***
— Не верится даже, — хмыкает Хосок, а сам любуется красивой, голой задницей, танцующей перед ним на столе, — Чон Чонгук завтра разделит с кем-то свою фамилию в качестве мужа, — он подтягивается и звонко шлепает омегу, расплываясь в ещё более довольной ухмылке, — Готов к счастливой семейной жизни? — возвращает внимает брату альфа, поднимая в руки бокал с ромом. — После брака с Ёсаном не страшно ничего, — отпивает Чонгук, наблюдая за парнем напротив них. — Не велика ли цена? — тянет к себе на колени танцора, Хосок, протягивая омеге свой бокал, — А вдруг влюбишься? -Я знаю для чего мне это, — подзывает рукой официанта Чонгук, парень кивая сразу же наполняет бокал альфы вновь, — Брак для прессы, хорошо что он тоже это понимает, — альфа наблюдая за младшим, видит практически полную потерю в разговоре и лишь приподнимая уголок губ, опускает стакан обратно, даже не прощаясь, лишь прихватив пиджак, покидает вип-комнату паба, а затем и всю его территорию, отправляясь домой. У Чонгука за все тридцать лет был лишь один брак и лишь одна, как он считал настоящая любовь. Правда она как карточный домик рассыпалась пять лет назад, как и его сердце, которое он заковал и запер, под тяжелый, пуленепробиваемой замок. Он закуривает, глубоко затягивается парламентом и выдыхая в салоне мерседеса, клянётся себе уже не в первый раз, повторяя внутри как мантру. — Любви не существует.*** 10:26, ЗАГС, день свадьбы***
— Идиот, — шепчет Тэхён, кусая губы, — Возьми же трубку, ну возьми, — в ответ на его мольбу лишь мучительные гудки, а все гости церемонии начинают рассаживаться по своим местам. — Тэхён, где Юнги? — Господин Мин, я не знаю, я его только на секунду из виду потерял, — поднимает виноватые глаза на отца друга, Ким, — Он кажется просто переволновался… — Я ему устрою, — рявкает старший, подзывая своего охранника. Юнги сидит на корточках, опираясь о стену спиной. Ему плевать о дороговизне его костюма, и что прямо сейчас он пачкает его о побелку стены. Он лишь нервно курит вторую сигарету и грубо стирает слёзы с лица. Омега до последнего был уверен, что выйдя, скажет наплевательское «да», швырнет кольцо в ненавистного избранника и уедет в тот же момент в лучшее заведение Сеула, но уверенность его испарилась ровно в тот момент, когда выйдя покурить на парковку, он увидел прибывшую свиту из семи мерседесов, а затем и тучу людей, что вышли из них. Юнги сам не понял как оказался в этом уголке с баками. Телефон в кармане разрывается от вибрации, а Мин лишь зарывается пальцами в отросшие, черные пряди и сжимая их у корней, что есть сил, затягивается снова. — Гадёныш, — шипит Минсон, — Он у меня так получит после этой свадьбы на последок, я его шелковым в семейную жизнь отпра… — Для начала, я найду его сам, — за спиной старшего Мина произносят низко, спокойно, вот только пробуждает этот тон только тревогу, когда Минсон оборачивается, — И второе, — подходит Чонгук на шаг ближе к альфе, — Если я узнаю, что вы влияли на него каким либо из видов насилия после этого, последний гвоздь я вобью сам, — он смиряет его тяжелым взглядм взглядом, разворачиваясь к черному выходу из здания. Чонгук не знает, что его ведет конкретно в сторону мусорных баков на заднем дворе, но он скорее исключает возможные из вариантов, ссылаясь на то, что именно в этом месте, прилично одетого омегу, будут искать в последнюю очередь. Чутье в который раз не подводит, а Чон лишь движением руки, отсылает людей позади него назад. Он замедляет шаг, а затем аккуратно опускается на корточки напротив. — Вот значит как выглядит мой сбежавший жених, — поднимает уголки губ альфа, а Юнги поднимает полные слёз глаза, застывая с сигаретой меж пальцев, — Вишневый чапман, неплохой выбор, — хмыкает Чонгук. — Ты… — Я сейчас для тебя твой личный ад, да? — посмеивается Чонгук, забирая у омеги сигарету. Он затягивается, костяшками стирая слезы с лица замершего Юнги, — Иначе ты бы не сидел в костюме бриони за мусорными баками, с абсолютным отчаянием в глазах. Чонгук затягивается снова, выдыхает вишневый дым в сторону и сосредотачивает внимание на лице напротив него. Рассматривает заплаканные, растертые до красноты глаза, как и кончик носа. Отсутствие какого либо макияжа, и чертовски красивое очертание губ. Парень напротив шмыгает носом и резко на ноги поднимается, сжимая кулаки, Чонгук предчувствует тяжесть будущего диалога. Он откидывает бычок ровно в бак и поднимается с корточек следом, а Юнги приходится слегка поднять глаза из-за разницы в росте. — Вытри слезы, — альфа достает из нагрудного кармана белоснежный платок, протягивая омеге, Юнги его из руки выхватывает, стаптывая в ногах, размазывая по ткани пыль с подошвы ботинок. — Если думаешь, что я буду паинькой, то ты глубоко ошибаешься, — шипит омега, он гордо голову задирает, смотря на Чона, у которого его действия вызывают лишь легкую ухмылку, — Я тебя заставлю мечтать о разводе. — Не напрягайся, — спокойно отвечает Чонгук, кладя руки в карманы брюк, — Это дело времени, времени в котором нам нужно какой-то период побыть имитацией счастья и любви для окружающих. — Что ты имеешь ввиду? — хмурится Юнги. — Это не брак во имя семьи, а очень выгодная сделка, поэтому спрячь зубки и избавься от своей ярости, всё сегодня — абсолютная формальность. — Формальность?! — Юнги словно вспыхивает, не замечая как сам подходит к альфе практически вплотную, а Чонгук следит только за движением его губ, — Это моя жизнь! — Поверь мне, она не сильно изменится, — ухмыляется Чонгук, не в силах оторвать взгляд. — Я не выйду за тебя! — заявляет Мин пихая альфу в грудь, только его хватают крепко за локоть, сжимая пальцы вокруг, Юнги шипит от боли, пытаясь одернуть руку, — Пусти! Чонгук с абсолютным спокойствием его буквально втаскивает обратно в здание и волочит за собой сопротивляющегося омегу, которого ведет по длинному коридору и открывая уборную, заталкивает парня в неё. Альфа останавливается у раковины, открывает воду, и притягивая ближе, произносит чётко, в глаза. — Закрой рот и слушай внимательно, — сжимает пальцы сильнее Чонгук, — Умойся, приведи себя в порядок, и если тебя не будет через пять минут, положительный ответ я получу уже принудительно, — Юнги дыхание задерживает, лишь морщась от боли в руке, он видит как в глазах напротив зрачок радужку поглощает, распространяя темноту, — Я не собираюсь тратить время на пустые истерики, у тебя сегодня нет выбора, кроме вынужденного, поэтому будь паинькой, — дергает парня на себя Чон, а Юнги губы терзает от боли, — Не заставляй меня превращаться в тирана, коим я не являюсь, а насладись роскошью, у тебя её вагон будет. — Я хочу продолжать учиться, — Юнги сам не понимает, как произносит эту фразу, пусть и дрожащим голосом, а Чонгук хватку ослабляет, приподнимая брови, Мин пользуясь случаем сразу руку одергивает, отходя на шаг, — Я не буду сидеть запертым в твоём доме и не надейся! — омега пытается говорить уверенно, пусть и со страхом в глазах из-за напугавшего его Чонгука. Чонгук смотрит на него с легким недоумением, пытается понять в чём суть, но так и не может её найти, во взгляде омеги он видит полноту серьёзности заявления, с чего непроизвольно, но поднимает уголки губ, а резко вспыхнувшее раздражение, так же быстро внутри и потухает. — Если это всё, то я жду тебя у алтаря, — усмехается альфа, разворачиваясь к выходу. — Пообещай мне это! — повышает тон Юнги, сжимая пальцами край раковины, смотря в широкую спину с надеждой, — Сейчас же! — Клянусь, — не оборачивается Чонгук, а сам с ухмылкой покидает комнату, оставляя Мина одного. Юнги оседает на холодный кафель, прижимая колени к себе, а в душе умоляет себя проснуться. Он не готов выходить замуж в двадцать, за неизвестного человека, он не хочет быть лишь удобной фигурой, тем, чья жизнь и счастье положены во имя прибыли, но его оставил без выбора казалось бы самый родной человек, поставив условия без договора, принудительные, Юнги ненавидит себя за свою же беспомощность, но если цена за мечту такова, он готов её заплатить. Готов. Наверное готов. По крайней мере он отчаянно пытается себя в этом убедить. Пока умывается ледяной водой, пока сглатывает противные комья в горле и прячет глаза за чёлкой. Пока проходит мимо кучи ожидающих их гостей и абсолютного недовольного отца. Он стоит у алтаря как пригвожденный, смотрит лишь в пол, а Чонгук смиренно ждёт ответ, после вопроса: — Согласны ли вы, Мин Юнги? Минсон скрипит зубами, смотря на сына, а Чонгук одним взглядом запрещает регистратору спрашивать вновь, он только нагибается, шепча на ухо омеге: — Хотя бы кивни. А Юнги произносит тихое «согласен». Зал оживляется хлопками и облегченными улыбками, Чонгук протягивает Юнги ручку для подписи и Мин закрывая глаза, не глядя расписывается, и словно слышит, как с грохотом тяжёлых цепей, на него натягивают кандалы. *** — Осторожнее с этими коробками, — сам придерживает дверь комнаты Юнги, пока охранники переносят все коробки с вещами в машины, — Там важные книги. — Никогда бы не подумал, что у омеги книг может быть больше, чем одежды, — выдыхает Чонгук, опираясь плечом о стену. Со свадьбы прошло трое суток. Юнги после основной церемонии сбежал. В прямом смысле. Он дождался пока толпа встанет и выдернув руку из руки отца, затерялся среди гостей. Его нашли только через сорок минут, спящим в машине своего брата на заднем сидении. Омега укрывшись пиджаком, свернулся калачиком, а рядом стоящий с машиной Джин, лишь приложил палец к губам, тихо закрывая дверь Бентли. — Формальность на сегодня исполнена, остальная часть торжества ему не нужна, — Джин смотрел на Чонгука явно без добрых намерений, на что Чон лишь усмехнулся, — И не смей его трогать, — обратился лично к альфе Мин, смотря в глаза. — Если он сам меня попросит, я не стану ему отказывать, — Чонгука забавлял брат Юнги, особенно когда схватил альфу за шиворот пиджака, — Успокойся, — Чонгук в одно движение его спиной в машину вжал, — С головы тех, кто носит мою фамилию, никогда и волосок не упадёт. — Он Чоном не будет, — оттолкнул Джин Чона в грудь. — Он уже им стал, спасатель чёртов, — Чон лишь пиджак поправил и оглядев ещё раз разъяренного альфу, развернулся к своей процессии, покидая мероприятие. А сейчас сам лично приехал забрать его из