***
— Эй, Мэйв. Погляди-ка! Суровый ирландец за стойкой так и пялится на тебя. Никак возжелал откусить сладкий кусочек твоей юной плоти? — Отхлебнув прямо из горла бутылки, громко усмехнулся один из байкеров. Отставив тёмный эль прямо на бортик бильярдного стола, он смерил траекторию удара и шандарахнул кием, загнав в лунку сразу три шара. — И пусть смотрит, — нагло ответила здоровенному громиле Хоган, одарив того презренным взглядом, а незнакомому ирландцу отправила весьма недвусмысленную полуулыбку. Аодхан утонул в мягких ямочках её губ словно ребёнок, окунувший мордашку в крем праздничного торта. — Пусть смотрит, Дес, — вклинился в разговор Президент клуба. — Если Мэйв его завербует, у нас появится лишняя пара рабочих рук. — Что-то я ни разу не видел его на байке, — проворчал Десмонд, приноравливаясь ко второму удару. — Для погрузки товара в трак байк за ненадобностью. А сил в нём, как я погляжу, с лихвой. Может пригодиться. Что скажешь, Хоган? — обратился уже к девушке рослый мужчина, ловко перекатив в зубах здоровенную сигару. — Твоих чар хватит, чтобы охмурить рыжебородого красавца? — Ослеп? Он уже мой, — надменно крякнула Мэйв, и тут же была удостоена свирепого выражения лица Президента. — Прикуси язык, женщина! Иначе пущу по кругу. Слышала, что сказал Президент. Иди, работай! — скомандовал Дес и сделал очередной удар по шарам. Уилан всегда недолюбливал это место. «Призраки Дублина» были тут частыми гостями, накладывая на заведение весьма специфическую репутацию, обычно сопровождавшую байкерские банды особым шлейфом опасности и нотками наркоторговли. Надо сказать, душок этот был небезосновательным. Да только «Брэйвхарт» был единственным местом в нищенском спальном районе города, откуда Огненный Волк мог беспрепятственно добраться до дома без угрозы быть остановленным дорожным патрулём и оштрафованным за езду в нетрезвом виде. Одним словом, выбирать особо было не из чего — так казалось молодому ирландцу в ту пору, практически каждый вечер проводившего время за бутылочкой-другой местного Guinness. Когда с работой туго, лучшего самообмана, чем хмельное забытие и не придумать. А если при этом ещё и есть на что посмотреть… — Привет, красавчик. Я — Мэйв, — скользнув ужом меж «стальных» братьев, подплыла к барной стойке Хоган и, оправив короткую облегающую юбку, — нет, не спустив её, а задрав максимально высоко, точно то была не юбка, а набедренный пояс, — изящно уселась рядом с незнакомцем, закинув одну голую ножку на другую и зацепившись носочком туфли за перекладину чужого стула. — Угостишь даму? — Разумеется, — поплыл от вида стройных ног Уилан. Рыжебородый популярностью среди противоположного пола не отличался. То ли чересчур свирепое выражение лица было тому виной, то ли извечно неопрятный вид. А какой он ещё мог быть, если молодому человеку без высшего образования приходилось с утра до ночи разгружать зловонные баки с рыбной трухой на заводе, дабы оплатить аренду скромного жилища, да на еду деньжат наскрести? Потому, всяческое внимание в свой адрес он воспринимал как дар Божий, ну, или случайно подвернувшуюся удачу. А если это внимание, к тому же, исходило от женщины, тут Уилан готов был цепляться за любую предоставленную возможность, только бы урвать для себя хоть толику этого сладкого нектара. — Что будешь пить? — Портер подойдёт, — не заставила себя ждать Мэйв и, будто совершенно случайно, положила на бедро парня ладонь, наклоняясь ближе, дабы разглядеть представленный на полках ассортимент. — А, может, у вас найдутся более элегантные напитки? Что-нибудь достойное истинной леди? — хлопнула ресничками Хоган и уставилась на бармена, мило улыбаясь. Изумрудные глаза Уилана мгновенно провалились в глубокое декольте её топика. — Как на счёт «Нью-Йоркера», мисс? — поинтересовался кельнер. — Если мой загадочный спутник без имени не против… Хоган одарила очаровательной улыбкой ирландца и томно посмотрела на парня исподлобья, надеясь на то, что её очередная жертва не настолько безмозгла, чтобы не понять намёка. — Аодхан. Аодхан Уилан, — опомнился от колдовских чар рыжебородый и незамедлительно распорядился: — Нью-Йоркер для леди, а мне — Гиннесс. Повторить. И пусть голос его звучал уверенно, ирландец, всё же, мысленно пересчитал оставшиеся в заднем кармане джинсов бумажки, соображая, хватит ли тех средств на внеплановое угощение? Сегодняшняя получка была довольно скудной. — Будет сделано, — кивнул бармен, стянув со стойки оплату и принявшись за коктейль. — Я давно наблюдаю за тобой, Аодхан Уилан. — Мэйв оставила свои игры в заискивающие гляделки и сделалась немного серьёзней. — Да и ты с меня глаз не сводишь. Давно ирландские мужчины стали столь стеснительными, что боятся подойти и познакомиться с приглянувшейся девушкой? — Да я… Э… — замешкался Аодхан. — Просто не был уверен, что ты свободна, — кивнул ирокезом в сторону игравшей в бильярд банды байкеров. — Видишь громилу с пивом в руках? — наклонилась ещё ближе к собеседнику Мэйв. — Да. — Это Дес — мой брат. И он с тебя шкуру спустит, если со мной что-нибудь случится. — Верю, — сглотнул Уилан, оценив габариты Десмонда Хогана, и решил свести разговор о возможной расправе над ним в шутку. — Ну… Я, пожалуй, пойду. Мэйв заливисто рассмеялась, и Аодхана в очередной раз за вечер накрыло волной юношеской влюблённости. К тому моменту, когда хмельная рыжая голова пустилась в пляс от принятого на душу, байкерский сброд уже разъехался. Судьба сестры, оставшейся с незнакомцем, Десмонда, по-видимому, не интересовала. А вот Уилана, несомненно, такая пренебрежительность насторожила. — То он контролирует каждый твой шаг, то, вот так просто оставляет под покровом ночи неизвестно с кем? — уточнил у новоиспечённой подруги Огненный Волк. — Расслабься, ирландец. Я взрослая девочка, — подмигнула Мэйв. — К тому же, это мы тебе незнакомцы, а ты нам — нет. — Это как понимать? — удивился Волк, слаживая с захмелевшей головой. — Мой брат ни за что не оставил бы меня наедине бог знает с кем. А, следовательно, он наверняка уже в курсе, где ты живёшь, да и родословную твою вплоть до третьего колена изучил, — расхохоталась в голос Хоган. — Ну так что, ирландец? Ты пригласишь меня домой этой ночью? — Что, вот так просто? — опешил Уилан. — Ни долгих ухаживаний? Ни цветов? Ни подарков? — Заводи мотор, ковбой! — пуще прежнего залилась хохотом Мэйв. — Я ведь говорила — я взрослая девочка. Но, перед уходом, мне нужно попудрить носик. Уилан проехался взглядом по удаляющейся в сторону уборной точёной фигурке, оценил опустевший лишь наполовину олд фэшн с коктейлем на стойке, попытался вспомнить сколько раз бармен менял его собственные пинты, да, так и не справившись с одной единственной задачей, вывалился из заведения на улицу. Сладив с ключом в замке зажигания, он всё-таки завёл двигатель и, облокотившись спиной о пассажирскую дверь пикапа, закурил. Мэйв не заставила себя долго ждать. Спустя десять минут она показалась в дверях бара, жизнерадостная и готовая к приключениям. Неоновая вывеска за её спиной потухла, возвестив об окончании рабочего дня, а Уилан только и успел поймать себя на мысли, что они, как-то совершенно неожиданно и скоротечно, оказались тем самым «последним клиентом», до пребывания которого работало заведение. — Навстречу рассвету, ковбой! — задорно бросила Хоган новому знакомцу, но, углядев его плохо держащиеся на асфальте ноги, заключила: — Так — так, дружок. Похоже, сегодня я за рулём. — А ты водить-то умеешь? — шутливо подначил Аодхан. — А ты сомневаешься? Да я зачата была на двигателе автомобиля, а родилась в трейлере на колёсах. Вождение у меня в крови, ирландец, — засмеялась девушка, подталкивая Аодхана к пассажирскому месту. — Ты главное на трассе сориентируй. Сколько они были в пути, о чём говорили, — ничего из перечисленного Уилан спустя годы уже и не вспомнил бы. В памяти остался лишь её безостановочный заливистый хохот. Аодхан силился забыть его, ни единожды предпринимал попытки вышвырнуть, выдавить этот смех из себя, но всё было тщетно. Мягкая улыбка Мэйв и эхо радостной девчонки преследовали Волка даже во снах. Вот только сновидения эти всегда оборачивались кошмарами, каждый раз обрываясь там, где оборвалась и ниточка жизни Мэйв Хоган. На той самой тропинке бытия, где воспоминания на отрез отказывались убираться прочь. Там, где Уилан, окрылённый вниманием и влюблённостью, едва ворочающимся хмельным языком зачем-то отвлёк её от дороги, неосознанно бурча в пустоту автомобильной кабины: — Я думаю, ты очень хорошая. И добрая. Сегодня не стоит ехать ко мне. Я думаю, ты заслуживаешь всех этих свиданий, цветов и подарков… Кто-то скажет: «Это был бред сумасшедшего!», другой — «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». А такая, как Мэйв, по закону жанра, должна была расхохотаться ещё громче, и, быть может, у краешков её глаз даже проступили бы слёзы — надменные слёзы жалости в адрес такого бронебойного с виду мужика, но на деле ещё мальчишки. На деле, ещё неокрепшего птенца. Да только Мэйв Хоган оторвала глаза от дороги, продолжая удерживать педаль газа ножкой, и, склонив голову немного набок, произнесла: — Спасибо, Аодхан. Я ценю это. Спасибо тебе. А после Уилан и сообразить ничего не успел. Он почувствовал лишь сильное сопротивление тела удару, врезавшийся до острейшей боли в грудную клетку ремень безопасности, да продолжал изучать ласковую улыбку на её лице и чуть заострённые скулы, спрятанные под разметавшимся покрывалом светлых волос. Волос, окрасившихся багровым вином утекающей жизни. Ещё долго корил себя за сказанное после, закапывался с головой в чан с собственными тараканами, плакал от бессилия. Пока не осознал истинное значение, казалось бы, невинной фразы «попудрить носик» и не узнал, что в крови Мэйв Хоган содержалась доза наркотических веществ, способная повалить с ног не то, что юную «леди», но и самого выносливого жеребца.***
