— Давай вечером умрём весело,
Поиграем в декаданс.
Убей меня, убей себя,
Ты не изменишь ничего,
У этой сказки нет конца,
Ты не изменишь ничего.
Накрась ресницы губной помадой,
А губы лаком для волос,
Ты будешь мертвая принцесса,
А я твой верный пёс.
По дому разносится громкий женский голос, иногда задыхающийся от быстроты слов и глотающий их. Назвать пением то, что заставляло вянуть цветы, а мать хмурится, было нельзя, только завываниями, и то с натяжкой. Сандра, признаться честно, таланта к пению не имела, и с музыкальным слухом были некоторые проблемы, которые заставили после первого же занятия в специализированной школе, родительницу девушки отказаться от идеи вырастить личного скрипача. Тогда Саше казалось жестоким, что её решили забрать из музыкальной школы после нескольких едких и непонятных ей комментариев, которые сказал преподаватель матери, но теперь, будучи намного старше, девушка радовалась тому, что карьера музыканта у неё так и не началась. Сейчас её интересовало совершенно другое, что манило большинство девушек — парни. В Сашином случае — мужчины-заклинатели под сорок и восемьдесят с ярко–выраженными чувствами к людям своего пола. Например, тот же самый учитель Шэнь Цинцю, в которого влюбился его ученик и пытался удержать рядом с собой, или некий темный заклинатель, который обожал дразнить своего временного соученика, за что и поплатился посмертно, через 13 лет. Для Сашеньки это было отдушиной, где всё было так, как хотел автор и почти все персонажи были счастливы. О, как бы хотелось ей стать кем-нибудь оттуда из другого, яркого, заклинательского мира и осчастливить кого-нибудь, например названного брата тёмного заклинателя или познакомиться поближе с неким Лю Цинге, горным лордом, которого она могла бы спасти. Там, в другом мире ярких красок и страшных демонов, который представило воображение девушки, она могла быть кем пожелает и поступать как пожелает. Саша могла быть сильной всегда, а потом оказаться юной госпожой какого-нибудь не особо известного заклинательского рода и мечтать о том, как спасают её маленькую, слабенькую и беззащитную, такую какой она была на самом деле.Давай вечером с тобой встретимся
По-китайски говорить.
Не прячь музыку, она опиум
Для никого, только для нас.
Сандрин голос становится громче на любимых строчках, пока на кухне что-то металлическое падает и слышится звучный, громкий голос матери: — Александра, если ты продолжишь так кричать, то я поседею в два раза быстрее! Быстро заканчивай со своими попрыгульками возле зеркала и лучше помоги матери! — Ну, мам… — тянет девушка, всё же вынимая один-единственный рабочий наушник из уха и ставя музыку на паузу, а телефон на беззвучный режим, дабы не обеспокоить матушку тем, что о ней, Сандре, кто-то помнит и беспокоится. Шаги тихие, а походка кривоватая, виляющая, будто на каторгу ведут. Хотя это почти так и есть, ведь Сашеньке уже семнадцать лет, она в десятом классе и до сих пор не умеет готовить. Это ей не интересно. По нраву больше бегать по лесу, лазать по деревьям и крутится под прекрасную музыку, воображая себя кем-то другим, кем-то сильным и комфортным. Мечта… — Чем тебе помочь? — хмурится Сандра, мыля руки и ложа мыло на место, пока с рук исчезает грязь она слушает своё задание: «Помыть картошку, потом почистить и промыть второй раз. После этого накрошить и закинуть в большую кастрюлю, стоящую на передней левой конфорке.» Девушка вздохнула и принялась за выполнение поручения, а её мать покинула кухню, собираясь немного передохнуть перед телевизором, ведь начиналось её любимое политическое ток-шоу. Всё шло хорошо, но ровно до тех пор, пока Сашенька перебирала картошку в ведре, стоящим под скамейкой, на которой находился стратегический запас бутилированной воды, а потом начался настоящий ад. Её никогда не допускали до кухни, особенно до ножей, но сейчас, когда Саше через год уезжать из дома на учёбу, решили взяться за поварские навыки, но из этого ничего хорошего не получалась. На каждую неудачу мать фыркала и кричала из-за попорченных продуктов, грязной посуды. — Бо-больно… — протягивает девушка, смотря на окровавленный палец, слизывает бордовую жидкость и ощущает на языке металлический привкус. Постояв так минуты две-три, Сандра решается продолжать работу, дабы побыстрее покончить с вознёй и свободно продолжить мечтать. Картошка наконец-то почищена, помыта и накрошена на небольшие кусочки. Взяв доску в руки, Саша начинает аккуратно подталкивать великую мученицу в виде картофеля в кастрюлю с кипящей водой. Только Сандра не была бы Сандрой, если бы не натворила каких-нибудь дел, в этот раз несколько кусочков упало за кастрюлю на плиту. Девушка потянулась за картофельными ломтиками, придерживая кастрюлю с помощью тряпки за одну из ручек. По комнате разнёсся крик и несколько очень нецензурных выражений, кажется кто-то обжёг руку о кастрюлю и не достал измученные кусочки. Послышались быстрые шаги, и на пороге кухни возникла мать Саши. — Сашенька?! — резко воскликнула женщина, замечая свою дочь, стоящую возле плиты и пытающуюся вытащить куски картофеля. Девушка вздрогнула, и кастрюля, которую она придерживала одной рукой, покачнулась и наклонилась. Кипяток начал литься на ноги Сандры, которая от резкой боли начала выть. На её глазах выступили слёзы. Она попыталась отскочить подальше, но не удержав равновесие из-за воды на кафельном полу, поскользнулась, и при падении ударилась головой о стену, большую часть которой занимала белая плитка. — Саша! — очень громко воскликнула женщина, быстро подбегая к дочери. Женщина опустилась перед девушкой на колени и приподняла тело, заметив на белой плитке кровь. Сандра медленно приоткрыла один глаз и слабо потянула уголки губ, а потом замерла и осталась фарфоровой куклой в чужих руках. — Саша! Сашенька! Открой глазки! — мать звала своего ребенка, придерживая тело, а потом вскочила и побежала в гостиную, где лежал телефон и вызывала скорую.