Роман, ставший явью

      — прошу Вас, мой король… — Манджиро и Санзу всеми силами пытались успокоить всё больше нарастающую истерику Такемичи, но всё впустую.       Не помогали ни теплые прикосновения, ни слова похвалы или любви, даже поцелуи в щеки и нос не приводили Ханагаки в прежнее состояние:       — я такой неудачник… Только такой, как я мог оказаться в такой ситуации… Только такой, как я… — шептал голубоглазый, чем озадачил и Санзу, и Манджиро:       — что ты такое говоришь? — в ступоре спросил Сано, всё ещё обнимая свою невесту за талию и пытаясь посмотреть тому в заплаканные голубые глаза:       — мой король… Прошу Вас, придите в себя! — почти стоя на коленях перед своим единственным господином, умолял Санзу. В его уголках глаз уже скапливались слезы, потому что он ужасен и не смог успокоить своего короля. Кто он теперь после этого? :       — какого черты у вас здесь происходит? Мичи? Манджиро? — Такемичи уже ни на что не обращал внимания, он был полностью поглощён в своим проблемы и тем, куда он попал:       — отец, Мичи… Мы всё никак не можем его успокоить! — отчаянно прокричал младший принц и с некой, очень маленькой, надеждой смотрел на своего отца и короля этой империи.       Мужчина не стал медлить и попытался дотронуться до плеча своей невестки и, не встретив какого-либо сопротивления, попытался развернуть к себе лицом, чтобы вывести на более-менее нормальный и спокойный разговор:       — Мичи, дорогой… Открой свои глазки, взгляни на меня… — успокаивающе шептал светловолосый мужчина и приобнимал Ханагаки за плечи. Буквально через минуту, Такемичи всё-таки открыл глаза, но так и не поднял их, чтобы взглянуть на спокойное лицо мужчины перед ним:       — как насчёт небольшого отдыха, Мичи, м? Ты можешь остаться во дворце или же я отправлю тебя с твоим слугой и рыцарем в Изумрудный дворец, где вас никто не будет трогать… Хорошо? — тихо и размеренно шептал император и гладил заплаканное лицо темноволосого. Тот лишь слабо кивнул и Макото стал медленно уводить Ханагаки от двух парней, дабы они чего не наворотили.       Перед тем, как окончательно покинуть роскошный балкон, отец семейства Сано ненадолго остановился и сказал:       — Манджиро, позже зайди ко мне… — практически прошептал Макото и продолжил свой путь с Такемичи в обнимку.       Санзу просто просверлил дыру в Майки, пока тот грозно не рявкнул:       — какого чёрта ты так пялишься на меня?! Как будто ты тоже не виновен в этом! — тыкая пальцем в рыцаря своей невесты, Сано кинул злобный взгляд на него и покинул балкон следом за своим отцом.       Санзу остался стоять на своём месте, смотря в пустоту и думая о чём-то своём:       — интересно, меня повесят, если за устранением этого выблядка?.. — в темноту прошептал оцепеневший от нахлынувших эмоций рыцарь и облокотился на каменные и холодные перила балкона:       — хочу разнести его к чертям… Хочу, чтобы он страдал… ***       — Мичи, как ты себя чувствуешь? — нежно спросил Макото, усадив Такемичи на кресло перед своим рабочим столом и укрыв спрятанным под второе дно в шкафу цветочным пледом. Император приказал слуге приготовить мятный чай и успокаивающие ароматические свечи с корицей:       — подожди немного и чай принесут, отдохни пока что здесь… — ласково похлопав свою невестку по плечам и мило улыбнувшись, прошептал Макото и сел за стол с самыми разнообразными документами:       — п-почему?.. — еле слышно прошептал Такемичи, что всё ещё трясся как осиновый лист на ветру, так ещё и в дождь, потому что Ханагаки сейчас чувствовал себя именно так-уныло и паршиво.       Император поднял голову и вопросительно глянул на Ханагаки:       — что «почему»? — подходя к Такемичи, спросил Макото. Чай как раз принесли и Сано пытался как-то помочь Ханагаки поднести чашку к губам, не разлив чай и не разбив саму чашку:       — з-за что… Т-такая доброта?.. — наконец поднимая свои голубые и остекленевшие от пролитых слëз глаза, просипел темноволосый и забрал чашку с мятным чаем из рук императора:       — боже, ты только за это переживаешь? Если твой непутёвый муженёк не сможет поддержать тебя или заставит плакать, сразу беги ко мне и жалуйся! Я постараюсь вправить ему мозги, дорогой... Никто не заслужил того, что тебе пришлось пережить... — на последних словах, голос Макото сделался очень и очень тихим, а сами звуки еле вышли из его горла, в котором внезапно образовался ком:       — Мичи, нет, не сейчас... Так, что насчёт Изумрудного дворца? Хочешь немного отдохнуть? Можешь взять неделю, месяц, год... Только будь в порядке... — громко шептал Макото и гладил мягкие тёмные кудри:       — недели вполне хватит... Я хочу забрать с собой Чифа и Санзу... Я могу отравится завтра утром? — в голове Ханагаки на секунду промелькнула мысль о том, что он наглеет и надо бы извиниться, но какая-то неведомая сила не позволяла словам вырваться из горла:       — конечно! Боже, конечно, Мичи... Я поговорю с Манджиро, скажу, что отправил тебя на горячие источники подлечиться и набраться сил... — сказал Макото и встал, дабы доделать свою работу и выйти к гостям. ***       Такемичи не знает, сколько времени прошло, не знает, почему император такой добрый и ласковый, не знает, почему у него случилась истерика, не знает, почему Манджиро вёл себя так жутко и... Не знает, кто был там, на балконе, когда Сано уже был явно не в себе, когда Майки покинул его и...       Ханагаки откинул эти мысли, они слишком навязчивые и постоянно лезут в голову, слишком запутанно и сложно, чтобы не думать об этом:       — Мичи? Ты действительно настроен на Изумрудный дворец? И... Мы действительно будем там лишь втроём?.. — чуть смущаясь, спросил Мацуно, спутывая и теребя пальцы от смущения:       — да, мы будем там только втроём... Ну, и слуги Изумрудного дворца... Никаких Хинаты, Манджиро или ещё кого-то... Считайте, у вас двоих тоже отпуск! — радостно сказал Такемичи, а карета уже прибыла.       Зайдя в повозку, Ханагаки полностью расслабился и был готов к неприятной, зато короткой дороге.       Санзу сел чуть ли не на пол возле ног своего хозяина, своего Короля, а Чифую сел напротив своего милого доброго друга и господина:       — я посплю ещё немного, разбудите меня, хорошо?.. — зевая, спросил темноволосый и зачесал свои кудри назад, хотя они всё равно упали обратно на глаза:       — конечно, Мичи! Спокойного сна! ~ — конечно, Такемичи клянëтся, что никогда не заснул бы, зная, что будет происходить с ним, пока он был в сладком неведении