Заснеженные

Эмилия: Кажется, я цела. Лежа с закрытыми глазами я прислушалась к своим ощущениям. Ничего не болело, тело, отдохнувшее в тепле, было готово служить мне дальше. Кто-то склонился надо мной и гладил по голове. Ласково и нежно, как умела гладить только мама. Я улыбнулась и открыла глаза. Оказалось, я лежала на одной из кроватей в больничном крыле. Рядом сидела Полумна, живая и здоровая. За окном уже была морозная синяя тьма : – Прошу, простите меня! Мне так стыдно! – испуганно заговорила девушка, схватив меня за руку. В ее глазах стояли слезы. – Полумна, милая, не плачь. Ты здесь не причем, и все обошлось… – я нежно провела свободным большим пальцем по ее руке. – Я не прощу себя, если у нас ухудшится здоровье после этого! – она вытерла украдкой уголок глаза. – Не ухудшится,– я осторожно села – Надеюсь, Ана не в курсе... Я звала сестрицу с нами на каток, но она так обиделась, что ее с подружками не пустили в Хогсмид, что пообещала просидеть в спальне безвылазно целый день. Она бы точно запаниковала сильнее всех, если бы оказалась в эпицентре трагедии. Полумна на мои слова покачала головой: – Вы же знаете, как у нас разлетаются вести. Она рвалась к вам. Но маленьких уже из спален не выпускают, поздно. Гермиона и Драко все это время были с вами, их только что мадам Помфри отправила перекусить. – Кто же нас вытащил из озера? – спросила я. – Меня спасли мальчики, – тихо ответила Полумна – А вы... разве ничего не помните? Мне казалось, вы пришли в себя на берегу... Да, я, действительно, пришла в себя на чьей-то заботливо подстеленной мне под спину мантии и залилась мучительным кашлем. Я кашляла, пока легкие не избавились от всей лишней воды, которая вырывалась из носа и рта струями. А потом… я будто бы снова потеряла сознание: – Не помню, – покачала головой я Полумна наклонилась, как будто желая прошептать мне на ухо имя спасителя, как вдруг дверь с грохотом вылетела, и профессор Снэгг, как мрачная черная тень или огромная летучая мышь, ворвался в больничное крыло. Неужели он настолько бессердечный, что позволит себе ругать меня после всего, что я пережила? Я испуганно опустилась спиной на подушку, желая провалиться сквозь пол и забиться где-нибудь в подземелье. Полумна тоже сжалась, я мысленно взмолилась, чтобы она не убежала и не оставила меня, опасаясь гнева профессора. Северус: Я долго не мог успокоить сердце. Шайнбрайт уже была спасена, в тепле и в руках целителя, а меня все не отпускало. В ушах словно молотки стучали. Она могла захлебнуться и не вытолкнуть потом из себя воду… Почему она камнем пошла ко дну?… Мадам Помфри что-то говорила про потерю сознания из-за перепада давления... Впрочем, сейчас ее здоровью ничего не угрожает. Я не ожидал, что брезгливый и осторожный Малфой, который спокойно шел по своим делам в Хогвардс, так безрассудно бросится за Эмилией под лед. Кажется, я недооценивал этого аристократа. Хотя, какое мне дело… Я недооценивал и Эмилию. Если бы она, как потом рассказывали студенты не скомандовала старшим вывести всех со льда, жертв могло бы быть больше. Она отважно бросилась спасать ученицу, и все делала верно, ровно до того момента, когда встала на колени, чтобы оттащить девушку. Малфой сейчас почивает на лаврах и верит в легкую победу в споре, который он сам затеял. Хорошо, что мне удалось уговорить профессора Макгонагалл поместить нашего раненого героя в свободную комнату в корпусе, а не у мадам Помфри, с Эмилией. Иначе предписание не беспокоить пострадавшую было бы грубо нарушено. Хотя, какой в этом толк? Когда она узнает, что он вытащил ее из холодного озера на руках, романтичное сердце сразу растает, и девушка побежит его благодарить. А ему только этого и надо... Вечером я, собравшись с мыслями, все же отправился навестить непутевую учительницу