Малфой сидел в кабинете отца. Он не следил за временем, а растворялся в нём, смотря в пустоту. Он умел отсеивать мысли. В его голове была железная стена, которая не пропускала ничего лишнего. Жёсткий отбор.
«Ты не должен сдаваться. Никогда! Малфои не сгибаются. Что бы с тобой ни случилось, ты должен быть подобен стали»,— эти слова отца стали мантрой, которая звучала в его голове утром, днём и вечером.
«Ты всегда должен помнить, что есть что-то ещё, то, о чём тебе никогда не говорили. Посмотри на меня, сынок. Ты должен увидеть все оттенки жизни», — это то, что говорила ему мама.
Она говорила подобное изредка, когда не слышал отец. Практически шёпотом.
Драко вспоминал эти слова, лишь когда сон уже охватывал его разум, буквально на несколько секунд, а потом густая темнота обволакивала его.
Крики, стоны, следы запёкшейся крови и собственные глаза, полные ужаса — вот что он видел во сне, вот что преследовало его, вот что заставляло просыпаться посреди ночи. Но он никогда не кричал, а лишь садился на кровати и смотрел в пустоту, после снова погружаясь в сон. Он не должен испытывать страх. Он — Малфой, а значит, должен бороться, даже с самим собой.
Наступит Новый год, и после праздников, которые пройдут для него в холодном и пустом поместье, он вернётся в Хогвартс, где никто его не ждёт. Но он снова напомнит о себе, и будет напоминать каждый раз, до тех пор, пока все не поймут, что никто не способен одолеть его. Даже сейчас, когда кажется, что всё рухнуло, что всё, что строили такие, как его отец, больше не имеет никакого смысла. Ничего не закончилось, по крайней мере, для него. Да, его отца больше нет, матери тоже, но он обязательно выстоит. Их имена никто никогда не забудет и не покроет грязью. Драко сделает всё, чтобы отец им гордился. Он заставит их всех испытывать страх снова. Ничего не изменилось, эпоха Малфоев не прошла и никогда не пройдёт.
И тогда он сможет подойти к портрету отца, посмотреть ему прямо в глаза. Отец должен знать, что он не просто трусливый мальчишка. Он — мужчина, чистокровный волшебник и его сын. Он — его гордость и полноправный хозяин поместья.
Хлопок, от которого он не вздрогнул, а лишь перевёл взгляд на эльфа, смевшего потревожить его уединение. Малфой сжал пальцы в кулак, скулы на бледном лице заострились.
Эльф знал, что хозяину это не понравится — нельзя нарушать его молчание. Знал, но не мог не предупредить о том, что в его поместье проник посторонний.
— У нас гости, — пропищал он. — Сэр, я должен был предупредить, должен был нарушить правила! — напуганный эльф не смел даже поднять взгляд на хозяина.
Его колени дрожали, он сгорбился в ожидании гнева того, кто прожигал его взглядом.
— Кто? — голос, который практически ничего не выражал.
— Какая-то старуха.
— Как она попала в поместье, которое находится под нашей магией? Как?! — голос стал выше.
— Сет не знает, Сет сразу сообщил вам, как только она появилась на пороге. Сейчас она находится у лестницы, ведущей...
Но Малфой не дал ему договорить. Он ударил по столу кулаком, так, что эльф рухнул на колени и задрожал.
— Подойди ко мне. Я сказал, ко мне, — высокий голос с холодной застывшей яростью.
Эльф поднялся и, пошатнувшись, подскочил к хозяину. Тот, схватил его за руку, причиняя боль. Сет зажмурился, но знал, что ему делать. И в ту же секунду они исчезли.
Перемещение было коротким. Драко даже не разжал кулак, его тело не дрогнуло, а на лице появилась брезгливая гримаса. Он стоял на лестнице, ведущей вниз, в главный зал, где когда-то встречали гостей. Сегодня зал был холодным и пустым. Единственным гостем, впервые за долгое время, была эта старуха, которая даже не подняла головы.
Сгорбленная, в грязной мантии, кривые пальцы с уродливыми шишками держали старую деревянную клюку.
— А ты знаешь, кому принадлежит это поместье? — почти прошипел он, спускаясь на пару ступеней вниз.
— Сэр, я голодна. Несколько дней в пути, а сегодня пошёл снег, и я замёрзла, — её голос был хриплым, но высоким, без надломенности.
— Меня это не касается. Иди прочь! — он сказал это с отвращением, сдерживая голос, не давая волю эмоциям, которые захлестнули его.