родительского дома, ведь это было одним из основных условий альфы: «совместное проживание». — Мог бы вообще оставить меня с моими книгами, в моем доме, — фыркает омега на фразу Чонгука, продолжая внимательно наблюдать за работой. — Не привык когда то, что принадлежит мне, не у меня перед глазами. — Я не вещь, чтобы мной любоваться, — с пол оборота заводится Юнги, напрочь забывая о книгах. В его внимание попадает лишь наглый взгляд, вид, и неприемлемая прямолинейность мыслей. А Чонгук поражается степенью красоты этого омеги. — Ты намного лучше, Юнги, — подходит ближе к нему альфа, смотря на то, как постепенно, по мере приближения, омега голову выше поднимает, — Ты с заплаканными глазами, которые видимо всю ночь тер, с небрежным пучком и в растянутых джинсах, выглядишь бесподобно, на фоне всех омег которых я видел, — Чонгук подходит вплотную, касается носками своих туфель тапочек Микки-мауса Юнги, а омега назад по инерции движется, но затылком в стену упирается, только сейчас понимая, что всё это время отходил назад. Чонгук усмехается, но не дотрагивается до него, он только нагибается, шепча, опаляя мочку. — Ты чертовски красивый, и это стоит признать, маленькая бестия. Юнги замирает, вжимается стену и лишь глаза прикрывает, чувствуя насколько терпкий аромат ликёра бьёт в ноздри, а на языке оседает вязкостью. Сердце в груди бьётся бешено, и омега просто мечтает чтобы эта пытка закончилась, потому что он не знает, как ему самому из неё выйти, он ощущает себя загнанным в угол зверьком, у которого нет шансов на спасение. Он утопающий. — А теперь выдыхай, потому что только что вынесли последнюю коробку, я жду тебя в машине, — Чонгук отходит на шаг от Юнги, разворачиваясь на пятках. — Р-разве у тебя нет дел важнее? — ищет опору руками омега, но только сильнее прижимается спиной к стене, — Зачем было лично приезжать сюда? , — а Чонгук расплывается в ещё большей ухмылке. — По-семейному, правда? — поворачивает голову альфа, — Дорогой, — улыбка Чона в мгновение вниз сползает, — У тебя пять минут, — заканчивает он, оставляя Юнги наедине. Чонгук уходит, а Юнги только после опускает взгляд на свою кожу, полностью покрытую мурашками. Он едет на заднем сидении, без каких-либо прощаний дома, лишь по одной простой причине — не с кем. В доме осталась только прислуга, которая, и обняла омегу напоследок. Юнги смотрит в окно, а затем, когда ком в горле накатывает вновь, достает из сумки свитер, накрывается, и свернувшись калачиком, ложится на заднее, отворачиваясь от водителя. Так по крайней мере теплее, так, он хотя бы сможет скрыть грусть и боль в лице от того, кому меньше всех хочется это показывать. Юнги не знает, что он чувствует сейчас точно, потому что внутри такой хаос, что ему кажется даже мысли сумасшедшего будет разобрать легче. Чонгук тихо барабанит по рулю, пока они стоят в пробке, а дворники запускаются, смахивая капли накрапывающего дождя. Он поднимает глаза к зеркалу заднего вида и отныне смотрит практически только в него, замечая как еле заметно, дрожит чужая спина. — Ты любишь спать в машинах, бестия? — посмеивается альфа, передвигаясь медленно в пробке. — Не называй меня так, — бурчит Юнги. — А как мне тебя называть? — Никак. В салон на какое-то время снова опускается тишина, которую разбавляет лишь шум падающих капель, от которых их защищает автомобиль. Чонгук выдыхает, а Юнги через пару секунд ощущает, как на него опускается что-то тёплое, мягкое, что-то пропитанное ароматом шоколадного ликёра. Как и вся эта машина, до йоты. Омега голову слегка приподнимает и видит, как Чонгук поправляет на нем свой пиджак. — Убери немедленно! — расширяет глаза Мин. — Я включил печку, сейчас станет теплее, — пропускает мимо ушей слова омеги Чон, возвращаясь к рулю, — Ты дрожишь либо из-за того что замёрз, либо из-за того, что грустишь, и давай тактично мы исключим второе, потому что вряд ли ты мне в этом признаешься, — Чонгук смотрит вперёд, на кажется рассасывающуюся пробку. — Я не грущу! — зарывается с головой под пиджак омега, сглатывая ком. — Значит я сделаю потеплее. Чонгук уголки губ поднимает и достает из подставки пачку сигарет, вынимает одну зубами, приоткрывая окно со своей стороны. Он глубоко затягивается, выпуская дым, а на фоне тихо играет: Chase Atlantic — Heaven and back, разряжая атмосферу в воздухе. — Сигареты с собой? — Что? — поворачивает голову Юнги, высовываясь по нос. — Сигареты с собой? Да или нет? — сталкивается с ним глазами Чонгук в зеркале заднего. — Да, но зачем? — полностью выглядывает омега. — Закуривай. Юнги с недоумением смотрит на Чонгука, спокойно прокручивающего руль. У Юнги полное к нему недоверие, что ещё хуже, он абсолютно не знает этого альфу. Омега видел его три раза в жизни, и третий раз происходит сейчас. Мин упорно молчит, смотря на профиль Чона. — Дырку прожжешь, — усмехается Чон, — В пиджаке зажигалка. — Что за фокусы? — с недоверием спрашивает Юнги, прищуривая глаза. — Мне не нужна драма в жизни, где я прихожу домой и каждый день слышу о разводе. — Так и будет. — Поэтому избавь меня от этого и достань свой чапман, — Чонгук сворачивает налево, а омега всё же тянется к своей пачке в кармане, но так же смотря на альфу косо, прикуривает своей зажигалкой, глубоко затягиваясь. Чонгук наблюдает в зеркале за тем, как веки Юнги прикрываются в облегчении, а он выпускает дым носом, языком явно к нёбу прижимается, вкус фильтра ощущая ярче. Его глаза только на миг возвращаются к дороге, а затем запрещают себе упускать такую великолепную картину. Омега не замечает как спиной откидывается на сиденье, сползает с него для удобства слегка и обхватывает вишневый фильтр губами вновь. Юнги чувствует как его напряжённые нервные струнки словно выравниваются, расслабляются, и позволяют отключить мысли на короткий период. — Легче? — нарушает тишину альфа, останавливаясь у ресторанчика. Юнги не отвечает, только еле заметно кивает, затягиваясь. Чонгук отстёгивается и выходит из машины, а затем сам открывает дверь со стороны омеги, который медленно раскрывает глаза и садится ровно, не понимая пока что происходит. — Пойдем. — Куда? — напрягается Юнги. — Узнаем друг друга получше, — протягивает ладонь Чонгук, — Вылезай, бестия, — посмеивается альфа, смотря на парня. Но Юнги только хмыкает, он игнорирует жест альфы и опуская ноги из салона, вылезает из него, всё ещё зажимая меж пальцев сигарету. — У меня есть имя, — чётко отвечает Юнги. Он встаёт рядом с Чоном и свободной рукой накрывает голову, защищаясь от капель дождя. Только Чонгук её опускает, а свой пиджак приподнимает, прикрывая голову Юнги, а после поднимает его руку с сигаретой и держа лишь её, затягивается, смотря омеге в глаза. Юнги замирает, чувствует теплые, мягкие прикосновения на своей коже, непозволительно близкое расстояние их лиц и тел. Капли падают на их руки, пока Мин пусть и не сам, но даёт затянуться альфе своей сигаретой и чувствует подушечками пальцев чужие губы. Чонгук выдыхает дым в сторону, отпускает его руку, а ухмылка не заставляет себя ждать. — Тогда пойдём внутрь, — кивает он в сторону заведения, не отводя взгляд, — Чон Юнги. Альфа убирает из его руки бычок, откидывая в сторону, и приобняв за плечи, придерживая пиджак, ведёт не сопротивляющегося омегу, у которого мурашки от затылка до пят ползут. Он сам вешает вещь на спинку, когда останавливается у столика и отодвигает кресло, словно потерявшему дар речи парню, а Юнги сам не понимает почему слушает его. Почему не возражает на заказе. Он будто со стороны наблюдает за ушедшим официантом, который через несколько минут возвращается с красивым, прозрачным чайником чая и двумя чашками. Официант разливает содержимое, а аромат разносится невероятный. Доносится липа, мята и облепиха, от запаха только на языке сладкая патока разливается. — Чай? — наконец произносит Юнги, кивая на чашки. — Чем тебе не душевный напиток? — ведёт бровью Чонгук, смотря только на омегу. — Думал ты пьешь только что крепкое, — Юнги рассматривает лист мяты, плавающий на поверхности чашечки, — Неожиданно и не банально. — Да, а я ещё нюхаю и трахаю всё что движется, — обхватывает ручку Чонгук, поднимая чашку, — За клише. Юнги сомнительно рассматривает чай, но от чего-то поднимает этот тост вместе с альфой, отпивая горячий напиток, а им приносят два десерта паштел-де-ната — Чай и пирожное? — усмехается омега, смотря на их столик. — Это вкусно, — подмигивает Чонгук, — А что ты ожидал? Стейк с кровью и самое дорогое из красного вина? — альфа разрезает десерт и меняет их блюдца местами, следом разрезая и себе, — Я думал ты не мыслишь стериотипами. — Люди круга моего отца все такие, — пожимает плечами Юнги, — Все, без исключения. — Я не из круга твоего отца, — строго отвечает Чон. Чонгук хрустит десертом, пережевывая кусочек, а Юнги обрамляет кружку пальцами, согреваясь. Их столик стоит у панорамного окна, по стеклу которого стекают капли. За окном расцветает осень, и пусть омеге не нравится компания, в которой он сидит, взгляд от красоты за окном он отвести не может. Наблюдая за тем, как кружась падают жёлтые листья, прилипая к мокрому асфальту, он на миг погружается в прошлое. Беззаботное детское, пусть и помнит его только фрагментами. Его мысли развеивает кажется только повторный вопрос, а Юнги отлепляет пальцы, переводя своё внимание на альфу. — Что? — тихо произносит омега, приподнимая брови. — На кого ты учишься, спрашиваю? — откидывается на спинку Чонгук, беря чашку за собой. — На врача, — опускает глаза к чашке Юнги и отпивает. — На врача? — хмурится альфа, — Я думал ты пошел по стопам отца. — Он мечтал об этом, — усмехается омега, проводя указательным пальцем по ободку чашки, — Но я в тайне ушёл из менеджмента и подал документы в медицинский на бюджет. — Почему врач? — наблюдает за Мином Чонгук, а Юнги моргать перестает, уставившись в одну точку. Юнги чувствует как к горлу резко подкатывает тревога, а в висках начинает стучать. Он с шумом отодвигает от себя чашку, разливая содержимое, а затем слишком резко встаёт, пугая людей неподалёку. Чонгук напрягается, а Мин сжимает челюсти и выбегает из зала к выходу. Осенний холод бодрит, а Юнги подбегает к машине и дёргает за ручку двери, но тщетно. Он упорно глотает ком, глубоко через нос вдыхает, но