в больничное крыло. Она очнулась, но, как некстати, с ней сидела Лавгуд: – Мисс Лавгуд, пойдите, передайте мисс Анабель Шайнбрайт, что ее сестра пришла в сознание. Если Вас остановят в коридоре дежурные, отвечайте, что задание вам поручил профессор, – скомандовал я. – Да, сэр, – послушно кивнула когтевранка и убежала. Я присел рядом с кроватью Эмилии на стул. Неужели я в самом деле так неприятен ей, что она будто бы отодвинулась на дальний край кровати... Затем сцепила руки и уставилась на свое кольцо. Все заготовленные мною слова испарились при одном только ее виде, обреченном и испуганном. Чего я добьюсь, если сейчас начну ее критиковать и распекать? Несмотря на бодрый вид, девушка была бледна, под ее глазами пролегли тени. Намокший свитер с нее, видимо, сняли, и она была в одной майке с тонкими бретельками с нелепой надписью «Paris». Эта неуместная летняя одежда еще сильнее делала ее похожей на беззащитную школьницу. Молчали мы около двух минут: – Вы очень испугались? – наконец неловко спросил я первое, что пришло мне в голову, стараясь смирить свой резкий голос. – Не успела, – тихо ответила Эмилия, глядя перед собой – Все произошло слишком быстро, да еще и я сознание потеряла... – Вы могли бы попытаться вытащить ученицу простейшим заклинанием и не лезть к полынье, – не удержался я. На удивление моя едва уловимая ирония подействовала на девушку положительно, она не рассердилась, подняла голову и посмотрела мне в глаза: – Не поверите, но я даже не подумала об этом. Палочка была в кармане брюк я очень быстро могла ее выхватить. Она непосредственно всплеснула руками: – Но от страха, я забыла, что я волшебница… И ученицу не спасла, и сама всех перепугала… Стыдно. Вы, наверное, считаете меня очень глупой. – Вы в следующий раз сначала думайте, а потом делайте, а то будете как ваш новый друг, Люциус Малфой, который делает ровно наоборот, – снова из меня тонкой струйкой потек сарказм пополам с ядом. Эмилия недовольно завозилась на простыне и отвела глаза: – Когда мне было думать, если девочка тонула? И причем тут мистер Малфой? – Между прочим, вы ему обязаны своим спасением, – неожиданно для себя сказал я и тут же испытал невыносимую досаду от того, что в моих словах была правда. Девушка вздрогнула, подняла глаза. В них вспыхнуло недоверие: – Меня вытащил из воды… мистер Малфой? Я ничего ей не ответил и молча поставил на тумбочку возле ее кровати маленький флакон с белыми пилюлями, который принес с собой. – Полагаю, от пережитого кошмара у вас может нарушится сон. Это сильное и безопасное снотворное. Одной таблетки на ночь достаточно,больше нельзя. И... обещай, что ты больше никогда не выйдешь на лёд, – только после того, что я произнес, я осознал, что впервые обратился к Эмилии на «ты». Что же, теперь уже обратного пути нет. – А зачем мне что-либо тебе обещать? – неожиданно громко спросила Эмилия с нескрываемой горечью в голосе – Ты ненавидишь меня, я знаю, что тебе только мешаю. Так, тоже на «ты» перешла и еще и передергивает... – Я когда-либо говорил, что ты мне мешаешь? Разве, что опозданиями… – спокойно ответил я и сложил руки на груди. – У тебя все недовольство на лице написано! Я не слепая! Да ты еще и Макгонагалл попросил проверить меня! – она глядела с сердитым непониманием, на скулах загорелись алые пятна. – Тебя это задело? А, ты, оказывается, самоуверенная гордячка. Что оскорбительного в простой проверке? – А то, что ты мне не доверяешь и считаешь меня тупой! Да ты... ты был бы рад, если бы я утонула в этом озере! Последняя фраза хлестнула меня, как болезненный кнут. Был бы рад, если бы она утонула?!... – Я не отказывал тебе в умственных способностях. Но такого рода замечания заставляют меня усомниться в выводах о твоем полноценном развитии, – припечатал я, не