Не открывайте окна, снаружи тролли

В середине года новые студенты приходят редко. Особенно зимой. Если, конечно, во внешнем мире стоит зима. С каждым годом определять все сложнее. Чаще всего в универ попадают не поступившие в другие места абитуриенты бакалавриата, реже — магистратуры и уж совсем редко — аспирантуры. Кто вообще сейчас идет в аспирантуру? Я встретил очередного новенького в кабинете методистки Клары, которая пыталась разъяснить ему, что вообще происходит. Он сидел в расстегнутом пуховике, комкал в руках шапку и хлопал своими большими голубыми глазами. Светлые волосы растрепаны, лицо совсем бледное. Бедняга. Все мы знаем, что новички приходят к нам регулярно, но каждый раз это шок, за которым каскадом вспыхивают новые чувства. Сильнее всего, конечно, жалость. Жалеть новичков выматывает, и в какой-то момент я перестал это делать. Думал, что совсем очерствел, но нет. Постепенно я разморозился и снова начал за них переживать. Ужасно. Конечно, он не верил. Никто поначалу не верил. Некоторые в первые дни даже умудрялись смыться. Поначалу всем новеньким про это рассказывали, но затем — после нескольких случаев — ректорат решил, что мы не должны давать ложных надежд. Из их разговора я понял, что его зовут Йонас, он шел по городу и вдруг начался сильный град. Он забежал внутрь первого попавшегося здания, а попал сюда. Неудачно зашел. Или удачно. На факультете философии открыли целую кафедру, посвященную нашему универу и тому, как сюда попадали люди. Исследования правда продвигались медленно, потому что практически никто не соглашался отвечать на все эти вопросы и вспоминать о том, как попали сюда. Что ж, отсутствие результата тоже результат. Йонаса встретили в атриуме и проводили к методистке ближайшего факультета. Клара работала у нас, в естественных науках. Я хотел поговорить с ней о расписании, но она попросила меня проводить Йонаса в общежитие. Конечно. Не самой же. Когда мы шли по коридорам, Йонас нервно озирался по сторонам, а за нами на некотором отдалении следовала стайка бакалавров и парочка магистров. Я мог бы шикнуть и отогнать их, но не стал. Йонас мог открыть любую дверь и вернуться домой, а они могли последовать за ним. Несмотря на распоряжение ректората не говорить первокурсникам о возможности вернуться, слухи просачивались, пропитывали эти стены и их неокрепшие мозги. — Значит, теперь я буду тут? — спросил Йонас. — Да, — сказал я. — Кстати, меня зовут Рейн. — Приятно познакомиться. Йонас. Это я уже знал, поэтому просто кивнул. — А почему они идут за нами? — тихо спросил Йонас, покосившись на своих преследователей. — Им интересно, — ответил я, надеясь, что он не начнет расспрашивать подробнее. — А ты кто? Магистр? — Аспирант. — В какой области? — Физика. А ты? — Я занимался экологией. Но тут знания экологии не слишком нужны и важны, так что… — я не закончил. — Разве? — Конечно, и здесь можно изучать экологию. Есть даже гипотеза, что это место — просто очередная экосистема, которая формирует сама себя. — Интересно, — кивнул Йонас. Сейчас он выглядел слишком уж спокойным. Он с интересом осматривался и уже совсем не боялся. Такую реакцию я тоже видел. — Сколько здесь человек? — Сто восемнадцать. Теперь сто девятнадцать. — А как вы получаете пищу? — спросил он. — Выращиваем. — А воду? — Либо конденсацией, либо с помощью сорбентов. Но мы подозреваем, что все еще связаны с внешним миром, откуда поступает часть воды и воздуха. Или не с внешним миром, а… В общем, ты сам увидишь. Наконец-то мы дошли до общежития, и я открыл бокс 411. Две двери вели в комнаты 411А и 411В, а еще одна дверь в душ. — Ты будешь жить в комнате 411А, — сказал я. — В комнате В пока никто не живет. Так что тебе повезло. Я протянул ему ключ, и Йонас взял его. Я уже собирался уходить, как вдруг он спросил: — А что происходит после? — После чего? — После выпуска. Что происходит со студентами? — Они становятся преподами. Как я. — Наверное, это хорошо, — Йонас улыбнулся мне. — Кстати, слышал про это место. — Неужели? Он кивнул и отвернулся, чтобы повесить пуховик на вешалку. — Снаружи становится все более странно, — сказал он тихо, не глядя на меня. — А что там, снаружи? — Сколько лет ты здесь? — Пять. Наверное. Пять с половиной. — Значит, ты застал пандемию. Но не застал войну. — Войну? — прошептал я. — Увы. Йонас помыл руки и открыл дверь в свою комнату. Ничего особенного — обычная студенческая комната: шкаф, стол, стул, двухъярусная кровать, прикроватная тумбочка. — Постельное белье и сменная одежда в шкафу, — сказал я. — А что за окном? — спросил он. Я посмотрел на сплошную серую завесу, которая почти никогда не менялась. — Мы не знаем. Состав воздуха совершенно обычный. 