Козырь – это карта или смерть?

Грета поняла, что что-то не так после Хэллоуина. Спала она ровно по восемь часов, не нагружая себя уроками, если не успевала их выполнить. Рука почему-то стали дрожать. На квиддиче, следя за игрой Макса, она не могла выловить его фигуру, хотя зрением она пошла в Еву, которая могла попасть в человека из пистолета с расстояния от места где стоит, до противоположной стороны улицы, при этом попав в точности в голову. Проблема была... в Гарри. Все её мысли неумолимо сводились на нём. Домашнее задание по любому предмету шло к нему. То звезда в астрономии названа похоже, то зелье на зельеварение имеет такой же цвет, как у его глаз. Ей казалось, что она сходит с ума, но в остальном это не мешало. Грета привыкла думать о брате с самого его появления на свет, но это никогда не вызывало у нее проблем, как сейчас. Почему она не могла думать о гордо смотрящей матери, которая наблюдает за её успехами в тренировочном зале? Ах, да, ведь в тренировочном зале всегда, рядом с ней, был Гарри. Почему она не может думать о Еве, которая рассказывает русские народные сказки, всегда находя для неё новую, ведь в России так насочиняли, что завались? Ах да, ведь где бы тетя не рассказывала историю, там был и Гарри. Почему не может думать о тете Белле, которая делает из её волос качественные прически? Ах, да, потому что рядом всегда сидел Гарри и мечтательно смотря на черные пряди сестры, растягивая слова говорил, что хочет отрастить такие же длинные, потому что они очень красивые. Мать сказала ей, что если Грета изведет себя, праздновать Рождество будет в Хогвартсе. И если девочка ни разу не засомневалась в словах матери, то та даже если бы хотела, не смогла бы выполнить свою угрозу. Снейп начал докладывать после Хэллоуина, что состояние Греты ухудшилось в плане внешности, но оценки твердо стояли на ступени «не меньше 10 баллов, за прекрасный ответ, мисс Козырь!» Но девочка на письме чуть ли не кровью клялась, что спит стабильно столько, сколько и положено в её возрасте. Ева по нескольку раз читала письмо, отмечая как скачет в разные стороны почерк. Гарри выглядел в порядке, хотя изредка жаловался на ночные, непонятные кошмары. На вопрос о том, что же в них странного, он пожал плечами, сказав, что снится голос Греты, которая постоянно зовёт его, но её самой никогда нет. Ева заметила, как Вика начала грызть ногти от стресса, обдирая качественный маникюр. Ева отрывалась в спорт-зале, но когда ей лично на почту пришло письмо от племянницы, забеспокоилась уже из-за двух причин. Во-первых, что с волнующим Грету вопросом, она обратилась именно к Еве. Ни к матери, ни написала на почту матери, да ещё и вначале письма, просила не говорить Вике. Грета объясняла это тем, что не хочет, чтобы мама волновалась, но Барон про себя недоверчиво качала головой. Действительно ли переживала, или не хотела делиться, потому что... не видела в матери того человека, с которым можно поделится чем-то важным? Сколько раз Вика говорила детям, что опаздывает, прося их обратится к Еве? Козырь всегда делала это с большим сожалением, делая всё, что в урезать время своей работы, но получилось... довольно плохо, вообще-то. Барон знала, что Вика разрывается, но они столько дел натворили в столице, что остановится сейчас не имели права из-за давления. Во-вторых, Еве даже пришлось присесть. Всё оказалось хуже, чем можно было думать. Грета ломалась половину письма, а ещё было очень много зачеркнутых слов и предложений, опять же в начале. Барон поняла почему так, когда дочитала до конца – племянница была в таком состоянии страха перед рассказом фактически о том, что она не может справиться со своими проблемами самостоятельно, что