Рыжий творог, белый апельсин

Август 2015 Утро воскресенья: я пытаюсь вытащить выпавшую ресницу из угла глаза, прилагая при этом неимоверные усилия. Нет, я, конечно, по жизни не высыпаюсь, но чтобы глаза не получалось приоткрыть в течение аж получаса — такое, если честно, впервые. Наконец мне удаётся распахнуть карие, самые обычные и непримечательные глаза. Я прищуриваюсь, а затем впадаю в ступор, удивлённый своим отвратным внешним видом. Теперь ресница начинает казаться украшением! Волосы (они, кстати, рыжеватые, и я неистово этим горжусь) настолько грязные, что выглядят прилизанными лаком… Или слюной? Короче, чем-то не очень приятным. И подстричься не помешало бы, к слову. На щеке след от подушки, и он всё ещё слишком красный, чтобы надеяться на его исчезновение ближайшие пару часов. Жесть, и губы потресканные, будто на улице зима минус сорок градусов. Про в целом отекшее от жары лицо я вообще молчу… Если ближе к делу, то начинается учёба. Этим, пожалуй, все и сказано. Ежедневные мучения в виде раннего пробуждения, сбора шмоток в рюкзак и, наконец, сорокаминутной дороги по чёткому направлению в колледж. И всë это уже с завтрашнего дня, а я как обычно дотянул своё ежегодное предучебное преображение в адекватного человека до самого последнего момента. Поэтому теперь пожинаю плоды в виде выпадающих ресниц в глазах и отекших щек. Главное, отойти от зеркала, а дальше по заезженной пластинке. Нет, загонов насчёт внешности у меня нет: я не красавчик, но смотреть можно. Сейчас вымою голову и можно топать в парикмахерскую, как при параде. На улице сегодня заметно прохладнее, будто и не было недавно мучительной жары. Иду медленно, руки сунул в карманы чёрных джинсов, смотрю в асфальт. Пока я ещё не вошёл в режим социальной активности, я просто топаю на память в родную парикмахерскую, где меня уже несколько лет стрижет одна и та же тётка. За эти летние дни, я, кажется, даже говорить разучился. Долгая ходьба дальше туалета и кухни тоже ощущается так себе. Ноги кричат о том, чтобы я поскорее остановился, но… Кто-то кладёт руку мне на плечо, а потом стискивает до хруста серой толстовки. Тут у меня уже вопросы появляются и я вынужден оторваться от пересчитывания мусора на дороге. Перед мною… Ну, мужчина. Кожаная куртка, лысый. Смотрит с ненавистью, презрением, злобой. Шею дёргает, руку заламывает. Так, не понял?.. — Ну, Кирюш, думал мы тебя не словим? Гондон, — ну, хотя бы улыбаться умеет, уже радует! Только вот я не Кирюша. Гондон ещё может быть, конечно, но и тут поручиться не могу. Честно даже нет сил удивляться, что мне сейчас в этом безлюдном переулке Питера свернут шею, или может быть переломают рëбра? Ладно, не смешно нихуя, на самом деле. Я только вышел из дома, вроде как стричься шёл, потом за минеральной водой зайти в Пятерочку планировал. Мне ещё рубашку гладить… В учебный режим в конце-концов входить! Я, конечно, тот ещё раздолбай, но если сейчас до этого здоровяка дойдёт, что я не Кирюша, обещаю делать всё домашние работы! Даже на пары ходить буду. Первый месяц точно, обещаю. Слово не-Кирюши! А амбал тем временем глаза расширил, будто у меня вторая голова выросла. Слушай, это мне следует глаза раскрывать. Вот только я в таком чистом шоке и непонимании, что начинает казаться, что это очередной бредовый летний сон. — Кирюш, неужели вздумал молчать? — и смеётся по-дебильному, аж на дрожь пробирает. Так, пора что-то сказать наверное? Я так-то не из молчаливых, но не стоит забывать, как я выглядел минут пятнадцать назад! — Я не Кирюша, — вроде сказал чётко, но что-то мне кажется, что я щас об этом пожалею. — А, ну, я тогда не Игорь, — опять ржëт. Блять, да что смешного-то? — Ты из меня дурака-то не делай. — тон как-то неприятно поменялся… Шагает ко мне почти вплотную. — Говорю же, я не Кирюша, — хах, а вот теперь получилось не чëтко. Честно, я готов навалить в штаны как в начальной школе на математике у доски. Решаю оглядеться по сторонам. А то что-то я реально встал как вкопанный… Людей вокруг нет. Ну, отлично! Значит кричать бесполезно. Смотрю влево: ещё один в кожаной куртке, правда чуть поменьше, но тоже напряжный чувак. Просто замечательно… Игорь, да? Или как там тебя. Ты и дружков своих привел! Сейчас взгляну направо и ещё одного увижу, отвечаю. Можно даже руку пожать Поворачиваюсь: и правда! Этот какой-то совсем мелкий, но лицо змеиное, будто источает яд всей поверхностью кожи. Вот сейчас, если честно, реально страшно. Пиздец как страшно. Осознание накатывает с головой, я словно просыпаюсь после долгого летнего сна, из-за которого позабыл какая реальность бывает неприятная и… как выяснилось, опасная. Че за херня происходит? Меня абсолютно точно перепутали с каким-то Кирюшей. Либо он тоже рыжий дрыщ, либо эти люди в глаза никогда не видели этого самого Кирюшу и просто выполняют чьё-то поручение… А вот это даже хуже, чем могло бы быть. Значит ребята непростые, и сейчас мне реальный пиздец. Ладно-ладно, лапшу на уши я вешать умею. Нормально так язык у меня подвешен. Сколько раз уже выручал… Ну, и подставлял… Не суть. Щас порешаем. Благо от сна я уже проснулся и, видимо, это отразилось на моём лице, ведь главарь победно вскинул брови. — О, ожил, блять? Дошло наконец? — и кивает. Резко и властно. Я даже ответить не успеваю, хотя уже был готов. Меня хватают под руки с двух сторон, бьют по голенями и я невольно падаю на асфальт коленями. Дёргаю челюстью вперед и морщусь. — Так, ребят, давайте кое-что проясним, — я добродушно улыбаюсь, оглядываясь через плечи к чувакам, которые слишком больно сжимают мои руки в тиски. Они реально охуели от моего высера, но сейчас важно не терять темпа… — Я никакой не Кирюша. Я в помине вашего Кирюшу не знаю. Мне искренне жаль, что он вам… Задолжал, наверное, да? Но я вот вообще никакого отношения к вам не имею, окей? — ну, вроде смачно. Амбал охуел не меньше своих друганов, даже рот приоткрыл… Да, я такой… Помню на истории, когда не подготовился, начал тупо лить воду, и препод мне такой… Удар в живот. Я хриплю и сгибаюсь пополам, причиняя боль рукам, которые задраны слишком высоко, чтобы расслабиться. Рёбра не сломали, но осадочек, блять, остался. Вскидываю полной ярости глаза вверх, намереваясь спросить, какую