Видящий

      Джон сидел в трапезной и нелепо балансировал на двух ножках табурета, периодически хватаясь за деревянный край кухонного стола, чтобы не грохнуться с неустойчивого седалища. Пока Хамахона и Оллфорд собирали принесённую в Башню утварь, потребовавшуюся им для облегчения недельного пребывания в стенах Циклопа, Британец был вынужден вести безмолвную игру в гляделки с другими постояльцами, явно не планировавшими покидать его дом в ближайшее время.       Четыре бездонных чёрных колодца внимательно следили за несуразными попытками Смотрителя сладить с равновесием, и всякий раз, стоило его усилиям с треском провалиться, тюлени моментально вскидывали мраморные головы на Хозяина маяка, точно цепные псы, заслышавшие незнакомые шаги за воротами охраняемой территории. Одному Богу было известно, о чём думали эти «домашние» хищники в тот момент — то ли предвкушали красочное падение Андерсона со стула, то ли искренне переживали за крепость его, отныне непременно обязанного кормить их и содержать, костей. Как бы там ни было, англичанин, в силу характера, больше склонялся к первому варианту, читая в чернильных омутах явные отголоски насмешки и злорадства.       Отождествление мимики животных с человеческой было в корне неверным. Но бывший архитектор так и не смог избавиться от навешивания никому ненужных ярлыков, всё утро накручивая себя, а потом и вовсе поверив в самопрограммирование, вторящее, что новорождённый щенок был ничем иным, как новым пристанищем для потусторонней Души. А та, в свою очередь, только и поджидала момента, когда островитяне — заместители покинут Маяк, чтобы, наконец, дать волю своим мороковым диковинам и вырваться наружу из шерстяного плена.       В инопланетных блюдцах было не рассмотреть присутствия загадочного существа из параллельной Вселенной, но пошедшая кверху Атлантика сильно сбивала Британца с толку. Главным же во всём этом заблуждении был отказ Андерсона брать в расчёт своё шестое чувство, которое ещё на Гебридских островах подсказывало его растревоженному сердцу, что на скорую встречу с маленьким Камусом ему не стоило бы рассчитывать. Но разве мог он столь самонадеянно отдаваться во власть ничем не подкреплённой интуиции, чёрт знает вообще, чем вызванной, когда собственными глазами видел подъём океана у обледеневшей кромки каменистой косы, всеми надеждами и мольбами пытаясь приблизить приход Большой воды?       Нет. Смотритель верил, что с уходом временных надзирателей мраморная морда обязательно исказится и покажет свету уже знакомые тонкие пальчики из разверзнутой пасти — дыры. А пока ему оставалось лишь бездельно коротать время, сражаясь с неустойчивым табуретом и предательской земной гравитацией, да следить за выплясывающим в камине огнём, который, кажется, не меньше самого Джона хотел приласкать жавшееся поближе к теплу мраморное тельце. — Как назовёшь нового постояльца? — спросил Джеймс, рассказав душещипательную историю о том, как поневоле стал повитухой восемь дней назад.       Не застав на уступе своего напарника при утреннем обходе, он направился от сторожки в сторону Башни, да неожиданно был перехвачен на полпути рожавшей тюленьшей. — Ками! — повысил голос англичанин, отодвинув ногой увесистый мешок с покупками подальше от любопытного кожаного носа, уже копошащегося в пакете с обновками, и попытавшись тем самым предотвратить порчу имущества. — Но это же имя матери, — пробасил Хамахона татуированными губами. — Я всех своих тюленей так зову, — отрезал бывший архитектор. — А что, есть и другие? Где ты их прячешь? — издевательски хохотнул младший Оллфорд, заставив Смотрителя вздрогнуть, а сам кивнул в сторону недавней роженицы. — Знаешь, и эту-то нелегко было затащить на уступ. — Как вам вообще удалось это сделать?! — изумлённо уставился на своих заместителей Джон, только сейчас сложив дважды два, а именно — Малую воду с высотой скалистого башенного помоста. — И зачем? Они же теперь не спустятся вниз самостоятельно, пока не наступит прилив. — А им и не надо, — улыбнулся Джеймс, объясняя тем самым, что волеизъявление на пребывание тюленей в каменных стенах Башни не являлось их с Паорой прихотью — так пожелали сами морские обитатели.       И улыбнулся он настолько очаровательно, что Британец вдруг поймал себя на мысли, что эта улыбка скрывает за собой нечто более глубокое, чем простой разговор о двух нежданных гостях.       Что-то изменилось в нём. Что-то в корне изменилось в этом всегда отчасти стеснительном и слегка взбудораженном одновременно мужчине. Не знай Андерсон, что аутизм неизлечим, наверняка бы подумал, что недуг Оллфорда неожиданно отступил. Навсегда. Прямо в этот самый момент. Глаза его светились такой непередаваемой голубизной, словно отражали первые летние лучи солнца. Согревали не меньше огненного светила и блестели так ярко, что, казалось, могли ослепить зрячего и вернуть зрение ослепшему. — Что происходит? — улыбнулся в ответ Смотритель, поглядывая то на отпрыска Бена, то на полинезийца.       Темнокожий маори тоже выглядел как-то по-особенному. Он сделал два неуверенных шага к Джеймсу, одними глазами о чём-то безмолвно вопрошая, и бывший архитектор усмотрел короткий кивок — согласие голубых бездн. Тогда Паора подошёл ещё ближе, аккуратно взял Оллфорда за запястье, вложил его ладонь в свою и опустил тёмные глаза в пол, предоставляя возлюбленному право поведать их тайну самостоятельно. — Мы женимся, Джон, — неуверенно произнёс сын морского волка и, получив в ответ брякнувшуюся на пол челюсть оторопевшего собеседника, продолжил: — Мы будем рады видеть тебя на церемонии. В августе. С точной датой пока не определились, но… Мы сыграем свадьбу здесь, на северном побережье. Уделишь нам час — другой… своего драгоценного… времени? — Я… Я ведь… Со дня нашего знакомства… я ведь догадывался, что… Господи! — тряхнул головой Смотритель. — Поздравляю! От всей души поздравляю! Я так рад за вас! — наконец, сформулировав нечто внятное, протараторил Британец. — Это замечательно! Замечательно… Это превосходно! И давно?.. Как давно вы… это решили? — Пару недель назад. Хотели сказать раньше, но… Ты вечно занят, — несмело пробасил Хамахона, всячески стараясь скрыть за чернильными узорами татуировок явное облегчение и безмолвную благодарность за поддержку. — Чем это?! — наигранно воскликнул бывший архитектор. — То с акулами сражаешься… То раненных тюленей выхаживаешь, — смущённо пробормотал Джеймс, по-видимому, всё ещё испытывающий немалую дозу нервозности. — То в океане заплывы устраиваешь, — добавил Пао, окончательно расслабившись и поелозив для успокоения пальцами по зажатой в руке ладони возлюбленного. — Тоже мне, причины наши, — отшутился англичанин, чувствуя необходимость разрядить напряженную атмосферу, прямо-таки физически ощущаемую довлеющим коконом вокруг Джеймса. — Я буду рад присутствовать на вашем празднике, и поднять бокал за перемены и новое начало вашей совместной жизни. — Спасибо, Джон. Спасибо, — отведя голубые глаза в сторону, больше прежнего смутился младший Оллфорд и потянул руку прочь из татуированных оков поддержки.       Андерсон только коротко кивнул вмиг превратившемуся в натянутую струну маорийцу, обозначив своё понимание происходящего и, присвистнув, скомандовал, обращаясь к двум шаркающим ластами по бетонному полу постояльцам: — Марш на кухню!       Продолжая болтаться в воздухе на ненадёжных опорах — то на двух ножках табурета, то на трёх, — Джон всё думал, что же заставило мать — тюленьшу попросить о помощи человека? Как рассказали островитяне, она, не отходя от скалистого уступа, по-медвежьи ревела двое суток кряду, пока мужчины не решились затянуть её вместе с новорожденным щенком в разбитую плоскодонку и не подняли наверх при помощи талей. Но даже этого оказалось мало. Она буквально сносила с петель здоровенную дубовую дверь в Башню, просясь внутрь. И, в конце концов, они оставили попытки вытолкать её на улицу.       Господа тюлени обыкновенные в здании, на удивление, не гадили, в очередной раз доказывая своё сходство с домашними псами. При необходимости они, переваливаясь с боку на бок, подползали к выходу и, издавая недвусмысленный скулёж, требовали «отворить ворота». А ещё подтверждением их собачьей конвергентности стала ежедневная обязанность Хранителей Башни в кормёжке млекопитающих. Ками-старшая больше не питалась самостоятельно, как и не могла отныне прокормить своего щенка. Повреждённый ласт доставлял ей заметное неудобство и, похоже, в охоте приносил не пользу, а сплошное разочарование. Именно это, по-видимому, и стало решающим фактором её добровольного отказа от свободы в обмен на пропитание её маленького чада. Наверное, она надеялась, что однажды, когда щенок подрастёт и окрепнет, он сможет покинуть стены Циклопа самостоятельно, тогда как ей самой, кажется, уже оставалось не так много времени на этом свете. Возможно, в виду случившейся роковой встречи с акулами, она рассмотрела в Хранителе маяка нечто особенное. Возможно, поняла, что человеку, приглядывающему за Башней, можно доверять. Но, вероятнее всего, Андерсону всего лишь хотелось верить в это, да таким образом утешать пошатнувшуюся репутацию после сотворённых ошибок. И, если уж быть до конца откровенным, пришла тюленьша вовсе не к нему, а к Джеймсу и Паоре, временно перехватившим обязанности надсмотрщиков за Путеводной Звездой.       