами. Московию вскоре тоже решено было разделить на относительно безопасные и опасные зоны. Но все это делалось лишь ради успокоения населения, которое в возбужденном состоянии становилось грозным оружием против себя же: границы зон зависели от прихоти негодяя. — А не пора ли нам немного расслабиться? — с адясь за руль, предложил Падула. — Мне надоела эта война с призраками, кровь, развороченные улицы и вонь разлагающихся трупов. Поехали сегодня вечером под колпак? Поужинаем где-нибудь в приличном месте, поедим нормальной еды. Устроим себе праздник желудка! Пока там еще сохраняются остатки цивилизации. — Шутишь? Куда тебе с твоей рожей высовываться! — Думаешь, меня вот так все на улице узнавать будут? Да кому я нужен?! Никто даже не догадывается, в какое тело я заселился, не говоря уже о том, чтобы помнить, как я когда-то выглядел. — Знаешь, это дурацкая идея. — Да, — зловеще улыбнулся Падула. — Но мне она нравится. Заодно позлю Чена. Я посмотрела на него недоуменно. — Голову дам на отсечение, что все уже давно догадались, что ты и есть Соня. Слишком уж много… соответствий, — окинув меня взглядом, подобрал слово Тони. — Ну так что? Я угощаю. CII — Стой! Подожди! — Запыхавшийся Дрю догнал меня по пути в гараж. Падула уже сидел в лимузине, а я вернулась за забытыми сигаретами. — Эта одна из самых последних моих разработок. Еще не успел опробовать. Возьми с собой — не дай бог, конечно, но, может, пригодится! Дрю выглядел взмыленным и возбужденным. Он сунул мне в руки пластинку с кнопочкой и коротко проинструктировал, что с нею делать, если «не дай бог». Я доверяла Дрю. Он хоть и был слегка придурковатым, но ни разу еще не дал повода усомниться в своей искренности. К тому же я считала, что дополнительное оружие лишним не бывает. Я вошла в ресторан «Палитра вкусов» первой и прошествовала — и наче было не назвать походку провожаемой взглядами мужчин элегантно одетой блондинки — к заранее заказанному столику. А Тони задержался, чтобы покурить, а заодно распорядиться, чтобы напитки несли сразу. Однако, едва я притронулась к аперитиву, как обнаружила рядом учтиво наклонившегося к моему уху официанта с шоколадным пирожным на блюдце. — Ваш супруг велел подавать сначала закуски, но вон тот господин в сером костюме прислал десерт. Вам угодно принять его уго- щение? Я посмотрела на десерт, а потом на господина в сером костюме, сидевшего у окна через два столика от меня, и решила отослать его десерт обратно, вежливо объяснив, что не желаю злить своего ревнивого мужа. Я не знала этого человека, а шоколадных пирожных наелась досыта во время бизнес-ланчей с Ченом, еще будучи Лолой, так что смотреть на них уже не могла. — Нас с тобой приняли… э-э… за супружескую пару, — вернувшись, сообщил Падула, чокнувшись со мной. Он выпил и взял в руки вилку и нож. Сочная отбивная выглядела более чем аппетитно. — Да, официант только что назвал тебя моим супругом. — С какой стати он разговаривал с тобой? — П адула беспокойно огляделся по сторонам. — Расслабься и наслаждайся едой и обстановкой. Ты же за этим сюда пришел? Просто я здесь кое-кому понравилась, такое теперь часто случается. Падула срезал с отбивной и насадил на вилку кусочек мяса, но вместо того, чтобы начать есть по моему примеру, продолжал стрелять глазами по сторонам. — Что-то не так, — с казал он в итоге, опустив руку под стол. — М ое чутье меня еще никогда не подводило. — Вон тот в сером, у окна, — сказала я, начиная догадываться, во что вскоре превратится «Палитра вкусов». Я и сама почувствовала нарастающее напряжение — за нами, будто исподтишка, следили все присутствующие в этом шикарном зале с живой музыкой и огромной хрустальной люстрой под потолком. — Боюсь, что не только у окна… Падула выстрелил первым. А я бросилась на пол, выдергивая из сумочки пистолет, за доли секунды оценив ситуацию: в нас палили со всех сторон. Недолго думая, я прибегла к тому самому еще не опробованному устройству, которое Дрю вручил мне перед отъездом. К несчастью, прежде чем оно сработало, одна пуля все же угодила в Тони. Выглядело все так, будто ему в спину попали футбольным мячом, и он даже устоял на ногах. Но его лицо побагровело, и я все поняла. Затем все присутствующие, кроме нас с Тони, зажали уши и с мучительными стонами повалились на пол, не в силах выносить испускаемых изобретением Дрю волн. Сбросив с плеч меховое болеро, я, не теряя времени, подхватила Тони под руку и потащила его к выходу. Снаружи в нас никто стрелять как будто не собирался, но я на всякий случай еще раз нажала кнопочку. Вскоре в радиусе нескольких метров все лежали на земле, корчась от невидимых и неслышимых излучений. Но, как сказал Дрю, надолго заряда устройства хватить не могло — оно было рассчитано на выведение противника из строя лишь на несколько секунд. Вышвырнув водителя из ближайшего аэролимузина, я села за руль. Падула рухнул рядом на пассажирское сиденье, и мы помчались. Я неслась к границе мирной и военной зон на предельной скорости. Если кто-то успел предупредить население о том, кто мы такие, то оставаться в мирной зоне было опасно. Вскоре мы покинули пределы города. Но погони почему-то не было, и я сбросила скорость. — Как ты? — л ишь тогда спросила я, посмотрев на Тони. Его лицо было покрыто испариной, и он шумно дышал, держась за живот, несмотря на то, что ему стреляли в спину. — Зря мы сюда приехали. Дурацкая была моя затея поужинать в ресторане, — надсадно заговорил он. — Куда попала пуля? — Туда же, куда и в прошлый раз. Звони Лунгу, скажи, чтобы готовил для меня запасную «болванку». Не хочу я еще и в этой жизни страдать расстройствами желудка. — Бог мой! — прошептала я. — Так вот, значит, куда… — Тогда ты выстрелила мне в спину, а пробила кишки. — В прошлый раз ты получил по заслугам. — Еще бы! — п ростонал Тони. — Эй! Не умирай, — испугалась я, видя, что его голова свешивается набок и ложится на мое обнаженное плечо. В длинном облегающем вечернем платье не очень удобно было вести аэромобиль, но я справлялась. — Очнись! Я пихнула его плечом в ухо. Падула пришел в себя и сел ровно, борясь с болью. — Но ведь в этот раз ты можешь отключить чувствительность! Остановить кровотечение, не так ли? Ты же биокиборг! — напомнила я. Вдруг от болевого шока он про это позабыл? — Не могу, — сообщил Падула. — Как это не можешь? — Я чуть было не съехала за пределы воздушного коридора. — Этот поганец знал, куда стрелять. Кроме прочего, он пробил мне центр управления болевыми ощущениями. — Вот ведь!.. — выругалась я. — Но в прошлый раз ты же не умер. — Я и теперь не умру. Система устранения кровотечения в норме. Я его уже остановил. Просто… я все чувствую, — он снова застонал. — Слушай, а ты сиденья не испачкаешь? — я попыталась пошутить, чтобы отвлечь его, но тут же поняла, что получилось не смешно. — Не волнуйся, это я тоже контролирую — на этот раз, — подчеркнул Падула. — Но, черт побери, как же больно! — Лунг? — р уля одной рукой, говорила я по астерофону. — Т они ранен, готовь для него новое тело. — Оно будет готово только через несколько часов, — с казал Лунг. — А что стряслось? Я вкратце рассказала. — Насколько тяжело он ранен? — Утверждает, что не смертельно, но поврежден центр управления чувствительностью. — Где вы находитесь? — Далековато. Опасаясь погони, я постаралась убраться как можно дальше от города. — Вышли координаты. Я выеду навстречу, — решил Лунг. Топливо в угнанном нами аэролимузине быстро закончилось. Связи не было. Мы который час брели по бескрайней пустоши, пока не выбились из сил и не сели отдохнуть прямо на землю, несмотря на то, что наше бездвижие могло побудить многочисленных кружащих на небольшой высоте стервятников спикировать, приняв нас за легкую добычу. — Я устал, — с казал Падула. — К ак же я устал! Брось меня… Хочу умереть… — Ну нет! Ты будешь жить. Вечно! — возразила я, отламывая каблуки своих дорогущих туфель. — Ты ведь этого хотел? — Больше не хочу. — Придется. Тем более что ты встал на путь истинный. Падула медленно поднял на меня налившиеся кровью глаза. — На какой еще путь? Послушай меня, Жека… — начал он, но снова застонал. — Прости меня, если сможешь. — Ты что это, правда помирать здесь собрался? Э-э, нет! Давай-ка поднимем тебя, — сказала я и собралась с силами, закинув его руку на свое плечо. Все-таки весил он немало. Тони безропотно послушался, хотя было заметно, с каким неимоверным трудом дается ему каждый шаг. Я подивилась его выдержке. «Наверняка