idfc — blackbear
1.
Уэнсдей:
Ты уже выбрал тему проекта по математике?
Я: не. а ты?Уэнсдей:
А знаешь, с кем будешь его делать?
Я: планировал с Уэнсдей Аддамс, а что?Уэнсдей:
А она согласна?
Я: а ты согласна?Уэнсдей:
Использование математических моделей в других науках.
Я: да, Уэнсдей, выбрал. Использование математических моделей в других науках.Уэнсдей:
Ты серьёзно просто скопировал моё сообщение?
Я: как ты это поняла??Уэнсдей:
Большая буква.
Я: оу фак. так очевидно.Уэнсдей:
Ты всегда очевиден, Ксавьер.
Я: и что же я сейчас чувствую?Уэнсдей:
Я в данный момент не нахожусь рядом, чтобы сказать.
Я: стоит это исправить?Уэнсдей:
Возможно.
Я: у меня есть чипсы ;) и нам нужно досмотреть арку про экзамен на чуунина.Уэнсдей:
Хорошо.
У меня осталось немного печенья, я возьму его.
Я: о да!! было бы супер! жду. х///
Ксавьер:
я в ЗАМЕШАТЕЛЬСТВЕ.Аякс просит меня помочь ему с тем чтобы придумать идеальное свидание для Энид. я не знаю!! это его девушка, я НЕ В КУРСЕ, что ей нравится.
Я: Ей нравится Аякс.Ксавьер:
вау, спасибо, Уэн, ты так мне помогла сейчас.
Я: … Уэн?Ксавьер:
оу
хм
хах?
ох
Я: Информативно.Ксавьер:
ты против?
Я: Просто неожиданно.Ксавьер:
..?
Я: Это ужасное сокращение моего имени, которое лишь свидетельствуют о том, что моя гипотеза насчёт ленивых людей в интернете абсолютно правдива. Но я не против. Пускай.Ксавьер:
о фух хорошо.
я типа боюсь потерять общение с тобой знаешь.
мне оно важно.
Я: Я знаю, да. Всё нормально.Ксавьер:
о ну тогда хорошо. так что думаешь насчёт свидания..?
///
Ксавьер:
псссс, Уэн
ну Уэн
Уэнсдей
Уэнсдей Аддамс
Я: У нас урок. И ты сидишь буквально в нескольких партах от меня.Ксавьер:
мне скуучноо, я не люблю физику.
мне неинтересно знать про уравнение Клапейрона-Менделеева.
это вообще физика? похоже на химию!!
Я: Потому что термодинамика касается химических молекул. Можно сказать, она на стыке двух разных наук.Ксавьер:
ну вот, видишь!! ужас какой-то!!
я хочу рисоовааать, я люблю геометрию, я мечтаю стать художником и делать выставки по всему миру!
Я: Я тоже хочу стать писателем. Но в данный промежуток времени нас ждёт самостоятельная работа в конце занятия, так что, будь добр, отложи телефон и послушай преподавателя.Ксавьер:
ты так жестока!
Я: Тебе это нравится.Ксавьер:
не буду спорить. ;)
///
Я: Доброе утро. Я составила план на наш проект, сегодня суббота, так что можем начать.Ксавьер:
доброе утречко!!ой я сегодня днём с Маркусом иду на кофеёк, он приедет!! но это где-то до шести вечера, я дальше буду абсолютно свободен, так что можем встретиться в библиотеке???
Я: Можем у меня.Ксавьер:
ВАУ
ПРАВДА???
Я: Я была у тебя много раз. Ты у меня не был ни разу. С вероятностью девяносто девять процентов Энид будет задавать вопросы, кстати. Вещь тоже.Ксавьер:
я готов стоически защищать вашу честь, Уэнсдей Аддамс.
Я: Скорее я вашу, Ксавьер Торп.Ксавьер:
аккуратно с этим, я же могу привыкнуть к таким обращениям.