из частей моего краткого изложения о не-Кирюше этот еблан не понял. Но его глаза блестят ещё большим гневом, чем мои. Теперь, мне кажется, что при желании он и убить меня может… Эй, я что, просто так два курса подряд хреначил?! — Сладкий мой, ты, верно, не догоняешь всей ситуации? — голос стал ещё ниже и тише, хотя и так казался неестественно мужественным, — Твой батëк палки в колёса навтыкал Вячеславу Андреевичу по полной программе. Столько палок, что если я сейчас воткну их тебе в жопу, — берёт меня за подбородок, — она у тебя тут же и порвëтся, — слишком резко отпускает руку, и моя челюсть смыкается с характерным звуком. Так… Какой Вячеслав Андреевич? У нас такой препод был, но он уволился. А больше я и не знаю. Ну, конечно, я блять не знаю. Я же не Кирюша. Правда этот недалёкий слушать не хочет… Тут в голову влетает гениальная мысль… — Паспорт, — одно слово, но я надеюсь, что этот предмет в заднем кармане моих джинсов всë прояснит, — в кармане… — не успеваю договорить, амбал заливается смехом. — Ну нихуя ж себе, — ему, кажется, искренне смешно, — А то меня не предупреждали о вашей семейке, — молчит, а потом указывает куда-то назад, — Тащите. Ладно, идея совсем не гениальная, но шанс же был, да? Откуда же мне было знать, что этот Кирюша у нас такой криминальный. Кто я в этой истории вообще? Вопрос серьёзный. Я дрыгаюсь в их руках, но на самом деле, я тот ещё дрыщ, поэтому я скорее ловкий и проворный, чем сильный… Если вырвусь, можно попробовать убежать, но… Я не вырвусь. К слову, почему я раньше не убежал? Так это загадка сотого уровня. Тупой, наверное. Или это всё ещё отпечаток недавнего осознания, ведь я до сих пор не вдупляю. Обычно тридцать первое августа заканчивалось моим нытьём о том, как же меня заранее достала учеба и какая же моя обыденная жизнь скучная, когда я посещаю монотонные пары. А тут вот тебе, держи, Миш, приключения на твою задницу! Или палки в задницу… От какого-то Вячеслава Андреевича. Всё-таки надеюсь это не тот препод с первого курса… И, да, кстати, я Миша. Или Мишаня, если вам угодно. Не прошло и минуты, меня уже притащили к огромной такой машине, сильно затонированной. К слову, уже не вырываюсь. Выглядит тачка, конечно, круто, но садиться я туда не собираюсь. Кирюша сегодня бунтарь. Отталкиваюсь от машины обоими ногами, сильно отлетая назад, и тяну за собой змееныша и мелкого. Руки почти вырвались, нужен рывок, а потом просто побегу, куда глаза глядят. Но не тут-то было. Обмал хватает меня за волосы и тянет вверх так сильно, что я вскрикиваю от боли. М-да, это оказалось куда больнее, чем выглядело в сериалах… Девчонки, вы как так деретесь на полном серьёзе-то? — Отпусти меня, блять, — знаю, что агрессия это проигрышная тактика, но я, кажется, проиграл, ещё тогда, когда свернул в этот безлюдный дворик, чтобы сократить путь. Шёл бы и шёл обычной дорогой, вдоль машин и многочисленных велосипедистов и бегунов. А волосы тянут так сильно, что я сжимаю челюсть до боли в дëснах и успеваю пожалеть, что меня не перехватили, ну, хотя бы после парикмахерской. В идеале, конечно, лучше бы вообще не перехватывали… Не успеваю понять, когда я оказался в машине, где-то между двумя кожаными куртками. Амбал на водительском сиденье, сильно сжимает руль и как-то дышит неровно. Или это я в порыве нарастающей паники начал задыхаться? Пока мы были на улице, ещё был шанс. Тогда ситуация не выглядела столь безвыходно и даже казалось, что ещё немного и они отстанут. Ну, перепутали, с кем не бывает. Однако же я еду в затонированной дорогущей тачке, с тремя подсосами какого-то Вячеслава. Ситуация дерьмо. Мне страшно. — Знатно ты конечно нервы потрепал нам. Ну… Ничего. Сейчас за папочку своего отработаешь. Мне искренне интересно где семья Кирюши так оплошала. А ещё я искренне хочу плюнуть им в лицо и спросить «Хули всë так?». А амбал Игорь продолжает: — Нас предупреждали, что тебя хер поймаешь, но откуда же нам было знать, что ты решишь вылезти из своих окопов лишь сегодня? Ебать, ты поговорить решил? Может ещё как дела спросишь? А грудь сжимается уже неистово сильно. Сейчас мне кажется, что в машине перекрыли весь кислород. — Мы думали ты совсем бешенный, как батëк твой, а ты оказался какой-то пришибленный. Думал, не узнаем, что ли? — и оборачивается через плечо с насмешливой улыбкой. Первым порывом было начать оправдываться, что я всего лишь не успел войти в социальный режим. Вторым, плюнуть в лицо и попытаться открыть тачку на скорости, вероятно погибнув от удара об землю. Третьим, спросить что за ебучий Вячеслав Андреевич и хули он такой важный не может нормально своим подчинённым объяснить кого средь бела дня надо хватать. Но в итоге я просто молчу, продолжая тяжело дышать и, кажется, сотворив злобный оскал на лице. Ой, ну это я умею. Правда сейчас меня душит паника и желание телепортнуться куда-нибудь в университет, на пары… Можно даже не подстриженным. Амбал лишь хмыкает и резко ускоряется. Всех вжимает в спинки, но никого, кроме меня, скорость свыше ста двадцати пяти километров в час не напрягает. — Че сделал батя Кирюши? — простите, но сказать, «мой батя» язык у меня не поворачивается. Всё же я пока не смирился с судьбой сына криминального авторитета города. А почему вообще спросил… Так мне реально интересно! Раз палки в жопу пихать будут, надо хотя бы знать за что! Здоровяк молчит. Не верит, наверное. Да это я блин не верю во всё это! Во всю эту абсурдность ситуации! Не хочется верить, что сейчас мы едем по трассе, уже за городом, стремительно отдаляясь от безопасной территории… От моей квартиры, колледжа и… парикмахерской, ёлки-палки! Теть Люб, простите, но стрижка отменяется. Теперь даже как-то грустно стало. Чуть ли не слеза по щеке течёт. Я и забыл, когда последний раз плакал. Пытаюсь отвлечься: у меня ещё есть шанс в лице этого самого Вячеслава. — Куда мы едем? — я не сдаюсь! — А вот это не твоего ума дела, — и он опять смеётся… Достал уже… — Перевязывайте. И мои руки уводят за спину так резко, что кажется их просто вытянули из суставов. Однако почти не больно, просто до ужаса неудобно. Второй кожанщик, а именно тот, что со змеиным лицом, перевязывает мои лодыжки. Амбал с переднего сиденья кидает чёрную