Заснеженные

Эмилия: Новая неделя до самых выходных была полна необычными событиями. После едва не свершившейся трагедии,у меня словно началась новая жизнь, полная таких ярких эмоций, от которых, казалось, меркло неяркое умирающее ноябрьское солнце. Я уговорила мадам Помфри отпустить меня побыстрее и в следующий же понедельник вернулась к работе. Впечатлительные младшекурсники завалили меня вопросами, испугалась ли я, как тонула, видела ли русалку. Спрашивали и про Люциуса, многие не знали его, но кто знал шепотом говорил, что это «папа мальчика с белыми волосами со старшего курса». Когда одна рыжая пуффендуйка с первого курса мечтательно сказала: «Я видела, он вынес вас на руках, как принцессу», мое сердце восторженно замерло и я не знала куда спрятать глаза и как скрыть заливающий лицо и шею румянец. С Северусом отношения у нас стали получше. По крайней мере он начал воздерживаться от своих язвительных комментариев в мой адрес, больше не повышал голос. И даже его прямой суровый взгляд будто бы потеплел. Мне сначала было неловко из-за того, что я наговорила ему в больничном крыле. Я сильно извинялась, однако профессор оказался очень отходчивым человеком: «Я все понимаю, ты плохо себя чувствовала», – лаконично ответил он. Но какое-то время он все же снова рассердился, после того как узнал, что я ходила ночью по Хогвардсу: «Ты играешь с огнем,» – строго заметил он – Остановись, пока не обожглась». К чему это было сказано, я пока не поняла. С понедельника мы с собравшейся командой волшебников-активистов по вечерам начали реставрировать наиболее тяжело поврежденные места Хогвардса. Карта моего предка, оказалась не нужной, но профессор Макгонагалл поблагодарила меня за интересную находку и желание помогать. Кто не любит, когда его хвалят! Группа реставраторов у нас собралась что надо: все заводные, веселые. Кто-то даже принес гитару и мы в перерыве развлекали отдыхающих после учебного дня детей песнями. Единственное, я в компании оказалась самой старшей, и еще отягощенной преподаванием, и поняла,что не всегда смогу проводить с ними время. Так-то я всегда за любые активности, в школьные годы я и в квиддич играла за свой факультет,пела в хоре, состояла во всевозможных кружках по интересам, была старостой и еще книги успевала проглатывать, как будто желейные конфеты. Как меня любил профессор Дамблдор… Подошел после выпускного и сказал: «Возвращайся к нам, Эмилия, школа нуждается активных и интересных преподавателях». А я уже была уверена в том, что буду если не преподавать, то работать с людьми точно. В один из свободных вечеров мне наконец-то удалось подловить Почти Безголового Ника и спросить его о кольце. После беседы с ним, у меня осталось скомканное ощущение неразгаданной загадки: – Ник, можно с тобой поговорить? – позвала я призрака. Он повернулся в воздухе и внезапно почтительно поклонился мне: – Добрый вечер, госпожа, о чем бы вы хотели поговорить со мной? – Ты можешь не называть меня госпожой… – начала я. – Нет, нет нам нельзя, – испуганно заговорил Ник – Мы подчиняемся хозяйке кольца Соломона. – Почему? – спросила я. Ник доверительно склонился ко мне и робко заговорил: – Кольцо позволяет укрощать самых непокорных духов и даже предавать забытью в качестве самого страшного наказания. Я пораженно промолчала, а Ник поклонился мне и бесшумно улетел. Драко и Гермиона сблизились еще сильнее. Когда я впервые увидела как прекрасный семикурсник улыбается, мне захотелось подняться на самый верх Астрономической башни и закричать от счастья так, чтобы мне ответили горы, озеро и вообще весь мир. Но, конечно, все эти прекрасные события были не так ярки по сравнению с появлением в моей жизни Люциуса. Он ворвался, как яркий метеоритный дождь, и изменил привычный ход моей тихой жизни, полной труда и постоянного самосовершенствования. Я никогда даже в самых смелых фантазиях не представляла, что на меня обратит внимание взрослый, солидный