***
Двое лежали под одеялом. Костя снова замёрз, поэтому он прижался к телу Яна и, уткнувшись в его грудь, пытался заснуть. Они оба хотели немного поспать, но испытанное нервное напряжение не давало успокоиться разбредающимся мыслям. Прислушиваясь к дыханию мужчины, Ян робко позвал его. — Костя? — М? — Ты не спишь? — Нет. — Я могу кое-что спросить у тебя про твою болезнь? — Ян запнулся. — Но, если не хочешь об этом говорить, я пойму. — Спрашивай. — Каково это? Я имею в виду, каково это осознавать, что ты… Твоя жизнь… Ну… Хоть Ян и хотел узнать, как Костя сам относился к своему диагнозу, он не был уверен, что он станет обсуждать это с ним, и не знал, как деликатно сформулировать столь щепетильный вопрос, боясь его задеть. Однако Костю интерес Яна вовсе не смутил. — Как я живу? — Костя задумался. — Наверное, так, будто иду и на любом шаге могу провалиться в бездну. Пожалуй, это будет самая верная метафора. Ты словно ступаешь по хлипкому верёвочному мосту, а под ним — пропасть. Оступишься и упадёшь — это ожидаемо, удержишься и переступишь на следующую доску — хорошо, пройдёшь ещё сколько-то. Это одновременно и трудно, с одной стороны, но вместе с тем и невероятно всё упрощает — удивительное дело. Например, у меня никогда не было ощущения того, что я иду не туда или делаю что-то не так, потому что у меня всё равно только одна дорога, и ей стоит наслаждаться, пока я просто могу двигаться. Ян вспомнил нелепую около философскую цитату, популярную в социальных сетях, и пробормотал: — У самурая нет цели, только путь. Костя хмыкнул. — Примерно так. Очень сложно стремиться к чему-то, когда осознаешь, что в один момент все твои усилия могут обернуться в прах. Ещё сложнее, когда ты приходишь к этому в юном возрасте, когда, казалось бы, ты вообще не задумываешься о том, что жизнь быстротечна и тебе тоже когда-нибудь суждено умереть. Ян внимательно выслушал и неуверенно сказал: — Но разве это не обычно? Ну, я имею в виду, что так ведь можно сказать абсолютно про каждого — каждый ребёнком когда-то узнаёт о том, что существует смерть, и все мы медленно умираем каждый день. Не подумай, что я обесцениваю твои сложности, но я почему-то считал, что ты по-другому воспринимаешь свою болезнь. Я не думал, что она настолько определяет твоё мировоззрение, ведь по большому счёту с тобой всё в порядке. Я о том, что ты обычный человек, не без некоторых проблем, но… Почему ты говоришь так, будто скоро умрёшь? Ты словно веришь в это. Но это ведь необязательно должно произойти. Костя вздохнул. Он сам отдавал себе отчёт в том, что в этом плане мыслил больше в негативном ключе. Да вот только так ли он был не прав в восприятии своего диагноза и своих суждениях, если в результате состояние его организма дошло до той стадии, которой он боялся с детства? — Наверное, дело в том, что до меня когда-то попросту очень неправильно и некорректно донесли информацию о моём синдроме. Вернее сказать, этого вообще никто не сделал, как следовало бы. Ян опешил. — Как это? Ранее Костя рассказывал эту историю только Андрею, и то больше, как врачу, нежели как другу. Но скрывать что-либо от Яна Косте больше не хотелось, поэтому он решил поделиться некогда пережитыми переживаниями. — Мой отец умер от аневризмы аорты, когда мне было пять лет. У него тоже были проблемы со зрением, давлением и внешне мы были очень похожи, поэтому после его неожиданной смерти мама перепугалась и стала водить меня по всевозможным врачам. В том числе меня отвели и к генетику, который установил, что у меня наследственная патология, передавшаяся от отца. Конечно же, пятилетнему ребёнку тогда никто ничего объяснять не стал. Как и потом в течение очень длительного времени. Меня просто каждые полгода таскали по больницам, вынуждая регулярно проверяться. Я замечал, что здоровье у меня было хуже, чем у сверстников, но мне в голову не приходило, что со мной может быть что-то настолько серьёзное, чтобы постоянно наблюдаться. А потом всё произошло слишком внезапно — на меня буквально вывалили информацию о том, что со мной что-то не так. У меня довольно сложные линзы в очках, и в детстве я всегда ездил подбирать их в специализированный институт глазных болезней. Когда мне было 12 или 13 лет, врач, которая меня смотрела и выписывала рецепт на очки, попросила маму выйти в коридор. Я остался с ней в кабинете один, и она, пока занималась подбором нужных мне диоптрий, завела со мной крайне странный диалог… К которому я совсем не был готов. Она говорила мне о том, что с моим диагнозом я должен очень