Танец под снегопадом.

      В этот раз звон будильника не разбудил Акутагаву. Он отсыпался после последних событий, что явно шокировали его. Можно было подумать, что это сон, ведь... такого просто не могло быть. Дазай ему в чувствах что-ли признался? Быть того не может. В любом случае осознание всего на ум Рюноскэ пришло не сразу после пробуждения. Тот сперва заправил кровать, умылся и стал готовить себе завтрак.       Когда очередное куриное яйцо было разбито в миску, парню вдруг пришло смс. Увидев имя отправителя, а именно имя Дазая, он выключил телефон. Просто отключил его, сел на стул, заранее выкинув скорлупу и, закрыв лицо руками, протяжно и тяжело промычал. — Нхаа. это ужасно. как я. мог допустить такое вчера. говорил мне Ацуши, что эта влюблённость со школы никуда не уйдет. ебал я в рот свой стокгольмский синдром. (термин, популярный в психологии, описывающий защитно-бессознательную травматическую связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и/или применения угрозы или насилия.) А у него что? Лимский синдром? (То же самое, что и стокгольмский, только по отношению маньяка к жертве.) Это какой-то кошмар. Посидев так ещё минуту, Рю встал с места и продолжил готовить себе яичницу. Сегодня ещё надо зайти в аптеку, а то лекарства кончаются.       Яичница получилась вкусной. Акутагава отобедал и направился в ванную. Отдых отдыхом, а полы он уже месяц помыть не успевает. И вот, взяв швабру, взяв таз с мыльной водой, рыцарь направился в логово пыльного дракона. В зал. Так как сероглазый там сидел только вечерами пятницы, всё оставалось почти не тронуто. Разве что диван и пульт от телевизора… А впереди ещё спальня, кухня. Весело будет однако.       Уже вечером, когда Акутагава уже давно наконец, закончил драить полы, надо было вновь придумывать себе занятие. но оно нашло само себя. Стоило Рюноскэ спину выпрямить, как в дверь его квартиры постучали. Парень направился к двери, попутно говоря себе под нос: — если это ЖКХ, опрос или сосед за сахаром пришел, я возненавижу этот день.       Только вот в глазке он увидел Дазая, что, кажется, обеспокоено топал ногой. Сердце сжалось в груди, по спине прошла орава мурашек. Точно, он же вчера провожал его до дома.. видимо и до двери. В любом случае, обеспокоенно выдохнув, Акутагава открыл дверь и шатен набросился на него, обнимая и гладя по спине. От этого напора Рюноскэ стало неловко и тот просто стоял, упирая руки в грудь обеспокоенного Осаму. — Я переживал. Почему у тебя отключен телефон? Я писал тебе, звонил,— обеспокоенно твердил кареглазый. — Я просто занимался домашними делами и по этому отключил телефон. Не люблю, когда меня отвлекают в подобные моменты. Зачем ты пришёл? — Я же сказал, что волновался. И не смей говорить, что это на меня не похоже. А ещё хотел извиниться за вчерашнее. Ты был весь как в тумане вчера после того, что я сказал и сделал. И каким-то.. безэмоциональным. Ну прямо совсем. — ясно. Это всё? У меня ещё дела есть. — ты стал таким равнодушным из-за того, что ты теперь в курсе того, что я тебя помню? Из-за того, что избивал тебя тогда? Да? Только сейчас Акутагава заметил, что от Осаму пасёт алкоголем. Не изменился. По слухам он такой же бред говорил, когда выпивал. — а ты нынче слишком добр ко мне. Звук пощёчины раздался эхом по коридору. Зрачки Рюноскэ сузились, а глаза наоборот расширились. Жаркое чувство пролежало по всему телу. Снова это ощущение. Кислород резко перестал поступать, почва под ногами так же перестала чувствоваться. Он взял его за шею и поднял над собой. Акутагава стал задыхаться. Снова. Ещё с детства у сероглазово были проблемы с лёгкими, по этому когда его отпустили, он в судорогах стал кашлять, попутно ещё больше начиная задыхаться. — Какого черта ты творишь?!—прокричал Рюноскэ,— Прекрати! Ай! Последний крик так же послужил началом нового, оглушающего эха. Дазай схватил Акутагаву за волосы и потащил в известном только ему направлении. Когда пункт назначения был найден, на глазах Рюноскэ пыталась появиться пелена слез, которую он так судорожно сдерживал.       Рюноскэ кинули на кровать. Осаму молчал. Молчание прервалось тихим "нет..." Что прозвучало из уст бледнолицего. — что "нет"? Я не приму такого ответа от тебя. _Всё-таки он всегда притворялся. Я знал. Я знал, что он будет притворяться. Я знал, что это ловушка. Он убьет меня._ Акутагаву стали раздевать. Быстро и рывками, разбрасывая одежду. Кто бы мог подумать, что его первый раз будет таким? Его сейчас изнасилуют в его собственном доме.       Рюноскэ смотрел в потолок, пока Дазай возился с одеждой. Было невозможно ему сопротивляться. Просто бессмысленно. И вот, оба голые. Осаму устраивается поудобнее меж ног сероглазово и резко входит в него. Со стороны Аку слышится резкий и громкий крик. Ему больно. _Дазай скорее всего сейчас ударит меня. Скажет " мне тоже больно от того, насколько ты узкий. Не реви, тряпка."_ Однако ничего такого не последовало. Лишь тяжёлое мычание. Он даже не ударил его и дал время, чтобы отойти от такой резкости и привыкнуть к размерам.       Спустя минуты две Акутагава сильно сжал край и простынь кровати. Начались точки. Медленные и осторожные. Рюноскэ сдерживал слезы. Он не понимал, зачем он пришел? Почему..       Движения Дазая выбивали весь кислород. Он то ускорял темп, то замедлял, то входил, то выходил. Лишь одно уже стало неизменным: его грубость. Его грубые и глубокие толчки. Акутагава чувствовал себя грязным. Умолял Дазая остановиться, но его не слушали. Делали только больнее. Через пару мгновений после шлепка по задней точке в Рюноскэ кончили. Ужасное ощущение грязи. — пожалуйста.. уйди.. Он ушел, но в душ. А Акутагава стал плакать. От безысходности, своей никчемности, осознавания собственной беспомощности и из-за того, что он от сих пор как-то мог любить такого человека. Такое долгое время.