паника только нарастает. Омега прокручивает картины в голове, голос на повторе, пытается остановить себя, только не может, а всхлип вырывается сам, пока он чуть ли не отрывает ручку мерса. — Сука… — шепчет Юнги, — Откройся же, откройся! Но не успевает сообразить, как его разворачивают, прижимая к себе и утыкают носом в грудь. Ему в ноздри бьёт аромат ликёра, только теперь ближе, ярче, теплее. Юнги чувствует крепкие объятья, размеренное дыхание и четкие удары чужого сердца. У него руки в воздухе так и зависают, как и он сам. Из того, что он чувствует и нитки из клубка не вытянуть ровной, а это тепло, единственное, которое не даёт им пойти дальше. По его прядям аккуратно рукой ведут, по спине гладят, а Юнги не знает, что ему делать. — Не знаю, что случилось, отчего такая реакция на такой простой вопрос, — Юнги чувствует вибрации его голоса щекой, что к груди прижата, — Очевидно для тебя это не просто вопрос, но не отталкивай меня по возможности, я не знаю, как помочь по-другому. Юнги ничего не отвечает, он просто в замешательстве со всей ситуации. То, что делает Чонгук неправильно, но то, что омега не отталкивает его ещё хуже. Хуже может быть только взаимное чувство объятий, которое Мин запихивает глубоко внутрь, резко выпутываясь из объятий, отталкивая Чона в грудь. — Да что ты творишь? — хрипло спрашивает омега, — Кем ты вообще себя возомнил в моей жизни? Я тебе не муж и отношения со мной строить не надо, — Юнги сжимает челюсти, смотря на альфу исподлобья, — Не приближайся ко мне. Чонгук смотрит на него пару секунд безотрывно, а позже вынимает ключи из кармана и кидает охраннику позади него, разворачиваясь к ресторану обратно. — Отвезите его домой, — бросает он коротко, а Юнги плюнув на асфальт, дёргает дверцу машины.***
Чонгук сидит в кабинете, держа в руке бокал с виски. Он подтягивает его медленно, крутит янтарную жидкость, находясь в абсолютной тишине. Проводит пальцем по ободку бокала, шумно выдыхает и пьет остальное залпом. Каждый раз воспоминания даются ему с тяжестью, и каждый раз он как мантру вторит себе о том, что любви нет, есть только привязанность. Вторит, только то, что бьётся под грудью, не даёт ему принять это. — Приветствую, начальство, — Хосок врывается всегда без стука, чуть ли не запрыгивая на дубовый стол. На нем кожанка поверх белой футболки, рваные светло-голубые джинсы и выкрашенные в блонд волосы. Из-под кромки футболки выглядывают цветные рисунки, а в мочке кажется блестит пятый прокол. — То, что ты мой брат, не позволяет тебе вот так врываться, — строго произносит Чонгук, — Слезь со стола. — Опять отца включил, — закатывает глаза младший, слезая и плюхается на диван, стоящий у стены, — Поехали в клуб, отметим твою свадьбу по-человечески. — Я не в настроении. — Там полно тех, кто тебе его обязательно поднимет, и поверь, ни один и тот же. — У тебя спермотоксикоз? — цокает Чонгук, откидываясь на спинку кресла, — Не пробовал найти постоянного омегу, или хотя бы хорошо учиться? — Не гунди, — закидывает ноги на подлокотник, — Я молодой, и не хочу тухнуть в затхлых аудиториях, слушая нудных старых преподов. — Я тебя в лучший университет Сеула запихнул, за очень большие деньги, — Чонгук не отчитывает, он скорее безнадёжно констатирует факты. — Именно, что запихнул, поэтому не отчитывай меня, что я туда не хожу, когда-нибудь в следующей жизни, я буду готов к учебе, но точно не в этой, — Хосок подкидывает ключи от машины, — В этой, я хочу поехать кутить со своим родным братом, в его собственный клуб, — резко ноги спускает альфа, — Поэтому поехали. — Поехали, — после минуты молчания отвечает Чонгук, а лицо Хосока озаряется яркой улыбкой.***
Юнги разбирает свои вещи уже четвертый час. Он не стал смотреть дом, лишь попросил показать его комнату и гардеробную, которые оказались напротив. Омега включив в наушниках Tokio Hotel на полную громкость, запретил себе думать о прошлом. Его отросшие волосы собраны в тугой хвост, рубашку с джинсами сменила мягкая, черная, вельветовая пижама, а ноги гуляют в махровых носках с рисунками витаминок. Он раскладывает свою коллекцию носков в отдельный комод, и закрывая последний ящик ногой, уходит курить. Омега с горем пополам находит кухню, просит себе чай с бергамотом и мёдом, прося подсказать выход на терассу. В интерьер Юнги особо не вглядывается, как бы не брало любопытство. Он накрывает плечи пледом из корзины, присаживается в кресло-качалку и поставив чашку рядом на столик, закуривает, надевая наушники обратно. Он не хочет слышать свои мысли, окунаться в них, глотать комья боли, снова быть уязвимым для кого-то, Юнги позволяет даже наедине с собой это редко. Дым наполняет лёгкие, дарит мнимое успокоение и вишневый вкус на губах, а тонкие пальцы обхватывают ручку прозрачной чашки, Мин стряхивает пепел в тарелочку, отпивает ароматный чай и на его губах впервые за последние время появляется что-то на подобии улыбки. Он раскрывает глаза и наблюдает за тем, как ветер колышет листья яблонь, растущих на заднем дворе, а с крыши стекают одинокие капли. Газон словно идеально подстрижен, мокрые качели покачиваются, а Юнги выключает музыку, снимает наушники на шею, и прислушается к звукам извне. Омега кажется так целую вечность сидит, потому что чай в чашке стремительно заканчивается, бычков в тарелке уже больше чем три, а вечер опускается чересчур быстро, так же как и холод, от которого руки и нос краснеют. Юнги кутаясь сильнее в плед, дёргает за ручку двери и входит обратно в дом, озаряясь улыбкой. Любезно передает плед дворецкому и отправляется обратно в комнату.***
— Господин Чон, здравствуйте, — кланяется директор, приветствуя альфу. — Эй, Чонсо, я вообще тоже здесь, ты меня совсем не любишь, а? — догоняет Хосок брата. — И вам здравствуйте, младший господин, — смутившись отвечает омега с лёгкой улыбкой. — Когда мы уже не перейдём на «ты»? — Не смей клеить моего директора, — цокает Чонгук, — Если он уйдёт в декрет, ты уйдешь в ЗАГС вместе с ним за руку, намек уловил? — Слишком прозрачно, — поднимает руки вверх Хосок, а Чонсо пытается скрыть шок в глазах, — Я на нашем месте если что, — бросает младший, сворачивая, а Чонгук идёт в кабинет дальше. Он проверяет последний отчёт, вносит свои коррективы и даже не думает идти к брату, пока тот лично не забирает его чуть ли не силком, усаживая на кожаный диван. Чонгуку тут же наливают алкоголь, а к омеге напротив присоединяется второй. — Что случилось? — спрашивает Хосок после второй рюмки, — Ты какой-то слишком задумчивый сегодня, аж бесишь. — Тебе кажется, — пьет залпом альфа, официант тут же подливает. — Я не верующий, креститься не буду, поэтому давай без этой хуйни, или ты мне не доверяешь? — напрягается Хосок, смотря на брата. Чонгук смотрит в родные глаза, а затем отводит, выдыхает, понимая кто сидит рядом. — Сколько бы я не говорил, что ничего не чувствую и любви нет, я не могу себя в этом убедить. — Даже папа говорил, что из нас двоих, ты заядлый романтик и чувственная натура, а я просто Хосок, — прыскает альфа в кулак, Чонгук глаза закатывает, — Ну ладно тебе… А вообще, от чего ты так грузиться начал? Не из-за омеги ли этого? Старший молчит. — Чонгук? — Мне хватало негатива в родительском доме, я не хочу его в своём, — отпивает Чонгук, — А этот омега явно хочет. — Ну, а что ты хотел? Объятий? Семейной обстановки? — усмехается Хосок, — Это брак по расчету. –Не сказал бы… — осекается альфа, прикусывая язык, а Хосок чуть ли с места не падает. — Стоп, что?! — Завтра увидимся, — поднимается на ноги Чонгук, но брат хватает его за локоть. — Хён, — щурится альфа. — Давай не сейчас, — хлопает Чонгук его по плечу, опуская руку, — Отдыхай. *** Он расставляет всю медицинскую литературу по алфавиту, теперь включив музыку только через колонку, что выпросил у дворецкого. Ему поёт любимый The Weeknd, которого Юнги прозвал для себя королём. Мысленно Мин сильно благодарит дизайнера за эти чудесные, вместительные полки, которые в интерьер комнаты вписались просто потрясающе красиво и удобно. На фоне «Die for you», которой он тихо подпевает, собирая книги под буквой «П» в руки.«Я ищу способы, чтобы выразить
То чувство, которое испытываю»
— Я просто не могу сказать, что не люблю тебя, — прикрывает глаза на мгновение Юнги, — Ведь, я люблю тебя, ага. Он кажется, впервые за долгое время просто расслабляется, погружаясь в дело. Его не беспокоят мысли так сильно, Юнги раскрывая коробку за коробкой, словно так же и их стал секунда за секундой разбирать. Комната превращается в маленькое пристанищем на сегодня, он не мирится со своей участью, но уверен, что его мечта стоит той цены, которую он принёс ей в жертву. Всё, что за пределами этих метров для него временно растворяется. Есть музыка, есть он, есть книги, и их лёгкий шум, при становлении на деревянную полку, сейчас так чертовски его успокаивает.«Мне тяжело передать мысли, которые я держу в себе,
Но сегодня ночью, я поделюсь ими с тобой
Позволь же мне рассказать правду»
Он вынимает из коробки тяжёлый учебник, на стул встаёт, чтобы поставить его на полку выше. — Патологическая анатомия, не зря ты мне не нравилась никогда, — кряхтит омега, опуская и задвигая её. Коробку он для удобства, он ещё охрану попросил на столе оставить, чтобы не спускаться каждый раз со стула, теряя время. Содержимым коробки оказываются тома и редкие, тяжелые издания, которые он искал ни в одном книжном и перерыл для этого в поисках ни один онлайн магазин. В проёмы комнаты останавливается силуэт, он опирается плечом о косяк, не даёт поймать себя за подглядыванием и дать понять, что Юнги не один.«Ты знаешь, о чем я думаю, я вижу это по твоим глазам
Ты ненавидишь то, что хочешь меня, я ненавижу, когда ты плачешь»
Чонгук скользит глазами по его фигуре, закатанным рукавам шёлковой рубашки и венкам на руках, что напрягаются от тяжести книг, альфа бы с удовольствием помог, только рушить этот момент не в силах, как и не попасть под завораживающее его низкое, тихое и бархатное пение Мина. Юнги покачивает бедрами в такт битам, пока проверяет по алфавиту следующую букву, а Чонгук поднимает уголки губ с этой картины.«Я боюсь, что буду скучать по тебе, ведь так происходит всегда
Я не хочу этого чувства, я не могу позволить себе любовь»
