Аромат Франции

–Тилль, — обратился к солисту Рихард, стоя на террасе, открывающей вид на красочный закат острова. –М? –Ты ничего не хочешь мне сказать? –Не понял. –За последнюю неделю твои приступы от «влияния климата» участились. Я уже не говорю о недавнем обмороке. Да и видок у тебя не самый здоровый. –Я уже говорил, что это давление. –Ой, только мне не заливай эту сказку. Тилль поднял глаза на гитариста, который приобнял его за плечо. –Ты же мне как брат, почему тогда не можешь сказать, что с тобой происходит на самом деле? –Потому что пустые слова ничего уже не решат. Чувствуя, как из носа вот-вот польётся кровь, Тилль отбросил руку незаметевшего очередного приступа Рихарда и ушёл в глубь дома, вынуждая гитариста остаться наедине со смешанными чувствами от этого разговора. –Чёрт, какого же хрена она не останавливается… Он стоял над окровавленной раковиной. Лицо его было бледно, что ещё сильнее виднелось на контрасте с чёрными волосами, правда, седые корни уже знатно подрасли. –Тилль, всё нормально? — подался мягкий голос за дверью. –Да, я скоро. «Ну давай же… Останавливайся!» Не теряя надежды мужчина менял наполненную кровью вату каждые несколько секунд. Раз. Два. Три. Десять. Ровно столько подходов ему потребовалось, чтобы уговорить бордовую жидкость не покидать его тело до конца. Выйдя из ванной, Тилль сразу наткнулся на Эллин, которая, по-видимому, прождала его с самого начала. –Снова? –Да. –Тилль, это не шутки. У нас самолёт послезавтра. Скажи мне, что ты сразу пойдёшь к врачу. Тяжело вздохнув, он ответил, проводя ладонью по её щеке: –Хорошо. Но обещай мне, что эти оставшиеся два дня на острове мы проведём так, словно они последние в нашей жизни. Девушка посмотрела прямо в глаза Тилля. За нежностью и любовью в них скрывались страх и отчаяние. Мелкие, но частые морщинки, обрамляющие этот взгляд, ещё сильнее дополняли картину трагичности. И как бы мужчина не старался показать, что всё хорошо, не пытался вселить надежду на будущее, отнекиваясь и увиливая от вопросов, в голове Эллин уже начинал складываться пазл… Но она не хотела, чтобы её догадки оказались правдой. С видом полной грусти, но одновременно безграничной любви она коснулась губ Тилля. Казалось, они уже пропитались вкусом железа, но это не делало их чужими. Напротив, с каждым днём, с каждым (хоть и не произнесённым) откровением, они становились ещё роднее. И как бы не хотелось Эллин раствориться в этом поцелуе, забыться и затеряться, чтобы больше никто её не нашёл, она себя останавливала, не давала разуму полностью покинуть голову, ведь ей ещё предстояло запомнить каждый прожитый миг ближайших двух беззаботных дней… Так и произошло… С самого утра следующего дня каждая минута была наполнена эмоциями. Дайвинг, встреча с дикими животными, разглядывание звёзд на ночном небе, лёжа на песке, ещё не потерявшем жар. Особенно сильно в памяти Эллин запечатлился последний вечер на острове… …тонкие руки девушки заключили в кольцо туловище Тилля, который уверенно вёл мотоцикл. Хоть последний раз мужчина делал это в своей молодости, он не подавал вида лёгкого волнения, ведь знал, как важно Эллин ощущать себя в безопасности. Чувствуя, как изящное личико прижимается к его груди, он улыбался. Улыбался этому острову и темноте, окутавшей их. Это был единственный момент, когда он мог забыть о своих проблемах, не думать о будущем, а находился умом и телом прямо здесь, рядом с Эллин, девушкой, которая рассеяла его тьму своим светом, в чьих глазах Тилль утопал каждый раз, не желая быть спасённым. Два сердца бились в унисон, летя с бешеной скоростью в пространстве. Страх, неуверенность, сомнения. Всего этого не было. Не было ни единой мысли. Лишь пустая трасса, забирающая в себя последние лучи закатного солнца и несущийся в никуда мотоцикл… Но время бежало неутолимо быстро, и самолёт со всей командой приземлился в заснеженном Берлине. Все были в курсе, что Тилль сразу же пойдёт к врачу, ведь сами же его и уговаривали. –Давай