Уроки каллиграфии

      Костя не собирался утаивать от Яна, что намеревается встретиться с его отцом, однако, не зная, как преподнести эту информацию, принял решение повременить с тем, чтобы всё рассказать. Он не имел ни малейшего понятия о том, каким образом отцу Яна удалось выйти на него, и по большому счёту это не имело особого значения. Намного более важным было то, что он планировал донести до мужчины. Специально искать с ним встречи Костя не думал, но теперь, когда отец Яна сам связался с ним, он не мог позволить себе упустить возможность поговорить с ним. Страх перед приближающейся операцией затмил многие вещи, которые волновали Костю ранее, взаимоотношения Яна с родителями как раз были одной из них, и, поскольку возможность помочь парню избавиться от отцовского давления сама приплыла ему в руки, он не мог её упускать.        Вопрос мужчины о характере их с Яном взаимоотношений несколько взбудоражил Костю, но он не стал надумывать лишнего. Они с Яном никогда не обсуждали напрямую то, что им нужно скрывать свою взаимосвязь, потому что оба и без этого прекрасно понимали, что не будут афишировать свои отношения. Несмотря на то, что звонок отца Яна обрушился на Костю, словно отрезвляющая волна талой воды, и он серьёзно задумался о том, насколько неосторожными они на самом деле были, он не был уверен в том, что его подозревали в романтической связи со студентом. Такую вероятность Костя тоже не исключал, однако предпочёл действовать по ситуации и решил рассказать о разговоре Яну уже после того, как он состоится.       Встречи не пришлось ждать долго: отец Яна был настроен решительно и назначил её прямо на следующий день, поэтому, когда парень нашёл распечатанную статью на своём рабочем месте, Костя после пар уже сидел в кафе, куда его пригласил мужчина. После телефонного диалога накануне вечером Костя не смог нормально поспать, но, до мелочей продумав, что именно собирался сказать, был не менее решителен и оттого впервые за две недели смятения вернулся к прежнему себе. Он пришёл заранее и успел выпить чашку чая до того, как подошёл отец Яна.        Мужчина с первого взгляда вызвал у Кости ощущение чего-то неприятного. Если бы тот сам не нашёл Костю в кафе, он никогда бы в жизни не признал в нём отца своего А-Яна. Парень даже с присущей ему внешней неприветливостью нисколько не был похож на столь хмурого человека, от которого буквально веяло нервозностью, раздражительностью и недовольством.        — Добрый день, — первым поздоровался Костя. — Вы вчера не представились, как я могу к вам обращаться?        — Это не играет роли, не будем напрасно время тратить. У меня обеденный перерыв, — буркнул мужчина, садясь напротив. — Итак. Чем именно вы забиваете голову моего сына?        Костя невозмутимо ответил:       — Если вы спрашиваете о том, какой предмет я ему преподаю, то я веду у него китайский и являюсь его научным руководителем.        — Мой сын не успевает по китайскому или у него есть проблемы с написанием диплома?       — Нет. Напротив, он справляется лучше многих.        Мужчина цокнул языком, вызывающе глядя на Костю.        — Тогда для чего он мотается к вам, не поясните?        Костя не изменился в лице. Всё же не было похоже на то, что отец Яна что-то знал, и это добавило ему уверенности.        — Видите ли, Ян, вероятно, не говорил вам об этом, но он берёт у меня дополнительные уроки китайского.        — И к чему ему это на четвёртом курсе, если, как вы сказали, у него с успеваемостью всё нормально? Вам мало вашей зарплаты, что вы ради лишних денег ещё и убеждаете студентов лично ходить к вам?        — Я не беру с Яна никаких денег за занятия, об этом вы можете не беспокоиться.        — Это меня беспокоит в меньшей степени. Вы явно не всё договариваете.        — Да, я ещё не сказал о том, что под моим руководством Ян сейчас также пишет научные статьи для того, чтобы составить портфолио.        — Значит, Ян не обманывал, когда сказал, что часто ездит к вам, — мужчина усмехнулся. — Это вы, выходит, вдолбили ему, что стоит идти во всю эту гуманитарную дребедень, связанную с Китаем?        Мужчина сам поднял тему, которую Костя надеялся обсудить. Преподавателю это было только на руку.       — Вашему сыну не нужно ничего вдалбливать, он сам неплохо разбирается с тем, чем бы хотел заниматься.        — До вашего появления он что-то всякой ерундой не маялся, поэтому я хочу, чтобы вы оставили его в покое.        «Забавно, что я хотел сказать ему примерно то же», — подумал Костя, серьёзно глядя на мужчину. Доброжелательность убавлялась в нём с каждой новой фразой, срывающейся с сухих губ напротив.        — Ваш сын талантлив, к чему вам зарывать его способности? Я всего лишь помогаю ему раскрыться в том, что ему интересно и к чему он расположен, и не вижу в этом ничего плохого.        – Вы преподаватель, у которого, как мне удалось выяснить, даже нет специального педагогического образования. Являясь каким-то переводчиком, вы возомнили себя знатоком того, к чему расположены молодые люди? Не говоря уже о том, что будто бы шибко много таланта нужно иметь для того, чтобы учить этот ваш китайский. Кому он в чистом виде в жизни нужен вообще без дополнительной профессии? Книжным червям всяким и преподавателям с жалкой зарплатой по типу вас? Языки и вся эта околонаучная писанина — бесполезная в современном мире вещь. Чего вообще можно добиться в этой области? Хватит впаривать Яну, что теоретическая китайщина — именно то, что ему нужно.        — Вы не первый и, вероятно, не последний, кто говорит подобное про китаистику, — Костя более не видел смысла церемониться и бросил на мужчину острый взгляд. — Но мне странно слышать о каких-то мнимых достижениях от человека, ценой карьеры которого стала его семья. Вы не похожи на того, кто счастлив, и при этом ещё стремитесь лишить счастья вашего сына.       Мужчина на долю секунду опешил от столь наглой прямолинейности.        — В мои взаимоотношения с сыном и мою семью не лезьте! Это вообще вас не касается, что бы вы там себе не думали. Ян должен прекратить заниматься с вами и тем более ездить к вам.        — Может, вы и правы с тем, что семейные проблемы моего студента — не моё дело. Но на вашем месте я бы задумался о том, почему Ян предпочитает проводить время с чужим ему человеком вместо того, чтобы быть дома в обществе вас и вашей супруги. Об этом вы на самом деле не меня должны спрашивать и не меня в этом упрекать.        — Грёбаный препод, меня тоже учить вздумал?! Ян может шататься, где хочет, но меня раздражает, что ты убеждаешь его в том, что заниматься какой-то мутью, в которой нет ничего серьёзного, — это нормально.        Оскорбление и переход на более фамильярное обращение не задели Костю, и он не стал реагировать на выпад в свою сторону ответной развязностью.        — Вы хотите сказать, что вам всё равно, где ваш сын и что он делает, но только до того момента, пока он не выходит из-под вашего контроля? Поймите, не все в этой жизни мыслят теми же категориями, что и вы. Ян уже взрослый человек со своими предпочтениями и ценностями. У него есть свои представления о том, к чему стоит стремиться, и своё понимание того, что можно называть «серьёзным». Вы не должны пытаться переделывать его под себя. К тому же, если быть до конца откровенным, вам ведь ваш сын глубокого безразличен.        — Что ты сказал?! — отец Яна в бешенстве поднялся из-за стола.        — Вы прекрасно слышали, что я сказал, — Костя поднял голову на подошедшего к нему мужчину. — Вы просто стремитесь самоутвердиться за его счёт, подавляя его, потому что не удовлетворены своей собственной жизнью. Вы…        Мужчина яростно рванул Костю обеими руками за воротник рубашки, вынуждая его тоже встать. Из-за рывка верхняя пуговица воротника, не выдержавшая натяжения ткани, оторвалась и упала куда-то на пол.        — Попросил бы вести себя достойно, — сказал Костя ровным холодным голосом.        Сжавшиеся кулаки мужчины подрагивали от злости, но, заметив, что в его сторону обеспокоенно глянула одна из официанток, он отпустил жалкого преподавателя, возомнившего о себе невесть что. Он убрал руки, и воротник рубашки, больше не удерживаемый пуговицей, обнажил шею Кости. Сверля преподавателя агрессивным взглядом, мужчина уставился на почти свежие засосы на его ключицах.        — Это?..       Глаза отца Яна забегали по бордовым отметинам на светлой коже. Эти красноречивые следы, как и факт того, что Ян снова не ночевал дома в прошлую ночь, сложились в голове мужчины в один пазл, и его взрывной темперамент освободился от оков самоконтроля, мгновение назад ещё сдерживавших его.        