Вдвоем или своим путем,
И как зовут, и что потом.
Мы не спросили ни о чем,
И не клянемся, что до гроба…
Мы любим.
Просто любим оба.
Есано Акико
***
Глаза еле-еле могли открыться, я чувствовал себя необычно, где-то лёжа и не понимая больше половины происходящего. Я точно спал, а сейчас не до конца проснулся, глаза тут же снова закрылись и я стал погружаться в это разморенное, бессознательное состояние, где не было чего-то конкретного или кого-то… Но спокойствие через секунду сменилось резкой трезвостью, когда я понял, что мне нечем дышать. Я распахнул глаза и резво вдохнул, но тут же начал задыхаться сильнее прежнего. Мой мозг только сейчас осознал, что я нахожусь в воде! Перед глазами была муть, а в ушах звенело от резко налившейся в них воды. Я сжал крылья носа, чтобы больше воды не затекло в носоглотку и стал изо-всех сил биться, вдруг понимая, что руки и ноги у меня находятся на суше. Я не сразу заметил инородное тело, помогающее мне тонуть, а точнее - руку. Но сейчас в моей голове вибрировала лишь одна мысль: воздуха нет. Я выдохнул весь кислород из лёгких, слыша, как бурлят пузырьки и продолжал бестолковую войну с толщей воды. Мне нужно было наверх! Мне обязательно нужно было наверх! В глазах стало темнеть после того, как лёгкие сдавило в сильном спазме от нехватки кислорода, я чувствовал как боль проходит от самого низа живота до горла и отчаянным хрипением вырывается наружу. Вода снова залилась мне в нос и я сморщился от мерзкого покалывания во лбу и глазницах, где уже тоже давно находилась проклятая жидкость. Казалось, она залилась во все щели, даже в поры, наполняя меня изнутри и распирая, делая все больше, больше, больше. Когда рука, удерживающая меня за волосы в воде, резко потянула мою голову наверх, я действительно думал, что умру. Беспомощно хватая руками борты ванной, я судорожно пытался пропихнуть воздух в лёгкие, которые были полны воды. Бесконечно кашляя, заглатывая его лишними порциями, я с минуту пытался восстановить дыхание, отплевываясь от воды и чувствуя, как она вытекает из моего носа и ушей, наконец-то позволяя слышать и дышать. — Неужели? — Знакомый голос - первое, что я услышал после этой судорожно-панической истерики. — Я думал тебя уже недобудишься! Мастер стоял надо мной и одна рука его была мокрая по самый локоть. Эта рука несколько минут назад топила меня в проклятой ванной, где я, как оказалось, лежал. Реакция не заставила себя ждать. — Ты совсем ахуел что-ли?! Сукин ты сын, я мог умереть! — Я почти выдавливал из себя голос, ведь вода все ещё колом стояла в горле, из-за чего я снова закашлялся, чувствуя, как щиплет глаза. — Сукин сын… — Мастер снова хватанул мои волосы, больно оттягивая назад так сильно, что я невольно заскулил. — Понравилось, погляжу? Можем ещё поплавать, если тебе угодно. Он потянул меня за волосы снова ко дну ванны, и я уже коснулся ухом прохладной воды, зажмуриваясь, ведь жидкость из-под крана раздражала глазницы, которые наверняка были уже красные. — Нет! Не надо, прошу тебя! Не надо! Внутренне я наотмашь дал себе по лицу, но внешне начал шмыгать носом от подступивших слез. Беспомощность, в которую вводил меня Арсений из раза в раз играла со мной в плохие шутки. Она делала меня зависимым от действий и слов Мастера. Это всё было отвратительно. А больше всего - незнание и непонимание, почему во все это вляпался именно я. — Нравится такое обращение к себе, как сейчас? Сучка, ты так меня раздражаешь. — Он отпустил меня, а я тут же метнулся к дальней стене, лишь бы быть подальше от этого психа. Брюнет только невесело хмыкнул на мои передвижения, и выкрутил кран, кивая на него. — Вымойся. На это ты способен? Или в этом тебе тоже помочь? Я тут же прильнул к струе, беря с полки первый попавшийся гель. Мне было неясно, на что так зол Мастер и почему он вымещает свою злость на мне. Последнее, что я помню, это то, как слез с коленей альфы и, держась за стены из-за плохого самочувствия, добрался до своей постели, падая в неё и тут же засыпая. Что произошло в эти часы? Или что я успел сделать не так во время своего бодрствования? Вздрогнув от резко включившегося крана в раковине рядом, я совсем забыл о том, что нужно поскорее вымыться, ведь злить Мастера ещё сильнее мне не хотелось. Окончив водные процедуры, я стянул с крючка огромное махровое полотенце, переступая борт ванной. Мне уже давно нечего было стыдиться пред альфой, все что он хотел увидеть, он давно увидел. За время нашего знакомства Арсений не раз видел меня голым. Я кое-как вытерся, видя, как сильно дрожат мои руки и