Цзян Чэн неуютно поёжился от холода, плотнее запахивая халат. Из-за стылой хмурой погоды за окном, заставляющей тело вкупе с мозгами впадать в спячку, работа шла до одури медленно. Душу согревала одна только мысль: «Повезло ещё, что в Пекине есть центральное отопление, а не то пришлось бы всю зиму кодить в постели с подогревом, а не сидя за кухонным столом». Но, к сожалению, обогревательных способностей разума для прогрева туловища не хватало. Впрочем, как и возможностей китайских батарей без горячей воды внутри — до запуска системы оставалась ещё неделя. Вот и приходилось утешаться грёзами о скором потеплении в их жилище да кутаться в плотные домашние шмотки.
Не успел Цзян Чэн вдоволь внутренне наворчаться на премерзкий осенний ебун, как его молчаливую ругань прервал звук шагов. Вэй Ин прошлёпал в кухню возмутительно босыми ногами, сверкая не менее возмутительно обнажённой грудью. Причём, сверкая в прямом смысле слова — украшавшие соски серебристые бусины поблёскивали в лучах обманчиво тёплого ноябрьского солнца.
— Слышь, королева пляжа, хватит топлес расхаживать, — высунувшись из-за ноутбука, подъебнул Цзян Чэн свою полуголую пассию.
— Да брось, мы же оба мужчины. Что в этом такого? — выразил недоумение Вэй Ин, а после, нагло улыбнувшись, предположил: — Или ты возбудился? — с этой фразой он самоуверенно заложил руки за голову, тут же её наклонив, и провокационно продемонстрировал изящный изгиб шеи.
— Ещё чего! — раздражение Ваньиня не заставило себя долго ждать.
— Ну пожалуйста… — заломив брови, жалобно попросил расстроенный Усянь, что не возымело абсолютно никакого эффекта.
При других обстоятельствах Цзян Чэн, может, и купился бы на распиздяйский домашний видок этой квартирной блудницы, но сейчас наличие на теле Вэй Ина только коротких красных шорт — бесило, а не возбуждало.
— На тебя смотреть холодно. Светишь тут голым пузом! Надел бы хоть одну из своих дебильных маек, а ещё лучше свитер какой-нибудь, штаны и носки.
В отличии от Цзян Чэна, Вэй Ин никогда не одевался тепло и о здоровье совершенно не задумывался. Уверившись в собственной неуязвимости, вёл себя так, словно являлся каким-нибудь волшебным бессмертным заклинателем. А если стараниями заботливого младшего брата всё же был укутан, то неизменно распахивал куртки, пальто и ворот рубашек. При наличии возможности раскрыться, конечно. А так, имейся у свитеров и футболок пуговицы, то и их бы расстегнул до пупа. Дома же Вэй Ин и вовсе не обременял себя необходимостью прикрываться какой-то там лишней тканью, напяливая хлопковую безразмерную майку с надписью «я люблю Шанхай» только в случае гостей или ядерной зимы. Чем бесил Цзян Чэна ещё больше, ведь в Шанхае ни один из них ни разу не был.
— Ну маааам! — проканючил Усянь, высмеивая эту забавную для брутального мужчины привычку «надеть шапку» на всех дорогих ему людей.
— Чё сказал? Жить надоело?!
Цзян Чэн, конечно, и сам знал, что со своей грубоватой опекой смахивает скорее на строгую мамочку, а не на горячего властного «папочку», но подобное знание злость ни капли не уменьшало. Разве только совсем чуть-чуть, ведь первым порывом было — швырнуть в болвана пушистым тапком. А в итоге-то в Вэй Ина полетел шерстяной носок, резво снятый вслед за домашней обувью.
— Ура! Добби свободен! — радостно прокричал Усянь, перехватив в воздухе текстильный снаряд. Затем, надевая тот на ногу, клятвенно заверил: — А-Чэн, не волнуйся так за меня, я не заболею!
— Придурок, да кто за тебя волнуется? Ты только и рад поволоёбить на больничном, а твоё простуженное тулово мне же выхаживать! — рассерженно проговорил Цзян Чэн, зябко поджимая пальцы на лишённой носка ноге.
