***
Гермиона сидела на кровати, обхватив руками колени. Покачиваясь из стороны в сторону, она слушала тишину, которой будто бы не существовало. Различим был каждый звук, каждый шорох, и все они начинали раздражать. Эти звуки проникали в голову и, многократно отражаясь, постепенно увеличивали громкость. В этом состоянии Гермиона пребывала с тех пор, как пробудилась после долгого сна — три дня назад, когда вновь обрела свободу и вернулась домой. В то первое утро она встала, коснувшись ногами холодного пола, и, подойдя к открытому окну, медленно вдохнула прохладный воздух. Гермиона широко открыла глаза, чтобы увидеть это наконец-то обычное утро со всеми его приметами. Рассеянный солнечный свет и привычный вид: тихая улица, дом напротив с идеальной лужайкой, почтовым ящиком и соседом, который, надев свой такой же идеальный, как и газон, серый костюм, спустился с крыльца, чтобы открыть калитку, и, убрав руки за спину, медленно пошёл по своим уже начавшимся делам. Тогда ей казалось, что всё позади. Мысли в её голове плавали медленно, никуда не торопясь. Сон будто бы всё ещё удерживал её в своих тёплых ладонях. А потом Гермиона начала выставлять задачи на этот день и на следующий... Мысли превратились в менеджеров, которые руководили другими, менее продуктивными. Она развернулась и осмотрела комнату: светлая и пустая. Гермиона переехала сюда совсем недавно. Ей так хотелось, чтобы всё было как в детстве: спальный район, тихие соседи, светлый дом с идеальным газоном и никакого волшебства вокруг. Ей так хотелось, казалось, что ей это необходимо. Но... Министерство было её главным домом, а сюда она приходила только для того, чтобы отдышаться и, проснувшись, снова уйти в Министерство. И вот она выбрала идеальный дом, полностью соответствовавший той картинке, которую она создала в своей голове, и несколько месяцев назад переехала в него. Коробок в прихожей было всё ещё слишком много, и с каждым днём они вырастали в её личную крепость. Гермиона регулярно что-то заказывала, покупала, но никогда не распаковывала. Она утверждала, что ей не хватает на это времени. Вот завтра или послезавтра... И именно поэтому в её спальне была только кровать, небольшой комод с её вещами и больше ничего. Даже зеркала не было, но зато на полу стояло много коробок с книгами. Гермиона точно знала, в какой из них лежит нужное издание, а если вдруг не могла найти, то вспоминала, что она всё-таки волшебница. Вздохнув, Гермиона заправила кровать, несколько раз перестелив покрывало, пока не убедилась, что на нём нет ни единой морщинки, и аккуратно уложила сверху шесть красных подушек с золотистыми цветами. Вдруг она резко обернулась к окну. Ей что-то послышалось... Тогда она подумала, что это просто привычные шорохи голых ветвей за окном, совершенно естественные звуки. Стоит только замолчать, закрыть глаза и погрузиться в тишину, как сразу же станет казаться, что её не существует. «Звуки вокруг нас, с нами, и в нас», — подумала она, но мысли о работе уже развеялись, а внутри что-то сжалось. Нахмурившись, Гермиона постояла так несколько минут, а потом открыла дверь и спустилась по лестнице. Ей потребовалось всего полчаса, чтобы собраться, и, даже не взглянув в зеркало, она закрыла дверь. Помедлив, стоя на крыльце, она медленно пошла вдоль по улице, повторяя недавний маршрут соседа, и вскоре скрылась за углом. Оказавшись в безопасном безлюдном месте, Гермиона поспешила перенестись туда, где она до вечера пропадёт в бесконечном потоке незначительных задач, которые казались ей самыми важными. Казались до того момента, как она очутилась в поместье чистокровных волшебников. Прошло три дня, и теперь она снова потеряла покой, а вместе с ним и сон. Гермиона мёрзла и постоянно