— И почему с женщинами нельзя, как с арбузами? — мечтательно протянул рыжебородый, возвращая внимание чёрной юбке-карандаш доктора Сиберт. — Что ты имеешь в виду? — не сообразил Юдард. — Ну, в смысле, постучал по голове — определил: адекватная? нет? — А знаешь… — скривился в лице молодой матрос. — Ты, всё-таки, повремени с приглашением. Я, кажется, погорячился. — А я о чём?! — отрезал Аодхан, так и не сообразив, отчего юный Браун, вдруг, пошёл на попятную. Дверь одной из палат отворилась, и в общий зал вышла медсестра. Перебросившись парой фраз с главврачом, она незаметно удалилась из домика, а Джин, сделав пометки в одной из медкарт, наконец, подняла припрятанные за очками тёмные глаза на посетителей: — Мистер Уилан. Мистер Браун. Процедура окончена. Вы можете пройти в палату. — Спасибо, мисс Сиберт! — задорно отозвался Юдард, моментально подпрыгнув с дивана. — Доктор Сиберт, — мягко поправила она молодого матроса, а рыжебородого ирландца наградила ледяным взглядом, добавив: — Что касается моего, как вы выразились, «маскарада», мистер Уилан, да будет вам известно: «Любая женщина периодически устаёт быть мужчиной». Уж не припомню, чьи уста глаголили сию незыблемую истину. Хорошего дня, джентльмены. — Да я… это… — моментально захлебнулся в потоке мысленных оправданий Аодхан. Он так и не нашёлся с ответом до тех самых пор, пока Джин не прикрыла за собой входную дверь, и промямлил уже в адрес деревянного полотна (которому, к слову, и дела не было до этой скромной перебранки): — Я ж без претензий… — Повремени с приглашением. Чуть больше положенного, — резюмировал Юдард, поджав губы из чувства сострадания к приёмному родителю, и, ухватившись за дверную ручку, первым шагнул в комнату к пациенту, улавливая за спиной недовольное бурчание Уилана. — Как она вообще услышала, о чём мы разговаривали?! Локаторы, а не уши! Но юного Брауна уже мало волновали стенания «отца». Все их он оставил за плечами, там, в приёмной, чтобы здесь, в палате, только взглянув пусть и на измождённое, но всё ещё живое, улыбнувшееся лицо Смотрителя маяка, вычеркнуть из памяти тяжёлые, мучительные дни, полные неопределённости и непродуктивных поисков пропавшего Джона Андерсона. — Мистер Андерсон, добрейшего утра! — И вам доброго утра, мистер Браун, — чуть шире улыбнулся Британец, оправляя ослабшими пальцами на груди измятую рубашку. На секунду Джону даже показалось, что молодой матрос готов был кинуться ему на шею, словно послушная жёнушка, заждавшаяся мужа из долгосрочной командировки. Хамахона и младший Оллфорд облачили бренное тело бывшего архитектора в сухую одежду где-то на стыке между отключающимся сознанием Джона, пока бредовая голова летела на мягкую подушку в башенной комнате, и возвращающимся точнёхонько на своё место, обратно в черепную коробку, но уже почему-то у ворот холхолмской лечебницы. Для Джона эти две точки в пространстве и во времени соединились в отрезок, не превышающий и трёх минут, тогда как на деле минуло немногим больше десяти часов. И, если подумать, вывалиться из реальности практически на полдня — не такая уж великая плата за пятидневные скитания в параллельном мире. Но, не велика она лишь в том случае, когда взамен умиротворённого, постепенного возвращения в себя, тебе не приходится на ходу выдумывать небылицы о неудачно проведённом осмотре Башни, о невесть откуда взявшемся порыве ветра и о скользких камнях — предателях под ногами, сослуживших невезучему англичанину плохую службу и отправивших его ко дну морскому. В остальные подробности Джон даже не стал углубляться, соврав, что память ему отказала в тот самый момент, когда холодные атлантические воды накрыли его с головой. Неся околесицу, Британец искусал губы до обвисших лоскутов, а островитянам только и оставалось гадать, что за Высшие силы оберегали их нового Смотрителя маяка, получившего шанс на спасение спустя пять дней пребывания в ледяной воде Атлантики? Но никто, ни одна душа и на доли секунды не подвергла его «ложь во спасение» сомнениям. Очередной обман сошёл за золотую монету. — Дерьмово выглядишь, Англия, — заключил Уилан, возвышаясь за спиной приёмного сына. — Да я здоров. Как бык, — слабо усмехнулся Джон, с трудом приподнимая тело в вертикальное положение. — Ага. Как бык. Оно и видно. Как бык при смерти? — недовольно пробубнил рыжебородый и добавил, заприметив, что Смотритель маяка не планирует засиживаться в больнице и уже успел свесить ноги с деревянного каркаса кровати, дабы запустить их в осенние туфли (других у Андерсона и не осталось): — А тебе не рановато с постельки-то вставать? — Доктор сказала, что причин оставаться нет. Я вполне жизнеспособен. Просто… Нужно отдохнуть, — начал было оправдываться Британец. — Это можно сделать и на Башне, да? — Ага, как же. На Башне только и отдыхать. Больше-то там заняться нечем. Хотя, ты можешь ещё раз сигануть в океан. Ток, сделай одолжение — больше не возвращайся! Нам, знаешь, и этих пяти дней с лихвой хватило. — Мы так беспокоились, мистер Андерсон! — вклинился Юдард, легонько толкнув Аодхана локтем в бок. — Вы себе даже не представляете! Где мы только не искали. — Спасибо вам, мистер Браун. Спасибо вам всем. Я очень признателен, — искренне поблагодарил англичанин, натужно запуская обезображенные распухшие ступни в узкие туфли. — Заткнись уже! — рявкнул ирландец и, в два шага преодолев расстояние до кровати, примостился на корточки рядом с другом. — Давай помогу. — Не надо! — скорее испугано, чем по-настоящему протестуя, взбунтовался архитектор. — Я же сказал, что… — Вполне жизнеспособен? — изогнул дугой кустистую рыжую бровь Волк, растягивая кожу туфель. — Знаешь, это отличное определение для человека, пятеро суток проплававшего бревном в открытом море. — Произошедшее — просто случайность, — напрягся Андерсон, предчувствуя необходимость очередного обеления себя. — У меня сложные отношения с фортуной, я разве не говорил? — Наверное, всё потому, что она — баба. Ну, фортуна твоя, — заключил ирландец, втиснув ноги архитектора в обувь и завязав шнурки. — С бабами всегда сложно. «С мужиками не легче», — подумал Джон, но присутствие юного Брауна в палате не позволило ему озвучить этого вслух. — Который час? — поинтересовался он взамен. В извечной серости холхолмских земель ориентироваться во времени всегда было трудно. Взглянуть за окно тут было недостаточно даже для того, чтобы с уверенностью сказать, какая стояла половина дня — первая или вторая. — А ты что, куда-то торопишься? — Хотел бы знать, сколько у меня времени до начала смены, — неуверенно процедил Джон, уже предвкушая нечто нехорошее, потому что, если погода за окном и заставляла сомневаться в адекватности собственных биологических часов и в их достоверной трактовке, то морщины неудовольствия, в разы утрирующие пролегающий разрез на коже меж густых рыжих бровей ирландца — никогда. — В другой жизни, Англия! — Что? — оторопел Британец. — В другой жизни тебе светит начало новой смены сегодня. Так яснее? — И что же мне светит, в таком случае? — мгновенно набычился Смотритель, отзеркалив нахмуренные брови и на своём лице. — Горячий душ, полуденный сон, вечер в хорошей компании за бутылочкой настоящего шотландского скотча и ночь без угроз для жизни. И всё это, как думаешь, по-че-му? — выпучил на друга горящие изумрудные глаза Уилан, проговаривая последнее слово максимально отчётливо. — По-то-му что? — ответил тем же Джон, сменив стянутые к переносице брови искренним дугообразным удивлением. — По-то-му что, завтра нас ждёт очень насыщенный день. — И по-че-му же нас завтра ждёт очень насыщенный день? — продолжил идиотскую браваду Смотритель. — Завтра мы отправляемся в Несс, мистер Андерсон. Все вместе! — радостно втиснулся в их беседу юный Браун, переполненный восторга и предвкушений от грядущего совместного путешествия. — Мы договорились с мистером Маккелиайном. Он не против присутствия на борту ещё одного пассажира. Тем более, в вашем лице. Вам давно следовало бы отдохнуть от работы. На маяке столько дел! Вы измотаны. Вам определённо нуж… — Мы, что? В Несс?! — тряхнул головой бывший архитектор, несколько раз моргнув чуть быстрее обычного. — Мне… Мне не нужно в Несс. Мне нужно на Башню. Я… Работа! — Будешь там цепи таскать в этой пижонской обувке? — Уилан ткнул пальцем в осенние «Кроккеты» и разразился надменным, бесцеремонным ржачем, постепенно коверкая смех настолько, что через несколько секунд тот принял весьма угрожающий характер. — Ты совсем идиот, или как?! — Блин, Аодхан. Мне и правда нужно на Башню, — растерялся Джон, чувствуя себя мальчишкой, просящим разрешения у матери погулять в соседнем квартале. Ну, в том, что через дорогу. Через ту самую дорогу, через которую ещё никогда в жизни родители не разрешали переходить. — Слушай сюда, Англия! — не на шутку разозлился ирландский нацист. — Ты, видимо, не понял. Тебе слово не давали. После всех фокусов, которые ты умудрился выкинуть за последний месяц, дорога на Башню тебе заказана, уяснил? Сейчас там рулят Хамахона и Оллфорд, и будут рулить до тех самых пор, пока ты не… — Я же в норме! — сорвался на крик Британец, не успев затормозить бросившееся в бассейн с панической атакой сердце. Огненный Волк на это лишь негромко прицыкнул, шмыгнул носом и сложил крест-накрест руки на груди, поднявшись с колен и нависая во весь свой двухметровый рост над другом. Только по вонзившимся в клетчатую рубаху пальцам, да заплясавшим на лице желвакам можно было догадаться, чем чреват был этот необдуманный вопль Смотрителя маяка. — Простите… — Словно уступивший вожаку стаи щенок, Джон отвёл глаза в сторону и глубоко втянул ноздрями воздух. — Простите, я просто… Я просто хочу, чтобы всё встало на свои места. Чтобы всё было, как раньше. — Чтоб «как раньше», Англия, надо развеяться. Надо отдохнуть и прикупить шмотья, тёплую обувь. Никто же не отбирает у тебя твою работу. Что ты как маленький, ей Богу?! — Ты прав. Ты абсолютно прав, — сдался Британец, понимая, что после случившегося уже никто не поведётся на его «хочется побыть одному», «оставьте меня на недельку — другую», «я со всем справлюсь сам», и так далее и тому подобное. Больше никто не станет слушать. На маяке одного не оставят. Не в ближайшее время, уж точно. Всё, допрыгался. — Конечно, я прав! — подытожил Уилан, помогая другу подняться с кровати и перекидывая руку Смотрителя себе через плечо. — Тебя рыбой не корми, дай поспорить, — с придыханием заключил бывший архитектор, позволяя обращаться с собой, точно с марионеткой. — Да я никогда не спорю, Англия. Я просто объясняю, почему я прав! — резонно ответил рыжебородый, изобразив на роже нечто очень схожее с «ну, всё ж логично!». — Без обуви впору работать не сможешь? Не сможешь. Без тёплой куртки — не сможешь? Не сможешь. Уставшим — не сможешь? Ой, да ты погляди, и тут — не сможешь! И пока Уилан в голос ржал над своей выдуманной, искромётной «эпитафией» (а для Джона подобные заключения именно ею и являлись), англичанин поедом себя ел за несостоятельность придумать хоть что-то вразумительное, способное вернуть ему узаконенное, между прочим, право посмертного служения Башне. — Не сможешь, — на автомате проговорил