ответственно подходить к своему будущему. Сказала, что мне ни в коем случае нельзя иметь детей, потому что я передам им все свои проблемы со здоровьем и они будут мучиться так же, как и я. Сказала, что мне нужна будет женщина, которая полюбит меня настолько, что будет готова смириться с тем, что я, вероятнее всего, стану лежачим и ей придётся ухаживать за мной. Сказала, что нужно надеяться на лучшее, но обычно с такой формой синдрома, как у меня, доживают только до 35-40 лет, — Ян почувствовал, что лицо Кости стало влажным. Сколько бы мужчина это в себе ни прорабатывал, он всё равно плакал каждый раз, когда вспоминал поход к врачу, который очень сильно на него повлиял. — Я был ребёнком и ничего не знал. Сейчас я осознаю, что врач проявила крайнюю степень безответственности и нарушила какую-либо врачебную этику, потому что не имела права говорить подобное, но тогда я не мог не принять сказанное на веру. После того приёма я был напуган и чувствовал себя виноватым в том, что я какой-то не такой. Вроде бы нормальный, а вроде бы и поломанный, потому что по большому счёту из-за нехватки соединительной ткани в моём организме нет ни одного органа, который был бы полностью здоров и работал, как нужно. Иррационально, но даже перед мамой мне было стыдно. Она и так уже потеряла отца, а после этого тяжёлого удара ещё и из-за меня стала постоянно беспокоиться. Выйдя тогда из кабинета врача, я не стал у неё что-либо спрашивать. Приехав в тот день домой, я разобрался со всем сам — поднял все свои выписки из больниц, вник в формулировки, наконец-то узнал, что болен генетической патологией, и дальше стал читать про неё в медицинских справочниках. Весь пазл сложился, потому что до этого я даже не был в курсе, от чего умер мой отец, меня в это тоже не посвящали. Рассказ Кости поднял в Яне волну дикого негодования. Ему хотелось обнять маленького мальчика и сказать ему, чтобы он не слушал всю ту чушь, которую ему наговорила, это было просто смешно, окулист, подбиравшая ему очки. Но в реальности, чтобы не перебивать, Ян лишь крепче прижал Костю к себе и подумал про себя: «Ты нисколько не дефектный. Мы сможем тебе помочь, и твоя жизнь не будет отличаться от той, которой ты живёшь сейчас. Обещаю». — Когда я в полной мере понял, в чём заключалась суть моего диагноза, поначалу мне очень сложно было принять свою болезнь. Мне даже казалось, что намного лучше было бы заболеть каким-нибудь раком и долго не страдать, чем в течение десятков лет ощущать ухудшение собственного состояния, чтобы потом, будучи на пике жизни, истлеть. Разумеется, я не мог с точностью предугадать, что со мной действительно всё случится именно так, но по итогам семейные формы генетических заболеваний на то и семейные. Мой отец умер в 35 лет. Было бы странным надеяться на то, что осложнение в виде аневризмы обойдёт меня стороной. Так в общем-то и вышло, спасает только то, что, в отличие от отца, у меня эту проблему вовремя диагностировали. Сердце Яна учащённо забилось от последней произнесённой фразы. Уловив это, Костя взял Яна за руку и сплёл с ним пальцы. — Сейчас в душе я всё тот же ребёнок, который ничего не знает и просто живёт, на самом деле не задумываясь о смерти. Поэтому ты не совсем прав, если думаешь, что я концентрируюсь на мысли о том, что скоро умру. Полагаю, если бы я продолжал относиться к себе как к бомбе с обратным таймером и изо дня в день фиксировался лишь на том, что у меня в запасе не так много времени, я бы ничего не смог добиться. Я как раз пришёл к тому, о чём ты сказал: что все мы, по сути, живём, не зная, сколько нам отведено. Меня может сжечь болезнь, а кто-то в ещё более молодом возрасте, чем я сейчас, может умереть от несчастного случая, исход будет одним — вся борьба зря. Но, как ты подметил: не так важна конечная точка, как важен проделанный путь. Мой вроде бы очень даже ничего. По крайней мере теперь, когда я преподаю, точно. Я могу передать некоторые свои накопленные знания, помочь желающим заговорить на языке, который изначально казался им непосильным, чисто по-человечески оказать кому-то помощь... А для одного студента мне даже удалось стать чем-то большим, чем просто преподавателем, — учитель Хай улыбнулся и поцеловал Яна в ключицу. — Я могу сказать, что я счастлив, к чему мне думать о большем?Урок 15
29 декабря 2022 г. в 08:00
Ян непонимающе смотрел на отвернувшегося к окну мужчину, пребывая в замешательстве от его реакции. Он не мог взять в толк, за что Костя извинялся перед ним, и всё сказанное казалось ему в корне неверным.