я схожу с тобой, — выбившись из всей компании, подошёл Рихард, отводя Тилля в сторону. –Я уже взрослый мальчик, дорогу знаю, дядей в халатах не боюсь. –Всё шутишь… Я всё это время думал о том разговоре на террасе. Ты знаешь больше, чем рассказываешь. Ведь так? –Рихард… Давай не сейчас. –А когда?! Сейчас ты снова куда-то уедешь. Там появятся неотложные дела. И снова забудешь про нас. Солист молчал. –Не хочешь, чтобы я с тобой ехал в больницу? Тогда сразу после твоего приёма мы встретимся в нашем любимом баре и ты мне всё расскажешь. Договорились? –Да. В его ответе чётко слышалось нежелание каких-либо откровений, но одновременно и нотки вины за всё несказанное ранее. –Ну что вы там сюсюкаетесь? — крикнул Пауль, — Рихард, наше такси подъехало. –В 8 там, — успел бросить гитарист и присоединился к остальной команде. Эллин молча подошла к своему мужчине, проводя рукой по спине. –Всё нормально? –Да. Поехали домой. Девушке было так приятно осознавать то, что теперь «домой» значит в дом Тилля, а не на съёмную квартиру. Но если честно, каждый день она скучала по Парижу, по узким, но уютным улочкам Франции, по коту со смешанным именем и Мелани… –Ты никогда не думал, как там Тиллин?.. –Мы же его отдали на это время Мелани с Дэвидом, что с ним может случиться? –Конечно, с ним всё хорошо. Но я уже соскучилась. По ним троим. –Да и я бы не против был бы свидеться. Эллин улыбнулась, сложив ладони. –Ну может тогда через недельку в любимый Париж? –А давай. –Ураааа, — девушка принялась его обнимать и одаривать всё лицо мелкими поцелуями, — так, ты в поликлинику собираешься? –Собираюсь, хватит мне напоминать каждую минуту! –Не нервничай, я же переживаю… –Прости… Я уже сейчас и пойду. –Буду ждать тебя с готовым ужином, как раз и Мелани позвоню. –Насчёт ужина не знаю, мне ещё после с Рихардом надо по делам встретиться. –Ладно… –Ложись пораньше, наверное устала после перелёта, — нежный и заботливый поцелуй лёг на лоб девушки. *** –Что это? — непонимающе перебирал какие-то бумажки Рихард, пока его голос слегка перебивала джазовая музыка. –Ну ты же сам хотел узнать правду. Вот она. Глаза гитариста заскользили по неразборчивому почерку. –Стоп. Лейкимия?.. — взгляд полный потерянности и смятения поднялся на спокойного Тилля, медленно попивающего коньяк, — почему ты молчал всё это время?! Бумажки отлетели в сторону. Не описать словами, какие чувства испытывал самый близкий друг солиста. Ужас, обида, несправедливость, отчаяние. Всего этого мало, чтобы понять, что творилось у него внутри. Выпив залпом стакан виски, он снова уставился на Тилля, требуя хоть какого-то ответа. –А что бы это изменило? –Изменило бы! Поддержка всегда помогает. А ты просто остался со своей проблемой один на один. Разве легче от этого? –Мне да. Мне легче, когда люди не страдают от моих проблем. Всё равно же узнают. А так живёшь как ни в чём не бывало, не чувствуешь себя жалким. –Ты жесток сам к себе… –Я справедлив к другим. Второй стакан подряд снова был опустошён Рихардом. –Ну а как же лечение? –Какое лечение, Рихард? Ты думаешь, я бы выбрал проваляться несколько месяцев в больнице под капельницей с химическими препаратами, полысеть, разжиреть ради каких-то нескольких дополнительных лет? Нет. Ты же и сам знаешь, что я выберу сценарий понасыщеннее. Хоть и короче… –Но как?.. — казалось, на глазах Рихарда показывались слёзы, или же так падал свет, — когда это началось? –Года два назад. Тилль несколько помолчал и продолжил: –Поначалу я игнорировал недомогания и вечную слабость, ссылаясь на усталость. Но когда заметил, что начинает темнеть в глазах от банального поднятия стакана воды, решил сходить к врачу. –Получается, ты всё это время водил нас за нос? Видимо, мы и правда настолько тупые, потому что ничего не понимали во время тура, когда ты отстранился от нас, вёл себя странно на сцене, а на самом деле тебе было просто плохо… Рихард зарылся лицом в своих ладонях, не желая осознавать действительность. В его голове никак