это не первое в его жизни ранение, он ведь бывал на войне», — о бъяснила я себе. — Где же твой чудотворный медик? Только он сможет привести тебя в форму. Он обещал выехать навстречу, но почему-то все не едет, — говорила я. — Ульрих, — п роизнес Падула, и у меня внутри все перевернулось — т ак, что я чуть не бросила Тони обратно на землю. Я вопросительно уставилась на него. — Говорю же, брось меня, — повторил он. — Наша команда тебе не понравится. Я и твой отец давно дружим. Очень давно. — Вот и славненько! — снова двинулась я в путь, таща на себе Падулу. Впрочем, если бы он не помогал мне, не пытался бы идти сам, вряд ли у меня что-то получилось. — У меня как раз есть к нему вопросы. Много вопросов. Я ждала этого разговора сотню лет. — Я знаю эту историю. Он считал, что ты мертва. Твой дед всех нас обманул. — Так значит, это был ты! — я остановилась и снова едва не уронила Падулу, когда до меня вдруг все дошло. — Это из-за тебя мое детство прошло в детском доме! «Получается, ты еще не до конца получил по заслугам!» — подумала я. Дикая ненависть взметнулась в моей душе, словно всполох костра, в который плеснули бензина. Но так же быстро опала, как пыль, прибитая дождем. Расскажи мне кто-нибудь об этом несколько месяцев назад, я бы воспользовалась случаем и удавила Падулу голыми руками за мою покалеченную жизнь. Ведь он, оказывается, был виновником всех моих несчастий! Всех несчастий моей семьи. Но в этот момент все было иначе. — Посмотри на проблему с другой стороны, — говорил тем временем Падула, поскольку я молчала и лишь шумно дышала. — Если бы я не заварил всю эту кашу, кто-нибудь другой бы это сделал. Охотников на избранного младенца было немало. И ты бы никогда не встретила Диса… Все, оставь меня здесь! Я слишком тяжел для тебя, — р ешил он и остановился. — Пусть меня склюют эти алчные голодные птицы. — Не дождешься. — Но я действительно причинил тебе много зла. Теперь, когда ты все знаешь, зачем ты спасаешь меня? — удивлялся он, шагая из последних сил. — Ты ведь все это время мечтала расправиться со мной. И вот он, твой счастливый шанс! — Хватит болтать. — Я хочу, чтобы ты знала… — Теперь я знаю даже больше положенного. — Есть еще кое-что… Внезапно из-за холма появился аэромобиль Лунга, и Тони замол- чал. — Ну наконец-то! — о брадовалась я, потому что тащить на себе Падулу становилось все трудней. В довершение всех несчастий он еще время от времени спотыкался и вис на мне. Когда Лунг выскочил навстречу, я уже не думала о том, о чем только что узнала. Я смотрела на Лунга не как на отца, а как на нашего главного медика. И очень сильно переживала за Падулу. — Что с ним? Он выживет? — с прашивала я, когда мы грузили потерявшего сознание Тони в аэромбиль. — Он жив вообще?! — Садись за руль, — т олько и сказал мне Лунг, доставая медикаменты из белой сумки с красным крестом — древним символом медиков. Я послушалась, но в моей груди словно горело адово пламя, которое ежесекундно лизало меня изнутри страшными догадками: «А вдруг в эту секунду он умер? А вдруг в эту?.. А вдруг в эту?..» Наконец мы добрались. Припарковавшись и обернувшись, я увидела, что Лунг продолжает колдовать над Тони, расстегнув ему рубашку. Тот лежал без сознания. Но я успокоила себя тем, что если бы он был мертв, то Лунг бы так не суетился. — Повторяю: не надо тебя никуда переселять. Не будет тебя ничего беспокоить. — Но тогда… — Тогда ты был человеком, а теперь ты биокиборг, — д оходчиво объяснял Лунг. — Я починил твой центр управления болевыми ощущениями. И пищеварительную систему тебе пересадил новую. Все это дело прижилось, еще пока ты спал. — Кошмар какой! — с адясь в постели и рассматривая повязку на животе, произнес Падула. И лишь потом заметил меня, молчаливую и напуганную, сидевшую в сторонке. Я не сводила с Падулы глаз. Тони бросил короткий взгляд на Лунга, своим наметанным глазом определив, что мы с ним еще ни о чем не поговорили. А деликатный во всех отношениях Лунг расценил этот взгляд как просьбу оставить нас наедине и ушел. — Спасибо тебе, — с казал мне Тони, запахивая халат и, похоже, наконец поверив, что ему не грозят хронические расстройства желудка. — Не за что. — Почему ты так на меня смотришь? Я ведь так и не обделался, — попытался он пошутить. — Я за тебя испугалась, — честно призналась я, не поддержав шутки. — Вот это номер! А я-то думал, что ты меня станешь ненавидеть пуще прежнего. — Нет в моем сердце больше ненависти. Только боль, — с казала я и встала. Покряхтев, Падула с неведомой целью попытался слезть с кушетки. Скорее всего, он эту цель и сам не осознавал. На лице его было написано нечто между «по гроб жизни обязан» и «неужели она за меня правда переживала?». — Ну-ка ложись обратно, — осадила я. И он остался сидеть, спустив волосатые ноги на пол и сунув их в тапки. — А… Я встала: — Поправляйся, потом поговорим. Тони что-то силился сказать, но я уже притворила за собой дверь. CIII — Нас предали. Кто-то намеренно распустил слух, что я буду вечером в том ресторане. И это вряд ли сделал наш виртуальный приятель, — г оворил Падула, собрав микросовещание у себя в кабинете поздно вечером. Присутствовали только я, Лунг и Нора. — Вы думаете, это кто-то из наших? — спросила Нора. — Именно. Как вы понимаете, доктор Кешиа, под подозрением все, кроме находящихся сейчас здесь. — А где Рамас? — Пошел молиться. — Он собирается помогать нам одними святыми молитвами? — с острил Лунг. — Только и делает, что молится с утра до вечера! — Пусть молится. Может, его молитвами я верну себе доброе имя. — Я бы еще включила в список благонадежных Дрю, — предложила я. — Если бы он не передал мне свое новое оружие перед ужином, мы бы сейчас здесь не сидели. — Насчет Дрю я не уверен, — с казал Тони. — Ч то если он как раз что-то знал, поэтому так вовремя и преподнес тебе это оружие? — Может, его стоит допросить как следует? — предложил Лунг. Нора с укоризной скосила на него глаза. — Подождите! Повременим пока с Дрю. Я просто пытаюсь понять… — снова заговорил Тони. — Если допустить, что в нас стреляли рядовые граждане Кавы, — а по милости нашего фантома меня ненавидит лютой ненавистью все население планеты, так что и носа не высунуть! — т о они очень хорошо подготовились. Это больше было похоже на засаду. При этом те, что находились снаружи, ничего не знали и совершенно нами не интересовались. — Точно! Когда мы выбежали, в нас никто не стрелял, — подтвердила я. — На нас никто не смотрел даже. — А значит, люди в ресторане не были случайными. Кто-то их нанял. Кто-то тщательно все спланировал и был абсолютно уверен, что мы оттуда не выйдем. — И еще этот кто-то предварительно прислал мне десерт. Тони медленно повернулся ко мне. Он думал о том же. — Чен, — т ихо сказала я. — Э то точно он! Это было то самое пирожное, которым всегда меня угощал… — Сук-кин сын, — п ротянул Тони. — П рощальное угощение. Последнее прости! Где этот мерзавец? — Падула вскочил на ноги, но тут же упал назад в кресло и схватился за живот. — Да погоди ты, Тони! — потянул его за рукав халата Лунг. — Если это он, его здесь уже давно нет. Кто-нибудь видел Чена сегодня? А вчера? Давай лучше допросим Дрю. Просто поговорим, не будем давить, — добавил он, снова напоровшись на осуждающий взгляд Норы. — И… есть еще одна проблема: большинство наших людей по причине событий последних дней настроены уйти. — Как это уйти? От меня еще никто вот так просто не уходил! — В этот момент на Тони было жалко смотреть. Ситуация полностью выходила из-под его контроля. Он опустился на стул, растерянно глядя на нас. В это время вошел Рамас и молча сел между нами, пристально посмотрев на побледневшего Падулу. — У тебя неприятности, брат? — спросил он. — Как это ты догадался?! — Не надо твоего сарказма. Отпусти всех, кто желает уйти. Останутся самые верные. — А если уйдут все? — Все не уйдут, — возразил Рамас. — По крайней мере, я останусь. — Ты? — Тони смотрел на него с вызовом, теряя самообладание. — А скажи мне, какая от тебя польза, если ты, ясновидец, не предупредил нас о заговоре Чена? — Я не увидел заговора в душе этого человека во время нашей встречи. Он был одержим безумной мечтой о воскрешении своих предков и отравлен обидой за то, как сложилась судьба его народа. Но он не желал тебе смерти. Возможно, потому, что тогда он еще не знал, что это ты. — Р амас испытывал затруднения с произношением длинных предложений, и мне снова пришлось переводить. — А Мелисса? Ты ее тоже