«Бедный мой учитель Хай, сколько же в тебе на самом деле всего скрыто и какой силой ты обладаешь, чтобы справляться со своими трудностями в одиночку», — подумал Ян.
Ещё накануне, а после случившегося ночью нервного срыва тем более, Ян считал, что это он был тем, кому стоило принести свои извинения и попросить прощение за то, что он был таким слепым и, сам того не ведая, играл с жизнью перед человеком, для которого вопрос сохранения этой самой жизни был таким значимым. Ян ни в чём не винил Костю и понимал его молчание, поэтому нисколько на него не злился. Как он мог позволить себе обижаться на того, кто столько для него делал и тепло заботился о нём?
Ян видел, что, несмотря на ровную спину, плечи Кости тряслись, и он упирался руками в подоконник так, будто вот-вот упадёт. На это было невыносимо смотреть, и Ян поднялся со стула. Настало время показать, что он может не только брать, но и умеет отдавать. Учитель Хай должен был осознать, что он больше не был один, и только Ян был способен избавить его от страха вечного одиночества.
Тёплые руки в бинтах внезапно обняли Костю со спины, и Ян прижался к нему сзади.
— Ты поэтому ничего мне не говорил, да? Считал, что я откажусь от тебя? — тихий голос обжёг ухо Кости. — Хотя я догадываюсь, что не только поэтому.
Ян склонил голову и упёрся подбородком в острое плечо, ещё крепче обнимая своего дорогого учителя. Костя застыл на месте, и от изумления у него перехватило дыхание. Ян говорил спокойно, в его тоне была слышна мягкость, а его объятья были нежными и утешительными, но Косте всё равно очень сложно было принять, что от него не собирались отрекаться. Многочисленные травмирующие разрывы в прошлом практически невозможно было стереть из памяти, и Костя не мог не переносить свой негативный опыт на нынешние отношения с Яном, как и не мог враз отбросить свои самоуничижительные установки. Когда-то его убедили в том, что он был дефектным и что никто не будет с этим мириться, поэтому никаких шансов на семью или крепкие отношения Костя для себя не видел. Даже сейчас, когда Ян проявил к нему сочувствие, он различал в этом нечто другое, на подсознательном уровне отказываясь от простой истины — парень в самом деле любил его.
Словно прочитав его мысли, Ян так же тихо сказал:
— Я знаю, что кажусь тебе взбалмошным и неразумным. Таким я и являюсь. Возможно, из-за моего возраста ты также не веришь в то, что я испытываю к тебе что-то серьёзное. Но всё равно... Как ты мог подумать, что, узнав обо всём, я оставлю тебя? Да, я действительно многого не знаю и не понимаю и делаю невообразимо неразумные вещи, но я уверен в своих чувствах к тебе. Мне кажется, я никогда ещё не был ни в чём так уверен. Поэтому мне больно из-за того, что ты сейчас сказал. И было больно, когда я узнал, что ты предпочёл скрывать от меня свой диагноз. Наверное, я прошу слишком многого, но я бы хотел, чтобы мы доверяли друг другу. Ты видел мои худшие проявления и самые отвратительные состояния, но всё равно не отвернулся от меня. Можешь ли ты поверить в то, что я готов ответить тебе тем же?
Костя молчал и не двигался. Его сердце остервенело билось под рёбрами, и только этот ритм позволял ему удерживать связь с реальностью. Ни в одной даже самой смелой фантазии он не позволял себе представить, что когда-либо услышит от кого-нибудь слова, наполненные таким искренним и глубоким чувством, которые были адресованы не кому-то другому, а лично ему. Неужели Ян в самом деле был согласен разделить с ним его хрупкую и увядающую жизнь? Как это было возможно?