А ещё Джон крутил в голове мысль о грядущей свадьбе островитян. Он был рад откровению новых друзей. Отчасти даже гордился тем, что заслужил их доверие и был не только посвящён в самое сокровенное, но и удостоен разделить их счастье. Вот только новость эта ошарашила и выбила и так неустойчивую в последнее время почту из-под его ног.       Всё глубже заглядывая в пропасть собственного отчаяния, Британец не мог избавиться от назойливо стучащегося в сердце воспоминания. Думал о рождественском вечере 2015 года, так нещадно испорченном старой миссис Уитакер. О коробочке, обитой тёмно-синим бархатом, о переливе платинового кольца в ней. Думал о том, что так и не решился сделать предложение Дэвиду, до сих пор не разобравшись, был ли рад случившемуся или опечален собственной нерешимостью. Он думал о тяжести, что сдавливала грудную клетку, коротая Сочельник отнюдь не так, как изначально было задумано, пока они вместе с Лорейн пили горячий чай под искусственный треск её искусственного камина.       И, казалось бы, здесь, в стенах каменного Циклопа, прямо под носом у бывшего архитектора искрами — всполохами выстреливал из жерла самой Преисподней отнюдь не искусственный, а настоящий, жгучий, согревающий спутник его отныне особенного, ни на что не похожего витка жизни. Рьяно пожирая высушенные поленья, огонь этот был незыблемым доказательством существования всех тех чудес, с которыми Британец уже успел столкнуться на Острове и всего того — необыкновенного, удивительного, сказочного, с чем ещё предстояло встретиться. Но, окутывая скромные убранства трапезной своим терпким ароматом, такая реальность вторила Джону о том, что он уже никогда не смог бы сыграть своей собственной свадьбы. Той свадьбы, что мог позволить себе любой житель Британии, каждый подданный Холхолма. Кто угодно. Только не он.       Всё глубже впадая в уныние, Джон неожиданно вспомнил о вышвырнутом в океан мобильнике, и вот тут-то окончательно поник головой. В романе о каком-нибудь сверхчеловеке у главного героя, несомненно, обнаружилась бы предрасположенность к феноменальной памяти, но в хрониках жизни Джона Андерсона о таких способностях не было и речи. Потому все его жалкие попытки вспомнить хотя бы один номер телефона, кроме безжалостных цифр, способных связать его с Дэвидом, так и не увенчались успехом, а Маггид оставался последним контактом из списка, с кем Британцу хотелось бы продолжать поддерживать связь.       Странное чувство довлело над ним, стоило Джону услышать голос бывшего. Что за напасть каждый раз завладевала им, превращая тело в неподвижную статую? Он не испытывал ненависти, но не испытывал и любви. Он не желал вернуть и не желал вернуться. Но каждый раз слыша этот голос из прошлого, Андерсон чувствовал, как дрожат поджилки. Точно единственное, чего он заслуживал в жизни было смирение перед неизбежным одиночеством и сердечной тоской. Даже теперь, когда в нескольких футах от него находилось существо, способное перевернуть все движимые и недвижимые горизонты его собственной Вселенной, ему никак не удавалось почувствовать себя нужным. — Уверен, что справишься тут, Джон? Может нам подежурить ещё какое-то время?       Как долго смотрели ему в спину заместители, Андерсон не смог бы сказать, но по взволнованному тону маорийца предположил, что времени прошло немало. — Нет, нет. Я в порядке. Просто задумался.       Мужчина вскочил на ноги, вернув табурету право быть установленным на все четыре опоры, и про себя облаял ластоногих постояльцев за то, что те и виду не подали при появлении в кухне островитян. — Я провожу. — Мы тут подумали… — уже на пороге сказал Джеймс. — Неплохо было бы реанимировать средство твоего передвижения. — А что не так с пикапом? — удивился англичанин, не припомнив трудностей с автомобилем. — С «Фордом» всё отлично, — хмыкнул Паора и кивнул в сторону разбитой плоскодонки. — А вот в ней будет сыровато по морю ходить. — Сделаем тебе новенькую, пока прилив не начался, — мягко улыбнувшись, проговорил младший Оллфорд, и добавил: — Этому корыту уже лет сто. Хватит уже, отбегала своё. — Благодарю вас.       Андерсон натянул шапку пониже и помог мужчинам спустить на приступок вещи. Когда они немного отдалились от прикорнувшего после бессонной ночи Маяка, Джон крикнул им вслед, раздираемый любопытством: — А что же Бен, Джеймс? Как он воспринял новость о вас?       Младший Оллфорд обернулся и лишь по-детски закусил расползшиеся в улыбке губы. Хамахона ответил за него: — Строит нам дом. С большой спальней. Слишком большой, по нашему мнению.       Провожая взглядом удаляющиеся фигуры островитян, англичанин поймал себя на мысли, что это холодное утро было одним из немногих, когда он не изображал фальшивой улыбки. В сравнении с остервенелым комком лицемерия, что по обыкновению приходилось насильственно приглушать напускным спокойствием, сегодня она была пусть и немного печальной, но искренней. Настоящей. И это неожиданное откровение умиротворяло.       Последние дни марта почти ничем не отличались от суровых февральских будней. Разве только, темнело чуть позже обычного, и грезилось, что время «летних каникул», о которых в стенах смотрового домика, окутанного смогом тлеющих дров, говорил старик Бен в день первого знакомства с Башней, уже не за горами. Но океан, обнимая скалистый уступ, по-прежнему продолжал беспокойно вздымать к небу свои леденящие в жилах кровь могущественные рукава. Северный ветер, срывая кожу с костей, наотрез отказывался уступать место южному сменщику. А солнечный диск, определённо должный бы находиться где-то там, над самой макушкой брошенного миром Острова, похоже, сорвался со своей орбиты, навсегда покинув отведённый ему уголок во Вселенной.       Отпуская табачные кольца в свободное плавание по морозному, влажному, почти кристаллизованному воздуху, Джон провожал их, подмечая сколь символично они зависали над заснеженными вершинами грозных вулканов, обманчиво пробуждая спящих в колыбели утренней дымки гигантов. А потом, уже едва различимыми клочьями, кольца опускались к подножию трёх братьев, касаясь невесомой манжетой торчащего над сторожкой дымохода, и тот тоже просыпался, чтобы вновь уснуть спустя мгновение.       Прибрежные воды царапали чёрный песчаный берег ледяной крошкой, подбираясь всё ближе к фундаменту домика Смотрителя, но расширить свои границы им не было суждено — низко стелящийся туман ни с кем не желал делить присвоенных территорий. Так и соперничали между собой стихии, то едва продвигаясь вперёд на линии соприкосновения, то отступая на полшага.       Над прикрытым оком Циклопа вились стаи альбатросов, сегодня отчего-то не крича во всё горло — точно холхолмский оркестр лишился одного из инструментов. И от этого птичьего безмолвия Британцу становилось не по себе. Полукруг косы, прокладывающий путь между мирами — былью и небылью, подрагивал, захлёстываемый по бокам морской белоснежной пеной. И Андерсон воображал, что его сердце было столь же пористым, как и эта взбитая в крем вода. Взбитая негодованием обнаруженного на её пути препятствия. А его душа, то ли изрешечённая болью одиночества, то ли потрескавшаяся от бесконечных преград, встречавшихся на дороге к счастью, словно сито пропускала сквозь себя то, что, казалось бы, стоило впитывать, взамен лишь поглощая сгустки тёмной материи, убивающей изнутри. И, может, малыш — Шелки ошибся, говоря, что порой она похожа на штиль, приходящий на смену урагану? Спутал по глупости с какой-то другой душой? Может, он обознался?       Отправляя уже третью, скуренную до самого фильтра сигарету в карман, Джон, как никогда хотел бы расспросить об этом Ками. Хотел бы выведать, вытянуть всю правду из мальчишки о собственной душе. Хотел бы… просто поговорить. О чём угодно. Возможно, о желтоклювых чайках, снующий над головами. О спермацетовых китах, бороздящих океаническое дно. О полётах в космос, расширяющих границы сознания, или, быть может, даже о качелях, притягивающих солнечное лето. Но Вэил всё не показывался из-за тяжёлой дубовой двери, хотя Смотритель и предоставил в его распоряжение достаточное количество времени для обращения.       Пространство в округе по-прежнему грохотало суровым океаном, резкие порывы ветра, подхватывающие этот рёв, сносили с ног. Но за спиной так никто и не проронил короткого и столь умиротворяющего «Привет, Джон», а бывший архитектор так никому и не ответил «Привет, малыш».       Вернувшись в Башню, он окинул взглядом каменный, выкрашенный побелкой туннель. Ступени, уходящие спиралью в самое небо, пророчащие ему своим разбитым остовом ещё не один подъём и далеко не последний спуск. Закопчённые колбы керосиновых ламп, требующие качественной чистки, и свисающие с потолка громоздкие цепи. Крюк на одной из них больше не внушал Андерсону неприязни или страха. Он просто был одним из способов облегчения работы любого смотрителя маяка. Крышка погреба, как и положено, была плотно закрыта, а фиксирующий её засов задвинут в проржавевшую петлю.       