повязку. Мелкий по правую руку ловит её, и накрывает мои глаза. Вот это уже конкретный перебор. Думаю, даже Кирюша бы удивился. — Это обязательно? — произношу раздражённо, не выдержав, хотя в текущей ситуации остаётся лишь надеяться и верить, что эти верёвки на моим руках и ногах хотя бы возможно перерезать… Мне не отвечают. Обзор закрыт. Теперь я в полнейшей ловушку. Это как-то слишком похоже на типичное похищение в типичном фильме про мафиози. Вот только я не мафиози, а обычный студент третьего курса. К слову, учусь я на филологическом. А…видимо, уже не учусь… Решаю подергаться. С перевязанными конечностями далось это трудновато. — Понятно, куда едем значит не скажите. Однако я всё еще настаиваю, что я никакой не Кирюша. Я Миша. Ну, если вам так понятнее, то я… Ну, Мишаня! Слышу мелкий справа смеётся. И всë, никакой больше реакции. Честно, не видеть их лица ещё страшнее, чем видеть. Проходит где-то пять минут, когда я слышу звонок телефона, а затем и голос здоровяка Игоря: — Да, шеф, он у нас. Да-да, прям тут, под рукой. Нет, вообще не дрыгается. На самом деле он куда спокойнее, чем вы предполагали. Разумеется… Обыщем, допросим, всë сделаем, — тут у меня окончательно крышу сносит от нахлынувшего ужаса… Я слишком детально представил всё нюансы допросов в фильмах и книгах, — И заедем тоже, не переживайте, сэр, — слышу звук сброшенной трубки и чувствую как мы вновь резко ускорились. Мы щас вроде бы куда-то заедем. Я честно не понял половину слов, сказанных амбалом. Казалось, с чёрной лентой на глазах мой слух должен был обостриться, но я лишь чаще начал шумно вдыхать и облизывать теперь треснувшие ещё сильнее, чем утром перед зеркалом, сухие губы. Резко поворачиваем… Предполагаю, что на градусов сто восемьдесят, судя по резкому заносу моего тела влево. А потом также резко тормозим, и я сильно ударяюсь плечом о спинку переднего сиденья. А ещё коленка вновь получила урон, но ей и так досталось там, перед машиной… Видимо она растеряла все нервные импульсы после такого потрясения. Стоим около двух минут. Я даже успеваю выразить возмущение на своём лице, как дверь вдруг, кажется спереди, открывается. Кто-то садится в машину, почти бесшумно и легко, словно мне просто показалось и уже началась стадия галлюцинаций после первой стадии сильного морального потрясения. — Элеонора, вы в порядке? — подаёт голос Игорь. Ну, нифига себе, как твой тон резко поменялся. Оказывается ты и так умеешь. Не мешало бы почаще практиковаться, чтобы на таким как я, пореже срываться. Мотор заводится и мы стартуем, вновь развернувшись на сто восемьдесят градусов, только теперь меня никуда не заносит, потому что скорость ещё не была набрана. Не знаю почему эта Элеонора не ответила, но то, что шишка она важная сомнений нет. Может жена того Вячеслава? — Что-то не так? — не совсем понимаю к кому обращаются, но потом анализирую его мягкость в голосе и вопрос отпадает. Женщина вновь не отвечает, видимо считает себя недостойной тупых прислуг и подчинённых. Ну, я бы на еë месте с этим хреном тоже не говорил! Едем в тяжёлой тишине. Вероятно тяжёлая она лишь для меня. С течением времени у меня возникает вопрос, а знает ли она какого-то Кирюшу на лицо? Если знает, наверняка поймёт, что я не он. Но пока я в маске, вряд ли они будет с этим разбираться. Слышу звон телефона, трубку почти мгновенно поднимают: — Едем, Вячеслав Андреевич. Да, в полном порядке. Через минут, м-м, двадцать. До свидания, — с своим шефом говорит он куда строже, чем с Элеонорой, но всё же уважительно. От этого появляется вопрос, кто же эта женщина такая и что в ней столь особенного и важного. — Вячеслав Андреевич настоятельно просил вам передать, чтобы вы перекусили тем творогом, а затем бананом. Через полтора часа у вас тренировка, как и обычно, я отвезу вас. Ну, то, что шеф сильно переживает за свою жену этого, конечно, отрицать нельзя. Может отец Кирюши как-то его женщине поднасрал, вот и на его сыне решил отыграться. Хотя тогда, она бы точно кинулась на меня с кулаками, оказавшись в машине. Ладно, вариант отпадает. К слову, она опять не отвечает и это порядком начинает бесить. Я предполагаю, что она просто кивает, но не на всё вопросы в этом мире можно ответить кивком… Ладно, подождем. Может она немая? — Элеонора, что скажите на счëт Кирилла? Этот вопрос реально напрягающий. Во-первых, хули не твое любимое «Кирюша», а, Игорь? Во-вторых, почему голос у тебя просел так, будто горло сдавили и что-то совсем непонятное вынудило тебя это спросить? Ну, а то, что Элеонора, очередная важная шишка в этой истории и может иметь какое-то авторитетное мнение на счëт меня…то есть Кирюши…сильно, скажем так, напрягает. Ещё этих проблем мне не хватало. Если она сейчас прикажет вышвырнуть меня из машины, я более чем уверен, что это будет выполнено мгновенно. Молчание вновь затягивается. Я даже подумываю, а вдруг она сейчас им демонстрирует, как именно нужно затягивать верёвку на моём шее. Становиться не по себе и я характерно шевелюсь, будто это может меня спасти. — Я бы предпочла вообще никогда его не знать. — раздаётся тонкий, тихий голосок. Совсем девчачий и немного писклявый, но ровный. Ништяк. Ты у нас категорична, значит. Ну, это взаимно. Я бы тоже не хотел всех вас видеть и знать. Слева от меня порывается вперëд змееныш, откидывая меня на спинку сиденья и наконец подавая голос: — Элеонора Вячеславовна, вам больше не стоит переживать об этом, — а он любитель растягивать гласные, я смотрю, — Вряд ли старые планы вашего отца ещё актуальны, к тому же… — Заткнись уже, Роберт! — рявкает их главарь. Действительно, лучше бы ты молчал, Роберт-со-столь-неподходящим-именем. Впервые я благодарен Игорю. Всё же не зря я этого Роберта змеенышем прозвал. Каждая нотка была пропитана ядом. Да ещё и локтем по голове шарахнул… Однако теперь стало понятно, что эта Элеонора никто иная, как дочь того, кто собирается меня убить уже через десять минут. Ситуация до ужаса абсурдна, даже смеяться резко захотелось. Наверное это нервное. Или истерическое. Но всё же я сохраняю самообладание. Теперь появилась маленькая, прям вообще ничтожная надежда. Змееныш говорил что-то про «переживать по этому поводу» и что-то про «старые планы», а следовательно