— Учитель Хай? Ну же, ответьте своему глупому ученику. Может, он создаёт впечатление малодушного. Может, для вас он слишком юн. Может, он вам не нужен так сильно, как ему нужны вы, но, если вы бросите его на произвол судьбы, у него точно не будет никаких шансов исправиться и стать смышлёным.
Костя отвёл от себя руки, обхватывающие его талию, и наконец повернулся к Яну.
На долю секунды Яну показалось, что после всего того, что он сотворил ночью, мнение Кости о нём было окончательно испорчено и он лишь рассмеётся от его нелепой исповеди. Однако Костя посмотрел парню в глаза своими влажными голубыми озёрами и прикоснулся к его горячей щеке холодной рукой. Хриплым голосом он прошептал:
— Я не понимаю, разве тебя не пугает моя болезнь?
— Пугает. Подобное не может не пугать. Но меня нисколько не пугаешь ты. Мне неважно, сколько времени понадобится для того, чтобы ты восстановился после операции. Я буду рядом и до неё, и потом.
— А если я…
— Нет. Всё будет хорошо. Я буду с тобой и буду тебе помогать. А то если за тобой будет приглядывать только этот унылый Андрей с каменным лицом, то так и действительно откинуться можно.
Ян старался мыслить оптимистично и, убеждая Костю, одновременно сам себя заставлял уверовать в наиболее благоприятный исход. Он был готов сделать всё, что угодно, лишь бы кошмар из его сна не стал реальностью. Его учитель Хай должен был жить.
Видя решимость Яна и его уверенность в собственных словах, Костя не стал развивать мысль о том, что мог не перенести операцию. После всего того, что сказал ему Ян, это отошло на второй план. Костя попросту был благодарен ему за то, что он согласился его принять, и теперь у него появилась возможность провести хотя бы последние месяцы своей жизни с любимым человеком, если удача в конечном счёте отвернётся от него. Но вместе с тем некоторый привкус горечи сохранялся: его смерть впоследствии могла очень сильно отразиться на эмоциональном состоянии Яна, и с этим вряд ли возможно было что-то сделать.
Если Ян в будущем останется один, ему самому придётся как-то с этим справиться. Сейчас же двое могли только давать друг другу свою любовь и надеяться на то, что поток жизни будет благосклонен к их челноку.
— А-Ян, ты и правда очень глупый.
Костя легко улыбнулся одними лишь уголками губ. Его солнце продолжало светить для него, но нисколько не обжигало, а спасало от осеннего холода.
Ян тоже улыбнулся.
— Вы ведь научите меня, как перестать быть таким? Позвольте мне заботиться о вас, — Ян взял мужчину за запястье и поцеловал кончики прекрасных пальцев. — Может, мне стоит сделать так? Или так?
Ян припал губами к шее Кости, из-за чего тот шумно вздохнул и обнял наклонившегося к нему молодого человека за плечи, прикрыв веки.
— Кажется, этот ученик всё делает правильно, — Ян провёл языком вдоль бившейся под тонкой кожей артерии.
Солнце распалялось быстро, и Ян уже был готов начать раздевать своего учителя, но внезапно остановился. Костя, уловив его смятение, открыл глаза и вопросительно посмотрел на парня.
— А тебе вообще можно...
Костя рассмеялся. Он подумал о том, что непременно треснет Андрея при следующей встрече. Пусть по итогам речи друга, лезущего туда, куда его не просили, всё-таки не стали причиной их с Яном разрыва, угроза бурной сексуальной жизни теперь вполне себе существовала.
— Если этот ученик лишит своего учителя хорошего секса, он может искать себе другого наставника.
— Я же серьёзно.
— Я тоже более, чем серьёзен, — Костя глубоко поцеловал Яна, заставляя его отвлечься от лишних мыслей. — Пожалуйста, давай всё будет по-старому, и ты не будешь вести себя со мной как-то иначе, хорошо?
Ян согласно кивнул, но в душе прекрасно понимал, что теперь будет беречь своего учителя, и ради него о себе тоже постарается не забывать.
— На самом деле мне кажется, у меня ещё температура до конца не спала, да и тебе поспать я не дал. Давай позавтракаем и просто весь день проваляемся в кровати, как тебе такое?
— В общем-то звучит неплохо.