Пара инопланетных глаз внимательно изучала нового хозяина из дверного проёма, ведущего в кухню, и, возможно, Джон простоял бы вечность, неподвижный, словно приросший к полу, вновь улетевший куда-то прочь из реальности в глубины этих космических омутов, если бы новорождённый щенок неожиданно не издал такой протяжный и уморительный звук, что заставил Британца в миг очнуться. — Э-э-э! — громко проблеял тюленёнок и закрепил сказанное, на всякий случай. — Э!       Андерсон хмыкнул и улыбнулся. — И что из этого «Э-э-э» я должен понять? — уточнил он. — Э. Э, — отрывисто повторило существо в мраморной шубке, поводив кожаным носом по воздуху. — Ну да, э-э, — подтвердил Джон. — Ты тут поэкай пока, а мне нужно сделать обход перед вечерней сменой.       Сказал это, а сдвинуться с места так и не смог, призадумавшись, чем же занять новоиспечённых гостей? Хамахоне и Джеймсу наверняка было проще приглядывать за морскими обитателями. По крайней мере, их было двое и, при необходимости, они вполне могли разделить обязанности.       Ещё не способный доверить двум хищникам пребывание у открытого огня в одиночестве, Андерсон предусмотрительно закрыл створку печи на крючок, оставив лишь узкую щель для подпитывающего огонь кислорода. Уже вознамерившись подняться в вахтенную и осмотреть сердечный клапан, он, вдруг, обратил внимание на шершавый каменный пол и несколько тусклых багряных полосок на нём. Недолго думая, Джон приблизился к привалившемуся к стене щенку и, осторожно коснувшись, заставил того опрокинуться на бок. — Э, — возмутился малыш. — Да, да. Э, — ответил ему англичанин, и добавил: — Я только посмотрю.       Под тонким слоем шерсти на брюхе животного обнаружилось несколько ссадин. По-видимому, бетонный пол был не лучшим покрытием для передвижения морских обитателей, а природа, создавая эти необыкновенные существа, не особо задумывалась над тем, что некоторым из них придётся жить в условиях, созданных человеком. В тех самых, что были совершенно не приспособлены для комфортного пребывания тюленей обыкновенных. — Нужно с этим что-то сделать, — несколько раз легонько ткнул пальцем в мягкий живот Андерсон и поджал губы, призадумавшись. — Э-э-э, — только и ответил тюленёнок, а его сопящая неподалёку мать по-медвежьи заурчала во сне.       Смотритель коротко вздохнул, ещё раз убедился в том, что ранки уже затянулись и не представляли опасности для животного, и поднялся на ноги. От греха подальше он закинул пакет с обновками в жилую комнату, пошарудил кочергой в камине и, закрыв за собой дверь, побрёл вверх по ступеням, обдумывая возможные траты на внеплановый ремонт.       И снова Джон вернулся мыслями к выброшенному в океан мобильнику, не представляя, как теперь обойтись без вынужденного посещения Сторноуэя. Ведь наличных в поездке он снял недостаточно, совершенно не предполагая, что по возвращении придётся заниматься настилкой полов.       Подумал было запустить руку в маячных фонд, но всё ещё не чувствовал себя вправе им воспользоваться. Гадал, удастся ли договориться с Уэллингтонами о займе для реабилитации Циклопа? Но принимая во внимание масштабность требовавшихся перемен, переживал, что размер подобного кредита станет непосильной ношей для управленцев города в виду реализации проекта южного побережья. И потому решил при первой возможной встрече с Бетти уточнить о наличии в городе нотариуса, способного оформить доверенность на Аодхана, а заодно и избежать никому не нужных вопросов и оправданий, как того мог бы потребовать от него Дэвид.       Хрустальное сердце оказалось наполировано до искристого блеска. Андерсон лишь проверил фитили, обнаружив, что запасы в закромах заметно истощились — прогорали труты с изрядной скоростью. Благо на Холхолме нехватки этих жизненно важных материалов не наблюдалось.       Весь инструмент в вахтенной находился на отведённых местах, канистры с горючим топливом были заполнены доверху, смотровой мостик и перила были вычищены от снега. И Британца сковал неприятный тягостный зуд собственной никчёмности от осознания, что Джеймс и Паора справились с обязанностями Смотрителя маяка ничуть не хуже его самого. И тогда Джон понял, что он нуждался в Острове гораздо больше, чем Остров в нём.       Он думал о том, как часто ощущал густой туман на дороге своей жизни и никак не мог пройти сквозь него. О том, что душой называл бездонную, ненасытную яму собственных комплексов. О том, что всегда жил, в надежде разглядеть нечто хорошее впереди, но лишь сейчас, обернувшись назад, понял, что шёл ложной тропой. Здесь, на промозглом, выдуваемом северными ветрами Холхолме мысли Андерсона становились яснее. Стоя на смотровой площадке, бывший архитектор обнаружил некоторые плюсы даже у проклятой аляски. А точнее, один — капюшон. Колкий, кристаллизованный снег, разбиваясь о ткань куртки, слышался Джону запылившейся иглой, царапающей винил. Он напоминал о том, как давно из жизни мужчины ушла музыка. И сам от себя не ожидая, Британец вполголоса затянул некогда полюбившуюся, но не очень понятную ему ранее по смыслу песню. Остров наполнил её новыми глубинами.

Такова жизнь — вот что люди говорят. Ты на вершине в апреле, и на дне в мае. Но я знаю, что могу всё изменить, Когда снова окажусь на вершине в июне, — пел Джон, уповая на благосклонность морокового Монстра и надеясь, что маленькому Ками будет дозволено вернуться в земной Мир к лету.

Я говорю: «Такова жизнь!», каким бы забавным это не казалось. Лишь некоторые чувствуют себя счастливыми на пути к мечте. И я ничему не позволю испортить этот настрой, Потому что старый, прекрасный мир продолжает вращаться.

Я был марионеткой, бедняком, пиратом, поэтом, пешкой и королём, Чёрные и белые полосы без конца сменяли друг друга, потому в одном я уверен — Когда бы ни пал ниц, Я соберусь с силами и продолжу участие в этой гонке, — пел Джон, возвращаясь мыслями к данной Циклопу клятве и взращивая в себе силу воли для несения дальнейшей службы.

Такова жизнь — говорю я тебе. С этим не поспоришь. Я думал о том, чтобы уйти, но моё сердце не хочет с этим мириться. Если б я знал, что с первой попытки удастся, Запрыгнул бы на большую птицу и улетел.

Такова жизнь — говорю я тебе. С этим не поспоришь. Я думал о том, чтобы уйти, но моё сердце не хочет с этим мириться. Если ничего не изменится в июле, Я закручусь на этом большом шаре и умру… — пел Джон, понимаю, что нет ему больше жизни на этой земле без мальчишки из другой Вселенной.

Боже…

      Спустившись вниз и заглянув в кухню, Британец, осторожно переступая меж двух посапывающих на полу мохнатых гостей, осмотрел запасы еды, пополнившиеся также, как и топливные баки в вахтенной. Двое временных сменщиков напрочь лишили его рутинной утренней работы, удосужившись даже вымести помещения, и, не зная, чем себя занять, Джон ушёл в комнату. Разложив на письменном столе чертежи южного проекта, он настроился на его реализацию в максимально короткие сроки. А сроки и вправду поджимали. Чем дольше бывший архитектор затягивал эту работу, тем медленнее продвигался вопрос с обустройством санузла в Башне. Одно неминуемо зависело от другого, ибо Андерсон совершенно не мог себе позволить приехать на стройку ради беседы с прорабом с пустыми руками.       Весь световой день Смотритель просидел за чертежами, периодически отвлекаясь на короткие перекуры или на заваривание очередной порции кофе. Пару раз выходил в башенный туннель на зов морских обитателей, требовавших отворить дубовую дверь и выпустить их наружу. Бросал короткие взгляды, заприметив боковым зрением движение в холле, и надеялся, что вот-вот пасть мраморного тюленёнка разверзнется и выпустит на волю томящуюся внутри потустороннюю Душу. Но зверь лишь переползал с одного места на другое, негромко издавая своё коронное «Э-э-э», и укладывался поудобнее.       Перед началом смены Андерсон накормил постояльцев сырой рыбой из погреба, сам обойдясь банкой консервированных бобов. Заниматься готовкой ему совершенно не хотелось, потому перед тем, как вскрыть консервным ножом жестянку с фасолью, он поинтересовался у тюленёнка не желает ли тот всё же выбраться наружу и приготовить ему омлет? Покрутив кожаным носом в ответ, морской обитатель только перевернулся на спину и похлопал ластами вдоль туловища. — Да… — выдохнул Джон, повторив движения тюленя и похлопав себя по животу. — Было бы здорово, если бы вот тут сейчас оказался омлет. — Э, — ответил щенок, свесив мраморную голову набекрень. — Мы потратили столько времени на изучение алфавита, а ты запомнил только одну букву? — посмеялся Смотритель в большей степени над собой — ведущим беседу с тюленем, чем над морским обитателем.       К последнему, четвёртому заводу Британец изрядно пожалел о том, что за работой над южным проектом не выделил и пары часов на сон перед сменой. Покалеченный пятидневным отсутствием в этом Мире и внеплановой поездкой на Материк, привычный распорядок дня дал трещину, и потому около пяти утра, покончив с чертежами, Смотритель провалился в поверхностную дрёму прямо за письменным столом. Маячные цепи отбили свой марш в гордом одиночестве, а застывший на месте, смотрящий прямо на Исландию луч Андерсон приглушил уже в начале девятого утра, разбуженный требовательным рычанием мамы — тюленьши.       