Кирюшу на лицо она знает. Вот сниму маску и эта Элеонора охуеет. Хотел бы я видеть лицо Игоречка в этот момент! — Ты всё чаще и чаще переходишь чëрту, Роб. Какая часть «молчи, пока не спросят» тебе, блять, непонятна? Роб ему подходит куда больше. Пора выводить новую породу змей и давать ей название в его честь. — Всë нормально. Игорь, перестаньте. А вот это уже Элеонора заговорила. Бляха-муха, можно погромче чуток? Ей что — разговаривать лень? Или она не выспалась и сейчас уснëт? Ну, у меня тоже такое бывает, конечно… Наконец, тормозим. Буквально «наконец», потому что мне сейчас, блять, конец. В этот раз, кстати, получилось куда плавнее: об остановке я понял лишь по стихшему мотору. Меня вышвыривают из машины и я слышу хлопки дверей. Затем мотор вновь заводится и машина отдаляется. Меня вновь тащат, я цепляюсь кроссовками обо всё коряги на свете, жалея что надел сегодня белые и чистые. Останавливаемся. Скрип двери. В лицо дует резкий поток холодного и спертого воздуха. Класс, меня сейчас в подвал закинут? — Дамы вперёд, — опять змееныш. Только теперь ещё мерзко захихикал. Так, значит Элеонора ещё здесь, а уехал на тачке Игорь. Быстро прикидываю план действий до возвращения Игоря. Пока его нет — шанс увеличивается до размеров айсберга, я даже вдыхаю полной грудью в надежде сбавить отчаянную дрожь в теле. Тащат меня, конечно, на отъебись. Синяки и гематомы на моих голенях лишь вопрос времени. Слушайте, я вообще то выбраться планирую! Очень бы хотелось без травм. — Можно по нежнее? — а вот это я зря… Движение вперёд резко останавливается на какие-то доли секунд. А затем я слышу как эти два гондона заливаются звонким смехом, будто я рассказал им анекдот про двух ебущихся клоунов. — Ты, малый, не охуел разом? — нихера себе, мелкий тоже разговаривать умеет. — Точно охуел. Чуть руку мне не вывернул перед машиной. Вот лучше бы вывернул! Такое ощущение, что они теперь ещё специально подпрыгивают, чтобы урон наносился и моим коленям. Мы продолжаем спускаться бесконечно долго. Я даже устаю считать ступеньки и вникать в ритм удара ног о бетон. Я просто думаю о том, какими пиздец разговорчивыми были амбал и дочь их главного. Если бы я ещё видел их мимику в эти моменты, то уже бы смог рассказать полную историю их семейных проблем и сделать подробный отчёт об их типажах характера. Я всегда отличался особой наблюдательностью и лишение меня моих же глаз — было очень правильным решением с их стороны. Из всего вышесказанного напрашивается лишь один вывод — меня просто не собираются оставлять в живых. Ещё немного и они бы начали обсуждать стратегии захвата новых конкурентов их мафиозного сброда. Они столь сильно не обращали на моё присутствие никакого внимания, что кажется уже чётко решили как именно расправятся со мной. Это пугает. Мне, действительно, очень страшно. И почему-то небольшая надежда, с каждой широкой и высокой ступенькой, лишь сильнее растворяется. Будто всë это время я пускал себе пыль в глаза, отгородившись от событий вокруг. Реальных. Происходящих, ёлки-палки, со мной. Всë. Мы пришли. Сейчас мне будут пихать иголки под ногти или медленно сдирать кожу. Куда смотрит полиция вообще? По городу в открытую разгуливают жестокие преступники и, не стесняясь, крадут людей и завязывают им глаза. Ебаный пиздец. Почему я? О, да, стадия нытья. Теперь я в какой то комнате лежу на холодном полу, дергаясь как гусеница, ведь конечности всё ещё перевязаны. Кстати, я их уже не чувствую. Я слышу медленные шаги совсем рядом, у головы, хотя мужские голоса раздаются откуда-то подальше, ближе к краю комнаты, я полагаю. Голоса всë не затихают, а шаги остаются такими же напрягающими. Что ты там разглядеть пытаешься? — Что не так? — получилось как претензия, но на самом деле я так пытаюсь успокоиться. Честно мне до сих пор сложно предположить, что именно она думает об этом Кирюше… Шаги затихают. Задираю голову к потолку, сквозь повязку виден яркий свет фонарей сверху. Чуть правее темень: видимо это она. Поворачиваю голову в её сторону и дёргаю губой. Может ей язык жестов больше понравится? — Зачем твой отец так поступил? — опять тихо, но в этот раз чëтко и… Властно? Ну, да, я буквально лежу у её ног. Если бы я знал, то ответил бы конечно! Но я не знаю, хоть тресни! Ладно. Бить она меня не собирается. По крайней мере пока. Поэтому решаю попробовать то, что срабатывало всегда…ну…кроме сегодня… В любом случае, попытка не пытка. Хах, смешная шутка. Пытка. — Послушайте, Элеонора Вячеславовна… Я не Кирюша. Всë это — огромная такая ошибка. Огромный клубок недопонимания! — говорю весьма вразумительно. — Как именно он это сделал? — теперь она говорит более злобно и угрожающе. Каждое слово расчленяет, хотя казалось чётче некуда. Нифига себе… И так умеет. — Да не знаю я… Правда. — сказал чистую истину! Ни грамма лжи. Жаль телепатически это не передать. Не успеваю добавить аргумента, как меня хватают за ворот, резко приподнимая половину моего тела над землёй. Шею сжимает ткань собственной толстовки, такой же серой как и пол, я полагаю. Дышать трудновато, но пока не смертельно. Можно попытаться вырваться, вдруг удастся вдохнуть полной грудью. Однако я чувствую учащённое дыхание на своём лице, даже сквозь повязку. — Ты мне щас всë скажешь, сученыш. Лучше мне, чем отцу, который буквально размажет тебя об эту стену, это я тебе обещаю. — говорит это мне в самое лицо. Звук ее тихого, но по прежнему девичьего высокого голоса вибрирует мне в самые уши. Отдалённо я чувствую запах женских духов. Что-то модное и дорогое, я уверен. Вот вам наглядно последствия жизни в семье местного мафиози. Невольно начинаешь душить людей их собственной толстовкой! Ответить, если честно, мне нечего. Как я скажу ей то, что в помине не знаю? Неприятная ситуация… Но главное не начать агрессировать в ответ. Сейчас у неё стопроцентный шанс на победу. Меня резко выпускают из рук, и я ударяюсь затылком. Найс. — Начнëм сначала. Кто из вас не знает слова нет? Чего она несёт? Я при всем таланте к аналитике не могу связать ниточки, потому что они разных цветов и слишком коротки. — За каждый твой лживый ответ я буду пинать тебя в живот. За молчание ты получишь целых два пинка. — вот это сказано как-то слишком