Клыкастое небо

      Обиженный волчонок сидел на полу в своей комнате, надежно привязанный к кровати крепкой веревкой. Охранники не раз и не два ловили мелкую занозу в попытках сбежать из замка вслед за Занзасом. По итогу решили, что самым надежным будет запереть оборотня в комнате, предварительно привязав к чему-то тяжелому.       Охранники хотели жить, и если воспитанница попадет в беду, босс лично выгравирует на их братской могиле: «Идиоты, просравшие своё светлое будущее».       Тсуна понимала их, но ничего поделать с собой не могла. Внутри неё что-то вопило, подгоняло, заставляло вырваться на свободу и бежать на помощь. Девочка знала, что её братья в беде — разве этого мало для того, чтобы кинуться им на помощь? Голову разрывало от этого звона, заставляя волчонка бешено вырываться из противной веревки, впившиеся ей в кожу. Было больно, но, черт возьми (как говорит Бел), им там было больнее!       В голову пришла бредовая идея из той, наполненной слезами, жизни. Малышка не любила вспоминать «до», но если сейчас это могло помочь… Немного присмирев и старательно игнорируя звон, Тсунаеши пыталась найти в себе силу. Тот самый огонь, который спас её от кулаков отца, огонь, который не давал ей умереть, огонь, который успокаивал её и грел.       Огонь, которым она может управлять, чтобы защитить свою семью!       Веревка истлела, оставив после себя пепел. На секунду взглянув на себя в зеркало, волчонок заметил огненные узоры по всему телу, значение которых она не понимала. Да и не была на это времени. Хорошенько сконцентрировавшись, Тсуна взяла разгон с другого конца комнаты и всем весом навалилась на запертую дверь. Небольшой взрыв — и дверь с глухим стуком упала на пол, открывая путь для пленника.       К замку Варии подъезжала всего треть того, что было отправлено, если не считать странного грузовика.       Попытка устроить переворот в Вонголе провалилась.       Вария потеряла большую часть рядовых. Трое из Хранителей были в тяжелом состоянии, а Бельфегора уже отправили в реанимацию. Скуало внимательным взглядом следил за манипуляциями, проклиная себя: не усмотрели за мальчишкой, не успели защитить. На что они надеялись, если не способны уберечь подростка? От злости хотелось выть.       Что ещё хуже: медленно испарялась связь с Небом. Из грузовика вонгольские выродки достали глыбу пламенного льда и бросили на дороге, что-то гнусаво хохоча. Охранники, принимавшие раненных, уже почти напали на них, но увидели, кто был заточен в лед, и упали на колени.       Их босс, Занзас, медленно умирал, закованный в лед.       Скуало, прогнав вонгольцев, изо всех сил стукнул кулаком по льду, прекрасно зная, что это не поможет. Никто не способен растопить лед. Мужчина, найдя истончившуюся ниточку связи со своим Небом, послал немного своего Пламени, но ответа не было. Босс умирал, его Пламя медленно исчезало, переставая поддерживать жизнь своего носителя.       Это конец.       Послышался испуганный вой Тсунаеши. Суперби медленно вдохнул, пытаясь успокоиться, ведь предстояло всё объяснить ребенку. И желательно, максимально спокойным тоном. Он уже обернулся, чтобы поймать маленького волчонка, как Небесное пламя практически ослепило его.       Скуало видел маленькую рыжую волчицу с невероятно карамельными глазами, наполненные решимостью, злостью и страхом. По всему её телу пылали Небесным огнем узоры, никого не обжигая и словно успокаивая присутствующих. Это была Тсунаеши — их маленькая, немного неуклюжая Тсуна, которая пробежала мимо мечника, слегка зацепив своей силой — нежно-нежно — и прыгнула на самый верх глыбы, словно надеясь объять собой. Чистое Пламя Неба взорвалось, откинув назад парочку мафиози, а Скуало успел укрыться под своим пламенем. Он смотрел на происходящее, стараясь не жмурить глаза, и не верил: объятый Небом лед начал стремительно таять. Тсунаеши уже и сама едва дышала от такого напора силы и резкого расхода, но не сдавалась. Лёд сверкал всеми цветами радуги, противостоял и сдавался, не в силах победить. Всего несколько минут: Занзас, освобожденный, дезориентированный, с хрипом втянул в себя воздух и упал, пораженный болью в теле. Лёд исчез, и рядом с глухим стуком упала Тсунаеши, обратившаяся в человека. — Тсуна? — удивленно спросил босс, с трудом повернув голову. Бледный ребенок был без сознания и, кажется… — Черт, Тсуна! — крикнул Скуало, быстро поняв, что не так. Ребенок стремительно синел, а грудь не вздымалась. — Отряд Солнца сюда, живо!       