Весь световой день Джон проспал мёртвым сном. Погружаясь в сновидения, он предпринял несколько попыток провалиться в иную реальность, заталкивая в одурманенную голову видения мороковых полей и бескрайних океанических просторов, стучался в чернеющую пасть Монстра, ощущая кожей хлёсткие удары разбивающихся о его лицо копий — капель потустороннего дождя, и даже пытался нащупать ладонями склизкие подвижные стенки чрева Чудовища, но Мир маленького Шелки так и не открыл ему.       Следующую смену Смотритель отработал на автопилоте, а по завершении, похлопотав в вахтенной, мужчина накормил питомцев и, закинув в рюкзак бумаги, отправился по косе к сторожке, предвкушая не самое радужное возвращение — выгонять постояльцев наружу ему не хотелось, а оставлять в стенах Башни было чревато. Чревато уборкой оставленных фекалий.       Джеймс должен был появиться с очередным обходом с минуты на минуту. В ожидании, Джон курил на берегу и всматривался в наползающие на чёрный песок волны, но к его разочарованию за два дня вода не поднялась ни на дюйм.       Младший Оллфорд прибыл на побережье в компании Паоры. Сегодня они запланировали совместную поездку на лесопилку, решив заняться исполнением данного обещания — конструированием новой лодки для Смотрителя маяка. Джон поделился и своими ожиданиями от предстоящего дня. Он собирался отправиться в Управление и, если повезёт, обсудить подготовленный проект с Уэллингтонами. А там, вполне вероятно, ещё и прокатиться на южный берег, помимо чужих преследуя и собственные интересы — встречу с прорабом и обсуждение сметы по реконструкции ванной комнаты.       Добравшись до города, Джон заскочил к Льялл Кинкейд. Хозяйка травяной лавки сварила для гостя просто божественный по меркам самого Британца кофе и собрала сделанный им заказ в оригинальный букет. С ним бывший архитектор и отправился в Управление.       Бетти расцвела на глазах, когда Смотритель вручил старушке скромное подношение. Но за годы жизни смекалистая миссис Хаттан заучила, что без веских на то причин ни одна душа не посещает её скромную обитель с дарами в руках. — Выкладывай, сынок, — мягко улыбнулась она, заправляя за ухо выпавшую прядку седых волос и бережно укладывая букет чайного сбора на рабочий стол. — Что тебя привело? — Я привёз макет южного побережья, — начал издалека Джон, уже отметив про себя отсутствие Управляющего в стенах офиса. — Хотел поинтересоваться, когда было бы возможно назначить встречу с… — Уэллингтоны сегодня весь день на стройке, — не дала договорить ему помощница Доила. — Уверена, они будут рады встрече с тобой. Но ведь ты приехал не только за этим, верно? — подмигнула она, бросив короткий взгляд на привезённый подарок. — Видите людей насквозь, — Андерсон немного стушевался и прикусил краешек губы. — Почти сорок лет служения правящему семейству меня обязывает, — без толики гневливости ответила Хаттан, жестом предлагая Смотрителю присесть на диван. — Предложить тебе чая? — Благодарю, но я не располагаю достаточным количеством времени, — вежливо отказался мужчина и добавил скорее по инерции, чем в оправдание: — Хотелось бы вернуться на Башню как можно раньше — успеть выспаться перед грядущей сменой. — В таком случае, не будем терять ни минуты? — Старушка заинтригованно уставилась на гостя, дав понять, что готова слушать. — Вы как-то говорили, что на Острове ведётся перепись населения… — неуверенно начал Джон. — А как же, — подтвердила Хаттан. — Каждый год, как по часам. — Могу ли я взглянуть на эти записи? — Отчего же не можешь? Это не коммерческая тайна. Но, что именно тебя интересует? — недоумевая? уточнила Бетти. — Я и сам пока не уверен, — соврал Андерсон. — Хотелось бы понять, как именно они ведутся? — У меня здесь имеются переписи по десятилетиям, — пояснила помощница Управляющего, подойдя к одному из стеллажей и огладив шершавыми пальцами несколько кожаных запылившихся переплётов. — Требуется последняя сводка? — Кое-что менее современное, — уточнил Джон. — Шестидесятые, например… — Шестидесятые?! — изумлённо воскликнула Хаттан. — Что ты забыл в прошлом веке? — Боюсь, без летописей и не вспомнить, — отшутился Смотритель, хмыкнув под нос. — Ну что ж, посмотрим, чем я смогу тебе помочь.       Старушка чуть склонилась над нижними полками, поведя пальцем в воздухе и помогая себе таким незамысловатым образом в поиске искомого. — По десять лет в одном томе, — пояснила она, пытаясь отыскать нужный экземпляр. — Ах, вот. Шестидесятый — Шестьдесят девятый. Устроит? — То, что нужно. Надеюсь, — скомкано подтвердил Джон, принимая из старушечьих рук небольшой том. — А если новый человек на Острове появился в 65-м, предположим, в переписи его стоит искать за этот год? — Смотря в какой период было его прибытие, — ответила старушка. — Может обнаружиться в записях и за 66-й. Перепись проводится на ежегодном голосовании, в июле. Если прибыл до проводимого мероприятия и прошёл испытательный срок, то будет зафиксирован в летописях 65-го года. Если позже, то уже в 66-м.       Бетти ненадолго замолчала, а Британец, тем временем, уже аккуратно раскрыл записи на середине и погрузился в испещрённые чернилами ветхие листы с головой. — Так кого же ты разыскиваешь, сынок? — настороженно спросила старушка. — Жену предыдущего Смотрителя маяка, — неохотно ответил Джон, понимая, что Хаттан не отстанет.       Ещё в Башне, планируя эту вылазку, Андерсон заготовил несколько фраз, способных сохранить в тайне истинную причину своих поисков, потому, недолго думая, обрубил все возможные расспросы, способные последовать за этой фразой, на корню: — Хочу получше узнать историю Башни, в услужении которой подписал пожизненный контракт. Ничего особенного. Простой человеческий интерес. — Понимаю, — вздохнула Бетти. — И рада бы помочь, но сама вступила в должность помощницы Уэллингтонов только в конце семидесятых, а моя предшественницы, ведущая до этого перепись, увы, давно скончалась. Женщина она была… Да что я тебя ненужной информацией перегружаю! — вдруг расхохоталась старушка. — У тебя и так времени в обрез. Изучай, дорогой. А я пока, коль не против, своими делами займусь. — Спасибо, Бетти. Я вам очень признателен.       Джон не нашёл ни одного упоминания Уиллмы ни за 64-й, ни за 65-й годы. В 66-м году из списка в 1024 человека появилась женщина по имени Уиллма Харрингтон, но в сводках за 67-й человек с такой фамилией уже отсутствовал, уступив место Уиллме Бакер. — Навряд ли вы помните… — оторвал глаза от пожелтевших страниц старенькой летописи бывший архитектор и посмотрел на отбивающую по клавиатуре словно по клавишам печатной машинки Бетти, -… Чета Бакеров поженилась в 67-м? Уиллма Харрингтон, записанная в 66-м году и есть Уиллма Бакер из 67-го? — Я не припомню её девичей фамилии, — призналась Хаттан, задумавшись. — Она была весьма нелюдима. Как и Элфи. Насколько мне известно, эта пара практически не покидала северное побережье, и единственными их друзьями в последствии стали Оллфорды. Работа на маяке сплотила эти семейства. Но, как тебе уже, наверное, известно — ненадолго. Печальная участь для женщин. Ещё печальнее — для мужчин. — В записях никакой предыстории, — пожал плечами Джон. — Когда? Откуда прибыла?.. Уиллма Харрингтон, 23 года, 1966. Уиллма Бакер, 24 года, 1967. Уиллма Бакер, 25 лет, 1968. — Эти талмуды негде было бы хранить, содержи они доскональную историю каждого, — печально отозвалась помощница Управляющего. — Для Острова они не важны. Люди в летописях — лишь цифры, голая статистика. Книги ветшают быстрее, чем нам того бы хотелось. Говорят, в Ватикане борются с подобным недугом. Самые древние и бесценные экземпляры хранят в специальных холодильниках, подальше от солнечных лучей и влаги. Но нам далеко до Ватикана, не так ли, дружок? — Далековато, — улыбнулся Андерсон. — Хоть ваша коллекция в своём роде тоже бесценна. — Тебе бы с Эрролом поговорить, Смотрителем южного берега. Может, он смог бы пролить свет на интересующие тебя вопросы? Девушка ведь была приезжей. Хотя… — запнулась Бетти. — Он много пил в те времена, и достоверность его знаний с лёгкостью можно поставить под сомнения? — А ты многое успел узнать, сынок, за столь непродолжительный отрезок времени, проведённый здесь. — Не возражаете, если я посмотрю летописи и за семидесятые годы? — Они в твоём распоряжении, — дала согласие Хаттан, продолжив отбивать чечётку по клавиатуре.       Англичанин отыскал нужный том самостоятельно. Имя Уиллмы Бакер продержалось в списках населения Острова вплоть до 1973 года, а в 1974-м — уже не встретилось в общих сводках, но обнаружилось в других списках, следующих сразу за переписью 1973-го. В списках умерших.       Чета Бакер прожила в браке шесть с небольшим лет.       Джон отложил рукопись на кофейный столик, потёр застланные сонливостью глаза и прикрыл их на считанные секунды, пытаясь свести в голове полученную информацию к общему знаменателю. Прекрасная особа с пронзительным взглядом и удивительной копной кудрявых волос на фотографии являлась самой что ни на есть настоящей Шелки, и в вопросе её происхождения Андерсон не сомневался ни на йоту. Загадкой оставалось другое: как бывшему Смотрителю маяка удалось легализовать её пребывание на Острове?       