Он-то, не в пример брату, всегда ориентируется на погоду и дополнительный слой между стопой и тапком ему был необходим. Благо длинные черные пижамные штаны, фиолетовые кофта и халат пока успешно справлялись с защитой от обморожения, и можно ещё с десяток минут попрепираться перед набегом на шкаф с зимними вещами.
— Пф! Вот и не простужусь! У меня иммунитет всегда крепче твоего был, мерзляк татуированный, — надулся Вэй Ин, гордо прошествовав в глубину квартиры, одной ногой шлёпая, а второй скользя по холодной кафельной плитке коридора.
◉──────────◉
— А-Чэн, любовь моя! Я умираю… Подойди поближе, хочу полюбоваться твоим прекрасным лицом на прощанье! — стенал Усянь, жалобно глядя на Цзян Чэна влажными покрасневшими глазами.
Ваньинь исполнил последнюю волю угасающего, приблизившись к лежащей на кровати груде одеял с Вэй Ином внутри. Взяв с тумбочки электронный градусник и глянув на последнее зафиксированное прибором измерение, он недовольно буркнул:
— Хватит ныть! У тебя всего-то тридцать семь и три!
— Быть того не может! Мне так плохо… — возмутился Вэй Ин. Бессильно откинувшись на подушки, он нарочито громко шмыгнул носом и начал страдальчески причитать: — Ты меня обманываешь, там все сорок! Горло болит, сопли текут, кости ломит — я сейчас на составляющие развалюсь, как подгнивший зомби!
Цзян Чэн закатил глаза и, решив не тратить ментальное здоровье на споры с больным человеком, пошёл у того на поводу:
— Ладно, я соврал. Не хотел пугать скорой кончиной. У тебя сорок девять и пять. Лежи, составляй завещание, а я схожу в аптеку.
— То-то же, — пробубнил Усянь, зарываясь глубже в объёмный одеяльный кокон.
— Хм… Поднялась. Нужно выпить жаропонижающее, — нахмурившись, резюмировал Цзян Чэн, сверля взглядом дисплей градусника с погаными тридцать восемь и шесть.
— Не хочу! От него в сон клонит, а я тут классную дораму нашёл, — раскапризничался Вэй Ин. Стопорнув проигрываемое видео, он нехотя оторвался от лежащего на пузе ноутбука, пояснив: — Раз уж у меня образовались вынужденные выходные, то проспать их будет очень тупо.
— Тупой здесь только ты! Я тут бегаю по аптекам в поисках самых лучших лекарств, а ты лечиться отказываешься! — Цзян Чэн недовольно засопел.
Это он ещё о большей части своих стараний и переживаний гордо умолчал, скрыв, что ради Усяня чуть с кучей наглых прущих без очереди бабок не подрался. А о сумме, потраченной на всякие чудо-пилюльки с супер-экспресс-турбо-экстра формулой Ваньинь и себе признаться не мог.
— Тебя слишком долго не было, за это время я нашёл себе другого! Смотри, какой красавчик! — вдоволь навосхищавшись покорившим сердечко симпотяжкой, Усянь развернул ноут экраном к собеседнику, продемонстрировав Цзян Чэну его прямого конкурента.
Одетый в тёмно-сине-фиолетовый балахон длинноволосый мужик со смоки-айз Ваньиня не впечатлил. Очков сасности тому не добавил даже украшавший его палец булыжник с явными магическими свойствами. Цзян Чэн неприязненно смотрел на этот древнекитайский секси-маскарад, молча решая, чем же лучше наградить Усяня, столь щедро поделившегося с ним прекрасным. Подобное великодушие точно заслуживало братский подзатыльник, но душа одаряемого больше тяготела к ласковому пропиздону, на который, кстати, у Цзян Чэна были полные права. Зря он, что ли, обзавёлся статусом заботливой второй половинки?