— Но у меня есть подарок, может быть, он скрасит ваше одиночество, — она даже не подняла головы, пряча своё лицо за глубоким чёрным капюшоном мантии.
Малфой спустился с лестницы и, остановившись, не позволяя себе подойти слишком близко к этой грязной, мерзкой старухе, засмеялся. Его смех разносился по поместью эхом. Острый смех с железными нотами. Драко смеялся до тех пор, пока не понял, что старуха смотрит на него своими прозрачными рыбьими глазами, не моргая и не отступая. В этих глазах не было даже крупицы страха.
Он резко прекратил смех и достал палочку, направив её на старуху.
— Я могу сделать с тобой всё, что угодно, и тебя никто не будет искать. Жалкая нищенка, которая пришла сюда сама. Ты же волшебница? Верно? Иначе бы магия поместья не пропустила тебя. Что тебе нужно? А может быть, тебя кто-то послал?
— Я давно потеряла волшебную палочку. На мой век выпало слишком много скитаний, я едва ли помню что я волшебница, а сейчас просто хочу есть, — и она, удерживая одной рукой клюку, второй медленно залезла в свою мантию, которая больше была похожа на лохмотья.
Малфой приготовился. Он напрягся, но его рука не дрожала. Он был готов обезоружить противника в любой момент. Нет, он был готов её уничтожить, стереть, как грязное пятно на идеальном мраморном полу поместья.
И в этот момент старуха достала розу.
— Цветок? — он опустил руку и ухмыльнулся, — Ты предлагаешь мне розу? В зимнем саду моей матери... — его голос немного дрогнул, и он замолчал.
В голове Драко возник образ отца с его стальным взглядом. Этот образ развернулся к нему спиной. Малфой сжал ладонь в кулак.
«
Я не должен был проявлять никакой слабости. Никакой».
— В этом саду таких тысячи.
— Такого цветка у тебя нет.
— Я не буду тебя кормить, но и вреда тебе не причиню. Радуйся, что ты отсюда уходишь живой. Потому что ты находишься в поместье великих волшебников. Гордись, что стояла тут. Погрелась? А теперь — пошла прочь, — он развернулся, чтобы подняться по лестнице, но вдруг услышал какой-то треск, а потом красивый женский смех, который обволакивал его, подобно музыке, всё ещё любимой им вопреки внутреннему холоду.
Смех нарастал, с каждой секундой преображаясь, и он почувствовал, что теряет под ногами твёрдость. Эта неведомая сила была подобна урагану, который сбивал его с ног и ему хотелось зажмурится, закрыть уши, но этот смех с каждой секундой становился сильнее, он изменялся и красота приобретала зловещие ударные ноты, сильные и оглушающие.
Он хотел обернуться, хотел снова почувствовать свою волшебную палочку в руке, но тело не поддавалось команде. Оно словно не принадлежало ему.
Драко не допускал ни одной панической мысли, но знал, что эта старуха творит какую-то магию, которая сейчас может уничтожить его. Он схватился руками за перила, чтобы выстоять.
«Ты — Малфой, — он снова слышал голос отца. — Стой! Ты не должен упасть, даже перед смертью не должен оказаться на коленях».
Он был не должен и поэтому не падал, а крепко цеплялся за перила позолоченной лестницы. Драко попробовал развернуться, но нечто словно удерживало его. Он, однако, не привык сдаваться, и за одной попыткой следовала другая. Сопротивляясь неведомой силе, ему удалось обернуться. Драко увидел, что никакой старушки больше нет, а вместо неё возвышается под самый потолок фигура женщины. Точнее, девушки в белоснежном платье, подобном вуали, сверкающем, сотканном словно из снега. Её голова практически соприкасалась с потолком поместья, а длинные золотистые волосы развевались на ветру, которого не было. Глаза девы светились голубыми лучами, заставляя его прослезиться, а от кожи шло золотистое свечение, развеившего тьму мрачного поместья
— Кто ты? — задал он вопрос, который с трудом удалось произнести.
— Я — Дух Надежды. Я пришла, чтобы подарить тебе шанс, но ты не воспользовался им. Ты прогнал голодную и замёрзшую старушку, отправил её вон, и я накажу тебя. Покажу твоё нутро, отберу то, чем ты можешь обмануть других.
Малфой ничего не ответил на это, лишь крепко, до боли, сжал зубы. Он знал, что уже ничего нельзя изменить. Всё, что происходило, было необратимо. Но он — Малфой, и не будет просить прощения, не будет умолять. Отец бы не понял.