Вспоминая и раскладывая по полочкам всё ранее услышанное от старика Бена, выходило, что Уиллма и вправду появилась на Холхолме до вступления Элфи в должность Смотрителя маяка. Бакер принял присягу в 1970-м году, тогда, как первые упоминания о некой Уиллме Харрингтон появились в летописях города уже в 1966-м. Оллфорд рассказывал, и, опять-таки, информация эта была получена именно со слов самого Бакера, что ещё до вступления в должность, Элфи проводил много времени на северном побережье в то время, как потусторонний Монстр продолжал посылать в спесивые воды Атлантического океана своих маленьких жертв, в надежде заставить людей возобновить работу Маяка и уход за ним.       Так могло ли случится нечто столь необыкновенное, нечто не поддающееся объяснениям, как то, что Элфи Бакер, даже не подразумевая о возможных последствиях, спас свою Шелки от неминуемой гибели ещё до того, как осознал неизбежность покорения внеземному существу из морокового Мира? До того, как принял на себя обязательства служить Путеводной Звезде до скончания своих дней.       Все мысли Джона склонялись к этой версии, пусть не совсем правдоподобной, но весьма похожей на реальную, приведшую Элфи Бакера по судьбоносной тропинке в лапы Чудовища, ищущего спасения. Ведь Андерсона и самого тянуло и тащило войлоком прочь от прежней жизни задолго до знакомства с самой историей о Маяке Острова Холхолм, не говоря уже о встрече с Видящим воочию. Маяк звал его, как, вероятно, звал и Элфи. И того самого Мика МакГрегора — второго Смотрителя маяка. А, быть можем, и саму Аву Фултон.       Так почему же не могло случиться и спасения, очевидно должного, рано или поздно, заставить Бакера настоять на реанимации Башни? Именно руками Элфи потусторонний Монстр достучался до правящей ячейки Ноунфорда, согласившихся в последствии возобновить работу Маяка.       Уиллму же от смерти не уберегло лишь одно, и Джон отчётливо понимал, что именно — бескрайняя, бесконтрольная, всепоглощающая, сумасшедшая, всеобъемлющая… любовь. Любовь Бакера к девочке — Шелки. Любовь, не знающая границ. Любовь, заставляющая неистово желать. Любовь, требующая невозможного. Любовь, граничащая с наивысшей степенью собственничества. Слепая и алчная, сковывающая, нетерпимая. Уничтожающая любовь. Любовь, уничтожающая Чудо, не способное долгое время находится в человеческом обличье.       Никто ничего никому не должен. И, если существу требуется уйти по зову предков, позволь.       Отпусти, дабы получить шанс встретиться вновь.       Андерсон потёр вспотевший лоб, вспоминая, что осознал эту незыблемую истину чуть ли ни с первой встречи с Камусом. Переминаемая в маленьких ручках тюленья шкурка словно сама просилась в его руки. Довлела над англичанином. Жаждала быть отобранной у хозяина. Но мужчина по необъяснимым причинам знал о её неприкосновенности. Чувствовал, точно шерстяная тряпица была тем самым райским запретным плодом, касаться которого было опасней укуса самой ядовитой змеи на всём белом свете.       Что же до Элфи Бакера? Вероятно, привкус потусторонней любви оказался столь острым для бедолаги, что бывший Смотритель просто-напросто не смог устоять перед непреодолимым желанием поделиться своим приобретённым счастьем со всем населением Ноунфорда, предав огласке свою удивительную «находку». Пусть и не в полной мере, отчасти обманчиво. Возможно, предостережение Фултон, выцарапанное на дубовой двери Циклопа, всё же сыграло свою роль и заставило Бакера подвергнуть сомнениям раскрытие в полной мере той тайны, что требовала оставаться лишь тайной одной на двоих. Но, как не печально, итог всё равно оказался плачевным, ибо «Держи дверь открытой, а рот — на замке» не подразумевало под собой никаких исключений из правил.       Смерть Уиллмы стала той ценой, что им обоим пришлось заплатить за шесть лет открытых обществу отношений. Вполне вероятно, сдержи Бакер свои порывы быть, как все, согласись он оставить секреты потустороннего Мира за семью печатями, и, быть может, они с Уиллмой всё ещё были бы вместе. Запретная гласность и присвоение тюленьей шкуры стали роковыми для этой любви. Бакер не смог отпустить, а Уиллма не смогла уйти, не обратившись, затухая в этом Мире словно умирающая звезда.       Попав в царство бескрайних полей мёртвых Душ, Джон чувствовал, что обязан передать свою чёрную жемчужину, тускло мерцающую голубоватыми всполохами, в колыбель призрачных рук потустороннего Монстра, ибо лишь мороковое Чудовище могло залечить раны умирающего существа. Существа, слишком долго пребывавшего в земном Мире и не откликавшегося на требовательный зов своего отца — лекаря. — Лечи! — проскрежетал Он тогда, впервые будучи неспособным сделать это самостоятельно, потому что маленький Камус не слышал, а Джон слышать не хотел, оглушённый внеземной любовью.       Но Андерсон, пусть и не сразу, но всё же услышал, и теперь ему оставалось надеяться лишь на то, что услышал вовремя. Надеяться, что израненная земным светом Душа маленького Шелки будет излечена тьмой морокового Мира. Тогда как Элфи так и смог расслышать стенаний потустороннего Монстра об умирающей Душе Уиллмы Бакер. — Дорогой? — прервал его размышления настороженный голос Хаттан. — Ты скверно выглядишь. Коль от чая отказываешься, может, предложить тебе кофе? — Пожалуй, соглашусь, — тяжело вздохнув, отозвался Смотритель.       И пока Бетти хлопотала с кофейником, Джон, кажется, догадался, о каком алиби вёл речь в своём дневнике Элфи. Но удостовериться в собственной правоте ему удалось бы лишь встретившись с Эрролом Бойдом.       Перед уход Смотритель разузнал у Бетти о нотариусе, и в полдень покинул резиденцию Уэллингтонов, прямым ходом направившись к южному побережью. С последнего визита сюда минуло много дней, и мужчина был впечатлён размахом развернувшейся стройки. Но больше всего его поразили уже вмонтированные в прибрежные воды, грозными технологическими великанами, устремлёнными в мрачное небо, высящиеся над головой трёхлопастные ветряки. Часть самих турбин ещё находилась на земле, одну из них как раз в момент появления Джона устанавливали двое смельчаков на конструкцию небывалой высоты, а несколько рабочих занимались совершенно непонятным для бывшего архитектора делом — окрашивали лопасти бесцветной краской. — Чем это покрывают турбины? — поинтересовался Британец, заприметив немой вопрос во взгляде Аднея. — Мы столкнулись с очередной проблемой, установив здесь первую партию турбогенераторов. Из-за закона о снижении шума в 35 децибел, ветряки стали незаметны для птиц. Однажды, посещая берег с очередной проверкой, я обнаружил на земле несколько мёртвый особей. Поначалу я не придал этому значения, решив, что их настиг шторм. Но когда история повторилась, мы вызвали орнитолога с Большой земли, и специалист разъяснил ситуацию. Теперь мы вынуждены покрывать сооружения чёрной ультрафиолетовой краской. Птицы способны видеть в этом спектре, а мы — нет, потому для нас, кроме колоссальных расходов, разницы нет, а для летающих созданий — это способ сохранения жизни. Краска позволит облетать их без труда, — пояснил сын Управляющего. — Поразительно, сколько нюансов, — признал Джон. — То ли ещё будет, — хмыкнул младший Уэллингтон. — Мы не вполне довольны озвученным нам сроком службы лопастей — всего сорок лет. По прошествии оного, придётся сдавать их на утилизацию. А вот с переработкой дела в мире обстоят совсем плохо. И я задаюсь вопросом, так уж ли мы помогаем природе, переходя на альтернативные источники вырабатываемой электроэнергии? — Неужели никто не занимается этой проблемой всерьёз? — Есть один испанский стартап, — уточнил Адней, интеллигентно сняв с переносицы тонкую оправу очков и протерев стёкла носовым платком. — Я как раз веду с ними переговоры. Но сейчас их разработки способны подвергать лопасти вторичной переработке лишь на 40 процентов. Подумываю инвестировать в эту компанию и надеюсь, что сорока лет им будет достаточно, чтобы увеличить свои показатели как минимум вдвое. — Вклад в подобное предприятие, должно быть, обойдётся в кругленькую сумму, — скромно кашлянув, предположил Андерсон. — Ресурсы планеты не безграничны, Джон. Мы слышим эту фразу из многих источников массовой информации, но понимаем ли? Можем ли постигнуть подобные заявления в полной мере? У меня на этот счёт большие сомнения. А ведь нам всем стоит отдавать себе в этом отчёт, нужно стремиться к сокращению вырабатываемых отходов. И коли в нашем распоряжении имеются хоть какие-то средства, способные усовершенствовать и сократить процесс всемирного потребления, я счёл бы расточительством тратить эти сбережения на что-либо другое.       Подобные рассуждения ещё раз подчеркнули убеждения Андерсона в бесполезности выспрашивания у семьи управленцев займа на ремонт Циклопа. Взгляды Аднея Джон разделял как никто другой и понимал несвоевременность своей просьбы, но конкретно в данный момент он выдвигал для себя совершенно иные приоритеты, лишь отчасти приближенные к рассуждениям о всемирном благополучии. Но уже спустя два часа, проведённых в строительной времянке за обсуждением подготовленного к утверждению проекта, Британец осознал, что заниматься вымогательством не потребуется, получив наставление от младшего Уэллингтона обратиться на неделе к Бетти за окончательным расчётом. Финальная сумма к выплате вслух не оговаривалась. Адней лишь уточнил для себя среднюю почасовую плату за услуги подобного рода в Англии и справился о затраченном архитектором времени на подготовку эскиза. Памятуя о врученном ранее задатке, рассчитывать на многое не приходилось, но Джон был рад и небольшой сумме. По существу, ему был жизненно необходим лишь нормальный санузел, с остальным Смотритель планировал разобраться посредствам собственных сбережений.       