куталась в тёплый плед, пахнущий корицей. Сидя на кровати, она, качаясь взад-вперёд, смотрела в одну точку и прислушивалась к звенящей тишине. Стоило ей только опустить голову на подушку, как сон начинал дышать ей в лицо, и, закрывая глаза, Гермиона проваливалась в его объятия. Но в этот сладостный миг она вдруг вновь начинала слышать знакомые хрипы. Казалось, стоит ей только открыть глаза, как она снова увидит рядом его — Драко. В панике Гермиона тут же подхватывалась на постели, садилась, обняв свои колени, и начинала раскачиваться. Она не хотела видеть его, не хотела вспоминать... «Я только хотела помочь. Мы должны были поговорить и придумать хоть что-то... Ведь в мире так много волшебников, которые смогли бы понять, что происходит, но...». Гермиона знала, что есть какое-то «но». «Он не может ничего сказать, проклятие сковывает его, но он не должен был так поступать. Ведь я не хотела ничего плохого. Эта роза...». Вспомнив про цветок, Гермиона и впрямь вдруг увидела его лепестки и мерцающее в темноте свечение. Все эти видения сводили её с ума. По утрам она привычно исчезала в Министерстве, и в рутинных заботах ей казалось, что всё это наваждение уже исчезло, растворилось. Но оно вновь настигало её, поджидая в пустом доме, куда ей всё же приходилось возвращаться по вечерам. И снова шорохи, давящие звуки, видения. Сегодня она решила не спать. Гермиона сидела на кровати и раскачивалась. Наконец, резко остановившись, она устало откинулась на спину, выпрямилась и закрыла глаза. «Ты сам меня прогнал. Ты, ты... Мне плевать на тебя, даже если сейчас ты корчишься от боли и превращаешься в нечто уродливое. Плевать. Ты достоен этого. Ты — злой, бездушный и... И я ненавижу тебя!». Эта мысль была последней, и, стоило только Гермионе разрешить себе озвучить её, как мучение прекратилось, и волшебница смогла наконец уснуть.***
Гермиона снова бежала по длинному коридору поместья, слыша стук своих каблуков. Оглушительно громкий, он был подобен выстрелам. Бег уже вымотал её, силы заканчивались, и Гермиона начинала задыхаться, но там, за спиной, что-то продолжало неумолимо надвигаться. Она чувствовала, что нечто — какая-то неведомая сила вот-вот схватит её, стоит только остановиться. Страх схватил за горло ледяными пальцами, сжал до острого приступа кашля. Вдруг все окружающие звуки резко оборвались, неведомое за спиной исчезло, и Гермиона, почувствовав необъяснимую лёгкость, остановилась. Мысли истошно кричали: «беги, беги, беги, беги!...» Гермиона обернулась и увидела длинный тёмный коридор, у которого будто не было конца. По обеим сторонам узкого прохода висело множество картин... Нет, то были позолоченные рамы без холстов. Гермиона склонила голову набок и протянула руку, желая прикоснуться к одной из рам, словно помнила, что совсем недавно видела обрамлённое ею изображение, которого здесь отчего-то больше не было. Вдруг она услышала какой-то странный звук. Он начинал разрастаться, в считанные секунды набирая оглушающую мощь, и Гермиона, зажмурившись, сжала виски ладонями, чтобы хоть как-то уберечься от этого шума. Звук причинял ей боль, казалось, что голова сейчас взорвётся. Гермиона разомкнула губы и громко вскрикнула, но звука не было. Голос исчез, тело сковало холодом, который полз по ногам вверх. Продолжая дышать открытым ртом, из которого валил пар, Гермиона открыла глаза. Поместье становилось похожим на морозильную камеру, стены прямо на глазах стремительно покрывались льдом. Волшебница вскрикнула снова, и, вновь не проронив ни звука, попятилась назад, развернулась и побежала, слыша, как лёд трещит под каблуками её туфель. И вот впереди уже виднеются величественные резные двери поместья, распахнувшиеся, повинуясь движению её