Сняв перчатки, Суперби судорожно пытался нащупать пульс или услышать сердцебиение. Счет шел даже не на минуты — секунды. Занзас, немного неуклюже перевернувшись набок, положил свою ладонь на холодный липкий лоб ребенка и осторожно потянулся своей силой. Необходимо было найти тот самый огонек, который распалила в себе девочка, и поддерживать его, пока не заведется сердце. Скуало уже начал реанимацию, позади подбегали лучшие медики, оставшиеся на время операции в замке.       Ребенок сипло откашлялся и задышал, но не пришел в себя. Пламя Неба, поддерживаемое Пламенем Ярости, уже более уверенно загорелось внутри, поддерживая свою хранительницу. Скуало прижал одну руку к своей груди, где билось собственное сердце, а второй оставил на груди девочки, словно пытаясь убедиться. Тело пронзила неприятная дрожь от пережитого страха. — Босс? — хрипло обратился мечник к Занзасу, и тот, сев сквозь боль, распахнул свои объятия для друга. Это были редкие и драгоценные минуты, когда Небо и его Хранитель позволяли себе расслабиться, согревая и успокаивая, обмениваясь теплом и силой. Всего две минуты на то, чтобы прийти в себя и прочувствовать связь. — Идем, босс. Нам всем надо в медкрыло.       Замок Варии перешел в осадное положение. Сколько бы людей выкосила за его пределами, на самой территории этих психов было невозможно победить. Проезжающие кортежи Вонголы, застав несколько раз вместо скорбных лиц — дула винтовок и пулеметов, смотрящих им прямо в пах, знатно обалдели. Информации от кротов, что же всё-таки происходит, не было никакой: им было невдомек, что взбешенный Мармон уничтожил всех, кто пытался навредить его семье. Но кое-что они успели направить Правой руке Девятого Вонголы.       Тсунаеши…       Весть о том, что в Варии два месяца назад появился ребенок, распространилась по Вонголе со скоростью пожара. Каждый второй хотел уже брать штурмом замок, чтобы спасти малыша, тем более девочку, из лап психопатов и извращенцев. Чего стоил этот период Тимотео — кто бы знал. И, как назло, с сыном были излишне натянутые отношения.       В произошедшем бунте Девятый Вонгола винил себя, но извиняться не собирался. Да, он буквально заставил Варию выживать как на заданиях, так и с финансовой ямой за плечами. Да, он промолчал о том, что Занзас — приемный сын. Да, он требовал от подростка такого, с чем не справлялись и взрослые. А еще приказал познакомить с ребенком и передать его в Вонголу, если бы у того оказалось Пламя.       Тимотео был жесток и требователен к сыну, поэтому, где-то глубоко в сердце, понимал причины бунта. Занзас защищал свою семью — Варию, начиная от своих Хранителей и заканчивая мелкой воспитанницей. Последний приказ был приговором в их отношениях, и Скайрини-старший готовился к восстанию. И никому не признается, как же тяжело — больно — было навеки заковывать своего сына в лед, мучительно и медленно его убивая.       И тем радостнее было, когда в очередной приезд дона Вонголы ему навстречу вышел Занзас. Живой, такой же ненормально злой, с пистолетами в руках и свежими шрамами ото льда. За его широкой спиной была вся Вария, готовая без раздумий положить жизнь за своего босса. — Занзас, — Тимотео встал рядом с сыном, приказав телохранителям ожидать у машины, — я рад видеть тебя в добром здравии. — Не буду лгать и говорить того же, отец. Зачем ты здесь? — Я пришел закончить глупую войну. Она не нужна ни мне, ни тебе. — Умно. Но твои слова не стоят и ломанного гроша, пока ты пытаешься нас уничтожить. — О чем ты? — Не думай, что не знаю. Ты даешь самые провальные миссии нам, самые тяжелые и кровавые, которые ты никогда не дашь своей любимой семье. Ты же ведь дон Вонгола. Но совсем забыл, что держа на поводке бешеных собак, нужно не забывать их кормить, иначе сам станешь обглоданной костью. А еще никогда не стоит нападать на их стаю. — Я понял тебя, Занзас. Я забуду всё то, что произошло две недели назад, всё вернется на круги своя. И финансирование. Но девочка… — Это моя дочь, старик. Я за неё порву любого. Сам сдохну, но ты её не заберешь. — Дочь… — ошарашенно прошептал Тимотео. — Но я слышал, ей четыре года… — Я у тебя тоже не так появился. Но, в отличие от меня, она знает и вполне осознанно тянется ко мне. — Я бы хотел познакомится с ней. Не сейчас, — поспешно добавил дон, услышав рычание. — Наши раны ещё слишком свежи… Но когда-нибудь… — Когда-нибудь, — хмыкнул Занзас, давая знак сворачиваться. Оружие тут же было убрано. — Тогда поговорим о делах, если ты не против. Я возьму одного из своих. И ещё я взял десяток медиков для твоих. Позволь помочь, чтобы восстановить нашу связь хоть немного.       