мужчина, бесконечно обаятельный, чувственный и невероятно красивый. До нашего первого поцелуя тогда, в темном спящем корпусе, он не вызывал у меня ничего кроме интереса, но потом… Он сказал мне о тайных желаниях и был прав – они проснулись внутри, зашевелились, как подземная магма и начали двигать, сотрясать и расшатывать тектонические плиты, на которых строилась моя личность. Я хотела быть любимой. Почти всю свою жизнь. Так долго, что это желание стало невидимкой и скромно запряталось за целями другого рода – быть самой сильной ученицей, удивлять руководителей и наставников. Подростковой любви у меня не было, когда подружки начали гулять с мальчиками, я была погружена в книги, в комплексы из-за очков, которые мне пришлось носить, и в непонимание по отношению к маме, которая, казалось, после появления отчима и рождения Анабель стала меньше обращать на меня внимания. Образ Люциуса разбудил во мне забытую мечту о защитнике, он явил невероятное смешение фантазий детства и тайной надежды взрослой девушки. Спаситель мой… Когда он держал меня в своих объятиях, мне казалось, что мир сжимался и вмещал только нас двоих. Его сильные руки исследовали меня иногда так неожиданно смело, что вначале я изумлялась. Но поймав его трепетный вопросительный взгляд, тут же понимала, что не хочу его останавливать. Моё тело жадно ждало его, ликовало и звенело каждой жилкой при ожидании встречи с ним. Он угадывал мои желания, мне даже не нужно было произносить их вслух. Он дарил тепло и ласку,которые заставляли мою душу расцветать. Догадавшись, что я люблю французскую культуру и эстетику, Люциус оставил возле моей входной двери белую лилию. На жемчужной ленте, обвивающей стебель цветка было выведено: «Pour le lys blanc de mon coeur»<i> (фр. -«Для белой лилии моего сердца»)</i>. Лилия пахла невероятно сладко и сильно... Я думала, что смогу полюбить его и сделать счастливым. Если только он даст мне шанс заглянуть в себя. Люциус немногословен. А его глаза постоянно полны невысказанной печали… – Тебе грустно? О чем ты думаешь? – несколько раз пыталась узнать я во время наших тайных встреч, на что он лишь задумчиво улыбался. Я только знаю, что у него произошло что-то с женой. Это так страшно, так больно остаться вдовцом настолько рано. "Один в этом мире", – так он говорит о себе с грустной улыбкой, от которой хочется плакать. Наверняка произошло что-то действительно страшное, раз он не спешит говорить. Хорошо, что его сын взрослый, хотя Драко наверное тоже несладко без матери. Бедный мальчик… Наличие Драко, наверное, было единственным моментом, смущающим меня. Но должен же взрослый сын понять, что его отцу нужна личная жизнь. Мне тоже пришлось принять, когда моя мама вышла замуж за чужого и непонятного магла Марселя Латур. Это было непросто, я пролила немало злых и эгоистичных слез прежде чем приняла изменившийся бесповоротно ход жизни. Люциус: М-м-м, а охота затягивала... Бесконечная благодарность и восхищение во взгляде Эмилии разжигали во мне охотничью страсть настолько сильно, что играть роль рыцаря печального образа становилось все труднее. А эта роль спасала меня от ее неудержимого любопытства. Сначала, во время наших встреч в безлюдных местах она слишком много и эмоционально говорила, но теперь она ведет себя, как кроткий ягненок, пытаясь не тревожить меня. Она обладала потрясающим спортивным телосложением, которое, впрочем,скромно укрывала под бесформенными робами: – Почему ты так цепляешься за убогую одежду, которой отдают предпочтение подростки? Тебе бы подошли более женственные образы, – несколько раз пытался узнать я. – В свитере теплее, – слегка виновато отзывалась она Хоть бы раз порадовала меня короткой юбочкой… Сводила ли она меня с ума? Возможно, только когда запускала свои тонкие пальцы в мои волосы и касалась кожи головы. И когда, ощутив мои руки на особо чувствительных областях своего никем не тронутого тела, смотрела на меня