бодро, будто и не её слова вовсе. Замечаю, что мужские голоса затихли. Видимо, это и есть допрос… — Пять… Четыре… — Я, блять, не знаю кто такой Кирилл, развяжите мне глаза! — сорян, но я уже смачно так паникую. — Три… Два… — Как мне доказать, что я не тот, о ком вы думаете?! — это уже истерический возглас. Я сам от себя не ожидал. Попытки сохранить самообладание слишком долго, дали о себе знать. Не слышу «один», но к пинками всë же готовлюсь, напрягая мышцы живота. Чувствую как меня ощупывают с ног до головы сразу несколько рук. Видимо змееныш и малой решили включиться. Ну, или эта, как её там… Элеонора, да, она, приказала им. Она так часто меняет количество слов в предложении, что мне кажется иногда все вокруг просто угадывают чего именно она хочет. Ну, тут попробуй не угадать… Толстовкой тут же задушит! Вот телефон вытащили: непримечательная моделька самсунга, год выпуска… А, не помню уже. Давно короче. Затем паспорт. Неужели?! Обмал Игорь и смотреть не стал. Спасибо, что удостоили такой чести, когда я уже лежу в подвале в десятках километров от города. Теперь гремят ключи: слышу как их швыряют в стену, у которой я, как выяснилось, лежу неподалёку. Не очень то красиво… У меня один комплект… Там и мамины есть… И бабушкины… Ух, верните! — Подними. Высшие силы услышали меня! Или у меня просто напросто отразилось на лице бескрайнее отчаяние и печаль, но без шуток, эти ключи очень важны. Было бы славно, если бы никакие из зубчиков не откололись при ударе. — Дай сюда. Слегка звенят теперь где-то сверху. — Где, говоришь, ты живёшь? Это видимо ко мне уже вопрос. Да я и не говорил, где живу. Хотя теперь, честно говоря, уже сомневаюсь. — Мне адрес сказать? — молчит, — В соседней девятиэтажке от того двора, где меня перехватили. Она хмыкает и выдыхает. Как-то даже грустно что ли? — Снимите повязку. Ништячок!!! Если ещё и ноги с руками развяжите, я вам станцую, присвистывая! Развязывают. Затылок перестаёт давить, и теперь я понимаю, что всë это время бессознательно терпел головную боль. Чрезмерно яркий свет сразу бросается в глаза, заставляя тут же прикрыть веки. Даже силуэт девушки, прикрывающий половину лампы не сильно помогает. Пытаюсь проморгаться и сфокусировать взгляд. Пока получается так себе, но я вижу, как девушка изогнула шею в виде вопросительного знака. Она белобрысая. Невысокая, даже с такого ракурса. Наконец вижу чётко. Смотрит на меня своими широко распахнутыми глазами, ярко синего цвета. До сегодняшнего дня, я не знал о существовании такого оттенка радужки. Губы и брови сложены в тонкие прямые линии. Волосы падают на лицо: длиннющие и белоснежно-сероватые. Не могу сказать крашенная ли она, но внешность не славянская. Где-то на подкорке сознания отмечаю, что девушка весьма симпатичная. Она первая прерывает зрительный контакт, хватая телефон из кармана голубоватых скинни джинсов. Когда я последний раз видел что-то «скинни»? Поворачивается спиной ко мне в молчании, держа трубку у уха. — Скинь мне подробное портфолио о сыне Васильевых. Да, прямо сейчас. И бросает трубку. Не могу не отметить, что говорит с отцом она так же снисходительно, как говорила со мной. Пожалуй Игорь единственный, с кем она смягчала тон. А ещё меня напрягает, как поразительно быстро я сделал столь тупые выводы, но да ладно. Пока сверлю взглядом её слишком прямую спину с сильно выпирающими лопатками. У неё ярко выражена нездоровая худоба, несмотря на низкий даже для девушки рост. У меня много вопросов… Она резко указывает на стул посреди комнаты: обычный, деревянный, покоцанный. Змееныш и мелкий хватают меня, в этот раз, действительно, нежнее. Пришло время удивляться в сотый раз и недоумевать от происходящего. Ну, зато теперь я выяснил, как именно они общаются. Даже жаль, что дело не в телепатии… Вот я уже сижу на стуле. Эта девушка… Мне всë ещё сложно определить её возраст: что-то между пятнадцатью и тридцатью. Но всё же пока я склоняюсь к тому, что она моя сверстница. В общем, она так и не сдвинулась с места. Нарушать тишину боязно, хотя очень хочется. Сейчас решается какой-то важный вопрос, поэтому я лучше подожду. Кончики пальцев ног начали дрожать. Наверное окончательно потеряли кровь. Звук уведомления. Девушка медленно опускает голову к экрану. Вчитывается, совершенно не меняясь в лице. Всё же её не прочесть даже по мимике. Наконец она поворачивается ко мне всем телом. Сейчас, когда я сижу на высоком стуле, моё лицо где-то на уровне её плеч. — Простите. Игорь отвезёт вас к вашему дому, — глядит пристально, почти не моргает. Тон вновь спокойный, а голос тихий, на уровне шёпота. Видимо, она совсем не привыкла кричать, возникать или ругаться, — Развяжите, пожалуйста, — показывает рукой на мои лодыжки, — Потом отдайте вещи, — кладёт ключи и паспорт, всё это время зажатые в ладони, на столик у стула. В ответ лишь глупо моргаю. В голове сотни мыслей. Девушка тем временем стремится к выходу. Пытаюсь по достоинству оценить сказанное. Не получилось: — Так просто?! — лютого презрения в моём голосе хоть отбавляй, но я не жалею. Быстро же вы вопрос закрыли. Змееныш, разматывая верёвки с моих ног, на секунду дёрнулся всем телом. Нет, ну я реально в ахуе, и не надо так дёргаться. Значит привезли меня хер знает куда, избили, сломали психику на долгие несколько недель, а теперь просто отпускают. Ладно хоть довезти предложили, ебать! — Это че щас было-то?! — уже громче. Элеонора, дернувшая за ручку двери, чтобы уйти, останавливается и смотрит в дверь. Я не знаю что у неё на лице, но меня мало это волнует. Ждёт пока продолжу? А я продолжу. — Я наполучал за этого обосранного Кирюшу больше положенного, не находите, а?! — Эй… Ну ты тоже нас пойми… — а это Роберт. Яда в голосе минимум, лишь жалость. Сдалась мне твоя жалость! Я к совсем другому веду… Думаю, пора. — Вы отняли у меня пол дня, я не чувствую ног, и теперь я вынужден обращаться в больницу! — я почти плююсь, замечая, что как раз они-то полностью и развязаны. Вскакиваю. Девушка оборачивается на меня, но не всем корпусом. Видимо долго оставаться не собирается. Делаю два быстрых шага к ней. Они дались довольно сложно, к слову. Дыхание у меня тяжеленное — ноздри расходятся как паруса. Слышу шарканье ног по бокам сзади, но