вряд-ли смогла бы переписать ещё раз без помарок. Она отправила то, наверное, через немыслимую ей силу. Грета признавалась, что думает только о Гарри. Она пыталась оправдаться, что это не так страшно, лишь «чуточку» мешает сохранять ступень «не меньше 10 баллов, за прекрасный ответ, мисс Козырь», но Ева видела, что она совсем так не думает. Это действительно начинало ей конкретно сваливается на голову, как камнепад. В состоянии глубокой задумчивости о том, как объяснить ребенку, что матери не надо шугатся, боятся слабостей не надо и как спрятаться от мыслей о брате, она не заметила, как к ней подошла Виктория. Письмо она неосознанно смяла в кулак – Грета попросила не показывать и пока племянница не осознает, что вечно занятая Вика вполне может быть нормальной матерью, Ева будет молчать. Козырь скрестила руки на груди, требовательно подняв бровь, но Барон лишь медленно покачала головой, вставая с тренажёра и идя к выходу из зала. Виктория стояла на том же месте, даже после того, как Ева приняла душ. Она тихо, с сожалением вздохнула – Вика поняла. *** Грета опустила голову на колени, зажимая её руками. Присланные зелья от тетки месяц назад не особо помогли, а мысли о брате лишь усилились. Макс посмотрел на неё из под книги, хмурясь. Он примерно понимал, что с Гретой происходит, но не мог понять из-за чего родственная связь такая сильная. Он пытался заставить Грету вспомнить о каких-нибудь случаях из детства, когда родители могли дать им выпить что-то подозрительное или провести какой-нибудь ритуал, но Козырь твердо качала головой в разные стороны. Если она не помнит, это не значит, что этого не было, но в глубине души она понимала, что тетя с матерью вряд-ли на это способны. А ещё она понимала, что как только она переступет порог дома, её будет ждать серьезный разговор. Она не знала на какую тему, но нутром чувствовала, что не из приятных. Зимний лес за окном блестел под лучами холодного солнца, пока поезд грохотал по рельсам. Лори сидела тут же, задрав ноги на сидение. Спала она, так как последнюю неделю бегала туда-сюда, чтобы закрыть долги. Благо, Снейп, увидя в каком его ученица состояние, поставил ей автоматом зельеварение, взяв обещание, что она наверстает во втором семестре. Грета думала о том, что неужели на втором курсе уже так сложно? Или Лори просто ленилась, большую часть времени проводя на квидичном поле вместе с Максом или с подругами на свежем воздухе? Они вышли одними из самых последних, чтобы не толпиться с другими. Дети самых разных возрастов расспылись по вокзалу, а Грета отыскала глазами своих, на секунду потеряв дар речи. Макс, будивший Лори, с удивлением обернулся к ней, когда Козырь почти прижалась носом к стеклу. У Гарри были длинные волосы. Нет-нет, не длинные, но отросшие и качественно подстриженные. Они доставали ему до плеч и очень подходили его детскому, но серьезному лицу с зелёными, яркими глазами. Вика с Евой стояли рядом о чем-то как обычно препираясь. Гарри стоял к ним спиной, но видно было, что прислушивается, заправив прядь с левой стороны, где стояла Вика, так как Ева и так говорила громко. Лицо брата ей не понравилось. Оно тоже вызывало тревогу. Когда Макс неожиданно начал быстро подталкивать её к выходу, как бы невзначай говоря, что по виду, Гарри явно соскучился и с ним точно-точно нужно поговорить и обнять. Грета непонимающе посмотрела на него, так как явно не собиралась этого не делать, но спорить не стала, тихо попрощавшись. Максим потрепал и Грету, и Лору по волосам, скрывшись в толпе, явно не собираясь высматривать своих родителей. Может они на маггловском вокзале?... Она приблизилась к ним, но Гарри уже не стоял к сестрам спиной. Он так звучно