Я: Не дождёшься.2.
Они начинают проводить больше времени вместе — ненароком, ненавязчиво, выстраивают между друг другом каменный мост с широкими перилами, по которым можно пройтись, если рискнуть и не бояться обрыва сбоку — глубокого и каменистого. Или если кто-то возьмёт за руку и в случае чего потянет на себя. Мост этот шаткий и хрупкий, но он существует, и они шагают неспешно, размашисто ступают понемногу вперёд. Они останавливаются, да, без пауз невозможно обойтись, но продолжают движение. Всё ещё в процессе. Всё ещё значок загрузки вместо «завершено». А что на том конце — неизвестно. Вокруг туманы, вокруг смог и холод, минусовая температура, температура, при которой замерзает текила: горячая и пьянящая, жидкая страсть в стакане для шота, соль на верхушке, долька лайма сбоку. Или можно с корицей и апельсином — так пьют в Германии. Об этом она знает от Ксавьера. Ксавьера, который отвлекает её на скучных уроках тоннами сообщений. Пишет о том, как хотел бы просто лежать и смотреть на звёзды, обязательно показывая созвездия на ночном небе. Он не знает ни одного, к слову. Пишет о том, как хочет уехать из этого города, а лучше — штата. Пишет, что овсянка на завтрак была отвратной, и он лучше бы поел яблочный крамбл. Пишет, что скучает, хотя они буквально находятся в одной комнате. Ксавьер заполняет собой время и пространство; и его не много, нет, но достаточно, чтобы быть у неё в голове, у неё на губах, у неё где-то там внутри. Где-то меж шейных позвонков. Где-то меж рёбер — их там двенадцать пар, и кто знает, может на одном из них выцарапано его имя. Гуди бы сказала, наверное. Но Гуди больше нет. Ксавьер подсаживается к ней за обедом вместе с Аяксом. Энид кажется восторженной. Уэнсдей рефлекторно отодвигается. Они говорят. Они говорят о мелочах: как их достала физика, какая сложная химия, почему по ботанике дали такое большое домашнее задание, куда они планируют пойти на выходных. Уэнсдей чувствует себя чужой, а потому молчит. Физика? Что же, она не так уж и плоха, впрочем, как и химия. Домашнее задание по ботанике интересное и увлекательное, ведь можно открыть для себя новые биологически активные вещества, которые присутствуют в растениях, и способы их выделения для использования в косметике или лекарственных препаратах. На выходных? Она не знает? Её должны пригласить? Её могут пригласить? Ксавьер видит. Ксавьер всегда видит — это становится проблематичным, потому что он читает её, как книгу, стоящую на витрине на рандомной странице. Он знает каждую долю эмоции на её лице, ту секундную слабость, то мимолётное нечто, что свидетельствуют о наличии сердца у холодной Уэнсдей Аддамс. Ксавьер подкладывает ей на тарелку морковь и говорит, что любит её. Говорит, что Уэнсдей нужны витамины (ну, ретинол для кожи и зрения, ты так много сидишь по ночам за печатной машинкой, тебе это необходимо). Уэнсдей думает: «интересно из-за кого?» И не протестует. Себе он накладывает невозможно огромное количество помидоров. Уэнсдей хмыкает: — Прям как Саске. Аякс непроизвольно улыбается и косится на Энид. Уэнсдей делает вид, что не замечает этого. — Нет, из нас Саске явно ты. — Тогда ты Наруто? И это определённо флирт. Саске и Наруто никогда не будут вместе, но они — та самая химическая реакция натрий гидроксида и соляной кислоты, ионная связь, в результате которой каждый из атомов имеет стабильный набор электронов; связь, которую не разрушишь так просто, потому что атомам удобно, потому что им тоже удобно, потому что… Потому что они были предначертаны друг другу судьбой. Потому что Уэнсдей не верит в связь между людьми, но очень хочет поверить Ксавьеру. — А почему нет? И у неё нет причин сказать «нет». Потому что с ним ей хочется говорить «да». — Ребят, это был самый необычный флирт, который я только слышал, — говорит Аякс, жуя рис. — Ты просто мало его слышал. И использовал тоже. Попробуй, говорят, работает, — Ксавьер подмигивает ему, а после вальяжно отпивает диетической колы из баночки. Аякс косится на Энид и хмурится; та смущенно улыбается в ответ. Уэнсдей думает, что могла бы к этому привыкнуть.3.
jeremih, lil wayne, natasha mosley — all the time.