руки. Гермиона выбежала наружу. Резкий контраст температур заставил её сжаться, обхватив себя руками. Здесь было тепло, будто был не конец октября, а август. Тело было онемевшим, словно холод пробрался под кожу, сковал кости, и лёгкие покрылись инеем. Казалось, что, пробудь она в поместье ещё несколько минут, то замёрзла бы, а её отчаянно бившееся сейчас сердце остановилась бы навсегда. Гермиона обернулась. Там, за распахнутыми дверьми, у подножия лестницы стоял Драко. Он больше не горбился и был сейчас точно таким, каким она его помнила: высоким, худым, с бледным лицом и ледяным взглядом. Он молча стоял и смотрел прямо на неё. Его руки были опущены, в одной из них была сжата волшебная палочка. Подле хозяина поместья стояло несколько домовых эльфов. По щекам их катились слёзы. Гермиона перевела взгляд на Драко, которой по-прежнему смотрел на неё, не моргая. В его глазах больше не было льда, в них была влага. Он моргнул, и крошечная слезинка скатилась по щеке. Двери вдруг захлопнулись, и Гермиона почувствовала, как неведомая волна оттолкнула её. Резкая боль в груди, чей-то звонкий смех, который заполнил её полностью, и темнота... И даже в ней смех нарастал с каждой секундой, а потом всё исчезло. Гермиона вскрикнула и, открыв глаза, села на кровати. Это был сон, очередной долгий и мучительный сон, каждый раз прерывавшийся ещё до рассвета. Спина была липкой от пота, в горле пересохло, а в ушах всё ещё звучал громкий нарастающий смех. Девушка устало прикрыла веки. Вот уже несколько недель её тревожили сны, в которых она каждый раз бежала из поместья и видит его... Это стало её наваждением. Слишком мучительным. Снова и снова она, вынужденная взять себя в руки, смывала остатки сна холодной водой, одевалась и уходила в Министерство. Работа была подобна анестезии, которая обезболивала её. Вернувшись поздно вечером домой, Гермиона боролась со сном, но он каждый раз побеждал и забирал её, чтобы мучить снова и снова. Гермиона откинула одеяло и коснулась ногами тёплого пола. Она больше не открывала окон, холод пробирался под кожу и пугал её, а после очередного тяжёлого сна она так отчаянно мёрзла, что, казалось, и впрямь побывала где-то далеко, там, где нет тепла, где голые равнины покрыты льдом. Гермиона повернула голову и посмотрела в дальний угол комнаты. Там на одной из коробок сидел тот самый эльф, который тогда позаботился о ней, переместив из выстуженной каменной залы в уютную спальню. Tот, что наблюдал за ней молча в библиотеке. Он стал приходить на пятый день после её возвращения домой. Как-то она проснулась ранним утром, когда было ещё темно, и, обнаружив его впервые, вздрогнула. Сев в постели, она потянула на себя одеяло и молча, не шевелясь, смотрела на домовика. Он ничего тогда не сказал, не заговорил и в другие свои визиты, а она никогда ничего не спрашивала. Просто смотрела на него, а потом молча ложилась снова и, зажмурившись, ждала несколько минут. И всегда слышала хлопок, возвещавший его уход. Уходил он только чтобы появиться следующей ночью. «Ничего не закончилось, это не осталось в прошлом», — думала она. Кошмар всё ещё преследовал её, и она не могла забыть о том, что происходило в поместье. «А может быть, проклятие уже во мне?», — подобные мысли пугали, и Гермиона старалась от них отмахнуться. Она знала, что эльф приходит для того, чтобы напомнить о своей — их — беде. От этого Гермионе хотелось топать и кричать, хотелось раскидать коробки по комнате и умолять, чтобы её оставили в покое. «Твоему хозяину не нужна моя помощь! Он прогнал меня, не захотел даже нормально поговорить. Да, он ненавидит меня! А я... Я тоже ненавижу его!». Но это не было правдой. Это были просто слова, вызванные гневом. Но здесь, дома, гнев этот