— Эй, Чэн-Чэн, ты чего, обиделся? — Вэй Ин по-своему истолковал затянувшееся молчание, поспешив прояснить ситуацию: — Разве не видишь? Он же красив только из-за сходства с тобой. И то ты сто процентов лучше! Кто знает, что там у этого актёра под ханьфу скрывается. Может, он только лицом и вышел! А я-то про тебя точно в куууурсе… — выражение его простуженной физиономии вдруг стало блаженно-мечтательным, явно ведь очередная пошлятина на ум пришла: — Видел и бицепсы, и трицепсы, и девять кубиков пресса… — поток комплиментов был перебит вполне логичным замечанием:
— Какие девять? Они же симметричные! На животе видно либо шесть, либо восемь! Как ты вообще анатомию в художке сдал-то? — Цзян Чэн азартно втянулся в процесс переругивания, совсем позабыв о недавней обидке.
Очевидно, этого от Ваньиня и добивались. Ведь Усянь охотно признал свою полную и беспросветную невежественность, радостно пообещав восполнить пробел в знаниях, при том глаза его светились хитрожопостью ярче, чем небесный свод звёздной ночью:
— Ой! Забыл уже! Как поправлюсь, срочно пересчитаю все! Своим языком! Кхе-кхе… — едва договорив, Вэй Ин зашёлся в приступе кашля.
То ли он слюнями подавился, то ли горло сильнее разболелось. В любом случае, Цзян Чэн давно уже сменил гнев на милость, а закатывание глаз на ухмылку.
Под воздействием температуры и по причине общей слабости организма Вэй Усянь наконец-то вырубился. И пока тот надувает носом пузыри, посапывает и кряхтит как мультяшный дед, Цзянь Ваньинь может спокойно поработать. Вернее, это он так думал. На деле же Цзян Чэн сейчас занимался тем, что наводил порчу онлайн словно колдун ебучий и злобный хакер в одном лице. Крайне скукурузенном в презрительной мине лице. А виной всему беспокойство о брате и его репутации художника-комиксиста.
Так, набросав всего лишь несколько строк кода по работе, Ваньинь оказался занят изучением страницы «поклонника» творчества Вэй Ина, донельзя раздосадованного отсутствием контента. То есть, злоебучего тролля, для которого болезнь автора являлась слабеньким аргументом, не остановившим его от засирания требовательными комментариями посты Усяня. Подтереть эти высеры Цзян Чэн не мог, а вот опустить ублюдка в ответ — вполне. По итогу у них состоялась очаровательнейшая переписка в комментах прямо на глазах у всех пользователей интернета.
«Да я тебя по айпи вычислю, потребля неблагодарная! Тоже мне, нашёл место характер показывать! Вали отсюда, ЧСВшник недоделанный!» — набрал текст Ваньинь, незамедлительно получив ответку:
«По айпи? Чё за угрозы из 2005-го? Мамкиным хацкером заделался?»
«Из 2005-го? Пф! Тебя тогда ещё в планах не было, малолетка! Вот и приходится с батькиного акка себе дилдак заказывать, верно?» — подъёб про хакера Цзян Чэна повеселил. В данной ситуации вообще без надобности шарить во взломе: его оппонент оказался достаточно туп и беспечен, чтобы засорить личными данными свои соцсети.
«Какого хера, чел?!» — так и сквозило паникой сообщение.
«Розового с венами! Н-да, знания об интернет-безопасности у тебя нулевые. Вали давай и меньше говни в сетях, а то слив — дело быстрое, а вот отмываться тебе придётся долго!» — И… Выёбистый комментатор в результате был обычным трусом, ибо дальнейших оскорблений не последовало. Поэтому Ваньинь припечатал его на прощанье, оказавшись тем, за кем осталось последнее слово.
Цзян Чэн исполнил свой рыцарский долг, защитив честь второй половинки на благородно-матерный манер, и хотел вновь приступить к делам, как его нагло прервали.
Спящая временно-не-красавица подала из спальни осипший голос:
— Цзян Чэн! Ты совсем обо мне не заботишься!