Мужчина взревел:       — Чем ты занимаешься с моим сыном, пидорас?! Что ты, блядь, делаешь с ним?!        Костя сразу понял, из-за чего мужчина вышел из себя. Отец Яна обо всём догадался, и Костя не видел никакого смысла в том, чтобы пытаться опровергнуть его предположения. Он облизнул губы и спокойно произнёс:       — Я ничего с ним не делаю. Только даю ему то, что вы не смогли, чтобы у него хотя бы был шанс на нормальное будущее, в котором он не будет страдать от вашего эго и равнодушия.        Отца Яна разрывало от гнева. Ему никогда в голову не приходило, что его сын со всеми своими странностями может оказаться гомосеком, путающимся с мужчинами, которые были старше его. Главная мерзость заключалась в том, что Ян уже столько времени спал с мужиком прямо под его носом, а он тем временем ещё пытался воззвать к его сознательности и вынуждал задуматься о будущем. Ян был безнадёжен по своей сути — всплывшая отвратительная правда подтвердила это мнение мужчины. Однако, может, его сын и был пропащим психом от природы, но как взрослый человек, ещё к тому же носящий статус преподавателя, мог позволить себе вступить в связь с безмозглым сопляком? Не из своих ли больных предпочтений он пошёл работать в университет? Представляя, в какие извращения этот человек мог пускаться со своими юными студентами, мужчина окончательно потерял контроль над собой.        — Парни тебе молоденькие нравятся, да?! Ебучий извращенец! Что скрывается за этим твоим приличным видом, а? Скольких своих студентов ты перетрахал?        Костя не успел отследить движение руки мужчины и почувствовал, как от резкого удара его щека заполыхала огнём. От внезапного взмаха кулака, впечатавшегося в скулу, голову Кости мотнуло в сторону, и очки слетели с его переносицы. Отец Яна, не замечая ничего вокруг, сделал шаг вперёд и с треском наступил на оправу, подошвой ботинка разломив её пополам. Он подошёл к Косте вплотную и прошипел:       — Ты этого заслуживаешь, урод.        Мужчина со всей силы ударил Костю под дых, из-за чего тот согнулся пополам. Он собирался ударить ещё раз, но его остановил подбежавший охранник, которого подозвала бдительная официантка.        — Какие-то проблемы, уважаемые?        — Только у него, — прорычал отец Яна.       Охранник удерживал рассвирепевшего мужчину на месте, но Костя не видел этого, только слышал, что подошёл кто-то ещё. Без очков он был почти слеп, а после удара в солнечное сплетение у него вовсе потемнело в глазах. Ему стоило ответить что-нибудь, но он никак не мог нормально вздохнуть и ловил воздух ртом короткими вздохами, пытаясь восстановить сбившееся дыхание.       — Вы в порядке? Мы можем вызвать полицию и скорую.        Судя по голосу, к нему обращалась девушка-официантка. Костя, превозмогая боль в грудной клетке, постарался выпрямиться и, проморгавшись, прищурился. Он видел только расплывающийся силуэт в бело-чёрной униформе. Сиплым голосом Костя выдавил из себя:       — Всё нормально. Не нужно никого вызывать.        — Правильное решение. А то ещё неизвестно, насколько ты целым останешься, если узнают, почему я тебе вдарил, ублюдок, — оскалился отец Яна.        — Вы уверены? — уточнил охранник у Кости.        — Да.        Охранник отпустил отца Яна. Мужчина, освободившись от захвата, поправил пальто и с презрением выплюнул Косте в лицо:       — Такие мрази, как ты, должны подыхать и гнить в канавах.        С этими словами он развернулся и покинул кафе, не желая больше тратить ни минуты своего времени. Если бы Костя продолжил мозолить ему глаза, он бы не удержался от того, чтобы размозжить ему голову.        — На зло таким, как ты, буду жить как можно дольше, — пробормотал Костя ему вслед.        — Вам не нужна помощь? — по голосу это была всё та же официантка, находящаяся рядом.        — Нет, благодарю.        Просить о помощи было не в характере Кости. Ему было нехорошо, и он знал, что без очков не сможет самостоятельно добраться до дома, но не имел привычки утруждать кого-либо своими проблемами и не мог никому довериться. Никому, кроме Яна.        