потух, а ненависть просто исчезла. Гермиона постоянно думала о том, сколько времени осталось у Драко, и чем ему можно помочь. Она много читала, пытаясь найти хоть что-то о том, чего до сих пор даже не знала. Сегодняшнее раннее утро ничем не отличалось от вчерашнего. Гермиона снова смотрела на эльфа, а он — на неё. Отвернувшись, она наконец встала, сняла с руки резинку и завязала волосы в хвост. За спиной раздался привычный хлопок. Обернувшись, Гермиона увидела лишь пустые картонные коробки, на которые падали первые солнечные лучи. За окном разгорался рассвет. Вздохнув, она подошла к кровати и упала на неё, закрыв глаза. Утренний сон был совсем другим. Он обнимал её, словно бы гладил по волосам, и ей так хотелось завернуться в одеяло и поспать... Вдруг она услышала стук. Кто-то настойчиво стучал в её дверь. Гермиона открыла глаза, села на кровати и вслушалась в прерванную тишину. Она подумала сперва, что ей показалось, но стук повторился, и, окончательно встав с постели, одëрнув футболку и широкие шорты, она вытащила из-под подушки свою волшебную палочку. Торопливо спустившись вниз, Гермиона завела руку с крепко зажатой в ней палочкой за спину и резко распахнула дверь. И тут же издала вздох облегчения. Это были всего лишь Рон и Гарри. Гермиона только сейчас с удивлением поняла, что совершенно про них забыла. Отступив назад, она растерянно улыбнулась. Рон, как всегда импульсивный, сгрёб её в охапку и поцеловал в губы. В нос ударил запах сладкой выпечки. — Ты так долго не открывала, неужели ещё спала?! — он отстранился и схватил её за плечи, заглядывая в глаза. Рон всегда был тёплым, как печка. Его глаза улыбались, а волосы были такими мягкими... Раньше Гермионе постоянно хотелось прикасаться к ним, а сейчас... — Да, я спала, — ответила она и сама удивилась своим словами. Ведь раньше она бы обязательно принялась это отрицать. — Я плохо сплю, но под утро сон... В общем, проходите. — Она отступила и жестом пригласила их в дом, хотя Рон и так уже был наполовину внутри. — С тобой всё в порядке? Наконец она перевела взгляд на Гарри. Тот был серьёзным и внимательно глядел на неё. Гермиона пристально смотрела ему в глаза, будто пытаясь наладить мысленную связь, рассказать всё, не размыкая губ. Гарри всегда тонко чувствовал её, и, конечно, видел сейчас, что с ней что-то не так. Гермионе отчаянно хотелось поделиться всем пережитым, сбросить этот груз. Рассказать про Малфоя, про поместье, про это чёртово проклятие... Вместе они обязательно найдут выход! «Нельзя», — слово было громче всех в её голове. — «Нельзя». — Она нахмурилась. — Всё хорошо? — снова повторил свой вопрос Гарри. — Да, — Гермиона улыбнулась одним уголком рта, — Я же сказала — бессонница. — Она закрыла дверь и, не отрывая подошв домашних туфель от пола, поплелась в сторону кухни. Открыв кран и налив в стакан холодной воды, она пила, слыша, как кто-то отодвинул стул и с грохотом плюхнулся на него. Вздрогнув, Гермиона звякнула стаканом о столешницу и обернулась, прижавшись к стене. Рон сидел за столом, расположив на нём локти. На его лице, уложенном на собственные ладони, играла дружелюбная улыбка. Гарри стоял, прислонившись спиной к дверному косяку, и смотрел на неё всё так же пристально. — Я давно вас не видела. — Мы были в командировке. Да... я должен был сообщить... Но я передавал... — Гарри не договорил, его неожиданно перебил Рон. — А ты знала, что в Америке, в Министерстве, служат церберы? Да! Именно так! Нас проверяли на входе около получаса, — эмоционально начал он. — Рон, да подожди! Гермиона, с тобой точно всё хорошо? — снова поинтересовался Гарри. — Да, — снова кратко ответила Гермиона и отвела взгляд. — Бессонница... Я просто... Гарри вздохнул. — Извини, мы