Скайрини-младший недовольно обвел подошедших людей взглядом, но кивнул. Из-за урезанного финансирования у них было маленькое медкрыло и заканчивались медикаменты. Как бы не хотелось отрицать, его людям нужна помощь. Если для этого нужно было сделать первый шаг в налаживании отношений, Занзас готов был сделать.       Потому что он вожак своей стаи. А вожаки всегда ставят интересы членов стаи превыше своих. — Скуало, спрячь Тсунаеши. Не дай им до неё добраться. И скажи Мармону подготовить документы.       Тсунаеши все эти две недели не просыпалась, заставив офицеров Варии рвать на себе волосы и дежурить каждый день по одному у постели несмотря на то, что большинству из них нужен был постельный режим. Но даже Бельфегор отказался покидать ребенка, едва держась в сознании. Девочка осунулась, была бледнее своей простыни и иногда не могла дышать без кислородной маски. Луссурия, матерясь сквозь зубы и едва ли не плача, поведал окружению то, что узнал совместно с врачами: резкий выброс такого количества Пламени практически выжег изнутри ребенка, повредив органы. Минусы были налицо, но из Плюсов: Пламя Неба излечивало свою маленькую хозяйку совместно с Солнцем.       В отличие от других несчастных, проворачивающих такие трюки, Тсунаеши Скайрини будет жить.       На исходе второй недели, после переговоров с доном Вонголы, Небо и его Хранители, соревнующиеся цветом лица с самой подопечной, впервые сходили в церковь. За ними потянулась большая часть Варии.       Без Тсуны всё было не тем. Кулинария больше не приносила удовольствия Луссурии, да и он сам практически не ел, если за него не брался его отряд. Леви перестрелял все манекены и уже с отчаянным интересом поглядывал на перепуганных слуг. Занзасу пришлось насильно отобрать у него оружие и приковать к больничной койке, когда глубокая рана открылась в пятый раз. Мармон окопался в книги бухучета, переместив свой кабинет в палату Тсуны с помощью иллюзии. Он был одним из немногих, кто мог постоянно следить за состоянием девочки и занимался поисками её самой в её голове. Пока нашелся только перепуганный волчонок. Бельфегор каждое утро отказывался лечиться, пока не узнает, что с принцессой. И с каждым днем всё более упрямо отказывался от лекарств, заворачиваясь в одеяло с головой. Скуало остервенело гонял рядовых, пытаясь забыться в приказах и наказаниях, но, как и тогда с Тсунаеши, ловил тех, кто оступался. Потому что видел в них маленькую фигурку.       Занзас устало смотрел в стакан с виски. Он давно не пил, с момента, как Тсуна пришла спать к нему на колени. Руки дрожали. Тяжело вздохнув, босс вылил пойло в горшок с каким-то очередным супер-опасным цветком. Его подарила Тсуна, выкопав один в саду: — Пусть он тебя защищает!       А защитила Тсунаеши. Малявка, ужасно бесячая, неуклюжая. Которой он пообещал, что они все вернутся. Сдержал слово, но какой ценой. Он до сих пор не мог нормально уснуть, пока не проверит маленький огонечек Неба в душе девочки. Потому что помнил тот страх первых секунд, когда не ощутил в ней Пламя. Занзас никому так и не сказал, что первые секунды теперь его дочка была действительно мертва.       Он тогда впервые молился. Хотя так себе была молитва, просто обращение к Богу. «Если она не проснется, я пройду все круги Ада и Рая, чтобы найти тебя и сжечь».       Скайрини был готов вступить в драку со всей Вонголой, даже не имея за спиной свою семью. Лишь бы прогнившие ищейки не добрались до неё, не прознали. Он всем нутром чувствовал — нельзя, не время, слишком опасно. Покажет сейчас — потеряет навеки. И в груди рождался такой рык, словно он и сам — оборотень с узорами Пламени Ярости по всему телу.       Документы самой девочки и на её удочерение лежали прямо перед ним, поверх всех документов. Мармон, сидевший на плече босса, молчал, забыв про отчеты. Скуало прижался лбом к прохладному стеклу, смотря на дождь. Бел лениво кидал стилеты в портрет Девятого Вонголы собственного творчества, позволяя пламени Солнца Луссурии подлечивать оставшиеся раны. Леви крутил пистолет с небольшой царапинкой, которая осталась после первой тренировки с Тсуной.       Они тут, они живы. Делятся друг с другом Пламенем впервые за несколько лет. Поддерживают. Успокаивают. Жалуются. Плачут. Молятся, в очередной раз.       А Занзасу всё также холодно и коленям непривычно легко.       Дверь распахнулась, в мрачную тишину ворвалось до противного счастливое лицо Антонио. — Тсунаеши очнулась!