вижу как Элеонора мягко поднимает руку в предупреждающем жесте, мол «всë под контролем». Однако взгляд наполняется внимательностью и полностью обращен ко мне. Хм, я рад, что ты слушаешь. У меня миллион претензий и столько же вопросов. — А давай я буду пинать вот эти непонятные, добытые наверняка самым незаконным путём бочки, — тыкаю на ряд бочонков слева от руки у стены. Они реально выглядят подозрительно, но оттого задуманное приобретает смысл, — Пинать буду до тех пор, пока вы не ответите на каждый мой вопрос и не выплатите мне достаточно моральной компенсации, — смотрю в упор, кажется ухмыляюсь, порядком наглея. У вас, наверное, вагон и целая тележка вопросов. Например, че за хуйню я творю, когда наконец могу быть свободен и жить как раньше. О, н-е-е-т. За эти недолгие два часа, проведённые в компании этой девушки, я сделал поразительный вывод, что она совершенна равнодушна ко всему, что её не касается. Она поразительно не конфликта, и я бы даже сказал чересчур амëбная. Я почти уверен, что она просто отсыпет мне на ладонь много-много денег, чем вникнет в устроенный мною словесный срач. Ну, а я, в свою очередь, просто не могу такое упустить. Ловлю плюсы со всего, что способно их принести. Уж, такой я родился. Я, действительно, всегда таким был, сколько себя помню. И я просто не могу не сказать, что это неоднократно меня выручало. Деньги мне нужны. Они всем нужны. К тому же за целостность рёбер я всё ещё не могу поручиться. А на счëт ссыкунов сзади… Я более чем уверен, что они сами щас обосрались. Всë же без Игоря ситуация в корне меняется… Кстати, где он? — Если вы мне не ответите, я буду пинать по целых два раза… Каждую, — уже спокойнее. Кажется, она любительница такого. Она вскидывает брови, но взгляд такой же внимательный и читающий сквозь кожу. С каждой секундой он напрягает всё больше и больше, но прервать зрительный контакт в такую минуту будет главной ошибкой. Ох, я настойчивый, не волнуйтесь… — Пять… Четыре… — я даже руку вскинул для убедительности. Сначала раскрытая ладонь, затем зажимаю большой палец… Но тут вижу как её лицо искажается… Болью? Нет, теперь ужасом! Ну, напугать я её такой хернёй точно не мог, так ведь? Что-то явно не так. Я такой палитры эмоций давно не видел, а узреть это на её лице и вовсе стало неожиданностью. Даже пинать бочки перехотелось… Мало ли бабахнет, а ей и так не хорошо… Сзади слышу быстрые и резкие шажки, на секунду показалось, что у меня в обоих ушах одновременно стрельнуло. А могло ведь! По полной программе, так сказать, отстрелялись. За весь день нафиг! Робер… Змееныш подошёл почти в притык, опустив плечи, становясь не метр пятьдесят, а ровно метр, и не сантиметром больше. Медленно-медленно протягивает ладонь, будто боится спугнуть. Мне даже дышать страшно стало. Честно не понимаю, что произошло, но им всем это, кажется, не в новинку. Ну, значит, я не виноват, а это отлично. Можно уебывать? Жаль без денег… Нет, не пойдёт. Подождём. — Элеонора… Вячеславовна… Вдох, прошу вас… Отлично. Выдо-о-х… — змееныш теперь и буквы не растягивает, и ядом не сочится… Он более чем наглядно демонстрирует технику дыхания, продолжая медленно, как улитка, протягивать ладонь. Мелкий тем временем выпрямился так, как президенты не выпрямляются. Вытянулся стрункой, короче… Взгляд напуганный, но не такой, как у Элеоноры. Она безотрывно глядит куда-то в сторону моей правой щеки, часто раздувая ноздри и расширяя глаза. Я боюсь шевелить этой правой щекой, ведь ситуация всё ещё мега непонятная. У неё приступ? Приступ чего? Злости? Неужели подумала, что я реально пну эти железяки у стены? Честно, у меня кишка тонка. — Пожалуйста, дышите размеренно… Как вас Игорь учил?.. Давайте… Вдох… — Роберт мог бы работать гипнотизёром. Я сейчас либо усну, либо начну дышать так, как никогда блин не дышал. На Элеонору же это, кажется, не действует. Она резко оседает на пол, хватаясь за голову руками, закрывая уши и сильно-сильно жмурясь. Тут я уже в ахуе конкретном. Я же не гондон последний, в конце-концов! Девчонку жаль, у неё явно какие-то проблемы. Я порываюсь вперёд, в полной растерянности. Благо сейчас она не пытается выжечь в моей щеке дыру… — Блять, зови Игоря! — змееныш орёт! Прям орёт, я не шучу! А этот мелкий уже выбежал за дверь. Кажется, он понял, что делать ещё задолго до того, как на него наорали. Ладно, у меня дохуя вопросов! А ещё помочь хотелось бы, что ли?.. — Бля… Бля, бля! — теперь за голову хватается змееныш, а затем бежит к высокому металлическому шкафу у противоположной от двери стены. С этого ракурса плохо видно, что внутри, хотя и не очень-то интересно. Роб сливается с шкафом и приступает к долгому и нудному поиску, шурша бумагой и коробками. Остальные звуки так просто не определить. Элеонора тем временем начинает часто вздрагивать. Колени ходят ходуном, а плечи рисует восьмёрку мелкой дрожью. Начинаю думать о причинах происходящего. Отец? Может еë странная замкнутость в перемешку с отсутствием эмоций? Или анорексия… вон какая худющая! Предполагать сложно и почти невозможно. Это может быть что угодно. Надо действовать! Бедняга уже шмыгает носом. Не знаю, что именно мною движет, но уйти я уже не могу. Я чувствую какую-то ответственность и вину, что ли… Ладно, вины моей здесь точно нет! Но всё же не исключено, что я сподвиг её на этот приступ. Приступ же? Присаживаюсь на корточки — так же, как и она. Только вот меня не бьёт дрожью и испарины на лбу тоже не наблюдается. — Эй… — не медлю, чтобы змея в шкафу не успела выползти, — Ты чего так, а? Ну, подумаешь, не того поймали! — пожимаю плечами для убедительности, хотя она не видит. — Слушай… Расскажи о… Любимом животном! — что же я несу… Но я правда где-то слышал, что разговоры о чём-то бытовом способны вернуть человека к реальности. — Я вот кроликов люблю. Пушистые… Длинноухие… Не знаю короче почему я их так люблю, но люблю! — а ведь правда люблю. Милые существа. — У меня в детстве были. Один такой белоснежный, — чешу подбородок, — как твои волосы прям! — улыбаюсь своему идеальному сравнению. А еще замечаю, что всхлипы прекратились, а коленки будто перестали дрожать так сильно и часто. — Не реви, не психуй, или что там с тобой происходит. Помни, кролики не плачут, а