78% азота, 21% кислорода плюс 1% углекислого газа, водяного пара и прочих газов. — У нас парниковые газы уже превысили 2%, и довольно забавно, что у нас аномальный холод, — Йонас снял свитер, оставшись в клетчатой рубашке, и я поразился тому, насколько он тощий. — Ты хотел попасть сюда? — спросил я. — Ага. Слышал кое-что от одной девушки. Она тоже была экологом. Она рассказывала, что училась в магистратуре в одном потрясающем месте. Правда недолго. — Ее звали Марта? — Да, — Йонас усмехнулся. — Так и думал, что ты ее знаешь. Она говорила, что хотела вернуться, но у нее не вышло. Марта была моей одногодкой. Мы попали сюда с разницей в несколько дней. Она провела здесь пару месяцев, а затем поймала открытую дверь, через которую вошел очередной новичок, и вышла не оглядываясь. Я не успел. А что случилось бы, если бы я успел? Рассуждать, наверное, бессмысленно. — А ты в какой комнате? — спросил Йонас. — 112В. На первом этаже. Там живут старожилы. — Кто здесь убирает? — Сами. — А электричество есть? — Иногда. Здесь всегда светло. К этому сложно привыкнуть поначалу. Но ты можешь представить, что живешь в городе, где стоит полярный день. Можешь попросить на факультете дизайна маску для сна. — Попросить? Не купить? — удивился Йонас. — Товарно-денежные отношения у нас не прижились. Хотя казалось бы. — Да это просто какой-то рай. Где подвох? Где чудовища, с которыми нужно бороться? — Тролли, — сказал я. Йонас засмеялся, но когда он понял, что я не шучу, с его лица исчез даже намек на улыбку. — Тролли? — Да. Они набегают редко, но случается и такое. Мы предполагаем, что это мутация, которая происходит с людьми, которые провели здесь слишком много времени. Но это лишь гипотеза. Есть и другие. Например, что это потомки неандертальцев. — Охренеть. А откуда они приходят? Я кивнул на серую завесу за окном. Тоже снаружи, но не из того мира, откуда приходим мы. — А это не опасно? То есть, у вас даже решеток нет. — Поэтому мы не открываем окна. Видишь, даже ручек нет. Памятка лежит на тумбочке возле кровати. Йонас сел на кровать и взял листок бумаги. Пробежался глазами по строчкам. — Про троллей должно быть не просто первым пунктом, а гигантским шрифтом. Лучше красным. — Цветной краски не осталось. Он рассмеялся, а затем резко посерьезнел. — У меня столько вопросов, ты был знал. Но я так устал. — Понимаю. Отдыхай. — Ты Рейн, да? У меня ужасная память на имена. Я усмехнулся. В прошлой жизни я тоже плохо запоминал имена, но здесь это было даже слишком просто. Каждый новичок становился событием. — Думаю, в честь тебя захотят устроить вечеринку. Так что отдыхай пока. За тобой кто-нибудь зайдет часов через двенадцать. — Двенадцать часов? Как вы отслеживаете время? — О, это довольно интересно. Видел клепсидру в атриуме? — Не обратил внимания, — пробормотал Йонас. — Ну, еще увидишь. Я пока пойду. Йонас кивнул, хотя его лицо теперь выражало не заинтересованность, а сомнение и тревогу. — Все будет хорошо, — ободряюще улыбнулся я. — Ты впишешься. И кого я пытался убедить? — Хочешь поговорить? — спросил я. — Я могу остаться. — Нет, спасибо, — улыбнулся Йонас. — Я хочу принять душ. И буду экономить воду, как тут написано, — он помахал распечаткой, которую все еще держал в руках. — Спасибо, что проводил. — Не за что. И ты можешь приходить в любое время. — 112Б, я помню. Спасибо, Рейн. Когда он закрыл дверь, я остался в коридоре один. Прислонился к стене и сполз на пол. Пять лет. Я провел здесь уже пять лет. Пять. Гребаных. Лет. Иногда мне казалось, я больше не выдержу. Но во внешнем мире началась война. Видимо, это случилось осенью или зимой. В любом случае никто из тех, кто пришел осенью, не говорил о войне. Может, и хорошо, что я здесь.