Джон, вырезая перочинным ножом на воображаемом дереве озвученный вердикт. Рана эта кровоточила берёзовым соком, но ни одна, пусть даже самая качественная холодная сварка не была способна залатать эту брешь. Ртутный чан прохудился бесповоротно и окончательно. Постепенно складывающаяся пазл за пазлом картинка минувших шести дней проявлялась всё отчётливей в ещё не до конца пришедшем в себя затуманенном сознании Джона. Пока колёса волчьего внедорожника, петляя проторенными тропками по улицам города, рыскали в поисках сцепления с ухабистым дорожным полотном, подбираясь к двухэтажному жилищу Аодхана, а нескончаемая трескотня юного Брауна заполняла эфир автомобильного салона, Британец пытался разобраться в случившемся. Он вспоминал увиденные мороковые поля навсегда потухших Душ. Обдумывал слова напутствия, выскобленные на массивной двери у входа в Башню. Гадал, удалось ли Знающей доставить в срок его жемчужину в руки потустороннего Чудовища и надеялся… О, нет! Молился всем старым и новым Богам о спасении хрупкого и невинного существа, перевернувшего жизнь простого архитектора из Англии с ног на голову. Андерсон думал и о матрасе, исчезнувшем из вахтенной комнаты. О том самом, который они с Ками так и не спустили вниз перед совершённым переходом. О кровавых следах на ступенях, оставленных его изуродованными ногами по возвращении из тёмного Мира. И о том, что встреча с островитянами, перехватившими бразды правления Циклопом, сулит ещё немало вопросов в его адрес. Вопросов, ответы на которые Смотритель никогда не сможет предоставить в распоряжение своих земных надзирателей. Сквозь монотонный, а в каком-то смысле даже успокаивающий бубнёж Юдарда, Джон искал средь разрозненных чувств то самое, называемое многими «шестым», способное подарить пусть и небольшую, но всё же уверенность в завтрашнем дне. И, как ни странно, ему удалось его найти. Он ощущал, словно считывал сквозь пространство — время потусторонний коннектом, вторящий, что с его Шелки всё будет хорошо. Джон знал, что мороковый Монстр позаботится о своём чаде и вновь вернёт маленького Камуса в помощь действующему Смотрителю маяка. Это был всего лишь вопрос времени, требующий восстановления необыкновенного существа, израненного гренландской акулой, и поисков нового тела, способного облегчить его переход сквозь открытую брешь межпространственных лабиринтов. На скорую встречу Андерсон не рассчитывал, а предательские мысли о том, что она может и вовсе не случиться, гнал поганой метлой прочь из головы, то и дело прокручивая произнесённые мальчиком — Шелки слова перед их совместным прыжком в неизвестность:«Я вернусь, Джон! Я вернусь!»
И Джон верил. Джон верил в них и готов был ждать. Вечно. Страхи покинуть земли Острова, страхи нахождения на расстоянии в несколько сотен миль от Башни и страхи посеять семя предательства, вызванное грядущим отъездом в Несс, рвали в клочья беспокойное сердце Смотрителя. Человечеству, давно научившемуся ткать полотна наименьшего сопротивления на прокладываемом жизненном пути, не было места в Мире, ставшим домом для потусторонних Душ. Джону же, удостоенному такой привилегии, несказанно повезло. Ведь то была планета с другой частотой, и Андерсон был нескончаемо благодарен мистическому Чудовищу за дозволение прикоснуться к его диковинным чудесам. Тропы того Мира, расширяющие границы и ведущие во внешние области, отголоски его океанов, просачивающиеся в трещины меж мирами, непостижимые каноны и своды его законов превращали земной горизонт Джона Андерсона в бесконечно сущее. И всё это было всегда, было сейчас, и продолжало бы быть до тех самых пор, пока соблюдались выдвинутые ультиматумы и неписаные правила той, другой Вселенной. Но, коли эхо её отразилось бы в земном малахитовом небе, разбуженное ядовитыми спиралями чумы, завладевшей людскими сущностями, настоящий горизонт планеты Земля навсегда перестал бы вращаться. Так думал Джон. Именно этого он страшился больше всего и, всякий раз приближаясь к развилкам у перепутья, сомневался в правильности принимаемых решений. Как сомневался и в данным момент. Может, стоило настоять и проявить твёрдость характера, отказавшись от предстоящей поездки? Может, будь он немного упорней и рассудительней, произошедших событий удалось бы избежать? Придерживайся он изначально зова потустороннего Мира, неукоснительно выполняй все безмолвные поручения, потерял бы он самообладание и позволил бы крохе — Шелки выйти на уступ в облике тюленя навстречу судьбоносной акульей пасти? И винил бы в случившемся, пусть и недолго, прибывших на уступ гостей? А себя? Выбросил бы он, как показалось, протухшее мясо в океан, докопавшись до истины сразу, да подумав чуть дольше, чем спонтанно принятое решение? Скорее нет, чем да. Но такова была его человеческая природа — поспешное принятие решений, извечные сомнения, бесконечное самобичевание. Если всё это и стало критерием его отбора на должность Смотрителя маяка со стороны иноземного Монстра, то эфемерный хозяин Башни точнёхонько попал в яблочко. А Джону оставалось лишь надеяться на то, что его горизонт никогда не перестанет вращаться. По крайней мере, до тех самых пор, пока костлявые пальцы старухи с косой не притронутся к его плечу, воззвав в мир иной. Только бы в этот момент за руку его мог держать маленький Шелки. Этот день, как Аодхан и обещал, прошёл строго согласно ранее составленному и предназначенному непутёвому Смотрителю плану. Всё вышеперечисленное рыжебородым ирландцем в стенах холхолмской лечебницы было притворено в жизнь, но ни один из пунктов не шёл ни в какое сравнение с первым. Горячему душу Британец даже не постеснялся в голос спеть громогласных дифирамбов. Но пыл пришлось быстро поумерить, когда на блаженные излияния замученной архитекторской души в дверь ванной комнаты тревожно постучали, и юный Браун, изобразив максимальное беспокойство на лице, поинтересовался «Всё ли у мистера Андерсона в порядке?». Уже не в первый раз за последние несколько часов проявление заботы со стороны молодого матросы в адрес Джона вызвало в мужчине некоторое смущение. Неоднозначность мотивов или же чрезмерное внимание к пострадавшему заставляли Британца чувствовать себя не в свое тарелке, ощущая двойственность намерений пятнадцатилетнего юноши. Джон отругал себя за эти гнусные мысли. И всё же, поведение Юдарда Брауна не на шутку нервировало бывшего архитектора. Приторные ужимки и до боли ласковый мальчишеский взгляд неприятно тревожили встроенную в Британца ещё с рождения сигнальную кнопку. Ту самую, что редко его подводила. Джон, то и дело, бросал недоумённый взгляд на Уилана, стараясь разглядеть в зеленоглазой пропасти хоть толику подтверждения своим опасениям, но Волк, похоже, не замечал или не думал замечать за приёмным сыном чего-либо из ряда вон выходящего. А вот разбережённое присутствием потустороннего существа воображение Британца, похоже, накладывало отпечаток на всех молодых людей, оказывающихся в непосредственной близости с блюстителем «обета безбрачия» — то есть, с ним. Именно эти мысли заставили Андерсона признать очевидную данность — его тело требовало… Да. Разрядки, как минимум. А стоило бывшему архитектору только подумать о применение собственного кулака, как желание это моментально сходило на нет. Андерсон больше не хотел делать этого самостоятельно. Как не хотел делать этого больше ни с кем, кроме Ками. Словно обухом по голове окатило Смотрителя маяка, стоило Аодхану извлечь из заднего кармана джинсов давно позабытый Джоном мобильный телефон. Волк уведомил друга, что тот полностью заряжен и ждёт выполнения своих непосредственных обязанностей, как только окажется в пределах досягаемости вышек, раздающих мобильную связь. А вот Андерсон даже расстроился появлению «чёрной коробочки», с одной стороны, моментально рухнув в воспоминания о Ками, который так мило отзывался о безделушке, созданной технологическим прогрессом человечества, с другой же — от того, что в голове мгновенно прояснилось. В ней явственно зазвучал знакомый голос юрисконсульта, отчитывающий Джона за ветреность, неспособность держать слово и просто за очередную глупость, подвергающую опасности его жизнь. Глупостью же в этом разговоре, обязательно должном состояться в тот самый момент, как только Британец переведёт телефон из авиарежима в режим принятия сигнала, станет необдуманное решение уехать «куда глаза глядят». А второй, не менее глупой во всём этом разговоре, окажется бестолковая полемика, которой предастся Андерсон, пытаясь объяснить Дэвиду, что решение остаться на холодных землях острова Холхолм окончательно и не подлежит обсуждениям. Так стоит ли игра свеч, коль вне зависимости от сказанного, Джон ни при каких обстоятельствах не будет услышан? Вечер закончился в стенах «Левиафана». Пока Андерсон отплёвывался от расспросов островитян неумелыми «плохо помню, что было дальше» или «вот тут память совсем отказала», запивая враньё лагером, Аодхан крутился за стойкой, сверяя с Кейт Ханикатт опустевшие запасы имеющегося в баре спиртного и помечая в объемную тетрадь необходимое количество алкоголя к закупке. Рядом с ними коршуном кружила и Эмма Уилкинсон, очевидно не прося, а грозно настаивая на покупке требуемых поварихе ингредиентов и продуктов. Судя по пляшущим на заросшем лице желвакам Огненного Волка, дамочка эта была с характером, а её запросы явно не соответствовали кошельку хозяина бара. Но даже столь непробиваемый и суровый представитель ирландской национальности, как Аодхан Уилан, не способен был отказать её требованиям, стиснув зубы, записывая все наставления в ту же тетрадь. Иногда, он совершенно искренне, а порой и откровенно по-детски вскидывал кустистые брови к потолку, удивляясь несуразным запросам Уилкинсон, но Эмма буквально парой фраз возвращала буйвола «на место», и рыжие брови принимали совершенно противоположную позу, негодующе наползая на переносицу. Джон тихонько усмехался этой картине, понимая, что она, должно быть, повторяется из месяца в месяц, из года в год, вот уже на протяжении пяти лет существования бара с говорящим названием «Левиафан». Кто угодно мог бы с уверенностью сказать, что для Уилана это заведение было делом всей его жизни, но только новоиспечённый Смотритель маяка сказал бы, что это и была его жизнь. У южного берега Холхолма к семи вечера следующего дня в путешествие на Материк собрался совершенно не похожий на прежнюю экспедицию состав. Среди нескольких незнакомцев Джон повстречал и уже известных ему жителей Острова: Гоиридха МакИвера — старпома, Льялл Кинкейд — владелицу чайной лавки и, на своё удивление, Князя Тьмы — Торбьорна Нюстрёма. Почему, на удивление, спросите вы? Потому что у Британца сложилось стойкое впечатление, что этот приспешник Сатаны, как и Джеймс Оллфорд, никогда не покидал застуженные холодными ветрами родные земли. Но оказалось, что швед был весьма частым гостем на борту «Гарпуна», так как в Сторноуэе проживала его двоюродная сестра. Навещал он родственницу не реже четырёх раз в год, а для засидевшихся в собственных стенах холхолмцев такая периодичность в отъездах считалась сверхнормой. Один раз за год — ещё куда не шло, но каждый квартал… Нет, увольте. Несомненно, тут был и капитан собственной персоной, а также Андерсон заметил поднимающихся на борт Тадхга О’Рейли с его пожилой супругой. Похоже, хозяин книжной лавки решил пополнить свою библиотеку новыми творениями, а жену прихватил за компанию. Позже, расположившись в трюме, англичанина представили и Амхлэйду Поллоку — начальнику лесопилки, о котором Джон слышал только из разговоров Джеймса и Паоры. Но, прежде чем взойти на поскрипывающий трухлявый борт рыболовецкой посудины, бывший архитектор долго приглядывался к Смотрителю южного берега — Бойду, вспоминая прочтённый дневник Элфи Бакера и гадая, тот ли это «Эррол — пройдоха, завязавший с выпивкой», что был упомянут на страницах обветшавшего журнала? С виду прибрежный Смотритель не вызывал и толики сомнений в своей непричастности к внеземным секретам. Этот старичок преклонного возраста походил на обыкновенного сторожа и вряд ли мог похвастать тайными знаниями о потусторонних Мирах, сокрытых под растрёпанной шевелюрой выцветших поседевших волос. Но упомянутое Бакером алиби, тесно связанное с неизвестным Эрролом, прекратившим употреблять, не давало Джону покоя. И потому, улучив момент, когда «Гарпун» вышел по древовидной дорожке в открытый океан, а старпом сдал свои обязанности в руки молодого Брауна, он пристроился рядом с курящим на палубе МакИвером, не зная, как подступиться к интересующему вопросу. Слава Вселенной, Гоиридх начал разговор первым. Зигзагообразными набегами Андерсон склонял их беседу в нужное русло. И, мало по малу, хоть и пришлось прибегнуть к оправданиям, что сам он ни в коем случае не планирует сглаживать острые углы своей трудовой деятельности горячительными напитками, ему всё же удалось увести разговор к вопросу о том, способствует ли алкоголь своеобразной помощи в столь суровых условиях? А позже Джон прояснил и то, что некоторые местные жители действительно были склонны к чрезмерному употреблению, тем самым облегчая свою нелёгкую участь. Подобным недугом, как выяснилось, когда-то страдал и Эррол Бойд. До тех самых пор, пока злополучное третье предупреждение от семейства Уэллингтонов не свалилось на его пропитую голову. С тех пор, по словам МакИвера, минуло немало лет, а Смотритель южного берега впоследствии ни единого раза не был уличён в злоупотреблении спиртным, сохранив не только рабочее место, но и местожительства. Из услышанного можно было сделать лишь один вывод, и единственно верным был такой: Эррол Бойд — Смотритель южного побережья, как бы того не хотелось, определённо был тем, упомянутым в дневниках, Эрролом и, вне всякого сомнения, он что-то знал о секретах Башни. Вопрос заключался лишь в том, что именно было известно этому человеку? Предвидя напряженный, полный событий день, Андерсон грезил лишь о его благополучном и скорейшем завершении, мечтая вновь оказаться в стенах породнившейся с ним Башни. Морально выпотрошенный наизнанку, сбитый с толку от чрезмерного и крайне навязчивого внимания со стороны не только юного Брауна, но, казалось, всех островитян вместе взятых, растревоженный неизвестностью дальнейшей судьбы маленького Шелки, Британец, стоило черноте ночного неба опуститься на тревожную поверхность Атлантического океана, взобрался на предоставленное ему спальное место и, укрывшись тонким пледом с головой, силой заставил себя провалиться в страну снов.***
Если Холхолм вполне обоснованно можно было бы назвать оторванным от Большой Земли, сокрытым от посторонних глаз и припрятанным в средоточии фьордов островком, где от привычной цивилизации осталось лишь одно название, то Гебриды заслуживали несколько иной трактовки. Они, скорее, походили на дистанцированную версию самой Шотландии. Усеянные по всему западному побережью руинами домов Брох, покрытые неплодородными землями, где только и встретишь что чертополох да каменистые ухабы, горделиво смотрящие в небо глазами мегалитов Калланишь — более древних, чем сам Стоунхендж, эти шестьдесят пять островов, будто бы разрозненных, но, при том, сгруппированных в единый архипелаг, были последним оплотом британского саботарионизма. Если не брать в расчёт напрочь отпочковавшийся Холхолм, конечно же. Посети вы Гебриды неподготовленными в разгар уикенда, и вполне могли бы остаться без еды и бензина — по воскресеньям на этих землях никто не работал. Всего на островах проживало около двадцати тысяч человек, восемь тысяч из которых — непосредственно в столице. Ну, а что до местного населения — влияние викингов и северян, поселившихся здесь относительно недавно, всего в девятом веке нашей эры, заметно ощущалось даже в построении языка. Стоило поинтересоваться у прохожего, по какой причине люди покидают Гебридские острова, и в ответ вы получили бы вполне типичное гебридское: — Контрацепция. Понимай, как знаешь: то ли пустоши их не устраивали, то ли повышение демографии просто-напросто не входило в планы. В общем, пытаясь разобраться в трактовке подобного заключения, можно было лишь строить догадки да предположения. С ещё одним, свойственным местному колориту, выражением Джон сталкивался практически повсеместно, пока юный Браун, удостоенный провести Смотрителю маяка экскурсию по Сторноуэю, водил Андерсона мощёнными дорожками то в одну лавку, то в другую. Стоило мужчине заприметить на производстве технологии, давно не использующиеся в других уголках планеты и канувшие в Лету более полувека назад, бывший архитектор моментально задавался вопросом, почему столь ветхое оборудование до сих пор находилось в ходу гебридцев? Как думаете, что отвечали на это местные? Они говорили: — Используем его, потому что оно ещё функционирует. И вот тут, как ни странно, именно на Гебридских островах, Джон нашёл ответ на вопрос, беспокоящий его с тех самых пор, как выяснилось, что Башня работала на ртути. И ведь работала, верно? Зачем избавляться от того, что продолжает приносить пользу и тратить средства на замену ещё вполне работоспособного механизма? Уилан — предатель, стоило «Гарпуну» причалить к разбитой каменной пристани Порт-оф-Несс, бросил Джона на растерзание приёмышу, оправдываясь необходимостью совершить некоторые покупки для дальнейшего процветания своего главного детища — «Левиафана». В красках описав насколько заурядными и скучными могут оказаться походы по поставщикам для Британца, Аодхан испарился из виду, как только рейсовый автобус выгрузил пассажиров на привокзальной остановке Сторноуэя. Браун же объяснил такой поступок отца другими словами: — Он никого не знакомит со своими снабженцами. Скрывает их, точно они — нелегальные золотодобытчики. — Как будто кому-то дело до них есть, — усмехнулся бывший архитектор, недоумённо пожав плечами. — Это до тех пор, пока вы не попробовали фирменный напиток «Левиафана», — резюмировал молодой матрос, оглядываясь по сторонам и восстанавливая в памяти карту местности. — Нам направо. Когда они с Брауном свернули на дорогу, ведущую вдоль набережной, Юдард не на шутку взбудоражился. Не заметить этого волнения было сложно, но прочитав вывеску за окрашенной в ярко-малиновый цвет рамой, гласившей «Историческое сообщество Сторноуэй», англичанин совершенно смутился. — Вы ведёте меня в музей, мистер Браун? — уточнил Джон, стараясь интонацией показать юноше, падкому до знаний, свою, мягко говоря, незаинтересованность в унылых и бестолковых блужданиях по выставочным залам. Признаться, Андерсону было неприятно находиться вблизи проезжей части, и перспектива укрыться от столичного шума, пусть даже в стенах самого занудного в мире музея, выглядела не такой уж и плохой затеей. Стоило им выйти из автобуса на автовокзале, как на мужчину обрушились гомон и шум улиц. Невозможно было представить, что всего за два месяца, проведённых вдали от цивилизованного мира, ему всей душой захочется спрятаться от этого техногенного безумия и с распростёртыми объятиями броситься обратно в свой «каменный век» с керосиновыми лампами, отсутствием электричества, газовыми баллонами и одной единственной заправкой. Немыслимо было само осознание, что ему захочется бежать обратно со всех ног в мир, где на пятьдесят граждан приходится, в лучшем случае, лишь один автомобиль, а может, и того меньше. И даже лязг маячных цепей по сравнению с давящим на барабанные перепонки гулом города теперь казался ему умиротворяющим и приятным. А ещё немало дискомфорта доставляла врученная отцом Фридрихом и надетая в часовне медицинская маска. Она постоянно наползала на глаза, затрудняла дыхание и намокала изнутри. Мир изменился до неузнаваемости. Кафе и рестораны работали только «на вынос», а из уст населения не было слышно ничего, кроме разговоров о вирусе, захватившем население Земли. В каждом закоулке, в каждом доме, в автобусах, при входах в магазины и в самих магазинах Джон чувствовал учащенное дыхание Планеты, словно она и сама задыхалась, но уже не от новой болезни, поглотившей её территории, а от обилия расползшихся ядов, порождённых неуёмными человеческими потребностями. Мир, умирающий изнутри, надвигался. И остановить это приближение было практически невозможно — искусанные неистовыми псами жадности, люди, ищущие виноватых в других, оказались слепы к собственным грехам. — Это не совсем музей, мистер Андерсон. Вам понравится, заходите! — радостно отрапортовал Юдард, нажав на кнопку звонка точь-в-точь такой же, как и оконные рамы, малиновой двери. На табличке при входе Британец успел прочитать короткую сводку: «Завод Карловэй. 