Побеседовав напоследок с прорабом и согласовав некоторые изменения подготовленной сметы, Джон договорился с бригадой о начале работ в Башне. — Мне потребуется дополнительная перегородка, — неуверенно промямлил Смотритель. — Нужно разделить кладовую на две части. — Для чего вам разбивать чулан? — На Маяке есть ценные вещи.       Андерсон моргнул чуть быстрее обычного и отвёл взгляд от собеседника, — всегда так делал, скрывая правду, — и добавил для достоверности, криво улыбнувшись: — Хочу поместить их под замок для успокоения души. — То есть, желаете добавить дополнительную комнату? — Верно. — В таком случае, вам потребуется две, — слегка нахмурился прораб. — Придётся где-то разместить генераторную для опреснителя воды. Не думаю, что вы захотите дышать топливными выхлопами. А в остальном, любой каприз за ваши деньги.       На неделе строители были заняты, отдавая все силы объекту южного побережья, а халтуркой было решено заниматься по выходным, потому свой первый приезд запланировали на ближайшую субботу. На том и разошлись.       Джону за отведенных пять дней предстояло освободить помещение кладовой от хранящейся в ней утвари и вынести свой импровизированный унитаз с доисторическим умывальником за пределы санузла. И если с канистрами керосина, каркасом старой панцирной кровати, да прохудившимся матрасом проблем он не видел, то о размещении отхожего места в Башне без засовов на дверях призадумался. Вот смеху-то будет, застань его за грязными делами нежданные гости.       В начале третьего Андерсон покинул объект и, невзирая на навалившуюся усталость, проехав с десяток мил, выкрутил руль влево и пустил машину вниз по дороге, ведущей меж величественных гор прямиком к дому Смотрителя южного берега. Пыхтящая дымоходом лачуга не оставляла сомнений в том, что Эррол Бойд был на месте. Британец припарковал пикап поодаль, про себя ещё раз проговорил заученное лживое оправдание своей любознательности и, подкурив, вышел из «Форда».       На юге Острова приближение весны ощущалось отчётливей, а местами — так, где уже снег неровно стаял — на свет показался золотистый песок. Джон не стал глушить двигатель, надеясь, что ему не придётся засиживаться в гостях надолго.       Сигарета даже не успела истлеть до основания, когда из дверного проёма показался закутанный в овечий тулуп старый Бойд. Мужчина натянул на голову некое подобие ушанки и, не скрывая удивления, вышел навстречу нежданному визитёру. — Мистер Андерсон? Какая неожиданность, — протянул морщинистую руку Эррол, и они скрепили рукопожатие. — Прошу прощения за непрошенное прибытие, — с ходу извинился англичанин. — Не уделите мне немного вашего времени? — Безусловно, — подтвердил старик. — Времени у меня хоть отбавляй, в отличие от гостей. Прошу, зайдём в дом. Не май месяц на дворе. — А май на Острове чем-то отличается от марта? — позволил себе скромную шутку бывший архитектор.       Бойд на это лишь хрюкнул под нос и пропустил Смотрителя маяка вперёд, жестом приглашая пройти в жилище.       Хижина внутри немногим походила на жилой дом. Убранства скорее напоминали смесь зала ожидания с лёгким привкусом небольшой уютной забегаловки, рассчитанной на одного посетителя. Лишь не застеленная кровать, жавшаяся боком к окну, была одиноким доказательством того, что в доме кто-то проживает на постоянной основе. Стены пестрили разномастными рамками чёрно-белых фотокарточек с изображением моряков. И пока старый Бойд зажигал на плите газ и устанавливать на закопчённую до черноты поверхность чайник, Джон разглядывал зернистые воспоминания и с удивлением для себя обнаружил, что присутствующие на фотографиях мужчины были не простыми мореплавателями — это были китобои.       Внимание Британца привлёк один из рыбаков — с виду суровый, грозный человек с большим рваным шрамом на щеке, и, побродив вдоль стен, Андерсон заметил, что моряк присутствовал на каждом изображении. — Это ваш родственник? — поинтересовался у Эррола Джон, указав на человека, стоящего рядом с тушей огромного мёртвого кита и придерживающего воткнутый в глаз млекопитающего гарпун рукой. — Мой прапрадед, — нехотя ответил Смотритель южного побережья. — Китобой в третьем поколении. — Суровое ремесло. У вас много его фотографий. Должно быть, он гордость вашей семьи? — предположил англичанин. — Отнюдь. Скорее, напоминание о том, чем заниматься никогда не стоило. — Вы против такой профессии? — искренне удивился бывший архитектор, недоумевая, на кой чёрт в таком случае Бойд увешал все стены фотографиями умерщвлённых животных? — Моя семья совершила много ошибок. Этим… — кивнул головой на висящие перед носом фоторамки Бойд, -… я напоминаю себе о том, как поступать не нужно. — И помогает? — Как видите, мистер Андерсон, — ухмыльнулся Эррол, подкрутив колесо подачи керосина в лампе, чтобы ярче осветить помещение. — Я всего лишь охраняю прибрежную зону, ухаживаю за причалом да лодками и не гонюсь, рискуя жизнью, за несметными богатствами китовых потрохов. — Но не оттого ли, что в современном мире масло этих животных за ненадобностью? — А вам всё еще кажется, что жители Острова придерживаются принципов современного мира? — ответил вопросом на вопрос Бойд и безмолвно предложил Джону присесть за стол. — Так с чем же ко мне пожаловал Смотритель маяка? — Даже не знаю, как подступиться к сути своего прибытия, — пожевал губы Британец и стянул с головы шапку, немного взъерошив пальцами начавшие отрастать волосы. — Вам наверняка известно, что со смертью Элфи Бакера в неизвестном направлении исчез и его вахтенный журнал. — Уверен, Бакер утащил его с собой на дно морское. Совсем безумный стал в последние годы. — Правда? — моментально зацепился за озвученное Джон. — А в чём оно проявлялось, безумие это? — Ну так, белому свету вовсе показываться перестал на старости лет. Сидел в своей конуре каменной, как прокажённый. Раньше, вон, и погостить захаживал… — Вы были друзьями? — Не то, чтобы близкими… — стушевался Смотритель побережья, но Андерсон и так догадывался какими «друзьями» ранее были островитяне — «друзьями» по бутылке. — Я в должности не так давно… — Никто, кроме безумного Оллфорда, верить не верил, что вы, в принципе, вступите в неё, — перебил Эррол и хохотнул. — Ну, вот, вступил, — улыбнулся Джон. — Чем изрядно всех нас удивили! — В общем, я… Надеюсь… — растерялся Британец от того, что диалог поплыл не совсем в нужном русле. — Мистер Бойд, я владею очень скудными знаниями о своём предшественнике, а в связи со вступлением в должность и моими самыми что ни на есть серьёзными намерениями следовать данной мною клятве, в конце концов мне придётся задуматься о моём последователе. Рано или поздно это потребуется сделать, и я желал бы пополнить багаж имеющихся у меня сведений, пока… — Пока живы те, кто мог бы вам в этом помочь? — Верно, — кивнул Джон. — Мне хотелось бы передать историю Смотрителей маяка избраннику. И делать это, начиная со слов «Жил однажды Элфи Бакер, а потом умер и пришёл я» очень нелепо, на мой взгляд.       Архитектор рассмеялся, скрывая собственную нервозность, и, на удивление, старый Бойд поддержал его смех. — Понимаю. И что конкретно вы хотели бы узнать об Элфи? — О нём, в целом, я уже успел осведомиться, но имеется провал в отношении его супруги. Уиллма, она…       На этих словах Бойд побледнел, словно привидение увидел, и Джон испугался, что на этом их диалог себя исчерпает. — Какой она была? — решил он зайти издалека. — Удивительной, — без раздумий ответил Эррол. — Красивой молодой женщиной. Доброй. Спокойной и уравновешенной. Весь Остров поражался, как он сумел такую заполучить… — И вы? Вы тоже этому удивлялись? — Конечно! Ты бы видел эту женщину! Точно с другой планеты. Диковина, ей Богу! — Она была неместная, так ведь? Откуда прибыла, не знаете? — С Большой земли, чего уж тут не знать? — А откуда именно с Большой земли? — допытывался Андерсон, стараясь сохранять спокойствие в голосе и для пущего убеждения своей незаинтересованности отпивал из чашки предложенный чай, немного прихлёбывая. — Да кто ж его помнит? Столько лет минуло… — А когда она прибыла на Остров, вы уже были Смотрителем южного берега? — Да, я к тому времени уже с десяток лет как в должности был. — Сегодня я побывал у миссис Хаттан. У неё хранится перепись населения. В летописях я обнаружил, что Уиллма стала подданной Ноунфорда в 66-м году. Значит, на Остров она прибыла где в конце 65-го или в 66-м. Возможно, вы тоже ведёте нечто сродни вахтенному журнала и записываете данные прибывающих? — Конечно. Такие данные есть. — Позволите мне взглянуть? — А что они вам дадут? Не поймите неправильно, я вовсе не против, чтобы вы взглянули на них… — полез куда-то в закрома платяного шкафа Бойд, выуживая средь старой одежды ветхую тетрадь. — Да просто хотелось бы понять, сколько времени они были вместе, как пара, — соврал Андерсон.       Пока Джон находился в поисках искомого средь помятых страниц, Эррол Бойд заново вскипятил чайник и наполнил кружки кипятком. — Кофе, мистер Андерсон? — Благодарю… — на автомате ответил Смотритель маяка, уставившись на уже знакомое имя.