— Трав-ма-то-ло-гия, — по слогам произносит омега, поворачивая голову вбок, а затем пальцами подцепляет учебник, — Если я сейчас с ней упаду и сломаю себе что-то это будет так лихо, — нервно усмехается он, вынимая его уже двумя руками, — И на кой чёрт я не купил другой переплёт? — Юнги поднимает учебник выше локтей, целится в полку, только усталость в руках от тяжести даёт о себе знать, а Чонгук быстро ретируется из своего «укрытия», замечая как пошатывается стул под ногами парня. Который роняет учебник с криком и руками пытается в воздухе за что-то ухватиться, готовится к падению. Только внезапно оказывается в крепких руках, не чувствуя боли от падения и перестаёт зажмуриваться, наоборот глаза раскрывает, сталкиваясь с чужим взволнованным взглядом.«Расстояние и время между нами, никогда не заставят меня передумать, ведь детка, я бы умер за тебя»
Юнги смотрит на него ошарашено, даже испуганно, пока сердце отдаёт бешенный ритм телу, которое сейчас крепко держат в руках. Омега выдыхает резко воздух, что просто встал в легких, а руки застывают в воздухе, так и не касаясь альфы. Дар речи пропадает, Юнги даже слова вымолвить не может, не то чтобы начать его отталкивать от себя, впадая в возмущение. — Ты в порядке? — разглядывает его Чонгук на наличие каких либо ещё травм, — Не ушибся? А у Мина рот в попытке ответить, кажется, шевелится, но слов так и не следует, как и внятного предложения. Чон с ним на руках разворачивается в сторону кровати и аккуратно опускает парня на неё, усаживает, а затем с тумбы берет стакан, наливая воды из графина. — Выпей, — протягивает альфа ему воду, которую Юнги принимает, отпивая сразу же до половины и обратно отдаёт с легкой одышкой. — Ты что тут вообще делаешь? — утирает тыльной стороной руки он рот, не поднимая глаз к альфе. — Живу. — Что ты в моей комнате делал? — бросает на него короткий взгляд Юнги, сжимая в руке простынь. — За тобой наблюдал, — честно признаётся мужчина, смотря только на Мина. — С какой стати?! — возмущается младший, впиваясь пальцами в ткань сильнее и наконец смотря на Чона не отводя глаз, — Маньяк? — Чонгук усмехается, — Я задал вопрос! — И какой ответ ты ждёшь? — на корточки опускается альфа, смотря на омегу снизу вверх. — Зачем ты за мной наблюдал? — хмурится Юнги, сводя брови к переносице. — Не мог упустить потрясающую картину тебя спокойного и домашнего, а не шипящего на меня как раскалённое масло или подобно недовольному коту, — расплывается Чон в ухмылке, замечая как Юнги пусть и хмурится сильнее, но сглатывает с последней фразы. — Не смей так делать больше, — сквозь зубы отвечает омега, желая выпроводить этого альфу скорее из комнаты, — Никогда. — Ничего не обещаю, — не снимает ухмылки Чонгук, поднимаясь на ноги, — Я смотрю ты обустраиваешься быстро, молодец, — осматривает комнату альфа, подмечая разные новые мелочи в ней, которые внёс Юнги, Чон уходит в сторону стола и поднимает с пола тяжелую книгу, без стула под ногами убирая её на полку. — Не трогай мои книги! — возмущается Мин вновь, на ноги вставая и как маленький ребенок закрывает быстро коробку. — Давай я помогу, они ведь тяжелые, — по доброму он посмеивается, наблюдая за парнем. — И думать об этом забудь! Лучше вообще не замечай меня в своём доме. — Как ты это представляешь себе? — пытается на его лицо взглянуть Чон. — Живи как жил, — прячет глаза омега, отодвигая коробку дальше по столу, — Какая разница, есть я, или нет, всё равно это брак по расчёту, ты уже получил что хотел — деньги, поэтому меня не надо трогать больше, — Юнги в сторону других коробок отходит, открывая крышки и пусть и смотрит внутрь, вовсе не о содержимом думает, потому что альфа ближе подходит. — Думаешь это всё только ради денег? — убирает из его рук крышку Чонгук, Юнги вовсе отворачивается, но чёртово зеркало шкафа не даёт ему попытки не видеть его. — А ради чего? — усмехается Мин, смотря на мужчину через отражение, — Это изначально было понятно, мне не оставили выбора, поэтому я здесь сейчас, а не в стенах родного дома. — А может это всё из-за тебя, — выдаёт Чонгук резко, смотря на Юнги также через отражение, — Или ты думаешь мне правда в этой жизни так не хватает денег? — Что? — оборачивается Юнги и словно сбавляет обороты собственного негодования, которое заменяется непониманием, — О чём ты? — Чонгук молчит, — О чём ты говоришь? — не унимается омега смотря на него. Чонгук не знает причины почему он вдруг это сказал, ведь сам себе твердил о том, что это лишь кажется ему и всё неправда, а просто повод был его забрать сюда, к себе. Альфа не понимает, возможно впервые в жизни.*** Год тому назад ***
— Несносный мальчишка! — звонкая пощёчина горит на нежной и бледной коже, — Как ты смеешь даже рот раскрывать на эту тему?! — Папа из-за тебя умер! — кричит что есть сил омега, потирая ушибленное место, которое огнём пылает, — И я не пойду по твоим стопам, сдохну, но не пойду, иначе я не Мин Юнги! — Пойдешь! — рявкает альфа, хватая его за шиворот, — Ещё как пойдешь, а топорщиться будешь, я найду место, где тебе даже на то, чтобы дышать будут давать особое разрешение, — шипит он сквозь зубы, мертвой хваткой удерживая омегу. — Я ненавижу тебя, — шепчет с болью в голосе Юнги, пока из глаз скатываются слёзы, — И молюсь, чтобы ты поскорее утопился в крови жизней, которые ты отнял, — выплёвывает омега эту фразу, — Я всё равно исполню мечту моего папы. — Удачи сделать это посмертно, — отпихивает он грубо от себя сына, — Ёнсо! — кричит помощника альфа, — Отвези его домой и запри в комнате. — Не утруждайся, громила, — утирает слёзы Юнги, — Сам дойду. Он выбегает из кабинета, и сразу же влетает в мощную, крепкую мужскую грудь, а от падения его удерживает сильная хватка. Юнги сглатывает истерику, даже головы не поднимает к своему спасателю и только отпихивает его, уносясь прочь от злополучного места. — О…господин Чон, — замечает в открытой двери альфу Минсон, — Вы пришли раньше, прошу, проходите скорее, — сразу же в тоне он меняется, сокращая с ним расстояние, только его партнёр всё вслед сбежавшему омеге глядит.*** Наши дни ***
— Сколько раз ты видел меня до свадьбы? — наконец произносит Чонгук, поднимая свои глаза к его зеленым. — О-один, — часто-часто моргает Мин, — Причём тут это? — Где? — На приёме у отца, — недоумевает омега, — Какое это имеет значение? — И ты ничего не почувствовал? — хмурится Чон. — А что я должен был? — с неким возмущением, — Зачем ты вообще это спрашиваешь? Юнги на него даже с потерянностью какой-то смотрит, он не знает этого альфу от слова совсем и не понимает, что ему от него ожидать, но эта потерянность вдруг возникает ни только во взгляде, но и внутри, она слишком резко ощущается, так, будто пол под ногами вдруг стал давать трещины и терять основную опору, а затем это чувство резко сменяется на страх, Юнги ладонь к груди прижимает, слегка назад покачиваясь. Чонгук кулаки сжимает, челюсти, у него венка на лбу набухает, пока он смотрит на омегу. — Не показалось, — рычит Чонгук и выдыхая тяжело, уносится быстро из комнаты, а Юнги назад пятится и находя опору в стене по ней и сползает, всё так же держа руку у сердца. Дыхание сбивается так резко, в ушах шумит и это чувство страха его не покидает ровно до того момента, пока со двора не слышится звук скрипа колёс и Юнги отпускать медленно начинает. Чонгук сжимает кожу на руле, открывает все окна в салоне, впуская осеннюю прохладу в салон и свои легкие, в попытке выветрить этот терпко осевший аромат черешни внутри, который засел так плотно, а может просто альфа его заметил только что. Он вжимает педаль в пол, дышит всей грудью, чистый кислород проникает внутрь, позволяет разуму проясниться хоть немного. — Какого чёрта? — шепчет он себе под нос, — Да какого же черта это было? — бьёт альфа по рулю, а следом в волосы зарывается, сжимая их у корней, — Что я чувствую?***
Юнги от шока отходит только спустя минут сорок сидя на полу молча. Он в колени зарывается, обнимает себя за них и все эти долгие минуты пытается успокоить внутри себя этот скулёж. Он чувствует себя так, словно его на кусочки кто-то жадно-жадно всё это время раздирал, будто под солнечное сплетение забрались острые когти и мертвой хваткой душу его зацепили, скрепляя пальцы в замок. Добрались туда, куда он не подпускал даже своих собственных демонов. Юнги сглатывает ком, сжимаясь всё сильнее и дрожит всем телом, когда пытается сдержать в узде истерику. Ей ведь не место, Мин не знает с чего вдруг ему сейчас брать и плакать, он наедине с собой то это редко позволяет, поэтому единственным выходом во всём этом он находит только поход в душ, под практически кипяточные струйки вставая. Они скатываются по телу, заполняют паром пространство ванной комнаты. У Юнги краснеет спина от температуры, щеки и подушечки пальцев неприятно разбухают, становясь похожи на старую, посудомоечную губку. Только он всё равно стоит под этими струями, они дарят какой-то покой сейчас, накрывают как куполом, пока Юнги скатывается по стенке, зарываясь в мокрые пряди, чувствуя как на смену хаоса мыслей, приходит абсолютное опустошение вперемешку с усталостью, которая оставляет силы только выйти, слабо обсушиться и надев первую попавшуюся футболку, улечься под одеяло с головой.***
Рассвет окрашивает небо в пурпурный, легкий туман стоит над отцветающим полем полевых цветов. Чонгук сидя на капоте курит третью сигарету, стряхивая пепел на землю. Он даже не заметил как уехал далеко за город под шум своих мыслей и резкого желания — присвоить. Утренняя тишина его наверное впервые так успокаивает, дарит ощущение целостности и отсутствие тревоги, на миг, но дарит. Альфа курит долго, медленно, с оттяжкой каждого затяга. — Фантастика, — выдыхает он дым и усмехается еле слышно, отбрасывая бычок в лужу.***