и отчётливо произнес следующую фразу, что некоторые родители обернулась на него, неодобрительно качая головой. – Слушайте, вы можете помолчать? Я сюда пришел, чтобы увидеть сестру, а не слушать ваши препирания. Он успел выставить ногу назад для опоры, когда она налетела на него. Вика так и замерла с поднятой рукой, а под капюшоном виднелись её прищуренные глаза. Еве всё же пришлось рассказать ей о проблеме Греты спустя пару недель, когда она не смогла найти нужного зелья или заклинания, чтобы убавить обороты ненормальной, родственной связи. Кстати, о ней. Вика копала долго, забывая отправлять Пожирателей на сжигание очередного белого дома. Выяснить удалось одновременно много, но одновременно так ничтожно мало. Когда между сводными братьями и сестрами всё же появлялась связь – это было нормально. Значит, что они приняли друг друга, а их души спокойно переплелись. Как там говорилось? «Кровь и плоть они делят на двоих, а сердца их будут биться в одном ритме до скончания веков». Такая связь была у Евы с Викой. Но в случае с Гарри и Гретой произошел сбой, который был зафиксирован всего каких-то жалких шесть раз за несколько веков. «Безумие поглотит одного, если сердца их стучать будут не рядом.» Могло ли безумие поглощать Грету? Эту маленькую, ещё ничего не понимающую, девочку? Могло. Это было видно даже сейчас – по её медленно раслабляющемуся лицу, пока она тискала брата. Тот это воспринял спокойно. Ну, а что такого? Он тоже по ней соскучился. Они имели права обниматься столько, сколько захотят. *** Когда Белла постучалась в комнату и попросила Грету спуститься вниз, Гарри сразу почувствовал перемены в настроении сестры. Она не омрачилась и не погруснела. Она лишь внезапно превратилась в ту уставшую девочку на вокзале, которая обнимала его минут шесть, не меньше. Гретa не могла определиться в одном. Нравится ли ей, что постоянные мысли о Гарри исчезли? С одной стороны – да. Они больше не мешали здраво думать, а голова не раскалывалась от напряжения. С другой стороны – нет. Она понимала, что это ненормально. Когда Грета скрылась за дверью, Гарри собрал волосы в небольшой хвост, спускаясь с подоконника и также тихо выходя из комнаты. Скорее всего, разборки, а это были именно они, Гарри был уверен, проходили в обеденном зале. Козырь бы обязательно пошел бы туда, послушать на счёт чего будут ругать Грету, ведь она вроде не творила в школе ничего плохого. Но он задержался у одного из столбов, облакачиваясь на него и прислушиваясь к разговору-ссоре Евы и Вики. Они разговорили на родном языке и хоть Гарри и учил его с детства, щебетали они на нем чересчур быстро, но общую суть Гарри понять смог. – Отлично! Просто прекрасно! – Крики Виктории были не свойственны, пускай она была менее терпеливой, чем Ева. – Моя дочь рехнулась! – Ещё нет, – с нажимом оборвала её Ева, поднимая глаза. – Для окончательной потери разума нужно больше года и... – Это тебе книжки 17-го века сказали?! – Слушай, давай начнем с того, что это ты виновата! – Резко хлопнув по столу, прорычала Барон. Вика замолчала, складывая руки на груди, мол, с чего это? – Это ты придумала этот план. Это ты ворвалась в дом в Годриковой Впадине. Это ты его украла! Я с самого начала знала, что ни к чему хорошему твоя затея не приведет! Видишь теперь о чем я говорила тебе на протяжении года, пока не смирилась и не полюбила?! Они страдают из-за того, что ты посчитала себя умнее Марволо! – Это ничего не меняет! – Вскрикнула Вика, не замечая как громко вторит ей эхо от мраморных стен. – Я люблю их! Они мои дети! Я не могла знать, что всё пойдет на перекосяк! Понимаешь каков был шанс, что выпадет безумие?! Понимаешь какой вообще был шанс, что они сблизятся?! – Тебе