ты мне их очень напоминаешь! — а вот это не совсем понятно вышло, но лучше я не придумал. В целом речь хуйня. Какие кролики? Но поднятые на меня заплаканные глаза полны шока. Чего это тебя так удивляет, милочка? Да, парням тоже кролики нравятся. И, не поверишь, котики. Однако Элеонора заправляет волосы за ухо и глядит так пристально, будто перед ней оригинал картины Да Винчи. Так, ну раз ты успокоилась, я могу идти, да? Вот плечи почти не дрожат, и глаза не жмуришь. А самое главное не пытаешься прожечь в моей щеке дыру. Стоп. Теперь под её взглядом горит всё лицо. Вопросительно вскидываю брови. Полагаю этот долгий взгляд, направленный на меня вместо спасибо. Ну, пожалуйста тогда. Как ей удаётся так долго не моргать, вообще? Решаю подождать продолжения секунд так десять ещë, но понимаю, что в комнате стоит гробовая тишина. Разве что звук уже почти бесшумного дыхания Элеоноры. Так, чего это змееныш больше не шуршит пакетами? Змею передавило полками? Оборачиваюсь. Он встал как вкопанный с приоткрытым ртом, а глаза наполнены подозрительность, непонимание и… Неверием чистой воды, мать вашу! Да что вам сделали мои кролики?! На языке сотни претензий, я прям-таки готов защищать братьев наших меньших! Но сначала тянусь к ее плечу, мол «не благодари». Она странно косится на мою руку на её тонком плече, а затем почти мгновенно переводит взгляд обратно — на мои карие глаза, цвета кошачьего корма, как однажды мне сказал одноклассник. Я уже готов вставать и кидаться к змеенышу за спиной, как скрипит дверь. Жутко и бесяче, как в дешёвых ужастиках. Перед мною Игорь. О, а я успел соскучиться! — Блять, вас ни на секунду нельзя оставлять! И тебе привет! Но без шуток, Игорь так глазища вытаращил, что мне реально стрёмно глядеть на него снизу вверх. Ещё немного и глотку перегрызет… Рот открыл, дышит шумно и часто, грудная клетка активно вздымается. Напоминает разъярëнного бойцовского пса. Какой поводок вам угоден, Игорь Бойцеславович? — Сэр, мм… Ну, — змееныш что-то пытается промычать, но даже мне с трудом удаётся разобрать его «сэр». Его почти сразу перебивают: — Элеонорочка… Нифига себе он спохватился. Будучи в повязке, я мог лишь представлять, как сильно он может меняться выражение его лица, но этого даже я ожидать не мог! На его лице чистое и правдивое отчаяние. Брови и лоб сжаты в гармошку, а глаза сужены до предела. Я почти физически ощущаю его переживание и на меня накатывает паника, что я, ну, очень сильно не догоняю всей проблемы. Мужчина хватает девушку за плечи со спины, молниеносно приземляясь на колени своих потëртых, но, думаю, дорогих джинсов. Одной из рук нащупывает пульс на шее, тихо повторяя слова успокоения: — Простите, простите, дышите… — слова слипаются, я не всегда улавливаю смысл. Зато все ещё очень даже улавливаю взгляд девушки! Она, видимо, пытается меня съесть взглядом, я понял! Элеонора будто ещё сильнее их распахнула, полностью сосредоточиваясь на мне. Отмечаю где-то у себя в голове, что всё это порядком начинает заёбывать. Я слишком не хочу врубаться в эту Санту-Барбару. Встаю, расправляю джинсы и как бы оттряхиваю от невидимой пыли. Глаза девушки застыли на прежнем месте — теперь где-то на уровне моих ляшек. Теперь её взгляд кажется мне пустым. Смотрю на Игоря, он часто моргает и так же часто поглаживает девушку по спине. Сжимает так крепко, будто боится, что еще немного, и она бы растворилась прям в его руках. Ну, да, она же пиздецки худущая… Ладно, концерт окончен, продолжаю задуманное: — Так, что насчёт моральной компенсации? — довольно нагло вставляю я, — Признаюсь, с бочками погорячился… Я осмелился сделать вывод, что данный приступ точно не связан со мной. Так зачем вникать? Мне правда немного жаль её, но и у меня проблем немерено! В ответ тишина. Игорь гладит ее по спине… И гладит. И гладит. Дышит неспокойно. — Что ты ей сказал? — задает вопрос здоровяк. В голосе ни единой эмоции. — Я? Ну, как бы деньги попросил. Вы всё-таки человека похитили, я решил, что… — Нет, потом. Что ты сказал потом? — теперь как-то с нажимом вышло. Кстати, почему-то на меня он не смотрит, лишь крепче сжимает девушку в объятиях. М-да, уж, ситуация мега неловкая, и просто супер-пупер напряжная… — В смысле? — В коромысле! — он отпускает Элеонору из рук. Слышу сзади шаги. Змееныш подходит и придерживает девушку за вторую руку. Повёл куда-то в угол комнаты. Игорь роется в заднем кармане джинсов, всё еще не смотря на меня. Достаёт что-то непонятное и мелкое, кидает мне за спину. Оборачиваюсь и вижу, что змееныш поймал. Понятия не имею, что это. Вопросов с каждой секундой всё больше и больше. Вот кстати один из них: — Деньги… — Будут деньги. За мной. — Игорь резко разворачивается и открывается дверь. Куда за тобой-то, блять? Я наученный жизнью: больше за подозрительными и лысыми мужиками не хожу. — Куда? — На Кудыкину гору. Ещё вопросы? — Ну, вообще-то много. — Оставь при себе. Ты всё еще в странном подвале с бывшими похитителями. — пошутил, типо? Пока ты был не здесь, всё было под контролем, знаешь ли. Плетусь вслед за Игорем, который уже ступил на лестницу своим размашистым шагом. Перед тем как перейти порог, бросаю последний взгляд на Элеонору. Она сидит на скрипучем стуле и пьет бутилированную воду. Откуда здесь вода вообще? Вижу, как змееныш расслабился, но взгляд с девушки будто боится оторвать. Чего же они тут все как на иголках? Хули я вообще свидетель всей этой драмы в семье местной мафии? Уже иду по лестнице. За спиной хлопает металлическая дверь. — Что за клоунаду ты там устроил? — Я бы не стал пинать бочки. — сразу к сути. Я устал. — Тебе бы и так перечислили приличную сумму денег. — Игорь немного молчит, а потом выдыхая продолжает, — Малой, ты даже не представляешь в какую жопу ты чуть не влип. Не нахожу ответа. На самом деле я мог бы сейчас здесь не идти, а, к примеру, лежать побитый в углу подвала… Не хочу думать об этом. Коленки до сих пор трясутся. Долго молчим. Отмечаю, что ступеньки сильно отколотые в многих местах. Наконец выходим на улицу. Как же тут свежо. Я успел привыкнуть к мерзкому аромату сырости. — Вперёд. И пристегнись. Делаю как велено. Яркий свет слепит. Игорь заводит все ещё дорогущую тачку и, как самый престижный