Вопреки отказывающимся идти ногам Костя интуитивно подошёл к стулу, на котором до этого сидел, и наощупь снял со спинки своё пальто. Он оделся и медленно вышел из кафе, стараясь ни в кого и ни во что не врезаться. Его всё ещё сгибало пополам, но ему не хотелось привлекать к себе лишнее внимание, как и не хотелось оставаться внутри среди людей, ставших зрителями унизительной сцены.        Оказавшись на улице, Костя долго стоял возле входа в кафе, переводя дыхание и пытаясь добиться того, чтобы из голоса ушла хрипота. Только спустя какое-то время он нашёл в себе смелость достать из кармана телефон. Костя вплотную поднёс его к своим глазам, чтобы набрать Яну.       Парень ответил почти сразу.        — А-Ян, — Костя говорил с трудом, и звуки, вырывающиеся из его горла, по-прежнему были сиплыми и тихими. — Ты не мог бы меня забрать?       От слабого голоса Кости у Яна в жилах похолодела кровь.       — Где ты? Я сейчас приеду.        Даже по сотовой связи Ян слышал, что с Костей было что-то не так, и он поспешно ушёл с работы, игнорируя удивлённые взгляды коллег и вопросы Кати. Он попросту оттолкнул любовницу отца, которая пыталась преградить ему дорогу, и, не думая о последствиях своего ухода, поторопился к метро.        Названное Костей кафе находилось на соседней станции от бизнес-центра, где компания отца Яна арендовала офисы, и менее чем через двадцать минут Ян уже приехал по нужному адресу. Он сразу увидел Костю, стоящего у входа. Мужчина прямо смотрел перед собой, но его взгляд был расфокусированным. На нём не было очков, а правая щека расцвела пунцовым бутоном. Покрасневшая кожа и синеватые губы говорили о том, что Костя пребывал на холоде уже давно.        Ян подбежал к Косте и схватил его за плечи. Вглядываясь в его рассредоточенные глаза, походящие на безжизненный голубоватый хрусталь, Ян выпалил:       — Костя, что случилось?! Тебя втянули в драку? Где твои очки?        — Ян? — Костя прищурился, стараясь разглядеть чёрный силуэт перед собой. Его голос звучал немного лучше, но Яна это не удовлетворило, и он судорожно разглядывал мужчину, пытаясь выяснить, насколько он пострадал.        — Тебя ударили куда-нибудь помимо лица? Тебе больно? Можешь сделать глубокий вдох? — безрезультатно, Костя словно не слышал его. — Костя, ответь…        Мужчина, ничего не говоря, обнял молодого человека. Он продрог до костей, и ему хотелось прижаться к своему солнцу. Даже после того, что он сделал, он искал тепла.        Ян вздрогнул, почувствовав сквозь куртку, насколько холодным был его учитель.       — Почему ты не подождал меня внутри? — не обращая внимания на прохожих, Ян прижал к себе замёрзшего мужчину. — Тебе нельзя заболевать перед операцией.        Костя никак не реагировал ни на один вопрос парня, впав в оцепенение от того, что произошло. Осознание того, что по его вине отец Яна узнал о их отношениях, пришло к нему с задержкой, но, когда он в ожидании Яна понял, что это означало, он даже перестал испытывать физическую боль.       — Прости меня, А-Ян, — прошептал Костя. — Мне так хотелось, чтобы он отпустил тебя и позволил тебе жить своей жизнью, но я только всё испортил.       — О чём ты?        — Пожалуйста, не выходи больше на работу. И не возвращайся к себе домой. Переезжай ко мне, а если не захочешь жить со мной, я сниму тебе квартиру. Только не возвращайся к родителям.        — Костя…        — Я обещаю, что ты доучишься. Если он расторгнет договор с вузом, я оплачу твою учёбу.        — Костя.        — И моя квартира. Если я умру, она будет твоей, я был у нотариуса…        — Костя!        Ян отстранился и внимательно посмотрел на Костю. Для Кости черты лица парня расплывались, но он ощутил на себе его тяжёлый взгляд.        — Ответь мне нормально. Что произошло?        Костя потерянно, почти одними губами, всё так же тихо сказал:       — Твой отец. Он всё знает о нас. Я не предполагал, что всё так получится. Пожалуйста, прости меня.        Услышав сказанное, Ян замер и на какое-то время замолк.        