робко и удивленно. Ей нравилось. Ее тоже затягивала игра и нравились адреналиновые вспышки и воплощения самых тайных желаний. В этом чертовом Хогвардсе и его окрестностях проводить встречи было неудобно, нам приходилось ограничиваться нежными письмами, прогулками и тайными встречами в скрытых от чужих глаз местах. Но, как выяснилось, в таких условиях дальше поцелуев зайти было невозможно. Эмили была достойна Мэнора. Я хотел, чтобы наша первая ночь, которая приближалась по мере возрастания привязанности неопытной девушки ко мне, прошла неповторимо. С моей наивной девочкой все, что я пробовал в постели будет ощущаться сочно, невероятно, как в дни жаркой юности. А сколько у нее будет эмоций, сколько благодарности она подарит мне одному… Никто никогда так искренне и не восхищался мной. В пятницу мы встретились на безлюдной заснеженной дороге к Хогсмиду: – Ох, умоталась, – заговорила она, после нежного приветственного поцелуя с моей стороны – Тяжелый такой денек был… И осеклась, поглядев на меня виновато и вспомнив, что я не люблю восторженный щебет: – Прости, я так много говорю всегда. Ты выглядишь усталым, все в порядке? Может, зайдем в Хогвардс, там тепло, ты сможешь посидеть и отдохнуть... Я даже умилился на мгновение, но из меланхоличного образа не вышел. Спасибо, ангел мой, за заботу, среди беготни и хаоса дерущих глотки младшекурсников пусть отдыхает твой патлатый наставник. – Да, я сегодня немного устал, Эмили, и вынужден через некоторое время снова бежать. Зашел ненадолго только, чтобы увидеть тебя. – Жаль, – она опустила глаза – Мне кажется, мы редко видимся. Конечно, милая, чтобы ты не пресытилась раньше времени. Ничто так не подогревает чувства, как часы ожидания встречи. Я молча прижал ее к себе, она доверчиво обхватила меня под грудью, выше не доставала: – А знаешь, – добавила она очень осторожно, тихо и сдержанно, чтобы, видимо не потревожить мой «уставший» ум – Даже если бы мы с тобой виделись каждый день, с рассвета до заката, мне было бы тебя мало… Как же прелестно слышать это, после надоевших пошлых фразочек от моих прежних подружек!... Не девочка, а глоток чистого морозного воздуха... Пришло время сделать предложение, от которого невозможно было отказаться: – Мне тоже тебя не хватает, душа моя, – ответил я и загадочно улыбнулся – И потому я надеюсь, что эти выходные мы проведем вместе, в Малфой-Мэноре, где никто нам не помешает... Глянула изумленно, я ощутил, как слегка напряглось под моими руками ее тело: – Во сколько встретимся? И где? – Сам тебя заберу,– прошептал я, запустив пальцы в ее стянутые резинкой волосы. В этот раз к запаху солнца и вина примешался невесть откуда взявшийся запах ладана – Делай спокойно свои дела, как из окна своего корпуса меня увидишь, так выходи. – Как скажешь, – ее пальчики задумчиво выводили узоры на моей груди. – Не бойся ничего, мы будем только вдвоем. Я поймал ее испачканные чернилами руки и поцеловал: – Спешу. До встречи, душа моя На самом деле мне некуда было спешить. Я просидел в Хогсмиде до темноты, а потом под покровом зимнего вечера наведался к зануде-зельевару. Уж очень хотелось позлить его, чтобы он помучался от эмоций, которые не умеет выражать... Северус: Мерлин… Я прибывал вне себя всю неделю... Неужели я был неправ? Я обещал себе, что зауважаю Шайнбрайт если она отторгнет Малфоя. Но она явно чувствует себя должной человеку, подарившему ей вторую жизнь... Ох уже мне эта мисс Добродетель… Всех лезет спасать, а сама вязнет в болоте по самый свой дурацкий каштановый хвост! Охмурил девочку, бесстыжие глаза, и несчастье на льду значительно облегчило ему задачу. Везучий, гад… В конце недели, в пятницу вечером, когда я по обыкновению работал, аристократ явился ко мне, как всегда без стука и с особенно наглым видом. Как всегда наряженный, сияющий и надушенный таким ароматом, что я удивляюсь, как мне не выело глаза и слизистую оболочку носа при его появлении: – Ну