1980 год. Харрис Твид» — Тот самый, знаменитый завод твидовых изделий? — распахнул глаза Джон, сменив собственную незаинтересованность на откровенное воодушевление. — Не совсем, мистер Андерсон. Магазин при заводе. Сам завод находится в другом городе, как раз в Карловэй, — просиял улыбкой Браун, обрадованный любопытством, сменившим угрюмость на лице случайно перепавшего на его плечи спутника. — Мы здесь по поручению Аодхана. Британец моментально искривил в удивлении одну бровь, понимая, что подобные распоряжения из уст Огненного Волка ничем хорошим закончиться не могли. — А поподробнее можно об этой миссии разузнать? — спросил он, поднимаясь за юношей вверх на второй этаж по скрипучим деревянным ступеням. — День монахини Вальбург, — как само собой разумеющееся, заключил Юдард, кажется, не собиравшийся вдаваться в дальнейшие разъяснения. — Святая Вальбурга Хайденхаймская? Почившая примерно в семисотых годах? — непонимающе переспросил Джон. — Мы о ней сейчас говорим? — Именно, мистер Андерсон! Близится Вальпургиева ночь, и Аодхан попросил меня сопроводить вас в Харрис Твид, чтобы подобрать соответствующий празднованию наряд. — Это шутка? — пуще прежнего удивился Джон. — Мне требуется рабочая одежда, а не юбка на выгул. — Не называйте килт юбкой, мистер Андерсон. Это не этично по отношению к шотландцам. За такое, можно и… — Что? В челюсть получить? — попытался перевести в шутку своё негодование англичанин. Молодой матрос хмыкнул, беззлобно улыбнувшись, но так и не ответил на заданный вопрос, предпочтя объяснениям другое: — День Вальбург — знаменательная дата для жителей Острова. Мы особо не придерживаемся государственных праздников, но Хогманай, день Бёрнса, Апхелио и Вальпургиева ночь — священные даты. Вам следует проявлять уважение к традициям Острова, если желаете и дальше оставаться его верноподданным. Когда быт строится на всеобщих нуждах, никто не сомневается в устоях общества, мистер Андерсон. — Всё настолько серьёзно? — Джон закусил краешек губы, начиная понимать, что с мировоззренческими обычаями холхолмцев шутки и вправду могут оказаться плохи. Не дожидаясь подтверждений своим опасениям, он уточнил: — Выходит, сегодня мой гардероб пополнится традиционным шотландских убранством? — Не совсем традиционным. Скорее, адаптированным. И уж точно не сегодня, — отрицательно качнул головой Юдард, приотворяя дверь в помещение, завешенное огромным разнообразием тартанов всех мастей и узоров. — Сегодня вы определитесь с материалом, рисунком, владельцы проведут примерку и передадут костюм в пошив. А позже, когда он будет готов, отец Фридрих заберёт его и отправит на Остров вместе со следующей экспедицией. Как раз к концу апреля и доставят, а там уже и первое мая — день «х», как говорится. — Ясно. Но что такого в этом дне? Чем он так важен для Острова? Обычный праздник, как по мне, — не унимался Джон, крутясь вокруг своей оси и погружаясь в приглушённую атмосферу магазина с высокими потолками. — Сами увидите, — мягко улыбнулся юный Браун, и это полуулыбка почему-то показалась бывшему архитектору немного печальной. А может, даже скорбной. Гостей приняли радушно и тепло. Поначалу отнёсшийся весьма скептично к перспективе быть облачённым в «юбку», Джон открыл для себя новое пристрастие. Подбор твида оказался для него поистине увлекательным занятием, а в какой-то степени даже привнёс в разбережённую душу успокоение и особое эстетическое удовольствие. И дело было вовсе не в многообразии представленных вариаций тканей, тартанов и фасонов, а в профессионализме и трепете, с которым хозяин заведения относился к своему делу. Да, да. Вы не ослышались. Как только молодой подмастерье прознал о том, что в Харрис Твид заглянул действующий Смотритель маяка острова Холхолм, дело принарядить столь важную особу перешло в руки непосредственного владельца бизнеса. Андерсон с лёгкой улыбкой на устах наблюдал за каждым движением портного, бережно перебрасывающего через локоть то тяжёлые лоскуты утеплённого материала, то почти воздушные, облегчённые его версии, летние. А с пуговицами и лентами для оторочки тот обращался с замиранием сердца, словно в руках держал крошечных насекомых — не дай бог повредить лапку или крылышко. Натруженные годами, иссохшие руки мастера всё ещё хранили хирургическую твёрдость движений и ловко управлялись с иглой и нитями. Для лучшего понимая кроя и посадки, Британцу предложили несколько уже отшитых костюмов на пробу, предназначенных специально для таких случаев, и бывший архитектор, облачившись в один из них, замер у узкого передвижного зеркала, изучая в отражении ранее неизвестного самому себе человека. С первого взгляда ему приглянулась большая клетка, но переодевшись в другой костюм с узором умеренных размеров, Смотритель изменил свой выбор. Что касается плотности материала — тут англичанин предпочёл вкусу практичность, моментально признав, что в начале мая на суровых холхолмских землях ждать неожиданный приход тепла — дело бесполезное. Он в принципе сомневался, что Остров когда-нибудь посетят по-настоящему яркое солнце и летний зной. Особенно после того, как выяснил, что к Шотландии плавно, но неминуемо подбирается сезон дождей. И всё же, Джон решил остановиться на малом килте — Feileadh Beg, отказавшись навешивать на себя «плед», достигающий икр. При примерке хозяин Харрис Твид усадил бывшего архитектора на корточки, чтобы скорректировать длину ткани, и обрезал край материала, касающийся пола. Ещё никто и никогда не ставил Андерсона на колени в примерочных. На какое-то время Джон вывалился из реальности и тревожных мыслей, со всех сторон оглядывая нового себя, пока в отражении не появилась другая фигура — юного Брауна, тоже одетая в килт, но в отличие от цвета дубильной коры на Британце, Юдард подобрал для себя наряд с оттенками пожухлой травы и примостился слева от мужчины. Конечно же, виной тому, что мальчишка буквально приклеился к бывшему архитектору, было предательски узкое полотно зеркала, не способное уместить в собственном отражении двух человек одновременно. Джон предпочёл для себя именно эту версию произошедшего. Но, когда Браун вдруг осторожно взял Смотрителя под руку, стыдливо прикусив губу, Андерсона переколошматило нервными импульсами от затылка до самых пят, и он, наконец, признал очевидность мальчишеских намерений. — Неплохо смотримся. Правда, мистер Андерсон? — запинаясь на каждом слове, извлёк из себя некое подобие связного предложения молодой матрос. — Никто на Острове этого не заметит, мистер Браун. Ведь, насколько я понял, в традиционный костюм на празднике будут одеты все до единого, не так ли? — ушёл от очевидного ответа англичанин, машинально отстраняясь от прилипшего к нему юноши. Но, неумелый соблазнитель, похоже, отступать не планировал, чуть крепче вцепившись пальцами в изгиб чужого локтя: — А вы знали, что многие мужчины в Шотландии во время церемонии бракосочетания тоже облачаются в килт? — А женщины? — Я говорю об однополых браках, мистер Андерсон, — не позволил Смотрителю спрыгнуть с темы Юдард. — Мы с вами сейчас похожи на одну из таких пар. «Да неужели?», — чертыхнулся про себя Джон, не проявляя и толики растерянности внешне. — Хорошо, что килт надевают не только на свадьбу. Верно, мистер Браун? А то люди ещё чего-нибудь не то подумают? — наигранно рассмеялся англичанин, бросив на портного оправдательный взгляд и, аккуратно разжав пальцы матроса, уложил его руку вдоль тела, безоговорочно уступая мальчишке право на самолюбование в зеркале в одиночестве. Ещё не успевший познать горечи безответной любви, Браун не расстроился такой выходке архитектора, по-видимому, где-то про себя сославшись на стеснительность Смотрителя маяка. Кому пришлось бы по нраву выражать свои чувства в присутствии посторонних? А так как явного от ворот поворота в его адрес не последовало, чего было переживать? Молодой матрос продолжал крутиться возле зеркала, а Джон, тем временем, сделав вид, будто очень увлечён подбором фурнитуры для будущего костюма, неуверенно поглядывал на юношу через плечо. Он делал это вовсе не потому, что в одночасье испытал влечение к приёмному сыну Аодхана или некоторое смущение, растревоженный мальчишескими знаками внимания, а лишь от того, что Юдард неожиданно для самого Андерсона вдруг предстал в его воображении мальчиком — Шелки. Нет, у Джона с головой всё было путём, не подумайте. Просто идеально сидящий килт на юношеской фигуре… В общем, Британцу до дрожи в кончиках пальцев захотелось увидеть Камуса, облачённого в современную интерпретацию шотландского традиционного костюма. Мысли эти в ту же секунду были захвачены в плен неугомонным мужским органом, затребовавшим незамедлительного претворения в жизнь архитекторских фантазий. И тут на сцену вышел плюс килта номер один. Андерсон отвернулся и глубоко втянул ноздрями немного затхлого воздуха, висевшего в магазинчике, про себя отшутившись о плюсе килта номер два — в любой непонятной ситуации, при необходимости, в нём можно было бы почесать не только голову. Но проверять пришедшие на ум мысли Джон не рискнул, лишь пройдясь чуть отросшими ногтями по шевелюре под шапкой — в последнее время он отказывался снимать её даже в помещениях. С хозяином Харрис Твид они сошлись на серо-коричневой тройке. Точнее, мастер настоял на подобном тартане, сославшись на собственный, оточенный годами опыт. Пиджак и жилет было согласовано оставить однотонными, а вот узор самого килта был удивительно разнообразен. В массе своей он содержал отголоски оленьего, темно- и светло-серого тонов и даже тонкие красноватые и желтые линии. Эти цвета выглядели столь органично на фоне общих коричневых нот полотна, что казалось будто материал тайно рассказывал о профессии человека, должного его носить. Сероватые оттенки походили на цвет Атлантического океана; тонкие красные полосы предупреждали об опасности, сопровождавшей любого Смотрителя маяка; желтые, а скорее даже цвета охры, отражали тёплый свет, исходящий от керосиновых ламп, а основой — коричневый тон, напоминал Джону о его корнях. Человеческих корнях, где любая душа, придя с небес, однажды уйдёт в землю. Правда с последним утверждением мужчина готов был поспорить, вспоминая участь, настигшую предыдущих хранителей Башни. Предложили Британцу также несколько классических рубашек на торжественный случай, и от тех, что оказались белого цвета Джон, не смея изменять своим привычкам, не смог отказаться. А также он приобрел и пару домотканых бежевых рубах — Jacobite Shirts. Подобрали и несколько свитеров крупной вязки, один из которых идеально совпал по тону с тартаном килта. Такой наряд можно было бы использовать даже в повседневной носке, если бы мистер Андерсон, по словам юного Брауна, отказался бы от своих консервативных взглядов. Ко всему прочему, англичанин приобрёл и знаменитые вязаные хосы различных расцветок. С запасом — не только для себя, но и для второго постояльца, периодически проживавшего в стенах каменного Циклопа. А