Ваньинь явился на вопли умирающего незамедлительно — пропустишь тут такую клевету мимо пирсингованных ушей!
— Да чего тебе опять надо? Лекарства приволок, способ приёма рассказал, попить-поесть в кровать приношу! Не скоряк же вызывать! Это обычная простуда, в палату с таким не кладут! Всё само пройдёт, валяйся да дрыхни! — несмотря на перечисленные свершённые подвиги, Цзян Чэн сейчас выглядел скорее как палач, а не
сестра брат милосердия.
Поруганный Усянь нисколько не испугался гневной речи. Смело высунувшись из одеяльно-подушечного гнезда, он заявил с невообразимой для своего возраста детской непосредственностью:
— Поцелуй в лобик.
— А куда ещё тебя поцеловать? — издевательским тоном уточнил Ваньинь.
— Много куда… Но это потом, а то заразишься, — улыбнулся Вэй Ин, явно предвкушая выздоровление.
— Ты хуже малого дитя!
— Так я и болел последний раз в детстве! У меня флэшбеки! Незакрытые гештальты, травмы и всё такое прочее. Чем там ещё свои желания оправдывать можно? — Усянь на миг задумался, а после выдал псевдо-обоснованный каприз: — Мой внутренний ребёнок требует любви! Сделай мне хотя бы чай с мёдом.
Цзян Чэн внутренне уже кипел, мысленно ставя себе напоминание заблочить нахер Вэй Ину доступ к сайтам с популярной психологией. Но всё-таки, не желая выставить себя арбузером, притормозил и переключился с язвительности на душноту:
— Чай с мёдом от простуды не помогает. Это миф. При нагревании мёда все его полезные свойства теряются.
Вэй Ин, в свою очередь, растерялся похлеще витаминов в кипятке, приобняв одеялко, он тихо пробубнил под сопливый нос:
— Яньли всегда делала…
— Ладно! — согласился Цзян Чэн, грозно сверкнув глазами, прежде чем недовольно утопать из спальни.
Незамедлительно хлопнула входная дверь (гораздо громче, чем следовало бы, но гонимый пиздостраданиями главной любви всей своей жизни Ваньинь не мог иначе). Через некоторое время створка шарахнула снова, а спустя ещё с десяток минут, Цзян Чэн вернулся в спальню с подносом, на котором со всей внимательностью и заботой было сервировано выпрошенное и нанытое «средство лечения». А именно: чашка с чаем, два блюдца (одно с сотами, другое с дольками лимона), десертная ложечка и крохотная глубокая тарелочка с жидким мёдом.
— Вот, — поставив поднос на прикроватную тумбу, мягко произнёс Ваньинь, после, чуть посуровев, предостерёг: — Подожди, когда немного остынет. Но всё же, мёд лучше съесть отдельно.
Вэй Ин таращился на принесённое с неясным выражением лица. Ваньинь, решив, будто его заботу не оценили, спросил, строго сдвинув брови:
— Что не так?
— Цзян Чэн, а если мёд — это слюни пчёл, то считается ли его поедание за непрямой поцелуй?
Задумчивость Усяня, как и его умозаключения, никогда ни к чему хорошему не приводили! Этот балбес умел выводить людей из себя на совершенно ином уровне, словно каждый месяц тренинги по личностному росту проходил. Самосовершенствование во всей красе! Недосягаемая высота! Простым смертным только и остаётся, что смотреть в спину такому гению бесоёбства.
— Я сейчас в тебя плюну, и ты мне сам ответишь на этот вопрос!
Выкрик Цзян Чэна заставил Вэй Ина подобраться. Подтянув одеяло до самого подбородка, будто собираясь прикрываться им в случае атаки словно щитом, он недоверчиво скосил глаза в сторону агрессора и осторожно возразил:
— Не плюнешь… — затем, взглянув на внушительную складку между бровей, с надеждой уточнил: — Не плюнешь ведь?
Ваньинь резко приблизился к постели больного и, наклонившись, смачно приложился губами ко лбу Усяня, оставив после этого касания на коже влажный след.