подозревал, — напомнила я Тони. — У меня ничего на нее нет. Чтобы обвинять, надо поймать за руку. Возможно, она вообще чиста. — Устроим ей очную ставку с Рамасом? — п редложил Лунг, потирая руки. — Да что с вами сегодня, доктор? — упрекнула Нора. — Так и хотите состряпать какую-нибудь зрелищную пытку. — В глаза этой женщины, о которой вы говорите, я вовсе не хотел бы смотреть, — сказал Рамас. — В ней намешано столько лукавства и разврата, что за всем этим я не вижу ее истинной сути. Она экспрессивна, зла и непредсказуема. К тому же пути провидения неисповедимы — к оекакие свои проблемы вы должны решить сами. — Ох, ну да, разумеется! — снова вспылил Тони. — Жалкие отговорки. Если чего-то не можешь, так и скажи, а не пудри мозги. — Тони, ты как разговариваешь с нашим гостем? — вмешался Лунг. — Извините его, Рамас. Он накануне перенес тяжелую операцию. Жрец степенно кивнул, давая понять, что относится со снисхождением к известным проявлениям несдержанности со стороны некоторых представителей рода человеческого. А я расстроилась. Но то, что Мелисса нахамила мне на днях, действительно не было поводом обвинять ее в измене. Может быть, у нее просто и вправду такая уж была натура. Мы с Тони всюду бывали вместе в последнее время, поэтому ко мне относились с осторожностью и просьбы мои выполняли, как будто распоряжался сам Падула. Но только не Мелисса! Недавно я обратилась к ней с каким-то пустяком: попросила принести в приемную Падулы новые картриджи с кофе, встретив ее в коридоре. Но нарвалась на грубость. — Это ведь ты, да? Ты была Соней, просто переселилась! — бросила она мне в лицо. — Можешь не отвечать, я все равно узнаю. И не такая уж ты красавица, какую из себя строишь, — добавила она, уходя. Стоило бы предупредить Тони о ее дерзком поведении, но я почти сразу забыла о ее бессмысленном гневе — что в прошлый раз, что в этот. Чего она добивалась? Или это гибель Ференца выбила ее из колеи?.. — Хорошо, отпусти всех, — у слышала я слова Тони, прервавшие ход моих воспоминаний о недавнем. — К роме Дрю. Только уточни у него сначала, сколько живых людей ему потребуется, чтобы управляться с оружейкой. Нам нужно выдержать осаду. Распоряжение относилось к Лунгу, и он тут же отправился выполнять его, несмотря на поздний час. Время не терпело. — А вы, доктор Кешиа, не собираетесь нас покинуть? — обернулся Падула к Норе. — Я останусь с Евгенией, — ответила она. Лунг отсутствовал слишком долго, и Тони, не дождавшись его возвращения, решил сам спуститься в оружейку. Он места себе не находил в ожидании вестей о том, чем там все закончилось. Мы с Норой пошли вместе с ним, потому что, откровенно говоря, двигался он чуть не по сте- ночке. Когда мы подходили, навстречу из-за двери выскочил возбужденный Лунг с брызгами крови на белом халате. — Что у вас там произошло? — встревожились мы. — Возникли проблемы с этим припадочным, — Лунг вытер окровавленный кулак куском марли. — Пришлось применить меры воздействия. Нора ворвалась в двери за его спиной, а мы вошли следом. Дрю сидел на стуле с разбитым носом и смотрел дикими глазами. Увидев Лунга, вошедшего последним, он затрясся и начал заикаться, указывая на него пальцем: — Он… он… я… я… хо-хотел… всего ли-лишь… — Дрю, успокойся! — подойдя к нему, твердо сказала Нора. — Никто тебя больше и пальцем не тронет, обещаю. — О на с вызовом посмотрела на Лунга. — Я не-не-не… ви-ви-ви-ви… — Не виноват? — обозначил состав преступления Лунг. — Да он переселил этого негодяя Чена в биокиборга и никому ничего не сказал! Услышав голос Лунга, Дрю снова затрясся, вжал голову в плечи и схватился за край халата Норы: — У ме-меня не бы-было вы-выбора! Он у-гэ-гэ-гэ-рожал мэ-мэ-мэне! — Ты мог бы сообщить руководству. — Он гэ-гэ-гэ-розился пэ-пэ-пэ-рикончить ме-меня. — Когда это случилось? — глухо произнес Тони, побледнев. При этом выглядел глава корпорации «Дао» так, будто этот очередной удар судьбы мог стать для него последним. — Ка-ак то-только он узэ-зэ-зэнал, что вы не го-го-господин Мур. — Как он мог об этом узнать? Да и ты сам-то как узнал? — Го-го-господин Мур ве-ведет себя не-не-не так, как ра-раньше. Он мэ-мэм…ного пьет в па-аследнее вэ-вэ-вэ-ремя и ни с ке… ни с ке… — Ни с кем что? — Ни с кем не ра-ра-разгова-ва-рива-вает. Он, до-должно бы-быть, до-догада-дался. — А еще этот дезертир изъявил желание уйти вместе со всеми, — настучал Лунг. — Надеется, ему все с рук сойдет! — Вряд ли, — р ешил Тони, положив руку на плечо трясущемуся Дрю. Но выглядело это не как ободряющий жест, а как необходимость опереть- ся хоть на что-нибудь. — Ты нам нужен. И я хорошо заплачу, как всегда. Согласен? Дрю задрал голову вверх, чтобы посмотреть на Падулу, потом судорожно сглотнул и кивнул. Лунг лишь покачал головой по поводу такого гуманного обращения. — Так сколько тебе требуется людей, чтобы держать оборону? — Ты вообще не можешь без него обходиться? — с просила я Тони, когда мы остались вдвоем. Он лежал на диване, закинув ноги на спинку, и курил, время от времени стряхивая пепел сигары в пепельницу у него на груди. Шел третий час ночи. За стенами института, за пределами установленного Дрю защитного купола раздавались страшные скрежещущие звуки механических существ, которых мы прозвали церберами. Выпущенные для осады института коалицией «Анти-Дао», поддерживаемой теперь и правительством Кавы, церберы бродили вокруг уже вторые сутки в поисках лазейки, чтобы проникнуть внутрь или же выманить кого-нибудь наружу. Они не могли пробить нашу защиту, но издаваемые ими звуки давили на нервы. Чтобы создать звукоизоляцию, требовалось время. Дрю утверждал, что на это уйдет не меньше трех дней. Выбираться наружу стало теперь опасно не только для Тони. Институт телепортации пару недель назад перешел на осадное положение: с одной стороны, его норовили уничтожить озлобленные граждане планеты, с другой — М акс, с третьей — « Анти-Дао». А тут еще пути в спальный корпус оказались отрезаны — в подземном переходе заклинило гермодверь. На ее починку тоже требовались силы. Но спать все же хоть изредка было нужно, поэтому все устраивались, как могли. Мы с Падулой по привычке засиделись допоздна в кабинете Мура. У меня из головы не выходили недавние происшествия. Их было слишком много. Я все вспоминала выражение лица выходящего из оружейки Лунга, когда он еще не знал, что мы его видим, то, как он хладнокровно стирал с кулака кровь Дрю обрывком бинта, их с Норой обращенные друг к другу взгляды и их слаженные движения во время особенно сложных операций — т аких, как мое переселение и пересадка органов Тони. Все было давно ясно как день! Это тот самый человек, который разработал систему зомбирования солдат для Кедрова и когда-то издевался над Майрой, ломая ее волю и заставляя совершать всяческие злодеяния. Мастер гипноза и безупречный знаток человеческой природы. До сегодняшнего дня я старалась не думать об этом. С того момента, как он пересадил мне кожу на спине, я знала Лунга как достойного соратника Тони, тактичного, вежливого, учтивого, умного, у которого всегда находится ответ на любой вопрос и дельный совет в сложнейшей ситуации. Сегодня я как будто на миг увидела истинное лицо доктора Ульриха Шварца. И оно мне не понравилось. — Без кого? — не понял Падула, гася почти полностью докуренную сигару. Он в этот момент, по-видимому, думал о чем-то другом. — Без моего отца. — Я один ничего не смог бы сделать. Поодиночке мы все ничто, — отвечал Тони. — В сю жизнь я искал по всему свету и собирал вокруг себя талантливых людей. — И принуждал их работать на тебя. — Я хорошо платил им! Я предлагал им достойную работу за достойную зарплату взамен их непризнанных талантов в «честной» жизни, где порой бывает гнуснее, чем на самой кровавой войне, — произнес Тони, глядя в потолок. — Мы, кстати, о тебе разговаривали с Лунгом. И не раз. Он думает, что ты все еще не знаешь, кем он тебе приходится. — Пусть думает, — х муро сказала я. — Э то было так давно, что уже не важно. — Не важно? — Тони поднялся на локте, повернувшись в мою сторону. — Как может быть не важно, кто твои родители? Он был прав, но мой «родитель» поступил так, что мне не хотелось принимать эту правильную философию. После моего мнимого похищения и смерти моей матери он женился на моей тетке, а затем без зазрения совести переметнулся на сторону врага, должно быть, выгодно продав научные открытия Кешиа Падуле. — Хочешь сказать, Дис тоже вправе вот так взять и отречься от меня, да? — п