не нужно было думать о шансах! Тебе нужно было думать о том, что будет потом! – У меня не было времени на это, как же ты не понимаешь, мышиная шлюха?! И тут же закрыла себе рот рукой, широко распахнув глаза. Ева отшатнулась от неё. Они смотрели друг на друга, будто впервые увидели, как тогда, когда Мистер и Миссис Козырь привели к Вике девочку с большими, серыми глазами. Барон грустно хмыкнула. Она знала, что рано или поздно это произойдет. Что рано или поздно, одна из них выпалит, что-то такое, что ударит по больному месту. По воспоминаниям о родителях. Гарри не совсем понимал, что значит то слово, которое сказала мама, но по тому, как они смотрели на друг друга, это вряд-ли было что-то хорошее. Какого же было его удивление, когда Вика в прямом смысле упала перед Евой на колени. – Прости, молю, прости, – шептала она, пока Ева упёрлась боком в стол, не смотря на сестру. Та обняла Барон за бедра, утыкаясь головой в ногу, облаченную в жёсткие джинсы. – Пожалуйста, я не хотела. Меньше всего я хотела сказать это. Пожалуйста... можешь кинуть в меня Круциатус, но только не злись. Только не уходи от меня. – Я никогда от тебя не уйду, Вика, – спокойно произнесла женщина, наконец обращая внимание на сестру, которая сдавливала так, что явно останутся синяки. – И ты это знаешь. На последних словах она опустилась рядом с сестрой, у которой глаза были на мокром месте. Ева скупо улыбнулась, потрепав сестру за щеку. Это была не манипуляция. Вика вряд-ли когда-нибудь опробует этот навык на сестре. Это было чистое сожеление. Чистая ненависть к себе. Вика – родной ребенок в семье. Более травмированный, более сломанный, более больной. Но, тем не менее, именно она потащила Еву к психологу. Именно она вытаскивала их из всех возможных проблем. Вика всегда стремилась вылепить из их семьи, что-то нормальное после родителей. Уговорила сходить к врачу, проявляла инициативу в разговоре с женщиной–мозгоправкой, мотивировала Еву. И Ева, когда недавно поняла, что они скоро перейдут черту, поняла одну важную вещь. Вика не простит себе если скажет, что-то подобное. Сколько времени, денег и слез она потратила на лечение? Ради чего? Ради того, чтобы всё самой и похерить? Вика никогда не была плохой с Евой. Она лишь была той, что пыталась починить их, как сломанных игрушек в детстве, потому что новые ей не покупали родители. Но Вика перестралась. Как обычно, но Барон давно приняла эту черту в сестре. Возможно, это была одна из главных черт Вики, за которую Ева её любила. За то, что она неидеальна, как и сама Ева. – Да ладно тебе. Идиотская ссора, идиотская ситуация, идиоты родители. Забыли. – Ева попыталась её обнять, хоть как-то показав, что всё хорошо. Что она не держит и не будет держать зла. В конце концов, если бы Вика не сказала этого сегодня, подобное могла бы выпалить Ева через месяц или даже в Сочельник. То, что она сделала хуже, она поняла только тогда, когда Вика посмотрела на неё совершенно не понимающими глазами. – Что значит с кем не бывает?! Я только, что... Господи, Ева! Давай... давай сходим ещё на пару сеансов к психиатру. Хотя бы к психологу! – Нет, Вика. Мы вполне здоровы, – а пока сестра не сказала, что-нибудь тупое, как она это умеет и то, из-за чего они могли поссорится ещё больше, добавила: – Слушай, мы последний год не вылезали из ссор. Это должно было произойти. Если тебе станет легче – у меня тоже есть парочка «добрых» слов, которые я могу тебе напомнить. Я вспылила, ты вспылила. Ты мудачка, я мудачка. А теперь давай забудем об этом раз и навсегда. А подумав ещё немного, добавила, понимая, что без этого из викиной истерики они не выберутся, затянув туда и Еву: – Это будет лучшим извинением.