— Можешь размазать куда только захочешь! — язвительно прокомментировав свои ласковые действия, Цзян Чэн поспешил скрыться подальше от довольно лыбившегося разнеженного Вэй Ина.
◉──────────◉
Вэй Усянь провалялся в постели целую неделю, но, несмотря на такой наискучнейший способ времяпрепровождения, был невероятно воодушевлён. Даже небольшая слабость, оставшаяся после болезни, нисколько не портила его настроение. Вэй Ин чувствовал себя залюбленным по самое не могу и обласканным со всех сторон. Ведь Цзян Чэн, хоть периодически ворчал и раздражался, по итогу выполнял все, даже самые идиотские его капризы. Усяню это очень нравилось, однако тот прекрасно понимал: наглеть опасно как для здоровья, так и для жизни. Причём, это касалось и мира в целом. Нет ничего хуже для благополучия всего живого, чем избалованный взрослый сильный мужик, влияние которого на неокрепшие умы трудно переоценить. Ведь этот магистр комиксов и властелин графических новелл входит в топ самых популярных авторов Китая. Начнёт ещё вещать о нездоровом эгоизме в своих картиночках, и хана подрастающему поколению.
К счастью, у мира имелся защитник в лице Цзян Ваньиня. Нежными затрещинами и ласковыми пинками тот из раза в раз возвращал неугомонного Усяня с кривой тёмной дорожки на путь света. Вэй Ин высоко оценил подобную искреннюю заботу, и ему до жути захотелось сделать что-нибудь приятное в ответ.
Приготовить заказать завтрак, провести сеанс массажика, помылить спинку в душе — в общем, поухаживать за второй половинкой, словно в сопливых романах.
На кухню Вэй Ин влетел на крыльях любви. Однако, оказавшись там, обнаружил, что его сладкий персичек утратил свою свежесть — Цзян Чэн выглядел помятым и измученным. Лицо бледное. Покрасневшие белки видать даже из-за бликующих в синем свете монитора очков. Круги под глазами черней зависти хейтеров и маниакальных желаний отбитых поклонников.
— Цзян Чэн, а ты во сколько вообще встал? — поинтересовался Вэй Ин, ища взглядом подсказку в осунувшихся чертах бойца айтишного фронта.
Ваньинь оторвал глаза от ноутбука и, промочив горло перед ответом, приложившись к жестяной банке с энергетиком, произнёс:
— Я не ложился.
— Эх… Что ж ты так себя не бережёшь, — Усянь подошёл к сидящему за кухонным столом Цзян Чэну и чмокнул того в щёку, после заключив: — Ты горячий.
Трудоголик, кажется, вообще не услышал адресованных ему слов. И вместо ответа продолжил самозабвенно стучать по клавишам, сохраняя молчание и ни на что больше не реагируя.
— Вернее, ты всегда горячий, — Вэй Ин хитро прищурился, а затем не без беспокойства в голосе пояснил: — Но я буквально. У тебя же температура!
— Ага, я в курсе. Не отвлекай. Мне некогда, — не отводя взгляда от монитора, монотонно, будто став вычислительной машиной, отрапортовал Цзян Чэн.
«Часть команды, часть корабля, чтоб его!» — Усяня такое наплевательское отношение к здоровью, мягко говоря, не обрадовало.
— Ах так! — возмущённо выкрикнув это, Вэй Ин схватил со стола смартфон Цзян Чэна и временно лишил его владельца способности ясно видеть, спиздив очки.
Сдёрнув оправу прямо с Ваньиня, Усянь поднёс к дезориентированной жертве мобильник, наведя фронталку аккурат на лицо. Разблокировав этим нехитрым действием пресловутый фэйс айди, он мгновенно забрался в контакты и, найдя нужный, начал звонок.
— Ты чё делаешь? — Цзян Чэн даже не успел возмутиться поступку опиздоумившей пассии как следует — Усяню ответили.