даже не писали... И, Гермиона, у нас скоро снова будет командировка, по-моему, до Рождества. Точно ещё не знаю. — Это просто кошмар. В общем, я не выдержу, — начал Рон. — Мне хочется простой жизни... Ну, не знаю... Я хочу работать с братом в магазине и дарить людям радость. Хочу хорошо зарабатывать и посмотреть все страны мира, а не только притоны и эти вонючие дома, в которых скрываются преступники. И вообще... Он убрал руки от лица, положив их на стол. Улыбка исчезла с его лица. Рон сосредоточенно смотрел на свои пальцы, словно разглядывая их. — Ты больше не хочешь быть мракоборцем? — спросила Гермиона с каким-то холодом в голосе. Собственный тон ей не понравился. Она закусила губу. С каких пор она стала относиться к Рону с подобным пренебрежением? А ведь когда-то её сердце начинало биться чаще при виде его. А как она его ревновала... Тогда ей хотелось, чтобы он смотрел только на неё, вот так, как сейчас. Ей нравилось, что он такой тёплый, весёлый, будто беззаботный. Да, она часто на него злилась. Порой ей хотелось треснуть его книгой по голове, но Рон был таким родным... И только он вызывал у неё подобные чувства. А когда смерть дышала в спину, ей захотела быть к нему ближе. И плевать было, что она не понимала его, злилась... Так хотелось приблизиться к нему. А потом война закончилась, и все они окунулись в её последствия. Рон был со своей семьёй. Он помогал родителям оправиться от утраты, а Гермиона с головой окунулась в учёбу. Их лето было коротким, после школы она пошла заведомо проложенной для неё дорогой — в Министерство. И их чувства просто... не выросли. Или увяли... Что-то изменилось. Но Гермиона продолжала это отрицать и отмахивалась от подобных мыслей, продолжая настойчиво проживать жизнь, выбранную заранее. Она не хотела так думать, но думала. И сейчас она смотрела на Рона и понимала, что ничего не чувствует. И это было странно, это было неправильно и так не вовремя. «Почему я думаю об этом сейчас?», — Эта мысль заставила её вздрогнуть. Рон внимательно смотрел на неё, словно прочёл её мысли, и она, занервничав, облизнула губы и помотала головой. Он не мог читать её мысли, он просто не понимал почему она так на него таращится и ведёт себя странно. Просто не понимал. А вот Гарри... Она перевела взгляд на друга и убедилась, что он действительно всё это время смотрел на неё, всё так же пристально. — Я хочу взять отпуск. Так устала... У меня постоянно болит голова и... — услышав встревоженное восклицание Рона, она оглянулась и увидела, как тот, поднявшись на ноги, уже достаёт из кармана брюк палочку. — Может быть... — Рон, ты действительно думаешь, что я не смогла бы себе помочь? Не нужно. Я принимаю таблетки. — Таблетки... — растерянно повторил Рон. — Да, таблетки, — с раздражением повторила Гермиона. — Надолго? — тут же спросил Гарри. — Что? — непонимающе переспросила она. — Ну, отпуск. — А-а-а, отпуск... Я не знаю. Я хочу уехать к родителям, в Австралию. На самом деле, пора бы им уже вернуться в Великобританию. Думаю, надо это обсудить. Я сильно скучаю и... Я не знаю. — Ты так хотела работать в Министерстве, строила кучу планов, не захотела жить с нами и... — С нами? — она снова посмотрела на Рона. — Со мной и... Ну, в Норе. Почему ты спрашиваешь? — Да, Рон, я хотела свою семью. Ты и я. Здесь, в этом доме. Ну что в этом такого? — Я не знаю, но мне кажется, там наше место, — пробормотал он в ответ. — Там твоё место, Рон. — Почему мы об этом говорим сейчас? — спросил он. — Я не знаю. Я тебе хочу сказать... я вам хочу сказать, что я ухожу в отпуск. И я не знаю, когда вернусь обратно. Мне нужно время, пожалуйста... И не нужно задавать никаких вопросов. У меня даже сейчас болит голова. Гермиона коснулась пальцами