показывая изумления от ее выпада. Замолчала, опустила глаза. Я выдержал паузу, затем подошел к окну и задернул штору: – Мы с тобой ещё побеседуем на тему твоей работы с детьми, а сейчас, будь добра, выспись наконец. И не шляйся по Хогвардсу, я все равно узнаю об этом. – И с чего это я должна шляться? – презрительно скривилась девушка. – Например, чтобы найти и поблагодарить своего спасителя потому, что следующего дня не будет и ночью настанет конец света, – с сарказмом ответил я, погасил лампу и в последний раз бросил холодный взгляд на непоседливый каштановый хвост – Спать. Из больничного крыла я направился к себе. Разговор нам предстоит в обязательном порядке… Я недооценивал ее. Слишком сильно недооценивал и теперь поражен до глубины души. Бесстрашная… А без ее мышиной возни за стеной даже как-то пустовато... Люциус: Гребень мягко разбирал на отдельные пряди сбившиеся в беспорядочную кучу волосы. Я не был бы собой, если бы оставил все как есть. Моя длина не допускает небрежности. Концы опять торчат, надо отстричь. Наверное, я выглядел жалко, когда вылезал из озера. Посиневший, вода ручьем. И все это увидели… Зато в мокрой одежде лучше были видны рельефы тела, которые у меня от природы не хуже чем у греческого или римского бога, хотя я уже не юнец. Даже Драко не так хорошо сложен... Риск был оправдан. Все были впечатлены, даже этот зануда и скептик Снэгг. Как вытянулась его зеленоватая физиономия, когда он наблюдал, как я выходил с Эмилией на руках! Меньше надо сидеть, закрывшись в пыльной комнате, может, тогда здоровый цвет лица появится. Я сам от себя не ожидал, надо сказать. Холодная вода для меня одна из самых неприятных вещей на этом свете. А как восхищенно на меня посматривали любопытные старшекурсницы, когда мадам Помфри залечивала мои порезы! Простите, кошечки, пока вам не исполнится восемнадцать, можете не подходить. Мне с вашими почтенными родителями проблем не нужно. Немалое удовольствие у меня также вызвало внезапное осознание, что жизнь свернула на необычный путь. Все-таки, я совершил подвиг, и в жизни не делал ничего подобного. Странно, конечно, что провести ночь меня попросили в корпусе для преподавателей, а не в больничном крыле. Наверняка подсуетился зельевар, чтобы я с Эмилией не пересекся. Не дает ему покоя мой успех. Ничего, после этого страшного случая, который я бы сейчас назвал подарком судьбы, моя девочка сама, без сомнений, придет ко мне. Что может быть важнее для женщины, чем осознание, что ради нее пошли на риск? Я усмехнулся про себя, осознавая, что ничто уже не помешает моим планам на эту нимфочку и кое-кто точно проиграл спор. Кто-то тихо постучал. Словно поскребся. Неужели… Я отбросил гребень. Мельком окинул себя взглядом. Брюки в порядке, один рукав на рубашке завернут и видна повязка. На голове волосок к волоску. Глаз не оторвать: – Войдите, – сказал я И даже не сразу узнал ее. Волосы молодой учительницы были распущены и падали ниже пояса, очки были надеты на лоб. Как загипнотизированный, я поднялся к ней навстречу, с трудом пытаясь унять волнение и легкую дрожь в руках: – Я тебя не узнал, – вполголоса признался я Она переступила порог, сделала глубокий вдох и выпалила в привычной поспешной манере, заикаясь, запинаясь, и глядя мне в грудь: – Я хотела… поблагодарить вас. Это...