— У тебя нет души, а сердце покрыто таким толстым слоем льда, что скоро будет окончательно уничтожено. Ты никого не любишь, и тебя никто не будет любить. Никогда, — её голос гремел у него в голове, он не мог от него избавиться.
— Отныне ты будешь чудовищем — тем, кем являешься на самом деле. Мерзким, отвратительным существом, которое никто никогда не сможет полюбить. Ты такой внутри, а теперь будешь такой же снаружи, — с каждой секунды её голос становился громче, — Эта роза, которую ты не принял, будет отсчитывать твоё время, и, как только оно пройдёт, и упадёт последний лепесток, волшебство будет необратимо. И ты навсегда останешься тем, кем являешься на самом деле — мерзкой хладнокровной тварью. Но если кто-то успеет полюбить тебя, и в сердце твоём не останется даже корочки льда, твой облик вернётся. Только этого никогда не будет. Никогда...
Её слова отзывались эхом. Колени Малфоя дрожали. Он был заворожен её взглядом, тело его утратило подвижность, а челюсти словно приросли друг к другу. Он больше не мог говорить. Её смех, усиливаясь, причинял ему боль, которая нарастала с каждой секундой. От напряжения он стал щуриться, но не сводил взгляда с карающего духа.
— Прощай, отпрыск чистокровного рода. Ты всегда будешь помнить этот день и старушку, которую ты прогнал.
Дева начала уменьшаться в размерах, свечение прекратилось, а волосы упали волной, словно обнимая её тело.
— Это поместье, которое ты так любишь, станет твоей тюрьмой. Ты не можешь выйти за пределы его земель. А твои эльфы должны будут хранить молчание. Они не смогут никого позвать на помощь, и, если сообщат кому-нибудь твою тайну — исчезнут, как и тот, кому сообщили. Никто не узнает о том, что тебя больше нет, — её голос стал тише, а последнее слово она произнесла шёпотом.
Подул сильный ветер, и Малфой почувствовал на лице мокрый снег. Холод охватил его, а веки сами собой опустились. Он рухнул на ступеньки, одной рукой удерживаясь за перила. В этот момент эльф, который всё это время был рядом, подскочил к нему, удерживая хозяина от падения. Его глаза были полны слёз. Дух надежды исчез, оставив после себя снег, который вскоре растаял, превратившись в чистую воду.
***
Прошло десять месяцев
Гермиона сидела за своим рабочим столом и уныло водила пером по пергаменту. Работа стала механической. Она перестала получать от неё удовольствие, и это оказалось проблемой, потому что Грейнджер больше не испытывала вкуса к жизни. Когда это началось? В тот момент, когда она вернулась в Хогвартс после войны и поняла, что ничего уже не будет как прежде. Всё, что было таким прекрасным, стало теперь обыкновенным. Люди, которые были героями, стали обычными людьми, а Грейнджер так и не смогла приспособиться.
Стук в дверь. Гермиона отвела взгляд от пергамента и отложила перо.
— Войдите, — спокойно, но громко произнесла она.
Дверь открылась, и на пороге показалась невысокого роста смуглая девушка.
— Вы просили сообщить вам, как только появятся результаты проверки, — она замолчала и только сейчас прикрыла за собой дверь.
Девушка ожидала ответа, который Гермиона не торопилась ей дать. Скользнув взглядом, она увидела в руках вошедшей свёрток.
— Я могу ознакомиться?
— Да, — девушка кивнула и сделала несколько неуверенных шагов вперёд.
Дойдя до Гермионы, она положила свёрток и отступила назад. Гермиона же, развернув его, прочла несколько раз, а потом, сжав пергамент в руке, уставилась на девушку.
— То есть в этом поместье продолжают жить и работать пять эльфов? — в её голосе появились твёрдые нотки.
— Да.
— Это точно?
— Проверка была не единственной. Все случаи зафиксированы, и эльфы покидают поместье. Так же они появляются в Косом Переулке, а ещё...
— Понятно, — Гермиона поджала губы. — Я займусь этим сама.
— Но...
— Что? — Гермиона оборвала девушку, и та опустила взгляд.
— Я поняла, могу идти?
Гермиона кивнула, подождала, пока та покинет её кабинет, закрыв за собой дверь, и только после этого, вздохнув, откинулась на спинку стула, продолжая с силой сжимать пергамент в руке.