родолжал Тони. — Это его личное дело. Тони побагровел, что было хорошо заметно в полумраке, создаваемом светом бра с матовым абажуром, и сжал кулаки, отчего задрожал диванчик, на котором он лежал. — Вы с Лунгом должны поговорить, — решил он. — Если ты ему не скажешь, я сам ему сообщу, что все рассказал тебе. Так нельзя! — Но я не хочу. Он сделал над собой усилие и сел, вперив в меня яростный взгляд. Тони привык к безоговорочному подчинению, а я постоянно противоречила ему. Казалось бы, он должен был уже к этому привыкнуть. Но сейчас ему нездоровилось, а дела шли из рук вон плохо, и это раздражало его. Мне показалось, он сейчас скажет что-то типа «представь, каково тебе будет услышать подобное, когда твой сын или дочь вырастут, каково тебе будет, когда они скажут, что не желают тебя знать?!». Это читалось на его лице. Но он почему-то передумал говорить. Лишь молча подошел к окну и посмотрел вдаль. CIV В нашем распоряжении был всего один диван, но мы решили вопрос без споров — п росто улеглись на него вдвоем. Я примостилась у стеночки, а Падула, покурив и еще некоторое время понаблюдав за жуткими церберами, похожими на железных страусов без головы, расположился с краю, за моей спиной. Я не стала возражать, потому что спать одной в таких условиях было бы страшновато. Ощущая затылком тяжелое дыхание Тони, я задремала, но и сквозь дрему продолжала слышать шаги и разговоры церберов. Пробудилась от прикосновения — при очередном пронзительном вскрике чудовищных созданий. Тони, по-видимому, неосознанно, в полусне обнял меня одной рукой. — Тебе когда-нибудь бывает страшно? — тихо спросила я. — Конечно, бывает, — п осле долгой паузы ответил он. Помолчав, крепче прижал меня к себе и добавил: — Нехорошие звуки какие-то, утробные. Как будто душу ржавыми клещами выворачивают. — Не уверена, что вообще смогу заснуть, — пожаловалась я. — Сможешь, — уверенно сказал Тони, и от его уверенности мне стало спокойнее. Он оказался прав: день был тяжелым, и мы оба скоро заснули крепким сном. Наутро звуки не исчезли, но существенно ослабли. Дрю руководил процессом звукоизоляции на пределе своих человеческих возможностей. Еще двое парней из «оборонки» прокладывали вдоль стен толстые кабели. Мелисса была на посылках, потому что в этой ситуации больше ни на что не годилась. Увидев, как мы с Тони, заспанные и помятые, вместе вышли из кабинета, она чуть инструменты не выронила. — Гермодверь мы уже починили, — сообщил Дрю. На носу у него красовался пластырь. — Можете заглянуть к себе и переодеться в свежее. А мне бы поспать пару часов, господин Падула. Просто с ног валюсь от усталости. — Да, конечно, иди поспи, — разрешил Тони и отправился переоде- ваться. В тот день Тони впервые после операции сменил халат на костюм. Но ему нездоровилось, несмотря на уверения Лунга, что все очень скоро придет в норму. — Не понимаю, что происходит с этим телом, — с етовал Падула, наливая себе виски, чтобы согреться, его с утра знобило. — Н икак не могу войти в колею. Будешь? — Мне бы кофе. — Как скажешь. — Он отошел от бара к кофемашине. — Это просто какая-то антинаучная ситуация: я должен был выздороветь еще неделю назад, а продолжаю чувствовать себя, как старая развалина. Уж не знаю, что и думать. Может твой Макс как-то влиять и на состояние биоки- боргов? — Откуда мне знать? — п ринимая чашку из его рук, сказала я. — Н о если может, то это очень скверно. И почему плохо только тебе? — Наверное, потому что ему так хочется. Получается, ты оказалась мудрее меня, оставшись в человеческом теле, — выпив залпом, сказал Тони. — Он тебе больше не снился? — Каждую ночь беспардонно лезет в мозг, — сделав глоточек кофе, сообщила я. — И что говорит? — Всего и не упомнить. — А если подумать? Я подумала. Но решила не рассказывать всего Падуле. — Ну что там твой корефан Тони? Все мерзнет? — спрашивал Макс, протягивая мне визитку, в которой был указан адрес его квартиры под колпаком. — А здорово я придумал, правда? Сначала его разоблачают, потом его вдруг начинают одолевать чисто человеческие недуги: холод, бессонница, медленная регенерация клеток… Кстати, он не слишком сильно осерчал на меня за то, что я его на весь мир ославил как злодея? — Тони не такой, чтобы долго сокрушаться по мелочам. Ты же знаешь! — взяв визитку и прочитав на ней адрес, я интуитивно нащупала верный, но очень шаткий путь: Макс не выносил, когда что-то начинало идти не так, как он запланировал. Главной его целью были наши абсолютные страдания. Наверняка он бы хотел, чтобы мы все впали в перманентное уныние и чувствовали себя несчастными. Но, отказавшись от человеческой природы, он забыл присущую людям способность бороться до последнего, пока не иссякнет последняя надежда. А в довершение я подлила масла в огонь, загадочно улыбнувшись и тем самым намекнув, что у нас с Тони на личном фронте все блестяще. Правда, мне пришлось напрячь для этого всю свою силу воли, чтобы Макс не распознал лжи. Похоже, у меня получилось. — Ах так?! — Макс встал, опрокинув стул. Потом стул сам поднялся в воздух и аккуратно встал за его спиной на все четыре ножки, а мой визави вперился черным взглядом в мои глаза, и я стала терять контроль над своими мыслями и чувствами. …Я очнулась обнаженной на белоснежной шелковой перине в его объятиях. Постель благоухала неземными ароматами. Мы занимались любовью, и я даже испытывала от этого некоторое удовольствие. Но какая-то часть меня продолжала напоминать мне, что это всего лишь сон или гипноз. — Остальное при личной встрече. Скоро сама ко мне придешь, — пообещал Макс. Встал, оделся и ушел. Мелисса выглядела обалденно — с этим не поспоришь. Она постаралась так, что даже я восхищалась ее красотой и грацией. Но на что она рассчитывала, неужто очаровать самого Тони Падулу? Может быть, еще и заставить плясать под свою дудку? Она играла с огнем. Неужели назло мне? Бывают же такие завистливые стервы! Или же дело серьезнее, чем просто зависть? Что если у Мелиссы злой умысел?.. Медальон у меня под кофточкой стал нагреваться, когда я встретила ее в коридоре. Я все поняла. Я это почувствовала. Она шла к Падуле. — Ты не могла бы позвать ко мне Дрю? — р ешила я отвлечь и загрузить ее. — Он должен быть сейчас в оружейке. Но Мелисса снова посмотрела на меня с пренебрежением, свысока: кто я такая, чтобы ей указывать?! Не ответив ни словом, она прошла мимо и постучала в дверь Тони. — Войдите, — послышался его густой бас. «Что она еще задумала?» — з апаниковала я, нутром почувствовав грозящую Тони опасность. Но не могла же я вот так запросто завалиться вслед за ней в его кабинет и сказать что-то вроде «прогони ее немедленно, она замышляет что-то плохое — у меня медальон греется!». Я бы поставила себя в глупое положение, и Мелисса бы надо мной посмеялась. Да и Тони, наверное, не преминул бы поиздеваться, несмотря на то, что он теперь совсем не в том положении, чтобы унижать своих сотрудников. Но если она действительно замыслила что-то плохое? Мне ли сейчас до этой глупой боязни показаться смешной?! Напряженно соображая, как поступить, я сделала несколько неуверенных шагов и, свернув за угол, столкнулась с Рамасом. — Тебя мне Бог послал! — выскочило у меня, и я просительно посмотрела в его синие глаза. Слова были не нужны: Рамас прочел в моей душе все, что меня тревожило. Секунду-другую поразмыслил, а потом протянул две свои черные ладони, призывая вложить в них мои. Когда же я сделала это, он повлек меня в полумрак лестничной площадки. Мы спрятались за дверью, и он сосредоточился. Я догадалась: он намерен сделать примерно то же самое, что однажды совершила Майра, — создать эффект моего присутствия там, где меня на самом деле нет. Мне же мешал сосредоточиться запах, исходящий от Рамаса: он благоухал какими-то немыслимыми пряностями. — Это розмарин, — с нова прочитал он мои мысли. И посоветовал: — Е сли не получается абстрагироваться, сделай наоборот — сосредоточься на этом запахе. Я послушалась. …Мелисса наполняла два фужера. Напиток с вкрадчивым журчанием вливался в них. А затем она что-то стряхнула с длинного крашеного ногтя в тот фужер, что собиралась поднести Тони. Рамас удержал мои руки в своих. Я всей кожей ощутила его мысленное ко мне обращение: «Да не волнуйся ты так — он же не дурак!» Какое-то время они разговаривали о том о сем, и Тони даже улыбался ей, но пить действительно не торопился. Потом, с оценивающей ухмылкой посмотрев на Мелиссу, произнес: — Ну давай уже, не тяни — покажи мне, на что ты способна. Падула сделал вид, что пригубил, а Мелисса, удивленная такой прямолинейностью, на секунду растерялась. Но сразу же взяла себя в руки и подкатила к Тони. Я прочла ее мысль: «Ну ладно, мне же не впервой… К тому же это же сам Падула! В кои-то веки выпадает такая честь! Да его надолго и не хватит — Чен сказал, что это быстродействующий яд». Эффект присутствия был столь поразителен, что я почувствовала прикосновение губ Тони и его дыхание на своем лице. И удивилась его хладнокровию: возможно, он опять отключил чувствительность, потому что Мелисса, казалось, способна была завести любого мужчину. А может быть, он не солгал, говоря о том, что она не в его вкусе? Она обвила рукой шею Тони, томно глядя в его глаза и прижимаясь к нему плотней, при этом извивавалась перед ним, точно кобра. Падула медленно отодвинул длинный черный локон, выбившийся из прически Мелиссы, словно оценивая красоту ее правильного лица. А потом… неожиданно схватил ее за горло одной рукой. — Ты собиралась меня опоить и охмурить, дрянь ты такая? — п роцедил он, сжимая пальцы, отчего у Мелиссы чуть глаза из орбит не полезли. Я хорошо помнила это ощущение по первой встрече с Тони — п риятного в нем было мало. — Да ты хоть знаешь, как принято поступать с такими, как ты? Падула резким движением отшвырнул Мелиссу на пол. Она пыталась отдышаться, хватая воздух ртом. А потом выгнулась, словно кошка, и испуганно посмотрела на Тони, привстав на руках: так как же принято поступать с такими, как она?.. Тони выплеснул на ковер содержимое своего фужера, и облитое место зашипело, словно от воздействия кислоты. — Ничего себе! — у дивился он. — Ч то же я тебе такого плохого сделал? Да что я вам всем такого сделал?! Не торопясь, Тони вытянул из брюк ремень, накинул его на шею Мелиссе и стал затягивать петлю. Я прочла в его душе едва сдерживаемое желание удавить ее. Я читала все его желания в тот момент: горечь почти свершившегося поражения, беспросветное одиночество и еще какое-то невнятное чувство, относящееся ко мне. Выдернув свои руки из лапищ Рамаса, я пробежала по коридору и стремглав ворвалась в кабинет с криком «Тони, не надо!». Он удивленно оглянулся и, словно опомнившись, оставил Мелиссу. — Парни, зайдите ко мне, — п озвонил он затем кому-то по астерофону. Я наблюдала за происходящим в состоянии, граничащем с шоком. Не следовало так резко вырываться из транса по методике Рамаса. — В отстойник ее! — отдал распоряжение Падула, когда в дверях возникли двое биокиборгов. Мелисса беспомощно упиралась и извивалась в крепких руках охранников, которые тащили ее к выходу. В какой-то момент она вывернулась и осела на пол, но ее тут же подхватили под руки снова. — Ты не все знаешь, Соня! — отчаянно кричала она мне, оглядываясь через плечо, едва обретя голос после несостоявшегося удушения. — Он не все тебе рассказал. Спроси его, что он делает с теми, кто попадает в отстойник. Спроси о младенцах, которые рождаются в результате его безжалостных экспериментов. Гуманнее было бы убивать их сразу при рождении, но он оставляет им жизнь. Он больной изверг! Соня, помоги мне! Я не хочу туда. Соня!!! Визжащую Мелиссу выволокли наконец из кабинета, но мы еще некоторое время слышали удаляющиеся истерические вопли. Она кричала так, будто ее отправляют в камеру пыток. Верно, знала, что ее ждет там. — Что она имела в виду, когда сказала о младенцах? — постепенно приходя в себя, спросила я мрачного, словно туча, Падулу. — А-а, не обращай внимания. Просто хотела нас поссорить. — Это правда? — Да она сейчас скажет все, что угодно, чтобы очернить меня в твоих глазах! — Верни ее, я хочу с ней поговорить, — потребовала я. — Совсем сбрендила? — вскричал Падула, внезапно выйдя из себя. — Эта гадина всеми способами пыталась навредить, а ты собираешься ее спасать? Она меня только что едва не отравила! Смотри, что случилось с ковром, на который я вылил ее угощеньице! — указал Тони на дыру. — Может быть, ты ей еще и поверила? — Я хочу знать правду! Налив себе выпивки, на этот раз безопасной, Падула поежился и опорожнил стакан: — Быть может, ты тоже хочешь отправиться в отстойник, чтобы увидеть все своими глазами? — Да! — Послушай, там стерильная обстановка, вроде больничной. Боксы, койки, операционные… — заговорил он. — И если ты думаешь, что там что-то вроде камеры пыток или что эти… так называемые дети зачинаются естественным путем в результате чудовищных оргий, то ты ошибаешься. Искусственное оплодотворение происходит в лабораторных условиях. — Какая гадость! — я схватилась за голову. Заметавшись по кабинету, я выбежала в коридор, где снова едва не снесла Рамаса, и помчалась к себе. «Прочь из этого адского места! — стучало в голове. — Они с Максом друг друга стоят! Один хлеще другого». — Вернись, — у слышала я за спиной голос Падулы. — Д авай поговорим. Я не останавливалась. Нора и Лунг, шедшие навстречу, удивленно переглянулись, но не стали вмешиваться. А Дрю, вдруг высунувшись из двери своего кабинета, посчитал нужным вообще не показываться в коридоре и тут же скрылся с глаз. — Это, ей-богу, глупо! — идя за мной широким шагом, говорил Тони. — Неужели мы ссоримся из-за этой курвы? Он не стремился догнать меня, просто шел метрах в двадцати позади. Так, время от времени перекидываясь парой слов, мы достигли спального корпуса. — Что ты делаешь? — спросил он, войдя ко мне и увидев, что я собираю сумку. — Ухожу. — Ты не можешь уйти. — Еще как могу! — Я тебе запрещаю. — Не имеешь права. — Вообще-то ты юридически несвободна — сама поставила подпись на контракте на ближайшие десять лет, — напомнил Падула. — Что-то не припомню, — но на самом деле я припоминала. Я догадывалась. — Фокус с исчезающими чернилами: неужели не читала сказок в детстве? Только технически усовершенствованными чернилами. Ты не можешь просто так уйти, не выполнив наш уговор. — Ты живодер и убийца! — Никакой я не убийца. Ты же слышала: я оставляю им жизнь. — Так, значит, это все правда! Тебе даже нечего сказать в свое оправдание. Но, в сущности, почему я так расстроилась? Неужели я действительно надеялась, что Падула «не такой»? Этого следовало ожидать. Только известие об издевательствах над детьми меня почему-то подкосило. Но мне предстояло услышать кое-что еще более страшное. — Я хотел поговорить с тобой раньше, — с казал Падула. — В се собирался сказать, да не знал, как начать… Давай начистоту. Ты не хочешь переселяться в биокиборга, поскольку надеешься, что у тебя когда-нибудь будет ребенок, так? Но Лунг утверждает, что у тебя никогда не будет детей. Что-то произошло в твоем организме, когда случилось это все… Его слова потонули в поднявшемся в моих ушах шуме — п осле того, как Дис меня избил, такое со мной случалось, когда я нервничала. — …Репродуктивная функция — это единственное, перед чем науке пришлось сложить оружие, — п родолжал Тони, когда шум в ушах ослаб. — Э ксперименты по оплодотворению биокиборгами, все без исключения, приводят к рождению уродов — б удем называть вещи своими именами. А младенцы, рожденные от переселенных в человеческие тела, хоть и выглядят по-человечески, долго не живут. А чаще всего и вовсе не рождаются, как в твоем случае, или же рождаются мертвыми. Человечество обречено на вымирание, если мы изберем гибельный путь так называемого бессмертия. Но, быть может, мне необходимо было это понять, чтобы остановиться. Что ему там необходимо было понять, меня не интересовало. Из всего сказанного Тони в те минуты я поняла лишь то, что у меня никогда не будет ни детей, ни внуков. Дикая злоба обуяла меня, хоть в этом моем несчастии Падула был виноват меньше всего. И со всей ненавистью, на которую только была способна, я набросилась на Тони. Я лупила руками и ногами по его незаживающим швам на животе, наслаждаясь тем, что он сейчас уязвим, а он как будто даже не пытался защищаться. Лишь увидев, что на его светлой рубашке разрастается пятно крови, я остановилась, сама испугавшись того, что сделала. — Неправильное решение, — р азгибаясь и глядя на меня исподлобья, произнес Тони и направился к двери, прижав одну руку к животу, а другой держась за стену. А через пару секунд я услышала лязг механического засова и поняла, что он запирает меня. CV — Выпусти меня! Открой! — я молотила кулаками в металлическую дверь. — Прости, не могу, — услышала я с той стороны. — Если отпущу, наломаешь дров. Поговорим утром. Оно, как известно, вечера мудренее. Отчаянный стук кулаков