это самое малое, что я могу сделать… Мне ужасно стыдно! Вы рисковали... Девушка подняла глаза, заметила повязку на моей левой руке и слегка передернулась: – Еще и поранились из-за меня... – Все затянется и не останется даже шрамов, – я подошел вплотную, пристально глядя в искрящиеся карие глаза, а затем коснулся нежного лица, провел пальцами от скулы до подбородка. Замерла, испуганно, посмотрев мне в глаза. Распущенные каштановые волосы пахли сладко и дурманяще, как дорогое красное вино, впитавшее в себя солнце: – Скажите, что вы не сердитесь,– попросила Эмилия с очаровательной требовательностью – Произнесите это вслух Вместо ответа я слегка наклонился, как можно нежнее притянул ее к себе и страстно прижался к ее губам. Обрушился, не в силах больше сдерживаться. Она тут же затрепетала, кажется, попыталась отстраниться, ее явно еще никто не целовал. Но я только крепче прижал хрупкое тельце и уверенно углубил поцелуй. Около минуты заводящей неравной борьбы – и смущенная девушка сдалась, и неуверенно ответила. Ее налившаяся румянцем кожа заблагоухала едва уловимым телесным ароматом. Робкие пальцы коснулись моей груди, неумело скользнули по кончикам волос, вызвав внутри меня взрыв безудержных ярких эмоций, о которых я совсем забыл из-за однообразных развратных партнерш, у которых я был не первым и не последним. Вот оно, истинное наслаждение в обладании нетронутым, чистым источником, который ждал тебя!… Клянусь Мерлином, я был готов взять ее в этот сладкий момент. В этой уродской каморке, на старой кровати или даже на полу. Мысли бежали одна быстрее другой, желание начало отзываться тяжестью внизу живота, но девушка неожиданно отстранилась, тяжело дыша: – Люциус, – коротко выдохнула Эмилия, и оглянулась испуганно, словно потеряла ориентацию в пространстве. Она впервые назвала меня по имени... – Ты боишься? – я снова слегка коснулся ее талии. Переступила неловко, кивнула: – Ты умная девочка, подумай, как может человек, который бросился за тобой под лед причинить тебе вред или боль? Она промолчала, с трудом переводя дыхание. – Просто эта наука, мой маленький профессор, тебе еще незнакома, – я снова коснулся тонкого лица, запустил пальцы в теплую переливающуюся массу волос, – Наука любить и быть любимым, доставлять друг другу удовольствие. Ты боишься тайных чувств и желаний, которые сейчас кипят в тебе. Но это прекрасно. В них и есть жизнь… – Ты хочешь сказать, что любишь меня? – робко спросила Эмили. В корень зрит. Видимо, она их тех, чье понимание любви глубже, чем надо. «Вечная сила, дающая жизнь всему миру?». Надоевшая «истина» из сказок для детишек. Она еще не поняла, что ничего вечного и постоянного на этом свете нет... – Ты сводишь меня с ума, – мои пальцы проделали путь вниз по ее шейке – Больше чем кто-либо из клявшихся мне в любви. И мне хватило нескольких ничтожных дней, чтобы захотеть испить тебя настоящую. Я не понимал говорю я правду, или снова пользуюсь фразочками из своего хранилища оружия для пленения женских сердечек. Эмилия смотрела на меня пораженно, ее грудь высоко вздымалась, а в наивно распахнутых глазах мелькал еле заметный страх. Вполне нормально для неопытной девственницы… – Обещай, что не будешь меня бояться, – я коснулся губами ее скулы и место поцелуя тут же покраснело. – Хорошо, обещаю, – прошептала она – Я пожалуй… пойду? Словно спросила у меня разрешения: – Беги, конечно, – я отпустил ее – Увидимся в понедельник, я приду к тебе. Кивнула, выскочила из комнаты. Красное вино, смешанное с ароматом жаркого июльского солнца… М-м-м… Почему этот божественный запах нельзя унести с собой? Так не пахла еще не одна из красавиц, побывавших у меня в объятиях. Чем она моет свою роскошную гриву, что она переливается и благоухает так, что голова начинает кружиться? Кажется, я нашел для себя grand-passion (фр. -"большую страсть") . Посмотрим сколько она сможет утолять мою жажду... У меня время есть, чтобы приручить этого диковатого зверька. А чувство долга и благодарности, родившееся в душе учительницы должно сыграть в мою пользу. Слишком было бы глупо с моей стороны чрезмерно спешить с совместной ночью. Эмилия, как ценный трофей, и я еще успею ею не раз насладиться, после того, как окончательно добьюсь. Праздник хорош, когда его долго ждешь.