— Яо-Яо, приветик. Тут такое дело, А-Чэн заболел и не успевает закончить проект в срок, — наглейшая ложь заставила Ваньиня сорваться с места: вскочить со стула и метнуться в направлении Вэй Ина. Однако разговорчивый засранец знал, что сейчас представал перед глазами Цзян Чэна размытым, поэтому ловко уклонился от атаки, продолжив: — Если у вас там штрафы за это какие-то, я заплачу! Я же его заразил… — Ваньинь с агрессией болеющей подслеповатой амёбы пытался выхватить телефон из расплывчатой руки не менее расплывчатого Усяня, а тот лишь громко ржал. Но не по причине бесоёбства роднулички — догадка Гуанъяо о причинах болезни Цзян Чэна вызвала этот мощнейший приступ смеха: — Ахаха! Не-не! Я, конечно, в прошлом та ещё блудница, но Чэн-Чэну такое точно не грозит! — в очередной раз ускользнув от грозного сопливого противника, Вэй Ин бодро поблагодарил «Яо-Яо» за пожелания скорейшего выздоровления и закончил звонок: — Ага, спасибо! Бывай!
Завершив переговоры, дипломат-пиздолог как ни в чём не бывало протянул очки и мобильник «временно безработному».
Цзян Чэн ожидаемо подобной заботы не оценил:
— Ты охуел?! Кто дал тебе право решать за меня? Лезешь в мои дела без зазрения совести!
— А-Чэн, здоровье превыше всего. Не реши я за тебя, то ты бы помер за свою родную компанию как бесславный герой! — Вэй Ин действительно знал, о чём говорит, ведь у этого трудоголика трудоголь не заканчивается никогда. Может, Цзян Чэн и не был самым выдающимся программистом в Китае (хотя в пятёрку наверняка входил), но самым старательным и усердным так точно! По мнению Усяня, его только за это просто необходимо поставить на первое место (за красоту и сасность, разумеется, тоже, но вряд ли такое у айтишников вообще оценивают).
— А принимать удар на себя, по-твоему, лучше? — Цзян Чэн надел очки и сейчас просто прожигал Вэй Ина мечущим молнии взглядом: — И вообще, как ты разговариваешь с моим начальством?
«Пф! Драматизирует так, будто я ради него сердце из груди выдрал! Или почку, откуда бы там она не выдиралась. Какие ещё варианты органов есть? На ум только всякая мистическая поебень из начинки заклинателей приходит…» — мысленно подбирал аналогии своей «жертве» Вэй Ин, вслух же отбалтываясь изо всех сил:
— С А-Яо-то? Ой, он к Минцзюэ подход знает, не переживай за них! Да и удара-то никакого нет, потом спишусь с ним и договорюсь обо всём, — Усяню давно было ясно, «кто сверху, а кто снизу» в иерархии «деловых» отношений большого босса, поэтому переживать ему реально не о чем. Если уж Гуанъяо не смягчит сердце Не Минцзюэ, заставив кое-что другое затвердеть, то никто не сможет. Размышляя о пользе связей и осведомлённости, Вэй Ин даже не заметил — Цзян Чэн сменил испепеляющий взгляд на заинтересованно-испытующий: — Да чего ты так на меня смотришь? Думаешь, у тебя одного странные друзья?
— Это Цзинь Гуанъяо твой друг, что ли? О чём вы так мило беседовали?
— Ну да… На встрече с фанатами познакомился. Сижу такой, книжки подписываю, и тут эта цаца каблучками цок-цок за автографом подошла. Я начинаю имя выводить и понимаю… Знакомое! Спросил из любопытства, и точно! Коллега твой! Ну я и как давай дружить, ахах! — воспоминания о первой встрече с «первой леди» корпорации Не повеселили Вэй Ина. А вот от раскрывшегося при более длительном общении гигантизма мысли Гуанъяо было не до смеха. Над идейным вдохновителем ржать как-то некомильфо: — Умненький он, в логику может только так, сюжет наперёд чувствует! Всё решит, говорю же! А болтали… — Ладно, будем честны, Усяню всегда хочется ржать! Благо, друзья у него, мягко говоря, потешные, и шутки шутят соответствующие: — Ахах! Он подумал, что я тебя венерическим заразил. Но это у него юмор такой!