не укладывалось, что совсем скоро он может потерять близкого человека. Ещё предательски начали всплывать картинки из прошлого, когда только создавалась группа, как у всех горели глаза, сколько было амбиций и планов. Ссоры и конфликты специально не вспоминались, чтобы было ещё больнее осознавать размер утраты. Чувствуя руку Тилля на спине, гитарист не поднимал лица, не желая показывать непрошенные слёзы. Солист подсел ближе, слегка налегая на тело Рихарда, как самый верный друг. –Да ладно тебе, — начал он, — не велика потеря. Тем более я уже и так не молод. Самый старый из вас. Вот значит пришло моё время. Его голос был такой спокойный. Даже убаюкивающий. Любой прохожий подумал бы, что он рассказывает какую-то сказку. –Мы сделали красивую историю. Но у всего же есть конец. Даже такой, — солист указал пальцем на пах. Рихард наконец взглянул на Тилля: –Умудряешься ещё и пошлые шуточки кидать?! Бархатный смех зарезал слух, заставляя подумать о том, что скоро его никто не услышит. –Ну а как же Эллин? Что ты ей скажешь? Ровным тоном прозвучало короткое: –Ничего. –Ты хоть представляешь, как ей будет больно? –Еще больнее ей будет доживать со мной эти несколько месяцев, словно уже с мертвецом. Да и она не глупа. Уверен, что сама уже обо всём догадалась. Уже довольно пьяный Рихард выпил залпом ещё один стакан. –Я не верю. Не верю, что это нельзя вылечить! Большинство посетителей бара обернулись на этот крик. –Тише. Людей перепугаешь. –Нет, я найду! Найду самого лучшего врача, который нам поможет! Хоть его разум уже и был затуманен, а язык заплетался, это ярко прозвучавшее «нам» заставило Тилля задуматься… «Сколько же мы прошли вместе… Сомнения в начинаниях, неудачи, ссоры. Но мы никогда не переставали быть одним целым. Любая личная проблема становилась общей. Позвони хоть ночью — через полчаса они уже будут у тебя с планом действий. Не слишком ли много я взял на себя, подумав, что эта ситуация их не касается?..» Тилль даже чувствовал себя слегка виноватым. Но ошибки прошлого — следствие настоящего. Хотел бы он что-нибудь изменить? Возможно. Но не мог. Или же спасение всё-таки было?.. Из бара Рихард выходил под рукой у Тилля. Он не переставал твердить, что найдёт способ излечить солиста, что не всё потеряно. Мужчина молча слушал заплетающуюся речь. Никто не знал, о чём он думал в тот момент. Только тонкая струйка крови вытекала из его носа… Довезя гитариста на такси до дома и уложив спать, Тилль вернулся к Эллин. За окном была уже полночь. Девушка, сильно устав за день, уже сладко спала. На её лицо падал луч полной Луны. Рыжие локоны волшебно скатывались по подушке, создавая вид спокойного течения реки. Мужчина не мог смотреть на эту картину не улыбаясь. Молча поцеловав её лоб, он вышел на террасу, закуривая толстую сигару и выпуская дым в морозный воздух. Странно, как в фильмах показывают всю жизнь, пробегающую перед глазами в напряжённых ситуациях. Ничего этого не было. Лишь спокойствие. Лёгкая апатия. И ощущение юношеской влюблённости. Следующий день мог бы начаться с бесконечных звонков и сообщений, если бы Тилль не выключил телефон, зная, что Рихард не способен хранить тайну от всей команды. Но всё это отошло на второй план. Ведь солист сам был сценаристом своей судьбы… Огромный чёрный пентхаус был весь окутан ароматом древесного парфюма. За окном снег рисовал свои пейзажи, не желая осознавать, что совсем скоро конец февраля. Треск дров в камине окутывал теплом и уютом, создавая впечатление домика в деревне. И в этом домике сидит одинокий старик, которому остаётся лишь смотреть на языки пламени, безжалостно захватывающие и сжигающие поленья. –Тилль… Я завтрак приготовила, иди поешь. –Иду, дорогая. И вот старик, как ни в чём не бывало снова погружается в повседневность, совсем забыв о недавних размышлениях… Прошло три дня с тех пор, как Тилль не выходил на связь с командой. Неужели они даже не приехали к нему? Приехали. Но было уже поздно. Самолёт с солистом и Эллин уже