Юнги разлепляет глаза ощущая в них легкий дискомфорт. Он вчера не плакал, даже лежа в кровати, но ощущение именно такое, словно они опухли, или внутрь насыпали песка. Омега их сонно трет, ощущая соринки, как будто от плохо смывшейся вечером туши и откидывает одеяло, сразу опуская стопы в мягкий и толстый белоснежный ворс. Пару минут он просто с гнездом на голове устремляет свой взгляд в одну точку, пытается отойти от сонной неги и вразумить для себя реальность, но единственное, чего он искренне хочет, так это снова заснуть. На часах семь ноль девять, дисплей на телефоне напоминает о среде и занятиях, которые он уже просто не может пропускать, поэтому выдохнув и собрав силы и волю в кулак, поднимается, первым делом спускаясь на кухню, где просит себе карамельный капучино и идет умываться. Юнги курит, к тому же раз в день стабильно пьёт чашку кофе и чистка зубов занимает в его дне особую ступень. Пока маска пытается спасти заспанный вид, он вдруг вспоминает вчерашний вечер, а внутри неприятно оседает пустота и чувство неизвестности. Ему отчего то хочется узнать, где Чонгук и ночевал ли он дома? Ему неожиданно даже для себя хочется спросить какого чёрта произошло вчера, хоть он и обещал себе, что самостоятельно к этому альфе никогда и ни за что на свете не подойдёт. — Бред какой, — рявкает на себя Мин, пока усиленно смывает маску с лица, — Даже думать о нём не вздумай! Как только он выходит из ванной, его рука по дороге из ветровки прихватывает пачку сигарет, и он забирает своё кофе, рядом с которым на тарелочке лежат два маленьких, вишнёвых пряничка. Юнги отпивает кофе на террасе, стоя в принесенном ему пледе на плечи, в полной тишине утра, пытается настроиться на этот день, только внутри него поселяется червяк тревоги и ожидания, он словно должен что-то сказать за то что случилось вчера, выяснить. — Съем только чтобы плохо не было, — выдыхает омега откусывая пряник, пока перед глазами ярко вспыхивает картина вечера и он перестаёт на какое-то время жевать, но позже с усилием проглатывает, убирает в сторону, запивает кофе и быстро прикуривает сигарету из пачки, жадно затягиваясь. Он помнит как стало вмиг невыносимо плохо, как в душе ему хотелось просто молить о том, чтобы это прекратилось, потому что казалось ему внутри органы воедино сжимают, ощущение не меньше того, если бы Фредди Крюгер вонзил свои лезвия ему в солнечное сплетение и стал к сердцу подбираться, Юнги вздрагивает, дым носом выпуская. И ведь ответ найти не может, не может сам себе объяснить, почему это закончилось ровно в тот момент, когда уехал из дома альфа.***
Чонгук не спал. Он приехал в офис еще в семь, сам заварил себе чашку эспрессо со стаканом воды и сел за работу. Он откровенно запрещает себе думать и одновременно с тем все его мысли находятся во вчерашнем вечере, а пальцы замирают над клавишами стоит ему только вспомнить состояние омеги, но он закрывает крышку ноутбука, когда часы показывают ровно восемь и откидывается на спинку кожаного кресла, отворачиваясь к панораме. Взгляд приковывает оживающий офисный мегаполис и первые пробки. За окном не солнечно и даже нет намека на небольшие лучики, только тяжёлое, свинцовое небо. Чону хочется уехать от сюда. Ему хочется дать ответ всем вопросам внутри, спросить о вчерашнем и задать главный вопрос. Через полчаса из раздумий его выводит секретарь, напоминающий о еженедельном собрании, и даже на нём альфа умудряется прослушать абсолютно всё, не сделав ни одной пометки в своём блокноте, на что рядом сидящий Мису только косится и сам делает возможные исправления, которые Чон скорее всего заметил и сам, вот только он практически всё время смотрел в одну точку, крутя в голове фрагменты последних шести лет. Он вышел из этих мыслей только с наглым хлопком двери его кабинета и громким: — Я ведь просил не лезть тебя в мою учёбу! — Хосок влетает в кабинет недовольно и сразу же усаживается на стол старшего в позу лотоса, смотря на брата недовольным взглядом, — Какого чёрта? — Слезь со стола, — строго отвечает Чонгук, смотря на младшего и его пыльные черные челси. — Чонгук, меня отчитывал отец как последнего школьника дома сорок минут и я пришёл делать то же самое, — не сдвигается он и на сантиметр. — Я сказал слезь со стола! — повышает голос Чонгук, резко поднимаясь на ноги, — Вот поэтому и вмешиваюсь, поэтому и лезу, потому что у тебя абсолютно отсутствует субординация и простое, элементарное уважение к старшим, — Хосок замолкает, но через секунды встаёт со стола и отходит от него на шаг, — Приседаешь своим однодневкам на уши о возможностях своей семьи, а сам то ты кто? — Не перегибай палку, — напрягается младший. — Тогда перестань жить так, как ты живешь и не смей мне говорить о том, что не хочешь учиться там, где ты есть, — ослабляет крепкий галстук на шее Чонгук, присаживаясь обратно, — Я дал тебе год после школы, потому что ты меня попросил дать подумать, но всё что я видел — твои гулянки, о которых отец не знает по сей день, и благодари блять, бога, что до него дошли только новости об учёбе. — Я думал я умру, пока он орал на меня! — даже обиженно выдыхает Хосок, опускаясь на стул за продольную часть белоснежного стола. — Хоть кто-то на тебя орёт. — И в итоге тебя я всё равно боюсь больше! — Не видно, — смиряет его тяжелым взглядом Чонгук, — Я запрещаю тебе так ко мне врываться больше, ясно? — альфа кулак сжимает, готовый в любой момент подкрепить свои слова ударом о стол. — Тебя твой омега так злит? — не сдерживается Хосок, видя такого Чонгука перед собой, который обычно строго, но лаконично всё объясняет и в очень редких случаях повышает на него голос, — Сидишь как оголенный провод, а попадает под гнев твоего величества, мой ни в чём неповинный зад! — хлопает по груди ладошкой. — Не твоё дело, — сразу же разворачивается на кресле старший альфа, — И вообще, пошёл вон из моего кабинета! — Я тебе это прощу только потому что от тебя зависит блок моих карт, — закатывает глаза Хосок и встаёт, поднимая в руки свой стул, обходя брата, — Поэтому я бы попросил с толком, чувством и расстановкой, — присаживается он спиной к себе, напротив Чонгука, — И быстро, я заказал примирительный обеденный столик в твоём любимом ресторанчике. Чонгук смотрит на него уже без злости или раздражения, на миг даже с долей вины, но она улетучивается так же быстро, как и появляется. Альфа отводит взгляд, молчит мучительно долго для Хосока, но выдыхает, сжимая подлокотник. — Я женился на нём не из-за выгодной сделки.***
Юнги складывает в свою белую прямоугольную сумку несколько тетрадей, ручки и атлас по анатомии. Горничная в доме приносит ему идеально выглаженный халат и чепчик, которые он отправляет следом и закрывает молнию, тяжело выдыхая. Голова тяжелая с самого утра от вороха мыслей и он на всякий случай закидывает с собой еще и обезболивающее. Надевает поверх футболки вязанный черный кардиган и ныряет в белые конверсы. У мерседеса его встречает водитель, открывая дверь, но Юнги хмурится, поднимая глаза к рослому альфе. — Где мой водитель? — Вы живете здесь и носите фамилию Чон, вас не могут возить люди вашего отца, — вежливо отвечает мужчина, продолжая придерживать дверь. — Бред какой, — рявкает Юнги и выуживает из кармана джинс телефон, вызывая такси, — Я не поеду в этой машине, — оглядывает от мерс с отвращением, — Можешь так и передать своему боссу! — Я бы не рисковал, — хмыкает альфа, закрывая дверцу. Но Юнги его уже не слышит, такси подъезжает через две минуты и омега злостно захлопывает дверцу, машина трогается. Только по приезду на место и выходу из такси он замечает остановившийся позади черный мерс. — Вот же шавки, — выдыхает нервно Мин, но даже и не думает подходить и начать что-либо выяснять. Наоборот, быстро пересекает ворота и вынимает из сумки пропуск, прикладывая к турникету, оглядывается, ведь сюда то их уж точно не должны пропустить, если этот Чон Чонгук не сам президент. Омега ругается тихо под нос и направляется в аудиторию на пару по фармакологии.***
— Ты понимаешь, что это опасно? — отпивает свой глинтвейн Хосок, на стол перед альфой опускают пирожное меренгу, а перед Чонгуком блюдце с нарезанными дольками лимона и стакан виски, — Что это сложно контролировать в принципе. — Очевидно, что понимаю, — бесцветно отвечает Чонгук, отпивая виски. — Первая течка и ты можешь прощаться со здравым рассудком, — хрустит безе от укуса, — Раз, и нет Чонгука, — щелкает пальцами младший. — Ты говоришь очевидные вещи, чтобы взбесить меня? — щурится альфа на брата. — Я их озвучиваю, чтобы ты не забывал факт того, что в твоём доме, по сути, ходит бомба замедленного действия, — хмыкает в ответ Хосок, запивая глинтвейном десерт, — Что это сформировавшийся омега и его цикл отныне и вопреки может совпадать и с твоей природой, в комбо получится сногсшибательная страсть. — Когда разговор перетёк в обсуждение моей личной жизни и постели с младшим братом? — усмехается Чонгук, съедая второй кусочек лимона. — Признай, что в нашей семье мы самые близкие друг другу люди, просто ты часто включаешь взрослого зануду. — Если бы я не был с тобой где-то строг что в детстве, что сейчас, у тебя бы не было ко мне уважения, — смотрит строго на него Чонгук, — Я тебе доверяю, но ветер в твоей голове кто-то должен останавливать. — Мы отвлеклись, — прокашливается Хосок, — Ты собираешься ему говорить? — Придёт время — скажу, сейчас не вижу в этом смысла, — Чонгук просит повторить виски, — Проблема в том, что это чувство граничит со многими чувствами во мне в целом. — Поясни. — После Ёсана я не подпускал к своему сердцу никого, абсолютно, я не хотел снова испытывать что-то подобное и омеги мне нужны были для чистого удовлетворения потребностей, — перед ним опускают бокал и Чонгук заостряет внимание на янтарной жидкости в свете ресторана, — Когда этот омега рядом… — он тяжело выдыхает, какое-то время молчит, Хосок терпеливо ждёт, не давит на старшего, — Я чувствую себя как шесть лет назад, юным и влюбленным идиотом, — выпаливает альфа наконец, — Пусть даже огрызается со мной, но как только он пропадает из моего поля зрения, пропадает и это чувство, мне сразу всё равно, в эти моменты я клянусь себе в том, что он ничем от остальных не отличается. — Ты женился на нём, — напоминает Хосок, — И не из-за сделки. — Я не хочу никого любить больше, — стакан поднимает альфа, — Но тут дело уже не в любви, а в том, что я завишу от него не по своей воле.***