уточнив у Брауна возможность избежать ношение берета и получив одобрение на этот счёт, от традиционного головного убора всё-таки отказался, последовав лишь наставлениям владельца Харрис Твид оформить заказ на спорран — кожаный кошель на ремне, вешающийся спереди на пояс. Андерсон подумал, что во всей этой шотландской феерии с килтами, хосами, килтпинами и прочей ерундой, спорран был наиболее практичным и даже необходимым условием традиционного костюма, так как именно этот атрибут помогал килту не подниматься во время ветра и ходьбы. Улучив момент, пока Юдард был занят осмотром подходящей сорочки для своего костюма, Джон, чувствуя себя последним негодяем, попросил хозяина Харрис Твид сшить ещё один, точно такой же костюм и по тем же меркам, что были сняты с молодого матроса, и, подобрав тёплый свитер в тон, приложить к его заказу. В адекватности размера англичанин, конечно же, сомневался, но понимал, что при любых раскладах отныне ему всегда придётся полагаться лишь на слепое следование собственным предположениям и на ничем не подкреплённую надежду, что Вэил всё-таки сможет надеть приобретённый для него костюм хотя бы раз в жизни — непредсказуемость взросления маленького Шелки оставалась для бывшего архитектора непостижимой загадкой. Как и возможность его возращения на суровые земли Острова из своих далёких, космических, тёмных пространств. На берегах толерантной Шотландии было редкостью встретить нетерпимость к чужим предпочтениям, но в глазах старого мастера Британец всё же усмотрел некоторый упрёк в адрес подобной просьбы. Правда удивляться нахмуренным бровям владельца Харрис Твид Джон не стал. Особенно бесполезной эта затея казалась ему после проявленных недвусмысленных выпадов молодого матроса перед зеркалом. Выводы, сделанные стариком — консерватором, на счёт своих гостей, по-видимому, были самыми гнусными. Но Андерсон сильно не беспокоился на этот счёт, отчего-то будучи уверенным, что в ближайшие несколько лет вряд ли посетит это заведение ещё раз. А вот что действительно терзало, причём не душу, а именно его тело, — это израненные ноги, туго стянутые холодными осенними «Кроккетами». Потому, с лихвой насладившись удивительными расцветками тартанов и рассчитавшись за размещённый заказ, бывший архитектор возжелал поскорее добраться до ближайшего магазина с «нормальной» одеждой и, наконец, прикупить то, что было способно, в отличие от килта, упростить, а не наоборот, его праздное пребывание на Гебридских островах. А позже, безусловно, и на Башне. Посетив по пути несколько лавок, мужчина более не чувствовал в себе сил для скрупулёзного подбора гардероба, поэтому он обошёлся бежевыми брюками на флисовом подкладе, которые идеально сочетались с приобретённым в Харрис Твид массивным свитером; утеплённой паркой чёрного цвета с меховым капюшоном, взамен неудобной аляске; двумя парами зимних ботинок неизвестного происхождения — похоже, они были делом рук местных производителей, а не популярных брендов, и добавил к покупкам ещё одну пару джинсов — для Ками, разумеется. Для него же бывший архитектор прикупил два свитера меньших размеров, чем его собственные, но провернуть подобную махинацию ему стоило нескольких капель пота, увлажнивших края шапки на лбу. Юный Браун, как истинный гид, не отходил практически ни на шаг от своего туриста — подопечного, тем самым усложняя процесс восстановления гардероба второго постояльца Башни. Джон думал и об обуви для Шелки, и о потерянном в космическом пространстве хлопковом домашнем одеянии Вэила, и об улетучившемся тулупе Джеймса, но никак не мог избавиться от навязчивого внимания со стороны молодого матроса. Всё это послужило принятию решения обновить гардероб существа из потустороннему мира «как-нибудь потом, уже на Острове». В конце концов, говорить о скором возвращении маленького Шелки было сложно. Если о нём вообще можно было бы хоть что-то говорить. Но Андерсона не отпускала уверенность в том, что рано или поздно их встреча наверняка состоится. А пока у него только и было, что время, дабы к ней подготовиться. Смотритель хотел уж было расслабиться после практически варварских набегов на магазины и усесться в каком-нибудь парке, чтобы скоротать ожидание до возращения в Несс, но оказалось, что запланированная Брауном и Уиланом программа подобного кощунства, как бестолковое прозябание и праздное просиживание, не предполагала. Как и не предполагала она того самого отдыха, ради которого Джон согласился не возвращаться на Маяк, а решил отправиться на Гебридские острова. Единственным, на что молодой матрос дал своё согласие, оказался стаканчик кофе, купленный в передвижном трейлеры на колёсах и выпитый в пяти футах от этого трейлера. Буквально пятнадцать минут спустя Юдард утянул Британца за рукав прямо в распахнувшиеся перед их носами деревянные двери магазина рыболовецких снаряжений, и вот тут-то Андерсона буквально хватил удар. Ну, практически. Юный Браун даже не предложил, а умело, искусно, наставнически и насильно заставил бывшего архитектора купить гидрокостюм для старта их совместных занятий по плаванию. И начаться они должны были, не много, не мало, а именно сегодня. — Я как-то не планировал приступать к занятиям в свой единственный выходной, — неуверенно промямлил Джон, покидая злосчастный магазин. — Да это и занятиями-то толком назвать нельзя, мистер Андерсон, — усмехнувшись, попытался настроить своего ученика на позитивный лад молодой матрос. — Так, пара — тройка погружений, и всего-то. Аодхан, наверное, уже заждался. Нам следует поторопиться. — И Уилан там будет? — мгновенно перекосило Британца — что что, а позориться в глазах Огненного Волка ему уж точно не хотелось. Услышав то самое «нам следует поторопиться», Джон моментально вспомнил о наручных часах отца. Он всё ещё продолжал их носить, невзирая на то, что свой главный функционал они растеряли в холодных атлантических водах. Но, на всякий случай, всё же взглянул на замерший циферблат, проверяя, не случилось ли чуда и не пошли ли те вновь? — Он совмещает приятное с полезным, — открыто рассмеялся Юдард, оторвав Британца от изучения отцовского подарка и затолкав мужчину в подошедший к остановке автобус. За всем этим потрясением от покупки гидрокостюма, от грядущего ужаса, который, несомненно, захватит всё тело, стоит только приблизиться к воде хоть на фут, и превратит более-менее способное трезво мыслить сознание в детскую овсяную кашу, Андерсон даже не заметил, как и почему в очередной раз оказался в салоне транспортного средства, уносящего его всё дальше от желаемого местонахождения. — Куда мы едем? — В Силдинис, мистер Андерсон. Чуть южнее Сторноуэя. Там нас ждёт один человек — Льюис Маккендзи. С ним мы и выйдем в море. — Выйдем в море?! — Конечно, — по-свойски хлопнул по спине Смотрителя юноша. — Погода сегодня благоволит. Отличное время для прогулок на катере. Юный Браун говорил правду. Синий клейн небесного спокойствия нависал над головами прохожих. Приходящее на Холхолм лишь изредка, солнце здесь, в Сторноуэй, радовалось возможности убаюкать местное население и гостей города теплом и мягким светом, изредка прячущимся за облачными рваными линиями. Да и ветер, обычно пронизывающий холхолмцев до костей, на Гебридах казался дряхлым, увядающим старичком. Джон всё ещё помнил, как прибыв на эти земли после двухнедельного плавания на «Попутчике», острова Льюиса и Харриса показались ему мёртвой, стылой землёй по сравнению с родной Англией. Но прожив всего два месяца северней самой северной точки Шотландии и вернувшись на Гебриды, он осознал, насколько заблуждался в тот знаменательный день, пойдя на поводу у старого Оллфорда и навсегда перечеркнув собственное прошлое. — А этого мистера Маккендзи назвали в честь острова? — поинтересовался бывший архитектор, догадавшись, что вновь провалился в самые глубины себя и не слышал ни слова из нескончаемой трескотни молодого матроса. Где юный Браун находил столько сил на извлечение звуков, оставалось не подвластно понимаю от слова совсем. А вот у Джона на исходе уже были все мыслимые и немыслимые средства. Поддержание незамысловатой беседы давалось ему с большим трудом. — Вы главное не называйте его Харрис, — тихонько засмеялся Юдард. — Льюис Маккендзи терпеть не может этих шуток. Каждый второй так и норовит над ним поглумиться. — Интересно, о чём думали его родители, давая такое имя? — задумчиво почесал бороду Британец, про себя возрадовавшись тому, что не согласился с маленьким Камусом и не позволил мраморному тюленёнку остановить свой выбор на имени «Оушен». А то так и остался бы навсегда для Смотрителя глупой ассоциацией — воришкой из кинофильма. Андерсон не переставал возвращаться мыслями к удивительному созданию из тёмного Мира. Как не переставал он думать и о Башне. Чем дальше его уносило от пришвартованного на причале «Гарпуна», чем дальше уезжал он от Несса, а потом и от Сторноуэя, тем громче и тоскливее завывала его чернеющая Гаргантюа. Каждый проплывающий мимо дорожный знак, гласивший об очередной оставленной позади деревушке, об очередном городке, заставлял Смотрителя практически завывать в голос вместе с ней, вместе с той самой сингулярностью, затягивающей его спокойствие куда-то далеко за пределы понимания, в отдалённые уголки неизвестных и неизученных Вселенных. В пути Джон провалился в воспоминания совершённого потустороннего путешествия, пытаясь переварить услышанное в разговоре со Знающей. То самое, что старуха сказала о жемчужине, когда Андерсон задался вопросом, станет ли она когда-нибудь вновь Нейронной звездой, что он видел ранее. — То была другая Душа. Не эта, — ответила Знающая, но Британец был настолько растерян, что даже не удосужился уточнить, о чём она толковала. Правильно ли он понял хранительницу мёртвых? Та самая голубая Нейронная звезда, что «созрела» и что ранее была показана ему, не являлась Душой маленького Шелки? Но, в таком случае, чьей же Душой она являлась? И ради кого Джон должен был нести своё бремя в земном мире? Ради кого, он обязан был положить на разделочный стол морокового Монстра свою жизнь, секреты Циклопа, одиночество… Ради кого, если не ради Ками? Ответов не было, а вопросы лишь множились в геометрической прогрессии. Они плодились, как надоедливые тараканы, разбегаясь в рассыпную, стоило пролить свет хотя бы на одного из них. И поди разберись, где эта беременная особь, что в скором времени скинет свою сумку в безопасном месте, дабы породить ещё тысячу себе подобных отродий? — Мы на месте, мистер Андерсон! Молодой матрос