мысленно делая глубокие вдохи и выдохи. Мне нужно было успокоиться как можно быстрее, чтобы брюнет не увидел, как сильно я боялся его. Замерев, как заяц перед волком, я вдруг ощутил шумно дышащее тело позади себя. Арсений подошёл сзади, бесцеремонно обнюхивая меня. Его дыхание ощутилось сначала на загривке, потом на оголенных плечах, которые не были прикрыты, а затем на щеке и шее. Альфа изучал меня на предмет посторонних запахов, это было ясно и слепому. Но вот зачем? — Тот ублюдок слишком откровенно смотрел на тебя. — Послышалось шуршание, а затем на мою голову опустилось ещё одно полотенце, которым Мастер принялся вытирать мои волосы. — Я устал терпеть все эти чужие выходки по отношению к тому, что принадлежит мне. Я развернулся к нему лицом, заглядывая в его синеватые глаза. Именно такой оттенок они имели сейчас. Жевалки больше не ходили на скулах, но брови всё ещё были сдвинуты и между ними пролегали две небольшие складки. Я протянул руку к лицу альфы и тот даже не моргнул, продолжая держать со мной зрительный контакт. Дотронувшись до этих складок, я провёл по ним, разглаживая. — И что ты собираешься делать с этим? — Совсем тихо спросил я, кладя поднятую руку на сильную грудь напротив, туда, где билось сердце альфы. Важно было показать своё отсутствие страха, даже после того, что сделал садист напротив. — Убьешь меня? — Я думал об этом… Но тогда в моей жизни будет больше тьмы, чем света. И эта тьма в конце концов проглотит не только все вокруг, но и меня. — Арсений убрал полотенце с моей головы и взял меня за подбородок, немного вздёргивая наверх, чтобы дать доступ к моему лицу. — Ты очень красивый мальчик, и каждый второй хотел бы тебя себе. Я убил бы их всех, если бы ты позволил. Я рассматривал знакомые глаза, задумываясь о том, что ведь этот монстр действительно может что-то чувствовать. Сквозь пелену своих садистских наклонений, сквозь чрезмерное собственничество и уверенность, он вправду любит меня. Своей странной, необычной, но любовью. Такой, на какую он способен, какую он способен извлечь из своего искалеченного разума. Но люблю ли я его в ответ? — Ты любишь меня? — Почему-то мне захотелось услышать это от него. Конечно же, сейчас я ожидал звонкой пощечины или гогота на такой откровенный вопрос, но никак не легкой улыбки. — Мы прошли с тобой огонь и воду, Антон. Ты действительно задаёшь этот вопрос? Мне кажется, ответ на него содержится во всем, что я делал и не делал с тобой, без тебя и для тебя. — Мастер замолчал, явно собираясь сказать что-то ещё, но так и не решаясь, что ли. — Наша история длиною в жизнь. Я пытаюсь разгадать её исход. Арсений помолчал, а затем вышел из ванной, вот так некрасиво обрывая этот откровенный, но такой ценный разговор. Мне осталось только устало выдохнуть и поползти за ним, ведь сегодня ночевать в своей кровати мне явно не предстояло резона. Как я и ожидал, Мастер был в своей комнате, а на большой кровати я увидел чистую одежду, приготовленную явно для меня. Быстро переодевшись, я подошел к альфе, который был повёрнут ко мне спиной, что-то высматривая в тумбе стола. Когда я был позади, он обернулся, и я, не теряя времени, вдруг обнял его, прижимаясь к горячей груди. Арсений стоял неподвижно несколько секунд, а затем тоже протянул руки, легко обвивая меня в ответ. И я закрыл глаза, погружаясь в смесь запахов дома и альфы, который пах защитой, уверенностью и чем-то сильным, будто надутым, готовым в любой момент взорваться и поранить не только себя, но и окружающих. Так пахла опасность, но я не сторонился ее, я принимал в Мастере все недостатки и особенности. — Никогда нельзя знать, чем закончится история, если ты заведомо не знаешь ее исход. Тогда приходится жить в полном неведении будущего, ждать сюрпризов и самого бурного окончания. — Я ухом чувствовал вибрацию, идущую по груди альфы. — Но любой исход зависит от того, кто принимает хоть какое-нибудь решение в настоящем. — Арсений снова замолк, и я уже подумал, что он снова оборвётся посередине разговора, потому что ему так захочется, и даже внутренне почувствовал злость, но Мастер продолжил. — Ты тоже можешь повлиять на исход, Антон. Даже если история длится целую жизнь. Исход зависит от тебя тоже. Сейчас я готов был сказать альфе всё, всё что когда-либо мучало меня в наших отношениях, всё, чего я боялся, боюсь, что ненавижу, а что люблю, я мог бы сказать ему многое. Но вот только я сам не понимал своих чувств, а это была ключевая моя ошибка, ведь когда не знаешь, что чувствовать, не стоит пытаться объяснять что-либо, это будет