На третью пару, в аудиторию с опозданием вваливается пара. Тёмноволосый омега, который до умопомрачения пахнет профитролями, и выкрашенный в блонд альфа позади него, дополняющий омегу идеально своим ароматом какао. Оба сонные, только если первый выглядит так, словно он только выскочил из кровати, то второй более довольный происходящим. Они кланяются, просят у преподавателя прощения и чуть ли не бегом поднимаются по амфитеатру к парте Юнги. — Привет, Юни, — чмокает быстро омега Мина в щеку, пока тот помогает ему расправить жутко помятый чепчик. — У вас опять марафон с Намджуном был до утра? — усмехается Юнги глядя на друзей и даёт Киму пять в знак приветствия. — Я ему говорил мол: хватит, у нас с утра пара у Чхве и он опять будет гонять нас по универу в сессию за пропуски, но этот упёрся «Давай разочек, ну Чимин, ну пожалуйста», — пародирует бойфренда Пак, толкая того локтём вбок, — Разочек, — тихо он выругивается, ловя строгий взгляд преподавателя, — Сука, мы уснули на пятый! — злостно шепчет омега, Юнги глушит смех в кулачок. Юнги смеётся с взаимодействий своих друзей и то как Чимин шлёпает по руке Намджуна каждый раз, когда альфа кладёт её на его бедро, но к концу пары просто смиряется и уже сам опускает свою ладонь на ладонь альфы, продолжая записывать лекцию. Аудиторию компания покидает вместе, направляясь в буфет, где усаживается за свой любимый столик у стены. Намджун в дополнение к обеду покупает всем по бутылочке доктора Пепера. — Чхве нас не отмечал? — с надеждой спрашивает Чимин, пережевывая кусочек курицы. — Я если скажу, то Намджун ещё раз отхватит, поэтому скажу, что нет, — улыбается Мин, но Ким всё равно получается локтём в живот. — Ну, а как твоя семейная жизнь, рассказывай? — Юнги от вопроса Чимина с палочками в руках застывает, сосредотачивая взгляд на порции риса. Он на эти часы и забыл вовсе о том, что происходит на самом деле в его жизни сейчас. Мин бесцветно оглядывает обручальное кольцо на пальце, которое так и не снял с того дня и тяжело сглатывает. В этих стенах он на миг скинул мысли о том, что творится за ними, а сейчас от одного только вопроса впал в ступор и начал прокручивать фрагменты, в особенности прошлую ночь, ему резко становится тошно и он откладывает палочки, с щелчком открывая газировку, которую отпивает жадными глотками, слегка сминая бутылку бледными тонкими пальцами. — Юни? — виновато зовёт друга Чимин, — Малыш, прости, я наверное грубо спросил, да? Боже, друг… — Юнги, тебе плохо? Давай в медпу… — Нет, — прерывает Намджуна Юнги, — Н-нет, всё в порядке, просто в горле запершило слегка, — он натягивает улыбку, а газировка начинает литься на его руку из сжатой банки и омега бросает её в свою тарелку, которая заливает вкусную еду, превращая её в месиво, под ошарашенные взгляды друзей, а затем и вовсе, хватает свою сумку и скрывается из столовой, убегая в уборную. Он открывает кран на всю мощь, всё мылит и мылит руки, ощущая на них липкость сладкой жидкости, которой уже давно нет, но он всё продолжает мылить руки, кольцо соскальзывает с его пальца и падает прямо в сток, смываясь под напором, Юнги даже понять этого не успевает, даже выловить его. Омега бьёт по ручке крана, с шумом выключая воду и впивается пальцами в края раковины, не поднимая взгляд в зеркалу. Он вспомнил всё произошедшее вчера так ярко только сейчас. Эту адскую боль внутри, этот страх, который он ничем не мог подавить, заглушить, ему хотелось просто умолять оставить его в покое, Юнги только сейчас, стоя в уборной университета понимает свои ощущения и чувствует ничем не объяснимый ему животный страх возвращаться в то место, которое ему велено домом называть. Парень позорно для себя сглатывает ком сводящий горло и бьёт ладонью по раковине. Ему страшно ехать обратно, страшно выходить за пределы этого здания, будто если он это сделает, вся его жизнь рухнет, потому что этот альфа уехал вчера ничего не сказав и Юнги боится услышать его голос снова. Он боится увидеть его и вновь вжаться от страха назад, или что ещё хуже, как и вчера, напополам перед ним унизительно согнуться. В уборную влетают Чимин с Намджуном и первый хватает Мина за плечи. — Юнги, ты в порядке?! — хаотично он разглядывает друга, у которого в глазах читается нарастающая истерика, — Юни? — Чимин, можно я сегодня останусь у вас? — дрожащим голосом просит Юнги, у которого слезы собираются в уголках, — Пожалуйста…***
— Что ещё осталось? — расписывается Чонгук и секретарь забирает бумаги из-под его руки. — Это всё, господин, — отходит в сторону омега с кипой в руках. — Тогда до завтра, — указывает ладонью Чонгук на выход из кабинета и секретарь его смиренно покидает. Альфа откидывается спиной на кожаное кресло, разворачивается к панораме, за которой опустился вечер, плавно перетекающий в ночь. Столица горит всеми огнями, всё фонари, вывески и подсветки сейчас освещают город как никогда днём. Его внимание приковывают машины, отблеск их крыш от света фонарей, они одна за одной едут кто куда. Кто-то в свою однушку, накормить кота и погулять с собакой, так как больше просто некому. Кто-то едет домой к семье, детям, своим альфам и омегам, у кого-то из десятков этих машин сегодня наверняка на ужин что-то домашнее, приготовленное с любовью, рассказы детей о прошедшем дне в школе. На лице альфы тенью ложится тоска в виде слабо поднятых уголков сухих губ. Эта полуулыбка сейчас отражает кажется всё внутри него, что так долго томится на дне его души. — А куда же ехать мне? — шепчет он досадно, оглушая тишину кабинета. Сигарета в его руке появляется через пару мгновений. Он глубоко затягивается, старается отпустить мысли, свои ощущения, свои желания, которые не вяжутся с реальностью происходящего вокруг него. Чонгук не готов попадать в эти сети ещё раз, он не согласен вновь проигрывать своему сердцу и ставить на кон своё доверие. В искренности — хочет, в свете ясного ума — боится. И ведь природу теперь не обмануть, с другим отныне больше не получится, ему ничего не остаётся кроме как мириться с настоящим. Только как же до одури смешно получается, что жизнь свела его с этим омегой только после того, как первый выдрал всё с корнями в альфе. Чонгук докуривает, но с кресла не встаёт. Он думает: «А если мне хотя бы попробовать?» думает: «Я не смогу обмануть самого себя в этом» полагает: «Между нами не было ведь ещё ничего того, что принесло бы нам боль». Чон выдыхает тяжело, бросает окурок в мусор и решительно встаёт из кресла, но хочет хотя бы прислушаться к своему внутреннему голосу, не полностью, но хотя бы на толику. Он запрягает водителя прибавить скорости, а сам понимает, что впервые за долгое время спешит домой.***
Юнги напрочь забывает об охране Чона, он придерживаемый Чимином за плечи садится в машину Намджуна дрожа, сжимая кулаки от напряжения. Ким в дороге замечает чёрную машину позади, но он давно привык, как и Чимин, что за Юнги всегда плетется тень, и альфа вовсе не думает о том, что это не люди отца омеги. Они тормозят в обычном спальном районе Кандонгу. Чимин гладит Мина по волосам вплоть до самой гостиной, а Намджун делает ему чай с бергамотом. — Юнги, выпей пожалуйста, — протягивает ему кружку Намджун, на которой рисунок красного мака уже подстёрся от мытья, — Я сделал его крепче, тебя должно расслабить, — Юнги бросает взгляд на кружку, мнётся, а затем всё же принимает, начиная греть пальцы о горячую керамику. Друзья не расспрашивают его сейчас, за что Юнги им правда благодарен. Чай ему действительно помогает и он откладывая кружку. Чимин не начинает сразу же его расспрашивать, он отправляет друга умыться, а сам заказывает пиццу и много газировки. — Может нам всё-таки спросить у него? — косится на дверь ванной Ким, переводя обеспокоенный взгляд на омегу. — Он только успокоился, — шепчет в ответ Пак, — Точно не сейчас. — Он ведь так ничего нам и не сказал о своём женихе, на свадьбу не позвал, случаем не попал ли он под домашнее насилие, а? — Если это так, я его альфе сам ноги в рот запихну и твою тойоту угоню, чтобы закопать его в лесу, — грозится Чимин, нахмуривая чёрные брови, — А сейчас иди курьера встречай и не думай открывать эту тему! Юнги умывается холодной водой, зачесывает назад отросшие волосы мокрыми пальцами, промакивает шею, снимает свой кардиган, но так и не поднимает глаза к своему отражению, он не готов с ним встретиться, омега только протирает лицо вафельным полотенцем и сидит на закрытой крышке унитаза еще не меньше чем двадцать минут. Юнги чувствует усталость в теле, но больше, каждым сантиметром, он ощущает фоновую тревогу и хаос внутри себя. Ему честно и позорно хочется разрыдаться, а ещё заесть это всё огромным количеством сладкого. Просто окунать шоколадные печенья в сгущенку и запивать это всё карамельным латте с огромным количеством маршмеллоу. Чтобы челюсть от этой сладости сводило до дрожи. Ему хочется как в дешевых американских мелодрамах, просто есть сладкое, плакать и смотреть тупое ТВ-шоу, и плакать вовсе не из-за просмотра, а из-за того, что состояние настолько хрупкое, что слезы наворачиваются даже с нарезанного помидора. Но всё что он делает, это сглатывает, натягивает улыбку, надевает вещь обратно и выходит к друзьям. Он удивляется накрытому столу и даже неловко посмеивается, ему становится слегка стыдно за то, как заморочились его друзья ради него. — Давай-давай, не стой, как раз твой любимый доктор Хаус сейчас начнётся, — Чимин хаотично листает каналы в поисках нужного. Он кутает Юнги в мягкий оранжевый плед, который кажется немного прожжен с краю ароматической свечёй, открывает ему пепси с трубочкой и они вместе начинают смотреть бог его знает с какого сезона этот сериал.***
Чонгук приезжает домой с букетом белых роз в руках, по дороге даже успевает поругать себя за банальность в выборе, но смахивает это состояние на забытое давно волнение. Он входит в дом с легкой улыбкой, не зовет, но ищет его в каждой комнате особняка, заглядывая в них, и только через десять минут поисков, подзывает дворецкого, который сообщает альфе о том, что омега уехал ещё утром и так и не приезжал, букет в руках Чона опускается бутонами к земле, а пальцы вокруг его сжимаются сильнее, пока Чонгук подзывает к себе своего водителя, которому поручил следить за местонахождением омеги. — Господин Чон, мне сообщили, что ваш супруг поехал после учёбы кажется…в гости, он не осведомил охрану, но она дежурит у дома, где он находится, — Юнхо чувствует как альфа в момент закипает от его слов и даже побаивается говорить ещё что либо. — Адрес, — рявкает альфа. Он закидывает словно мусор букет на заднее сиденье, проворачивает ключ в зажигании и со свистом колёс уносится с территории дома. Чонгук вспыхивает как фитиль от маленькой искорки. Взрывается и детонирует от очага, распространяясь по цепи дальше. Альфа сжимает руль до скрипа в ладонях, крутит его резко, выворачивает, сам себе нормально объяснить не может от чего так молниеносно реагирует, что ещё хуже, чувствует себя идиотом, который как влюбленный школьник притащил с собой ещё и букет домой с какой-то мнимой надеждой. Не понимает и зачем сейчас так рьяно гонит, если ему должно быть всё равно где он и с кем, если для него тот, к кому он гонит за двести, абсолютно чужой.***