был в небе на границе с Францией. Хоть пара и планировала ещё неделю отдохнуть в Берлине, у девушки случайно наметился показ прямо в Париже. Или не случайно?.. Ходить по подиуму для Эллин стало уже привычкой. Ноги сами становились в нужную позицию, глаза улыбались, а бёдра слегка покачивались. Но волнение присутствовало перед каждым показом, независимо от профессионализма. Оно появлялось вместе со страхом опозориться перед публикой. Опозориться перед Ним. Хотя сама девушка понимала, что этот страх необоснованный и Тилль её примет в любом виде, боязнь никуда не исчезала. Но этот раз был особенный. Эллин хотелось, чтобы этот показ навсегда остался в памяти мужчины. И наряд ей в этом помог. Несмотря на модельные запреты и чёткие границы, подойдя прямо в краю, где сидел Он, лёгким движением руки девушка сняла платок с шеи и позволила кисти указать ему направление полёта. Словив кусочек бордовой шёлковой ткани, Тилль непроизвольно приподнёс его к носу, вдыхая аромат любимых духов. Незаметно улыбнувшись, Эллин развернулась и лёгкой походкой зашла за кулисы… А в съёмной квартире их ждал кот, привезённый в целости и сохранности Мелани с Дэвидом. Было мило наблюдать, как под его лапками прогибаются клавиши фортепиано, издавая нелепые звуки. И всё как будто вернулось на свои места. Париж. Любовь. Запах благовоний по утрам. Виниловые пластинки. Прогулки по уюиным улочкам. Танцы в полумраке. Но всё-таки одного не хватало. Честности… Её время пришло, когда весна зацвела в Париже. Начало марта оказалось невероятно тёплым. Эллин стояла на берегу Сены, смотря вглубь и обдумывая очередное кровотечение Тилля. Он же стоял чуть поодаль. Глаза его скользили по рыжим волосам с золотым отблеском и стройному стану, покрытому приталенным пальто. Немая картина не привлекала внимание других людей. Они были заняты наслаждением весенней погодой, ярким, пробивающимся сквозь облака солнцем и манящим звоном течения реки. Внезапное касание талии Эллин разбудило её из забвения. Если недавно её голова была занята мыслями, непозволяющими ощутить истинные чувства и эмоции, то сейчас девушку окутала невероятная грусть. И никакая весна не могла ей помочь, когда на её глазах угасал любимый человек. Увидив это, Тилль потянул её за руку ближе к Эйфелевой башне. Она же ничего не говорила и не сопротивлялась. Нежно притянув девушку за талию и позволив вложить хрупкую ладонь в его огромную, он начал слегка покачиваться из стороны в сторону. Эллин смотрела на него грустными глазами, но улыбалась так же, как и он. Их окутала тишина и бесшумный город. Даже птицы перестали петь, не желая нарушать спокойное единение душ. Но внезапно бледные губы Тилля неспеша задвигались: –Im Lichtkleid kam sie auf mich zu (В светлом платье она подошла ко мне) Ich weiß es noch wie heut (Как будто это было вчера) Эллин смотрела на него, внимательно слушая. Ей казались знакомыми эти стихи и голос. Бархатный голос… А Тилль нежно продолжал: –Ich war so jung hab mich geniert (Я был так молод и смущён) Doch hab es nie bereut (Но никогда не жалел об этом) Девушка не могла отвести взгляд от такого родного, но, казалось, такого незнакомого лица. В её голове начали всплывать картины с того самого дня, когда она услышала эту песню. Лувр… Произведения искусства… Устрашающая песня на немецком… Незнакомка, сказавшая, что это… Rammstein. Увидев некое озарение в глаза Эллин, солист, не переставая покачивать её в лёгком танце на фоне башни, прильнул ближе к уху, обжигая дыханием шею. Полушёпотом он продолжал напевать: –Sie rief mir Worte ins Gesicht (Она кричала мне в лицо) Die Zunge Lust gestreut (Язык рассеивал страсть) Verstand nur ihre Sprache nicht (Хоть и не понимал её) Ich hab es nicht bereut (Я не жалел об этом) Девушка слушала этот ублажающий её голос, словно мурчание кота, закрыв веки. По её телу бежали мурашки лёгкого возбуждения. Как же ей хотелось всегда чувствовать его присутствие рядом… Как же хотелось всегда ощущать каждый сантиметр