«Уиллма Харрингтон. Прибытие: 12 апреля 1966 года. Англия»

      Почерк, которым было написано её имя, разительно отличался от других записей, и в день её прибытия Британец не обнаружил больше ни одного гостя. Странность заключилась ещё и в том, что ни одного островитянина, прибывшего в этот день, он также не обнаружил, а ведь паромом должен был кто-то управлять. В списках, как минимум, он хотел увидеть экипаж.       Джон перелистнут записи почти в конец и обнаружил дату и своего прибытия:

«Джон Андерсон. Прибытие: 7 февраля 2020 года. Англия»

      Рядом с собственным именем, Британец обнаружил и всю остальную команду. Он бегло изучил и другие годы — незнакомые фамилии, разные страны, наткнулся даже на первое появление Аодхана на Холхолме, и когда сомнений больше осталось, Британец поднял глаза на собеседника, приметив в нём некоторую нервозность. — Её фамилию в этот список внесли не вы, — набравшись смелости, заявил он в лоб. — А кто ж ещё… мог? — прошамкал Смотритель южного берега. — К примеру, Мистер Бакер, — выдвинул своё предположение Джон. — С чего бы ему таким заниматься?! — дёрнулся на стуле Бойд, явно рассвирепев. — Допустим, потому что вы изрядно выпили в тот день и запамятовали внести в журнал очередного гостя, прибывшего на Остров. Допустим, вы выпили столько, что даже не смогли вспомнить, когда она прибыла и как выглядела. Верно, мистер Бойд? — Ничего подобного! — вспылил Эррол и шандарахнул кулаком об стол. — Да это даже не ваш почерк! — рявкнул в ответ Британец. — Элфи сделал это за вас тем днем, верно?! — Неверно! — пролаял Смотритель побережья и, сбавив тон до минимального уровня, заговорил: — Не днём это было. Ночью. Она прибыла на частном судне. Я уделался тогда до поросячьего визга. Элфи со мной был, потому что ждал её прибытия. — Он ждал её прибытия? — Да. Он появился на побережье поздно ночью, машину одолжил у соседа. Сказал, что ждёт прибытия дамы сердца из Англии. Пока ждали появление парома, мы изрядно выпили, и я, кажется, отключился. В общем, когда проснулся, от него только записка была, мол, гостью встретил и уехал домой. А я ж ни сном ни духом не знал, ни как звать особу, ни откуда пожаловала. Ну, думал, Элфи объявится, расскажет, что да как, а тут Доил старший нагрянул и давай записи шерстить. Раскололся я тогда, что выпиваю, ну и схлопотал выговор. Он уже третий был к тому моменту. Вот тогда-то я и завязал. А Доил собственноручно внёс информацию о прибывшей в журнал, потому и почерк разнится. Элфи, оказалось, с самого утра у него уже со своей пассией побывал. Вот так всё и вышло. — Значит, вы не видели этого судна? Не видели, как она прибыла? — Говорю же, забылся в алкогольном угаре, — кивнул Бойд, в подтверждение собственной оплошности. — А после этого случая, она когда-нибудь возвращалась на родину? Вы видели, чтобы она покидала Остров? — Особа она была болезной, худенькой. Часто плохо себя чувствовала, в городе редко появлялась. Не до путешествий было бедняжке. А в последний год жизни так и вовсе слегла. — А Элфи… Он не рассказывал вам, как познакомился с ней? — Да что-то говорил, мол, в Нессе повстречал. От случая к случаю виделись там, а потом мадам решилась на переезд. Вот и вся история. — Угу. В Нессе, значит, — усмехнулся Андерсон, понимая, что Бакер даже не прикладывал особых усилий для создания своей лживой истории любви.       Вероятно, он, так же, как и сам Джон, не желал нагромождать одну ложь на другую, страшась впоследствии запутаться в череде этих нагромождений. Прискорбным оставался лишь тот факт, что Элфи Бакеру пришлось пожертвовать дружбой с Эрролом Бойдом ради отношений с девочкой — Шелки. Ведь к Управляющему бывший Смотритель маяка наведался утром неспроста — он просто сдал пьяного моряка, споив того предыдущей ночью.       Как и на каких основаниях Бакер уговорил Доила позволить Уиллме получить подданство Холхолма — уже другая история. Джон понимал, что на эту женщину было достаточно лишь взглянуть, чтобы в ту же минуту бросить весь мир к её ногам. И Уэллингтон не стал исключением, позволив ей остаться на Острове в тот же день.       А вот единственной оплошностью во всей этой ситуации стало незнание Бакера о том, что у Эррола ранее уже имелась парочка выговоров, и, получив третий, Бойд отказался от горячительного навсегда, а значит, более был не способен покрывать, пусть и не по собственной воле, периодическое исчезновение Уиллмы с Острова. Вот о каком алиби писал Бакер в своём вахтенном журнале. Он планировал и дальше спаивать своего друга то отправляя, то возвращая Уиллму из выдуманных путешествий. И, должно быть, по прошествии времени Элфи принял решение не пускать супругу в мороковый Мир, боясь, что кто-нибудь может обнаружить её отсутствие в городе и начать задавать ненужные вопросы. Легализовав её пребывание на Холхолме, Бакер собственноручно подписал своей возлюбленной смертный приговор.       И пазл за пазлом, собирая эту разбросанную меж Вселенными, затерявшуюся в пространстве и во времени загадку, Джон всё больше убеждался в неправомерности и в неправильности раскрытия тайны, поведанной ему существами из тёмного Мира.

***

      Где-то в начале апреля, — Джон совершенно не помнил точной даты, ибо каждый день, проведённый в отсутствии Ками сливался с предыдущим и втекал в следующий за ним, превращаясь в сгусток бессмысленной массы, — на пороге Башни появился весь из себя излучающий безграничное счастье Браун. Британец завидел его многим раньше, чем Юдард успел выкрикнуть своё лучезарное «Доброго дня, мистер Андерсон!», потому что именно тем днём, наконец, собрался с духом и решил навести порядок на уступе. Джеймс и Паора справились со своим обещанием в считанные дни и смастерили отличную лодку для Смотрителя. А точнее, даже две — одна из которых теперь покоилась на уступе, а вторая — под брезентовым полотном у сторожки на берегу. Сам же Хозяин маяка так и не удосужился разобрать старую плоскодонку на дрова и убрать разбитые щепы с земли. До того самого дня.       Юдард нёс, подволакивая ногу, увесистую сумку, и Андерсон ума не мог приложить, чему так радовался улыбающийся до ушей подросток. Джон окинул взглядом побережье, но не увидел ни машины, ни присутствия кого бы то ни было ещё. — В гордом одиночестве, мистер Браун? — поинтересовался он, когда в самую душу уставились излучающие внеземной восторг глаза.       Юдард с размаху перекинул через плечо свою ношу, и завершил подъём по лестнице, плюхнувшись на землю и тяжело дыша. — Аодхан поехал на лесопилку, — отдышавшись, вымолвил парень. — У него там какие-то дела с мистером Поллоком. А меня, вот, к вам подкинул по дороге.       Мальчишка оголил оскал ещё шире и, вытаращившись на Смотрителя точно преданный пёс, не видевший хозяина восемьдесят пять тысяч лет, спросил: — Как жизнь, мистер Андерсон? — Не жалуюсь, — улыбнулся англичанин. — А у вас, мистер Браун? — По-тря-са-ю-ще! — проговорил по слогам молодой матрос. — Даже так? Весьма за вас рад, — отозвался Джон и хорошенько вмазал топором по основанию плоскодонки. — Ну же, мистер Андерсон! — заканючил Юдард. — Спросите, что в сумке? — Зачем? — ухмыльнулся Джон. — Вы и так мне расскажите рано или поздно. — Спросите! — настаивал Браун, уже готовый потянуть замок молнии на грубой ткани и вывернуть наизнанку содержимое. — И что же у вас в сумке, мистер Браун? — не оборачиваясь на подростка, сдался Смотритель и ещё раз влепил топором по неподдающему каркасу бывшего средства передвижения. — Снаряже-е-е-ние, мистер Андерсон, — таинственно протянул мальчишка, по-видимому, надеясь тотчас заворожить своего собеседника колдовским заклинанием. Но осознав, что приворот не удался, насупился и недовольно пробурчал, поясняя: — Снаряжение для нашего первого урока по плаванью. — Ух ты, как неожиданно, — состряпал кислую мину Джон, вздохнув от безвыходности.       В конце концов, он ведь сам попросил парня дать пару уроков. Порыв этот, конечно же, был навязан пережитым ужасом встречи с акулой и собственной беспомощностью в бою с хищницей. Да Андерсон и не планировал отступать от своих принципов, он просто пытался максимально отсрочить реализацию задуманных планов. — Переодевайтесь, мистер Андерсон, и начнём занятия! — командирским тоном заявил Юдард. «Наверняка, нахватался приказных ноток у приёмного папаши», — подумал Джон. — Придётся немного повременить, мистер Браун, — отрезвляюще ответил Британец. — В комнате сейчас переодевается строительная бригада. Их рабочий день как раз подошёл к концу. — А… Ну, ладно, — тут же сдался молодой матрос. — Позволите помочь с умерщвлением лодки? — Она и так уже не жилец, мистер Браун, — рассмеялся Смотритель. — Хотите быть полезным — накормите тюленей. — Что, правда?! — просиял Юдард. — Правда, мистер Андерсон?! — Да ради Бога. Только советую быть осторожным — мелкий здорово кусается. Лучше не давайте ему есть с руки. Просто подкидывайте рыбу в его сторону. Он поймает. — Здорово! — подорвался с земли Юдард и помчался в Башню, позабыв на вымерзшем уступе даже принесённую амуницию. — Очень здорово, — недовольно пробурчал Джон, глянув на свой заклеенный лейкопластырем палец, и заключит уже про себя: — Особенно, здорово, если резцами.       Англичанин закончил разбор лодки, взял скелет в охапку и занёс в Башню, разложив сырое дерево при входе.       За прошедшую неделю холл изменился до неузнаваемости. Такого бардака бывший архитектор ещё в жизни не видел. Повсюду стояли мешки с бетоном, невиданные бурильные установки преграждали путь, совершенно не к месту был разбросан инструмент. И среди всего этого беспорядка — намешанных растворов и строительного мусора — по полу ползали два тюленя обыкновенных, а между ними — довольный по самые уши Юдард, уговаривая младшего Ками усесться ему на колени и отведать столь привлекательное на вид, но не на запах, лакомство. — Кхм — кхм, — кашлянул Джон, чтобы обратить на себя внимание, но никто из присутствующих и носом не повёл в его сторону. — Мистер Браун? — чуть громче нужного, позвал он. — Простите, мистер Андерсон! — подскочил на ноги молодой матрос и отчитался, точно в данную минуту нёс службу на борту «Гарпуна», а не дурачился с морскими животными: — Мы тут… обедаем. — Извольте «вымыть посуду» после обеда, — усмехнулся Смотритель, переступая разбросанные рыбьи хвосты, и направился в кладовую, чтобы привести себя в порядок — там теперь располагалось отхожее место и умывальник.       