В далёком декабре, когда Ян только принял свои чувства к учителю Хаю, его посещали тревожные мысли о том, что может случиться в том случае, если родители узнают о его отношениях с преподавателем. Это определённо в корне изменило бы его жизнь и как минимум подмочило бы репутацию Кости. Отец Яна был человеком упёртым и принципиальным, поэтому точно не оставил бы в покое учителя Хая, если бы ему стало известно о том, что тот встречается с его сыном. Наиболее вероятным было то, что он нашёл бы способ сделать так, чтобы преподавателя уволили, а от Яна, скорее всего, он бы отрёкся, отослав его на все четыре стороны.        Некогда Ян опасался последствий того, что решился вкусить запретный плод, однако с декабря уже прошла целая вечность. Его более нисколько не волновало, что он рискует оказаться на улице из-за гнева отца, потому что у него появился новый дом. Костю не могли уволить, потому что в ближайшее время он сам должен был уйти из университета. Картонная семья и её влияние утратили свой вес, потому что Ян обрёл свою собственную, настоящую семью. Новость о том, что отец узнал о его отношениях с Костей не выбила Яна из колеи. Он воспринял её так же безэмоционально, как относился ко всему, что было связано с его родителями.        Однако разница была в том, что он больше не был пустым, и у него впервые даже на бессознательном уровне не возникло тяги навредить себе.        Подлинная весна Яна, дарившая ему ощущение себя и наполняющая его жизнью, грозила смениться вечной осенью, и это было единственным, что его по-настоящему задевало. Верёвочный мост, по которому он отныне шёл вместе с Костей, расшатывался, угрожая сбросить их в пропасть, а Ян не мог позволить этому случиться. Пусть опора под их ногами дрожала и человек, ведущий его на другую сторону, еле держался, Ян был готов поддержать его.        Всё остальное было пылью.        — Это он ударил тебя? — сухо спросил Ян.        Вопрос был риторическим.        Ян унаследовал от отца пылкий нрав, но в отличие от него умел управлять своей злостью. В нём бурлили пренебрежение и негодование из-за того, что отец опустился до плебейского рукоприкладства, однако беспокойство о любимом учителе перевешивало поднимающийся в нём ураган ненависти.        Яна коробило каждый раз, когда отец, бывало, запугивал мать применением силы. Он растрачивал себя на то, чтобы играть роль буфера в семейных конфликтах и эмоционально принимал все удары на себя, получая намного больше «ссадин», чем на теле его матери могло быть синяков. При этом сами по себе отцовские нападки на мать не сильно тревожили Яна, и во время ссор родителей он думал не столько о ней, сколько о том, что мечтал оказаться один в тишине.        Он страдал из-за невозможности изменить суть взаимоотношений матери и отца, загорался и затухал сам в себе оттого, что к нему никто не прислушивался, считая его пустым местом, сносил постоянное обесценивание и в конце концов научился разве что перенаправлять весь окружающий негатив против себя же.        Теперь, когда отец прикоснулся к тому, кого он любил и боялся потерять, Ян в первый раз поймал себя на том, что был не так уж далёк от настоящего бешенства, прятавшегося за самобичеванием. Более того, его злость имела вполне конкретного адресата, которым являлся вовсе не он сам, а его отец.        — Это он ударил тебя? — повторил Ян.        Костя в растерянности молчал и невидящим взглядом смотрел сквозь парня. Он не думал обвинять отца Яна в том, что тот сорвался, потому что сам спровоцировал его и исключительно себя считал повинным в случившемся.        Ян достаточно хорошо знал Костю, чтобы понимать, что он не ответит ему, и снова задал бессмысленный вопрос только для того, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Он не замечал этого раньше, но его учитель, внешне казавшийся устойчивым к порывистым осенним ветрам, в действительности во многом был очень похож на него и имел свои деструктивные установки, которые, может, и не приводили к порезам, но были не менее разрушительными.        Ян вздохнул и прикоснулся к ледяному запястью Кости.        — Мой бедный учитель Хай… Ты ни в чём не виноват, и мне не за что прощать тебя. Я могу только поблагодарить тебя за то, что ты для меня сделал, — парень взял невидящего мужчину под руку. — Пойдём домой.        

Раньше я был зависим от боли.

Но теперь я знаю, что могу уйти,

Оставив всё позади.

Я беру над собой контроль

И наконец ощущаю себя живым.

Art Of Dying — Nevermore