Цзян Чэна почему-то подобные приколы не развесилили. Но не разгневали, и ладно! Правда, теперь с этими влажными из-за простуды глазами и покрасневшим носом он выглядел словно расстроенный ребёнок, у которого отобрали его любимую-в-режиме-сдохни-или-умри работу:
— Эй, ну не дуйся… Иди отдыхай.
Затолкав соплюна в постель, Вэй Ин принялся шуршать наполовину пустыми блистерами таблеток и трясти поюзанными спреями. «Провизору» повезло — остатков должно было хватить и на лечение болезни Цзян Чэна: «Фууууух! Пронесло! Как хорошо, что А-Чэн дальновидный и запасливый, а то, в отличии от него, я ни хрена не разбираюсь ни в пилюльках, ни в уходе за больными!»
В уходе Усянь не шарил — это точно, однако в ухаживаниях — вполне! Соблазнять Ваньиня, конечно, сейчас бессмысленно, а вот проявлять любовь для Вэй Ина всегда считалось за милое дело вне зависимости от обстоятельств. Даже слишком милое.
Но сначала, как водится, умилили соблазнителя. Зайдя в спальню, Усянь застал Цзян Чэна в абсолютно очаровательном виде. Длинные волосы распущены и слегка взлохмачены, недовольный взгляд упрямо устремлён в одну точку, словно у обидевшегося малыша, которому запретили сделать невозможное. Обмотавшись одеялом по кругу, Ваньинь сидел в нём как в гнезде, а, по-детски насупившись, и вовсе напоминал взъерошенного воробушка.
Вэй Ин не удержался от растроганной улыбки. Пройдя в комнату, он ласково оповестил:
— Я приготовил тебе вкусненького.
Цзян Чэн недоумённо приподнял пирсингованную бровь и не менее растроганно подъебнул:
— Прям приготовил? Прям вкусненькое?
— Ахах, ну ладно, подловил! Заказал доставку. Надеюсь, суп не успеет остыть, — к сожалению, Усянь не являлся магистром кулинарных искусств, о чём знали все вкусившие его адово-острые блюда. Вот и приходилось добывать суп либо у ныне вышедшего из строя повара, либо в кафе, либо у сестры.
— Яньли не говорил, что я болею? Она будет волноваться, — видимо, Цзян Чэн ненароком подумал о последнем варианте. Доставке прямиком из кастрюли старшей сестры.
— Я буду хранить эту тайну до самой смерти, а потом ещё немножко. За своё поведение после воскрешения не отвечаю, ахах! — Вэй Ин, несмотря на страстную тягу к неприятностям с очевидным летальным исходом, суицидником не был. По крайней мере, в этой жизни избавлять мир от собственной персоны не хотелось, поэтому балаболить близким о «таком ужасном для мужика позоре» как болезнь он бы никогда не стал.
— Пф! — если Цзян Чэн пытался изобразить данным звуком презрительный фырк, то у него ничего не получилось. Вэй Ину, как никому другому, было очевидно: он изо всех сил пытался подавить смешок. Не иначе.
После основных блюд, принесённых на подносе прямиком в кроватку, последовала вишенка на торте. Вместе с тортом:
— А вот и самое вкусное!
— Почему он розовый? — сведя брови, строго спросил Цзян Чэн, разглядывая кусок бисквитного торта, со всех сторон щедро обмазанного кремом барби-гёрлового оттенка.
— А что не так? Я думал, ты перестал стесняться своей любви к сладостям ещё в детстве, — вспомнив маленького Цзян Чэна и его большую внутренню борьбу с самим собой, Вэй Ин широко улыбнулся. Детская психология не была им изучена до такой степени, чтобы успешно применять знания на практике. А вот характер знакомого с малых лет хмурого карапуза очень даже: — Но, если бабский цвет десерта бросает тень на твою мужественность, то я могу соскрести крем. Правда, из-за этого будет не так вкусно.