своих висков, массируя их круговыми движениями, при этом закрыв глаза. — Ладно, делай как знаешь, — сказал Гарри. — Только держи нас в курсе, пожалуйста. Ты можешь в любой момент прислать сову, да и вообще, что бы ни случилось... Ты же знаешь! — Я знаю! Рон тоже попытался что-то сказать, помялся на ровном месте, а потом просто шагнул к ней и крепко обнял, прижав к себе. Гермиона уткнулась носом в его плечо. Рон был тёплым, жарким, безопасным, своим... Она слышала как бьётся его сердце и вздохнула, открыв глаза. А затем слегка отстранилась, выставив вперёд ладони. — Рон, прости меня, пожалуйста. Но я так долго была сильной, что мне захотелось просто отдохнуть. Я хочу часами читать и быть рядом с папой и мамой, дома, понимаешь? И неважно, что дом теперь в Австралии. — Как они? — спросил Гарри. — Уже лучше. Мама говорит, что ей нравится там, и она привыкла. И я тоже хочу пожить с ними, хотя бы какое-то время. — Конечно, я понимаю, — поддержал её Гарри. — Я не знаю, часто ли буду писать , — она снова посмотрела Рону в глаза. Гермиона не понимала, было ли всё это нормально. Всё, что она сейчас сказала. Ведь они всегда были вместе, а теперь... Но она точно знала, что Рон совсем не понимает её, и даже сейчас хочет сказать что-то... что-то совсем не то. Она отчётливо видела в его глазах отрицание. — Рон, пожалуйста, — прошептала она, коснувшись кончиками пальцев его щеки, а потом приподнялась на носочках и поцеловала его в губы. — Я, пожалуй, пойду. Рон, я подожду тебя на крыльце. Счастливо, Гермиона! Ты только пиши! — Хорошо, — ответила она коротко. Она слышала, как Гарри закрыл за собой дверь. А потом были губы Рона... Он целовал её, целовал настойчиво, а она, приоткрыв рот, просто стояла, не отвечая, но и не отталкивая, всё так же, на мысочках. В конце-концов Рон поцеловал её в нос и разжал объятия. — Нам нужно время, — произнёс он серьёзным тоном, отстраняясь. Гермиона улыбнулась, облокотившись на столешницу. — И где ты услышал эту фразу? — Не помню, так говорил кто-то из девчонок. — Рон, я не знаю... — Я уже всё понял, правда! Если ты хочешь побыть без меня или совсем без меня, то я пойму. — Он хлопнул её по плечу и, громко вздохнув, пошёл к выходу. Гермиона вновь услышала стук закрывшейся двери. Она протянула руку к стакану, и, приподняв его, поняла, что её рука дрожит. Снова громко поставила стакан, опустила голову, тяжело вздохнув. «Я хотела всё рассказать им, но...» Гермиона знала, что Рон не поймёт. А Гарри... Она не знала точно, что из этого выйдет, но оба они непременно начнут действовать и могут только навредить. Ему, самим себе и ей... Проклятие может обрушиться на них, и тогда... Она не могла этого допустить. «Я сама пришла в это поместье и сама несу ответственность за свой поступок. И... Я не могу бросить Драко. Я должна ему помочь». Она знала, почему ей снятся эти почти одинаковые сны. Возможно, потому что она неспособна бросить человека в беде, даже такого, как Малфой. Гермиона знала, что он погибает. За эти дни она прочитала множество книг о проклятиях, которые обращают волшебников в другой виды живых существ, и многие из них были необратимы. Но были и те, что давали проклятым определённый срок. «Я могу успеть, — думала она. — Ещё есть шанс. Он должен быть!» Когда она смотрела в глаза Гарри, ей действительно хотелось всё рассказать. Выставить Рона за дверь и всё рассказать Гарри. Он бы понял, и она знала, что он бы обязательно помог. «Но что, если в результате произойдёт что-то плохое?». И в тот момент она решила, что ничего не скажет. Она всё решит сама. Теперь Гермиона снова приподняла руку. Та больше не дрожала. Взяв всё ещё наполовину полный стакан, Гермиона стала быстро подниматься по лестнице на второй этаж.