Её черные волосы рассыпаются по белой мягкой подушке, её губы приоткрыты, её грудь поднимается тяжело и медленно. Ксавьер наклоняется. И ждёт. Между ними — около пяти сантиметров; он чувствует жар на своём лице, чувствует, как она ждёт, жаждет поцелуя, как она готова к нему и… не даёт ей этого. Опускается ниже, целует в точку биения сердца на шее. Ведёт носом чуть выше, задевает острый подбородок. Она так прекрасна. Оh fuck. Как же она хороша под ним: в его кровати, в тонкой хлопковой футболке, которая слезла с одного плеча; он целует её в ключицы, в акромион, в шрам от стрелы, которая должна была попасть в него; зарывается в чёрные волосы. Они так вкусно пахнут. Это, кажется, кокос. Она — это смесь кокоса и black opium. Она — это дорогие бренды, это дорогие вещи, дорогие слова и дорогие эмоции. Она — это как та самая модель на показе в Париже; ты можешь сколько угодно смотреть и пересматривать, но не прикасаться. А Ксавьер — он может всё. Поцелуй с ней ощущается катарсисом; ощущается желанной родниковой водой после пяти дней в пустыне, ощущается взрывом сверхновой, ощущается самым сладким коктейлем на Nikki Beach, ощущается так, будто тонешь. Уэнсдей прикусывает его губу и оттягивает. Уэнсдей впускает его язык и стонет — вибрации проходят по всему телу, по каждой косточке и падают куда-то в желудок. Или ещё ниже. Ксавьер кладёт руку на её талию и мягко сжимает; он боится заходить дальше, он не уверен, что ему можно: они никогда не оговаривали общие границы того, что могут попробовать. Свои он знает. Ох. Он готов её выцеловать, вылизать, вылюбить — каждый сантиметр её тела, ему неважно, ему всё равно. И когда другие парни сажают девушек на колени, он встанет на них перед ней. Потому что она особенна. — Ксавьер, — её шёпот прямо в его ухо, её тонкие маленькие пальчики в волосах, оттягивающие мягко пряди и гладящие по загривку, её грудь, которой она прижимается к нему — это так много, так сладко, так ярко. — Я хочу… И её слова тонут в новом поцелуе, тонут в вихре чувств, закручивающихся у него внизу живота, тонут в возбуждении — остром, сильном. Ксавьер не хочет ею обладать. Ксавьер хочет быть рядом. Ксавьер хочет, чтобы это было взаимно. Чтобы — он и она. Соединённые каждой клеточкой тела. И жар-жар-жар, нестерпимый, удушливый. И её ногти, царапающие спину. И её неровное дыхание. И — принадлежность. Ведь принадлежать — это больше и глубже. Это о доверии. Это о люб… Всё вокруг рябит и теряет цвет. И Уэнсдей — его Уэнсдей, та, о которой он мечтал, она пропадает, ускользает из его рук, оставляет его одного. Она обещает вернуться? Она… Она ему снится. Потому что Ксавьер открывает глаза в залитой солнцем комнате общежития, чувствуя стыд и возбуждение. Потому что Ксавьер заканчивает с её именем на губах, даже не открывая вкладку инкогнито. Уже позже он пишет ей сообщение, надеясь, что она согласится. Я: доброе утречко!! Уэн, у меня есть просьба. Я могу нарисовать твой портрет? Она читает — конечно, она читает, на часах почти десять утра, он безбожно проспал завтрак — и молчит. Дольше, чем требуется, чтобы написать сообщение. Ксавьер думает: это плохая идея. Конечно, это плохая идея. Просто… просто образы в его голове складываются в картину, и она не будет пошлой, не будет о кровати; но ему нужно её нарисовать — возможно, на пледе, сидящую на поляне в окружении высоких деревьев. Ему хочется рисовать её. Ему необходимо.Уэнсдей:
Я тебе снилась?