— Я так ужасно хочу сладкого, — признаётся тихо Юнги, спустя час, когда вся пицца оказывается в желудках. — А мне кажется я сейчас лопну, — гладит выпуклый живот Чимин, — Но от мармеладок я бы тоже не отказался, — он поднимает жалостливый взгляд на Намджуна и тот только выдыхает, целует парня в лоб и натянув джинсовку, выходит из дома, прогуливаясь до ближайшего магазина. Юнги лежит у Чимина на коленях головой, он не знает, было ли что-то в пепси ещё, но он как-то успокаивается за всё это время просмотра, серия по счёту идет третья, Чимин вплетает в его пряди пальцы, массирует Юнги слегка голову, второй рукой гладит по спине. Он пытается максимально передать другу своё спокойствие сейчас, максимально его расслабить, омега знает, Мин расскажет, на него не нужно давить и сейчас он просто хочет дать ему максимальный комфорт. Юнги словно чувствует, он так и не дожидается сладкого, проваливается в сон под шум сериала и тихо-тихо сопит на родных коленях. Пак мягко улыбается, выключает телевизор, заменяет свои колени на мягкую подушку, выключает свет и закрывает гостиную, как в дверь звонят. — Вот дырявая голова, как можно было забыть ключи? — ругается омега и спешит открыть пока этот звук не разбудил Юнги, но открыв дверь он замирает. Перед ним как гриб вырастает высокий альфа, облаченный в черный костюм поверх черной рубашки. Его глаза хаотично заглядывают внутрь дома, что-то ищут подобно зверю в поисках жертвы, Чимину хочется в стену вжаться, когда этот мужчина начинает ноздрями тянуть воздух. Он переводит темный и тяжелый взгляд на омегу, в них плещется ярость, брови сведены к переносице. Над ним словно висит черный дым, или Чимину уже просто мерещится, но он от чего то испытывает страх, смотря на него. Этот альфа ничего не спрашивает, он только отодвигает Пака за плечи так, словно тот ничего не весит и уверено, в своих грубых ботинках проходит внутрь, мужчина без раздумий открывает нужную ему дверь, включает свет и Чимин просто поражается как в секунду, это тяжелое и мрачное выражение лица, заменяет абсолютный покой, как веки прикрываются, мужчина словно с облегчением выдыхает и на его губах читается еле слышимое. — Юнги… Он замирает на пороге, разглядывая свернувшийся комочек на синем, бархатном диване. Разглядывает выглядывающий из-под кромки одеяла нос, кончик слегка дергается во сне, а альфа жадно хватает эту картину. В доме, где два аромата уже плотно осели на каждую поверхность, он слышит только один для себя. Этот аромат пробивается в ноздри, питает легкие и Чонгук языком ощущает этот привкус спелой черешни. Кислый и сладкий смешиваются воедино, альфа хочет себя до краёв им наполнить, только сейчас осознавая, как начал подсаживаться на эту зависимость всё плотнее. Он делает тихий шаг в гостиную, подходит к дивану вплотную, нависает над безмятежно спящим омегой. Такой его образ ловить подобно роскоши, так в открытую его разглядывать дозволено по видимому только если парень спит. Чонгук старается даже громкость своего дыхания контролировать. Все его мысли, вся паника и ярость на которой он ехал сюда, остаются за пределами, она испаряется здесь, рядом с ним. Вот только внутри него снова поселяется только тоска, которая ощущается дырой внутри, поглощающей в свой омут цепкой хваткой. Она словно хочет посмеяться над ним, показать альфе его уязвимость вновь, напомнить о себе. Она мерзким, издевательским шепотом в самое ухо твердит: «какой же ты идиот, ты вновь привязался? вновь позволишь растоптать себя? вновь веришь в эту жалкую любовь?» Чонгук сжимает челюсти, как и кулаки, а стоящий в проеме Чимин замечая это напрягается, глазами ищет что по тяжелее и просто молится, чтобы Намджун вернулся скорее. — Пап… — вдруг тишину нарушает еле уловимый, слабый голос, — Папа…пожалуйста… — из-под закрытых век кожу щек обжигают две слезы и Чонгук моментально разжимает кулаки, — Не уходи, не уходи… — голос повышается, звучит на таком пугающем отчаянии, что у Чона холодок по коже пробегает. Юнги начинает зарываться в подушку лицом, сжимать её пальцами, комкать одеяло ногами, слёзы тонут в ткани, сердце бешено бьётся в груди и паника сковывает горло колючей проволокой, но не может выбраться из этого кошмара, он бежит, падает, разбивает в кровь колени, локти, но так и не может раскрыть глаза, начиная чуть ли не кричать в подушку. — Папочка! Чонгук сглатывает, он в секунды обходит диван, поднимает Юнги на руки, сажая его на свои колени и сидя с ним на краю, обнимает крепко, целует в висок, гладит по волосам и в самое ухо бархатным, успокаивающим тоном произносит. — Это сон, сон, просто сон, — шепчет альфа, Юнги хватается за него как за последнюю надежду, как за якорь, жадно вдыхая аромат ликёра, — Иди на мой голос, пожалуйста, слушай его, — слезы Мина капают Чону за шиворот рубашки, стекают куда-то к груди, оседая прохладой, — Выбирайся оттуда, давай малыш. Юнги дышит часто, так, словно кислород вот-вот и отнимут, он сжимает пальцами ткань его пиджака, цепляется, прижимается, он оглядывается во сне назад и тьма вокруг него начинает рассеиваться. Он слышит голос всё четче, аромат всё ярче, омега не в силах разобрать слов, лишь ощущает только эти вибрации каждой клеточкой, а Чонгук слегка покачивается вместе с ним на руках и еле слышно что-то напевает. Чимин хочет что-то сказать, но его губы только раскрываются в немых вопросах, пока позади не хлопает дверь и с шуршанием пакета не входит Намджун. Он кидает связку ключей на тумбочку, её лязг оглушает тишину, а Чонгук резко оглядывается. — Что происходит? — хмурится Ким, смотря на своего омегу и только успевает подойти, как перед ним появляется высокий, крепкий альфа, держащий Юнги на руках, — А вы кто тако… — Отойди, — перебивает парня Чимин и с беспокойством и нежностью оглядывает друга на руках альфы, у которого замечает такое же обручальное кольцо, что было на Юнги, — Если его не будет в университете завтра, я лично задушу того, кто посмеет его обидеть, — он отодвигает Намджуна, проходит по коридору к входной и открывает, смотря недобро на Чонгука. Который только оглядывает Юнги и в несколько шагов покидает квартиру пары. Он несет его до машины подобно драгоценности, укладывает на заднее сиденье, делая из своего пиджака имитацию подушки. Букет лежащий внизу, на коврике Чонгук не поднимает, не выкидывает, он просто закрывает дверь, а затем и сам садится за руль, включая печку. За окном время переваливает за полночь, когда он заводит авто и выруливает со спального района. Альфа не прибавляет газу, даже за сотню по скорости не едет, не открывает окно, чтобы выкурить, наоборот, хочет запечатать в своей машине этот терпкий аромат, чтобы потом, когда Юнги проснётся и оттолкнёт альфу, Чонгуку осталось хотя бы эта крупица. Рука направляет зеркало заднего вида ниже, на хрупкое тельце, что лежит на заднем. Машина выруливает на трассу, ведущую в особняк. Тоска накрывает его всё сильнее. Он чувствует как в районе солнечного сплетения словно сдавливается, как тяжело ему становится просто дышать, как хочется остановить машину, а затем и самому остановиться. Дать себе тайм-аут, передышку, поднять руки вверх и заявить открыто и честно о том, что засело внутри него, что каждый день отравляет его душу, иглами впивается на живую в плоть, ковыряет тупым ножом, как внутри кто-то когтями царапает, скулит, не даёт ему существовать, даже просто напросто существовать. Юнги глубоко выдыхает во сне, он хватается руками за кожу кресел, когда машина резко останавливается, а омега открывает глаза после хлопка двери. Чонгук чувствует этот редкий момент, когда горло сковывает боль, но он не позволяет себе дать ей выход, никогда не позволял, лишь вынимает из кармана мальборо дрожащими руками и роняет случайно зажигалку. Юнги поднимает голову, а затем и корпус, на мгновение его застилает паника, когда он не понимает, где он, но этот аромат словно даёт импульс мысли и омега понимая где он, пусть всё ещё страшится, но понимает, что с ним, вероятно, всё в порядке. Омега опускает ноги и чувствует под ними хруст, сразу же поднимая их обратно. В полумраке и легкой дреме, до него не сразу доходит что же это и он касается кончиками пальцев, чувствуя бархат подушечками, а затем, с другого угла нащупывает стволы и поднимает из-под носок. Он кладёт на колени увесистый букет, фонарь из вне помогает ему понять, что это белые, нет, белоснежные розы и он тяжело сглатывает, поднимая глаза к лобовому, а ему в мгновение становится так тоскливо, так одиноко. Он чувствует на поверхности кожи словно мелкие иголочки, как после мороза, когда ты долго стоишь на холоде. Чонгук судорожно ищёт зажигалку, водя пальцами по холодному асфальту. Он матерится под нос, зажимает сигарету в руке и табак просто высыпается под давлением. — Сука, почему сейчас? — выругивается альфа повышая голос и уже не слышит, как хлопает дверь машины. Рука наконец находит злополучную вещь, хватает её, Чонгук вновь поднимается на ноги, вынимая новую сигарету, а Юнги осторожно подходит сбоку. Чон чиркает по спирали, но словно всё назло, всё против него в этот момент, он пытается снова и снова, снова и снова, пока его кисти не касаются холодные пальцы, опуская руку, а глаза резко не сталкиваются с чужими напротив, в которых он впервые за всё это время видит что-то кроме ненависти к себе. Он видит кажется сожаление, а затем Юнги мягко берет зажигалку в свои руки, поджигает с первого раза и прикуривает альфе. — Всё в порядке, — шепчет омега, смотря в глаза Чонгука, — Просто успокойся, пожалуйста. Сигарета начинает тлеть, дымка выходить в ночной прохладный воздух, а