— Ещё чего! Настоящий мужчина не переживает из-за такой ерунды!
Теперь Усяню пришлось отчаянно давить смешок: татуированный, пирсингованный, мускулистый Цзян Ваньинь верен принципам малыша Чэн-Чэна!
Исполнив обязанности по уходу и ухаживаниям, Вэй Ин в кои-то веки решил заняться работой. Вооружившись планшетом и стилусом, он направился в самое вдохновляющее место из всех возможных. Подойдя вплотную к постели с полуспящим Цзян Чэном на ней, Усянь откинул край одеяла и принялся пристраиваться:
— Подвинься.
— Ты чего удумал? — сонно пробормотал Ваньинь, инстинктивно отодвигаясь от нарушителя спокойствия.
— Буду греть тебя своей любовью! — горячо пообещал воодушевлённый Усянь, окончательно забравшись на кровать.
— А работать ты случаем не планируешь? — кажется, строгий младший братик умел отчитывать «распиздяя старшего» даже во сне.
— Наброски я могу и в постели сделать. И потом, неужели тебе не было одиноко столько времени спать одному? — схитрил Вэй Ин. Цзян Чэн, несмотря на гордость сильного и независимого, тяжело переносил разлуку с семьёй. Даже кратковременную. Даже с Усянем. Особенно с Усянем.
— Заразишься, — Ваньинь сделал последнюю попытку отбиться от назойливой компании. Хотя по его виду сразу было ясно — выигрывать бой за личное пространство тот явно не хочет.
— Не-а, я уже болел. У меня иммунитет.
Цзян Чэн молча принял поражение и отвернулся. Потом, правда, тихонечко пристроился под бок увлечённого рисованием Усяня. Бесшумно, дождавшись потери бдительности, не открывая глаз, будто во сне. Конечно, может, действительно во сне, но слишком уж бодро Цзян Чэн промычал что-то, когда Вэй Ин так же осторожно погладил его по голове. С той же, несвойственной спящим людям резкостью и агрессивной нежностью, Ваньинь прижался к плечу Усяня горячим лбом.
После такого вдохновение не заставило себя долго ждать. Вот только получившийся рисунок к работе совершенно не относился, фактически являясь фанартом к просмотренной дораме с красавцем-демоном. Но контент есть контент! Разве существует в мире что-то, заслуживающее сотни тысяч лайков больше, чем изображение милого спящего, укутавшегося в свою пугающе-мрачную роскошную синюю мантию демонёнка с лицом Цзян Чэна? Конечно, нет!
Усяню обычно было наплевать на чьи-либо чувства. Вернее, он просто слишком небрежен в этом плане. Сам за собой не замечает, как порой неосторожен с другими. Но когда Цзян Чэн открывается перед ним подобным образом, показывая свою ранимость и беззащитность, у Вэй Ина всё внутри переворачивается. Будто глаза открываются, а вместе с ними и сверхспособности. Сразу вдруг он становится самым заботливым и внимательным, решительным и смелым. Настоящим самоотверженным бескорыстным героем. Но вместе с тем Усянь от этого может быть и жестоким. Мстительным, тёмным злодеем, если потребуется, конечно.
Однако, в обоих вариантах он неизменно силён. В те безумно редкие дни, когда Цзян Чэн проявляет слабость, нуждаясь в поддержке, Вэй Ин превращается во всемогущего персонажа из мира всяких там сянься-произведений. С бессмертием только не везёт. А так он бы и мечом поразмахивал, охраняя постель Ваньиня, и эликсиров всяких
наварил назаказывал, и прочие магические геройские подвиги свершил.
С Цзян Чэном хорошо было притворяться слабым, хитростью выбивая себе снисхождение, ещё лучше с ним было наполняться силой, даря ответную заботу. Но вот чувствовать себя равным…. Это всегда было и остаётся бесценным. Вэй Ин ждёт не дождётся, когда Цзян Чэн выздоровеет и встанет на ноги. На охуительно красивые крепкие ноги, которые пиздецки правильно располагаются между его бёдер, а также охеренно лежат на плечах.