что, зельевар, готовь жидкую удачу. Она без ума от меня… Склоню ее к близости на этих выходных и тогда победа будет точно за мной. Поверь, одно мое появление в субботу днем заставит окончательно растаять ее сердечко – самодовольно заявил он, откинулся расслабленно в кресле и уставился на меня надменно. – О близости мы ничего не говорили, – напомнил я, внутренне содрогнувшись, – И ни к чему это. – Ошибаешься. Это занятно, она такая доверчивая… Я и не знал, что сейчас можно еще где-то найти девственницу в двадцать пять лет. Да и она не такая простушка какой кажется, ей бы пошел вечерний наряд вишневого цвета. Я уже кое-что присмотрел... Так, вот это уже похоже на то, что он выбрал Эмилию в любовницы. Насколько я могу судить по его грязным делишкам, по уровню это чуть выше, чем продажная девка, у Шайнбайт будут постоянно деньги и внимание, но ровно до того момента, пока он не найдет следующую пассию: – Она не возьмет у тебя деньги! – я раздраженно хлопнул крышкой котелка – Она возьмет все, что я скажу, – он слегка нагнулся ко мне с кресла и добавил – И не только в руки, а еще и в рот… Я едва не подавился от скабрезности, которую себе позволил Малфой. Не допущу. Не позволю. – Подумай о Нарциссе! – произнес я, еще на что-то надеясь – Если она узнает... – А что, Нарцисса? Даже если узнает, что-либо, то ничего не сможет сделать. Ей даже деваться некуда от меня. Разве, что на кладбище... От очередной мимодумной и на этот раз чудовищно циничной фразы мне впервые в жизни захотелось разбить его самодовольное лицо, как это в свое время сделала его многострадальная жена. Но я только злобно посмотрел в холодные серые глаза. Малфой, кажется, испугался: – Только посмей рассказать Эмилии, что я женат, – тут же прошипел он. – Не мое дело лезть в ваши отношения, – отрезал я – Да и узнал бы о ваших встречах кто-то из ее товарищей или учеников, точно бы попытался открыть ей глаза на правду. Люциус несколько раз нервно оглянулся: – Никто не узнает... – тихо и упрямо пробормотал он. – Близость все же считаю лишней, – повторил я и добавил, глядя прямо в довольную физиономию Малфоя: – Шайнбрайт просто еще не понимает, что заслуживает лучшего. Люциус коротко и самодовольно рассмеялся: – Лучше меня? Ну же, назови мне того, кто бы подошел Эмили больше? «Кто угодно, но только не ты», – подумал я, но промолчал. – Может быть, ты? – Люциус ткнул меня тростью, намеренно попав по колену, которое у меня ныло из-за приближающегося снегопада. «Лучше даже и я, хотя немногим», – промелькнуло в моей голове. Что с Эмилией будет, когда Малфой пресытится ей? Как обманутой девушке жить после этого? Кажется, пришло время мне вступать в игру. Я сам виноват в том, что раззадорил развратника и теперь должен попытаться все исправить, пока Эмилия не влюбилась в женатого Дон Жуана без памяти. Не опоздать бы,девушка уже в облаках витает постоянно, глаза прямо таки мерцают... Я никогда раньше не замечал, как начинает светится юная леди, которая осознает, что кому-то нравится. Странно, но на Люциуса я не могу злится долго, даже когда он своими бездумными фразами меня унижает. Я привык относится к нему снисходительно. Павлин он и есть павлин. Ни голоса, ни сильных крыльев – ничего, кроме красочных перьев. Единственное назначение: украшение. Справедливо отмечу, он создал устрашающую репутацию и заставил себя уважать многих людей, но все равно за домыслами о его личности, славой и той самой впечатляющей репутацией только бесконечное самолюбование и пустота. Многие называют его жертвой воспитания и положения. Но я считаю это утверждение всего лишь оправданием его вечной внутренней лени. С определенного возраста человек сам себе становится воспитателем, и с этого момента сваливание вины на родителей и учителей – проявление инфантилизма. Кольцо обручальное снял и думает, что все ему позволено … Выходные будут непростыми. Запланированные эксперименты придется отложить до лучших времен.