дернул Смотрителя маяка за рукав новенькой парки, которую мужчина надел прямо в магазине. К слову, Андерсон предусмотрительно сменил и «Кроккеты» на купленные ботинки. В них его ноги чувствовали небольшое облегчение, пусть и продолжали саднить, израненные о потусторонние камни мрачного грота. С Брауном они прошли совсем немного вдоль обочины и спустились с блёклого холма прямо к прибрежной полосе, где, как ранее и уверял Юдард, их уже поджидали Уилан и Маккендзи. — Итак, все в сборе, — заключил Волк, представив Льюису прибывших к деревянному причалу Брауна и Андерсона. — Что делаем дальше? — Идём в море, — загадочно произнёс шотландец чуть осипшим голосом. — Та-а-ак… — И я, надеюсь, увидим фауну! — уже задорней отозвался капитан. — Увидим каких-нибудь животных? Каких, например? — встрепенулся юный Браун, неумеющий скрывать своего интереса к новым знаниям. — В это время года видов очень много, — хвастливо задрал подбородок Маккендзи, раздавая спасательные жилеты команде. — Белохвостые орланы, большие поморники, тюлени, разные морские птицы. Кто знает, кого мы встретим? И, конечно же, нырнём за сахаристой ламинарией. Ты же сюда за этим приехал. Верно, Волк? — хитро посмотрел рыбак на яркого представителя ирландской наружности. — Так точно, — оскалился Уилан, некачественно пряча возбуждение от предвкушения наживы. — Ну что, загружаемся? — Зачем тебе морская капуста? — удивился Джон, но ещё больше удивился реакции друга: Аодхан выглядел так, точно не за водорослями нырять собрался, а самую знойную и горячую женщину мира к себе в постель умудрился затащить. — Скоро узнаешь, Англия, — скупо откусалась ирландская паскудь, широко шагнув через бортик небольшого катера, но, сжалившись, всё-таки поделилась страшной тайной: — Большинство людей знают Шотландию за её фирменный напиток, но не многие посвящены в то, что здесь, на острове Харрис, развита индустрия и других видов напитков. Позже мы отправимся на небольшой перегонный завод — Isle of Harris distillers Ltd. Там используют много видов растительности, один из которых — водоросли. А именно, ламинария сахаристая. Уже несколько лет я являюсь их постоянным клиентом, но никогда не позволяю себе приходить с пустыми руками, за что и получаю довольно внушительную скидку от директора предприятия. — То есть, и тут твой бизнес «воздух подпортил»? — с насмешкой в голосе уточнил Джон. — Почему бы не провести время на свежем воздухе, да ещё и с пользой?! — ответил вопросом на вопрос Уилан, подкуривая самокрутку. — И то верно. Вот только я не назвал бы пользой для себя то, что вы с Брауном придумали насчёт заплывов, — пожаловался Смотритель на ужасающую перспективу погружения за водорослями. — Ты о чём? О тебе речи не было. — А как же уроки плавания и… Юдард сказал… — Какие ещё уроки?! — искренне изумился Уилан, моментально пришпорив к пирсу ещё не успевшего взобраться на катер приёмного сына. — Я подумал, что мистер Андерсон может попробовать свои силы в., — тоненьким голоском пропищал молодой матрос, но договорить задуманное не успел. Дикий зверь, которого, похоже, давненько не выпускали из клетки, в ту же секунду вырвался на свободу, более не сдерживаемый хозяином. Настолько разъярённым Джон ещё ни разу не видел Аодхана, и, судя по широко распахнувшимся глазам Брауна, Юдард с таким отцом ранее тоже не был знаком. Из всего сказанного Волком (а правильней, наверное, было бы назвать это — пролаянного), внятной речью оказались лишь несколько предложений: «Совсем охренел?!», «Ему и пяти дней хватило!» и «Включай мозги прежде, чем что-то делать». Остальные извлечённые на свет высказывания и междометия можно было бы встретить только на страницах словаря табуированных слов. Впервые за два месяца знакомства с этой парочкой, Андерсон решил не вмешиваться в перебранку между отцом и сыном. В конце концов, на кону стояло его собственное благополучие и крайнее нежелание окунаться в холодную воду. Даже при наличии гидрокостюма. Не сегодня. Точка. Удивительно, но Юдард даже не посмел что-либо возразить на эту тираду, бросив лишь извиняющийся короткий взгляд на бывшего архитектора и промямлив: «Простите, мистер Андерсон. Я как-то не подумал». Случившийся инцидент быстро себя исчерпал, а Смотритель не переставал тихо радоваться тому, как ловко, чужими руками, ему удалось избежать не только неприятного погружения в воду, но и показательных выступлений — трюм катера был слишком мал, и переодеваться пришлось бы на глазах у всех. А вы, должно быть, помните, что Джон Андерсон не носил нижнего белья. После оказанного внимания со стороны юного Брауна, мужчине ой как не хотелось светить причиндалами перед мальчишеским лицом. Когда лодка вышла в море, Британец поймал себя на странных мыслях. Ему показалось, что он даже немного разочаровался в Гебридском море: не было здесь ни крутых волн, ни безбрежных просторов. Заводи да сплошные изрезанные берега вокруг, покрытые низким, ещё не распустившимся вереском. Серь, каменистые холмы. Точно стоячие озёра вместо открытого моря — даже лодку толком не раскачивало. А сквозь прозрачность воды можно было разглядеть и морское дно, покрытое терракотовой ламинарией. Одним словом, бассейн для детей. Пока Уилан, облачённый в казённый гидрокостюм и маску, предоставленные Маккендзи, нырял за бесценным топливом для своих горячительных напитков, катер встал на якорь в небольшой укромной бухте. — Надо поглядывать на этот обрыв, — посоветовал Льюис. — Это одна из точек ночлега орлов. — А сколько их на острове? — поинтересовался Юдард. — Их всего около двадцати шести. Двадцать шесть гнездящихся пар на Гебридских островах в то время, как на всю Британию приходится примерно около ста двадцати птиц. — Ничего себе! На всю Британию?! — изумился Джон. — Да. По сути, около половины из них здесь. — Надо же. Это уникально. — А где ещё их можно найти? — выпытывал Браун, заприметив одну из крылатых пар в гнезде. — Только на западном побережье Шотландии. И одна пара в Оркни, — поделился знаниями капитан. — Они живут исключительно в Шотландии? — Они обитали в Британии примерно до 1918 года. Потом викторианцы начали убивать их ради трофеев. Последнего застрелили как раз пару лет назад, и в итоге в Британии они перевелись. А вот в 1975-м году, когда положение данных особей оказалось под угрозой, эту популяцию завезли из Норвегии в Шотландию, и на наших землях они начали размножаться. Здесь, кстати, обитают не только морские птицы и рыбы. Вон, правее, из воды выныривает голова тюленя. — И правда, мистер Андерсон. Смотрите! — восторженно подпрыгнул молодой матрос, бросившись к бортику катера. — Их здесь обитает два вида: серый и обыкновенный. Следуя настоящей шотландской логике, обыкновенные тюлени более редкие, чем серые, — разразился хохотом Маккендзи. — Они очень милые, — перевалился через край борта Юдард и уставился на одного из представителей куньих, отдыхавшего на берегу. — Похожи на собак. — Благополучие этих животных очень легко нарушить. Конечно, никто не вредит им намеренно, но, что невероятно, одна из главных опасностей для этих тюленей как раз собачьи болезни. Они обитают возле пляжей, где люди часто гуляют вместе со своими питомцами, и так им передаются собачьи заболевания. Это показатель того, что нужно быть осторожными и хорошо обдумывать свои действия, когда дело касается окружающей среды и подобных животных. — Никогда бы не подумал, что им могут осложнять жизнь собаки, — искренне удивился Андерсон, мотнув головой. — Не собаки, Джон. Люди. Люди, не умеющие поддерживать чистоту и здоровье этой планеты. Безответственные, живущие вне осознанности. Они немного понаблюдали за барахтающимися в воде тюленями, перекусили, приготовленными капитаном бутербродами, дождались, когда Уилан насобирает необходимое количество ламинарии, а по возвращению в Силдинис встретили на морских просторах и старого знакомого Льюиса — большого поморника по кличке Бари. Маккендзи сам дал птице это имя несколько лет назад, когда впервые увидел у восточных берегов. Бари относился к семейству альбатросовых. Он был североафриканской птицей, но прилетал в Шотландию каждый год. Весь путь Льюис твердил о том, как важно поддерживать чистоту, экотуризм и здоровье планеты, чтобы дикие животные и птицы тоже могли в ней выживать, а Джон лишь грезил завтрашним вечером, думая о Башне и о планах по её восстановлению. Он, как никто другой, понимал, о чём толкует капитан катера, и надеялся, что у него хватит сил и дальше поддерживать баланс между мирами, позволивших ему прикоснуться к крупицам тайны мироздания. Благосостояние Циклопа же играло во всём этом главную роль. Распрощавшись с Маккендзи и поблагодарив за прекрасно проведённое время, Уилан, Браун и Андерсон сели уже в другой автобус, ведущий ещё южнее, в небольшой городок под названием Тарберт, расположенный между морскими озерами Уэст-Лох-Тарберт и Ист-Лох-Тарберт, соединяющий южный Харрис с северным Харрисом и Льюисом. Именно там всего четыре года назад открылся новый и единственный в своём роде перегонный завод. А вот прославилось предприятие спустя всего два года после основания, завоевав звание «Продукт года» среди всех категорий еды и напитков на награждении в Шотландии. Об этом прибывшим гостям рассказал сам управляющий директор — Саймон. — Должен сказать, наша команда очень гордится этим званием. Наш завод уникален тем, что был открыт с целью повышения экономики островов. Мы хотим, чтобы он существовал многие поколения и обеспечивал работой местных жителей. — А сколько человек сейчас трудится на вашем предприятии? — поинтересовался Джон, отчего-то вспомнив семейство Уэллингтонов, занимающихся тем же делом — обеспечением жителей Холхолма работой. — У меня трудится 28 рабочих и все они местные. До этого они никогда не занимались ничем подобным, так что поводов для гордости вдвое больше, — улыбнулся Саймон, ведя гостей по производственным территориям. — Мы надеемся прийти к прямой занятости благодаря нашей деятельности, и в то же время для нас важно выйти на мировой рынок, — продолжал управляющий. — Сюда начнут стягиваться туристы, и таким образом мы послужим катализатором для образования новых предприятий, что, в целом, улучшит экономику. — Намерения ваши весьма благие, — поддержал Саймона Джон, осматривая трал, по автоматической ленте которого двигались пустые поллитровые бутылочки с голубоватым днищем. — Но, помимо экономической составляющей, и продукт ваш весьма ценен, не так ли? Получить звание года средь такого многообразия представленных