Ксавьер: да.Уэнсдей:
Хорошо.
Ксавьер: когда ты сможешь?Уэнсдей:
Сейчас.
Ксавьер: ох!! подождёшь возле мастерской?Уэнсдей:
Иду.
И Ксавьер судорожно пытается собрать все мысли в голове и собраться самостоятельно. Он радуется, что принял утром душ и помыл голову. Всё, что остаётся, это одеться во что-то более презентабельное (будто бы Уэнсдей Аддамс когда-то волновало, в какой он одежде), взять телефон и выбежать на улицу. Он идёт, окружённый солнечным светом и свежим воздухом. Он идёт, твёрдо уверенный в том, что сегодня он скажет ей это. Скажет, что она его муза. Скажет, что она ему нужна. Скажет, что он влюблён. С этими мыслями он открывает дверь мастерской.4.
falling — harry styles.
Уэнсдей в замешательстве. Уэнсдей нервничает: вообще-то, ей впервые говорят о том, что хотят написать её портрет. Что кто-то находит её вдохновляющей. Что… Она заглядывает в мастерскую, где никого нет, и решает, что ничего страшного не произойдёт, если она подождёт Ксавьера здесь. Внутри стоят множество картин; вот тут, самая последняя, она как раз из того места, в котором они были. Уэнсдей видит горы издалека, поляну, усеянную лютиками, и нечёткий чёрный силуэт. А на этой нарисовано озеро, которое он ей фотографировал. Ксавьер всё же закончил эту картину; Уэнсдей останавливается и разглядывает её чуть дольше, чем предыдущую. Вокруг нет ни одной картины с хайдом. Лишь бесконечная красивая природа, Лондон, Париж, небо с высоты полёта, Невермор. Интересно, он их выбросил? Она не спрашивала. Они вообще не говорили о том, что произошло. Просто не было возможности. Просто она не готова об этом говорить. Вещь стучит по столу, привлекая её внимание. Вещь указывает на ту, что закрыта тёмной тканью — и это не тряпка, это… шёлк. И ей становится интересно. Зачем Ксавьеру завешивать что-то шелком? Она колеблется пару секунд, зная, что поступает неправильно. Зная, что может спросить, но. Уэнсдей боится спрашивать. И ещё больше боится в этом признаваться. Так что. Так что она подходит к картине и срывает ткань. И. Вселенная падает, расщепляется, крошится к её ногам. Потому что то, что она видит — не должно быть нарисовано. Он не должен быть здесь. Не так. С картины на неё смотрит Тайлер. С его кудрявыми волосами, лёгкой усмешкой на губах — она всё ещё помнит их вкус, — и с эмоцией в глазах, которой там не было. Не при ней. Входная дверь открывается. Уэнсдей не успевает. Уэнсдей не успевает набросить чёртову шёлковую ткань на картину; она просто стоит с ней в руках, видя, как улыбка на лице Ксавьера пропадает, но появляется кое-что новое. Непонимание. Обида. Злость. И боль — просто океан боли, те девяносто шесть процентов, которые есть на планете Земля, и близко не стоят с размером того, что обрушивается на неё в этой деревянной постройке. Мост, который они выстраивали, тот шаткий кусочек общего, падает вниз. Падает и разбивается на миллионы каменных осколков. Он молчит. — Почему Тайлер? — всё, что удаётся спросить. Уэнсдей надевает на своё лицо маску. Уэнсдей собирает себя из фрагментов, словно пазл, подбирает нужные детали. Это требует времени. Ксавьер ей его не даёт. — А ты так и не поняла? Она поняла. Она поняла ещё давно, она осознавала это, но никогда не задумывалась о том, что было между