по металлу… Его тяжелые удаляющиеся шаги… И мой исступленный вопль… Я огляделась: маленькая комната без окон с привинченной к полу койкой и шкафчиком для одежды… — Боже, помоги мне! — зарыдала я, упав на колени. — Я потеряла все! Потеряла последнюю надежду на счастье. Помоги же мне хотя бы вырваться из этого ада! Ни минуты не хочу оставаться больше в этих стенах. Если ты есть вообще, пусть я найду выход! Плача, я обратила лицо к потолку и заметила вентиляционную решетку рядом со светильником. «Давай! Тебя же этому учили две жизни назад!» «Но куда бежать?» «Не все ли равно? Подальше отсюда!» Отвинтив четыре болта, я сорвала решетку и подтянула свое легкое тело к отверстию. Темная и пыльная вентшахта была такой тесной, что, оказавшись внутри, я испытала неприятное чувство клаустрофобии. Но, преодолев себя, зажала в зубах фонарик и храбро поползла в свое неведомое будущее без запретов и замков. Вдохновленная тем, что Бог есть и меня услышал. Лабиринт вентиляционных ходов очень напоминал лабиринт коридоров из моего предсмертного кошмара, только двигаться по этим ходам было намного неудобнее, чем по коридорам. Но в моем астерофоне имелся подробный план здания, и потому мне не приходилось, как в том сне, все время сворачивать направо или налево. Я ползла к гаражу, отключив психологическую защиту и сбросив по пути бронекорсет, чтобы меня не засекли наши собственные системы слежения. Когда я вырулила из гаража в бронированном аэромобиле, снаружи лил дождь. Поначалу я не представляла, куда мне ехать. Была даже мысль забаррикадироваться в квартире Мура, от которой у меня оставались ключи: быть может, мне даже удастся убедить ее хозяина на время укрыть меня? Ведь с ним Тони тоже поступил не очень-то порядочно. Но потом что-то словно заставило меня вспомнить адрес, напи- санный на приснившейся визитке, и, взяв выше, я набрала предельную скорость. Меньше всего заботило, что я безоружна и уязвима, больше всего — н ет ли погони. Погони не было, а это означало, что меня еще не хватились. Правда, один из церберов, заметив меня, открыл огонь, но промахнулся. Очень скоро железные штурмовики остались позади, далеко внизу. Передо мной вырастал еще совсем недавно такой красивый, а теперь полуразрушенный город. Я неслась прямо на него, но мне казалось, что это он надвигается на меня всей своей громадой. Я уже знала, куда именно меня несет, и меня это не пугало. Дезактивировав защитный купол, я полностью обезоружила себя. Процесс было уже не остановить. К тому же в том душевном состоянии, в каком тогда находилась, я была легко уязвима для психологических атак. Но мне было все равно. Мало того, на подступах к стеклянному колпаку я совершенно серьезно полагала, что иду выполнить свое давнее обещание: прикончить Макса и тем самым положить всему конец. Я припарковалась у небоскреба в сотню этажей. В прозрачном лифте поднялась на самый последний этаж, где располагалась двухуровневая квартира-студия с выходом на крышу. Дверь отворилась еще до того, как я протянула руку к звонку, и меня обдало холодом, будто я заглянула в логово дьявола. — Ты без защиты, — произнес Макс, улыбнулся своей жуткой улыбкой и облизнулся. Сочетание белых зубов и абсолютно черных глаз без зрачков на его лице было поистине страшным. Но именно это помогло мне кое-что понять, или, скорее, почувствовать: — А ты, должно быть, сервер? — Я же говорил, что ты сама придешь. — Макс перестал улыбаться, заглянув глубже в мою душу своим демоническим взглядом и жестом пригласил войти. Я осознала, что переступаю порог помимо своей воли. В такой непосредственной близости я и вовсе не надеялась противостоять его влиянию. Макс управлял мною, его команды, как щупальца, проникали в мозг, и даже чувствовать я начинала так, как он того хочет. Но способность самостоятельно мыслить и объективно оценивать ситуацию не потеряла. Как и надежду порешить его тем же вечером. Я села на предложенный стул. Он гостеприимно наполнил бокалы игристым розовым вином. — Это лучшее на Каве, — с казал Макс, усаживаясь напротив и по своей давней привычке закидывая ногу на ногу. — П ятидесятилетней выдержки. Бьет по шарам, но быстро отпускает, оставляя в сердце легкую грустинку. — Куда подевалась клетчатая рубашка? — Пригубив, я обратила внимание, что рубашка на нем кипенно-белая. Она необычно контрастировала с черными брюками, темными волосами и антрацитовыми глазами. Когда я не смотрела на его лицо, то еще могла представить себе, что это прежний Макс. Но когда заглядывала в эти черные глаза… — Ты представляешь, я их все-таки нашел! — р ассказывал Макс. — П омнишь, ты спрашивала, нет ли там ангелов и демонов? Так вот, они там есть. Правда, пес их знает, кто они такие! Но я подобрался очень близко. Только не пришелся ко двору. Они сказали, что я чужак, и велели проваливать. — А ты чего хотел? Чтобы тебя с распростертыми объятиями там приняли? Ты зачем столько народу загубил? — Я знал, что ты это скажешь. — Он осклабился, показав свои белоснежные зубы, и мне снова стало страшно до чертиков, но я стерпела и не показала виду. — Я всего лишь освобождаю мир от шлака. — Кто дал тебе такое право? — Я сам. Как ты там говорила: меньше народа — больше кислорода? О, как я скучал по этому осуждающему взгляду, ты не представляешь! В твоих глазах написано, что ты меня никогда не простишь. — Любого человека можно понять и простить. Но ты ведь уже не человек. Почему ты стал таким? Тебе самому это нравится? — Я всегда был одинок. Безмерно! Я так старался быть нужным. Но, что бы я ни предпринимал, ты не воспринимала меня так, как я того хотел. Ты всегда находила кого-то еще, что-то еще, отодвигая меня на второй план. А ведь я так много для тебя сделал! — Но ты же не один на свете. — В том-то и дело, что я один на свете. И ты одна на свете. Этим мы с тобой похожи. — Мы совсем не похожи. — Ну да… — Макс покрутил содержимое своего бокала. — Вы там понаставили мне всяких препон. Вирус запустили. Похвально. Он подгрыз кое-какие мои наработки. Но это, право, смешно! Это слишком слабые помехи. Посмотри вокруг: все поступают так, как я пожелаю! Твой Тони жив лишь потому, что я еще не решил, что с ним сделать. Правда, забавно смотреть, как он теряется в догадках, почему это у него раны не затягиваются? Да потому, что мне подвластна вся техника этого мира! И все его горячие сердца! Люди впадают в состояние аффекта и делают так, как я хочу. Я здесь бог! Лишь ты одна способна противостоять мне. Не понимаю, что в тебе такое, но ты одна не подчиняешься. И даже сейчас, когда ты так близко, продолжаешь думать по-своему. — А ты хотел бы, чтобы я думала по-твоему? Чтобы я похвалила тебя за все это? — Ты противоречишь мне — и это меня заводит. Страсть как хочу решить эту головоломку! К тому же мне нужен кто-то рядом, а кроме тебя, никто не подходит на эту роль. Только я не хочу удерживать тебя силой. Хочу, чтобы на этот раз ты сама приняла решение остаться. — Ты на себя в зеркало смотрел? Мне глядеть на тебя страшно, не то что… Где мой прежний Макс? Его нет! Он давно умер и оплакан. И ты хочешь, чтобы я осталась вот с этим отвратительным существом, которым ты стал? Макс издал шипящий звук, который мог означать, что его очень обидели мои слова. — Тебе не нравится цвет моих глаз? Ну извини! Этот процесс я уже не могу контролировать, ведь глаза — э то зеркало души, как утверждали твои предки. Погоди-ка… А так? — с просил он затем, встряхнув головой, и его глаза вдруг начали излучать белый, почти ангельский свет. Я зажмурилась. — Посмотри на меня! — п риказал он, и мои глаза сами собой открылись. …Излучаемый Максом свет проникал в мою душу и словно очищал ее от скверны. Его глаза гипнотизировали меня. Я забыла о боли, которую причинил мне Дис. Забыла о злобе, поселившейся в моем сердце. Простила врагам своим. Я так хотела подчиниться обуревающим меня чувствам — любви, нежности и смирению!.. Но какая-то часть меня продолжала противиться неизбежному. — Ты ведь меня любишь? Признайся, что любишь! — и скушал демон. — Будь рядом. Скажи мне «да»! Да?.. — Да… — поддалась я, не сдюжив. Но Макса подвела его природная болтливость: — Жаль, сейчас погасну — не могу все время так светиться, на это уходит слишком много энергии. Этому я научился там у одного существа, с которым мне все же удалось пообщаться. А потом я убил его, — д обавил он вкрадчиво, и свет потух. — Ты убил ангела? — п ереспросила я, опомнившись. — Ну и что? Их там пруд пруди! А