категорий — дорогого стоит. — Ну, по крайней мере, наше мнение с этим званием совпадает, — рассмеялся Саймон. — При открытии мы поставили перед собой цель в 40 тысяч посетителей в год и считали её амбициозной. Но за прошедший год нас посетили 80 тысяч, чему мы были несказанно рады. Остров заявил о себе, и мы очень довольны тем, что уже хоть как-то повлияли на его развитие. — А дизайн бутылок? Расскажите о нём, — вклинился в их беседу молодой матрос. — Стекло с удивительным узором! — В её дизайн мы хотели вложить весь Харрис, от начала и до конца. Рифлёные волнистые полосы — это не что иное, как присущий островам рельеф поверхности и встречающийся на его берегах морской ветер. А что касается бирюзового дна, тут, должно быть, и гадать не нужно. — Это море, — заключил Смотритель. — Прекрасный цвет. — Всё верно, Джон. Гебридское море с одной стороны, и Атлантический океан — с другой. Мы островные жители, ничего лишнего и в дизайне стекла. В качестве благодарности за визит, Саймон презентовал гостям по бутылочке прозрачной жидкости бесплатно, заверив, что сахаристая ламинария, из которой сварили это зелье, была той самой, что Уилан выловил всего час назад. Все оценили юмор управляющего, а заодно негодующе «повосхищались» вдруг превратившимся в Тома Сойера Волком, ибо на обратном пути рыжебородый ирландец вручил каждому в руки по тяжеленному ящику этого чудо — напитка, служивших пополнением запасов «Левиафана». И всё бы ничего, но огромный пакет с купленными вещами Джону жизни не упрощал, а пришлось ещё и нести до автобуса спиртное друга. Из Тарберта они добрались прямым рейсом до столицы, а оттуда отправились уже знакомым маршрутом обратно в Несс. Отец Фридрих встретил островитян скромным, но весьма сносным ужином в чертогах храма, а после трапезы не смог удержаться от так знакомого всем прихожанам вопроса, заприметив Андерсона, наконец позволившего себе недолгое уединение и отсевшего на дальние ряды скамей. — Что беспокоит тебя, сын мой? — мягко поинтересовался служитель церкви. А Джон вроде и хотел бы поделиться, поговорить с кем-то, кто в силу данного обета не смог бы развеять по ветру чужих секретов, но страшился до безумия даже раскрыть рот. — Да, в целом, всё довольно неплохо, — только и ответил Смотритель. — Просто… Как-то всё наваливается. Всё так сумбурно и непонятно… Не знаю, что сказать, святой отец. — Я всегда готов выслушать, если почувствуешь непреодолимую тягу к освобождению, — не стал настаивать на продолжении разговора отец Фридрих и потихоньку поднялся со скамьи, добавив: — Наберись терпения, сын мой. Всё будет хорошо — это Его послание, — многозначительно посмотрел над головой божий слуга, намекая на всем известную личность. Андерсон обвёл взглядом свод часовни и уточнил, на всякий случай: — Вы уверены, что правильно расслышали? Отец Фридрих улыбнулся Смотрителю, и на этом они распрощались. Англичанин вздохнул с облегчением, когда в растопленную на территории храма бочку команда сбросила использованные медицинские маски, отёр рукой уставшее от инородного предмета лицо, и вместе они проследовали к каменному причалу, где встретили Гоиридха МакИвера и шкипера Маккелиайна. Андерсон и не думал, что когда-нибудь будет счастлив увидеть покорёженные, проржавевшие борта «Гарпуна», пришвартованного джутовой верёвкой к старому кнехту. Даже спустившиеся на шотландские земли сумерки не способны были спрятать улыбки на лице бывшего архитектора, предвкушавшего скорое возвращение на Холхолм. Возвращение домой. Пока команда занималась утрамбовкой тюков в трюме, Джон собрался с духом (честно говоря, он собирался с ним с того самого момента, как только сошёл на причале порта Несс по утру) и, достав из кармана джинсов мобильник, зажал кнопку включения аппарата. Когда экран загорелся и антенное деление уловило связь с вышками, мужчине пришлось ещё минут пять удерживать вибрирующий телефон в руках до тех самых пор, пока новые уведомления о пропущенных звонках и полученных сообщениях не перестали сыпаться. А стоило им прекратить, англичанин даже не успел опомниться, как телефон вновь завибрировал и на экране появилась до боли знакомая надпись с именем звонящего.«Дэвид»
— Алло? Дэвид? — Джон, чёрт возьми! Ты в порядке?! — О, Боже. Дэвид, — почему-то рассмеялся в трубку Андерсон. — Всё хорошо. Прости, что не позвонил раньше. Не вышло. Извини. — Джон, где ты?! Какого чёрта происходит?! — Всё в порядке. Я ведь уже говорил. Я в Шотландии. Сейчас живу на острове, где нет связи… — Да нет уже в современном мире таких мест, где нет связи, Джон! — разъярённо перебил Маггид. — Да нет же, есть, — улыбнулся бывший архитектор, пытаясь не выходить из равновесия. — Спасибо тебе, что помог с деньгами. Я всё получ… — Эй, принцесса?! — раздался над головой голос так не кстати материализовавшегося за спиной ирландца. — Давай на борт. Папочка весь продрог, пока тебя дожидался. — Уилан, тише! Я по телеф… — Кто это, Джон? — ледяным тоном спросил юрисконсульт. — Никто, — на автомате брякнул Андерсон. — Ну… то есть… Это Аодхан. Ну… — Ирландец, что получал твои деньги? — Ну, да. Да. — Так, значит, всё-таки ты с ним, принцесса? — процедил сквозь зубы последнее слово Маггид. — Дэвид, пожалуйста… Не начинай. Уилан мой друг и… — Я почти два месяца себе места не нахожу, Джон! Лорейн тоже вся в смятении. Она напугана, вечно плачет и звонит мне по любому поводу и без него! А ты там, чёрти где, развлекаешься с… — Ну хватит! Хватит! — прикрикнул Джон и бросил трубку. Бросил трубку впервые за десять лет знакомства с Дэвидом Маггидом. И под словом «бросил» вы, должно быть, решили, что он просто нажал на кнопку отключения звонка. Но, нет. Он бросил её прямо в океан, в аккурат куда-то под облезший и проржавевший борт «Гарпуна», даже рассмотрев, как плавно пошёл ко дну ещё не успевший потухнуть экран мобильника. — Чёрт! — проорал он. — Чёрт, чёрт, чёрт! — Да ты бешеная, принцесса… — недоумевая, скривил рожу Волк. — Может, тебе выпить? Для успокоения… Когда береговая линия западных островов Шотландии исчезла из виду, а впереди, сколько видел глаз, разверзся в своей лазурной бесконечности Атлантический океан, беспокойное сердце англичанина, наконец, замедлило и выровняло свой сбивчивый ритм. Мужчине даже не хотелось курить, столь ярким и пленяющим был аромат этих вод, сплетённый накрепко за прошедшие два месяца с новой жизнью бывшего архитектора. — Никогда ничего подобного не чувствовал, — поделился Джон с подошедшим к нему Уиланом. — Удивительный запах. — Ага. Воняет, будто кальмар насрал в заднице у кита, — пробубнил ирландец, нарушая идиллию ароматов дымом подожжённой самокрутки. — Ты отвратительный спутник, — беззлобно посетовал Андерсон, улыбнувшись. — Я тебе не спутник! — в свойственной ему манере, взорвался Волк. — Мы путешествуем вместе. Значит, ты — спутник, — парировал Британец, вновь обратив взор вдаль. — Господи, какая красота! — Самое время поцеловаться, — ехидно брызнул Уилан, толкнув архитектора локтем в бок. — Я рад, что разделил сегодняшний день с вами. Хоть и устал до чёртиков. — Хорошо, что ты не услышал про поцелуй. — Да. Хорошо, — хмыкнул носом Смотритель, совершив туше ответным толчком под рёбра другу. Измотанный впечатлениями от поездки и собственными мыслями о Башне, Джон отказался от камерного застолья в трюме, взобравшись на второй этаж своей койки и забылся глубоким сном вплоть до самого утра. Следующий день ничем не отличался от его первого путешествия на холодные земли Холхолма. «Гарпун» простоял в дрейфе практически весь световой день, команда наполнила холодильные трюмы запасами свежевыловленной рыбы, и к вечеру малотоннажный дрифтер встал на якорь у ещё заснеженного, в отличие от Гебридов, причала южного побережья Острова. Разгрузка провианта затянулась до поздней ночи, и Британец был вынужден коротать её в доме Огненного Волка. К слову сказать, он так и не уснул в казённой постели, ощущая практически каждой клеточкой тела настойчивый и сердитый зов Видящего. Благо, за пять дней физического отсутствия Смотрителя в этом Мире, островитяне перегнали его пикап под дом Аодхана, и, стоило рассвести, Андерсон удрал из гостевого дома на северное побережье, оставив лишь короткую записку на барной стойке в кухне:«Поехал работать. Спасибо за всё! Джон»
Привычно бросив пикап у хижины Смотрителя маяка, чуть поодаль от автомобиля Джеймса, Британец перекинул через плечо массивный пакет с покупками, прихватил в свободную руку снятый аккумулятор и двинулся по изгибу косы по направлению к Башне. Белоснежный Циклоп безмолвно приветствовал его, кажется, сжалившись над непутёвым Хранителем и сменив злость на милость, потому что более Джон не чувствовал его ночного негодования. Из трубы обеих пристроек в небо поднимался чёрный дымок сгорающих в камине поленьев. Скользкие, омытые океаническими водами, камни под подошвами ботинок то и дело разлетались в разные стороны, заставляя англичанина неуверенно продвигаться вперёд. Но им так и не удалось завладеть вниманием мужчины, ведь единственное, на что оно было обращено, оказался, пусть и не очевидный на первый взгляд, но, всё же, небольшой подъём воды. Пировать было рано — Джон знал это где-то на подкорках, но всё равно улыбался, будто слышал тихонько нашёптывающий потусторонний коннектом, передающий послание из морокового Мира о близящейся встрече с маячным чадом. С трудом взобравшись по металлической лестнице и толкнув увесистую дубовую дверь, он шагнул внутрь, втягивая ноздрями полюбившийся запах родных стен. После избавления от Бакеровского тайника с гниющей шкурой млекопитающего, в Башню, наконец, вернулся тот самый земельно-ягельный аромат, кажется, смешанный с запахом свежеприготовленной на завтрак яичницы. Дверь в кухню была заперта, и за ней раздавались умиротворяющий бас маорийца и, как всегда, немного растягивающий гласные голос Джеймса. Британец непроизвольно облизнул губы и прикусил зубами нижнюю, чтобы та не посмела расползтись по лицу. Его счастью не было ни объяснений, ни предела. А стоило островитянам, по-видимому, услышавшим шорох опущенного на пол пакета с покупками, выйти мужчине навстречу из прогретого помещения трапезной, у Андерсона, плюсом ко всем непонятным эмоциям, отнялся ещё и дар речи. Его временных заместителей сопровождала здоровенная, изуродованная акульими зубами, туша некогда уже знакомой тюленьши, а позади неё, неуклюже сшибая преграды и расталкивая всех на своём пути, полз маленький мраморный щенок с огромными чернильными омутами — безднами на пол морды.