Собравшись с духом и рассчитавшись с бригадиром за проделанную сегодня работу, Британец скептически осмотрел подготовленное для него снаряжение и, признав, что назад дороги нет, облачился в гидрокостюм, подхватывая подмышку ласты и шлем.       Сказать, что в этом обтягивающем «трико» бывший архитектор чувствовал себя раздетым догола — ничего не сказать. Пару раз оттянув плотно прилегающий к причинному месту материал, Джон оставил безнадёжные попытки сделать самое сокровенное менее приметным для посторонних глаз и вышел босиком в башенный холл, моментально столкнувшись с обомлевшим взглядом молодого матроса.       Браун тоже был готов к своему первому преподавательскому опыту. Ну, то есть он был одет в гидрокостюм, а вот что касалось обучения — было спорно, потому что после появления в дверном проёме англичанина, мужчина не мог дозваться парня битых десять минут. Растерянный подросток, буквально вросший в землю, недвижимо стоял, пожирая глазами то самое место на теле бывшего архитектора, которое в силу юного возраста пожирать бы не должен был. — Ещё секунда, и я передумаю! — строго сказал Джон, перехватив в руку ласты и прикрыв ими пах. — Ра-разноножки сегодня… не понадобятся, м-м-мистер Андерсон, — заикаясь, выдавил Юдард, наконец, переместив глаза чуть выше — куда-то в район грудной клетки мужчины. — Се-сегодня б-будем учиться… держаться н-н-на воде. — Чудно, — моментально выпустил из рук приспособление для плавания Смотритель, и ласты с грохотом брякнулись на пол. — Приступим? У меня не так много времени до начала смены, мистер Браун. — Т-так т-точно, сэр, — сглотнул комок в горле парень и принялся нелепо крутиться вокруг себя, кажется, собирая разметавшийся по башенному холлу рассудок.       Браун приезжал каждый день. Иногда его привозил Уилан, не чураясь поиграть с тюленями, пока весь преисполненный дрожи и панических атак Джон привыкал к воде, подбадриваемый бесконечно льющимся потоком похвалы из уст молодого матроса. Когда приёмному отцу было не с руки тратить время на поездки к северному побережью или он был занят работой в пабе, Юдард добирался на перекладных, топая пешком от развилки, где объездная трасса уходила в сторону лесопилки, а дорога к маяку становилась ухабистой и каменистой.       Их ежедневные двухчасовые уроки перед началом смены стали для Андерсона настоящим испытанием силы духа и волевой выдержки, и дело было вовсе не в стремлениях и установках, которых Джон принял решение придерживаться, и не в желании, наконец, избавиться от собственных страхов перед водной стихией. Нет. Дело было в медленно, но ощутимо поднимающемся уровне океана. И Британец был настроен обучиться не только искусству плавания в кратчайшие сроки, но и овладеть ремеслом управления лодкой до того самого момента, когда зубастая пасть морского животного разинет свои недра, чтобы выпустить наружу потустороннее существо. До того самого момента, когда Джону придётся избавиться от зачастивших в стены Циклопа гостей.       Смотритель подгонял и строительную бригаду, порой жертвуя полуденным сном без остатка. Прораб то и дело бурчал на требовательного заказчика, но объект всё же пообещал сдать раньше положенного срока, стоило бывшему архитектору знатно прибавить к его жалованию.       Имеющиеся в запасе средства истощались со сверхсветовой скоростью. Полученный гонорар за работу над проектом южного побережья хоть и оказался внушительней, чем Андерсон мог на то рассчитывать, но всё же был не столь крупным, чтобы в раз переоборудовать совершенно не приспособленное для уборной помещение в комфортную ванную. Это и побудило англичанина в итоге собраться с силами и съездить в город на встречу с нотариусом — Аодхан как раз планировал очередную поездку в Несс и не отказал другу в просьбе закрыть вклад, сняв со счёта все деньги без остатка. Вместе с наличными Огненный волк должен был привезти и конверт из Харрис Твид. До Вальпургиевой ночи оставалась неделя, но Джон до сих пор ума не мог приложить, чего стоило ожидать от этого празднества.       И пока Смотритель был занят контролем движущегося к завершению ремонта, пока целиком и полностью отдавался во власть леденящей кровь Атлантике, пока составлял списки требуемых припасов и разбирал их, привезённые, вместе с Джеймсом, пока украдкой обсуждал с Хамахоной готовящуюся свадебную церемонию и перебрасывался колкими шутками с Аодханом, тяготы томления по потусторонней Душе отходили на второй план. Но стоило мужчине остаться в башенных стенах в одиночестве, как его обступала неизбывная печаль, и эта неутолимая скорбь затягивала его во мрак чистилища, призванного на веки вечные удерживать в неведении своих пленников, ожидающих то ли вознесения, то ли стремительного падения.       В преддверии майских праздников Холхолм порадовал островитян незначительным потеплением и тремя богатыми на солнечные лучи днями. Вероятно, не случись с Джоном долгих холодных месяцев, проведённых на Острове, и прибудь он в Ноунфорд именно сегодня, ветер показался бы ему промозглым и свирепым, а солнечный свет и вовсе искусственным, не способным прогреть даже крохотной лужицы, не говоря уже об океане. Но вкусивши истинной суровости шотландских земель, ему чудилось, будто с небес спустилась сама благодать.       Вот только в наступление лета он больше не верил — уже неделю тёмные воды омывали уступ, поднявшись так высоко, как никогда прежде, а маленький Камус всё не показывался на свет. Вдобавок, Андерсону вместе со щенком пришлось переживать и другую потерю — израненная мама — тюленьша ушла, и Джон понимал, что вернуться ей уже было не суждено, от того тоска его становилась всё невыносимей, а приобретённые знания о том, что тюлени обыкновенные умеют плакать самыми настоящими человеческими слезами лишь усугубляли боль их совместного одиночества. В минуты особой, проникновенной грусти они располагались вдвоём у камина, и Джон поглаживал гладкую мраморную голову, осторожно стирая влажные капельки, проступающие у кромки чернильных омутов, а щенок едва заметно посапывал кожаным носом, периодически кряхтя и издавая своё короткое «Э» в благодарность заботящемуся о нём человеку. — Закончим на сегодня, мистер Андерсон? — поинтересовался Юдард, выныривая на уступ. — Пожалуй, в принципе закончим. Дальше я справлюсь и сам, мистер Браун, — заключил Британец, свесив ноги в ледяную воду и потрепав по загривку ползающего рядом щенка. — Из вас получился отличный учитель, но, думаю, мне пора отправиться в собственное плавание. Я и так выкрал массу вашего времени.       Молодой матрос разочаровано вздохнул, уселся рядом со Смотрителем, повторив позу ученика, и несмело улыбнулся. — Да мне только в радость, мистер Андерсон.       Сказал это, и едва коснулся плечом плеча архитектора. — Буду откровенен, мистер Браун. Я немного устал от ежедневных нагрузок. Мне требуется передышка, — соврал Британец, не желая обидеть своим отказом подростка. — Не проблема, мистер Андерсон. Мы можем тренироваться и через день, — обрадованный собственной предприимчивостью, воспрял духом молодой матрос, а потом, вдруг, сделался очень серьёзным и, положив ладонь на бедро мужчине, практически шёпотом добавил: — Мне нравится проводить с вами время.       И не успел Джон опомниться, как Юдард резко подался вперёд и прилип губами к губам мужчины, вогнав того в ещё больший ступор. Андерсон так и завис, хлопая ресницами, а молодой матрос, кажется, отступать не планировал, подавшись ещё ближе в надежде углубить поцелуй. Но, вдруг, резко отстранился, ойкнув.       Ещё не успевший ничего сообразить, Британец уставился на Брауна, зажимающего ладонь свободной рукой, а по пальцам его текла тонкая струйка крови. — Он меня укусил… — растерянно пролепетал мальчишка, неверующе посмотрев на тюленёнка. — Я же тебя каждый день кормлю…       В голосе Юдарда звучала такая непередаваемая обида, что Смотрителю даже стало немного жаль пострадавшего подростка. — Пойдёмте в дом, мистер Браун. Надо промыть и перевязать рану, — заключил Британец, подталкивая матроса ко входу.       Джон пропустил парня вперёд и, замерев у тяжёлой дубовой двери, обернулся на плюхнувшегося в воду тюленя, сделавшего полукруг и нагло уставившегося усатой мордой на Смотрителя. — Ну, погоди у меня! Пусть только Браун уедет…       Юдард покинул Башню спустя полчаса. Несмотря на наставления старика Оллфорда никогда не садиться в лодку самостоятельно, Андерсон транспортировал подростка на побережье, запретив тому добираться до берега на доске. Атлантика сегодня была неспокойна, и мужчина не мог позволить себя столь безответственного поведения.       Миля, разделяющая обыкновенную мирскую и загадочную маячную жизни, казалась нескончаемой. В пути они оба молчали, но, высадившись на берег, Джон на правах старшего всё же набрался духу и прочитал подростку лекцию о недопустимости подобных отношений между ними. Как не пытался Андерсон смягчить свой посыл, и тон, которым этот посыл был озвучен, а юный Браун покинул побережье с понурой головой, шаркая ботинками по чёрному песку и оставляя за собой длинные смазанные дорожки — следы.       Англичанин возвращался на Маяк с тяжёлым сердцем. Ему и раньше не раз приходилось отказывать во взаимности мужчинам, но никогда прежде, до Холхолма, — подросткам. Памятуя, сколь нестабильным порой бывало его собственное состояние в этом возрасте и как ярко переживались все эмоциональные потрясения, Джон до дрожи в коленях страшился навредить неустойчивой юношеской психике такими вот разговорами.       Со словами «И что это было?» Смотритель вошёл в башенный холл, выискивая глазами мраморную тушку, а из дверного проёма в комнату на него недовольным взглядом вперились чернильные омуты, тронутые молодыми звёздами. — Мало того, что целуешься тут с кем попало в моё отсутствие, так ещё и юбку на меня решил напялить?! — пролаял полностью обнажённый Вэил, швырнув в грудь мужчине сделанный на заказ килт и тут же бросился следом за клетчатой материей, чтобы спустя мгновение повиснуть, улыбаясь, на шее Британца. — Привет, Джон. — Привет, малыш.