Чонгук замирает. Вся его внезапная паника, злость и печаль и места внутри не находит, пока в его глаза безотрывно глядят. Юнги мнётся пару секунд, но затем выдыхает, сглатывает и вынимает сигарету из пачки в руке альфы, зажимая меж зубов. Только на секунду возникает мысль прикурить от Чонгука, но он встряхивает головой слегка в этот же момент и прикуривает от огнива, нерешительно снова поднимая глаза к глазам Чона, которые как оказалось свой взор с омеги так и не сводили. — Она в пепел так превратится, затянись, — с легкой усмешкой напоминает Юнги Чонгуку, кивая на сигарету и сводит брови к переносице от крепкости его сигарет. Чонгук пальцами обхватывает фитиль, впервые затягиваясь и сразу же стряхивает образовавшийся пепел. — Зачем ты вышел? — хрипло спрашивает альфа, у Юнги пальцы вздрагивают. — Ночь красивая, — хмыкает он, поворачиваясь к нему боком, а у самого сердце начинает чаще стучать, — Вот и вышел, не думай себе там лишнего, — Чонгук едва заметно усмехается. — Не скрывай, что ты чувствуешь это тоже. — Тоже? — хмурится омега, но голову не поворачивает. — Ты чувствуешь меня. В барабанных перепонках и тишине ночи эта фраза в полтона звучит оглушающее для Юнги, сигарета в его пальцах от давления переламывается надвое, горящий конец неизбежно находит пристанище у его ног, но он так и не рискует повернуться. — Чувствуешь мои эмоции и для тебя они вчера оказались слишком сильными, от чего мне самому не по себе, — Чонгук подходит ближе к нему на шаг, мягко касается руки и Юнги вздрагивает, но позволяет альфе развернуть себя, — Поэтому ты вышел в одних носках по влажному асфальту, потому что твоё внутреннее, — кладет Чонгук ладонь на его сердце, — Не дало тебе отказаться от меня, — альфа чувствует стуки под своего рукой, а омега опускает взгляд и видит только свои белоснежные носки, пяткам автоматически становится холодно, но ему не дают сосредоточиться на этом, потому что поднимают под ягодицы в одно движение, и сажают на капот, Юнги на автомате пальцами цепляется за чужие плечи. Чонгук непозволительно близко оказывается к нему и омега упирается ладонями в его грудь, отворачивая голову, чем вызывает смешок. — Я не трону тебя без твоего желания, — Чон так и стоит напротив, чувствуя упор в груди и слыша вдруг резко участившееся дыхание напротив. Юнги адски хочется на него взглянуть. Рассмотреть в свете фонарей эти острые черты лица, темные глаза, прокол в губе, который он ещё в день свадьбы приметил, но его чистый разум, который так и норовит уплыть под этим давлением, пока не даёт ему это совершить. Чонгук выдыхает, отходя самостоятельно. — Ты замерзнешь, пойдём внутрь, — просит. — Мой папа был доктором, — у Юнги голос дрожит, он кусает внутреннюю сторону щеки. — Что? — поднимает Чонгук брови. — Ты спрашивал, почему медицинский, — поднимает Юнги свои янтарные глаза, которые отдают блеск наворачивающихся внезапно слёз, — Потому что мой папа был доктором, точнее, хах…очень сильно хотел, но ему не дали такой возможности, заперли в золотую клетку с золотым ключиком и дали проглотить монстру, который никогда его не выплюнет, — две одинокие слезы скатываются по бледному лицу, — Так и не дав воплотить мечту в жизнь хотя бы на короткий срок и я не позволю тебе сделать тоже самое со мной, — шмыгает носом Юнги, который сейчас больше похож на дикобраза, выпустившего свои иглы наружу, готовый в любую секунду запустить их в альфу. — А я разве хоть заикнулся об этом? — неосознанно шаг ближе обратно делает Чонгук. — Зачем тогда спрашивал? — громче отвечает омега, сжимая кулаки, испепеляя альфу одним только взглядом, — Уточнить в какой стороны подобраться и подмять в момент? — сводит он брови к переносице, а на лбу венка вздувается. — Ты мне нравишься, — не думая ни секунды отвечает Чонгук, — Поэтому я спросил, чтобы узнать что-то о том, кто вызывает во мне такие сильные чувства, потому что так работают отношения, Юнги. — С-с чего вдруг такие заявления? — мгновенно теряется Юнги, пытаясь незаметно для себя назад на капоте отползти от альфы словно, — Что за бред ты несешь?! — в защиту идёт внезапный громкий тон и Мин задницей начинает чувствовать дворники лобового, а сам ладонями в него упирается, в глаза он принципиально не смотрит, подсознательно знает, что его в них беда ждёт, — Уйди, — смотрит он на ноги Чона, которые стоят вплотную к машине. — Уже не никогда, — ловит Чонгук его за лодыжку, тянет резко вниз и Юнги задом проезжается обратно, руками по инерции хватаясь за чужие плечи и практически его губ своими касается, отстраниться хочет, но его талию крепкие руки опоясывают, — Нравишься ты мне, черт тебя побери, безумно нравишься, — Мину это шепчут в губы, опаляют, но не накрывают в поцелуе, который омега так внезапно и сильно сейчас жаждет. — Докажи, — с вызовом он шепчет в ответ, смотря в чужие глаза, — Докажи мне. Чонгук даже секунды не даёт после, горячо припадая к губам вкуса спелой черешни, оставляя на них свой древесный. Он целует с первых мгновений глубоко, так, словно был с ним в разлуке, так, будто показывая как он скучал по нему. Юнги сжимает рубашку на его спине, раскрывает рот шире, чувствует как по телу разряды тока проводят, от кусают его нижнюю губу и омега пальцы подгибает на ногах. Ему позорно хочется простонать в поцелуй, но он лишь цепляется за альфу сильнее, льнёт всё ближе, пальцы руки заводит в черные пряди, сжимает их в ладони, чувствуя как в поцелуй Чонгук слегка рычит, оттягивая нижнюю губу парня зубами и Мин не выдерживает, он тихо стонет, Чон моментально прекращает поцелуй и прислоняется лбом о его лоб. Холод улицы и пламя между ними дают какие-то крышесносные удары в голову. — Дьявол… — шепчет Чонгук. Юнги как от сладкого сна пробудили и он ощущает чётко два чувства: разочарование от сна, от которого ты не хотел просыпаться и это резкое неудовлетворение того, что Чонгук прервал поцелуй, оставив Юнги с бабочками внутри. Он стыдливо поджимает губы, разжимает пальцы с прядей альфы и медленно опускает руки вниз, ему хочется в этот же момент провалиться под землю, потому что он только что собственными действиями стер между ними ту стену, которую выстраивал, а сейчас даже возмутиться не может. Тишина всё давит и давит, ставит его в ещё большее неловкое положение. — Не уверен, что я смогу сдержаться, если мы сейчас не остановимся, — полушепотом нарушает тишину Чонгук. «Так не сдерживайся», хочет ответить Юнги сразу же, но он только оглядывает Чона с полной обидой в глазах, скатывается с капота и в одних носках на босу ногу возвращается обратно в машину, усаживаясь лицом к окну, вообще практически забиваясь в его угол и единственное что он хочет, так это скорее оказаться в своей комнате и не выходить из неё, чтобы больше никогда не пересекаться с этим альфой, который неожиданно вызывает в омеге те чувства, которые его пугают и которых он начинает ещё не понимая сам, но желать. Чонгук присаживается так же молча, заводя авто, мельком поглядывает в зеркало заднего вида и тихо выдыхает. Всю дорогу они проводят в абсолютной тишине, а как только мерс въезжает во двор особняка, Юнги вылетает из салона, чуть не сбивает с ног дворецкого и закрывается в своей комнате с хлопком белоснежной двери. Его ком душит, он плюхается на кровать, утыкается в подушку лицом и слезы наконец обжигают мягкую кожу лица и ему кажется он выливает в эту истерику всё. Все свои годы начиная от пятнадцати лет. Весь груз, который пустотой живя в его душе его пожирал эти пять лет. Он выкрикивает каждый день, когда ему приходилось быть сильным, защищаться от жесткости мира, которую ему показывали его самые родные люди. Показывали каждый день, рвали его душу на части, оставляли на ней уродливые шрамы. Чонгук останавливается у двери, но не входит, он сквозь эту преграду ощущает боль и чужую агонию, он слышит этот беззвучный крик души того, кто предназначен ему самой судьбой. Юнги зажимает меж зубов край подушку и воет, больше не сдерживаясь, он позволяет выйти этому съедающему его ужасу внутри, он больше не слышит себя, потому что этим вечером чаша переполнилась, треснула и раскололась, так же как и его душа, которая стойко сдерживала всё это время потоп. Юнги ощущает как на части разламывается, как разные эмоции словно повздорившие в детстве родители, тянут его в разные стороны, забывая о том, что между ними живой ребенок. Утопая в собственной гордыне и эгоизме. Омега отбрасывает подушку, кричит в голос куда то в простыни и руками бьёт по кровати. Юнги адски плохо, ему кажется что жизнь, которую он и сам уже отдать готов, из него раскаленными щипцами вытаскивают из плоти, словно нити. Чонгук не выдерживает, он входит внутрь и застаёт картину того, как Юнги ногтями полосует свои плечи, руки и шею, как надрывно кричит и альфа ловит его, прижимает к себе, не даёт более себе увечий наносить и задыхается сам от этой боли. Она как угарный газ, как яд, она на коже жжётся ожогами, оставляет уродливые язвы, она из всего омеги сочится, из всех краёв. — Ты сломал меня! — кричит омега срывая связки, — Ты сломал меня! Сломал! — высвобождает он свои руки из чужих объятий и наотмашь бьёт теперь, — Как мне жить с этим, как мне жить с этим?! — Чонгук сглатывает и снова перехватывает его, прижимая спиной к кровати. Губы Юнги кривятся в ухмылке, крик переходит в истерический смех, который в самом Чонгуке открывает старые раны, оставляет новые трещины, потому что за этим невозможно наблюдать и не оставить внутри след этой боли. У Юнги перед глазами картины одна за одной, воспоминания вспыхивают, самые болезненные, те которые он так старательно пытался забыть все эти годы. Он не понимает больше где он находится, а в голове альфы этот смех остается эхом. — Ты сломал меня, — шепчет Юнги, но этот шепот оказывается громче крика омеги в бессчитаные разы, — Я не знаю как мне существовать дальше, я так долго боролся зря, — пустой взгляд направленный в потолок, теперь смотрит в глаза Чонгука, — Я так долго пытался быть сильным, я так долго защищался, а ты сломал меня. — Значит мы построим нового тебя, которому не нужно будет больше защищаться, — шепчет Чонгук в ответ, отпуская чужие руки из тисков, — Потому что я отныне буду последним для того, кто посмеет тебя обидеть.Конец первой части.