бизнесмен столетия, выкручивает кожаный руль. Косо смотрю, жду подвох. — Как она успокоилась? — Ну, успокоилась, — не понимаю, в чём проблема, — Вот и всё. — А сказал что? — если честно не понимаю, когда его тон стал таким, ну… обычным. Теперь он даже не вселяет в меня ужас и страх. Ладно, вру, залысина и кожаная куртка делают своё дело. — Что вам всем мои кролики сделали, а? — у меня серьезный вопрос. Змееныш ахуел, у Элеоноры чуть глаза из орбит не выкатились. Первый раз о таком животном слышат? Я, конечно, полагал, что обыденность далека от мира мафии, но чтобы настолько?.. — Кролики? — Кролики. Пушистые такие. Длинноухие. Выезжаем на трассу. В этот раз Игорь не гонит, а потому в спинку сиденья меня не вжимает. Местность пока очень непонятна. Мы, блин, где? Едем минут пять в гнетущей тишине. Решаю добавить: — Белые ещё. Но есть всякие пятнистые… Бывают даже серые. — Я в курсе. — сказал, как отрезал. Поспешил же я его в обычные парни записывать! Нифига подобного. — Скажи-ка мне, что ты сказал Элеоноре Вячеславовне, когда у неё начался… приступ. Дословно. Уф, я реально не понимаю зачем ему эта хуйня. Но, ладно, мне не трудно. Примерный смысл передать точно смогу. — Спросил о любимом животном. Сказал, что люблю белых кроликов. Как-то так. — пожимаю плечами, — Я утолил вашу жажду? — у меня даже хватает сил усмехнуться! Или правильней сказать — смелости? — Это всё? — М-м… Кажется, да. Вам зачем? — Точно не было чего-то ещё? — теперь вопрос требует одного единственного ответа. — Ну, я ее сравнил его с её волосами. Но вышло как-то по-уебански. Знаете ли, я не каждый день вижу женщин в агониях. — звучит двусмысленно… Игорь даже странно косится на меня. Впервые, после того, как он ворвался в подвал, кстати! — Я понял. — он переводит взгляд на дорогу. Едем, к слову, плавно. Хотя на что я рассчитывал? Это вам не маршрутка, битком заполненная людьми в любое время суток. — В выдвижном ящике на против тебя есть стопка стикеров и ручка. Напиши адрес электронной почты и действующий номер карты. Туда тебе придёт кругленькая сумма денег. Разумеется, это награда за твоё молчание и, как ты выразился, моральная компенсация. — А почта моя вам зачем? — Пиши. Это меня настораживает, но на какую-то ничтожную долю секунды. В голове лишь фраза о кругленькой сумме денег. Ништячок. Всем такого продуктивного похода в парикмахерскую. Ладно, полчаса назад я бы происходящее со мной и врагу не пожелал. Пишу ровным почерком номер карты, проверяю каждую циферку. Хорошо, что я знаю его наизусть. Адрес электронной почты калякаю снизу. Вышло некрасиво, но хотя бы понятно. Игорь увидел, что я дописал. — Приклей перед собой. Делаю как велено. Смотрю по сторонам, понимаю, что мы на въезде в город. Ехали мы очень странно. Постоянно разворачивались и срезали. Полагаю, здоровяк пытался меня запутать. Поздравляю, я и так нихрена не понял, где был, но теперь вообще класс. Погружаюсь в мысли о дне, который почти прошел. В парикмахерскую я уже не успею, пойду завтра как обосрыш последний. Хотя, я считаю, что имею полное на это право! Если кто-нибудь узнает, что я сегодня пережил, сразу разрешит вообще никогда не стричься! А преподы и вовсе сразу автоматы поставят. Вот только говорить об этом мне нельзя. Хуево. Въезжаем в центр города. Резко ощущаю себя в безопасности и решаюсь на давно интересующий меня вопрос. Любопытство не порок, как говорится. Или не говорится… — Почему у неё начался приступ? — Мне кажется, это не твоё дело. — кажется ему значит… — Справедливо. — Как там тебя? — Миша. — тут же охватываюсь. Тут так не принято! — Ой, Мишаня! Вам, кажется, так понятнее. — Смешно. — он походу любит сарказм. Однако мне показалось, что уголок его рта всё же дёрнулся, — Так вот, научись выбирать слова. Я понятия не имею, как ты ещё врагов себе не нажил. — это сейчас чё, совет типо? — Если бы ты оказался сраным Кириллом, я бы собственноручно тебе язык вырвал. — Спасибо за признание. Честно зато, да ведь?.. Теперь и территория города не кажется безопасной. — Мне, кстати, ваш напарник змею напоминает. Я из ваших разговоров понял, что его Робертом зовут. Но за это долгое утром я его в своей голове змеенышем прозвал. — Вот о чем я и говорю. Тебя за язык не тяни — сам себе яму роешь. Не удивлюсь, если завтра нам прикажут схватить уже тебя. — Можно в следующий раз в живот не пинать хотя бы? — Не уверен. — ого, смеётся. Совсем немного. Он будто совсем к такому не привык. Заезжаем в знакомый район. Вспоминаю, что дома еды примерно — ноль. Решаю по приезде тут же отправиться в ближайший стрëмный продуктовый. Сую руку в карман толстовки в тщетной попытке достать оттуда бумажные деньги. Я их точно клал сегодня утром. Двести, сука, рублей. Где они? Прощупываю карманы. Где все мои вещи?! — Я забыл паспорт, ключи и мелочь в подвале. — выдаю сходу, готовый быть выкинутым на тротуар на скорости. Я привык сразу свои проёбы признавать. Хотя, не то, чтобы я был сильно виноват… — Молодец. Да, вообще, умничка. Сам себя расцеловать готов. А делать-то мне что? Только что советы раздавал, а на это посрать. Понятно короче. Громила есть громила. Ещё и лысый! — Я съезжу за вещами, а ты постоишь на улице. — беру свои слова обратно! — А со мной поехать никак? — Нет. — Понятно. — мне на самом деле непонятно, но я и так проебался знатно. Не мне возникать. Мы въезжаем в знакомый и такой родной мне двор. Я уже готовлюсь ждать два часа на холоде и в голоде. Дорога в одну сторону заняла около часа, по моим примерным подсчëтам. Молча выхожу, предварительно отстегнув ремень. Игорь сразу разворачивается и выезжает из моего двора. Потихоньку начинает складываться пазл: меня киданули? Ни денег, ни ключей, ни паспорта. Я в панике. Конечно, не такой сильной, как утром, но ноги вновь начинает сводить. Сажусь на грязный тонкий забор. Так, подожду. Главное не терять надежду. Мне повезло, что я вообще жив. Вернуть паспорт и ключи не проблема, так ведь? Прошло около десяти минут бессознательного разглядывания асфальта, и я постепенно начал успокаиваться. Я решил дать Игорю шанс. Он показался мне неплохим человеком в последние двадцать минут дороги! Полагаюсь на свою отменную интуицию и наполняюсь верой в лучшее. Хочу домой.