нечего было так дерзко со мной разговаривать! К тому же, когда убиваешь ангела, к тебе переходит часть его силы. Я-то думал, что такое только в сказках бывает. Я отвернулась и проморгалась. Волна теплых чувств схлынула. Я испытывала лишь ужас и ненависть. Хоть подозревала, что эти чувства работали против меня. — Знаю, ты пришла меня убить, — п родолжал Макс. — Н о я тебя разочарую: меня нельзя убивать. Я мозг этой планеты. Я ее детонатор. Я теперь интеллектуальный центр колыбели Вселенной. Если я погибну, Земля будет уничтожена. — Ты лжешь! — Нисколечко. Я продумал все до мелочей. Принеси себя в жертву — и ты спасешь мир! От меня. Макс зловеще расхохотался, наблюдая отразившийся в моих глазах ужас и искренне потешаясь надо мной. Он знал, что если я подумаю как следует, то сдамся. Не стану же я, в конце концов, жертвовать целой планетой ради собственной персоны. Расчет был верен. Все бы так и вышло, если бы не слишком тяжелый день. …Я смотрела в его глаза, а перед моими глазами сменяли друг друга эпизоды истории человечества с самой глубокой древности, о которых я когда-то читала. Зачем Адам откусил яблоко? Зачем Пандора открыла ящик? Кто изобрел атомную бомбу? Теперь и я стояла у истоков: я могла стать причиной начала и, как следствие, конца этой истории — л огической цепочки непоправимых ошибок. И завершение у этой истории должно быть логическим, то есть у нее не должно быть завершения. Ведь дорога в ад, как известно, вымощена благими намерениями. Так бы и случилось, если бы… Если бы я не впала в то самое состояние аффекта, которое помогало Максу управлять всеми остальными. Но только не мной. Я выхватила из-за пояса пистолет, и прогремел выстрел. …Что произошло, я поняла не сразу. Макс продолжал стоять передо мной, как и секунду назад, только с круглой дыркой во лбу. А потом качнулся, чтобы упасть. Приняв на руки его отяжелевшее тело, я сама рухнула на колени. Его голова оказалась на моем плече, и я неосознанно вплела пальцы в его шелковистые волосы. От них пахло тем самым одеколоном, аромат которого я запомнила еще со времени работы на Противодействие. Потом я закричала. Я кричала долго и все никак не могла остановиться. А когда охрипла, начала истерически смеяться, вцепившись в Макса, словно летела в пропасть и больше не за что было держаться. Никогда я еще не чувствовала такого ужаса, как в тот момент, когда осознала, что его больше нет. На протяжении сотни лет он все время находился где-то рядом, как что-то вечное, само собою разумеющееся — как звезды, как небеса… И вот его не стало. Вместе с его жизнью как будто оборвалось что-то внутри меня. Он не мог умереть! Только не так, только не от моих рук! Тяжесть утраты и собственной вины казалась непомерной. Образовавшаяся в душе пустота — б ескрайней. Неужели он столько для меня значил, а я не осознавала этого при его жизни? Или же это были остаточные явления его адского воздействия на мой мозг? CVI — Матерь Божья! — только и сказал Тони, вломившись в двери и замерев на месте. Я все еще сидела на полу, держа голову Макса на своих коленях, и гладила его по волосам, а он смотрел в бесконечность широко распахнутыми, словно бы удивленными, абсолютно черными глазами, в которых навеки застыло выражение: «Как же так? Неужели на этом все?». — Он мертв, — сообщила я. — Это был сервер. К тому времени я уже немного успокоилась. — Как ты это сделала? — наклонившись и осторожно пощупав пульс на шее Макса, спросил Тони. На нем все еще была окровавленная рубашка. Узнав о моем скоропостижном побеге, Падула стремглав бросился в погоню, так что и переодеться не успел, не говоря уж о том, чтобы сходить в медсанчасть на перевязку. — Почему именно я должна была это сделать?! — обнимая голову Макса, причитала я, не в силах вынести тяжести содеянного. — Господи, спаси его душу… — Боюсь, спасение его душе не светит. Он разрушил мой храм и убил падре Абеле, — произнес Тони, распрямляясь. Я даже плакать перестала и, посмотрев на Макса с ужасом, отпустила его тело. Голова Макса глухо ударилась об пол. — Когда это случилось? — Пару часов назад. Мне сообщили, когда я ехал сюда. — Как ты меня нашел? — Вычислил по угнанному из гаража аэромобилю. Они все с датчиками, чтобы знать, кто где находится. А потом я пошел на крик, и ноги сами привели. — Прости, что я тебя отпинала. — Ага, — уклончиво ответил Тони. Но как только я поднялась на ноги, раздумывая, что может значить для меня это «ага», здание тряхнуло, послышался звук бьющегося стекла. Это разбивались, срываясь со стен, фотографии в стеклянных рамочках, запечатлевшие разные эпизоды моей жизни в виртуальности. На одной из них я была в свадебном платье и фате на руках у Макса. — Скорей на улицу! — крикнул Тони, перекрывая рев сирены, призывающей обитателей элитного жилкомплекса к эвакуации. В коридорах творился хаос. У лифтов завязалась драка. Схватив мою руку, Падула повлек меня на служебную лестницу. На спуск ушло не меньше пяти минут, которые показались мне бесконечностью. Все это время Тони не отпускал моей руки, и я одним шагом пролетала по нескольку ступенек. Это было очень кстати среди шатающихся стен, грозящих обрушиться на нас со всех сторон. Когда мы вырвались из здания, несколько верхних этажей уже обвалились, а оставшиеся продолжали складываться наподобие карточного домика. Дорога, обрамленная тротуарами, с треском разорвалась надвое, будто кто-то разломил праздничный пирог с румяной корочкой. Края разлома вздыбились, и по образовавшимся склонам покатились камушки, следом — крупные обломки домов, а после в эту щель рухнули припаркованные у здания аэромобили, и наши с Тони тоже. Из-под земли доносился нарастающий рев, словно раскручивалась гигантская турбина. На улицах творилась паника: люди с криками разбегались в разные стороны от вздыбливающегося то здесь, то там асфальта. Благо населения в городе оставалось немного и особой сутолоки не возникало. — Стоп! Он что-то там говорил про детонатор планеты, — припомнила я, когда мы выбежали на середину площади, где хотя бы ничто не грозило упасть нам на головы. — Сказал, что его нельзя убивать, но я все равно сделала это. Что же я натворила! Я погубила Землю! — Надо найти транспорт, — сказал Тони, оставив мое признание без комментариев и озираясь по сторонам. — Давай туда! — указал он затем на скопление аэромобилей в конце улицы. Дорога дрожала и подпрыгивала под ногами. Асфальт трескался и разъезжался, словно яичная скорлупа. Но до конца улицы мы не добежали. Подземные толчки внезапно прекратились. Все вокруг вмиг затихло и обезлюдело. Даже дождь прекратился. Наступившее бездвижие остановило нас. — Не нравится мне эта тишина, — насторожился Тони. — Все попрятались в щели, словно крысы. Как затишье перед бурей… Но океана поблизости нет, чтобы нас накрыла волна цунами. Мы пошли быстрым шагом по пустой улице к припаркованным аэромобилям. До них оставалось метров пятьдесят, когда позади раздался голос. — Куда это вы собрались? — на середину дороги между двумя небоскребами вышел Чен с автоматом. — Впрочем, ты можешь идти, Соня! А вот к тебе, Тони, у меня есть разговор. — Думаешь, ты такой крутой, да? — бесстрашно шагнул ему навстречу Падула, вынимая свою пушку. — Чтоб ты знал, биокиборги не бессмертны! — Я в курсе. — Поэтому я тебя убью, — пообещал Тони. — Или я тебя! Померяемся силами? Без оружия. На кулаках, — предложил Чен, снимая с плеча и отбрасывая автомат в сторону, на тротуар. — Я из тебя голыми руками твои новые кишки выпущу. — Ну попробуй, — принял условия Падула. — Не ведись, Тони! — посоветовала я, видя, что он тоже разоружается. — А ты не говори, как Эвелина! Она, по крайней мере, имела право быть дурой. А ты должна понимать, что это вопрос чести, — довольно резко ответил он и двинулся на Чена. — Почему ты меня с ней все время сравниваешь? — возмутилась я. — Вот ведь петухи! — выругалась я затем, глядя на готовящихся к смертельной схватке, и схватила в одну руку пистолет, а в другую — валявшуюся на дороге арматурину. Хотя в тот момент затруднялась себе ответить, на чьей я стороне, — я не хотела смерти ни того, ни другого. Но, похоже, одной смерти было не избежать. — Я тебя порешу. На что спорим? — закатывая рукава до локтей и подступая, говорил Падула. Чен для удобства заголился до пояса: — На Соню. Победишь — она твоя. А если умрешь — моя. Как тебе условия? — Ну тогда ты точно умрешь, — снова пообещал Падула. Чен двигался с проворностью обезьяны, а