ними. Нет, не так. Кем они были друг для друга? «Сложно наслаждаться жизнью, когда буквально пару месяцев назад тебя разбили нахуй». «Я приезжал сюда года два назад вместе с другим человеком». «На машине. Без прав. Однажды нас остановили копы и мы еле от них отделались». «Не всегда у тебя есть силы мстить. Иногда их хватает лишь на то, чтобы жить дальше». — Это был Тайлер. Я… почему я не поняла раньше? Это же было несложно, — она… она просто не думала об этом. — Ты могла просто спросить. Я был готов к диалогу, — он не подходит ближе. Он всё ещё стоит на расстоянии, и его лицо не выражает ничего. Она теряется. — Ты не говорил, — защищается. Понимает, что не права. Понимает, что влезла туда, куда её не хотели приглашать. — А ты хотела слушать? Ты вообще хочешь меня слушать, Уэнсдей? — его губы искривляются в усмешке — болезненной, кривой. Той, что ему не идёт. — Хочу. — О, и поэтому ты заходишь без спроса в мою мастерскую и открываешь закрытую, блять, картину? О чём ты нахуй думала? — он злится и повышает голос. Конечно, он будет злиться, он может это делать, но. Уэнсдей щетинится. Её маска заново прирастает к лицу. Китайская стена внутри рушится, но позади неё оказывается ещё одна. Новая. Цельная. — О, может, о том, что ты опять что-то скрываешь. Знаешь, это ничем хорошим обычно не заканчивается, — она спокойна. Её голос глубокий и резкий, её эмоции закрыты за стальным замком, её глаза широко раскрыты и не моргают. Ей больно-больно-больно. Ей так больно внутри. Там, где на рёбрах выцарапано его имя. Там, между шейными позвонками, где всё ещё ощущается его дыхание. Там, где пальцы покалывают от прикосновения, которое так и не произошло. Но она держит это в себе. Она справится. — Ты подозреваешь меня в чём-то? — он… он не кричит. — Всегда буду, — это неправда, нет, это ложь, ну же, ты же знаешь, ты умеешь меня читать, пожалуйста. — Убирайся, нахуй, отсюда тогда, — его голос тихий и яростный, его голос сочится ненавистью и разбитым доверием, его лицо кажется тусклее, а губы опущены. Он опускает глаза в пол, когда она проходит мимо. Ну же, Уэнсдей. Ты же можешь. И з в и н и с ь. Ксавьер сравнил её с Саске. Что же. Она закрывает за собой дверь. Некстати в голове всплывает статья, прочитанная недавно ради их общего проекта. Математическую модель в виде графика кривой можно применить в семантическом дифференциале как методе конкурентного анализа. Суть в том, чтобы составить анкетные вопросы и шкалу, по которой потребители будут оценивать товары-аналоги. И вопросы там по типу: важен ли дизайн упаковки продукта — оцените по шкале от одного до десяти. Так вот. Важно ли доверие в отношениях — оцените по шкале от одного до десяти. Важно ли уметь говорить в отношениях — оцените от одного до десяти. Насколько сильно она сейчас проебалась — оцените по шкале от одного до десяти. Дверь за ней закрывается с хлопком. Дверь за ней закрывается, и что-то внутри неё закрывается в ответ. Ей в глаза светит солнце; ветер с запада несёт осеннюю прохладу, а птицы в небе бьют крыльями в полёте и возвращаются домой. Но для неё мир вокруг похож на поле боя, в котором она проиграла не битву, а целую войну. И потому… что же. Она уходит. В конце концов, Наруто и Саске никогда не было суждено быть вместе.