неискренне. Я ненавидел Мастера, я проклинал его за всё, что он когда-то делал, я готов был задушить его своими руками, чтобы он никому больше не доставил той боли, что доставил мне. Но и не мог жить без него. Из всех отличных качеств альфы, он обладал всеми в совершенстве и, может, это меня и сбивало, но я действительно не мог без него обходиться. Я доказал это себе на практике и больше мне не хотелось бы проводить таких экспериментов. Но как только я сталкиваюсь с ним один на один, мне становится душно, мне тошно и больно. Я вконец запутался в своей любви к Мастеру. Да, я действительно любил этого психа, но признаться в этом я смог себе только сейчас. И мне стыдно за себя и за свою трусость перед самим собой. — Я люблю тебя. — Я отстранился от него и поглядел ему в лицо, словно не узнавая. Мое лицо отражало удивление, словно я действительно удивлялся этому тупому факту. — Черт возьми, я действительно люблю тебя, Арс. — Хорошо, что ты понял это, мой мальчик. Это очень хорошо. И в этих словах не было счастья, как это обычно бывает при признаниях. Я даже не улыбался, напротив, я готов был заплакать. От того, что это ничем неизменно, я правда люблю этого психа и теперь этот факт хотя бы держится не только в моей голове, но и доступен альфе. — Идём спать. Я хочу, чтобы ты хорошо выспался. С этими словами Арсений обошёл меня, даже не дотронувшись, и стал сдирать с постели покрывало, чтобы потом забраться в неё и громко выдохнуть. Я ещё секунду постоял, а после развернулся и тоже лёг, совсем утопая в своих мыслях. А ведь Мастер знал, он давно знал о моей любви к нему. Ведь на мое признание он даже не улыбнулся, не дотронулся, не кинулся меня целовать, я не увидел на его лице удивления, гримасу или счастье, ничего из этого. Он давным давно знал, что победа в этой игре на его стороне. Он знал и это придавало ему уверенности вести себя со мной так, как ему удобно или хочется. Несколько слез скатилось по моим щекам, но я их не успел смахнуть, ведь меня обхватили знакомые руки, которые перегородили какие-либо попытки к шевелению. Щеки коснулись горячие губы, снимая с неё слезу. Альфа прижался ко мне сзади, обхватывая меня, словно живую мягкую игрушку. — Спокойной ночи, mylimas. Этой ночью я не сомкнул глаз. Несмотря на большое тело позади, которое ни разу не выпустило меня из своего цепкого капкана рук. И даже то самое липкое сладкое чувство безопасности и дома, которое окутало мой омежий разум не способно было усыпить меня. Я был пуст. Это чувство породнилось со мной так, как не роднилась собственная мать. Пустота внутри, воющая, как гулящий ветер и скучная, как серые бесконечные будни. Она медленно съедала меня по кусочку, тщательно пережёвывая. У меня уже не было слез, у меня не было сил кричать, я вдруг понял, что я больше не хочу существовать в этой реальности, где я люблю это чудовище. Эту необычную любовь стоило воспитать, как воспитывают наглого ребёнка, проходясь пряжкой ремня по мягкой части тела. Ее стоило принять, понять, найти хорошее, безопасное место для неё. Тут я подумал о воющем чувстве в груди, о пустоте, которую следовало бы заполнить, но мои мысли сбил альфа, сжавший меня в своих руках и заворочавшийся на постели. Давным давно, ещё с академических времён, когда Мастер позволял себе всяческие издевательства надо мной, я любил его. Это что-то выше, чем плотские желания, это сидело где-то глубоко-глубоко внутри, да так далеко, что невозможно понять, что это за чувство, свербящее так назойливо и неустанно. Я был вынужден пройти через все эти годы, был вынужден покалечить и покалечиться сам, ведь только так я осознал свою большую любовь к альфе. А что касается его… Мне нужно было сейчас срочно увидеть это до трещин заученное лицо, и я развернулся в плотных объятиях к Арсению, разглядывая в потёмках закрытые веки и умиротворенное выражение лица. Так, как я любил его, я не смог бы уже любить никого. И, возможно, в этом была моя погибель. — Это прекрасно. Прошептал я, чувствуя слёзы, всё же вырвавшиеся из моих опухших глаз. Один полководец сказал фразу: «Aut vincere, aut mori - или победить, или умереть». Я не смог победить в нашей игре с Мастером, которую тот затеял ещё много-много лет назад. Мой противник оказался сильнее меня в гораздо большее количество раз. А значит, мне подобало бы умереть, с гордо задранной головой, с застывшими слезами в глазах и воющим чувством в груди, принять своё поражение, которое именовалось влюбленностью и любовью. И дав себе такое обещание, я наконец я закрыл веки, расслабляясь в сильных руках.