его кожи… И как же хотелось, чтобы время повернулось вспять… Дошептав куплет, Тилль снова посмотрел на белоснежное личико, слегка принявшее стыдливый румянец. Ему всегда нравилось наблюдать, как она краснеет от его внезапного горячего потока воздуха на шее. Но сейчас этот румянец был следствием не только стеснения и возбуждения, но и удивления с шоком. Её не волновал факт того, что он солист известной на весь мир группы, она поражалась тому, как он искусно это скрывал. «Или же я была столько глупа?..» Растянув уголки губ в улыбке, мужчина начал припев… –Oh, non rien de rien… (О, нет, ни о чём…) По щеке Эллин предательски покатилась слеза. Но это не помешало ей подпеть ему. –Oh non… je ne regrette rien… (О нет… я не жалею ни о чём…) Эта строчка зазвучала по-особенному, когда два голоса слились в унисон. Один — пушистый, бархатный и благородный. Другой — мягкий, гладкий, как шёлк, с ноткой грусти. Кладя руку на мокрую щёку девушки, Тилль закончил: –Wenn ich ihre Haut verließ (Когда я покидал её тело) Der Frühling blutet in Paris (Весна наливалась кровью в Париже) Из глаз девушки безудержно катились слёзы. Всё ещё находясь в лёгком танце, она молча рыдала. Но её взгляд ни разу не был оторван от лица Тилля. Она разглядывала каждую его деталь, непроизвольно сравнивая с образом из недавнего прошлого. Седые корни уже не прятались за чёрной краской. Морщины стали более выражены, мешки под глазами увеличились, а кожа потеряла розовизну. Но глаза… Глаза остались всё те же. Глядя в них, ты будто заходил в дремучий лес, пугающий неизвестностью и темнотой. Страх там затеряться был велик. Но только Эллин удалось обрести в этом лесу умиротворение и покой. Только для неё осветились все тропинки и пути. Только Она могла находиться там как дома… Тилль же ничего ей больше не говорил, позволяя выплеснуть все эмоции. Он понимал, какую боль ей приносит, и, конечно, корил себя, зная, что ему нет прощения за все страдания этого прекрасного создания. Чувствуя холод её рук, он сжимал их крепче, пытаясь согреть. Но сам не замечал, что дело было в его ледянных ладонях… Сами того не заметив, они прильнули друг другу, не оставляя ни малейшего пространства между телами. Голова девушки легла на широкую грудь. –Не покидай меня… — внезапно вырвалось из пересохших губ Эллин. Тилль молчал, а она продолжала… –Я нашла твои запасы таблеток… Это не просто давление, так ведь?.. Почему?.. Почему ты не сказал раньше?.. Всё же могло быть иначе. Ты бы вылечился! Слёзы уже высохли, заставляя глаза щипеть. По струнам души заиграли отчаяние и злость. Но не на Тилля. А на саму себя. Эллин винила себя за то, что не догадалась о болезни раньше, ведь все признаки были на лицо. –Прости меня… — всё, что смог произнести Тилль в тот момент. –Ну неужели ничего нельзя сделать? –«Лучше сгореть, чем угаснуть» –Нил Янг? –Он самый. И больше они не проронили ни слова. Странное, но спокойное молчание сопровождало их всю дорогу к квартире. Но в голове у обоих играло «Oh non… je ne regrette rien…» *** На следующее утро Эллин проснулась в квартире одна. Сил, чтобы встать, абсолютно не было. Девушка и провалялась бы в кровати целый день, если бы не привлёкшее её внимание стеклянный столик с цветами в вазе, догоревшей ароматической палочкой и запиской… «Прошу, не ищи меня… Спасибо за все эмоции, которые ты подарила мне, но… Но мне пора. Пора попрощаться. Знай, что я люблю тебя. Люблю безумно и не хочу тебя покидать. Но ещё сильнее я не хочу, чтобы ты запомнила меня дряхлым и немощным стариком, покорно ждущим своей кончины. Ключи от ТВОЕЙ квартиры на столе. Тиллин будет приглядывать за тобой. И не плачь… Я не стою твоих слёз. Верю, что мы ещё увидимся, может и не в этом мире. Но точно увидимся. И помни: «Oh non… je ne regrette rien…» Люблю. Прощай, mein Diamant…» Хоть мужчина и велел Эллин не плакать, по её щекам всё равно непроизвольно катились слёзы. Но когда она сама это заметила, сразу вытерла, словно Он был рядом и всё видел…