удары наносил, будто с пеленок занимался боевыми единоборствами. Его ловкости и скорости можно было лишь дивиться. Но еще больше меня поразила ловкость Тони — о н не уступал Лу, сосредоточенно и точно отражая его выпады. Мои глаза не успевали следить за движениями их рук и ног. — Такие, как вы, — говорил Чен, кружа вокруг Тони в перерывах между атаками, — строите из себя хозяев жизни. Привыкли унижать слабых. Все себе! Бессмертие. Роскошь. Обжорство. Красивые женщины. Честные люди никогда не заработают на вечную жизнь! У меня на родине не хватает еды и чистой воды. И это в четвертом тысячелетии! Нашим женщинам запретили рожать более чем дважды. — Это потому, что вы плодитесь, как кролики, а управлять ресурсами не научились, — говорил Падула, отвечая ударом на удар. — У тебя на все готов ответ! Но меня он не удовлетворяет. Я бы хотел, чтобы ты ответил за все по полной. Чтобы на себе испытал то, что выпало на мою долю, прежде чем я стал тем, кто я есть. Прежде чем попал в твою корпорацию. Нищета, бесправие, унижения… Тогда ты бы понял, что не имеешь права разговаривать со мной в таком тоне, в каком говорил там, в институте. — Да откуда тебе знать, через что я прошел?! — парировал Тони. — Чтобы стать руководителем «Дао», сперва надо стать подонком. Ну а ты-то сам зачем затесался в нашу скверную компанию? — Я пришел к вам с миром! Я работал с господином Муром, который заинтересовался историей моего народа. Но оказалось, ты и с ним поступил по-скотски: оцифровал и взял себе его тело, когда тебе приспичило. Ты со всеми творишь что пожелаешь. Но этому пора положить конец. …Чен так и норовил ударить Тони в живот, и время от времени ему это удавалось. Падула рычал от ярости и переходил в контрнаступление. Глядя на то, как он держится, я понадеялась, что после гибели Макса его тело стало вести себя, как полагается биокиборгу, а заживление пошло быстрей. Но Чен был здоров, а Тони все-таки ранен. Это меня тревожило. Рубашка Падулы пропиталась кровью от воротника до пояса. Он выдыхался, удерживаясь на ногах лишь благодаря нечеловеческой силе воли. Падал и вновь поднимался, глядя на Чена налившимися кровью глазами. Я кружила рядом, держа арматурину наизготовку, но моя помощь не потребовалась. Тони спасла горячность характера. Драка могла бы продолжаться еще долго, если бы Падула, внезапно получив по морде, не вышел из себя. Он совершил какой-то невероятно сложный прыжок с переворотом, и вот уже Чен лежал под ним на земле с вывернутыми руками. — Знаешь, как казнят предателей в «Дао»? — спросил Тони, заворачивая Чену руки за спину еще сильнее и с явным наслаждением слушая хруст суставов. — А впрочем, на это сейчас нет времени. Увидимся в аду, — решил он и легким движением свернул поверженному противнику шею. Арматурина вывалилась у меня из рук и со звоном ударилась о бетон. Я знала, что Тони и раньше убивал, но никогда не видела, как именно он это делал. — Надо выбираться отсюда, — тяжело дыша, произнес Падула и сделал попытку встать. Это удалось ему только со второго раза. А я все смотрела на удивленное лицо побежденного Чена. «Почему у них у всех такие удивленные лица? — подумалось мне. — Неужели же люди до последнего не верят, что и за ними пришла смерть?» Мои размышления прервал ужасающий грохот. Между нами с Тони разверзлась пропасть шириною в несколько метров, отрезав нас друг от друга. Тони что-то кричал и указывал мне на аэромобили прямо за его спиной, но я поняла лишь одно: оставаться на краю опасно. Я побежала прочь от разверзшейся бездны, понадеявшись, что у Падулы хватит ума подняться в воздух без меня. Мне бы тоже не помешало найти воздушный транспорт, но подвернулся только наземный. Выбирать было некогда и не из чего. Каждая секунда могла стать последней. Прыгнув на мопед, принадлежавший распластанному рядом парню с разбитой головой, я помчалась по качающимся улицам, стараясь держаться подальше от крупных сооружений. Колпак был частично разрушен. Время от времени с высоты брякался оземь очередной кусок стекла, разлетаясь тысячей мелких осколков. Вырвавшись из опасной зоны за пределы колпака и виляя по частично разбитым дорогам, я решила отправиться за город, на пустырь — вдали от зданий, мне казалось, будет безопаснее. Быстро ехать не получалось. Всюду возникали препятствия. Здания рушились, земля трескалась и расходилась. Северное направление — дорога к институту — оказалось отрезано разрушениями. Я выехала за пределы города с южной стороны, а километра через полтора вдруг заметила, что больше не трясет. Дорога была мне незнакома, впереди виднелись какие-то черные холмы, возможно, образовавшиеся только что. Я остановилась перед очередным бездонным разломом, объехать который казалось невозможным — он тянулся в обе стороны, насколько хватало взгляда. Достала астерофон: связи не было. Небо казалось низким, словно потолок. Очередное затишье походило на глубокий вдох неведомого чудовища в недрах Земли, собирающегося со следующим выдохом изрыгнуть адское пламя. Медальон на моей шее раскалился докрасна, так что пришлось выпростать его поверх куртки. Я обернулась на обращенный в руины город и лишь в тот момент целиком и полностью осознала, что значит некуда бежать. …Когда последовал выдох чудовища, мой мопед провалился под землю. Я едва успела отпрыгнуть, чтобы не отправиться вслед за ним. Снова затрясло — и я побежала назад к городу. За моей спиной вырастала гора, со склонов которой скатывались потоки лавы — но не ало-красной, а огненно-голубой. Я всего раз в жизни видела голубой огонь — в газовой зажигалке Диса. Но тот жалкий огонек, конечно, не шел ни в какое сравнение с тем, что происходило вокруг меня. Лава текла лениво, и, если бы не то и дело вздыбливающаяся на пути или, наоборот, проваливающаяся земля, у меня были реальные шансы спастись. Но когда я увидела встречные потоки далеко впереди, эти шансы обнулились. Я находилась на дне гигантской котловины, которая рано или поздно должна была заполниться убийственной раскаленной жижей. А умирать чертовски не хотелось: я вспомнила свои недавние попытки покончить с собой с помощью таблеток и поняла, что была неправа. Сопоставив расстояние до вершины ближайшего холма в дальнем конце котловины, чистого от потоков лавы, со своими физическими возможно- стями, я решила бежать туда. В гору поднималась уже из последних сил. Клокочущие огненные реки схлестывались за моей спиной, заполняя дно котловины. Становилось жарко. И я была уже близка к вершине, как вдруг впереди образовался еще один разлом… Когда я добралась до щели, она показалась мне слишком широкой, чтобы перепрыгнуть. Оставленная позади котловина быстро заполнялась лавой, и жар становился нестерпимым. Я решила, что это мои последние мгновения… Как вдруг по ту сторону разверзшейся бездны возник Тони и решительно протянул мне руку через пропасть. — Пока не поздно! — крикнул он. Ему никогда не требовалось лишних слов. Пропасть между тем все ширилась. — Ну же! — торопил он. «Вместе мы свернем горы», — вспомнились мне его слова. «Горы мы уже свернули, — подумала я, глядя на разъезжающиеся края бездны и на Тони, стоящего с протянутой рукой. — Но мы пока еще по разные стороны пропасти». Я разбежалась для прыжка, хотя перемахнуть такое расстояние казалось нереальным. Но позади ждала лишь жуткая смерть. Отрываясь от земли, я смотрела в решительные глаза Падулы, бесстрашно стоящего на самом краю. …Я немного не долетела. Тони крепко схватил мою ладонь еще в полете и, сам едва удерживаясь на краю, одним рывком переправил меня на свою сторону. Мы вместе повалились наземь. — Больше я тебя никогда не уроню, — с облегчением пообещал Тони, встал и за шкирку поднял меня на ноги. — А теперь давай линять. Все вокруг страшно загрохотало и пошло трещинами. Ад разверзался прямо под нашими ногами. Планета гибла. Мы бежали к вертолету-капсуле, который покачивался впереди, в нескольких метрах над землей. Сбоку болталась веревочная лестница. В одно из мгновений мне показалось, что твердой поверхности под нами больше нет. Но Тони на бегу схватил и крепко сжал мою руку. В тот момент я поняла: пока он рядом, я не провалюсь в тартарары. Как бы сильно в свое время ни хотела, чтобы он сам туда провалился. Вертолет взмыл в небо, словно стрекоза сорвалась с травинки. — Кто пилот? — спросила я, отдышавшись и покосившись на человека за штурвалом. Он сидел к нам спиной и был неузнаваем в шлеме и наушниках. — Свои, — коротко ответил Тони.